Желаю стать вашим первым

***

При тусклом свете пламени был слышен звук пера, скребущему по бумаге. На фоне едва слышно трещал камин. За окном давно стемнело. Завывал ветер, темные стволы деревьев клонились к земле, тучи закрывали небо, от чего оно казалось еще темнее. Николай Васильевич хмурил брови, нервно кусая губы. Его рука ускорилась, почерк нарушился и стал совершенно кривым, буквы поплыли. Он недовольно откинул перо и упал спиной на спинку стула, обреченно вздохнув. Взгляд пробежался по последним строкам. — Бездарность… — простонал он и покачал головой. Николай закрыл рукой глаза, чувствуя как усталость разливается по телу. Он просидел так пару минут, вслушиваясь в свист ветра. Гоголь тяжело дышал. Неистовый жар окутал тело. Злость все так же пряталась в сердце, а из-за этого подрагивали кончики пальцев. Николай смазано провел ладонью по лбу, аккуратно заправив прядь волос за ухо, и взгляд вновь уставился в листы. Драма, над которой он работает битую неделю. — Толку в тебе ноль! — рассерженно произнес он и одним взмахом схватил все листы разом. Безжалостно их сжал и подошел к огню. Писатель долго вглядывался в пламя, наслаждаясь его теплом. Он вытянул одну руку и поджег лист, глядя, как огонь постепенно его пожирает. Как превращает в пепел и стирает с лица земли. Дверь со скрипом открывается. Тусклую комнату озирает яркий свет. Из прощелки показывается кудрявая голова. Гоголь не обращает на нее никакого внимания. Все так же продолжает любоваться своей горящей работой. Тень медленно к нему ползет. Тихо, аккуратно. Словно боится спугнуть. Даже половицы не скрипят под босыми ногами. — Опять?.. — упрямо, с опечаленным вздохом, говорит тень. За спиной Гоголя стоит Александр Сергеевич. Взгляд поэта направлен на горящий лист. Он печально провожал взглядом тлеющие буквы. — Не гоже, Николай Васильевич, — Пушкин перехватывает его запястье, забирая уже следующий лист, который писатель хотел сжечь. Он лишь аккуратно целует нежную руку куда-то в ладонь и переводит взгляд на работу. — Бестолку, Александр Сергеевич. Не написать мне достойного произведения, — натягивает на себя лживую улыбку Николай, отводя взгляд. Смотрит куда-то в пустоту, что манит его. — Порой Ваша самокритичность меня жутко злит, но и пугает не меньше, — задумчиво отвечает Пушкин, изучая текст. Его взгляд быстро пробегается по строчкам, но он запоминает каждое слово. Гоголь ничего не отвечает. Все так же смотрит куда-то в пустоту, погрузившись в свои мысли. — И все же, для чего их сжигать? — резко оборачивается Александр к Николаю — оставили бы, как память. А может вскоре и продолжили. — Огонь стоит подпитывать, иначе он потухнет… — невзначай произносит писатель, стараясь разбавить диалог незатейливой шуткой. — Для этого есть бревна, а это я оставлю у себя. В любом случае, такой исход событий куда лучше, — улыбается поэт уголками глаз и прячет лист бумаги во внутренний карман своего домашнего халата. Гоголь тяжело вздыхает, его плечи поникли, а взгляд потускнел. Он смотрит себе под ноги, неловко ковыряя носом ботинка деревянный пол. Его взгляд цепляется на танце света яркого пламени, от чего он скромно улыбается уголками губ. Александр сложил руки за спиной в замок и повернулся лицом к камину. Николай медленно поднимает взгляд на Пушкина, словно провинившийся ребенок, и просто разглядывает. Он замечает, что в глазах поэта появилась усталость, хмурость, серьезность. Возможно, даже разочарование. Николай начинает чувствовать досаду. Его отпускает злость на собственную бездарность, душу терзают уже другие мысли. Мысли об Александре, что так хмуро вглядывается в пламя. — Что же вы так опечалены? — тихо спрашивает Гоголь и вытягивает к нему свою раскрытую ладонь, словно желая коснуться его щеки, но одернулся и прижал руку к груди — неужто я вас обидел? Он говорит эти слова так тихо и жалобно, что вот-вот и сердце разорвется. В его глазах блестит рыжий свет огня, от чего они похожи на кукольные глазки. Короткая пауза. Пушкин вздыхает и оборачивается к Гоголю. Долго смотрит в его глаза, слабо улыбается и отходит к окну. Он аккуратно берет рукой кружевную шторку и раздвигает ее в бок, чтобы освободить вид к мрачной улице. Облокачивается двумя ладонями в подоконник и смотрит куда-то вдаль, все так же странно улыбаясь. Николай несмело делает два шага к Александру, нервно сжимая руки в кулаках. Поджимает губы и прячет взгляд. Не знает, что сказать, как разбавить эту паузу, от которой уже мурашки по спине. — Ничего необычного, Николай Васильевич, — отвечает ему хрипло Пушкин, сдавленно усмехнувшись — ваше беспокойство ни к чему, хоть мне и приятно, что мое состояние вас беспокоит. Но я просто вымучен и устал. Его слова звучат тихо. Будто бы Александр боялся нарушить тишину этой комнаты, боялся спугнуть негромкий треск бревен в камине. Гоголь досадливо хмурит брови и кусает собственные губы. — Знаете ли вы, Николай Васильевич, что такое любить? — резко оборачивается к нему Пушкин, от чего Гоголь подпрыгивает и чуть ли не падает на пол. — К-как я могу знать, Александр Сергеевич? — заикаясь, смущенно спрашивает его Николай, все так же пряча взгляд. Пушкин медленно делает два шага к Гоголю, а писатель пятится назад. Он все так же не поднимает глаз на поэта. Лишь нервно мнет пальцы в ладонях и поджимает губы. Еще пару шагов… Николай врезается в письменный стол и хватается в его края ладонями. Врезается он с такой силой, что все содержимое на столе подпрыгивает с громким шумом. Александр подходит ближе к писателю. Между ними осталось неприличное расстояние. Пушкин аккуратно берет его за подбородок и приподнимает. Их взгляды встречаются. — Неужто вы никого не любили, Николай Васильевич? — ухмыляется Александр. Он наслаждается смущением писателя. — Не любил… — сдавленно бубнит себе под нос Гоголь, стараясь избегать всеми силами прямого контакта глаз с Пушкином. — Тогда я желаю стать первым, — шепчет ему в губы поэт. Он ухватывает мужчину за бедра и сажает его на стол с неприлично громким грохотом. Чернильница и перо падают на пол. Николай стыдливо мычит себе под нос какие-то невнятные слова. Он глядит на растекающиеся по полу чернила. Желает слезть со стола, чтобы убрать это, но Александр ему не дает. — Пустяк… — шепчет Пушкин и раздвигает его ноги своими бедрами. Руки кладет ему на талию, тянет Николая на себя и впивается в его губы. Писатель не спешит отвечать. Он чувствует, как учащается сердцебиение, как оно пронзительно звенит в ушах, как пересыхает в горле. Ему кажется, что что-то ужасно сдавливает ребра, что это мешает ему дышать и он вот-вот задохнется. Николай прерывает поцелуй, чтобы отдышаться. Делает пару коротких вдохов, прикрывает глаза, и вновь целует уже первым Александра. Они оба забываются. Все вокруг темнеет и становится таким неважным. И видят они лишь друг друга. В ладонях они сминают одежду друг друга, зарываются пальцами в волосы друг друга, взъерошивают их. Одежда падает на пол. Белые рубахи, халаты. все это разбросано по комнате. Николай в одной рубашке сидит на столе, ногами обнимая Пушкина, что вплотную жмется к нему своим пахом. Гоголь вскидывает голову кверху, закрывает глаза, сдавливает стон, прикусывая костяшки руки. — Слишком хорошо… — выдавливает из себя Николай, жмурясь. Перед его глазами прыгают темные круги. Он руками цепляется за спину Александра, так, что на ней остаются бледно розовые следы. Они оба тихо шипят какие-то ругательства, стонут впопад друг другу, жмурятся. Пушкин склоняется к шее Николая, прислоняется к ней губами, нежно водит по ней, выдыхая горячий пар, робко целует и прикусывает, оставляя красные следы от зубов. Гоголь прижимает к себе Александра еще сильнее, так, что тот входит в него до основания и успевает задеть чувствительную точку. Николай на сдерживает неприлично громкого стона. Выгибается в спине, жадно заглатывает воздух и падает спиной на стол. Прочие предметы так же летят на пол. Пушкин нависает над ним. Гоголь зарывается своими пальцами в его темные кудрявые волосы и с наслаждением их гладит. Влюбчиво смотрит в глаза поэта и невольно улыбается. Он тянет за шею поэта к себе, коротко целует его губы и шепчет, глядя на него снизу вверх: — Вы стали моим первым…