Уйти, но вернуться

Целесообразней всего сохранить здравый рассудок и подойти к ситуации с холодной головой, но чувства мешают, бросают в жар и все переворачивают. Из опыта знаю, что их нельзя пропускать глубоко через себя. Только думать об этом поздно. Я уже попал. Чувства выглядят смешанными. Местами знакомыми и чёткими, приевшимися до тошноты. Местами неопознанными и расплывчатыми. Проще говоря, и без пафоса, в моем нутре царит даже не путаница. В нем царит натуральный дурдом. За сертификатом к психиатру в таком состоянии лучше не являться. Мало того, что рискуешь уйти ни с чем, так еще и бонусом, как бы не вынудили ходить к ним в гости раз в неделю или не знаю… В какие там интервалы времени отмечаются. Что-то подобное я уже испытывал, думаю, даже не раз, но как-то по-другому, как-то более мягко и сглаженно. Вот, блядь, сам же хотел его видеть и думал о нем целый день, но в то же время стремался. А теперь, когда он здесь, нехотя за мной плетётся, и сам не пойму, зачем мне это нужно. Чем-то смахивает на мою недавнюю навязчивую потребность. Сначала хотел до белого каления куда-то присунуть, а когда желаемое оголилось прямо передо мной, засомневался. Засомневался так интенсивно, что посетила мысль все остановить. Я не знаю и не хочу разбираться, по чьему велению мой аппетит тогда все-таки актировался. Главное, что смог расслабиться и по итогу ни о чем не пожалел. А вот как пойдет здесь и сейчас — хрен его знает. Если подумать головой, то просто хотел перед ним извиниться. Но если отключить все мыслительные процессы, то дело в чем-то другом. Что-то есть в нем такое, чего нет во всех остальных. Не знаю, о чем речь, и у меня нет желания угадывать и проводить психологические разборы своих подопечных насекомых. Быть может, они с ума посходили или у них какой гормональный сбой на фоне изменения обстоятельств или на перемену погоды. Да и вообще, с какого хуя я вдруг стал у них подневольным и как овощ двигаюсь на их поводу? Слишком запутался. Впрочем, по хуй. Самое трезвое решение — вернуть ему игрушку, сказать пару слов о том, что я не имел права так себя вести, и хватит с него. Пошлёт, так пошлёт. Не ебет. Дело его. А мое лишь отчасти. В этот раз джентльмена из себя не корчу. Первый щемлюсь к лифту и внутрь. Жду его. Плетётся за мной нехотя. Руки держит в карманах лёгкой спортивной кофты. Как бы еще не додумался прихватить с собой газовый баллон или нож. Благо обрез с канистрой бензина там не припрятать. Вижу, что хромает немного меньше. Голова опущена, но спину держит ровно. Смотрит не то в пол, не то на свои кроссы. Избегает зрительного контакта и хорошо. Я и сам не горю желанием встречаться с ним взглядом. Чувствую себя неловко, и это на меня не похоже. Но что есть, то есть. Нажимаю на почти затертую девятку, когда оба заходим в лифт. Все еще сомневаюсь в верности принятого мной решения. Может, не звать его внутрь? Может, вручить говорилку и всего доброго? Блядь, нет. Что-то мне подсказывает, что если так просто его отпущу, то потом пожалею. Необходимо как минимум попытаться загладить вину. Но как? Вижу, ему самому не горит находиться рядом со мной. Разница только в том, что ему неприятно, а мне неловко. Оба прикидываемся, и каждый играет по-своему. Он старательно корчит из себя пустой сосуд, упорно делая вид, что ему на все по хуй. А я вживаюсь в роль слепого, прикидываясь, что не вижу его насквозь. Подбираю самый оптимальный вариант, когда останавливаемся перед дверью квартиры. Попытаюсь извиниться, если согласится войти внутрь. Если не осмелится, настаивать не стану. Просто верну ему телефон и пускай валит. Ну, попереживаю день или два — не в первой. А может вообще появится новая проблема или очередная херь на работе. Тогда и подавно о нем забуду. В квартиру захожу первый. Его зову со спины: — Заходи. Отключается холодильник, а мы оба продолжаем молчать и оказываемся в полной тишине. Первым делом выбрасываю из карманов на тумбу все свои вещи. Наступаю на задники кроссовок и освобождаюсь от них, не наклоняясь. На него не оборачиваюсь и слышу два шага. Только два. Переступил порог и дальше не идет. Направляюсь в гостиную за его телефоном. На ходу успеваю уловить краем глаза, что входная дверь остается слегка приоткрытой, а он опирается одним плечом об откос. — Нормально закрой. — Не останавливаюсь и быстрым кивком указываю на дверь, — Я тебя не съем. Переступаю порог гостиной и слышу напряжённый вздох. Впечатление такое, будто мне плеснули в спину ведро кипятка. Скрываюсь в комнате, а когда беру его трубку, из прихожей раздаётся едва слышный хлопок дверью. Следом — одинарный щелчок замка, уже громче, так как я подошел ближе. Становлюсь к нему лицом и в упор смотрю. Телефон держу в переднем кармане своих штанов. Его взгляд падает туда на секунду, а потом поднимается к моим глазам. А я только сейчас вспоминаю, как хотел их рассмотреть. Вглядываюсь. Серые и холодные, довольно блеклые. На фоне бледной кожи смотрятся как-то… Не выразительно, что ли. Я бы даже сказал, невыгодно. Он вообще всегда такой бледный или, может, из-за нервов от устроенной мной хрени? А может, он заболел? Коснуться бы губами его лба и проверить температуру, но те у нас с ним отношения. Мы не близкие люди. И он мне не позволит. Видно, что нервничает, и чем больше проходит времени, тем тяжелее ему это скрывать, но он упрямо продолжает себя контролировать, то ли из последних сил, то ли наоборот, словил новый прилив энергии. Стоит признаться, мне это нравится. Я оценил. Нормальный мужик из него выйдет, когда подрастёт. Если, конечно, не сбухается или что похуже. Заманух с каждым днем все больше и больше. Можно и сторчаться, и связаться по глупости с кем не надо, и загреметь, да не на одну ходку. Ну, по крайней мере, по залету не женится. Наверно. Если только не прогнут. Общественные нормы вряд ли самоликвидируются, но непременно когда-нибудь изменятся. Скорее всего, не при нашей жизни. В лучшем случае, лет через сто пятьдесят. — Я хотел… — Плавно замолкаю. Стоило мне только подать голос, он слегка вздрагивает, и между нами будто беззвучно дребезжит невидимый разряд тока. Хмурю брови, вдыхаю и пытаюсь повторить фразу целиком. — Я хотел извиниться. За вчера. Я повел себя по-скотски. Прости. Он молчит, а я необдуманно делаю полшага в его сторону. Вижу, как ему хочется отступить от меня, но он держится. И я одумываясь, тут же смещаюсь назад в исходное место. Его беглый взгляд снова мельтешит от моего кармана к лицу. Он шмыгает носом и выдаёт таким тоном, будто его заставляют говорить под прицелом пушки: — Я понял. Все норм. Не парься. — Вот как? Так просто? — Ну, пиздеж же чистой воды. Едва сдерживаюсь, чтоб не усмехнуться. На что же он еще готов, чтоб вернуть свою безделушку? Так, может, мне завести старую песню… А что? Вдруг… Ну нет. Опять чуть не приехали. — Ну… — Сосредоточенно думает и правильно делает. Не тупой. Не знает, как меня убедить, что я правда прощен. Ведь сам понимает, как это выглядит, и прекрасно осознает, что не может предугадать, есть ли у него какие-то риски. Наверно, материт меня по всей своей голове за то, что заставляю его думать. Я бы даже мог над ним посмеяться, но мне самому ни хрена не до смеха. Не знаю, зачем накинулся на него вчера, но сейчас готов накинуться за его прощение «лишь бы отвязался». — Давай поговорим. — Блядь! Креативно, пиздец. Давай поговорим… Блядь… — Стас, — обращается глухо. Голос будто направлен в себя. Мне лестно, что он не забыл мое имя. Он на миг плотно прикрывает глаза, а, когда вновь смотрит на меня в упор, сдержанно протягивает, — Просто верни мой телефон. Я мешкаю. Пальцами сжимаю устройство в кармане. Бессмысленно это все, и цирк пора прекращать. Мой взгляд приковывают серые глаза. Гипнотизируют, и я словно наполовину проваливаюсь в другую реальность. А правая рука предательски срабатывает против меня. — Держи. — Нехотя протягиваю единственное, что нас еще связывает, и ситуация меняется за долю секунды — связывало. Выхватывает с силой. Наверно, думает, что не отпущу, но я не могу себе позволить не вернуть и не могу его удерживать. Он разворачивается к выходу резким движением. И только сейчас я осознаю в полной мере всю абсурдность и суть ситуации. Я больше его не увижу, если позволю ему сейчас уйти. А я этого не хочу и даже боюсь. Я не знаю, что это. Не знаю, за что. Не знаю, как объяснить путаницу в своей голове. Но это все вторично. Я постараюсь, и я смогу разобраться с собой. Наверно, смогу, но потом. Когда будет время. Просто сейчас его нет. Просто сейчас я должен успеть сделать главное. Я понимаю, что не имею права его удерживать. Я знаю, что этим только все усугублю. Но я не хочу, чтоб он ушёл. И хуже того — я этого боюсь. Проскакиваю между ним и дверью и перегораживаю ему путь. По-моему, я никогда не попадал в настолько глупые ситуации, и я так сильно этим обескуражен, что не способен даже считать что-либо с его лица и глаз. — Денис, — прошу в полтона, но не успеваю продолжить, так как он прерывает меня с раздражением: — Блядь! Ну что еще?! Я молчу с полсекунды. У меня нет времени думать, поэтому откровенно прошу: — Ну, поговори со мной. — Мой голос глухой. И я в ахуе от того, как до этого докатился. В ответ он слегка щурится и вижу, что от неожиданности оказывается в ступоре. И мне нужно попытаться как-то ему объяснить… И у меня совсем нет времени. — Со мной что-то происходит. И я сам не понимаю, что. У меня никогда такого не было. — Я не собирался быть с ним так откровенен. Без моего согласия речь выплеснулась сама собой. — А я здесь причем? Я не мозгоправ. И вообще, почему именно я? — Он растерянно тараторит, и его последний вопрос дает мне подсказку. Вопрос, в тело которого он даже не вкладывал смысл. — В том-то и дело, что нужен именно ты. Я объясню почему, правда. Просто не уходи. Я не собираюсь тебя трогать. Я хочу просто поговорить. С его лица не исчезает упрямство, но все же что-то слабо меняется в его настроении. То ли ему стало любопытно. То ли он слегка проникся моими словами. Возможно, они и правда стали прямым попаданием в какое-то из его чувств. Пока не пойму. Но не стоит останавливаться, поэтому я прошу вполголоса: — Денис. — Делаю ощутимую паузу. — Пожалуйста. — Ладно. — Отступает на шаг назад. Хмурится. — Хрен с тобой. — Звучит как «хрен, от тебя отвяжешься». — Говори, что хотел. Вдыхаю через нос. Плотно сжимаю губы. И что мне, собственно, говорить? С чего начинать и как сообразить? Где найти почву? Да и вообще… Под дверями, что ли, тереться? — Кофе хочешь? — Намекаю на то, что было бы неплохо переместиться туда, где поудобнее. — Кофе? — Усмехается со злостью и скрещивает руки на груди. — Ясно. А дальше что… — Да блядь! — Перебиваю и сам начинаю нервничать. Ну реально как телка! Даже знать не хочу, к чему он все свёл от моего имени. — Я же сказал, просто поговорить. — Выравниваю интонацию. — Ладно. — Осматривается. — Куда идти? На кухню? — Да. — Окей, — соглашается и разворачивается на сто восемьдесят. Он следует прямо, а я за ним. Смотрю в пол. Не могу больше рассматривать его со спины. Но хочу. И это нежелание меня пугает. Меня пугает все происходящее. Меня пугает он. И я пугаю сам себя. И как после всего этого мне находиться здесь одному. Когда он садится за стол на то же место, что и вчера, я беру на себя роль баристы, и у меня не так много времени на анализ того, что собираюсь сказать в целом, понять, чего я от него хочу и хочу ли вообще. Все мои мысли превращаются в клубок из оборванных кусков разных нитей. Они сползлись с разных катушек, оборвались по разным причинам. Он молчит, ждет. Я ставлю перед ним чашку. Свою беру в руки и становлюсь как вчера, прямо напротив него, опираюсь бедрами о столешницу тумбы. В этом положении я будто окунаюсь в прошлый вечер. Все точно так же. Только он по-другому одет, а выражение его лица не такое дружелюбное. И стол еще. Да, стол выглядит по-другому. Стол трезвенников. Кончиком указательного пальца прихватывает ручку кофейной чашки, медленно двигает ее по кругу. Тёмная жидкость плавно переливается от края к краю. Маленький сгусток пены рассыпается на мелкие пузыри. Некоторые из них снова соединяются, другие доверчиво отдаются круговому течению. Медленно, плавно жидкость превращается в декоративный водоворот. Он продолжает вертеть чашкой и наблюдает за содержимым так, будто проводит первый в жизни биохимический опыт. А я тем временем чувствую себя дураком. Понимаю лишь в общих чертах, что хотел сказать, но не могу ничего сформулировать и даже подобрать слова. — В общем… — Резко запинаюсь. Наверно, ни с того я собирался начать. И это лишь полбеды. Не знаю, как позволить себе подобное откровение. Но в нашем мире все относительно. Кому-то более знакомому, такому как все, нормальному и правильному, я бы не осмелился. Ну а ему… Тем более, он для меня нейтральное лицо. И если даже выслушает, но на контакт не пойдет, то мне нечего стрематься. Ему все равно некому обо мне пиздеть. А если и найдет, то вряд ли осмелится. Хотя при любом раскладе я рассчитываю на его порядочность и склоняюсь к первому. — Вчера я общался с одним парнем. Он твоего возраста и внешне немного похож. — Его глаза отрываются от чашки и поднимаются на меня. Взгляд пустой. — Короче… Я… — Не знаю, какими словами это сказать, но, наверно, нужно так и сказать. — Я на него пялился. Но тогда сам этого не понял. Или понял… Не знаю. — Блядь, ну что я несу… — Сначала подумал, это со мной от того, что некоторое время не занимался сексом, но в действительности это было не так долго. Бывало и дольше, но ничего подобного не возникало. — Рывками смотрю то на него, то в сторону. Он хмурится и не сводит с меня глаз. Похоже на то, что сомневается в серьезности моих слов. — А потом — ты. Вечером. Я сам не знаю, что это за хуйня… Когда я тебя рассмотрел, произошло то же самое. Я не понимаю, как такое возможно. И мне некому об этом рассказать. Он молчит. Медленно опускает глаза на интересную чашку. Так и не пьёт. Думает в течение нескольких секунд. А когда в следующий раз направляет на меня взгляд, с выразительной ухмылкой заключает: — Понятно. Ну а от меня ты чего хочешь? Хороший вопрос, блядь, Денис! Браво! Он по ходу и сам не понял, как сильно сейчас меня подъебал. Вымораживает до того, что хочется изо всей силы ударить чашкой о стол, чтоб разлетелись брызги во все стороны. А за ними осколки. А потом штукатурка со стен, фундамент, панельные плиты и кости. Так, все. Спокойно. Не будем отвлекать МЧС всякой хуйней. Ставлю чашку нормально. Без происшествий. Все еще полную. — Да я и сам не знаю, чего я от тебя хочу. — Получилось не так уравновешенно, как хотелось бы, но сойдет. — Ты намекаешь на то, что ты гей и не знал? — Уточняет осторожно, но тут же спохватывается и добавляет, — Может быть би? Или, может, ты с меня гонишь? — На последней реплике щурится с подозрением. — Да не гоню. Зачем бы я тогда тебе предложил… — Пиздец! Вот кто меня тянул за язык? Почему я ничего не контролирую, когда его вижу? Ни действия, ни слова — ничего. Да что за лажа и что дальше? Пиздец! Не договорить до конца будет как минимум тупо, поэтому… — То, что предложил. — Вот так. Да. Так будет лучше. — Я не знаю, что тебе сказать, — отвечает серьезно и задумчиво пялится на эту ебаную чашку. — Я и сам ни хуя не знаю. И как мне с этим жить, не имею понятия. А я-то как не имею. И если он с осознанием этого начал взрослеть… Если я правильно понял. Наверно, ему по-своему сложно и тяжело. Но я… Да у меня, блядь, все переворачивается, и я, хуй его знает, как мне это остановить, как вернуть! Или не стоит… Или… Блядь, а это еще что за дичь? Щелчок в замке входной двери звучит слишком громко и отчетливо для соседского. За ним громкое подъездное эхо. Она вообще охуела или… Нет, это не Лерка. Пара тяжёлых шагов. Звук толстой рифленой подошвы по ламинату, а следом что-то будто упало на пол. Он тоже напрягся и резким рывком поворачивается в сторону звука. Потом быстро переводит взгляд на меня и уже приоткрывает рот, чтоб что-то спросить, но я стремительно срываюсь с места и направляюсь на звук. Не успеваю покинуть кухню, как слышу знакомый голос на повышенных тонах: — Ты дома, Стас?! — Ебать! — Одариваю младшего и единственного самым тёплым приветствием. — Ты на хуя так заявляешься? Позвонить не мог? — Ну, извини. — А интонация такая невинная, как у ребёнка, который ни разу не держал в руках спички. — Как-то поленился позвонить. Да и ключи есть. Здорова, — Тянет руку. — И что ты тут забыл? — Отвечаю на рукопожатие и охуеваю уже с того, как он умудрился в университетской общаге отрастить такие бока и харю, что хочется втулить. — Ты с хуя ли так раскабанел? — Ой, отъебись. — Кривится и отмахивается. Ключи с дурацким брелоком кидает на тумбу рядом с моими. Серебристый единорог — вот это романтика. Никогда не поверю, что он сам себе его купил. Наверно, подарила какая-то телка. Раскошелилась на день Валентина или что у нас там еще есть за хуйня… — Я к родителям поеду. Можешь не париться. К тебе в душ заскочу и свалю. Просто несколько часов в автобусе. Заебался, блять. Направляется в сторону кухни и стягивает на ходу футболку. Я плетусь следом за ним и в спину ему пытаюсь уточнить: — Ты ж вроде на следующих выходных собирался. — Да, сейчас расскажу. Пить хочу. Есть… — Наверно, должно было прозвучать что-то вроде «есть, чё попить?», но при виде моего нового знакомого останавливается, как замороженный, и смотрит на него в упор. Я становлюсь прямо за ним в проёме. Опираюсь плечом об откос и скрещиваю руки на груди. Наблюдаю за очередной неведомой хренью. Прям как вчера. Ну окей. Не совсем. Сашка, наверно, не ожидал здесь кого-то увидеть. Хотя… По ходу нет. По ходу что-то другое. Ну что опять за хуйня тут творится? Они смотрят друг на друга с таким неприкрытым удивлением, что мысль напрашивается сама собой. Что Сашка все это время скрывал? У него вообще как? Нормально с ориентацией? Денис приходит в себя первый. Подскакивает. Подходит к нему и тянет руку. — Привет. — Вижу, как краем глаза наблюдает за мной и как силой мысли пытается стереть красноту, проступающую на скулах. — Привет, Дэн. — Сашка жмет руку в ответ. — А ты как здесь? — Оборачивается на меня через плечо и обращается уже ко мне, — Так вы что… Вы друг друга помните, что ли?