don't say a word

— Она никогда меня не слушает, — злится Зельда. И она имеет полное право так говорить. Слова Сабрины о том, что это тематическая вечеринка в честь Солнцестояния, значат столько же, сколько обещание Зельды никогда больше не убивать свою сестру. Для старшей Спеллман возмутительно развешивать повсюду те украшения, которые представляют какого-то несуществующего бога и оскорбляют чувства хозяек дома. — Ты принимала в этом участие, это… Я просто не могу поверить, как ты могла, Хильда. — Женщина продолжает говорить, так как её сестра отвечает не сразу. — То, что я приготовила еду для Сабрины, не означает, что я вдруг перестала верить в Церковь Ночи, — напоминает Хильда, пытаясь уговорить сестру не кричать на их дорогую племянницу, что, вероятно, и было планом Зельды. — Успокойся чуточку. — Успокойся! Что ещё?! — Она задыхалась, раздражённая тем, что её совершенно не понимают. Хильда всегда всё делает для Сабрины, а Зельда больше не контролирует этот дом. Он постепенно превращается в гигантский центр развлечений без правил. И всё же, возможно, найдётся человек, который поймёт её, ведь она уже чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. Она поворачивается в ту сторону, где мисс Уордвелл, или Лилит, как недавно узнала Зельда, смотрит на неё. На Лилит, О Сатана, великолепное красное платье, а на губах — дьявольская ухмылка. Зельда улыбается в ответ, почти незаметно, так что никто больше не видит изменений в её выражении лица. Лилит прикусывает нижнюю губу столь же незаметно, что это причиняет Зельде физическую боль, но через несколько секунд брюнетка выходит из комнаты. Спеллман ничего не остается, как последовать за Мадам Сатаной. Именно этого Лилит и ожидала — ей так нужно было привлечь внимание Зельды сегодня вечером, и это оказалось даже проще, чем она думала. Хорошо, что она осознаёт, какое влияние оказывает на ведьму. Они поднимаются на второй этаж, где Лилит стоит, прислонившись спиной к стене, и всё ещё улыбается, на этот раз загадочно. И, О Сатана, Зельда любит загадки. Первой заговорила Мадам Сатана, указывая на гирлянды, развешанные по всей стене коридора. — Я до сих пор не могу понять, откуда у Сабрины берутся все эти ужасные идеи. На них изображены портреты проклятого младенца Иисуса, — мрачно усмехается она. Зельде хочется громко выдохнуть. Ей так хорошо от осознания того, что кто-то её понимает и что она действительно не сошла с ума, потому что именно так она чувствует себя в этой семье. Она почти говорит, что рада видеть Лилит, но останавливает себя и не даёт словам сорваться с губ. Спеллман мысленно возвращается к самому началу. Всё началось очень невинно, по-сатанински невинно. Никаких чувств, просто одна ночь вместе. Случайность, сказала бы Зельда (Лилит сказала бы иначе). Но наступила следующая ночь, а за ней и другая, тогда секс постепенно перерос в любовь, и Зельда перестала уходить сразу после того, как они заканчивали, а отдыхала, прижавшись к тёплому телу Лилит (если эта информация дойдёт до кого-нибудь, она убьёт свою возлюбленную голыми руками). Утром она всегда позволяла Лилит спать допоздна, а сама занималась завтраком. Если та спала слишком долго, она покрывала её лицо множеством поцелуев, пока та не просыпалась. Зельда Спеллман позволила Сатане увидеть те части себя, о которых любой вымышленный бог мог только мечтать. Поэтому сейчас она напоминает себе, что нужно перестать себя останавливать, как бы нелепо ни звучали её слова. — Я скучала по тебе. Они не виделись несколько недель. Вернее, виделись, но не так, как хотелось бы. Хильда, Амброуз и Сабрина начали что-то подозревать, и это неудивительно — почему бы им не задаться вопросом о причине, по которой тётя Зи выходит из дома каждую ночь? — Правда? — Лилит приподнимает бровь и делает несколько шагов к Зельде. Она кладёт руки на бёдра Спеллман, впиваясь ногтями в облегающую юбку, которую та носит. Зельда не в настроении играть в эти игры. Они так давно не были наедине, и ей не хочется упускать эту возможность, просто дразня друг друга, хотя они и любят это делать. Но она должна помнить, что перед ней всё-таки Мадам Сатана. Возможно, Лилит всё понимает и поэтому просто наклоняется для поцелуя. Конечно, Зельде неловко; ей всегда неловко начинать. Но, в конце концов, она привыкнет. Ко всем этим прикосновениям. Когда их мягкие губы соприкасаются, а Лили (хвала Сатане, она не знает, что Зи иногда называет её так в мыслях) наклоняется чуть ближе, Зельда забывает об идиотской рождественской вечеринке, о присутствии своей семьи, которую она очень любит, но они всё равно раздражают её до чёртиков, и о неделях без этих горячих губ. Они начинают медленно и нежно: Мадам Сатана не хочет спугнуть Зельду, но с каждой секундой поцелуй становится всё жарче и страстнее. Лилит притягивает Спеллман ближе, так что каждый сантиметр их тел соприкасается, её руки блуждают везде, где только можно, и Зельда с трудом удерживается от того, чтобы не дать стону сорваться с её губ. Когда у них постепенно заканчивается воздух, Зельда улыбается в губы Лилит, с нежностью целуя женщину в последний раз. И тут они слышат кашель. Тихий, но явно желающий привлечь их внимание. Сделав вид, будто кто-то только что вылил на них обжигающую воду, они испуганно отпрыгнули в разные стороны. Это был Эмброуз, который стоял рядом с лестницей с каким-то странным выражением лица. — С каких это пор, тётя Зи, ты придерживаешься рождественских традиций? Они сначала не понимают, но, когда племянник Зельды указывает вверх, они замечают висящую прямо над ними омелу. Лилит сдержанно улыбается, поглядывая на обоих Спеллманов. Эмброуз улыбается, проходя мимо женщин по пути в спальню. Зельда не успевает ничего сказать, как Эмброуз опережает её: — Я не скажу ни слова, тётя Зи. И Зельда впервые за сегодняшний день так благодарна своей семье или хотя бы её части.