Beneath the Mistletoe

Для Джисона Рождество всегда было чем-то особенным, чем-то волшебным и потрясающим. В детстве он думал, что этому причиной были подарки, множество подарков, которые присылали ему родственники со всех концов земного шара. Но чуть повзрослев, он наконец понял причину такой сильной любви — Рождество собирает всех вместе, позволяя вновь вспоминать, для чего и для кого стоит жить. Он каждый раз вспоминает эти уютные посиделки возле большого камина посреди их немного маленькой гостиной; эти смешные носки ярко-зеленого цвета, в которые папа так неловко засовывал конфетки и мармеладки; эти теплые, но безумно колючие свитера, неприятно касающиеся кожи. Он вспоминает каждое свое Рождество, проведенное с семьей, с любовью и грустью, тихонько теплящейся в душе. Больше таких вечеров у них нет. Они потеряли всю ту радость и уют, стоило лишь отцу погибнуть на одной из миссий мракоборцев. Джисон больше не уезжает домой на долгие зимние каникулы, предпочитая переждать холодные зимние дни в гостиной его любимого факультета, Когтеврана, вместо того, чтобы вновь и вновь натягивать улыбку на лицо и пытаться найти хоть грамм радости в своем сердце. Больше всего ему не хочется расстраивать маму — а кто бы хотел? Он не может улыбаться так же ярко, как и раньше, не может снова быть таким же счастливым. Хочет, но не может. Прошло слишком мало времени, чтобы он вновь мог надеть свитер, не думая о том, что точно такой же, но на пару размеров больше, больше не будет на теле его отца. Слишком мало времени, чтобы он перестал вспоминать, как горько плакала мама, обнимая тот самый свитер и втягивая ароматы маггловского одеколона, столь любимого его отцом. Джисон моргает, возвращая все свое внимание на лежащий перед ним на столе учебник по Зельеварению, и выдыхает, потянувшись за тыквенным соком. Все же в каникулах в Хогвартсе есть и свои плюсы — он может прийти на завтрак, обед или ужин в любое время, и эльфы (ему правда жаль их эксплуатировать) с радостью накроют ему на стол. Парень выдыхает, как только в Большом зале становится слишком шумно, и переводит взгляд на большие двери из темного дуба. В тех, даже не пытаясь вести себя тишине, громко смеются трое парней в мантиях с зелеными вставками. Студенты Слизерина всегда были такими: шумными, надменными и абсолютно не заинтересованными в других людях. Хан подпирает голову рукой, наблюдая за парнями, и вскидывает бровь, когда один из слизеринцев, уловив его взгляд, что-то быстро произносит друзьям и спускается по лестнице. — Мерлин, — Джисон резко поднимается со скамейки, подхватывая увесистый учебник двумя руками, и уже норовит сбежать куда подальше, как на запястье резко опускается чужая рука. — Отпусти. — Куда бежишь, бельчонок? — бархатным, словно тихим мяуканьем, произносит слизеринец, с усмешкой подходя ближе и разглядывая учебник в чужих руках. — Сейчас же каникулы, зачем ты читаешь эту ересь? — По этой ереси мне сдавать экзамен уже через полгода, — парирует в ответ Джисон, скидывая со своего запястья чужую ладонь. — Чего ты опять хочешь, Минхо? — Тебя искала профессор Макгонагалл. Просила передать что-то о безумно важном деле, в котором не справится без тебя, и… Дальше я не слушал, — Минхо пожимает плечами, расплываясь в улыбке, когда замечает раздраженный взгляд в свою сторону. — Спасибо, — отзывается Хан, кидая последний взгляд на довольного слизеринца, и неспешно шагает в сторону резных дверей, как только слышит негромкий оклик со спины. Он оборачивается на мягкий голос, вскидывая бровь в молчаливом вопросе, и закатывает глаза, когда в ответ ему посылают воздушный поцелуй. С Минхо у него еще со времен первого курса были крайне странные отношения: слизеринец всячески пытался досаждать Джисону, даже если тот просто прогуливался до библиотеки или комнаты своего факультета. Зачем? Хану бы очень хотелось знать, да вот однокурсник не признается, а Феликс, заявивший некогда, что он великий психолог, и вовсе продвигает уже шесть лет немыслимую чепуху, от которой хочется сбежать. “Да он же влюблен в тебя” – всегда раздраженно говорил друг, стоит лишь их диалогу вновь вернуться к Ли Минхо. Влюблён? Минхо в него? Это глупости, и Джисон даже не хочет в этом разбираться. Слизеринцу просто нравится его доставать, вот и весь ответ. Хан поспешно вышагивает по полупустым коридорам Хогвартса, вежливо кивая проходящим мимо студентам и профессорам – значок старосты факультета обязывает без вежливым, даже если у него никакого желания на это. Он даже успевает пожурить третьекурсников за развязные поцелуи в стенах школы, от которых маги на портретах явно смущены, и снять целых десять очков с Когтеврана. Грустно штрафовать свой же факультет, но Джисон любит правила. Правила – это дисциплина, которой, увы, так не хватает большей части студентов. – Профессор, добрый день, – негромко произносит Хан, постучавшись трижды в кабинет, и заглядывает внутрь, глазами быстро ища декана Гриффиндора. Та оказывается возле огромной коробки с елочными украшениями и с небольшим золотистым елочным шаром в руках. – Вы хотели меня видеть. – Мистер Хан! – радостно восклицает женщина, поспешно убирая елочный шар обратно в коробку, и отряхивает мантию, на которую слетело парочка блесток. – Уж очень я обрадовалась, узнав, что вы остались в Хогвартсе. Не захотелось ехать домой? – Планы поменялись, – неоднозначно отзывается парень, заходя в кабинет и прикрывая за собой дверь. В голове уже отчетливо складывается картинка, для чего именно его искала Макгонагалл, но он правда надеется, что это просто домыслы его подросткового мозга. Пожалуйста, только не то, что я думаю. – Я могу вам чем-то помочь? – все же спрашивает он, крепко сжимая обложку учебника по Зельеварению. – Только вам я и могу доверить столь ответственное задание, мистер Хан! Помогите, пожалуйста, украсить Хогвартс к Рождеству. Черт, ну он же просил. – Но, профессор… Как же я один украшу весь замок? – радость с его лица слетает еще больше, оставляя лишь печальную гримасу, которую профессор, кажется, не замечает (или не хочет замечать). – Это же на неделю минимум! – А кто вас просит украшать одному? – декан Гриффиндора вскидывает бровь, волшебной палочкой поднимая увесистую коробку с новогодними украшениями в воздух. – У нас довольно много студентов, нарушивших правила, которые так и не получили наказание. Возьмите их к себе в команду. Право, мне некогда заниматься украшениями, так бы я, конечно, сама. – Я понял, – расстроенно произносит Хан, открывая двери кабинета и позволяя коробке вылететь за порог. – Можете предоставить мне списки нарушителей? – Конечно, – кивает женщина, подхватывая со стола небольшой пергамент, который сразу же вручает парню, указывая пальцем на имя, которое Джисон бы отчаянно не хотел видеть. – Думаю, мистер Ли вам с удовольствием поможет в этом трудном деле. А если откажется – сообщите мне, я уж найду управу на этого юношу.

***

– Минхо, ты что, издеваешься надо мной? – не сдерживается Джисон, откидывая длинную мишуру красного цвета. – Ну неужели ты не видишь, что зеленые и голубые шарики рядом друг с другом выглядят уродски? Я тебе уже пять раз об этом сказал! – Да почему уродски? – непонимающе выдыхает Минхо, крепко держась за ручку стремянки, лишь бы не свалиться с трехметровой высоты. – Какая разница, какие тут будут висеть шарики, если эта мерлинова елка высотой в пять метров?! Никто не увидит, что тут в принципе что-то висит, не то, что цвета! – Люди не слепые, Минхо. Это уродливо, – в ответ произносит Хан, поднимаясь с пола и упираясь кулаками в бока. – Убирай зеленый шарик в сторону. Вон, повесь к красным. – Да сейчас! Не буду я вешать прекрасный слизеринский шарик к этому уродливому красному. В ответ Джисон лишь громко стонет, возвращаясь к начатому: вся мишура в коробке перепуталась, оставляя за собой вереницу разноцветных мотков, которую нужно размотать любыми способами. Конечно, можно было бы пойти по простому пути и использовать магию, но распутывание этих клубков помогает когтевранцу не взрываться в злости каждый раз, когда этот дурацкий Ли Минхо открывает свой рот. Возможно, но не точно, Джисону действительно нравится этот парень и его отменное чувство юмора, но он вряд ли кому-то об этом признается. Он начал задумываться о симпатии еще на четвертом курсе, когда слизеринец, нарушив все стереотипы о своем факультете, отчаянно пытался помочь ему разобраться в теплице, когда Хана наказали за невнимание на уроке Зельеварения. Он был внимателен, что очевидно, но профессор Снейп был другого мнения – этого человека не переубедить, так что проще было просто согласиться. Они вдвоем тогда пересадили порядка сотни мандрагор и даже не оглохли, что в стенах замка считалось действительно успехом: не каждый может похвастаться такими достижениями. Тогда Минхо показался вполне адекватным парнем с искрометным чувством юмора, благодаря которому негативные эмоции из-за первого (представьте себе!) наказания сошли на нет, оставив за собой лишь едва ощутимое неприятное послевкусие. Да, после того случая слизеринец начал доставать Джисона еще больше, но это почему-то в какой-то момент даже перестало напрягать. Хан все еще старается избегать этих неловких встреч, наполненных лишь непониманием с одной стороны и неудачным юмором с другой, но, признаваясь сам себе, он отлично понимает, что все эти встречи ему приятны. Ему нравятся все эти недолгие разговоры, переглядывания на занятиях и даже обмен записками, когда преподаватели не видят. В них Минхо обычно просит списать, а Джисон… А Джисон почему-то помогает, хоть и сам не до конца может объяснить причины. Хочется ему да и все. – Чего ты без настроения сегодня? – раздается бархатным голосом прямо над ухом, отчего Хан, потерявшийся в своих мыслях, негромко вскрикивает, отскакивая в сторону и хватаясь за сердце раскрытой ладошкой. Минхо со всей этой сцены лишь смеется, присаживаясь на корточки возле кучки с мишурой, и цокает, подхватывая не распутанный комок. – Ты же в курсе, что можно было просто распутать магией и не тратить на это три часа, пока мы вешали шары на елку? – В курсе, – Джисон, закатив глаза, забирает комок обратно, прижимая к груди, и ловит чужой внимательный взгляд, теряясь под тем. – Чего ты смотришь? – Просто ты красивый, – вот так просто заявляет Ли, доставая из заднего кармана черных брюк волшебную палочку и наводя тот на клубок мишуры. – Эрго. Мишура под влиянием магии быстро разматывается, опадая на ладони Джисона, и тот на это лишь громко выдыхает, вновь поднимаясь с пола и быстрым шагом направляясь к елке, лишь бы глупый слизеринец не увидел его покрасневших щек и красных ушей. Зачем он сказал, что Джисон красивый? Он действительно так считает или просто захотел смутить забавы ради? Дурак, дурак, дурак. – Тебе помочь? – спрашивает Минхо, и Хан лишь качает головой. Все эти взаимодействия со слизеринцем доводят до сердечных приступов, которых, слава мерлину, конечно же не было. Но они ведь могут произойти! В любой момент! От смущения, испуга, радости… Сердце человека в принципе ненадежно, а тут еще и Минхо с ним играется – уму непостижимо, как можно быть таким противным. – Ладно, нам еще надо украсить коридоры, помнишь? – А мы не можем завтра? Я устал, – отзывается Джисон, отчего Ли в ответ лишь фыркает, скрещивая руки на груди и вскидывая бровь. – Ну что опять? – Ты устал? Да я тут три часа наверху шарики вешал, пока тебе все не нравилось! Кто тут еще устал? – Ты вешал несочетаемые цвета вместе! – Они сочетаются! Джисон лишь кидает молчаливый взгляд, полный презрения вкусовых качеств Минхо, и качает головой, проговаривая тихое “Вингардиум Левиоса”. Он направляет мишуру так, как нравится ему, и игнорирует насмешливый взгляд однокурсника. По честному мнению Джисона, синий и красный не сочетаются, поэтому мишуру этих цветов он старается размещать максимально далеко друг от друга. Минхо только и может что выдохнуть, прежде чем магией собрать ненужные игрушки обратно в коробку. – Идем украшать коридоры, дизайнер недоделанный, – устало произносит слизеринец, утягивая за собой коробку с игрушками, пока Джисон, удивленный таким неожиданным переменам, вешает последнюю мишуру и спешит за однокурсником. У Минхо слишком уютный свитер зеленого цвета, вечно цепляющий взгляд большим оленем на груди, и Хан не может не рассматривать его каждый раз, стоит лишь слизеринцу обернуться, чтобы проверить, идет ли за ним Джисон и коробка. Джисон идет, коробка летит, все в порядке, незачем проверять их каждый раз. Хан осматривается в большом коридоре, ведущем в Большой Зал, и задумчиво прикусывает губу, пока рассматривает потолок. Как же им украсить так, чтобы было и красиво, и не слишком много украшений? Джисон выуживает из коробки огромные шары золотистого цвета и улыбается, палочкой отправляя те в воздух, и ойкает, когда на плечо опускается чужая ладонь. – Джисон, ты же всезнайка, – Хан уже хочет возмутиться, как его нагло перебивают, не позволяя обернуться: – Вешай свои шары. Так вот, ты же всезнайка. Расскажи мне, пожалуйста, что означает омела? – Омела? – удивленно произносит Джисон, отправляя в воздух следующий шарик. – Обычное растение, используется для зелья забывчивости и противоядий от обычных ядов. Мы же буквально недавно проходили эту тему с профессором Снейпом! – Да-да, – закатив глаза, Минхо обходит Джисона с правой стороны и замирает прямо перед ним, с усмешкой рассматривая парня перед собой. – Но есть же легенды в Хогвартсе про омелу. Ты явно знаешь что-то, рассказывай! – Ну… – растерянно произносит Хан, потирая переносицу указательным пальцем. – Есть легенды, что омела в Хогвартсе заколдована так, чтобы появляться в неожиданных местах. А что? – Ага, – довольно тянет Минхо, склоняя голову в бок. – А еще что ты знаешь об этом чудо-растении. – Считается, что люди, встретившись под омелой перед Рождеством, обязаны поцеловаться. Да и сама омела их не отпустит, пока поцелуй не случится… Да что за идиотские вопросы, Минхо? Ты меня отвлекаешь! – Джисон делает шаг в сторону, чтобы подхватить из коробки новый новогодний шарик, и замирает, как только невидимая стена не позволяет ему этого сделать. Он растерянно оборачивается на Минхо, что стоит лишь с широкой ухмылкой на губах, а после указывает на потолок, куда сразу же стремится и взгляд Джисона. – О нет… – Что ты там говорил? Обязательно нужно поцеловаться? – Ты же не серьезно? – испуганно бормочет когтевранец, широко распахнутыми глазами рассматривая свисающие с потолка веточки омелы, и гулко сглатывает, когда слизеринец делает к нему большой шаг, едва ли не сталкиваясь с ним носами. – Да ладно, Минхо! Существует же заклинание, чтобы обойти это условие! – Да? Какое же? – вскидывает бровь Минхо и с заметным наслаждением впитывает каждую эмоцию на чужом лице. Испуг, шок, отрицание и… Вот оно, смирение. – Ты же сам отлично знаешь, что эту магию не обойти, если только не пойти на её условия. – Да, но… – Может это наша судьба? – с усмешкой произносит Минхо, опуская ладонь на чужую щеку. – Ты бегаешь от меня уже два года, даже не давая мне возможности пригласить тебя на свидание куда-нибудь в Хогсмид. Тебе не стыдно? – Чего? – Джисон, вскинув брови, удивленно смотрит в глаза слизеринца, приоткрывая рот, вот только сказать ничего не успевает. Минхо, устав ждать хоть какого-то понимания от парня, чуть склоняется, накрывая губы Хана своими. Сухими, чуть потрескавшимися, но все еще до безумия мягкими. Такими, от которых отрываться уже не хочется. Поцелуй немного сносит крышу, вынуждая схватиться за чужие плечи, лишь бы не свалиться на холодный бетонный пол, и прижаться ближе, отчаяннее, с нескрываемым желанием. Да, Джисон боится признаться сам себе, что уже давно влюблен в этого дурацкого слизеринца, которому всегда все нипочем. Он боится, но все же мысленно признается – он влюбился как последний дурак в человека, которого так отчаянно пытался отталкивать и избегать. Влюбился и теперь, почувствовав наконец, что такое поцелуй с Минхо, уже не хочет никуда бежать. Хан лишь отвечает на поцелуй, пропуская в свой рот чужой язык, и едва слышно выдыхает, зарываясь пальцами в шелковистые волосы на затылке Минхо, совсем неощутимо оттягивая те. Теперь ему хочется лишь большего. Правду говорят, аппетит приходит во время еды, и это совсем немного пугает. Он чувствует, как невидимый купол, появившийся из ниоткуда, пропадает, давая им возможность разойтись на пару шагов друг от друга, что Джисон сразу же и делает – он отскакивает, испуганно прижимая пальцы к губам, и улыбается как последний дурак. По Минхо же отлично видно, что тот ни о чем не жалеет: об этом говорят его ярко светящиеся от радости глаза и счастливая улыбка, которую он даже не пытается скрыть. – Так ты сходишь со мной на свидание, Джисон? – разрушает тишину слизеринец, и Джисон в ответ лишь широко улыбается, быстро кивая в согласии. Все же не зря он остался на Рождество в Хогвартсе. Очень не зря.