Поцелуи

Арик поцеловал его первым. Это случилось где-то около полуночи, когда они оба заканчивали работать. Было темно и достаточно поздно, и к этому времени они оба уже переставали адекватно соображать. Яфет сидел за письменным столом, Арик, опираясь на грязную каменную стену, рассеянно смотрел в окно и думал о чём-то своём. А потом он внезапно подошёл к нему, схватил за рубашку и поцеловал. И они так сидели достаточно долго, а потом хаотично целовали друг друга в шею, в глаза, и между каждым поцелуем Арик что-то говорил ему сбивчивым, задыхавшимся голосом — вспомнить что именно теперь было уже нельзя. Сейчас казалось, что тот вечер мог бы перейти и во что-то более интимное. Почему не перешёл? Ни один из них не знал. Как-то так получилось, что все последующие приступы этой болезненной нежности инициировал тоже он. Яфет не знал, почему, но, на самом деле, и мало думал об этом. Арик всегда держал его за шею, или за плечи, или за волосы, буквально на пару сантиметров возвышаясь над ним — ему нравилось смотреть свысока, а Яфет каждый раз был не против, и всегда ему это позволял. У Арика была ужасно холодная кожа, от каждого его прикосновения по спине бежали мурашки. Зато он всегда говорил такие тёплые слова… Яфет уже, как будто, мало в них верил. Когда-то он был бы рад услышать что-то подобное от него. Два с половиной года назад, когда они учились в Фоксвуде, он бы отдал что угодно, чтобы хотя бы на час в нём появилась эта забота, потому что тогда свои эмоции и чувства они умели выражать только насилием. Всё началось с одной маленькой драки. Они были в своей комнате, запертой на замок, чтобы Декан не могла вмешаться и начать свои поучительные речи о том, как важно быть добрыми и любить окружающих. Арик расцарапывал ему лицо, выдирал волосы, Яфет разорвал ему воротник рубашки и разбил нос. Он повалил Яфета на пол, одной рукой схватил его запястья, а другой приставил к горлу кинжал, так, что стало неприятно дышать. Арик смотрел в глаза, Яфет не мог смотреть никуда больше. Примерно в тот момент он понял, насколько же он обожал этого человека. Эти чувства были совсем не в тему, но Яфет ничего не мог поделать. Наверное, только так злодеи и влюбляются. И, вероятно, Арик почувствовал что-то похожее — яростный блеск в его глазах сменился на что-то совершенно другое, что невозможно не заметить и спутать с чем-то другим. Он убрал кинжал от горла, вместо этого опустил его на одну из пуговиц рубашки и небрежно постучал пальцами по рукоятке, раздумывая. — Я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь. Одна небольшая, простая установка. Он наклонился, так близко, что их носы были в паре миллиметров друг от друга. В комнате царила мёртвая тишина, было слышно только унылое завывание осеннего ветра за окном и чужое тяжёлое дыхание. — Мы не влюблены. И не будем. Это понятно? Яфет помнил, что рассмеялся тогда. Это было более чем понятно, но казалось таким смешным, таким глупым тогда. Однако Яфет был способным учеником. А Арик сделал всё возможное, чтобы убедиться в том, что это мысль закрепиться в его голове. У них ничего не было тогда: всего лишь короткие мгновения чего-то похожего на попытки выразить своё тёплое отношение к человеку, каждый раз начинавшиеся и заканчивавшиеся одной фразой: «Мы не влюблены». «Мы не влюблены», когда держались за руки. «Мы не влюблены», когда смотрели на крыше на звёзды. «Мы не влюблены», когда, опять через драки, получали какую-то близость. Эта фраза впечаталась в его мозг, выучилась лучше любой утренней молитвы. Каждый раз, когда Арик его целовал, он слышал: «Мы не влюблены», каждое слово, которое он говорил, стиралось за этими тремя. «Зачем тебе лгать?» Яфет всё так же любил его больше жизни, всё так же готов был убить кого угодно, если бы этого захотел Арик. Он отвечал на его поцелуи, тянулся к нему, как к свету солнца. Однако теперь казалось, что если бы вернулся тот злой, нелюдимый, колючий человек, которого он когда-то знал… Чёрт подери, было бы проще.

***

Яфет практически наизусть знал «Сказку у Софи и Агате», отдельные отрывки мог даже пересказать с точными цитатами. Не то чтобы ему было дело до этих Читательниц, не то чтобы он переживал тогда за судьбу Бескрайних Лесов. Дело даже было не в том, что он верил, что из этой книжки можно будет узнать как тогда жил Арик — выискивать между строк откровенно второстепенного и отрицательного персонажа малоприятное и крайне непродуктивное занятие. Но, может быть, можно было узнать кем он тогда жил? Сложно было сказать, что это было: любопытство, ревность, нездоровое собственничество? Но Яфет болезненно перечитывал каждую строчку, в которой упоминался Арик, запоминал имена. Тедрос. Тедрос. Софи. Тедрос. Леди Лессо. Директор. И это сводило его с ума. Он даже не верил практически, что тот Арик в то время мог с кем-то быть, но продолжал перечитывать эти моменты, оценивать, додумывать. Чем ещё объяснить такие неожиданные, резкие перемены? Переходный возраст? Взросление? Почему-то гораздо больше верилось в милого, солнечного мальчика-всегдашника, с особой потребностью в любви. Это было так глупо и безумно, и Яфет это понимал. Но ничего не мог с собой поделать. «Мы не влюблены» болезненно пульсировало в голове, вызывало физические приступы боли, запрещало думать о чём-то другом.

***

— Знаешь, там было довольно одиноко. Они сидели на подоконнике, прислонившись к ледяному, старому стеклу. Арик стучал по камням лезвием ножа, выбивая какие-то неразборчивые символы, а Яфет устало слушал его. Он не знал. Арик почти не рассказывал о своей жизни в Школе, Яфет не знал, хотел ли он что-то о ней услышать, а потому не задавал вопросов. — Не то чтобы я ожидал встретить кого-то… Возможно, тогда просто сильнее всего ощущалось, что нам сложно найти нужных людей. Арик смотрел куда-то в окно, продолжая царапать подоконник. Он ухмылялся, но так странно-задумчиво, почти печально, и, впервые за этот месяц, что они жили вместе, Яфет не стал цепляться за эти слова, искать в них неувязки, задумываться о лжи. К стеклу прилипла пара мелких снежинок и тут же растаяла. Арик обернулся на него. — Возможно, именно из-за этого произошли… определённые изменения в личности, — из его горла вырвался смешок, Яфета передёрнуло. «Знает?..» — Ты выглядишь неважно в последнее время. Что не так? — Арик откинул нож и подобрался к нему, почти вплотную. Их лица были так близко друг к другу, что хватило бы совсем небольшого наклона головы, чтобы коснуться его губ. Но Яфет об этом не подумал тогда, страх, что его недоверчивость будет раскрыта, сковала горло. Арик казался несерьёзным, он почти улыбался, и это, как будто, давило ещё сильней. — Всё нормально, — он ссутулился и улыбнулся в ответ. Арик пристально посмотрел на него своими вечно холодными, вечно недовольными глазами, но, видимо, не заметил ничего неудовлетворительного. И что-то было такое в этих давно знакомых глазах, что смешалось со всем, что он только что говорил, и заставило Яфета вздрогнуть и буквально на секунду убедило его. И он наклонил голову, и впервые за всё это время первым прижался к его губам. Ни один из них этого не ожидал, если честно. Арик судорожно вздохнул, но не отпрянул, и Яфет продолжил сжимать его губы, касаться кончиками пальцев его ладоней и не думать совершенно ни о чём. Краем глаза он заметил, что на улице начался снегопад. Снег, освещаемый тусклыми уличными фонарями, большими хлопьями падал на дома, деревья, дороги; уже замёл внешнюю часть подоконника. — Я люблю тебя, — донесся до его ушей хриплый шёпот. «Мы не влюблены»?.. — Я тебя тоже, — ответил он, впервые за эти два месяца.