Гений поневоле

Забавное свойство у темноты. Она всегда принимает тебя таким, какой ты есть, и никогда ничего не требует. В темноте ты можешь провести секунду, а можешь провести и вечность, и ты не узнаешь об этом, пока она тебя окружает. Но стоит светлому пятну появиться рядом, как тьма расползается и отдает тебя обратно в мир живых. Темнота отступала медленно. Чувства набатом били по голове. — Шиками, мы так рады, что ты очнулась! — бросилась мне на шею Ешино. — Нара-сан, пожалуйста, дайте ей прийти в себя, — вмешалась медсестра. Я приходила в себя, и в первые минуты не могла понять, что происходит. А потом… лучше бы я не вспоминала. Куро, убийца, адская боль в груди. Я коснулась того места, где, по памяти, должна была быть рана, но… ничего. Кожа как кожа. Словно бы никаких ран и не было. — Что произошло? — Тебя нашли без сознания в квартале Учиха. Слава Ками, ты в порядке! — Ешино смахнула навернувшиеся слезы. — Ты была без сознания несколько дней! — Как Куро? Ответом мне послужило молчание. — Мам? — …Весь клан Учиха был вырезан в ту ночь. Что? Что значит — вырезан? — А Куро? Он должен быть жив! — Убит. — Нас убили бы вдвоем… Но я цела! — возразила я. — Иначе я бы тоже была мертва… — Шиками… Из клана Учиха выжил только Саске. — Но… Но… Перед глазами снова встала картина, где Куро лежит на моих руках и пытается что-то сказать. Лужа крови на земле. Я, которая ничего не может сделать… И затем полотно жуткой боли. Неужели… он действительно умер? Но откуда у меня такое ощущение неправильности? Я помню… Помню боль. Помню, как лезвие вошло мне в кожу. Как прорезало насквозь, нашпиговав на пронзительно острый клинок. Помню, как потеряла сознание… От таких ран не выживают. Но я жива. У меня нет ни царапины. Получается, и Куро должен быть жив… Или все это игра моего воображения? Или его убили дважды? — Шиками! — в палату влетел невесть откуда взявшийся Назаки. — Ты как? Под глазами у сокомандника залегли синяки, видно, что он давно не спал. — Этот молодой человек очень переживал за тебя, — сказала Ешино. — Мы все переживали! Приходил и тот мальчик, Ки, из клана Хьюга. — Шиками-чан, это был Итачи, да? Вот урод! Я ему покажу! — Нет, это был не Итачи… — пробормотала я. Как это мог быть Итачи? Картинка наконец сложилась, встав в идеально ровный пазл. Вот оно — то, чего я упорно не понимала. Вот почему Итачи на самом деле вырезал свой клан подчистую. Назревающая гражданская война между Учиха и Конохой. Именно это и заставила ребенка, только-только ставшего на ноги, совершить кровавый геноцид. Во благо мирной жизни, так, наверное, ему сказали? Но эта картинка совсем не складывалась с тем, что видела я. Я видела не Итачи. Это был кто-то другой. Кто-то сильный. Кто-то, кого я никогда не видела. Его чакра исчезла из моего поля зрения, мой захват тени не сработал. Это был кто-то другой. Итачи сделал это не один. И вот так пазл получался идеально ровным. Боже, почему. Почему это не пришло мне в голову раньше. Почему?! Если бы я пораскинула мозгами, подольше подумала, если бы действительно смогла увидеть всю ситуацию целиком, то Куро... То я бы могла предупредить Куро. Я бы спрятала его у нас в доме, я бы придумала... О боже. Какая же я дура... Понадеялась на взрослых. Снова. Да когда же да тебя дойдет, дурная ты голова, что взрослые не могут решить проблемы?! Я и с Кьюби их предупреждала же... — А что с Наори-сенсей?.. Я слышала ее голос перед тем, как потеряла сознание. — Шиками… — Ешино отвела взгляд. — Наори-сенсей тоже умерла в ту ночь, — тихо сказал Назаки. Что?.. Как это возможно? Даже Наори-сенсей?! Наори-сенсей мертва… Я тихонечко взвыла, схватившись руками за волосы. — Весь клан Учиха был вырезан Итачи. В живых остался только его младший брат. — Но… Но… Этого не может быть! Это не могло произойти так быстро… Тот нападавший точно был не Итачи… А что Куро? Это не может быть правдой. Его не могли убить. Или… могли? Что, если Куро больше нет? От этой мысли что-то в груди сильно-сильно сжалось, а в глазах появилась влага. Помотала головой, смахивая ненужные слезы. — Эй, вы, а ну-ка вышли из палаты! — внезапно рядом появилась медсестра. — Я кому говорила не нагружать девочку новостями! Она только очнулась, и сейчас снова сознание потеряет! — Да все нормально… — попыталась отмахнуться я, но бодрая женщина в белом халате уже выпроводила Ешино и Назаки вон. У меня взяли анализы, сказали лежать и спать, и оставили одну. Вот только… вот только спать я уже не могла. Я думала. Я не могла, черт побери, не думать. Меня, определенно, убили. Хорошо, в этом я уже не уверена… Но, кажется, лезвие вошло прямо в грудь, и я помню… помню боль, помню кровь. Помню ужас, пронзивший меня. После подобного не выживают. Повезло? Я распахнула рубашку и прощупала место удара. Ничего… Совсем. Кожа ровная, даже родимое пятнышко на месте. Как это возможно? Тут, наверное, стоит вспомнить знаменитое мастерство гендзюцу Учиха. Но… Это странное гендзюцу. Заставить жертву умереть внутри иллюзии, не убивая физически… Зачем? И все было таким реальным… То есть, я имею в виду, зачем строить реалистичную иллюзию, если планируешь убить? Не проще ли было воспользоваться чем-то банальным, например, пытки?.. Хотя, опять же, зачем… не вижу в себе какой-либо ценности. Но, если это не гендзюцу, то произошедшее должно быть реальным. И снова встает вопрос, каким образом я могла выжить. Есть крохотный шанс, что рядом обнаружился медик и тут же вылечил все повреждения. Но медик должен быть самого высокого уровня, потому что подобные повреждения обыкновенно приводят к моментальной смерти. Либо я чего-то не понимаю, либо я чего-то не знаю. И Куро… мог ли он выжить? Простая логика: если жива я, то, должны быть, жив и он… Но так ли это? Если предположить, что рядом с нами неким образом образовался медик, который вылечил меня и его… То кто мешал убить Куро еще раз? Учитывая, что я услышала только про Итачи… Тот загадочный в маске так и остался загадкой. Ох, Куро Учиха… На глаза снова навернулись слезы… Я всхлипнула, а потом ударила себя по щекам. Не реветь! Еще ничего не известно! Соберись, Шиками Нара!

***

На следующий день мне удалось выбраться из больницы. Первым делом я направилась… на кладбище. Вместе с Назаки, который упорно не желал оставлять меня одну. Что ж, впервые я ему даже благодарна за это. Это было… странно. Столько свежих могил с фамильным гербом Учиха. Одна из них была заложена цветами: там стояло надгробие Казуки-сенсея. Школьный учитель также не пережил геноцид. И ближе к краю находился холмик с камнем, на котором было вырезано имя «Шисуи Учиха». Рядом с ним возвышалась могила Куро… А на надгробии стояла фотография с его лицом, сделанная, когда он получил жилет чуунина. Он улыбался. Улыбался своей мягкой улыбкой, глаза его лучились счастьем. Сердце сжалось. Это правда… реальность? Мои руки, в которых я держала подсолнухи, задрожали. Как… как же так? Как же так, Куро?.. Ты, и правда, мертв? Я ведь даже не сказала тебе, что ты мне тоже нравишься… Осознание того факта, что еще совсем недавно мы сидели на мосту… участвовали в экзамене на чуунина… Что его больше не существует… Это просто сводило с ума. Его не существует. Куро больше нет! Я больше никогда не увижу этот хитрый взгляд из-под длинных ресниц, никогда больше не услышу его голос. Больше никогда я не смогу взять его за руку… Не смогу обнять и прижаться к нему. Больше никогда я его не увижу. Внутри меня словно бы что-то сжалось, а из глаз рванули слезы. Назаки осторожно положил мне руку на плечо, и я зарыдала в голос. У меня началась истерика. Я плакала так, как никогда… Эти дурацкие слезы не желали останавливаться. Жуткое чувство потерянного, когда у тебя забрали что-то навсегда, душило меня. Я просто попала в какой-то замкнутый круг, и рыдала, рыдала, рыдала. Куро, как ты мог. Как ты мог! Почему я жива, а ты — нет? Почему убили? За что? Что ты сделал? Почему так несправедливо? Увы, вселенная молчала. Слезы скоро закончились. А вот внутри все продолжало плакать. Я положила голову на плечо Назаки и тихо подрагивала, подобно листика на ветру. Ибура мягко постукивал меня по спине, словно пытаясь сказать «я с тобой». Часом позднее, когда мне удалось кое-как успокоиться, я раскладывала вместе с ним рассыпавшиеся подсолнухи… Надеюсь, ты будешь счастлив в другой жизни, Куро.