Красавица и Чудовище.

***

Собираю наши встречи,

наши дни,

как на нитку — это так долго

Я пытаюсь позабыть,

но новая попытка

колет иголкой

***

—Германская Империя? – переспросил Британская Империя, бросив взгляд на Российскую Империю. Русский кивнул, его глаза блестели тревожным светом. —Да, что-то не так? – спросил он, голос чуть дрожащий. Британская Империя попытался объяснить, слова вертелись на языке, но застряли где-то в горле, подобно комку земли. Он открыл рот, несколько раз попытался начать предложение, но каждый раз останавливался, чувствуя, что не готов к этому разговору. Наконец, он махнул рукой, откладывая объяснения на потом. Тишина повисла между ними, нарушаемая лишь шелестом травы под их ногами – сухой, шуршащей, словно шепот давно забытых тайн. —Знаешь… Я все же тебе кое-что не рассказал, – пробормотал Российская Империя, остановившись на мгновение. Его слова повисли в воздухе, словно бабочки перед тем, как сесть на цветок. Британец замер, чувствуя, как в его груди нарастает ощущение предстоящего разочарования или, возможно, чего-то гораздо более серьезного. —И что же? Поделишься? – спросил он, стараясь сдержать растущее беспокойство. Русский замялся, его взгляд устремился вдаль, к блестящей на солнце реке, текущей за рощей. —Нет… Пока лучше тебе не знать, – ответил он тихо, его голос был почти неслышен. В его словах скрывалась большая тайна, и Британия чувствовал, что это не просто нежелание делиться, а что-то более глубокое, более серьезное. —Британия, мне нужно уезжать, – сказал Россия, и в его голосе прозвучали нотки отчаяния. —Вот как… Пройдемся до конца, и зайдем во дворец, я провожу тебя, – предложил Британская Империя, стараясь спрятать свою растерянность. —Благодарю, – просто сказал русский.

***

Гнев Боснии был поистине разрушительным. Разъярённая, она с яростью крушила всё вокруг себя, словно ураган, пронёсшийся по покоям. Обломки стульев разлетелись в разные стороны, а пыль поднялась густым облаком, застилая всё вокруг. Наконец, измождённая, она рухнула на роскошный персидский ковёр, тяжёлая копна волос скрыла её лицо. Глубокий вздох – и она отбросила волосы, пробормотав с презрительной усмешкой: —Замуж выдать хочет? Её голос, сначала тихий и усталый, превратился в твёрдое, полное угрозы заявление. —Бишь чего захотел! – прошипела она, резко поднявшись и оглядев разрушения вокруг. Её взгляд, полный ярости, неосознанно задержался на трёх рабынях, осторожно выглядывавших из-за приоткрытой двери её покоев. Три пары испуганных глаз смотрели на хозяйку, ожидая её реакции. Босния, бросив на них тяжёлый, осуждающий взгляд, вдруг резко изменила поведение. В одно мгновение она превратилась из разъярённой фурии в капризную девочку. Задрала полы своего пышного платья, сделала гримасу, всем своим видом демонстрируя детское недовольство. Быстрым движением пригладив волосы, она схватила первую попавшуюся под руку книгу – толстый фолиант в тёмно-красном переплёте, видимо, посвящённый истории древних королевств, – и направилась к двери. Движения её стали неожиданно грациозными, элегантными. Она открыла дверь широким жестом, словно опытный джентельмен, приглашая дам в салон. Изящный поклон – и рабыни, оробевшие от внезапной смены настроения своей госпожи, робко проскользнули в покои. Босния, не отрываясь от книги, кивнула им, и, сохраняя свою нарочитую вежливость: —Уберитесь тут, пока меня не будет. И постарайтесь сделать всё как следует. На хорошую работу рассчитываю. И не смейте говорить никому о произошедшем! Её голос, хотя и звучал мягче, был исполнен скрытой угрозы. Можно было предположить, что последствия любого небрежения или неподчинения будут гораздо серьёзнее, чем просто уборка.

***

Карета, запряженная четверкой белоснежных лошадей, с витиеватыми упряжью, остановилась перед высокими воротами дворца Топкапы. Молодой гайдук, едва успев приблизиться к дверце, чтобы открыть её, получил лёгкий, но ощутимый удар по лбу от Российской Империи, который сам распахнул дверь и ловко спрыгнул на мощённую площадку. Парень, ошарашенный неожиданностью, лишь удивлённо моргнул. Роман, ничуть не смущаясь, извлёк из кармана роскошных брюк, сшитых из тончайшего бархата, горсть золотых монет. С характерным щелчком большого пальца, он подбросил каждую монету, точно рассчитывая траекторию полёта. Златые дукаты, сверкая на солнце, одна за другой, точно попадали в раскрытую ладонь изумлённого гайдука. Лицо юноши расплылось в благодарной улыбке; он низко поклонился, бормоча что-то невнятное. Россия лишь ухмыльнулся, закатил глаза и, демонстративно игнорируя дальнейшие поклоны, направился к массивным воротам дворца Османской Империи. Двери, инкрустированные слоновой костью и украшенные тончайшей резьбой по чёрному дереву, распахнулись перед ним, словно сами по себе. Внутри, выстроенные в два ряда, стояли евнухи, облачённые в тёмно-синие шелковые халаты с золотым шитьём, и рабыни, одетые в пышные, расшитые драгоценностями платья. Каждая группа держала над головой серебряные подносы, гружённые экзотическими фруктами: сочными гранатами, спелыми финиками, душистым инжиром, а также восточными сладостями, приготовленными по старинным рецептам. Аромат специй и цветов витал в воздухе, опьяняя своим сладким благоуханием. Однако русский, не обращая внимания на показное великолепие, уверенно проследовал вперёд, попутно сорвав несколько сочных виноградин с низко свисающей лозы, украшавшей вход в главный зал. Кизляр-ага, главный евнух султана, мужчина с проницательным взглядом и безупречными манерами, низко поклонился, почти касаясь лбом мраморного пола. Его голос, мягкий и немного вибрирующий, раздался в тишине: —Добро пожаловать, Ваше Императорское Величество! Мы бесконечно рады видеть Вас в стенах нашего дворца. Российская Империя, с небрежным видом отправив в рот ещё одну виноградину, ответил сухо: —Ага. Веди меня к визирю. Кизляр-ага, ненадолго замешкавшись, с лёгким кивком головы повел гостя через залы, богато украшенные коврами, картинами и резными панелями. Каждый шаг сопровождался шепотом и почтительными поклонами слуг. Визирь Рустем-паша ожидал их у следующих дверей, более скромных, но не менее изысканных, чем предыдущие. Его поклоны были глубоки и почтительны. —Ваше Императорское Величество, – проговорил он, склонив голову, – я безмерно рад приветствовать Вас вновь в лучезарном Стамбуле! Россия, с улыбкой, в которой читалось лёгкое высокомерие, наблюдал за визирем. —Рустем, тебя так зовут, да? – спросил он, прищурившись. – Скажу честно, я запоминаю имена лишь тех людей, которые мне по-настоящему интересны. Он подмигнул Рустему, лёгкий, почти неуловимый жест, содержащий в себе целый объём скрытого смысла. Затем, оставив позади сверкающие залы дворца, они отправились в покои султана.

***

Массивные дубовые двери, украшенные инкрустацией из слоновой кости и полудрагоценных камней, с глухим скрипом распахнулись перед Российской Империи. Рустем, лишь слегка склонил голову в знак почтения, оставаясь на пороге. Россия вошел в роскошный зал, где Османская Империя предавался пиру в окружении своих жен и наложниц. Воздух был насыщен ароматами благовоний, пряностей и дорогих вин. На низких, богато украшенных подушках, расположились женщины в шелковых одеждах, украшенных драгоценностями. При появлении русского, они мгновенно поднялись, склонив головы в знак глубокого уважения, их лица скрывали тонкие вуали. Осман, расположившийся на высоком троне из красного дерева, лениво развел руками, его взгляд, темный и проницательный, остановился на Российской Империи. —Опять ты! – произнес султан, его голос был низким и немного уставшим от обилия вина и веселья. —Да, я, – ответил русский с самодовольной улыбкой. Османская Империя что-то пробормотал на турецком, короткое, но властное распоряжение. Наложницы, словно послушные тени, быстро покинули зал, их шелка шелестели в тишине, оставляя после себя лишь еле уловимый аромат духов. Россия закатил глаза, скрестив руки на груди. —Слушай, мог бы и оставить их. Я не против женской компании, – заявил он, его тон был скорее игривым, чем дерзким. Осман прищурился, его взгляд стал еще более пристальным. —А я против, чтобы мои женщины находились в обществе чужого мужчины, – тихо, но твердо сказал он. —С каких это пор я тебе чужой? – возмутился Российская Империя, его голос слегка повысился. —А когда мы стали близкими? – парировал султан, его губы тронула едва заметная усмешка. Он умело использовал игру слов, чтобы подчеркнуть неоднозначность их связи. Россия вздохнул, понимая, что Османская Империя преднамеренно затягивает ответ. —Хорошо, я понял. Но твой дворец – это сущий лабиринт, я едва нашел твои покои. Османская Империя рассмеялся, низкий, радушный смех. —Присаживайся, – сказал он, жестом указывая на место рядом с собой на троне. Российская Империя, с высокомерной грацией, покачал головой. —Нет, я лучше красиво постою, – провозгласил он, самоуверенность в его голосе была настолько очевидна, что Османская Империя, едва сдержав смешок, закатил глаза. —Чего ты хотел, Россия? – спросил султан, его ухмылка, однако, выдавала скрытое любопытство. —Разве я не могу навестить своего врага? – спросил русский, иронично вздернув бровь. —В том-то и дело, что не можешь, – отрезал Осман, его тон был жесток, но не лишён определённой игристости. Российская Империя, не обращая внимания на категоричный отказ, начал размеренную прогулку по роскошным покоям султана. Его взгляд скользил по инкрустированной золотом мебели, по шелковым подушкам, вышитым редкими нитями, по картинам, изображающим исторические битвы и пышные придворные церемонии. Наконец, он остановился у тяжелых бордовых штор, за которыми скрывалось солнечное утро. Решительным движением он отдернул ткань, и яркий свет хлынул в зал, освещая пыль, мерцающую в золотых лучах. Османская Империя поднялся со своего высокого трона, и тихо подошел к России. Он положил подбородок ему на плечо, слегка нахмурившись. —На что ты смотришь? – спросил султан мягким, но властным голосом. Его дыхание коснулось шеи Российской Империи, вызывая непроизвольное дрожание. —Думаю, на твою дочь, – ответил русский, его голос был спокоен и ненавязчив. Осман, слегка сдвинув брови, попытался понять направление взгляда Российской Империи. Он увидел Боснию, сидящую под старым кипарисом в саду, сосредоточенно заглядывающую в томную книгу, иллюстрированную миниатюрными сценками. —В последний раз я видел её на балу у…, – начал русский, но остановился, проглотив недосказанное. Он на мгновение задумался, оценивая перемены, произошедшие с девушкой. —Она выросла, – просто констатировал он. Османская Империя фыркнув, ответил: —И стала более вредной. Российская Империя, не упустив возможности подколоть султана, издевательски спросил: —Может, ты просто стар?

***

Босния, с раздражением закатив глаза, захлопнула книгу. —Это просто нелепо! – вырвалось у неё. —Что именно, мисс Босния? – прозвучал бархатистый голос прямо у её уха. Горячее дыхание коснулось её шеи, заставив вздрогнуть. Резко обернувшись, она увидела его – Российскую Империю. —Господин Российская Империя?.. – выдохнула она Он улыбнулся, очаровательной, немного лукавой улыбкой. —Вы всё ещё помните меня? – спросил он, его голубые глаза, словно два глубоких озера, казались невероятно притягательными. Босния почувствовала, как её сердце забилось быстрее, а приятное тепло разлилось по телу, поднимаясь к щекам румянцем. —Ах… простите, – пробормотала она, вскочив на ноги. Его взгляд заставлял её теряться, утопать в синеве его глаз, словно в завораживающем омуте. Россия жестом пригласил её присесть, но Босния, охваченная волнением, невольно приняла его предложение прогуляться по саду. И они пошли, разговаривая о литературе – теме, в которой Босния была прекрасно осведомлена. Она с удовольствием отвечала на его вопросы, забывая на мгновение о том, что всего несколько минут назад была раздражена сюжетом прочитанной книги. Разговор легко перетекал от обсуждения классических произведений к современным романам, от споров о стилях письма к размышлениям о роли литературы в жизни общества. Русский, опытный собеседник, умело поддерживал беседу, его слова были точны и изящны, а манера общения – непринужденной и обаятельной. Он умело подмечал детали, задавал неожиданные вопросы, заставляя боснийку раскрываться, показывать свою эрудицию и остроумие. Солнце, пробиваясь сквозь листву, рисовала на их лицах танцующие блики света. Однако идиллия была нарушена. Подняв взгляд, Российская Империя заметил Османскую Империю, стоящего у окна своих покоев и наблюдающего за ними с едва заметным нахмуриванием бровей. Его взгляд был холодным, проницательным, словно он видел не просто прогулку в саду, а что-то более глубокое, более значимое, что-то, что вызывало в нём недовольство.