священная веточка омелы

— Куда хочешь, чтобы вставил, Грейнджер? Она покраснела и прикрыла ладонью лицо.  — Нет, правда, — он ухмыльнулся.  Драко Малфой стоял на пороге с какой-то огромной коробкой в руках. Вот он, лживый наследник Слизерина; была же возможность аппарировать коробку прямо в квартиру, была возможность использовать четыре заклинания, как вербальных, так и нет, и еще семь склянок сглотнуть. Но он решил нести эту коробку сам. Как какую-то ношу. Чтобы лишний раз доказать, что он ничем не хуже магглов. С каких это пор? — В гостиную, куда еще. Вдруг взорвется!.. — она просила его: никаких подарков. Парень протиснулся в проходе, по пути задев своим локтем ее грудь, и Гермиона вздохнула. Малфой не опоздал и не явился раньше нужного; святые, черт бы их побрал, чистокровные манеры. Он пнул за собой входную дверь, и та со скрипом закрылась.  — Смажь держатели, — Драко поставил коробку на какой-то бежевый коврик возле елки. — И ничего там не взорвется.  — Было бы кому смазывать, — Гермиона закатила глаза.  — Давай я смажу, — Малфой поднял голову и инстинктивно ее встряхнул; челка съехала в стороны, открывая взор.  — Не надо, — иногда от каких-то слов этого слизеринца у Грейнджер краснело лицо.  А ведь менее часа назад оно теплело у нее совершенно по иной причине. Гарри, сладкий коллега по работе, милый мальчик, красавчик, принес ей тортик на Рождество. Он позаботился о ней, он проявил такую щедрость, такую доброту, когда решил простить Гермиону за дружбу с Драко. Даже пусть они с ним толком и не учились на одном курсе, пусть. И все же Гарри повел себя очень… — Ты чего?  — А? — Гермиона вдруг посмотрела на Малфоя.  — Пялишься в стенку как мунговские, — Драко, нахмурившись, начал снимать пальто. — Не открывать до полуночи, на ней заклятие, — деловито сказал он, проходя мимо, а под конец проехался ладонью по лицу, будто что-то очерчивая, — а то покроешься бородавками.  Гермиона слегка улыбнулась.  Драко был… таким. Таким. Всегда вовремя приходящим и вовремя уходящим, ухоженным, образованным, способным поддерживать разговор на приеме и на улице с каким-то магглом-бродягой. Драко укладывал волосы гелем, от которого пахло орехами, а потом с его локонами играл северный ветер. Малфой и сам был не прочь с ним поиграть: наматывал в три оборота на шею темно-зеленый шарф.  Под такого же цвета елкой стояла большая коробка, с которой Гермиона не сводила взгляда. Ведь у нее не было для него подарка.  В прихожей раздавался переменчивый стук: Драко снимал обувь и вешал на крючок пальто. Каждый год он привозил с собой шелковую пижаму, тапочки, елочные игрушки — в ход не пускались только домовые эльфы, которым принципиально вход в квартиру Грейнджер (особенно под руководством Малфоя) был запрещен.  — У меня для тебя нет подарка, — тихо сказала она, чуть пощипывая от волнения себя за пальцы, когда тот появился в гостиной.  Когда-то они условились решать проблемы так. Именно так: просто разговаривая. Когда-то теория, основанная на данном решении, казалась им простой: стоило лишь обговорить проблему, высказать чувства и прийти к решению. Практику, скрытую темной пеленой за этой мнимой теорией, оказалось куда сложнее постичь. Так выяснилось, что Грейнджер в порыве гнева совершенно легко бросается вещами. Так выяснилось, что Малфой быстрее удавит себя силками, чем скажет, что чувствует.  — Это не проблема же, — тихо ответил он с улыбкой.  Драко любил опираться плечом на косяк арки, ведущей в гостиную. От такой привычки на дереве появилась легкая потертость, сделавшая темно-красное дерево розоватым; иногда Гермиона летом или ближе к осени, когда начинала скучать по зиме, гладила эту потертость пальцами.  — Да, но…  Он, закатив глаза, пошел к кухне.  — Ужин готов?  Сначала Грейнджер по привычке кивнула: в моменты душевной слабости ей не всегда удавалось говорить вслух; а потом воскликнула:  — Да! — громче нужного, потому что Драко скрылся с ее глаз.  За те годы, что они разделили вместе, за те уходящие года и приходящие, Малфой изучил ее квартиру вдоль и поперек. Сначала стоишь на пороге, справа от тебя будет столик, на столике обязательно две фотографии в рамке — Гермиона с родителями и Гермиона в школе. Над этим столиком овальное зеркало, а по левую сторону крючки и полочки для обуви. Проходишь дальше: арка по левую сторону приведет в гостиную, бежевая дверь по правую — в уборную. В конце коридора винтовая лестница, а там и второй этаж. За круглой аркой будет арка квадратная, прикрытая занавесками из нанизанных на нити кристаллов (в целях безопасности и ради контроля за объемом съедаемого Живоглотом).  Кухня. Драко вечно ошивался на кухне; бродил туда-сюда и любил воровать оливки из холодильника. Года три назад Гермиона купила их Живоглоту, и слизеринец съел все заместо кота. Теперь на каждое Рождество она хранила две баночки. — Как ты добрался? — Гермиона шаркала тапочками по деревянному полу, пока шла мимо него к тумбе.  — Неплохо, — он смаковал оливку во рту языком, сначала чуть лаская, а только потом прикусывая. — Никаких происшествий по пути, не считая того, что шел я почти пешком.  — Пешком?! — Грейнджер обернулась с бумажным пакетом в руке.  Драко, оперевшись на стол, хихикнул со сложенными на груди руками и кивнул.  — Нет, сначала я, конечно, аппарировал, но потом осознал риски и решил прогуляться, — когда он говорил, люди вокруг понимали: вот это акцент.  Интересно, он рассчитал время прихода? Или шлялся по улице с коробкой, пока не наступит ровное 9:23? Мог ли он видеть, как она…  — У тебя в конце улицы на площади поставили елку, ты видела? — он полез в холодильник за второй оливкой, и девушка шлепнула его по ладони.  — Не ешь все подряд на голодный желудок, я зря готовила? И нет, не видела, было не до того, — она тряхнула головой и полезла к затылку ладонью. Волосы спутались в пальцах, и Драко чуть расправил пряди, чтобы ей помочь, а после забрал бумажный пакет у нее из рук.  Наверное, еще два года назад касания не были для них чересчур важными. Наоборот, и Малфой, и Грейнджер взаимно их сторонились. А потом у них случилось совместное сопливое Рождество: они оба напились огневиски и валялись на ковре возле камина, напевая песни о неразделенной любви.  Так что теперь касания стали для них данностью.  — Мой любимый, — Драко улыбнулся, рассматривая содержимое пакета. Шел аромат пряных трав.  — Конечно, такой крепкий чай даже я не смогла бы пить, — Гермиона отвернулась от него, лишний раз проехалась пальцами по затылку, проверяя, не учудил ли Малфой что с ее волосами, а потом включила чайник.  — Зачем ты делаешь все вручную, если у тебя есть магия? — иногда он задавал вопросы, которые в первую секунду казались простыми.  — Я не… — Гермиона нахмурилась. — Не знаю. Иногда привычней.  — Не любишь пользоваться помощью? Или не хочешь становиться подобной мне? — он шлепнул себя ладонями по груди и широко улыбнулся.  Ни для кого не было секретом, что магию Малфой не использовал разве что в уборной (и то только по той причине, что унитаз сам отлично справлялся со своей работой). У него были заклинания в памяти, которые Грейнджер никогда не думала использовать. Как завить волосы так, чтобы они не осели через час? Как сделать укладку идеальной? Как заставить щеточку для тела пройтись дважды по всей коже двумя взмахами палочки? Как приучить кровать греться к определенному часу дня? Спросите у Драко Малфоя — не человек, а вторая версия «Спеллы».  — Я не могу стать подобной тебе, потому что я… — она поджала губы, давя улыбку, — ты понял, что я. Пусть чайник поработает без магии.  — А вдруг вода стала бы вкуснее… — когда Драко хихикал, его оскал был похож на хищный, но Гермиону ничуть не пугал. — Как у тебя дела на работе? — то ли, видимо, в попытке отвлечь, то ли правда от интереса спросил он, сам параллельно потянувшись рукой к холодильнику. Грейнджер снова шлепнула его по ладони.  — У тебя курица в духовке. У тебя картошка в духовке. У тебя там тыква в духовке. Наклонись-ка, если знаешь вообще, что такое «духовка», и возьми оттуда себе поесть! — Гермиона выхватила у него из рук чай.  — Во-первых, — он загнул большой палец, — я знаю, что такое «духовка». Не поверишь, у магов она тоже есть. У меня в поместье их три, — он выставил перед ее лицом три разогнутых пальца, после развернул ладонь, другой рукой ткнул на согнутый мизинец, — во-вторых, в духовках стали делать бездонные чары? — когда он знал, что прав, то лишний раз вызывал у Гермионы фырканье. — И, наконец, в-третьих, — он загнул указательный палец и хитро улыбнулся, заставив этой улыбкой Грейнджер посмотреть на оставшиеся выпрямленные пальцы, — если у тебя нет для меня подарка, то, будь добра, подай мне ужин на стол.  Гермиона с большими глазами смотрела на его средний и безымянный пальцы, сбившись с мысли.  — Поняла меня? Давай, пошла, — он отошел к холодильнику за еще одной оливкой.  — Драко, но я же ска..  — Никаких «но я же сказала»! Будь умничкой, подготовь все до конца, и тогда я, так уж и быть, перестану красть твои оливки, — еще одна полезла ему в рот. 

***

Гермиона сидела напротив с вилкой в руке и кусала губы. Драко, нанизывающий политые соусом тушеные кубики тыквы на вилку, иногда поглядывал на Грейнджер, но молчал; когда-то он пытался разбавить трапезы беседой, пока в лоб ему не прилетела кружка. Как выяснилось, Гермиона не терпела пустозвонства за столом. Она задумчиво смотрела на угол деревянного стола, и он следил за ее взглядом. От мерцающей гирлянды на елке позади ее глаза казались влажными. — Тебя что-то тревожит, Грейнджер? — Малфой нахмурился, потянувшись за стаканом. Та резко подняла глаза.  — Что?  — Говорю, как думаешь, ипопаточники, раз такие усердные, способны переесть алихоцею и уйти в раж? — Нет, они бы не смогли так… — она хмыкнула, но все же улыбнулась. — Ты меня дуришь! — Конечно дурю, мне больше ничего не остается, — Драко прикрыл губы стаканом и сделал глоток. — Так что? Ты не сказала, как дела на работе.  В последние полчаса Гермиона думала только о разделенном с Поттером сладком поцелуе. Их касание губ было мягким, словно зефир, чуть прохладным из-за Гарри, стоящего на улице, а еще правильным. Когда она думала о работе, то думала в первую очередь о Гарри, и на душе ей делалось тепло.  — Мы последние две недели организовывали праздники, — она потянулась к стакану. — Для детей, для их родителей, для семей, для коллег. Луна подготовила все для вечеринки, а я…  — А ты оторвалась по полной, напилась, устроила дебош, а потом попала в Мунго? Да? — перебил он ее с улыбкой. — Конечно же нет, правильная девочка Грейнджер не стала бы напиваться в свой единственный выходной за последние недели, она, наверное, переписывала бы снова и снова годовые отчеты… — он притворился, будто надевает прозрачные очки, и принялся водить пальцем по столу, словно что-то пишет.  — Нет, чт… что ты думаешь обо мне вообще? — перебила она его сначала возмущенно, а под конец — смущенно. — Как я могу устроить дебош, если ключи от квартиры у меня? И я жду тебя? Свои планы, дорогуша, — она закатила глаза.  Драко посмотрел на нее и вздохнул.  — Тебя сильно душит работа, да? — спросил он тихо спустя пару минут молчания. Иногда Малфой смотрел на нее так, будто понимал все ее нутро, и в подобные моменты Гермиона терялась.  — Я бы не сказала, что прям душит… — она подняла глаза к потолку. — Просто иногда бывает тяжело. Ничего не успеваешь, носишься туда-сюда. Какой-то круговорот из… не суть, — Грейнджер махнула рукой и снова посмотрела на него. — Лучше скажи, как у тебя с работой? Магазинчик на месте?  Малфой кивнул, сделав очередной глоток.  Получив в наследство все имущество Снейпа, Драко, воспользовавшись знаниями своими и своего крестного, открыл собственный магазинчик зелий в Косом переулке. Несмотря на его хитрость, на его хвастовство и острый язык, Малфой был поистине хорошим зельеваром. Помнится, в качестве примирительного подарка он выслал ей «набор для выживания», самый ходовой товар магазина. В него входили апохмельное, успокаивающее, смягчающее, согревающее, раззадоривающее, защищающее, антиконцептивное зелья — последних он доставил целых три. Как писали в «Вечернем пророке», «набор выживальщика» Малфоя гарантировал улетную вечеринку без видимых последствий.  И ведь три года назад она воспользовалась его набором. Всего один раз, когда удумала напиться огневиски в «Глизмо». Тогда и вечер был тоскливым, и желание поддаться острым ощущениям было велико. Она сразу же выпила апохмельное зелье, больше походившее на шартрез, как заползла домой. Успокаивающее походило на шоколад по вкусу — такое же тягучее и сладкое, чуть терпкое, — от него у Гермионы перестало так сильно колотиться сердце. Смягчающее расслабило тело, согревающее вернуло в ноги жар, а раззадоривающее… от него хотелось вернуться в бар и подыскать кого-то еще. И хорошо, и плохо, что той ночью она была не одна. Защищающее казалось обычной водой и по вкусу, и по запаху — Грейнджер так и не поняла его суть. А антиконцептивное походило вкусом на мятный бальзам для горла — сладковатый, свежий, — Гермиона выпила его утром, обнаружив в кровати голого парня рядом.  От нарезанной курицы на тарелке все еще валил пар. Малфой встал со своего места, полез к сумке, лежащей на диване.  — Я кое-что принес, — только и сказал он.  — Если ты опять елочные игрушки, мне уже будет стыдн… — начала она, поворачиваясь, но замолчала, когда заметила свечи. В конце концов, ей было чего стыдиться: каждый год парень приезжал с несколькими фигурками для елки.  Драко вытащил палочку из кармана штанов, направил ее на свечи, а после сказал одними губами заклинание, и они медленно поднялись в воздух.  — Тебя никогда не интересовало, как Дамблдору удавалось делать потолок в Большом зале таким красивым? — тихо спросил он, стоя к ней спиной. — Сначала свечи надо поднять, потом… — он снова махнул палочкой, и все свечи мигом зажглись, — надо их поджечь. А воск, который потечет, надо заранее убрать, так что в основании накладываешь чистящее с долгосрочным эффектом, лучше всего — прямо по стенкам, — на этих словах он провел пальцем по одной из свечей и растер тонкую восковую пелену между подушечками. От плавного движения его руки свечи поплыли по комнате. Они были невысокими, не такими, как в Хогвартсе, но такими же светлыми и однотонными. Язычки пламени разошлись по уголкам гостиной, на секунду показавшись в глазах Гермионы теплыми искорками от фейерверка.  — Я знаю, ты не любишь использовать магию дома, но, по-моему, так тоже ничего, — на этих словах он повернулся и поправил воротничок рубашки. Грейнджер резко отвернулась, сама не понимая, почему, а только потом осознала: его руки. Его пальцы проехались по воску, его ладонь держала палочку так, словно и ласкала, и оберегала, и хотела ею кого-то казнить.  Она тихо вздохнула, стараясь отдышаться, и поднялась со своего места.  — Их надо сделать бесконечными, тогда и воск не будет капать, — встав рядом с ним, она потянулась к своей палочке.  — Я пробовал, воск все равно течет, даже если не хочет течь, — Грейнджер мигом залилась румянцем и сглотнула. Она одна давала второй смысл его словам или это совершалось умышленно? — С-спасибо за такой подарок, правда, — она смотрела на низ елки, увешанный игрушками Драко, принесенными в прошлые года. — Нет, правда, — вдруг поняла она, подняв голову. — Для меня это очень важно. Я часто скучаю по школьным временам.  — Ты скучаешь по школьным временам? — с улыбкой заворковал Драко. — По тем временам, когда каждый год приходилось оберегать себя от чудовища, не готового смириться с собственной слабостью? Ты об этом? — он захихикал. — Или о школьных буднях, где каждый день святой Поттер был готов убиться как-нибудь сн… Она перестала его слушать. И почему его имя из уст Малфоя казалось неправильным?  — Гермиона? — тихо позвал блондин, склонившись к ее голове. — Что происходит? Год назад ты не так витала в облаках, — она не сразу поняла, как близко глаза парня находятся рядом с ее, и вместо ответа поняла лишь, что у него на радужке есть крапинки. — Гермиона? 

***

— ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ, ГРЕЙНДЖЕР!  Она сидела на диване и нервно переминала пальцы. И почему только его тон звучал так?  — СРАНЫЙ, МАТЬ ЕГО, ПОТТЕР! — верещал Малфой на всю гостиную, размахивая руками. — О, ПРЕСВЯТАЯ ГРЕЙНДЖЕР, ЗАСОСИ МЕНЯ, ГРЕЙНДЖЕР, Я ЖЕ НОСИЛ ТЕБЕ КОФЕ! Она не знала, что ответить, и поджимала губы. Они дружили столько лет, чтобы теперь он осуждал ее. В порыве его гнева Гермиона потянулась к стакану Драко, сделала маленький глоток и тут же поперхнулась; там плавал джин.  — Он… нет, он не засасывал меня, как ты говоришь! — вдруг разозлилась она, но, завидев его гневный взгляд, утихла. — Просто маленький поцелуй.  — Он даже целоваться не умеет, — прорычал Малфой и резко двинул палочкой; стакан мигом перелил края.  — Еще как умеет! — Гермиона от злости потянулась вперед и направила на него указательный палец. — Ага, еще чего, — фыркнул Драко и сделал несколько больших глотков. Джин остался каплями на его пальцах. — Знаешь что, Грейнджер, — он поставил стакан на столик и сел на ковер, согнув под собой ноги, — когда мужчина хочет женщину, он ее добивается. Он приглашает ее на свидание, а не уличает момент с какой-то там деловой вечеринкой, чтобы в итоге сделать хоть какой-то, мать его, шаг.  В порыве гнева Гермиона схватилась за стакан Драко и сделала те же большие глотки. От алкоголя жгло горло, на языке, словно ожогом, разливалась горечь.  — Скажешь мне, что я не прав? Ну, скажи, — он потянулся через столик к ней, скривив лицо. — Скажи: «Нет, Малфой, он самый хороший, самый лучший, самый сладкий, я так давно люблю его, я так давно, блять, ЛЮБЛЮ ЕГО», — он начал бить ладонями по столу, не сводя с нее глаз. — Охренеть просто. С ним ты также краснеешь?  Гермиона никогда не боялась Драко, даже сейчас, когда тот устроил истерику. Но этот вопрос заставил ее застыть. Она чуть сглотнула. Да, иногда рядом с Малфоем ее щеки теплели.  — Он не заставляет меня краснеть, — фыркнула Грейнджер, сделав еще один глоток, Драко мигом рыкнул и полез снимать с себя вязаный свитер. — Чего ты… — Жарко мне тут, блять, от ваших новостей горячих, — он, тяжело дыша, остался сидеть в одной рубашке. — Как видишь, меня ты, — Малфой указал на свое лицо пальцем, — тоже заставляешь краснеть. Блядские квиты! — его губы то сжимались в одну линию, то прикусывались зубами. — Так, ладно, — он сделал еще один большой глоток.  Гермиона гладила себе прикрытые пижамными штанами колени ладонями. Драко редко говорил столь строго, но всякий раз, как начинал, она понимала: где-то была ошибка. Ошибка обстоятельств или ее ошибка — не суть; была оплошность.  — Тебя учили о пестиках и тычинках? — спокойно начал проговаривать Малфой, потирая ладони друг о друга.  — Ты смеешься надо мной, — девушка шлепнула его по ладоням.  — Нет, я тебе серьезно говорю, — его голос был низким, глаза — вопрошающими. — Тебя учили о пестиках и тычинках, Грейнджер?  Она кивнула, снова вцепившись в свои колени ладонями. Она могла доверять в рациональных вопросах только Драко, в вопросах душевных — только Полумне. — Откуда тогда такие ошибки? — его рот остался приоткрытым, Драко тяжело дышал. — Если парень хочет тебя, он набирается решимости и говорит: «Я хочу быть с тобой». Он говорит это словами, действиями, — он будто показывал ладонями какой-то невидимый предмет. — А если женщина хочет мужчину, она ему готовит, она улыбается его словам, она чувствует в нем опору. Сначала ты связываешься с Крамом, который да, неплох, но неотесан и слишком для тебя глуп. Потом ты связываешься с Уизли, — он загибал пальцы точно так же, как и на кухне, — и мне тут даже слова не сказать. Глупый, противный, некрасивый, узколобый… — он снова начал рычать и резко зажмурился. — Так, ладно. Теперь Поттер, — Драко ткнул в свой согнутый мизинец указательным пальцем. — Ты определенно растешь.  — Прекрати, — прошептала Гермиона.  — Он неплох, я его ненавижу, да, но он неплох. Он красивый, он богатый, он умный, хотя и идет куда-то не туда. Ему суждено было работать в Аврорате, а он ото всего отказался ради, видимо, своего душевного покоя. Мальчик, который бережет собственный покой, не показывая собственных возможностей, — Малфой снова начал рычать, — на каком уровне тебе показалось, что ты этого заслуживаешь? Кофе каждый день? — Мне с ним хорошо. Мне с ним спокойно, мы можем поболтать ни о чем, и он… всегда заботится обо мне, — она говорила так, будто задавала вопросы, нежели сыпала утверждениями. — Я так ждала, когда он сделает первый шаг, и вот мы с ним поговорили и прогулялись. Мы даже поцеловались под омелой, — ее шепот был полон секретов.  — И твои ноги начали дрожать? В животе начало ныть? — устало спросил Малфой, прикрыв глаза, и сделал еще несколько маленьких глотков. — И тебе вдруг захотелось обнимать его и никогда не отпускать. И дарить ему все, что имеешь.  Гермиона, задумавшись, подложила себе подушку под голову и посмотрела в потолок. Свечи, плавающие под потолком, мягко освещали комнату; гирлянда искрилась так, будто глаза на миг покрылись пеленой.  — Нет, — вдруг сказала она, разглядывая теперь пуговичку на своей пижамной рубашке. — Нет, не захотелось.  — Ничего, значит, это придет, и от ваших поцелуев будет становиться жарко, — Драко водил пальцем по лужице джина, палочка сидела у него в кармане рубашки. — И будет хорошо, и будет сладко, и будет терпко…  В последнее время он слишком много говорил.  — Мне никогда не было терпко, — Гермиона устало выдохнула. — С Крамом было приятно проводить время, он был понимающим, но таким строгим, вечно напоминал о войне, о сражениях, я от такого быстро уставала, — она говорила шепотом, чуть прикрыв глаза. — А с Роном все казалось таким веселым и легким. Не знаю, — она поджала губы.  — Я когда-то по той же причине почти женился, — Драко закатил глаза с усмешкой, — жаль только, на одном чувстве юмора брак не построить.  Когда Драко говорил о своей бывшей невесте, у Грейнджер немели подушечки пальцев, и она не понимала, отчего, никогда не делилась этим с ним и предпочитала мягко уводить разговор в другую сторону. В этот раз увести не позволяло само обсуждение.  — С Гарри спокойно, знаешь. Мы понимаем друг друга, мы стали друзьями… — она лениво рассматривала сердечки, нарисованные у нее на пижаме. От джина во рту оставался лимонный привкус. — С тобой мы тоже стали друзьями, — Малфой поднял глаза к потолку. — Я только кофе тебе не ношу, — он усмехнулся, и Гермиона расслабленно потянулась к его ладони.  — Он друг, с которым можно поговорить ни о чем, чтобы отвлечься. Ты друг, с которым можно поговорить о самом глубоком, чтобы выбраться, — она мягко провела пальцами по его кисти, ухватилась за указательный подушечками в поддержке; парень, все также рассматривая свечи, ответил на ее касание, проехавшись пальцами по внутренней стороне ее ладони. От этого маленького движения Гермиона покраснела, а потом прикусила уголок нижней губы, когда осознала, насколько тепло где-то в животе. Наверное, от джина. Они сидели друг напротив друга и молча гладили ладони. Грейнджер, сидя на диване, была на голову выше Малфоя и теперь, пользуясь возможностью, разглядывала его затылок. Он рассматривал узор на ковре. Когда их пальцы сцепились в замке, Гермиона вздохнула.  — Попробуй со мной, — прошептал он вдруг, достаточно тихо, чтобы его тяжело было расслышать. Но она расслышала. — Пожалуйста.  Грейнджер могла бы сказать, что ей стало неприятно от этих слов, что она захотела убрать руку, отодвинуться, уйти на кухню и выпить воды, открыть окно, чтобы вместе с морозным воздухом впустить свежие мысли.  Но ей не очень хотелось. Ей было хорошо.  Каждый год она с улыбкой и теплом ждала зимы, потому что знала: приедет Драко. Он привезет вкусности, игрушки, осветит праздник своим уютом. Снова ворвется так, будто его никто не ждал, так, будто забежал всего на пару минут. А потом останется, и они будут разговаривать. Он расскажет о делах своей семьи, о делах магазина, старательно избегая сплетней, а потом спросит: «Как твои дела?», и она выдаст правду. Она расскажет, как устала от бессмысленной работы, суть которой — дарить бессмысленный праздник, существующий только одним днем без возможности продолжения; как скучает по старым временам, полным беззаботности и веселья. Они снова выпьют джина и, будто ощупывая, заговорят о любви, ведь только любовь делает их живыми и дает сил продолжать.  Три года назад Драко извинялся перед ней каждый день. Он отправлял совой два письма: в одном извинялся текстом, в другом — вслух. Он сказал ей: «Мне бы хотелось быть в семейный праздник с тобой», и она не могла понять причину этого желания, ведь у Драко были и Тео, и Блейз, и Пэнси, и Нарцисса Малфой, занимавшая теперь только роль матери. А у Гермионы не было никого, с кем она могла бы поделиться тем, что на душе. Поэтому она сказала: «Конечно, почему бы нет?». Она подарила ему телефон из страха перед безопасностью сов; Грейнджер казалось, те устали проделывать ежедневно огромный путь. Он начал звонить, чтобы извиниться сразу вслух, чтобы Гермиона смогла ощутить вес слов, всю их горечь, всю их боль.  — Хорошо, — прошептала она, не убирая руки.  — Иди ко мне сюда.  Грейнджер съехала с дивана на ковер, не убирая руки, чтобы тем не обидеть, и подползла к его коленям. Драко разорвал их замок, обхватив ладонями ее бедра, и придвинулся так, чтобы суметь коснуться кончиком носа ее непослушных волос. Гермиона никогда их не укладывала. От нее всегда пахло каким-то шампунем и кондиционером. Он медленно вдохнул, и Грейнджер поняла, что его пальцы, все еще сжимающие ее бедра, чуть дрожат. А потом коснулся ее шеи губами, заранее приоткрыв рот, и начал мягко посасывать и лизать. Наверное, так же, как с оливкой. Гермиона положила голову ему на плечо, чувствуя мурашки и тепло от дыхания на шее. Вдруг Малфой, тяжело вздохнув, мягко прикусил кожу и обнял ладонью ее лицо, когда Грейнджер со сбитым дыханием потянулась в сторону.  — Не уходи от меня, — прошептал он и принялся снова лизать.  Она обняла его, смутно понимая, что теперь в этой пижаме спать будет нельзя. На душе было спокойно, немного сонливо, она мягко коснулась губами места меж ключиц, где проглядывала кожа, и он тихо всхлипнул, тут же полез к ее губам своими, обняв девушку ладонями за лицо. Не прошло и секунды, как он мягко толкнулся языком, принялся медленно вылизывать. Казалось, его слюна стекала прямо ей в рот, и Гермиона сглатывала, снова и снова, поглаживая ладонями его грудь, елозя бедрами.  — Хочешь сесть на меня, — сказал он хрипло между поцелуями и придвинул ее к себе еще ближе, усаживая бедрами на свои.  Грейнджер обняла его за шею и толкнулась навстречу, на этот раз первая коснулась языка Драко своим; ей было горячо. Казалось, она готовилась провести вот так несколько суток, утопая в другом человеке. Ее щеки горели, а от талии, стоило ему провести по ней пальцами, шли мурашки, и она чуть исходилась в такие моменты дрожью.  Когда же он, тяжело дыша, толкнулся бедрами навстречу, у нее от сбитого дыхания рот застыл приоткрытым.  — Я чувствую, как ты пульсируешь, — прошептал Драко в ее рот и мягко провел языком по ее губам. От поцелуя возле губ размазалась вязкая слюна. — Ты такая хорошая, — он прикусил ее нижнюю губу, снова толкнулся бедрами, — такая красивая, — Малфой тихо хрипел между короткими поцелуями, то обнимая ее за щеки ладонями, то чуть сжимая ее талию, то поглаживая бедра, — такая хорошая, безумно… безумно хорошая.  Грейнджер тоже чувствовала, как он пульсирует, особенно в те моменты толчков, пока они продолжали тереться друг о друга, утопая в поцелуе.  С Гарри было не так. С Гарри поцелуй вызвал лёгкую смешинку, легкое единение. Драко целовал так, будто…  — Моя милая, моя хорошая, — он прикусывал ее шею в разных местах и тут же зализывал след от укуса.  Ей хотелось обмякнуть в его руках, обнять так глубоко, чтобы суметь коснуться сердца. В камине потрескивали дрова, от свечей шел тихий характерный треск, и все это прервалось его тяжелым дыханием, сбитым дыханием, низким голосом.  — Пожалуйста. Пожалуйста… — шептал он, целуя и вылизывая то шею, то губы, будто не зная, за что ухватиться.  Гермиона, толкнувшись еще раз, придвинулась к его ушку и, лизнув мочку, прошептала:  — Да. Да, Драко.  Малфой тут же обнял ее за живот и повалил на спину, в последний момент прикрыв ее голову своими ладонями от удара.  Ей казалось, они еще никогда не были фактически в данной ситуации, но будто и были в ней всегда.  Драко полез к ее пижамным штанам пальцами, стянул их, заставив Грейнджер в последний момент приподнять ноги, а после тут же склонился над ее бедрами с поцелуем.  Она ухватилась за отброшенные куда-то за голову штаны и укрыла ими лицо; ей не хотелось видеть, как он ее разглядывает. Когда же Драко проехался языком по белью, по тому влажному пятнышку, возникшему от их поцелуев, Гермиона инстинктивно сжала бедра вокруг его головы.  Она придерживала руками штаны, тяжело дыша, и старалась держать глаза закрытыми; когда прохладные пальцы коснулись ее локтя, она не поняла, чего Малфой хочет, но он повел ее ладонь к своей голове, к своему затылку, и она запустила пальцы в его мягкие локоны, и он всхлипнул, лишь сильнее прижавшись к ней ртом.  Ему хватило пары минут, чтобы оторваться и объясниться:  — Убери, — сказал, тяжело дыша, и бросил штаны за свою спину, — ты вкусная, ты чертовски вкусная, — он бросил взгляд вниз в оценке, сжал ее бедра и чуть развел их в стороны. — Я снимаю с тебя эту вещицу. Все в порядке?  Грейнджер кивнула, уперев стопу в его грудь. Он наклонился и лизнул ее пальцы.  — Самая вкусная.  Белье съехало так же быстро, как и штаны; он прижался ртом так быстро, что Гермиона от неожиданности всхлипнула, а потом принялся медленно водить языком, будто в поцелуе, будто наслаждаясь. Она вернула пальцы к его волосам уже с уверенностью и чуть ухватилась за прядки, чтобы прижать ближе.  — Красавица, просто красавица, — шептал он перед тем, как припадать снова, — как же я хотел этого, блять, как же хотел, — его пальцы сдавили ее ягодицу, она ощутила каждую подушечку, — не могу терпеть, когда говоришь о других, это же только мое место, — и он начал вылизывать снова, иногда проезжаясь кончиком языка, иногда выводя им круги, а иногда просто мягко посасывая.  Грейнджер, наклонив голову, приоткрыла глаза, тут же поймала взгляд Малфоя и зажмурилась, от стыда лицо залилось краской.  — Нет, милая, — он обхватил ее ладонь своими пальцами в ту секунду, как чуть отстранился, — смотри, что ты делаешь со мной, смотри.  Она же не брилась. Она даже не планировала иметь ничего такого. Его язык снова проехался, и она всхлипнула, инстинктивно толкнулась навстречу. Если он желал открытых глаз, он их получит.  Драко не сводил с нее взгляда. Он утыкался в нее лицом, медленно, но грубовато вылизывал, а сам смотрел только на нее. От такого вида Гермиона застонала громче нужного и вдруг захотела его погладить, провести ладонью по его щеке, утихомирить, обнять. Он выглядел таким просящим.  — Драко… — медленно сказала она, сглатывая. — Я не… ты хочешь? Скажи мне, что ты хочешь, — ее голос был полон ласки, хоть и сбивался тяжелым дыханием. По пути она расстегивала пуговички на своей рубашке. Малфой приподнялся и прижался бедрами к ее голени, обхватил так, чтобы она ощутила его пульсирующий сквозь штаны член. — Как думаешь, чего я хочу, Грейнджер? — рявкнул, а сам поправил пряди. — Пожалуйста, — сказал увереннее прошлых разов.  — Хочешь в меня вставить? — она ответила, еле давя улыбку, хотя старалась говорить строго.  — Хочу, чтобы ты насладилась мной, — вздохнул, водя пальцами по ее животу. — Дашь разрешение?  — Ты вроде сам говорил, что знаешь про пестики и тычинки. Перед тобой женщина, которой от тебя мокро, а ты хочешь спросить, можно ли вставить в нее? — она готова была хихикать.  — Когда речь о тебе, я лучше спрошу, — бросил и тут же схватил ее за бедро, чтобы перевернуть на живот. — На колени и прогнись.  Грейнджер с ехидной улыбкой чуть развела ноги и уткнулась носом в ковер. Она готова была к тому, что будет дальше, даже немного представляла: вот сейчас послышится лязг ремня и… Она рвано всхлипнула, когда ощутила язык. Она услышала лязг ремня, но кое-как, от вылизывания и посасывания в голове у нее гудело, с губ срывались хриплые вздохи.  — Прости, не мог не попробовать снова, — прошептал он позади и уткнулся губами в ее бедра. — Красивая, прекрасная, чудесная, — говорил он между поцелуями. — У тебя потрясающая спинка. Сможешь еще прогнуться? — в голосе показалось самодовольство, и Грейнджер вмиг захотелось его проучить; она прогнулась еще больше и шлепнула себя по ягодице.  — Не ты ли хотел, чтобы я наслаждалась тобой? — принялась двигать бедрами из стороны в сторону. — Что-то многовато гордости для человека, который так упрашивает щенком, — а после шлепнула себя еще раз.  Пальцы крепко сжали бедра, что-то горячее проехалось несколько раз по дырочке.  — Ты мне так нужна, милая. Моя девочка, моя сладкая… — он сжал пальцами ее ягодицы, затем чуть отвел ладонь в сторону и толкнулся.  Гермиона за долгое время пустующей кровати успела забыть об этом ощущении наполненности, так что, сдавленно запищав, уткнулась открытом ртом в ковер. Между ног пульсировало от мыслей, в голове слышался шум. Ей вдруг захотелось запрокинуть руку назад, только чтобы Драко коснулся ее пальцев своими, как вдруг пришла идея.  Грейнджер завела за спину руки, протягивая Малфою открытые ладони. Тот заскулил и ухватился за ее пальцы своей рукой.  — Блять, как же в тебе узко. Моя хорошая, моя послушная, — хрипло процедил он сквозь зубы и резко натянул на себя ее связку рук, толкаясь до конца.  Она, рвано застонав, поджала ноги и тут же запищала снова — изнутри давило на стенки и отдавало куда-то в живот чуть ниже пупка. Глаза закатились сами собой.  — Ты знала, что у тебя пижама, — толчок, — просвечивает? Я захотел отшлепать тебя сразу же, как, — еще толчок, — увидел. Да, моя хорошая? Так нужна мне, сладкая, — Драко склонился и коснулся губами ее лопаток. — Я так долго ждал, — толкнулся снова, грубо и до конца, — когда ты мне позволишь, когда ты, — еще толчок, — разрешишь мне. От стонов губы сохли. Гермиона прикрыла в смущении ладонью лицо. Одно дело, когда секс бывает одноразовым, непонятным, сумбурным; другое дело, когда секс бывает таким. Прежде ей не доводилось слышать таких слов.  Он толкался, по пути пихая себе уголок рубашки в рот, чтобы рассмотреть их слияние получше. Он зарычал, когда увидел.  — Ты такая красивая на моем члене. Самая лучшая, — прохрипел и натянул на себя еще раз.  — У меня не… не осталось слюны… — прошептала она между хлюпаньем кое-как, — поцелуй, поцелуй, — Грейнджер оторвала свои руки от его ладони, съехала с члена и перевернулась на спину. Приоткрыла рот, чуть высунув язык. — Поцелуй, пожалуйста.  Драко долго смотрел на нее, чуть наклонив голову. Челка прикрывала глаза, но даже так Гермиона видела, что их застилает дымка. Он улыбнулся, ликуя, рявкнул:  — Разведи, — и, стоило ей двинуть ногами, вставил снова и потянулся к ее губам. — Хочу понять, будешь ли ты сжиматься на мне, пока целуешь, — низко сказал с улыбкой и, лизнув ей язык своим, прижался до конца. Она сдавленно запищала в поцелуе, а после начала судорожно глотать по чуть-чуть, чувствуя вязкую слюну Драко на внутренней стороне щек. — Слишком хорошо принимаешь, с-слишком хорошо принимаешь, моя девочка, Мерлин, поверить не могу, что ты со мной такое делаешь, — сбивчиво шептал он, двигаясь. Она плыла в поцелуе и прикрывала глаза, всхлипывая и постанывая прямо парню в рот.  — Только… т-только не смей говорить мне, что делаешь такое… — он толкнулся до конца, и она запищала, — что делаешь такое с кем-то еще… — Не думай такое, не думай, — он начал лизать ей щеки и покрывать их мокрыми поцелуями, — ты такая прекрасная, блять, какая же ты прекрасная, моя хорошая девочка, моя прекрасная девочка, принимай меня и не думай об этом, — он грубо толкнулся языком ей между губ, продолжая толкаться.  — Драко, — она всхлипнула, — если ты такой с кем-то ещ… Он снова прервал ее очередным поцелуем, от которого становилось и жарко, и терпко, и хорошо.  — Ты еще не поняла, милая, не поняла, да? — Малфой полез лизать ей шею; больше он не мог остановиться. — Девочка моя, сводишь меня с ума, не могу тебе отказать, ты со мной что-то делаешь… делаешь с моим членом, с моей головой. Я не могу о тебе не думать, — прошептал он сбито, пока водил носом по ее ключице, — я не… ты мне нужна, Грейнджер, Гермиона, маленькая моя, лучшая моя, нужна мне, — он прикусил ей плечо и начал посасывать кожу, оставляя очередную метку.  От таких слов она сжалась, пытаясь прикрыть ладонями лицо, Драко случайно всхлипнул, чуть ли не плача, и натянул ее поглубже.  — Замедлись, пожалуйста. Замедлись…  — Что? — вдруг зашептала Гермиона. — Почему? Что не так?  — Я… — он почувствовал, как она сжималась, своим членом и громко застонал. — Я чуть не кончил в тебя, не хочу так рано, мне надо больше, хочу больше… наслаждаться тобой… — дыхание Малфоя окончательно сбилось.  Грейнджер аккуратно коснулась губами его лба.  — Меня бесит, что ты влюблена в какого-то там придурка, которому не хватило сил признаться, который ничего не сделал, чтобы иметь тебя рядом, чтобы просто иметь, ничего не сделал, меня бесит, что ты не моя, — прошептал он и полез к ее груди ртом. От сосущего ощущения на сосках Гермиона заскулила, и у нее от наслаждения чуть не полились слезы.   — Д-драко…  — Ты позволяешь мне все делать, только принимай меня, принимай мой член, хорошо? — кое-как найдя ее губы, он ускорился снова.  Она вяло кивнула, чувствуя приближение к оргазму, но старалась сдерживаться в желании продлить это ощущение единства с человеком, который стал ей родной душой за эти несколько лет.  — Не остановлюсь, пока ты не кончишь, кончи, а потом только кончу я, хочу увидеть твои глаза во время оргазма, как ты молишь… стонешь и кончаешь… пока я тебя заполняю… — он изредка рычал и скулил, кусая ее и хаотично целуя.  Она начала мотать головой из стороны в сторону, хныча и толкаясь бедрами навстречу.  — Возьми меня за руку, — прошептал он, протягивая ей ладонь, — ну же, обхвати мою руку.  Их пальцы снова соединились в замке, и он двинул этот замок вниз по ее животу.  — Не отстраняйся от меня больше, направь ее сюда, — он мягко ткнул их сцепленные руки ей в лобок, — давай, милая… Она лениво коснулась клитора пальцами, начала мягко водить по нему. Комнату наполняли чавкающие звуки, шлепки, рыки и умоляющие всхлипы. Только сейчас Гермиона поняла, что ляжки у нее мокрые от пота.  — Ты кончишь ради меня? Блять, пожалуйста, кончи ради меня, ты мне так нужна, — проскулил Драко, смотря ей в глаза, а сам ускорился. — Пожалуйста, милая, — снова начал прикусывать кожу на ее мокрой от слюны и пота шее.  Она была так близка. Малфой слишком хорошо двигался, будто зная ее тело, подстраивался под нужный угол, лизал там, где нужно, вовремя кусал, а его хриплые стоны… он скулил просящим мальчишкой, он хотел ее, он ее желал, он думал о ней не только сегодня, он думал о ней всегда.  — Кончи ради меня, кончи для меня, блять, я скоро кончу, как же ты на меня смотришь, как же ты двигаешься… раздвинь ноги шире, больше не могу, давай, милая, — ей казалось, он плачет, прижимаясь к ней в поцелуе. Глаза начали закатываться только чаще, и она перестала в точности понимать происходящее, предаваясь ощущениям. Ей хотелось еще, грубее, больше, быстрее, чтобы он отымел ее так, что ей ходить не придется, чтобы он просил снова и снова… — Драко, — прошептала она быстро, — губы, губы.  Малфой тут же толкнулся языком внутрь, и она взвизгнула прямо ему в открытый рот, громко застонала, сжимаясь, а после тут же обняла. Его лицо было соленоватым и вязким от остатков ее слюны.  — Я сейчас кончу, прими меня, прими мою сперму, пожалуйста, принимай-принимай-принимай, я так люблю тебя, — скулил он, грубо толкаясь, а после, натянув бедра Грейнджер на себя с громким шлепком, излился.  Какое-то время они лежали на ковре, тяжело дыша.  Гермиона думала: как такое возможно? Откуда такая взаимосвязь, которая и не думала разродиться? А если он всего лишь обманывал? Если у него кто-то был? А если он с кем-то встречался или флиртовал?  И почему ее волновало это, если они были просто друзьями?  Драко прошептал ей на ушко:  — Только не смей говорить мне, что у тебя не осталось антиконцептивного зелья, которое я дарил.  — Осталось еще два.  — После того придурка забрала только одно? — он провел по ее волосам, принялся выводить пальцами узоры на ее коже, цепляясь за спутанные локоны. — Умница. Больше так не делай. Ты мне позволила, я это отпускать не намерен.  А после снова поцеловал ее, только на этот раз нежно и мягко, все равно толкаясь языком.  От него было так жарко, повсюду мерцали огоньки, на улице раздавались фейерверки, о которых она позабыла; Гермиона сонливо зевнула и обняла Драко за шею, прижимая поближе.  — Пожалуйста, будь всегда только со мной, ни с кем другим. Пожалуйста. Ты нужна мне, — прошептал он ей на ушко и оставил сладкий поцелуй на виске. 

***

Утром Грейнджер смотрела на себя в зеркало на втором этаже, усердно чища зубы. Ей казалось, от движений зубная щетка сломается пополам. Квартира была наполнена (если не считать ее ворчаний) тишиной. Она бурчала:  — Придурок, как только мог, взять и уехать, — пока сама разглядывала засосы от прошлой ночи.  А потом она бросила щетку прямо в зеркало, сплюнула и мигом помчалась из ванной вон. Ей захотелось выкинуть все его игрушки, сложить их в коробку, оставить просто так, а свечи… и свечи выкинуть! Все выкинуть!  Она ворчала вслух о каких-то чистокровных придурках, о том, что не может так больше жить, о том, как ей уже разбили сердце, а потом вдруг застыла на ступеньках.  Драко стоял возле входной двери и смазывал держатели. На нем были ее пижамные штаны, и от несоразмерности Малфой, придерживая масло в руке с отверткой в губах, стоял, чуть согнувшись, но щиколотки его все равно были голыми. На его плечах и шее виднелись следы от ее посасываний и укусов. — Драко? — она склонила голову, натянула футболку пониже. — Я слышал, как ты орешь про устранение чистокровных тварей, — будничным тоном сказал он, а после потер себе щеку пальцем, не отвлекаясь от дела. — Я раздел тебя, Грейнджер, я тебя трахнул, потом отнес в кровать, одел в какую-то футболку и поцеловал перед сном. Я сделал все, что должен делать любящий парень. Нет, конечно, ты можешь сказать, — он капнул маслом на металлическую вставку, — что чистокровные тебя чем-то не устраивают, что они разбивают тебе сердце, но слышать я такое не намерен.  А после он поставил банку с маслом на пол и посмотрел на нее с легкой улыбкой.  — Больше никакого Поттера в этом доме, особенно в качестве будущего любовника. Особенно в качестве будущего мужа, — он фыркнул, закатив глаза, а потом потупил взор. — И да, прости, что не дал тебе выпить зелье. Моя вина.  — К-какое зелье? — у Гермионы глаза на лоб полезли.  — Защищающее, конечно же. У тебя бы тогда, — он провел ладонью по шее, — не было бы этого. — А, — она деловито спустилась на первый этаж с нахмуренным взглядом, прошла мимо него, — я все равно не знала, как оно работает, так что без разницы.  В гостиной ее встречал убранный стол. На елке все еще висели игрушки, а под ней стояла большая коробка. Грейнджер посмотрела на Драко из проема:  — Я уже могу открывать? — Никаких бородавок, принцесса, — он поднял ладони вверх в поражении.  Она уселась на ковер, подогнула под себя ноги и тут же покраснела до кончиков ушей: что-то вязкое вытекло в белье. Сглотнув, Гермиона потянула коробку к себе поближе; та была тяжелой. На ней сидела красно-золотая лента.  Грейнджер никогда не умела принимать подарки. Она любила дарить их, но не принимать; ей никогда не удавалось в точности сохранить лицо. Ведь, сколь подарок ни был бы хорош, он никогда не соответствовал ее ожиданиям. Так что не строить ожиданий ей было куда проще.  Внутри лежала она.  — Нет, — шокировано прошептала Гермиона и тут же повернула голову; в проеме стоял Драко.  — Да, — он кивнул.  — Ты не мог… — она начала мотать головой из стороны в сторону, глаза заблестели.  — Она заколдована писать то, что у тебя в мыслях, когда ты разрешишь ей это, — он подошел ближе и сел рядом, обняв девушку со спины. — Твоя волшебная пишущая машинка. Ты говорила, что у тебя много идей, но ты не знаешь, как воплотить их, пока работаешь. Она будет писать за тебя, — он мягко коснулся картонной коробки пальцем.  Гермиона смотрела на лакированную черную машинку и не могла поверить своим глазам; он учел все ее мысли и воплотил их в одном предмете. От нахлынувших чувств как благодарности, так и чего-то иного единственная слезинка скатилась у нее по щеке.  — А ну иди сюда, — мягко сказал он ей на ушко и повернул свою голову к себе. — Дай, — а после лизнул языком уголки ее губ. — Вкусная паста.  — Дурак, — пробубнила она, потянувшись за поцелуем.  — Не дурак, а «чистокровный засранец, которого должно наказать Министерство за разбитое сердце девушки». Так ты сказала, да? — он усмехнулся.  — Да, — Гермиона кивнула, теперь смущаясь.  — Я убрал омелу с твоего порога. Смотри, как это делается, — он показал ей маленькую веточку, которая лежала на ковре по левую сторону от него, после взял в руку и поднял высоко вверх. — Целуй сейчас, маги говорят, это очень романтично, — на лице его сидела улыбка.  — Да, романтично, — она аккуратно коснулась его губ своими и тут же ощутила жар.