Страницы боли: спящие безумия

«Темнота изживает свет,

Свет пронзает черный след.

Что в объятьях тьмы найти,

Если в сердце — страх и бред?»

Чудесно… Чудесно, когда снятся разные сны. Одни сны вещие, выдающие нам кадры из нашего будущего. Некоторые фантастические или странные, например, когда во сне заходишь в ванную и вдруг оказываешься в вулкане, но абсолютно холодном. Другие сны бывают осознанными, когда спящий понимает, что он спит и происходящее лишь сон. А бывает, что не осознает. Бывают сны яркие, оставляющие после пробуждения сильные эмоции, а также слабые, которые особых впечатлений не оставляют. Но когда мы произносим слово «сон», мы вспоминаем и «кошмар». Кошмары же те сны, которые дают негативную реакцию со стороны спящего. Кошмары забываются, запоминаются, пугают, заставляют просыпаться в поту, дают почву для размышлений. Ладно, когда один кошмар появляется только разок. Но воистину жутко, когда один и тот же страшный кошмар снится каждую-каждую ночь. Именно так и было у Даста. Каждую ночь Дасту снился один и тот же кошмар, и с каждым разом он становился все более мучительным. Всё начиналось с того, что он оказывался в бездонной, непроницаемой тьме. Никакие звуки не проникали в эту пустоту — только глухое эхо его собственных мыслей. Он смутно чувствовал, как страх заполняет его сердце, словно плотная чернильная жидкость, затмевающая всё вокруг. Неожиданно, из глубин мрака начинали раздаваться шёпоты. Сначала они были тихие, едва различимые, но вскоре их темный хоровод накрывал Даста, как волны бушующего моря. В этом зловещем хоре он слышал своё имя: «Даст! Даст!» — каждое произнесённое слово резонировало в его голове, как холодный укол леденящего ветра. Глаза его напрягались, Даст пытался увидеть, кто называет его, но в тьме не было ни лиц, ни фигур — только бездонная глубина. С каждым повторением его имени страх рос, и Даст чувствовал, как он начинает тонуть в этой густой тьме. Она обвивала его, как тропические лианы, и, несмотря на его попытки вырваться, она сжималась всё плотнее. Даст осознавал, что тьма не просто вокруг него — она проникала в него, поглощая все его силы, все его надежды. В панике Даст начинал кричать, но из его горла вырывался лишь немой звук, который растворялся в безжизненной пустоте. Каждый раз, когда он пытался найти выход, мрак лишь крепче тянул его вниз. И вот, когда полное безумие уже готово было поглотить его целиком, он вдруг просыпался, задыхаясь и пытаясь сбросить с себя тягучие остатки сна. И так каждую ночь… Каждый раз страшно было засыпать. В последнее время кошмар стал осознанным — Даст понимал, что он спит и ужасный сон повторяется. Но это только увеличивало страх в самом кошмаре. У Даста были мешки под глазами из-за недосыпа, ибо он часто пропускал сон, не желая возвращаться в кошмар. Однажды Даст, проснувшись пополудню c резким скачком и воплем, решил поверить одному суеверию — ловцу снов. А если быть точнее, не поверить, а проверить на себе. А что ему еще оставалось делать? Идти к психологу, нейропсихологу, психиатру… к психам этим одним словом? Десятки тысяч платить за один-единственный сеанс? Дудки. Даст, сидя за завтраком, решил пойти к какой-нибудь колдунье, знахарке, или ведьме. То есть к той, кто разбирается в суевериях и магии. Выйдет-то бесплатно, а если платить, то не деньгами уж точно. Вообще-то Даст отнюдь не верил во весь этот бред, но отчаяние заставляет человека делать странные вещи. Наспех одевшись, Даст вышел из пыльного дома, сходу выискивая какую-нибудь информацию в телефоне, нужную ему. В интернете сразу выдало сотни, а то и больше ответов на его запрос. Резко вздохнув, Даст начал заходить в каждую локацию и кое-где читать отзывы. Везде отзывы были разные, в основном негативные, мол, какая-то женщина напялила костюм и все. А позитивные отзывы были типа: «Повеселила!». Тут Даст наткнулся на локацию, где было всего два отзыва. Особо не надеясь на удачу, он зашел, сам садясь на скамейку в парке. К легкому удивлению мрачного Даста, оба отзыва были от довольных клиентов. Один рассказывал: «Ведьма помогла!.. Моя проблема (не уточняю, какая именно) была громадная прямо-таки, а ведьма будто махнула рукой — и проблемы как не бывало! Пришлось, правда, платить взамен чем-то дорогим, но не деньгами…». Платить-таки оказалось надо, но, раз не деньгами, вариант сойдет. Не читая второго отзыва, Даст нашел адрес и поспешил в нужное место.

***

Даст, облачённый в чёрный плащ, медленно шагал по узким улочкам города, словно тень, сливаясь с бетонными стенами. Его лицо было бесстрастным, а в глазах читалось лишь одно — усталость от бесконечных кошмаров, которые нависали над ним, как тёмные облака. Он не спешил, его шаги были размеренными, будто он шёл на встречу с судьбой. Ветер играл с его волосами, но ему было всё равно — он был готов к чему угодно. Наконец, он подошёл к старому, обветшалому дому, где должна была жить та самая ведьма. Окна были затемнены, а дверь скрипела, словно протестуя против визитов. Даст не колебался. Он толкнул дверь, и она открылась с глухим стоном. Внутри воздух напоминал застоявшуюся пыль, а свет, пробивавшийся сквозь трещины в стенах, создавал мрак, в котором таились тайны. Внутри помещения стоял стол, за которым сидела старая ведьма. Её лицо было покрыто глубокими морщинами, а глаза светились неестественным блеском. На сгорбленную спину ей падала тяжелая, неопрятная коса из седых волос. Ведьма взглянула на Даста, и тот почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Но страх не был с ним рядом — он уже давно привык к мраку. — Ты пришёл за помощью, мой мальчик? — произнесла ведьма, её голос звучал как шёпот ветра. — Вижу, ты мучим кошмаром. Даст кивнул, не произнося ни слова. Он не собирался рассказывать о своих страхах. В его мире эмоции были лишними. Он просто ждал, когда ведьма расскажет то, что ему нужно знать. — Садись, садись… Ты ищешь способ избавиться от него, — продолжила она, как будто читая его мысли. — Но это не так просто, как кажется. Есть то, что может помочь тебе… но цена будет высока. Даст поднял бровь, но всё ещё молчал. Ведьма продолжала: — Обитает в заброшенном здании на окраине города существо под именем Киллер. Он охраняет вещь, что тебе нужна — ловец снов. Но знай, Киллер не отдаст её просто так, ведь он — страшный охранник нужной вещицы, — ведьма смолкла, медленно моргнула и затем произнесла так, что голос ее проглотил всю тишину вокруг: — На одном из этажей заброшенного здания, в одной из темных комнат висит на стене ловец снов. В комнате этой огромный бутон, в нем и живет существо. Не достанешь волоса свежего его и волоса мертвого — не активировать ловец. — И как его активировать с помощью этих волос? — бесстрастно спросил Даст первый вопрос. — А это знает и сможет только та, что сидит напротив тебя, — сверкнула глазами ведьма. Ну, и зачем эти загадки и тайности? Сказала бы всё сразу, чем время на эти вкрадчивости терять. — Хорошо, — кивнул Даст. — Что такое свежий волос и мертвый? — Здесь легко догадаться, — ответила ведьма. — Свежий — сразу вырванный от головы, а мертвый — уже давно упавший и отсохший. При последнем слове ведьма нервно облизнула губы. Даст лишь стукнул пальцем по изветшалому столу, приготовившись задать следующий вопрос: — Где здание? — Я укажу дорогу. Ведьма встала из-за стола и подошла к дряхлому шкафу в углу. Шаги ее были нетерпеливыми и в то же время бесшумными. Стоило ей лишь слегка коснутся дверцы шкафа, как та затянула скрип. Ведьма, уже привыкшая к скрипам даже собственных костей, невозмутимо распахнула обе дверцы, и в лицо ей тут же выпорхнул сгусток потревоженной пыли. Пару раз кашлянув и помахав перед лицом морщинистой рукой, ведьма вынула из шкафа рулон пожелтевшей бумаги. Видимо, решив не тревожить зря древнюю пыль, ведьма оставила дверцы открытыми и подошла к столу, сходу стряхивая пыль с рулона. Она села на свой стул, но еще не спешила развертывать рулон. — Чтоб ускользнуть от Существа Из Бутона, ты можешь полагаться лишь на собственные возможности и смекалку, — произнесла ведьма. — Теперь, когда я всё тебе рассказала, — а это единственный способ избавится от твоего кошмара, — решишься ли ты на этот шаг? — Я уже решил, — твердо ответил Даст, сцепив пальцы в замок. — Говори, какова плата? — Нынче я не капризна, — кривовато улыбнулась ведьма. — Когда я активирую ловец снов (в случае, если ты выживешь), оба волоса я оставлю себе. Скажем так, для своих темных делишек. Даст протянул ведьме руку через стол, и та тут же пожала ее. Но Даст, прежде чем отпустить ее руку, прошептал: — Никаких подвохов, обманов, фокусов и выходок. — Чудесно, — ласково прошипела в ответ ведьма. — Все же слово «ведьма» переводится как «целительница». — Зависит от того, насколько сильна проблема и высока плата, — вставил Даст. — Да-да-да, конечно… Когда рукопожатие кончилось, ведьма внезапно бросился на стол рулон. Многолетние ножки недовольно заскрипели и, когда они смолкли, карта сама собой развернулась. На пожелтевшей бумаге была начерчена черным мелом карта местности. На самом краю карты был миниатюрный рисунок немалого здания, куда и тыкнула древним пальцем ведьма. — Здесь, — наклонилась она. — У окраины этого городка. — В какое время лучше пойти туда? — спросил Даст, изучая окрестности вблизи заброшки. — Это я не могу сказать, — развела руками та. — Порой существо бодрствует, а порой предается сну… Ловец снов Киллер изготовил сам, потому что страдал от кошмаров. Он убил всех своих друзей, близких и родственников, а вдобавок и свою страну, собственноручно создав причину кошмаров. Все они у него разные, но тема одна — многочисленные убийства. — Мало это меня волнует, — отрезал Даст. — Моя цель — вещь, и я ее достану. Скажи-ка, можно ли брать с собой нож? — Тогда Киллер сразу к тебе прибежит, ибо он чует орудие убийства. Велико твое испытание, как и жуть твоих кошмаров. — Оба волоса твои, как только я вернусь и ты активируешь ловец снов, — мрачно подытожил Даст, вставая. — На скорой волне, «целительница». — На скорой, на скорой! Ведьма проводила Даста до двери, а тот искоса следил за ней. Ее скрипучий, вкрадчивый голос настораживал Даста весь разговор. В то же время он ей не доверял, как, впрочем, всем и каждому. По дороге Даст размышлял о своем новом ощущении, будто он вступил в мир мистики. Даже этому, собственному ощущению, он не верил. Слишком много раз Даст подвергался обману и предательству, и это прошлое так сказалось на нем, что он и себе мог не верить. Безумие, им пережитое и им же созданное, подавило в нем каждую надежду на психическое здоровье. В современном мире многие считают (в особенности подростки), будто быть сумасшедшим — это круто и прикольно, будто это уникальность, которой можно бахвалится. На самом же деле это — беспрерывная моральная пытка, которую многие страдальцы-жертвы не могут ни принять, ни остановить. Если хорошенько задуматься, можно кое-как понять весь ужас ран душ. Решив не мешкать, Даст направился прямо к заброшенному зданию. Вечер к тому времени уже близился к концу. Луна уверенно выглядывала из-за горизонта, а солнце уже давно торопливо скрылось с неба.

***

Даст медленно подходил к заброшенному зданию, его шаги были уверенными, хотя сердце всё же колотилось в груди — не от страха, а от холодного осознания того, что впереди его ждёт нечто другое, чем просто пустое пространство и запустение. Темные стены старого дома, казалось, впитывали в себя всякое зло, которое когда-либо посетило это место. Ветер выл, как потерянная душа, и дул в лицо Дасту, словно пытаясь отговорить его от этой затеи. Но он не поддавался. Он был здесь не за страхом, а за освобождением от своих мучений. Как только он ступил через порог, его охватила волна пыли и затхлого воздуха. Здание казалось пустым, но Даст знал: угроза может скрываться в самых неожиданных местах. Он прошёл по коридорам, где обои обвисали, а полы скрипели под ногами как старые кости. Мрак был его единственным спутником. Он сосредоточился на своих мыслях — мысленно повторяя слова ведьмы и настраиваясь на комнату с ловцом снов. Даст помнил, что существо Киллер находилось где-то на верхних этажах. В его голове крутились образы: лишь один неверный шаг, и он станет жертвой этого монстра. Эмоции оставались за пределами его вида, за пределами его понимания. Он дошёл до лестницы, ведущей на верхние этажи. Каждая ступенька под его ногами предательски скрипела, словно подмигивала ему — тебе бы сбежать, но шагнешь ли ты обратно? На верхнем этаже, в зале, полном теней от трещин в стенах, его внимание привлекла дверь, которая виднелась вдалеке. Даст подошёл и распахнул её. Внутри находилась темная комната, а на стене, висел ловец снов — его изящные узоры легко могли бы забыть о мраке, если бы не ужас, который царил вокруг. На узорах этих росли несколько красных цветков, отдаленно напоминающих красные розы, но лепестки у этих цветков были скуднее и насыщеннее. И цветки были живыми, что можно было понять при прикосновении. С ловца снов, обросшего кровавыми цветками, свисали три черные перышки. Даст подошёл ближе к ловцу снов, что был размером все лишь с его ладонь. Он увидел то, что искал. Но его внимание привлекло что-то другое, что проблескивало в углу. Огромный бутон, как будто тронутый волшебством, покрывал большую часть стены и выделялся своими очертаниями на фоне грязной поверхности. Именно там мог скрываться Киллер. Бутон был огромен, метров минимум шесть. Он был таким же красным, как маленькие цветки на узорах ловца. Но, в отличие от цветков, он был покрыт многочисленными белыми крапинками. Состоял бутон всего из шести больших лепестков. Бормоча что-то про себя, Даст ощутил, как мороз пробежал по его коже — это не был страх. Это было преувеличение его уверенности: он знал, что должен сделать. Он бесшумно шагнул ближе к бутону, пряча ловец снов в кармане. Поймав себя на том, что ему любопытно дотронутся до бутона, Даст размял пальцы и схватился за один из лепестков. На ощупь лепесток был как обычный, но казалось, будто внутри извиваются многочисленные вены, по которым что-то течет — не то кровь, не то что-то другое. Собрав свои силы, Даст стал тянуть лепесток вниз, который был на удивление тяжел, упруг и крепок. Даст слышал, как лепесток раскрывается со скрипом потревоженного ветром крона древа. Внезапно, лепесток своевольно упал на пыльный пол, брызнув на Даста какой-то чернильной жидкостью. Тот лишь слегка сморщился и тут же заглянул в бутон. Внутри стены лепестков были абсолютно белыми, как крапинки снаружи. Но белоснежность закрывала какая-то черная, густая жидкость. Она была везде в бутоне. По-живому ползала по стенкам лепестков наверх, собираясь там каплей и глухо падая на дно бутона. Эти чернила образовывали живую ползучую массу. Но Даст недолго разглядывал содержимое, ведь мрачный взгляд его наткнулся на существо на дне бутона. Он был похож на человека. Прям очень, очень похож, можно сказать, его подобие. Белоснежные кудри длиною со взрослую ладонь выделялись на чернильном фоне. На Киллере была бордовая футболка и черные брюки. Сам он был весь измазан чернилами, что лились из его пустых, бездонных глаз. Увидев пришельца, Киллер тут же встал, натягивая улыбку. Она была такая странная, будто он давно не улыбался. Течение чернил тут же прекратилось. — Привет! Даст замер. Он ожидал услышать жуткий, хриплый голос. Но голос Киллера был подобен голосу мальчишки. Веселый, полный энергии и задорный, но сейчас глубоко темный и слегка уставший. Взгляд Киллер наткнулся на гвоздик на стене. Но ловца снов там не было. Киллер тут же повернулся к Дасту. — Я был рад тебя встретить, — угрожающе произнес он. — Уже готов был покаламбурить с тобой, но, видимо, придется сделать из тебя отбивную! Отдавай мне ловец. Даст медлил. В руке он сжимал мертвый волос, который он подобрал с пола. — Не надо канителить, — нетерпеливо прикрикнул Киллер, и эхо прокатилось из комнаты в коридор. Рука Киллера потянулась к чему-то на дне бутона. Эта вещь блеснула лезвием… Даст сорвался с места и помчался в коридор. Он спиной чувствовал на себе свирепый взгляд, но останавливаться был не намерен. Каждый шаг предательски повторялся эхом, зато Киллера совсем не было слышно. На полу и стене лежали ленты тусклого света луны, чьи лучи просачивались сквозь трещины разбитых окон и щели дряхлых досок. Остальное здесь было погружено во мрак, густой, непроницаемый и холодный. Тьма иногда была, хоть глаз выколи и кругом покрути — не увидишь собственных ладоней. Внезапно, где-то справа раздался голос Киллера, радостно поющего:

В тени снов, где свет не дремлет,

Тянется настежь час разлуки,

Там, где темнота свежа и пряма,

Слышен смех — как шёпот муки.

Млечный путь — звёздный лабиринт,

Вьюга бытий, увлеком следом,

Я — ваш страх и сладкий бред,

Взгляд мой бездонен, как беда пред рассветом.

От его голоса у Даста закружилась голова. Он тут же повернулся в правую сторону и увидел вдалеке угольный блеск глаз. Не мешкая, Даст тут же свернул в другую сторону. Уверенность его взросла, когда он увидел, сколько здесь коридоров, комнат и поворотов. Можно запутать Киллера или, по крайней мере, скрыться от него. Даст понимал, что времени на раздумья нет. Он забежал в ближайшую комнату, закрыв за собой дверь. Помещение оказалось небольшим, с несколькими ржавыми предметами мебели, завалившимися пылью и временем. На столе лежала старая разбитая лампа, а в углу виднелся сломанный стул. Даст глубоко вздохнул, прислонившись спиной к двери. Ощущение, что рядом вновь слышится звонкий голос Киллера, заставило его сердце забиться чаще.

Свет, что впал в объятья волшебства,

Застыл в объятиях серых свитков,

И вселенная стонет от того,

Что тайны скрывает под сухим листком.

Я курю облака, я пою для тех,

Кто заблудился между мирами,

Я — пыль в потоке, в мечтах где-то,

Я смешиваю свет с тёмными схемами.

— послышалось из коридора, эхо слов Киллера затихло и, казалось, растворилось в воздухе. Даст присел на пол, пытаясь унять дрожь в руках. Он ещё раз проверил в кармане ловца снов — он был при нём. Даст старался успокоится. Просто он знал, что происходящее сейчас не сон, и что если он проиграет, то больше не воскреснет. Видимо, это и было то, что пугало разум, но не самого Даста. Страх был ему не ведом. Отодвинув стул, Даст встал и аккуратно приоткрыл дверь. Голова его вращалась, поэтому он на мгновение закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Он не мог позволить себе потерять рассудок. Любая деталь могла стать решающей. Шагнув в коридор, Даст услышал странные звуки, которые доносились из глубины здания. Это был не просто смех, а нечто зловещее, завлекающее и пугающее одновременно. Он шагнул дальше, прижимаясь к стене, и вдруг услышал невдалеке вновь оживший голос Киллера, продолжающего страшную песню:

Вот, смотри, как равенство жжет:

Жизнь и смерть танец совершают,

Все мечты растворяются в нём,

Словно ветер на рассвете прекрасном.

Задумывались ли вы, каков итог?

Когда память распускается вновь,

И боль шепчет: «Ты не одинок,

Я твой проводник, я твоя любовь».

Что за цветы в саду теней?

Льются глазницы, знают ответ.

Обнимешь их, — заберёт в мглу,

Не осознавая, что там твой след.

Даст вновь прислушался. На этот раз шаги Киллера были слышны ближе. Ощущение, что он на хвосте, лишь подогревало его решимость, и Даст быстро шагал, стараясь не подавать звуков. Однако именно в этот момент он заметил крошечные ниши в стенах, где словно бы оставили отпечатки снега — словно что-то или кто-то скрывал свои секреты, зажимая их в неприступных перчатках тьмы. Вокруг эхо разносило песнь Киллера:

Я иду как тень из снов,

Смех мой — эхо давних слов.

Вы не видели дна моего единства?

Тайная тропа — в ней звезды встречаются.

Смех — это вино, подправленный гибелью,

Забудь о следах и далеких мечтах.

Я приду как тень из забвенья,

Или стану тьмой, которая не знала о свете.

— Бежишь, бежишь, а игра уже началась! — вдруг задорно произнес Киллер, его голос на этот раз был ближе, чем когда-либо. Даст замер, но тут же вспомнил, что у него есть единственное преимущество — его ум и смекалка. Он вспомнил о ведьме и её словах: «Чтобы укрыться от существа, полагайся на свои возможности». Даст обдумал, как выбраться из этой ловушки. Внезапно его взгляд привлекла маленькая дверь, в углу коридора, которую он до этого не заметил. Возможно, это был выход. Даст стремительно рванул в сторону маленькой двери, его сердце стучало в унисон с быстрыми шагами, а мысли раскидывались, как голодные воробьи в поисках крошки. В это мгновение время словно замедлилось, растягиваясь до предела. Даст чувствовал, как страх впивается в него, как острые зубы, оставляя на душе шрамы, которые просто не могли зажить. Но страха Даст не чувствовал, нет, только мрачную уверенность, что он достигнет цели. Когда Даст почти достиг двери, из-за угла вдруг подал голос Киллер:

И вот, я пою, словно звезды блестят,

В небе, где мечты и слёзы танцуют.

Я ваше отражение, ваш запутанный след,

Я — тот, кто песню безумия сотворит в глубину ночи.

Сверху сгущаются тени, словно облака,

И тишина шепчет: «Не бойтесь боли.

Я ваш спаситель, ваш потерянный друг,

Я в потоках снов найду каждый долг».

Эта улыбка, которую Даст не видел, но чувствовал, как острый нож, пронизывающий тьму. Смех был не просто зловещим — он заключал в себе оскал истеричных радостей, как будто существо наслаждалось каждым мгновением погони, где жертвой он считал Даста. В каждом его слове звучали нотки провокации: — Укрываться глупо, друг мой! Ты только играешь в прятки с собственным ужасом! Каждое слово, произнесенное Киллером, прокладывало себе дорогу в сознание Даста, как смертоносные стрелы. Даст понимал, что отчаяние, сковывающее его, не было следствием физического преследования — это был страх перед самим собой, страх перед тем, что он может оказаться в ловушке своего разума, где каждый кошмар станет явью. В этот момент застывшая тьма будто слепила время, обвивая его своим холодным нажимом. Дверь, к которой Даст стремился, казалась стальной, крепче любых кандалов. На её фоне темнота вокруг мерцала, но не предлагала никакого облегчения. Он толкнул дверь, и та поддалась, выдав затхлый звук, словно плач старинного дерева. Достаточно было всего лишь одного взгляда на то, что ждало его внутри — и Даст почувствовал, как его уверенность начинает трещать по швам. Комната была почти пуста, лишь в одном углу стоял старый стул с порванной обивкой, а в другом — пустая бочка. Но главное — здесь не было света. Эта полутень, казалось, любовалась им. Ворота в отступление, где Киллер не мог его догнать. Но смысл логики этого отбежавшего спасения ставил Даста перед выбором: остаться в комнате и ждать, чем всё закончится, или рискнуть направиться в неизвестность. «Но если останусь здесь, то ничего не решу!» — пронзила его внезапно осознаваемая мысль. Однако в это мгновение напряжение, давление, отчаяние заползали в него с новой силой, корёжили внутренности и резали волю. Как будто тьма взбесилась, посылая тёплые волны отчаяния. Даст вновь приоткрыл дверь, лишь чуть-чуть, чтобы заглянуть — в коридоре царила тишина, но эхо смеха всё еще плыло в воздухе, как свирепые метеоры. Даст принял решение — одно лишь действие, которое его освобождало. В тот же миг разум всколыхнулся. Даст вернулся в коридор, не обращая внимание на дыхание. Даст знал, что возможная для него помощь — пробудить в себе инстинкты, которые, как оказалось, были гораздо сильнее страха. Каждый шаг был тщательно прочерчен в воздухе. Дверь за ним со звуком захлопнулась — и в этот момент Даст услышал: — Ты не ускользнешь от меня, шкет! Звякнув, обрывки веры в собственные силы опять рванулись. В самом деле, у Киллера не было такого умения как фальшь. Его голос был наполнен истинным презрением, жадным, даже голодным. Внутри Даста заколебался ком смутной ярости. Он всегда считал себя непроницаемым, но сейчас этот контроль трещал по швам. Он понимал, что его мысли могли быть его лучшими спутниками, но в то же время самым коварным врагом. Но благоразумие не дало ему остановиться. Ему следовало поверить в свою силу — его умение справляться с этим напором. — Я не в ловушке, я выбираю сам свою реальность, — повторял Даст, собрав остатки решимости. — Но так ли это? Куда ж ты, куда ж ты? Даст понимал — чтобы победить Киллера, ему не нужно исчезать в одном из своих бредов. Нельзя позволить просачиваться темным лучам страха, что пробудят страдания. Он был не один — он всегда был с собой, с той решимостью, которая может все изменить. И в этот момент он реально чувствовал, как его тело снова зажигается внутренной силой, словно он стал вихрем, готовым снести все препятствия. Рвануться к промежутку, наполненному светом, было нужно. Он развил скорость — его нога оббежала коридор и вскоре задержалась в старом зале, окно которого прикрыло черное дерево. Даст обернулся и увидел Киллерову тень.

Вот, познайте, в душе своей,

Как смешиваются свет и ночь,

Пока я танцую, время летит,

Тайна живёт.

В тени снов, где не было границ,

Смех мой — эхо мертвых слов.

Вслушайтесь, ведь мрак не утонул,

Он лишь ждёт — и унесёт под волны снов.

Снова поет. Чудовищный голос. В первую секунду такой удивительный, что разбудил что-то в душе. Но Даст не оставался без ума — он был решительным. Каждый раз, когда он замечал Киллера, он вспоминал о ловце снов и еще один, свежий волос, что ему требуется. Даст закрыл глаза и слился с тенью в углу. Открыв глаза, он увидел Киллера. Он стоял в нескольких метрах о него, внимательно смотря на пыльный пол. Киллер был чуток повыше Даста. Здесь Даст смог разглядеть его недовольное лицо, бледное от постоянного избежания света. В глазах был блестящий уголь, который горел не огнем, а яростью. На белых щеках были размазаны остатки густых чернил, которые перестали литься из бездонных глаз. Белоснежные волосы беспорядочно обрамляли его голову. В руке был зажат нож с давно иссохшей кровью на кончике. В тени угла стоял Даст, а рядом с ним было разбитое окно с одной-единственной доской. Доска была приколочена, видимо, наспех, потому что она еле как держалась на одном конце. Даст взглянул на Киллера, а потом снова на окно. Можно быстро вырвать волос. Или, если быть точным, прядь, потому что волосы у Киллера были тонкими. Ну как тут попробуешь один только вырвать? Придется, значит, целую прядь… И Даст, сжимая в одной руке мертвый волос, второй рукой потянулся к голове врага. Тот же понемногу начинал рычать, упустив жертву и потеряв ловец снов. Даста он еще не заметил. А тот вдруг вырвал прядь волос, толкнул ненадежную доску — и скрылся за окном, а за ним следовал яростный вопль. — Ты пожалеешь об этом, дубина! Я укокошу тебя! — кричал вслед Киллер, держась за голову и морщась. — Нет! Взорву, да, взорву! Мой гнев сожжёт тебя! Взорву!.. И истеричный голос его смолк за спиной. Даст бежал, петлял между деревьями, то и дело оглядываясь назад и убеждаясь, что никто не следует за ним. Луна уже плавно спускалась к горизонту, ибо время ночи истекало. Беззвездное небо было укрыто черными тучами, плавающими в небесных потоках.Под ногами тихо хрустел снег, твердый от мороза. Деревья угрожающе наклонили над невозмутимым беглецом свои мрачные кроны. Их корни прятались под снегом, и порой Даст спотыкался о них. Северный ветер пронизывал насквозь все живое, обитавшее здесь. Лес шептался, когда Даст выбежал из него и остановился. Не разглядывая яркие огни города, он мрачно побрел в сторону ведьминого дома. Уходящая луна провожала его безжизненным, мертвым взором. В одной руке Даст сжимал мертвый волос, а во второй — прядь свежих волос, только-только вырванных. Должно быть, это очень больно… Даст, шатающийся от усталости, наконец добрался до дома ведьмы. Его шаги были уверенны, а в глазах сверкала решимость, как свежий огонь. Он уже не боялся темноты, что преследовала его — теперь он был полон решимости положить конец своей мучительной игре. Когда он вошел в дом, воздух внутри был насыщен запахом застарелой пыли и чего-то прелого, но Даст не отступил. Старая ведьма сидела за столом, как и прежде, с глубокими морщинами на лбу и сверкающими глазами, которые, казалось, умели видеть самые темные глубины души. Ее выражение лица изменилось, как будто она ощутила перемену в атмосфере. — Ты вернулся, — тихо произнесла ведьма, едва взглянув на него. — И с чем-то в руках. Оба одновременно сели за стол. — Я добыл свежую прядь, — ответил Даст, выдвинув перед собой свежий волос Киллера, искрящийся в приглушенном свете дома. — Теперь активируй ловец снов. Даст прищурил глаза. Старуха наклонила голову, и её губы изогнулись в загадочной улыбке. Она вела пальцами по краям стола, как будто чувствовала вибрацию магии в воздухе. Потом она подняла взгляд, и в её глазах заплясали искорки хитрости и понимания. — Ты не только нашел его, но и осмелился забрать у меня самый необходимый элемент, — промолвила она с легким придыханием, словно вдохнула таинственную ауру. — Ты стал смелым, да? Какой еще элемент?. . Одно слово — ведьма. — Все, что мне нужно — это избавиться от кошмара и спать спокойно, — отрезал Даст. — Ах, козлёнок мой! — смеялась ведьма, и её смех был мелодичным, будто струны арфы, но в нем ощущалась и горечь. — В такую бурю, в такую ночь, как эта, есть вероятность, что ты раскорячил все плотные узы. Так что, что тебе нужно? Да, ловец снов! Она подняла руки, как будто пробуждая невидимые силы. Древние заклинания взмыли в воздух, и Даст почувствовал, как холодок пробежал по его коже, заставляя дыхание замирать. Слова ведьмы сливались в неясные звуки, обвивая пространство вокруг них. Это было что-то, такое странное и необозримое, что ему показалось, будто реальность течёт неправильно, как река, выходящая из берегов. — Есть ли у тебя мертвый волос, который мог бы дополнить твою просьбу? — спросила ведьма. Он не сомневался, что прядь, взятая с головы Киллера, лишена жизни, и, тем не менее, сам ритуал ожидал своего завершения. Даст протянул мертвый волос, который теперь казался еще более значимым в его руке, как будто он стал связующим звеном между двумя мирами. — Есть, — кивнул он. Ведьма взяла оба волоса и прикоснулась ими к ловцу снов. Мгновение, и темнота в комнате преобразилась. Ловец снов замерцал, в его узорах заплясали огни, которые заполнили пространство волнующим светом. Каждое движение ведьмы напоминало танец, и с каждым её словом Даст чувствовал, как реальность вокруг начинала изменяться. — Теперь ты готов. Ловец снов активирован! — произнесла она, и её голос стал тверже. — И помни: теперь всё зависит от тебя. При сне держи при себе игрушку. Эти слова пронзили Даста с новой силой. Он чувствовал, как тьма, что преследовала его, уже не была такой пугающей. Он выпрямился, словно гора, пришёл в себя, и с гордо поднятой головой покинул дом ведьмы. В его сердце не осталось места для страха. Ведьма в это время радовалась волшебным волосам, которые теперь принадлежали ей. Но более Дасту и ведьме не суждено было встретиться. Впереди была ночь, полная неизведанных тайн, но теперь у Даста был инструмент, способный освободить его от мучений. Он шел домой, сжимая ловца снов в своих руках. Красные цветки стали ярче, насыщеннее. Черные перышки раскачивались в такт шагов. Изящные узоры сплетались в паутину для кошмаров. Хотя, то еще не факт, ведь Даст еще не проверил ловец снов на себе.

***

Даст стоял на краю своей кровати и размышлял о том, что сегодня ночью произошло. В его руках сиял ловец снов — этот маленький, но мощный артефакт, который теперь был его последней надеждой на освобождение от вечного мучительного кошмара. Даст прокручивал в голове встречу с ведьмой, обрывки её загадочных слов, ритм её шепота. Перед ним разворачивалась целая вселенная — вселенная страха, боли и, возможно, искупления. Он вспомнил Киллера: его бледное лицо, пустые глаза, полные отчаяния и злобной радости. Даст не мог отделаться от мысли, как много горечи таится в душе этого существа, как жутко оно должно было страдать в своем одиночестве, окутанном черной пеленой кошмаров. Задумчиво вздохнув, Даст аккуратно положил ловец снов на тумбочку рядом с кроватью, словно передавая ему свою веру. Он присел на край кровати. Ему уже не страшно было заснуть. Теперь он ощущал, что, возможно, именно благодаря этому трепетному, но мощному артефакту он сможет отбросить свои страхи и образы, которые пугают его о сне. Он долго не мог заснуть — мысли о Киллере продолжали крутиться в голове. Киллер не мог быть просто монстром. У него тоже была история, его собственные мучения, свой собственный кошмар. А теперь он лишился ловца снов — возможно, единственной вещи, благодаря которой он мог спать. И он остался один. О, Даст хорошо, очень хорошо знал, что такое одиночество… Кто же он на самом деле, этот Киллер? Даст думал о его одиночестве, о том, что этот шкет, переживший горести, обрекает себя на вечные страдания. Изначально находясь словно запертым в его собственном мире, он был лишен возможности увидеть свет и человеческую теплоту. В голове у Даста крепко застрял вопрос, появившийся после логических размышлений: «Неужели Киллер слишком далеко зашёл, чтобы вернуть свою душу?» Даст вспомнил о словах ведьмы, о кошмарах, о том, как они могут связывать нас, обращая в темный мрак. «Каждый кошмар, — подумал Даст. — это не просто страх, это следы утрат, это эмоции, которые терзают наше внутреннее Я. Кто знает, сколько раз этот Киллер видел, как умирают его близкие? Как их забирает тьма, не оставляя следа? Я сам переживал это, когда мечтал о нормальной жизни, и каждую ночь поднимался на борьбу с собственным мраком». Даст ощутил, как его пальцы тронули ловец снов, и он отогнал от себя воспоминания о вселенском страхе. «Быть может, он лишь стал жертвой своей тьмы», — подумал он, ворча, но сам не веря собственным мыслям. То, что Киллер сделал, — это преступление, но в то же время... в то же время это был крик о помощи. Эта тьма, которая заполоняла мрачные тайны, её пропитала мстительность. О, Даст хорошо, очень хорошо знал, что такое мстительность… «И что, если Киллер искал способ положить конец мучениям? Уничтожая других, он, может быть, мечтал лишь о том, чтобы вырезать свою собственную боль». Эта мысль попала ему в голову, словно стрелка на компасе, указывающая путь. Киллер был странным, но не от того, что он был мучен, а от того, что мог иметь ужасные факторы, гнетущие его, и в итоге — он не создал своей реальности, а выбрал темный путь. Жестокий, немилосердный, безжалостный, но в то же время ранимый, как ребенок. И что же чувствовал Даст во время этих размышлений? Не было жалости, сердобольности, чувственности и подобных ощущений. Лишь понимание и эгоизм, ведь Даст не сжалился над Киллером, оставив ловец снов себе и в конце концов заснув. Это был первый крепкий, спокойный, никем и ничем не тревожимый сон за очень большое время.

***

Первый день, второй, третий, четвертый и далее, а Даст до сих пор преспокойно засыпал каждую ночь. Дни превратились в недели, а те уже перетекали в месяцы. Однажды Даст забыл взять ловец снов и заснул. Проснувшись поутру, он немало удивился, поняв, что спал без кошмара, а главное — без ловца снов! Удивился он тоже впервые за многие годы. Но на следующий день Даст, гуляя по парку недалеко от дома, наткнулся на Киллера. Тревога тут же прокралась к душе, поглаживая ее черными пальцами. Даст тут же скрылся за ближайшим деревом, стараясь унять дрожь в руках. Но страха не было, нет, страха не было… — Так был здесь или нет? — спрашивал Киллер прохожего. — Иногда я видел такого, да, — ответствовал человек. — Примерно раз-два в неделю гуляет тут, но недолго. — Прощай тогда. Надо же было прошляпить такое, — сердито добавил Киллер, когда человек ушел. Даст прятался за широким стволом дерева, его сердце колотилось в груди, но не от страха, а от тревожного волнения. Словно сам по себе, его разум стремительно анализировал ситуацию, бросая в обыденную скуку целую палитру эмоций: удивление, любопытство, даже злость. Он знал, кто стоит в нескольких метрах от него, но сейчас он чувствовал всего лишь отголоски того страха, который некогда сжимал его сердце, а теперь казался далеким, почти забытым. Киллер стоял, как статуя, в тени развесистого дерева, белоснежные волосы слегка колыхались на ветру. Он выглядел совершенно обычным — не тем сверхъестественным существом. Его бледное лицо отражало быт обычного человека, полного горечи и сожалений. Взгляд Киллера скользил по парку, и в его глазах не было агрессии — наоборот, в них проскальзывал отблеск тоски, безысходности, ненависти и неизмеримого безумия. Даст не мог оторвать от него взгляд. Он почувствовал, как в груди что-то забилось, словно тот внутренний голос, который звал его к действию. Внутренние противоречия пронзали его, и он не мог понять, должен ли он противостоять своему страху и подойти к этому существу, или же сбежать, как когда-то, прячась от него. Киллер продолжал оглядываться, как будто искал кого-то или что-то. Он казался потерянным, словно странник, заблудившийся в своем собственном мире. Это был не тот человек, который разгуливал в заброшке по ночам, желая отомстить всему сущему. Вспомнив слова ведьмы о том, что за каждым кошмаром стоит чья-то история, Даст вдруг почувствовал, как жало мщения в его сердце стало слабее. Не поняв, как реагировать на самого себя и на присутствие Киллера, который его не заметил, Даст сбежал из парка. По дороге он понемногу успокоился, но тут же разгневался на самого себя. Трус!.. Вдруг зазвонил телефон: — Салют, Даст! — крикнул молодой голос. — И тебе, Блу, — ответил Даст. — Мы заедем к тебе завтра с утра, поможем тебе с подготовками. Ты не против нашей подмоги? — Подожди, какие еще подготовки? — У тебя же завтра день рождения! Вечер пятнадцатого января! Забыл? Даст от досады пнул ближайший сугроб. — Запамятовал, — мрачно произнес Даст. — Конечно, приезжайте. — Как хорошо! Послышались гудки, и Даст вернул телефон в карман. Охоты что-то праздновать не было, но приятелей увидеть было бы неплохо, чтоб отвлечься от постоянных мрачных мыслей. Вообще Даст привык к одиночеству, но друзья цеплялись за него, стараясь при удобном случае ненавязчиво вынуть из странных размышлений. Таких друзей в мире лишь десятки среди миллиардов, и Даст не понимал, как милосердно поступила судьба, послав ему таких людей. А он неблагодарно считал свою жизнь несчастной.

***

Даст только закончил завтракать, когда в дверь уже стучали. Когда он распахнул ее, в дом начали входить друзья: энергичный Блуберри с абсолютной неспособностью унывать; с виду жуткий, но верный Хоррор, не знающий слабости; вечно позитивный Дрим, который вел за собой брата Найтмера, что обычно был суров и хмур, но сейчас шел с охотой; Эррор, любивший украшения, другие безделушки и сладости (за чем он, собственно, и пришел); лучший художник и дизайнер Инк, который тащил большой рюкзак с многочисленными украшениями для декорации дня рождения и, наконец, Чино, который смог освободится от работы и прийти, дабы заполнить стол своим кулинарным искусством. — Не хмурься, Даст! — подбадривал Дрим, хлопая друга по плечу. — Знаю, ты не любитель праздников, но тебе понравится, вот увидишь! — Не сомневаюсь, — вставил Найтмер, но тут же был награжден упрекающим взглядом старшего брата. Найтмер лишь насмешливо улыбнулся. Подготовки начались. Когда Дасту казалось, что утро будет обычным и ничем не примечательным, его друзья заполнили квартиру своим присутствием, словно яркие краски, размазывающиеся по скучной серой стене. Каждый из них привнес что-то особенное в общую атмосферу, и вскоре квартира наполнилась непрекращающимся смехом и громкими разговорами. Блуберри, который всегда был на позитивной волне, со смехом расставлял воздушные шары по углам комнаты. Он с легкостью пытался разбрызгать их, завязывая шелковые ленты, но эти ленты, видимо, были зловещими — когда Блуберри попытался привязать один шарик, лента неожиданно завязалась вокруг его больших пальцев, и он встал с недоумением, будто пойманный в ловушку. — Хм... Кажется, я нашёл новый способ украшения! — произнес он с притворным удивлением, пытаясь одновременно избавиться от обвивающегося шнура. — Это называется «как не нужно делать», — рассмеялся Хоррор. — Тебе нужно немного больше практики! Тем временем Эррор раскладывал на столе различные сладости и угощения, не забывая о своих предпочтениях. Наблюдая за ассортиментом, он жарко обосновывал выбор, запуская голову в сладопьяную эквивалентность: — Это, несомненно, идеальная комбинация! Шоколадные конфеты с леденцами и однообразными мармеладками. Если кто-то скажет, что это не идеал десерта, я просто удалю его из друзей! — Да, ты и так успел удалить половину из-за их комментов о твоём обожаемом пироге, — заметил Чино, распаковывая свою сумку с ингредиентами. — Постарайся не отчаиваться, Эррор. Восемь пудов сахара, когда-нибудь использованного в пищу! — Пф! — отмахнулся Эррор. — Чудовища были бы вынуждены прийти за своим идеальным пирогом именно так. Дрим, тем временем, с энтузиазмом строил нечто, похожее на сцену для мероприятий, создавая декорации из бумаги и старых тканей. Его руки ловко и быстро двигались, создавая игрушку из разноцветной бумаги, когда рядом сидел Найтмер, сконцентрировавшись на каком-то рассказе. — Ну, вы знаете, что я забыл?! — выпалил Дрим, не обращая внимания на Найтмера. — Я должен сделать тебе, Даст, корону из чего-то совершенно смешного! Даст, ты ведь король праздника, да? Придется сходить за нашими коронами! Найтмер поджал губы и усмехнулся. Это был момент, когда его хмурое выражение лица окончательно расстаяло, и он с интересом наблюдал за движениями друзей, которые раздавали доброту и искусство словно нечаянные фейерверки. — Не смеши меня, ты весь в бумажной короне, — бросил Найтмер, а Дрим одарил его улыбкой. А Инк, не сдерживаясь в рисовании и создании новых шедевров, использовал всё, что угодно: от кусочков фольги до ярких водорастворимых красок, чтобы превратить стены в полосы радуги. Он увлеченно расписывал старые обои, умело добавляя цветочки и веселые фигурки, которые хоть немного могли скрыть пыль и усталость. — Если б ты так же активно работал на своей учебе, ты бы обладал всеми оценками, — шутливо заметил Хоррор, проходя мимо и подмигивая. — Но нет, ты решаешь украшать наш святой праздник! Инк рассмеялся, обернувшись к нему с засученными рукавами. — Хорошо, что учебы у меня не было! А это я называю искусством! И искусство не имеет пределов! Кроме, может быть, твоей головы… Закрепляя декорации, друзья работали, шутя и смеясь, а Даст, наблюдая за всем этим, чувствовал, как в его сердце пробуждается чувство тепла и благодарности за такую дружескую заботу. Но это, с другой стороны, было для него неестественным, а Даст уже давно разлюбил перемены. Однако он, все же, присоединился к ним, фиксируя мрачные мысли о Киллере на заднем плане. Каждый маленький момент дружелюбия, и каждый смех его друзей были лучами света, палящими на его внутренние тревоги. — Ну что, кто хочет съесть пирог до того, как мы праздновать начнем? — спросил Дрим, заполняя стол сладостями. — Разве что я пьян! — вскричал Блуберри, размахивая руками, когда остальные решительно подхватили. К полудню кухня и коридор были готовы, теперь все крутились в зале. Зал постепенно наполнялся атмосферой праздника. В углу стоял стол, уставленный сладостями, которые старательно раскладывал Эррор. На столе возвышались горы конфет, пирожных и разноцветных леденцов. Сладкие ароматы витали в воздухе, создавая ощущение настоящего сладкого рая. — Эй, кто съел все печенья?! — громко воскликнул Эррор, взглянув на стол. — Я ведь собирался сделать из них мозаичный портрет! — Я не знаю, кто это сделал, — отозвался Дрим, не отрываясь от демонстрации своей «короны» из бумажных флажков. — Но я уверен, что это не было преднамеренно! Вкусно же! — Согласен! — кивнул Блуберри, угощаясь одним из оставшихся печений. — Будут ли тут какие-нибудь «суперсладости»? Я не хочу, чтобы корона состояла только из картона! Тем временем Хоррор и Найтмер спорили о том, как лучше развесить гирлянды вдоль потолка. — Я говорю тебе, нужно развесить их так, чтобы они свисали в разные стороны, — настаивал Хоррор. — Это создаст эффект хаоса! Как у меня в голове. — И придаст невероятного чувства «идиотизма», — перевел дыхание Найтмер, хмуря брови. — Нам нужно немного структурированности в этом беспорядке. Вот представь, если все гирлянды будут свисать из одного угла, это создаст симметрию! — Симметрия? — хмыкнул Блуберри, проходя мимо с шутливым вздохом. — Ты же не на выставку собираешься, я слышал, что праздник — это полное безумие! — Да-да, безумие, — вставил Эррор, сыпя сверху конфеты на стол. — Как ты, Блуберри, а ты, Найтмер — словно две стороны одной монеты. Вечно «зажимать» друг друга! — Я просто стремлюсь к совершенству, — независимо произнес Найтмер, и его хмурое выражение лица стало более уверенным. — А ты, Хоррор, вместо этого разогреваешь мозг до предела. — А умеешь ли ты создавать из жизни праздник? — остановился Блуберри, поднимая кружку. — Благо, у нас есть ты, Найтмер! В это время Инк, увлеченный работой над декорациями, раскладывал куски бумаги по стенам, стараясь создать нечто необычное. Он растягивал цветные ленты и мажорные элементы, создавая настоящее искрящееся шоу из простых вещей. — Даст! — закричал он, привлекая внимание. — Приходи сюда, мне нужно твоё мнение! Как думаешь, что лучше: синие или зеленые бабочки? Даст остановился, слегка удивленно посмотрев на криво нарисованные бабочки. — Синие, — пробормотал он, тут же вернув себе мрачное выражение лица. — Отлично, тогда это будет мой финишный штрих! — обрадовался Инк, и его руки задвигались еще быстрее. В это время на кухне Чино, неожиданно врываясь в разговор, зажигая плиты, изрыгал разные ароматы. Он подготавливал закуски и угощения. — Главное, что вы все должны помнить, — крикнул он из кухни, склонившись над кастрюлей. — Пирог не должен гореть, иначе я потеряю последнего клиента! — Ты приготовил что-то новенькое, Чино? — настороженно спросил Хоррор, смешивая ингредиенты на плите. — Или всё-таки тот же самый «Убийца шуток»? — «Убийца шуток» на раз-два, — усмехнулся Чино. — Но на самом деле, я решил сделать шедевр под названием «Фиолетовая мечта». Убрав сахар, добавлю немножко весёлых шуток в начинку — Дасту точно понравится! — А если шутки сгорят? — воскликнул Блуберри из другой комнаты, снова пытаясь запутаться в гирлянде. — В общем, не сиди в замешательстве! — Эй, не подсказывайте ему! — отпарировал Инк в ответ, стремясь утопить свои бабочки в краске и претворяя детскую фантазию в реальность. — У нас тут занятия важнее! — Говорить о занятиях важнее, чем их выполнение, — бросил шутливый вызов Найтмер. — У каждого правила есть свои исключения. — Да, исключение, которое подтверждает правило, — добавил Хоррор с подмигиванием и толстым слоем сарказма. Так шутки и шалости продолжались. Вскоре Чино и Эррор внесли в зал большой торт, водрузив его на центр стола. Между общим весельем Чино подошел к Дасту и тихо спросил: — Даст, у тебя новый друг? Даст прищурился. — Это шутка или вопрос? — наконец уточнил он. — Вопрос, — улыбнулся Чино. — Он немного помог мне, правда, очень неуклюже. Пока мы с Эррором несли торт, он выключал духовку. Не припомню, чтобы он входил с нами через дверь. Даст оглядел зал, убедившись, что все друзья под его взором. Он снова обернулся к Чино: — Возможно, — ответил Даст. — Слушай, приятель, у тебя нож есть? — Зачем? — Попробую пошутить с новым другом, — сказал Даст первое, что пришло в голову… В итоге получив нож, Даст направился к кухне и глубоко вздохнул. Видимо, Киллер все-таки нашел его. Даст решительно распахнул дверь и тут же закрыл ее за собой, запирая на замок. У духовки, спиной к Дасту, стоял некто в синей куртке и черном свитере. Киллер со страшной улыбкой обернулся, весь обсыпанный сахарной пудрой. Его угольные глаза бледно сверкали. — Я тут немного помог твоим друзьям, — весело произнес он. — Но ты не рад мне. Ну, жаль. Я просто возьму одну ничтожную вещичку и уйду. Вернешь ее мне, приятель мой? Или мне взорвать этот дом? — с этими словами он продемонстрировал маленькую черную коробку с красной кнопкой. Нож выскользнул из руки Даста и с глухим звуком упал на пол. Киллер тут же подхватил нож и направил его на Даста с дьявольской улыбкой. А тот будто не видел. Перед глазами плавали кадры минувшей ночи, когда луна была полной. Белоснежные волосы сверкали во мраке. Мелодичный, молодой, полный горечи голос весело пел песню. Застоявшаяся пыль пудрой порхала у ног. Песня выдавала боль души преследователя. Лезвие блестело под светом луны. Скрипели доски, ненадежно заколоченные. Раздавался мальчишеский, задорный смех. Эхо разносило каждый звук по бесчисленным коридорам. Дряхлая мебель собирала пыль и прах. Дыхание уставшего беглеца замедлилось. Тень метнулась в пустой зал. Волосы казались живыми под луной. Лицо было бледное, опечаленное, с натянутой улыбкой. Тоскливый, полный угрозы и боли вопль за спиной. Даст открыл и поднял глаза на Киллера. Тот, смешно нахмурившись, протягивал руку, второй угрожая ножом. Даст не обратил на нож никакого внимания, лишь молча вынул из кармана ловец снов и внезапно вырвал из руки Киллера нож. Тот сжал было кулаки, но Даст спокойной остановил его: — Подожди. Киллер с недоумением уставился на него, потом стал внимательно следить за руками Даста. Тот тер ножом по какой-то надписи на дереве ловца. Закончив, Даст положил нож на столик и протянул ловец снов Киллеру с самым мрачным взглядом. Киллер, внимательно смотря на Даста, быстро схватил ловец снов и прижал к себе. Больше не обращая на Даста внимания, он повернулся и начал разглядывать ловец. Даст, закатив глаза, развернулся и собрался было выйти, но вопрос Киллера заставил его обернутся: — Просто так отдаешь? Без подвоха? Даст посмотрел на глаза Киллера, полные недоверия. Даст почувствовал, как в груди его разгорается чувство, ранее укрытое в самых темных уголках его души. Это было нечто большее, чем просто жажда освобождения от кошмара. На этот раз, когда его взгляд встретился с угольными глазами Киллера — глазами, полными недоверия и призрачной печали — он осознал, что существует граница, которую он готов переступить. Киллер сжимал ловец снов в руках, его лицо выглядело одновременно настороженно и невольно взволнованно. Бледность его кожи подчеркивала блики света, отражавшегося от тёмных глаз, которые не могли укрыть ту боль и долгие страдания, что стали его постоянными спутниками. В его взгляде сквозила не просто агрессия — там была глубина, там были терзания и утраченные надежды, что знали о страданиях слишком много. Даст не мог отвести взгляд от этого выражения на лице Киллера, от того недоверия, что проскальзывало даже сейчас. Страх внутри Киллера, за которым когда-то прятался сам Даст, вдруг показался ему чем-то знакомым, и это понимание спутало его мысли. Все страхи, вся ненависть и тёмные мысли вдруг раскрыли перед ним дорогу к осознанию — он чувствовал, что не может просто оставить его наедине с болью. Даст шагнул ближе, не задумываясь о последствиях. Он не боялся; теперь это стало важно именно для него. И вместо ответа на вопрос Киллера он подошел ближе и нежно прижал свои губы к его. Это стремительное движение было полным решимости, словно он закрывал последний раз дверь, что разделяла их — дверь, за которой скрывались страхи, недоверия и мучения. Киллер остолбенел. Его глаза расширились от изумления, когда Даст не оставил ему шанса отстраниться. Его гневное и настороженное выражение шокировано сменилось на новое — смесь нежного удивления и растерянности. Он стоял, не веря тому, что произошло, его сердце замерло. В тот миг, когда губы Даста коснулись его, мир вокруг них рассыпался в прах — все страхи, весь мрак, которые держали их в плену, остались позади. Но тут же, наполненный смешанными чувствами, Киллер отскочил, словно от удара. Он прижал свою руку к своим губам, будто пытаясь осознать, что с ним только что произошло, и в его глазах было все: удивление, сомнение и ужас. — Ты что, с ума сошел?! — произнес он, глядя на Даста с таким недоверием, что это вызвало легкий укол в груди у последнего. — Я... — Даст замялся, осознавая, что это была не просто импульсивная реакция. То, что с ним произошло, — это чувство, пронзающее, соответствует всему, что он пережил. — У тебя абсолютно нет смысла, — пробормотал Киллер, в его голосе звучала паника. Он взглянул на ловец снов в своих руках, как будто тот был источником всех его страданий. Но Даст не мог отвернуться. Он уже сделал этот шаг, и теперь, когда он осознал, что чувствовал, когда он видел, как Киллер стоит с этими угольными глазами, полными тьмы — это стало решающим моментом. — Ну хорошо, — мрачно произнес он. Даст не мог изменить своему постоянному мрачному настроению. Он снова отвернулся от Киллера и направился к двери, собираясь уйти. Но вдруг Киллер схватил его за запястье. Киллер, подняв глаза, не знал, что сделать с этой внезапно открывшейся в нём надеждой. Он казался таким уязвимым, таким человечным в своей растерянности. Тот, кто когда-то был символом его собственных страхов и мрака, теперь стал центром его новой реальности, и он не знал, как с этим справиться. Потому в этот раз Киллер сам прикрыл его губы своими. Это был второй поцелуй, но с ним было много неизведанного — напряжение между ними как будто вспыхнуло. Киллер, охваченный внутренними противоречиями, всё же слегка наклонился, словно тёмная энергия вокруг него ожила. Его угольные глаза встретились с взглядом Даста, и в этот миг расстояние между ними исчезло. Ощущение было уязвимым и настороженным, как если бы они оба шагнули на хрупкий лёд, но это было необходимо. Даст не знал, что именно произошло, но чувствовал, как сквозь него пролетела волна теплоты, словно каждый сантиметр его кожи был пробуждён от многолетнего сна. Он не просто целовался с Киллером; он целовал его историю, его печаль, всю ту тьму, что угнетала душу, полностью изолировав его от мира. Киллер прижал Даста к себе, и Даст почувствовал, как его руки обхватили его, словно пытаясь удержать тот свет, который пробивался сквозь долгие годы страха и одиночества. Этот поцелуй был полон эмоционального бремени, в нем звучала мольба о понимании и прощении. Это был крик о помощи, смешанный с нежностью — желание быть понятым и освободиться от праздной тьмы, которая терзала его безумный разум. Однако, как только они отстранились друг от друга, в тишине они оба увидели что-то большее, чем просто момент между двумя потерянными душами. Даст заметил, как слёзы начали собираться в уголках глаз Киллера, выступая, чтобы обмануть сжатые уста. Это выражение на лице Киллера было полным страха и надежды — крик о возможности быть освобождённым от своей главной тьмы. Киллер стоял, словно пленник своей собственной тьмы. Ловец снов, когда-то являвшийся символом его мучений, теперь стал чем-то более значимым. Даст чувствовал, как его собственное сердце бьется в унисон с этим внутренним конфликтом. Непонимание и страх переплетались, создавая атмосферу, насыщенную напряжением и ожиданием. Они оба были далеки от идеальных, но в этом их несовершенстве имелось нечто всепроникающее, нечто, приближающее их к пониманию и искуплению. Киллер все еще сжимал ловец снов, его пальцы касались рисунков в его плетении, и каждый узор отзывался в его памяти. Он ощущал, как много ночей он провел, не зная покоя, как крики потерь сменялись молчанием, и каждый вздох становился мукой. Мысли о его прошлом, о тех, кого он потерял, заполнили его разум, и мгновение, проведенное с Дастом, стало пронзительным напоминанием о том, что он был не одинок в своем страдании. Даст смотрел в угольные глаза Киллера, в которых смешивались тьма и свет, понимание и нежность. Он сам был когда-то пленником своих страхов. Все его предыдущие переживания, каждая ночь кошмаров, каждый застывший вздох — всё это, казалось, привело его к этой точке. Никто не хотел стать жертвой своих страховых оков, но теперь они стояли вместе, на грани открытого признания своих уязвимостей. Киллер, чувствуя нарастающее тепло в своем сердце, позволил себе на мгновение отложить всю тяжесть и горечь прошлого. Его прежняя агрессия, недоверие и страх постепенно улетучивались, уступая место чему-то более искреннему и живому. Он больше не хотел быть существом, которое боялось света. Вместо этого ему хотелось быть человеком, чего-то более значимого для себя. Когда они снова встретились глазами, в них засияла искра. Они оба поняли, что это было их общее желание — избавиться от бремени темноты. Эта связь, мгновение понимания, безмолвного согласия открыло новую главу для обоих. Они могли стать теми, кто освободит друг друга от тьмы, ранее вскорости между своими душами. В этот момент Даст увидел, что в Киллере все еще оставалась искра человечности. Здесь и сейчас, в их единении, открылось множество путей, которые могли бы привести к исцелению и пониманию. Даст протянул руку, затем мягко положил её на волосах Киллера, словно успокаивая его. Это было важное прикосновение, которое могло бы добавить уверенность, толику надежды. Мир за их спинами продолжал жить своей жизнью, но эти двое оказались в пространстве, где время потеряло свою значимость. В прошлом оба они страдали от собственных монстров, которые не давали покоя. Но сейчас, когда оно уже стало общим, они могли стоять плечом к плечу, не боясь дальнейших испытаний. Тишина вокруг наполнилась нечто большим, чем просто эмоциями; она стала светом, где каждый день можно будет бороться с тьмой не в одиночку. Серый мрак теперь стал их общим чёрным холстом, на котором они могли рисовать новые картинки — картины, полные света и спокойствия, оставляющие за собой все страхи. Киллер будто очистился от своей прежней злобы, обретя возможность чувствовать и любить, а Даст сбросил с плеч бремя своей одиночества, почувствовав себя нужным. Мгновение их обернулось необратимым изменением, трансформацией, которая стала не только возможностью, но и долгожданной радостью. Оба они, Киллер и Даст,медленно сели на пол, прижимаясь друг к другу. Им не хотелось ни объяснений, ни уточнений, ни ответов на вопросы, ведь в душах их на вопросы ответ был найден. Один ответ — тот, кто находился напротив него и прижимался к нему. Они снова поцеловались, а активная жизнь осталась за запертой дверью.