kinktober24

Йоммур, вероятно, считает, что Тисс одержима бельём от «Шерсти и льна», ведь иначе как объяснить, что в последнее время почти каждая вылазка в город не обходится без примерки этого элемента гардероба именно в этой лавке? По крайней мере, так это выглядит со стороны ро’одской стражи, и такое объяснение более чем подходит для его глаз и ушей. На самом же деле, Тисс эя Вэдтри, помимо временного заместителя посла, нового развлечения принцессы и первой эсшайскей драконьей летуньи, примеряет на себе ещё и роль секретного политического почтальона. Может, если бы между бесчисленными обязательствами и заботами она находила время подумать, что с ней сделает император или его наследник, поймав за шпионажем, это бы её взволновало, дало бы место пустым волнениям и беспокойству о собственной жизни. Но, как говорит народ, заботы тают в делах, как лёд на солнце, а труд затмевает волнения, как гроза свет. Тисс открывает глаза с одной мыслью — служить своему королевству, и закрывает с другой — «Боги, как же я устала!» Дела идут хорошо. Дела идут плохо. Тисс делает успехи в оседлании ро’одского чудовища. Дважды упасть с этого зверя и не свернуть себе голову ведь тоже успех? Как и то, что он не откусил половину её туловища в первую же секунду знакомства? Ша’арнез, мастер драконьих дел, заставляет «налаживать» контакт: кормить, поить и не обзывать по поводу и без. Но её компания, которой сам наследник империи периодически наслаждается, дракона, видимо, забавляет лишь в моменты, когда он отбрасывает её хвостом в сторону. Трижды! Тисс каждый раз закатывает глаза, вспоминая, как смеялся летун и его драконья… Драконы вообще могут смеяться?! Политические успехи посла Айнлота столь же радужны. Имперцы давят, спустя часы напряжённых переговоров неизменно добиваются своего. А как же? У них ведь есть все козыри. Стычка между воинами Ро’од и Эсшая на границе, несмотря на раскрывшиеся подробности о доблести и чести, убийство принцессы, из-за чего королевству стало нечего предлагать для долгожданного мира, — у ро’одцев всегда хватает рычагов давления, чтобы выиграть в любых спорах. Политической верхушке ещё не известно о Тисс, чародейке из Эсшая, готовившейся стать летуньей, способной выравнять силы между двумя вековыми врагами. Не знает, оттого и наглеет. Тисс знает об этом, слышит из первых уст после каждой важной встречи, после каждых переговоров. Понимает — времени нет, настала пора решительных действий, но ни Ша’арнез, ни Тай не разделяют её порыва. Нужен результат. Кровавая лужа под лапой разгневанного дракона — неприемлемый результат. И хоть с этим сложно не согласиться, чародейка, бросая на своё чудовище кусок баранины, не может отделаться от мысли, что это на руку имперцам — выиграть время, выжать королевство Эсшай до последней капли. Думает об этом и тогда, когда стоит в раздевалке «Шерсти и льна», за ширмой, в белье, сжимая шкатулку с двойным дном. Тогда зачем принц замыслил этот план, если целью было дипломатически уничтожить Эсшай? Подсластить горькую отраву? Растянуть время? Тисс делилась своими подозрениями с послом и его помощницей; те, несомненно, изложили всё в письме, которое она держит в руках сейчас. К чему всё идёт? Как может одинокий голос перекрыть рёв приближающейся стихии? Появление агента не остаётся незамеченным. Тисс в тот же миг поворачивается к нему, его взгляд в тот же миг опускается на её тело. Эфирный наряд, словно сотканный из теней самой ночи, украшенный узорами из чёрного кружева, напоминающего древние руны, нанесённые магической иглой, едва ли закрывает обнажённую кожу. Тонкие бретели нижнего белья, как серебряные нити, удерживают изящную ткань на плечах Тисс, подчёркивают утончённость, грацию, чуть мускулистые плечи — результат тренировок. Летунья должна быть сильной, а колдунья, готовящаяся к войне, — тем более. Полупрозрачная ткань, струящаяся вниз, обнажает тонкое подчревье. Наглец всегда приходит, когда она обнажённее всего! Будто специально время подбирает. Тисс одним движением достаёт письмо, вторым протягивает ему. — Сразу к делу? — голос нахрапника столь же приятен, как щёлк на ощупь в лавке. Чародейка дёргает бровью. — А вы не насмотрелись? — Очарование истинной красоты в том, что её взору не ведомо время — она пленяет сердце и разум вечно. На лучезарную улыбку, весьма обаятельную, нечем возразить, кроме как закатить глаза. Когда письмо уже не в её руке, а спрятано в кармане мужских грубых штанов, нечего сказать, кроме как не к месту выдать: — Письмо нужно доставить быстро. — Всегда нужно. — Это важное. — Тогда тем более стоит позаботиться, чтобы оно, в первую очередь, добралось до адресата. Вернув на место спавшую бретельку, что сопровождается внимательным взглядом эльфа, который за словом в карман не лезет и, кажется, не знает, когда время уходить, Тисс сначала вопросительно смотрит, а потом спрашивает прямо: — Так и будете стоять без дела? Она имела в виду, не поспешит ли он донести письмо до пункта назначения, откуда оно уже направится в королевство, но двусмысленность вопроса застаёт врасплох и Тисс, и смешливый, перетекающий в томный, взгляд перед ней дает ответ на то, о чём она бы не спросила. А почему нет? — Хотите меня чем-то занять? — спрашивает наглец. И снова, а почему нет? Может, такова их природа, размышляет Тисс: эльфы приходят в этот мир одни, и такими же одинокими уходят. Всё, что между, — короткие проблески чужого тепла. Словно зачерпнуть воды из бурного ручья: знаешь ведь, не удержишь её навсегда, но сам момент прикосновения дарит долгожданную прохладу, ощущение жизни. Пусть это лишь минуты, проведённые в компании миловидного агента, кто знает о ней больше, чем она о нём, пусть слова, сказанные им, сотрутся из памяти, а касания его смоет ветер перемен, но если есть шанс, хоть маленькая вероятность, что это сможет согреть душу так, что холод одиночества станет менее ощутимым, Тисс готова пойти на это. И этого будет достаточно, чтобы идти дальше. В бой. Тисс делает шаг вперёд. Поднимает на мужчину гордый взгляд. Тот серьёзнеет. Наконец-то. — Не забывайте о времени, — говорит чародейка. Агент усмехается в ответ. — Результат для меня превыше всего. Целовать его — как шагнуть в мрак комнаты, когда служанка забыла зажечь свечу: волнительно и захватывающе. Целовать его на вкус — как вкусить спелой горьковатой ягоды; Тисс коротко кривит лицом, облизывает губы и пробует дальше. Хочет добраться до сладкой части. До сока. До сути. Целовать его — вспоминать морской бриз, свежий и манящий вдаль. Вспоминать дом, который Тисс оставила не по зову сердца, а по долгу. Вспоминать танцы на траве под летним дождём, естественные, раскованные. Свободные. Целовать его — зажечь пламя и наблюдать, как оно растёт, бушует. Горячее. Всепоглощающее. Поцелуй с ним приливом смывает всё на своём пути. Неудержимый. Жаждущий. Тепла? Его руки на её теле — над тканью, под ней. Пальцы бегут по коже, впиваются в неё. Наглец прижимает её к себе, Тисс становится теплее. Их тени сливаются воедино, его губы касаются её шеи, свечи в комнате горят ярче, воздух становится слаще. Будто по предназначению, такому же древнему, как Богиня Природа, её тело идеально сливается с его — над ним и под ним. Эльф ведёт её, не разрывая связи, заставляет сделать шаг, другой назад, пока она не сталкивается с препятствием в виде деревянного стула. Садится. Он опускается на колени. Глаза в глаза. Помогает ей снять подчревье. Может, ожидает смущения. Может, Тисс его испытывает. Но не показывает. Эльф усмехается. Она в ответ. Разводит её ноги в стороны. Тисс поднимает подбородок. Он облизывает свой большой палец. Она сглатывает, чувствуя, слабую дрожь в ногах. Его палец между её ног. Надавливает. Гладит. Ритмично. Рывками. Кругами. Линиями. Вырисовывая неизвестные Тисс узоры и руны. Заставляя дыханию сбиться. Зубам впиться в тонкие губы. Предвкушать, ласкаться от ощущения, как палец начинает скользить по появившейся влаге. Как та тонкой струей скатывается на деревянную поверхность стула. Вязко собирается вокруг его длинных пальцев, связывает в тугой узел внутренности. Тисс выгибается, изнывая от приятных мучений, а он слышно усмехается. Каков наглец! Глаза в глаза, потом он опускает голову. Целует там. Лижет. Заставляя встрепенуться, вспрыгнуть, хватать ртом воздух и махать рукой в воздухе в поиске опоры. Тисс смотрит прямо. Видит себя. Большое зеркало — простое, без узоров и излишеств, просто гладкая поверхность, отражающая каждую мелочь. Чародейка, встретив свой взгляд, неожиданно замирает. В отражении она та же, но другая: румяная, с блестящими глазами, искусанными губами и томным взглядом. С вздымающейся грудью, одну ласкает эльф своей большой ладонью, и иногда между пальцами проскакивает тёмный ореол и взбухшая горошина. Теперь, точно смущаясь, эльфийка отводит взгляд. Куда угодно, только не на зеркало. В конце концов прикрывает глаза, погружаясь в ощущения. Ненадолго. Словно пламя свечи, задутой внезапным ветром, ласка обрывается, оставляя недосказанность. Эльф поднимается. Столкнувшись с затуманенным, недовольным взглядом колдуньи, наклоняется к ней, берёт её за подбородок пальцами и целует в губы. Тисс не обрывает только из любопытства: что за игра? Другой рукой эльф не даёт прижать бёдра друг к другу, скользит внутрь. Держа за подбородок, оторвавшись от её губ, направляет лицо прямо на зеркало. К щекам снова приливает краска. Тисс не сопротивляется. Что за игра? Ласка между ног возобновляется. Продолжается. Пальцы входят в неё. Выходят. Прерывисто. С толчками. Тисс хочет отвести взгляд. Похоть. Желание. Нетерпение. Странно видеть себя такой. Эльф не позволяет. — Смотри, — говорит. — Очарование истинной красоты в том, что её взору не ведомо время… Мелодия его ласки, ставшей мучительной, жестокой, усиливается, Тисс задыхается от напора, от открывшегося вида себя почти обнаженной. От вида, что открывается там, где его рука. Так она себя никогда не осматривала. Пальцы двигаются скачками. Резко. Часто. —… она пленяет сердце и разум вечно, — договаривает он. Пальцы эльфа одним скользким движение выходят. Ладонь ложится на промежность. Гладит быстро, очень быстро. С напором. С давлением. Заставляя чувствовать его везде. Сразу. — Посмотри, как ты прекрасна, — произносит эльф, но Тисс слышит его с трудом. Едва успевает прикрыть губы рукой. Протяжно мычит, прикрыв глаза. Потоки энергии, пробуждающие скрытые уголки тела, вызывая странное сочетание боли и удовольствия, проходят по всему телу, от кончика ушей до пальцев ног. С трудом удаётся усидеть на месте. С трудом удаётся остаться в сознании. Открывает глаза. Первое, что видит, — зеркало. Первое, за что цепляется взгляд, — жидкость, стекающая по её нижней части тонкими линиями, размывающая отражение и оставляющая за собой полупрозрачные следы, будто слёзы, сбрасывающие напряжение с поверхности. От понимание, что это она, её, бросает в лёгкую приятную дрожь. Едва удается отдышатся, как мужская рука ложится на пах. И вновь ласка на грани безумия. Вновь удовольствие с оттенком боли, залитые в один бокал. Вновь яростный, неконтролируемый поток огня, прокатывающийся по телу, оставляющий после себя жаркое, глубокое наслаждение. — Ох, святые Боги! — громко кличит Тисс, не успев прикрыть рот. Откидывает голову назад. Покачивается на стуле. Чувствует влагу между бёдрами, видит как та струёй попадает в зеркало, сквозь туман наблюдает, как капли лениво текут вниз, образуя паутину влажных дорожек. — А ты? — спрашивает, когда получается собрать мысли в слова. Эльф вытирает руки тканью, смотрит и усмехается. — В следующий раз. — Чуть погодя добавляет: — Я не спешу. Уходит. — В следующий раз… — повторяет Тисс, застёгивая своё платье. К счастью, оно полностью сухое.