Полутон

Что-то тёплое, мягкое, живое слева пригрелось на груди, щекочущее спокойным дыханием кожу; глаза совсем не хотелось открывать, чтобы не нарушать долгожданный покой, чтобы свет не ослепил, пробиваясь через полуприкрытые окна мансарды. Организм, натренированный годами, стал сопротивляться сну, почувствовав, что необходимые восемь часов в режиме покоя уже прошли - Даниил Данковский открыл глаза и вздохнул, перевёл взгляд налево, чтобы рассмотреть того, кто лежал с ним рядом в обнимку: тёмные длинные волосы, рука с изящными пальцами, еле-еле слышное дыхание. Пётр Стаматин во сне выглядел невероятно умиротворённым - кажется, хотя бы в таком состоянии его не терзали демоны в виде творческого кризис и депрессии, хоть так он мог набраться сил. Да и прошедшей ночью он был совсем не таким, как привык его видеть Бакалавр: Пётр был полон жизни, желаний дарить и получать, его прикосновения и поцелуи были наполнены нежностью и искренностью; Даниил хотел его всего, он хотел Андрея, что был также с ними, хотел его страсть, напор, хотел чувствовать языки их обоих во рту, он сливался с ними одновременно, испытывая невероятное наслаждение. Две пары рук, изучающие тело молодого доктора, а затем и две пары губ - Даниил лежал перед близнецами, нагой телом и душой, жаждал быть поглощённым, жаждал утонуть и всплыть на поверхность, чтобы его несло тёплое течение. Его разум почти отключился, отдавая управление во власть тела и голых эмоций, когда Андрей потянул Даниила на себя, заставляя лечь сверху, приглашая войти в него, овладеть, стонать между поцелуями, а потом ощутить пальцы Петра на бёдрах, его твёрдый член, проникающую внутрь - двойная стимуляция, заставляющая почти сойти с ума, выдерживать напор еле-еле, но всеми силами стараться не сдаться сразу, чтобы испытать оргазм всем вместе, обменяться энергией, что выплеснется и накроет волной... а потом немного передохнуть и повторить, но уже в иной конфигурации. Даниил перевёл взгляд направо, однако Андрей, который так же, как и брат, уснул, обнимая любовника, отсутствовал в постели; Бакалавр осторожно выполз из объятий Петра, подоткнул ему под голову подушку - архитектор немного поёжился, но не проснулся. Молодой доктор собрал с пола разбросанную одежду, одел брюки и рубашку, обулся и решил немного размяться, пройтись по помещению, рассмотреть картины и обстановку в целом; выйдя из закутка, где располагалось спальное место, в основную часть зала, Даниил заметил Андрея, сидящего на лавке перед ванной, что покоилась на коврах, что сама по себе была как произведения искусства, частью некоей композиции, смысл которой Данковский пока не смог разгадать. Старший Стаматин махнул Даниилу, приветствуя и приглашая сесть рядом, в руках у него была полупустая бутылка с таном; Бакалавр разместился на сидении, Андрей протянул ему напиток, он начал разглядывать молодого доктора, то и дело ухмыляясь. - Что? - Даниил вопросительно посмотрел на Андрея. - Ты точно до нас никогда не спал с мужчинами? - Точно.  -  А действовал, будто точно знал, как и чего, уверенно вошёл в меня - я искренне удивился, и двигался ты так... - старший близнец придвинулся ближе к Данковскому, шепча слова тому на ухо, дразня, гладя его волосы на затылке пальцами, - ...не помню, чтобы кто-то заставлял меня кончать так сильно. - Пф, льстец. - О, моя искренность идёт от сердца, поверь, - Андрей провёл пальцем по губам Бакалавра, двинулся ближе и лизнул их - Даниил в ответ коснулся своим языком языка любовника, мышечные органы мужчин начали сплетаться, лаская, напирая, никто не хотел уступать, но соперничество было не ради победы, а ради взаимного удовольствия. Завершив поцелуй Андрей, как кот, наевшийся сметаны, ухмыльнулся и мурлыкнул: - Осторожнее, Данковский, а то на вторые сутки утащим тебя с братом в койку. - Хм, - молодой доктор картинно задумался, затем хитро улыбнулся, - Интересное и заманчивое предложение. Я, пожалуй, подумаю над ним. И да, чтоб ты знал - анальный коитус практикуют не только мужчины с мужчинами. И, к тому же, я ведь - врач, и очень охочий до знаний врач. Андрей сдержанно усмехнулся. - Какой же ты хитрый. Ты нравишься мне. Даже нет, не так, - я к тебе, кажется, привязался: в тебе есть дух авантюризма, ты - сильная личность, да и физически тоже постоять за себя и других можешь, у тебя сердце страстное, пылает ярко. С тобой хорошо. А вот Петя, - Стаматин перевёл взгляд в сторону и мягко улыбнулся, думая о брате, - Петя тебя искренне любит. - А может, и ты тоже? Просто не хочешь признавать? - Кто, я? Хочешь меня в трусы записать? Ха, держи карман шире. Любовь - штука непростая, Даня: кто-то открывает сердце с лёгкостью и влюбляется сразу, признаётся, а кому-то надо время. А кто-то и вовсе не умеет любить. - Но не ты, Андрей. Ты любишь всем сердцем Петра, защищаешь его. - Да, но он - мой брат. Я не испытываю ничего романтического в его сторону, как некоторые думают, да ты и сам убедился сегодня ночью, что мы не спим друг с другом - нам нужен кто-то ещё. Или каждому из нас нужен кто-то. Ты, быть может, слышал, что Безумная Нина глаз на Петю положила в своё время - только на него, без меня. А Ева... Ева была моей женщиной, а не моей и Петра. С ним она была дружна и приветлива. Люди ошибочно думают, что мы с братом намертво привязаны друг к другу - это не так, иначе бы или я сидел здесь всё время, или Петя в кабаке. Мы близки, но мы также автономны, никто из нас друг другу не запрещает иметь свои собственные интересы, принимать свои решения. Но одно скажу точно - если с Петей что-то случится, я себя не прощу. Даже если моей вины не будет, а это вряд ли - она будет, потому что "я" не доглядел. - Андрей, - Даниил взял молодого архитектора за руку, - Ты - невероятно верный человек. Под твоей защитой с Петром точно ничего не случится, но прошу - не души себя и его, не превращай заботу в кандалы. Бакалавр сделал паузу. - Позволь и мне позаботиться о нём, немного снять груз с твоих плеч. Ты говоришь, что он любит меня - чего греха таить, моё сердце сжимается, когда я смотрю на него, слышу, как он мягко и спокойно говорит. Я сам хочу помочь ему... И тебе. - Дань, то, что ты не дал Сабурову нас сожрать с потрохами, уже многого стоит. И что... не дал Пете совершить невероятную глупость, - архитектор невесело усмехнулся, - Знаешь, жалко, что мы тогда, в студенческие годы, не сдружились. Может, всё бы иначе было. Может, Пете не пришлось так страдать. - Мы вытащим его из того омута, в который он попал, вытащим из зависимости. Мы обязательно победим. - Мы? - Мы. Я теперь без вас двоих как без рук. И поверь, моя искренность идёт от сердца. - Знаешь, Дань, ты как градиент или полутон, переходное звено между нами, которое так здорово вписалось, будто самое тебе место здесь. Как кусочек мозаики, который встал именно на то место, где была пустота - между мной и Петей. - Ох, опять ты мне льстишь. Андрей усмехнулся и потрепал Даниила по волосам, на мгновение оба отвлеклись, повернули головы в одну сторону, услышав шуршание - туда, где сейчас спал младший Стаматин. Шуршание продлилось несколько секунд, и вновь наступила тишина - Пётр всего лишь перевернулся на другой бок и всё так же крепко спал. Мужчины просидели несколько минут в тишине; Даниил допил тан из бутылки, краем глаза разглядывая Андрея, торс которого был обнажён - можно было заметить теперь все шрамы, нанесённые в драках: какие-то раны заживали сами, какие-то явно были обработаны хирургическим путём. Старший Стаматин, почувствовав пристальное внимание к своей персоне, ответил на немой вопрос Данковского: - Рубин штопал. До чего угрюмый малый, но работу свою знает на отлично. - Да, руки у него золотые, - Даниил задумался, - Андрей, позволишь личный вопрос? - Тому, кто вчера с нами кувыркался в постели, я позволю всё, что угодно. Ответ, правда, зависит от вопроса. - Пётр... из-за Фархада пить начал? Взгляд Андрея изменился, стал серьёзным и немного меланхоличным, мужчина посмотрел перед собой, взгляд теперь стал расфокусированным, будто он заглядывал куда-то вглубь себя, анализируя воспоминания, вычленяя то, чем можно поделиться. - Из-за него. Садись, что ли, поудобнее - рассказ будет долгим, но всё сказанное - лишь моя перспектива. Петя свой взгляд на вещи покажет сам... со временем. Сонная группа была разношёрстной, потому что Город в том виде представлял из себя одеяло, сшитое из разных кусков, и надо было эти куски связать так, чтобы привести к гармонии, а там, где дыры, добавить недостающее. Хозяйки руководили, вдохновляли, влияли на нас, стимулировали: Виктория - пряник, медовый, сладкий, на языке тает, а Нина - кнут, подстёгивает, заставляет двигаться вперёд. Но кому-то этот кнут был милее пряника, было в Тёмной Хозяйке что-то эдакое. Когда мы сюда приехали, Фархад уже был в городе какое-то время, но недолго: нас познакомили, мы пообщались, нам представили план работ, идеи, дали волю самим что-то сотворить - практически полную свободу, разве что участки указали конкретные, на которых пройдёт стройка. В итоге днём мы работали, не покладая рук: молодые, горячие, энергия и идеи так и прут, только успевай бумагу для чертежей менять, а вечерами завели привычку втроём сидеть здесь, говорить уже о чём-то праздном, смеяться. Мы разные были: Фархад же строил горизонтально, приземлённо, а Петя вверх смотрел всегда, вытягивал, возвышался, но при этом всём мы стали будто дополнять друг друга. Время шло, наша дружба становилась крепче, а потом как-то раз Фархад спор затеял с желанием, какое здание понравится Симону Каину больше - его Омут или наш Многогранник. Меня, ты знаешь, раззадорить не сложно - согласился на спор сразу, даже не спрашивая, кто что в итоге получит. А он посмотрел хитро, ухмыльнулся: "Если ваша Башня будет мила Симону, то я приду сюда, к вам, на мансарду и позволю иметь меня всю ночь обоим сразу столько и так, как вы оба захотите". Прозвучало из его уст это так, будто он жаждал проиграть; мне крыть было совершенно нечем, Петя так вообще от такого предложения покраснел, бедолага. Для меня не было проблемы, с кем спать, пока в постели все довольны и согласны быть друг с другом, но для брата такое предложение было... рискованным. Я знал, что в университете девушка у него была, да что-то не сложилось, разбежались где-то через пол года отношений. Мы переглянулись, и Пётр, к моему удивлению, ответил согласием раньше меня. "А вы что готовы отдать, если Омут победит?" "Фархад, а ты уверен, что нам нужен именно спор? - решил я перевести тему и попытаться выведать его мотивы, - Кровать же вон, рядом совсем. Если у тебя и правда так свербит, то дай помогу, совершенно бесплатно". "А я думал ты более азартный, Андрей. Но моё желание ты разгадал быстро: с разными людьми я бывал, а вот с близнецами, да ещё с такими страстными и красивыми, ни разу. Если Петенька не против, то... мы могли бы познакомиться ближе, втроём, сейчас". Фархад тогда на брата посмотрел, будто раздевал и пожирал глазами одновременно, Петя всё ещё был смущён - я был готов отказаться или поработать за двоих, только чтобы ему не было плохо. "Поцелуй меня", - уж не знаю, что на него тогда нашло, но приказ из уст брата прозвучал уверенно. Фархад повиновался. Ночка у нас тогда была совершенно бессонная, все друг друга попробовали практически со всех сторон, по крайней мере мы с Фархадом уж точно. У Пети он был первым мужчиной: я ему всё говорил, предупреждал, мол, не делай то, что не хочешь, но он сказал, что доверяет Фархаду и хочет его. Фархад же предложил мне побыть с ними вместе, чтобы развеять сомнения и помочь, при случае: Петю в итоге я обнял сзади, он прилёг на меня, расслабился, зная, что я в обиду не дам никому, Фархад действовал неторопливо, размеренно, использовал больше масел как смазку, сначала пальцами проник, чтобы подготовить, потом медленно сам вошёл. Был очень осторожен, будто вазу из тонкого фарфора в руках держал, всё приговаривал: "Какой ты красивый, Петенька, прелесть моя". После этого мы стали периодически проводить ночи втроём. Но через какое-то время я начал замечать, что Фархад больше тянется именно к брату: смотрит на него нежно, подмигивает, заставляя смущаться, на ухо что-то шепчет, а тот хихикает. Помню, поднимаюсь как-то по лестнице сюда, наверх, и смех слышу: дверь открываю, а Фархад Петьку на руки подхватил, крутит, они оба смеются. Видел бы ты Петино лицо... Он так улыбался, так искренне, таким счастливым был - солнце бы позавидовала тому, как он светится. Мне в этот момент тоже радостно стало, я подумал, что раз есть у брата теперь тот, кого он любит и кто любит его, значит хорошо всё будет. Наивный... Время шло, здания строились, медленно, но верно, работа Сонной группы подходила к концу. И чем дальше всё шло, тем сильнее становилась одержимость Фархада Петром, он именно что стал одержим им: проводили время почти всегда вдвоём, так как Фархад часто напрашивался к брату в кампанию, Петра он буквально засыпал своей любовью двадцать четыре часа в сутки. Можно подумать, что я ревновал, что дело пустое было, но нет, Даня - Фархад сделал из брата буквально идол, божество, которому хотел положить к ногами весь мир и избавиться от всех и вся, что мешает... "им". И первой целью стал я. Сначала Фархад просто кривил недовольную рожу, когда я появлялся на мансарде или ещё где-то, где были они вдвоём, потом начал обвинять в преследовании и ревности, он атаковал меня, пытался внушить чувство вины, думал, что получится унизить - хер ему, меня так просто не сломать. Я терпел, терпел и ждал, присматривал за братом со стороны настолько, насколько возможно, так как начал искренне бояться, плюс наши свары проходили в его присутствии, ибо Фархад хотел, чтобы Петя меня начал ненавидеть, хотел стравить самым поганым образом, рассорить. Не выходило у него это. Я не верю в мистику, Даниил, но наверное всё-таки между мной и Петей есть какая-то потаённая связь, потому что мы с самого начала были вместе, ещё в утробе матери, самыми близкими людьми друг для друга были, есть и будем. Нам одного взгляда друг другу в глаза хватает иной раз, чтобы понять мысли и чувства: я видел в глазах брата страх и боль, он сам не понимал, что с Фархадом происходит, а тот уже был готов приковать бедолагу к себе, лишь бы не дать со мной разговаривать. Дошло в итоге всё до мощного скандала: мы кричали друг на друга, Фархад обвинениями кидался, а я всё спрашивал, зачем ему всё это, ведь Пётр и так уже с ним. Слово за слово, прилетел в итоге мне в лицо его кулак, а был он мужик сильный, выше нас, руки как молоты - я выстоял после первого удара, но голова закружилась, кровь из носа полилась. Разозлил он меня знатно, сам начал его молотить, чтобы в хоть какие чувства привести, чтоб дурь выбилась - он мне отвечал, ещё пару раз по голове заехал, я на колени упал, кровь что моя, что его, пол начала заливать. Ещё один-два удара, и чёрт его знает, соскребать пришлось бы меня с досок, если бы не Петя: он стоял в уголке, не зная что делать, испуган был до чёртиков, плакал, я ему после первого удара крикнул, чтобы не лез. Я бы встал на его защиту в любом случае, но вот что сделал бы Фархад, этот непредсказуемый мудак, подумать страшно, поэтому уж лучше так. И вот стою я в луже кровь, жду своей участи: с одной стороны понимаю, что если помру сейчас, то хотя бы сделаю это, выполняя цель жизни, защищая того, кто дорог, а с другой... помру я, и защищать некому брата будет. В глазах плывёт всё, в ушах звенит. И тут Петя как закричит, что есть сил: "Стой!!! Хватит!!!" Фархад на него посмотрел так, сам не ожидал, что его "любимый" так может, подошёл к нему, руки тянет, говорит нежно: "Прости меня, Петенька, прелесть моя...", а Петька как хлестанул его по рукам, да посмотрел таким взглядом, что аж душу испепеляет... Я его один раз таким видел, в детстве, когда на меня одноклассники навалились толпой, побить хотели, а он, тихий, спокойный, встал между мной и ими, как рявкнул, да как посмотрел. "Вот тебе и тихий омут", - подумал я тогда, и подумал о том же вновь, видя, как в этом милом, неконфликтном человечке вспыхивает такая ярость, какой у меня никогда не было. "Петенька, радость моя, прости..." "Не трогай меня! НЕ СМЕЙ!" Клянусь тебе, Даня, ещё мгновение, и брат бы ему буквально в глотку бы вцепился и перегрыз. А Фархад не отступает. "Петенька, я же всего лишь..." Петька закричал, что было сил, зарыдал, толкнул Фархада и убежал с мансарды; я лишь вслед мог ему посмотреть, попытался позвать, да сознание начало покидать, в лужу крови рухнул. Последнее, что помню, что Фархад так и стоял, как вкопанный. Чёрт его знает, сколько я провалялся на полу. Кровь, кстати, мы не отмыли от пола полностью - впиталась в доски вон там, за пятнами краски её можно увидеть, - Андрей ткнул в центр комнаты, где пол был покрыт разноцветными пятнами и разводами, будто картина, - Когда очнулся, было темно и тихо снаружи; я собрал силы в кулак, протёр рожу первой попавшейся тряпкой, чтобы не распугать встречных, если кто попался бы по дороге, и пошёл искать брата, готовый молиться всем богам, чтобы он был в безопасности, и чтобы Фархад до него не добрался. Голова кружилась до ужаса, пару раз меня вывернуло по дороге; добрёл до какой-то колонки, умылся, горло промочил - вроде, легче стало, и побрёл дальше. Брёл я и сердце своё слушал, знал, что приведёт меня туда, куда надо. Нашёл его в итоге на какой-то детской площадке, на качелях он сидел, один. Я выдохнул с облегчением, он меня заметил, подбежал, в глазах ужас. "Неужто так плохо выгляжу, а, Петьк? Не боись, прорвёмся", - последнее, что я ему сказал, прежде чем рухнуть на землю. Очнулся я уже в кровати, но не дома - как оказалось, площадка была недалеко от дома старика Бураха. Брат меня к нему притащил, Исидор у меня сотрясение мозга диагностировал, в итоге я два дня провалялся без сознания, а потом ещё пять Бурах заставил меня у него лежать, чтобы вылечиться. Только лежать мне было некогда - Петька же один. "Не беспокойся, за ним Тёмная Хозяйка присматривает, в обиду не даст", - уверил меня Исидор. Отлегло тогда у меня - если Нина за ним приглядывала, то Фархад точно к брату не подойдёт. Когда уже на ноги встал и вернулся к работе, заметил, что Фархад поник: на Петю смотрел, как побитый пёс, а если Нина была рядом, то взгляд резко отводил в ужасе. Уж не знаю, что она сделала, но Бурах прав оказался - к Пете она была нежна настолько, насколько могла. Петя же... - Андрей глубоко вздохнул, - Петька начал напоминать полузавявший цветок: продолжал работать, но будто силы из него высосали. Я себя виноватым почувствовал. Знаю, Дань, я не был виноват, но... ты же понимаешь. И вот тогда он начал потихоньку искать "вдохновения" в горючих жидкостях, по чуть-чуть, но стабильно. С Фархадом мы в итоге всё же помирились, но некоторое время всё равно относились друг к другу с осторожностью. Время лечит, как известно, только иной раз раны бывают очень глубокими. А когда Фархада не стало... Ну, ты и сам видишь. Знаешь, я первое время думал, может... Может, попробовать быть с ним более ласковым, может, я смогу отвлечь его, стать ему не только братом, но и любовником, вспоминая, как мы втроём постель делили. Так отчаялся, что на всё готов был. Предложил. И вот сели мы с Петькой друг напротив друга, как два барана смотрим на новые ворота друг другу в глаза. Попробовали поцеловаться, и... ничего. Ни страсти, ни желания, как статую целуешь. Когда обнимаю его - да, чувствую что-то, но, как сказал тебе уже - ничего романтического. Другое у нас. Вот так и живём. - Андрей... - Дело прошлого, Дань. Всё нормально. Мне, кажется, даже чуть-чуть легче стало после рассказа. Может быть, ты ещё и душу лечить умеешь, а? - ухмыльнулся старший Стаматин, - Правда, всё нормально. Спасибо тебе. Андрей приобнял Даниила, притянул к себе - Данковский положил голову любовнику на плечо. "За каждым ярким человеком стоит тень, которая хранит множество секретов, боли, тревог. Раз Андрею стало немного легче, то я рад. А ещё буду рад помочь ему нести ношу не в одиночку", - подумал про себя Бакалавр.  - Даниил, знаешь... Если вдруг ты захочешь быть только с Петей, то я не против. В тебе нет корысти, ты искренен, заботлив с ним...  - Так-так, стоп, - Даниил приложил пальцы к губам Андрея, - Я же сказал: "без вас как без рук". Быть может, сначала я и правда немного сторонился тебя, но, узнав лучше, понял, что вы оба мне в душу запали.  - Что ж, убедил, - старший близнец чуть приподнял лицо Бакалавра, коснувшись подбородка пальцами, и поцеловал, а после шёпот, как гладкий приятный шëлк, сорвался с его губ, - А ещё я могу быть нежным и чувственным, а не только страстным, ты только скажи, если захочешь.  - Буду иметь ввиду.  - Ладно, давай нашего спящего красавца будить, - Андрей встал с места, взял спутника за руку и потянул на себя, чтобы повести к кровати, где тихо посапывал младший Стаматин. Старший близнец сел на матрас за спиной брата, положил тому руку на плечо и начал осторожно гладить, Данковский присел на корточки перед Петром, осторожно пальцами он убрал с его лица прядь волос. - Петь, доброе утро. Просыпайся, - тихо произнёс Бакалавр, потом перевёл взгляд на Андрея - тот улыбнулся и пальцем коснулся своих губ, давая знак, что лучше всего сделать. Даниил кивнул и улыбнулся, он легко коснулся своими губами губ Петра, и стал ждать - младший близнец поёжился и зарылся в одеяло так, что только глаза было видно, которые он открыл и внимательно посмотрел на сидящего перед ним Бакалавра; выражение глаз изменилось, можно было с уверенность сказать, что Пётр улыбнулся. - Даниил. - Выспался, Петь? - Угу, - архитектор высунул из-под одеяла руку и коснулся руки брата, потом высунулся по пояс и повернулся к нему, приветственно улыбаясь, - Который час? - Десять уже. - А вы давно не спите? - Не очень. Чуток позавтракать успели. Ты, небось, сам голодный, как зверь - ночью столько сил потратил. Пётр вновь повернулся к Даниилу, коснулся его щеки и начал её гладить. - Это приятная усталость. С Даниилом так хорошо, да, брат? Данковский взял руку Петра в свою, начал ластиться, тереться щекой, целовать. - Петь, хочешь погуляем сегодня? Воздухом подышим, на солнце погреемся все втроём, м? - Даниил перевёл взгляд на Андрея, ожидая поддержки. - Погода сегодня и правда хорошая. Совсем на солнце жариться не будем - тенёк найдём. Вечером Ласка прийти обещала, помнишь, Петьк? Наберёмся сейчас хорошего настроения, и урок с ней пройдёт веселее. - Дай горло промочить, Андрей, - старший близнец вышел из закутка и вернулся с бутылкой, в которой, судя по цвету и консистенции, находился всё тот же тан. Пётр отпил и поморщился, - Столько лет прошло, а вкус всё никак не выношу. Но брат заставляет пить, говорит, полезно. - И говорит верно - кисломолочные продукты богаты полезными микроорганизмами, хорошо для усвоения и в целом их пить лучше лучше, чем просто молоко. И чуть сытнее. - Даня, только не заводи сейчас лекцию, только не с утра! - К твоему счастью, Андрюша, в данном вопросе мои знания очень поверхностны, - усмехнулся Бакалавр. Пётр в это время залпом выпил половину бутылки, только б на языке не чувствовать противный вкус, поставил остаток на сундук у кровати, что был вместо комода, встал, потянулся и принялся собирать по полу разбросанные вещи, чтобы одеться. Даниил и Андрей последовали примеру Петра - щеголять по осенним улочкам с голым пузом и без пальто было бы слишком холодно. Троица вышла на улицу и пошла туда, куда ноги понесли, а несли они их на север, по большой дуге, которая, хочешь не хочешь, приведёт их к Площади Мост, туда, где ещё вчера стояла Она... Проходя через Седло, троица заглянула в бакалейную лавку, чтобы перехватить что-либо для перекуса - половина бутылки тана в желудке у каждого свою задачу по утолению голода не сможет выполнять долго. Сев на бортики песочницы на пустующей детской площадке, близнецы и Бакалавр принялись жевать свежий душистый хлеб; взгляд Петра автоматически устремился через Мыс к пустой области, Даниил, заметив это, подсел к младшему Стаматину ближе и взял за руку, понимая, что поддержка ему сейчас очень пригодится - будь его воля, Даниил бы прижал Петра к себе, только чтобы тот не смотрел в сторону, где погибла его Башня. - Петь... Пётр крепко взял Даниила за руку, повернул голову в его сторону и слабо улыбнулся. - Я не буду смотреть... туда. Больше не буду. Андрей встал перед своими спутниками, оглядел их, потом посмотрел куда-то в сторону, что-то прикидывая. -Поедем обратно в Столицу, а? С Каиными я больше дел вести не хочу - пусть других архитекторов ищут, а наш талант для данной местности себя исчерпал. Вернёмся в нашу квартиру, расчехлим старые мольберты, обеспылим всё, прикупим красок и чернил. Начнём всё с начала. Может, даже какие контакты восстановим, чтоб какую-никакую работу найти на первое время. Петь, помнишь Аню и Кирилла, с которыми учился? Вроде, в записной книжке у тебя их адреса были - уверен, что оба работают всё там же, авось пристроят нас куда или порекомендуют. - Звучит, как отличный план. У тебя всегда всё было здорово с деловой хваткой, Андрей, - похвалил старшего Стаматина Данковский. - А ты куда, Даниил? - А у меня там... - Бакалавр тяжело вздохнул, - Уже и не знаю что. Инквизиторша уверила меня, что моя лаборатория более не существует, что... остались от неё обломки, все исследования сожжены. Что же там на самом деле я узнаю только когда приеду туда. Придётся приехать. - Значит, - Пётр придвинулся к Даниилу и приобнял его, - И твоё дитя погибло от чужих рук. - Эта Лилич болтала столько всего... Может, не так уж и плохо всё, а? - Сейчас я ни в чём не уверен, ребята. - Даниил, - младший Стаматин посмотрел в глаза своему спутнику: тревога в его взгляде улетучилась, он выглядел необычайно серьёзно, - Давай с нами. Мы поможем, у нас много знакомых осталось в городе, только б связаться с ними спустя столько лет. Найдётся что-то и для тебя. - Соглашайся. Такой шанс только раз выпадает, - Андрей наклонился к Даниилу, положил ему руку на плечо и, как его брат, посмотрел Бакалавру в глаза. Даниил посмотрел на обоих Стаматиных: такие разные и такие одинаковые, будто из одной глыбы мрамора сделанные, только вот жизнь в них вдыхали явно разные боги. Пётр мог бы быть созданием Аполлона, в то время как Андрея мог бы выковать Гефест. Разные, но удачно друг друга дополняющие. А Даниил? Асклепий был бы его прародителем - тот умел мёртвых воскрешать и лечить, весьма подходящий вариант. И так три божественных создания принесли бы много удивительного в мир. - Что ж, поезд прибудет через пару дней, - Данковский улыбнулся, - Думаю, можно будет начать потихоньку паковать вещи. Уговорили вы меня. *** В пять часов вечера, после завершения плановых операций в больнице и похода по магазинам, Данковский открыл двойную дверь ключами, в прихожей он отряхнул с себя снег, поставил на тумбочку сумку с художественными принадлежностями и начал раздеваться. В комнате слева от прихожей горел свет, оттуда же доносился запах растворителя, краски и тихий звук патефона. Бакалавр снял обувь и зимнее пальто, обулся в тапочки и отправился к хозяину дома, что сейчас сидел на деревянной стремянке и работал с полотном, будто не замечая, что в доме появился кто-то ещё. За полтора года после возвращения из Города-на-Горхоне волосы Петра Стаматина отрасли и спустились до лопаток - он завязывал их лентой, чтобы не мешали работе и не пачкались в краске; одет он был в простые брюки, водолазку с коротким в рукавом и кардиган с поясом - лёгкий, но очень тёплый, как раз подходящий для зимних вечеров. После возвращения в Столицу каждый направился к себе домой: братьям предстояла большая работа, чтобы привести пустующую годами квартиру в лицеприятное состояние, Даниилу же в первую очередь надо было проверить, что же случилось с Танатикой - как оказалось, лаборатория была закрыта, но не стёрта с лица земли. Со временем Инквизиция связалась с ним, провела обыск в квартире (выламывать дверь без Бакалавра они не стали - посчитали варварством, да и претензий не хотелось, если бы в дом наведались воры. В лаборатории в присутствии коллег Данковского копошились очень уж дотошно, а потом вывели всех и опечатали здание, попутно вывезя много бумаг). Оставив Даниилу выбор без выбора, а именно или работать снова, но только по указке, или же согласиться на помощь в поиске нового места работы без возможности заниматься исследованием смерти, люди в чёрном покинули квартиру, а Данковский остался с тяжёлыми думами. Его коллеги обрывали телефон, испуганными голосами рассказывали о произошедшем в его отсутствие, спрашивали "Что же теперь делать? Что же с нами будет?" Танатологи - страстные люди, и уж очень не любят безволие. Покумекав коллективно в одном из столичных кафе, учёные со скорбью в сердце решили, что придётся пожертвовать целью всей их жизни, только чтобы на них не повесили иллюзорные кандалы. Данковский в итоге согласился стать ведущим хирургом в одной из крупных больниц Столицы - хоть так его борьба со смертью будет иметь смысл, хоть так он будет вырывать жизни из её цепких лап. Стаматины в это время начали восстанавливать связи: институтские друзья Петра были рады и искренне удивлены, услышав о том, что тот вернулся, напуганы и опечалены его нынешним видом и состоянием. Анна работала с интерьерами - душа лежала к красоте внутреннего убранства, особенно когда хочешь свой собственный дом сделать уютным и приятным глазу, и работа нравилась ей, а Кирилл, который успел на ней жениться и даже ребёнка сделать, был как раз архитектором - не видной персоной, одним из многих, кто работает над простыми многоквартирными домами, но стабильный доход и голодные рты дома вынуждают работать там, где приходится. Вести в столичных кругах разлетаются быстро, о возвращении знаменитых братьев-архитекторов прознали заинтересованные люди, чей кошелёк еле сдерживал в своём брюхе деньги, а сердце желало "чего-то эдакого". Заказы, конечно, сначала не лились рекой, и, к тому же, Петру требовалось время, чтобы свыкнуться с переменами и с отсутствием твирина - пойло вызвало у него некую форму зависимости, и когда "голоса и образы" перестали ему являться, тишина становилась невыносимой, вызывало тревогу. Пару раз Андрей заставал брата в углу спальни, сжавшимся в комочек, испуганным, беззащитным. Вместе с Данковский старший Стаматин повёл брата по врачам - младшему Стаматину диагностировали абстинентный синдром и нервное истощение, выписали успокоительные, прогулки на свежем воздухе, сон по восемь часов, диету. Потребовалось чуть больше двух месяцев, чтобы Пётр полностью втянулся в новый ритм, не вскакивал посреди ночи, видя кошмары о падающем Многограннике, начал есть с удовольствием и ухаживать за собой - цвет лица и даже его поза изменились, младший близнец стал чаще улыбаться, практически сиять, но не ярко, а приглушённо, как солнце во время заката весной, ласково и нежно греющее природу. Что до алкоголя - Пётр мог выпить один-два бокала вина или шампанского в выходные, или не пить вовсе, ибо желание как отрезало, да и не шепчут ничего цивилизованные бутылки; ему теперь виноград в естественном виде милее и слаще. Пётр всё удивлялся - как из такой ягоды получается столько разных напитков, а потом поглощал целую ветку за один присест, когда наступал сезон, но изюм не любил - и вкус не тот, и консистенция, поэтому, когда период продажи свежих фруктов завершался, мог лишь вздыхать и ждать, когда станет теплее. - Туши сегодня не было. Сессия скоро, студенты побежали закупаться. Обещали привезти на следующей неделе. Остальное из твоего списка я купил, - Даниил расставил на полках открытого стеллажа склянки с красками, сложил в ящик пару кистей и мастерок. - Ничего, такое всегда трижды в год случается. Я сам схожу чуть позже и куплю, а пока запас небольшой ещё есть, - не отрываясь от работы ответил Бакалавру архитектор, чертя что-то на бумаге. - Над чем работаешь сейчас, Петь? - Данковский подошёл к товарищу сзади, приобнял за плечи и поцеловал в макушку. Пётр прикрыл глаза и улыбнулся. - Необычный заказ и не совсем по моему профилю - театру понадобились декорации для пьесы, но они захотели работать только со мной. - И как масштабы катастрофы? - Маленькие. И не сильно ужасные. Если честно, мне нравится работать с формами, которые можно воплотить в реальность с помощью лёгких каркасов, которые не уничтожит коррозия и внешние условия - всё исключительно внутри помещения. Они захотели копию "Лестницы в небо". Жаль только, что она будет упираться в потолок, - младший Стаматин повернул голову и встретился взглядом с любовником, он провёл пальцами по всё ещё холодной коже молодого доктора, - Ты такой румяный. - Не согрелся ещё, - Бакалавр накрыл губы Петра своими, мужчины погрузились в поцелуй; Пётр повернулся, чтобы обнять Даниила, провести руками по его торсу вверх к плечам, обхватить пальцами его загривок и прижать сильнее к себе. Губы любовников раскрывались и жадно ловили каждый поцелуй, языки сплетались как змеи, лаская, повышая градус возбуждения. Младший Стаматин чуть отстранился, чтобы взять паузу, чтобы насладиться видом глаз Даниила, тёмных и прекрасных. - С этим можно легко помочь. Можно вдвоём, можно дождаться Андрея. Ты ведь сегодня у нас останешься? - Если не прогоните, - Даниил ухмыльнулся и подхватил архитектора на руки - тот вскрикнул и захохотал, но вскоре поник. - Опусти. - Что... - Даниил сперва не понял, что вызвало такую неоднозначную реакцию, но в голове сразу же вспыхнул рассказ Андрея о Фархаде - аналитический ум мог быстро выбрать нужный сегмент памяти и достать из "папки" в нём воспоминание. Бакалавр осторожно поставил любовника на пол и виновато посмотрел на него, - Прости, Петь. - Андрей тебе рассказал, вижу по реакции. Я... люблю, когда меня ласкают, купают в любви и, честно признаться, мне очень нравилось, когда Фархад... меня носил на руках. Но пока не могу. Может, когда время сотрёт следы, а сейчас воспоминание, как вспышка, возникло в голове. Прости, Даниил. - Петя, полно тебе. Я понимаю и не буду делать то, от чего тебе плохо. Пётр слабо усмехнулся, в светло-зелёных глазах вспыхнула искорка. - Если честно, я не думал, что ты меня поднять сможешь, а ты, оказывается, вон какой сильный. Тело у тебя красивое, изящное, и мускулатура есть, пусть и не ярко выраженная, но именно так, как надо - ни убавить, ни прибавить. Тебя бы самого на руки взять и "Неси меня, лиса, за тёмные леса". Украл бы я тебя на недельку, хотел бы, чтобы попозировал мне, да ты всё никак не даёшься. - Я бы сам рад, но дел, знаешь, по горло. Человек - механизм хрупкий, и моя работа по его восстановлению никогда не перестанет быть востребованной. Но пару-тройку дней я тебе готов подарить, буду весь твой - делай со мной всё, что хочешь. - Хотелось бы больше... Хотелось бы летом рвануть куда-нибудь, на море поглядеть, да ты так не любишь в отпуск уходить. Данковский фыркнул. - А чего ж ты раньше молчал? Ладно, Петь, обещаю - наступит новый год, и летом сменим обстановку на неделю-две, втроём: я, ты и Андрей. Будем гулять, купаться в лучах южного солнца и солёных водах. Тебе особенно полезно - сидишь часто дома, еле вытащишь. - Даниил, у меня же работа, - хихикнул архитектор. - А ещё меня обвиняет в трудоголизме, пф, - Даниил картинно мотнул головой, - Да и Андрей тоже в делах. Квиты мы, получается. Пётр, улыбаясь, потрепал Данковского по волосам. Замок входной двери щёлкнул, дверь тихонько скрипнула, с хлопком закрылась, в прихожей послышался шорох и чертыхание. - А вот и Андрей пришёл, - Пётр тепло улыбнулся, приобнял Даниила и положил ему голову на плечо, взгляд оба устремили на вход в комнату. - Ах, мои мечтатели в сборе, отлично! - громко хохотнув, старший Стаматин подошёл к парочке, приобнял брата и поцеловал Бакалавра, - Меня, что ли, ждёте? Небось, как девицы-красавицы у окошка сидели и всё думали: "Где же наш Андрюша? Мы соскучились". - Фу, а ты, кажется, снова те отвратительные жареные пирожки ел по пути домой, - младший близнец поморщил нос, почувствовал запах многократно использованного масла. - У каждого свои слабости, Петь. Уж прости своего брата за любовь к перекусам. Кстати, а вы-то не голодные? Пётр покачал головой. - Я сам, чего греха таить, после окончания рабочего дня в столовую неподалёку от больницы зашёл. - Что ж, раз мои мальчики утолили голод желудка... - старший близнец обошёл Данковского, прижался к нему сзади, одной рукой ведя вверх по животу к груди, а второй вниз, к паху. Дыхание коснулось шеи, двинулось выше, сладкий шёпот зазвучал в ухе, - Может, утолим и иной голод, м? - Даниила как раз надо бы согреть, сам недавно с мороза пришёл. Будем топить лёд вместе, да, брат? Тебе тоже не помешает, - Пётр мягко улыбнулся, скользнул тонким пальцем по подбородку и челюсти Данковского и поцеловал его. Близнецы подхватывают молодого доктора под руки и ведут в знакомую спальню, где их ждёт кровать с пологом, усеянная кучей подушек - обтяни её полностью тканью, и получится идеальный куб. Иногда троица просто любит валяться на ней, разговаривать обо всём и ни о чём, а потом засыпать, а иногда она служит уютным пристанищем, когда мужчины отдаются страсти. Одежда летит на пол, губы хватаются за другие губы, того, кто первым успел, две пары рук ласкают тело, что сейчас станет общим, что жаждет этого. Пальцы скользят по коже вверх по спине, вниз по животу, обхватывают твёрдый член, играют, дразнят, один влажный язык движется по стволу, останавливается в районе уздечки, стимулирует её, заставляя выдохнуть лёгкий стон, второй язык скользит в рот. Всё происходит далеко не в первый раз, но будоражит. Две пары глаз наблюдают за реакцией, решают, достаточно ли так, или стоит приложить больше усилий. Их "общее тело", их любимый Даниил, как градиент, как полутон растворяется между близнецами, улыбается, зовёт каждого по имени ласково, гладит каждого по волосам, пока один берёт член Бакалавра в рот, а второй перемещается ниже и ласкает языком твёрдые соски. - Кого сегодня ты хочешь первым, Даниил? Или обоих сразу? Затуманенный разум прикидывает, вспоминает, как было в прошлый раз. Даниил в любом случае удовлетворит и удовлетворится обоими во всех положениях, но систематически настроенный мозг хочет, чтобы всё было чётко, почти что по расписанию. - Хочу тебя, Петя, а ты, Андрей, будь на мне, но будь нежен. Оба брата ухмыляются, Андрей цыкает. - Смотри, Даня, как бы ты между нами не растаял. Пётр ложится на спину, в руках у него флакон с густой жидкостью; он наносит её на ладонь, затем смазывает твёрдый орган любовника, тянется к нему, улыбается тепло и нежно, ожидает, когда чуткие руки хирурга поднимут его бёдра, когда он окажется внутри. Даниил двигается плавно, слушает дыхание, стоны, сплетённые с выдохами, когда он входит максимально глубоко, затем ощущает руки на своих бёдрах - теперь его очередь быть принимающим. Андрей не торопясь двигается вперёд, толкает, растягивает, сладко выдыхает, когда слышит стон Бакалавра - тот улыбается и льнёт к губам младшего близнеца. И правда, тело и разум начинают таять, ну и пусть - не в первый раз трое сплетаются, сливаются, делятся экстазом друг с другом. Голубят, согревают, любят искренне и телом, и душой. Не в первый, и далеко не в последний раз.