Грабли

Наступая на одни и те же грабли, люди падают в бесконечность чёрных дыр и законы астрофизики, забывая свои принципы. Всегда хочется верить, что в этот раз всё обойдётся: перекрутится, вывернется наизнанку и сделает сальто назад, — кардинально отличаясь от прошлых ошибок. Но люди повторяют эти действия снова и снова, возвращаясь к старым предубеждениям. Ванитас зарубил себе на носу, что больше не будет так честен и открыт своей душой никому после того, как совершил эту фатальную ошибку, ещё раз наступив на одни и те же грабли. Сказал себе, что больше никто не увидит его плачущим или искренне смеющимся, без глупых гримас на лице, что парень рисует себе каждое утро, стоя в ванной перед зеркалом; спрятал свою душу за рубашкой и объёмным пальто, за глупым галстуком-бабочкой и длинными перчатками — в надежде, что это спасёт. В надежде, что вся выдуманная личность не порвется и не сломается, не даст себя в обиду и одним своим видом покажет то, что так вербально доносит до других юноша. Всегда проще представить миру чужое "я", — пусть "я" и должно являться "мной", а не простым звуком, — особенно, если никто не видел прежнее. Спрятать своё прошлое за тысячу дверей и закрыть их самыми прочными замками, выкинув ключ в свою придуманную Сену. И уйти. Нет, не так: убежать куда подальше, сверкая пятками. Убежать и в последний раз показать искренний ужас на своём лице. В последний раз вдохнуть полной грудью. Ванитас тушуется от Ноя, прячет лицо руками и твердит себе о том, что не может дать себе слабину ещё раз — ведь когда-то пообещал больше не делать этого. Пообещал волноваться только за свою тушу, плюнуть с Эйфелевой башни на чужие чувства и позабыть, что такое быть искренним для себя самого. И борется со своими навязчивыми мыслями, автоматическими телодвижениями и тихим слезами, что пускает стоя по утру в душе: «когда я вообще плакал в последний раз и почему научился этому вновь?» В компании Ноя в целом пришлось многому учиться заново; говорят, что если ты когда-то что-то умел, то не составит проблем это вспомнить, — но всё ли так легко, если речь идёт об Ванитасе? Ему пришлось вспомнить, — или всё-таки выучить заново, — какого это, когда за тебя искренне волнуются, поддерживают и помогают. Порой, Ной был похож на ребёнка с щенячьими глазами, что бесило и одновременно заставляло сердце ёкать под рёбрами. И последнее было ужаснее всего. «Нет, нет, так нельзя! Так нельзя!» — думал тот, хватаясь руками за голову и яростно перебирая пальцами свои синие волосы, то и дело готовясь выдрать из них клок. Это казалось глупым, несуразным и неправильным. Тем, что выходило за рамки видения мира Ванитаса, — а когда это он в последний раз сомневался в себе? Тем, что могут позволить себе только буржуи, тем, что дозволено только высшему сорту людей. Под «буржуями» и «богатеями» парень не подразумевал тех, кого часто встречает на балах в роскошных платьях и элегантных фраках. Он подразумевал тех, кто без лишних предубеждений способен дать волю своим чувствам, желаниям и внутреннему "я". Почему кому-то эта привилегия доставалась, а кому-то нет? Он считал такой расклад крайне несправедливым, успев позабыть, что когда-то сам заставил себя запечататься в эту авантюру. С каждым днем, в редкие моменты осознания, панцирь трескался всё больше и больше. С каждой минутой, с каждой секундой, Ванитас слышал лишь глухое "треск", отдающее в уши вместе со страшным стуком собственного сердца. Он же врач, он должен был придумать себе оправдание! Объясниться самому себе такой реакцией организма из-за нехватки сна, нервов, недостатка витаминов — хоть чего-то, что устерегло бы от страшащего провала! Пытался, правда пытался... и не смог. Все гримасы растеклись по лицу разноцветной гуашью, одежда перестала скрывать нутро, а замки ловко поддели шпилькой для волос тогда, когда Ной, совместным и спонтанным утром на крыше просто улыбнулся. Снова своей тошнотворно-щенячьей мордочкой, от которой захотелось выблевать своё сердце наружу вместе с остатками ужина. Тогда Ной ещё метнулся глазами и резко поменялся в лице, когда увидел то, что не должен был на чужой физиономии. Но Ванитас уже и не скрывал, а наоборот — желал показать всем своим видом, отчаявшись на то, что снова наступает на те же грабли. Смирившись с этим фактом. Первый смутился ещё больше и поинтересовался, нет ли у того жара, но всё обошлось лишь щелчком по носу. И утягивающим поцелуем, вылившим водопадом все чувства наружу. Если в этот раз Ванитас и наступает на грабли, то уже на совсем-совсем другие, совершенно непохожие на те, что были прежде. Да и чего греха таить: он уверен, что с Ноем не ошибётся, открыв нараспашку свою душу. Вернувшись в свою математическую точку.