под ивовым куполом.

- Да нет! Володь, ты не понимаешь... Звонкий Юркин голос звучал мелодично и одушевленно, лаская Владимиров слух. Ивовые листы безмятежно шелестели где-то сверху, над мальчишескими макушками, плавно и звучно, словно музыкально, создавая некую гармонию звуков. Юра тем временем воодушевленно рассказывал о деле своей жизни - фортепиано. Их спор (который как таковым спором и не являлся), начался с композиции, тихо и прерывесто звучащей на радио - Юрка что-то трепетно пролепетал насчет этой мелодии и ее смысла, с чем Володя был не очень-то и согласен. Конев же, как музыкант куда более профессиональный, нежели Давыдов, начал активно доказывать, что же композитор вкладвывал ,по Юркиному сугубо субъеткивному мнению, в свою композицию. И рассказ его... затянулся. Володя одним ухом слушал друга, вторым - улавливал безмятежные природные звуки. Зато уже обоими глазами он внимательно смотрел на Юрку: криво повязанный пионерский галстук, небольшой шрамик на подбородке и горящие воодушевлением карие бездонные глаза. Суть Коневого монолога, как бы не старался, улавливал не до конца. Налюбоватся не мог своим особенным другом. Столько трепета и осторожной нежности он вкладывал в свои слова, так одухотворенно глядел то вдаль, то изредка на Володю. Так к лицу Юрке, - тому самому, которого кличут лишь "хулиганом" и "разгильдяем" - шел этот неподдельный восторг, когда он заводит разговор о музыке. Уголки губ вожатого непроизвольно дернулись в нежной улыбке. Знает, что пожалеет, знает, что запустит руки в кипяток при первой возможности, и в белых пятнах перед глазами, за линзами запаренных очков будет видешь лишь образ Юрочки. Светлый, нетронутый и наивный для своих лет. Будет винить себя вечность. За то, что посмел до него дотронуться, опорочить светлый и нежный образ. Но все равно поцелует. Нежно приблизится к Юркиным чуть пухлым, обкусанным губам, опалит сначала горячим дыханием, потом сократит расстояние меж их губ до минимума, Конев начнет отвечать и сам. Юрка ластится, прижимается, требуя большего, но Володя не может себе такого позволить. Он монстр, сбивающий его с пути, развращающий. Но наказание будет потом. А пока, он довольствуется самим "преступлпнием": мгновением мимолетной нежности, Юриными губами, его ладонями на плечах и тихими вздохами.