Лиловое море.

«Ризли, я скучаю. »

      В дорогой гримёрной комнате театра Эпиклез, сейчас занятой только двумя юными звездочками, царила забавная тишина.       В отличие от шума, смеха, милых фраз, звона бокалов, праздных тостов пред представлением и громких обсуждений новых, ожидающих верных зрителей элементов программ, здесь было тихо. Звук проходил, словно через толщу воды. Ощущение, что тяжёлая дверь из резного мрамора отлично справлялась с защитой своих звездочек, оберегая их, будто отец своих детей.       И защищать было от чего. Но здесь полюбившееся сердцу здание ничем не сможет помочь.       Подрагивающие пальцы аккуратно выводили знакомую фразу на бумаге, цвета слоновой кости. Листовки под горящим зеркалом, яркие брелки, косметика, флакон духов, с поблескивающей розовой жидкостью казались такими родными, привычными глазу. Как и тёмный, но красивый блокнот под перьевой ручкой. Подарок Фремине, за который Лини не уставал благодарить скромного брата, заботливо гладя светлые волосы.       Когда-то давно блондин, переживая за состояние звезды театра, передал ему главное наблюдение и небольшой блокнот, чья неприглядная обложка с лихвой перебивалась небольшими звездочками на уголке каждой страницы, нарисованными вручную самим Фремине.       У каждой из них была своя забавная мордашка.       И Лини нередко за уши себя оттягивал, чтобы не сломаться и не рассмотреть каждую сразу. Но изначально он сам втянул себя в игру, пообещав лицезреть своих молчаливых слушательниц по мере ведения записей.       Фремине нередко делился мыслями с братом, при передаче подарка заявив своим тихим и мягким голосом: «У тебя много работы и мало людей, что могут ежесекундно слушать твои мысли. Если что-то гложет тебя - поделись этим с ним. Записи не уйдут, не облегчат боль и волнение,но помогут ежесекундно почувствовать себя лучше».       И Лини знал, что это сработает. Его заботливый брат долго вытачивал свою стратегию борьбы с одиночеством. Лишь небольшое количество людей действительно знало, что его шлем - его крепость. То место, с которым он «ежесекундно» может поделиться своими мыслями, когда его семьи не было рядом.       И именно поэтому, за это едва ли не сокровенное знание Лини благодарил Фремине, обнимая его при каждой новой встрече.       К ним также присоединялась и Линнет.       Девушка сердцем чувствовала каждое переживание своих братьев. Пусть она и казалась более отстранённой, а также тихой, каждую чужую тревогу она хранила, как зеницу ока. Также, как и страницы или шлем.       Но Линнет была чем-то большим. В их трио она была старшей сестрой, несколько лишённой импульсивности и одаренной недюжинной смышленностью.       Девушка искренне несла заботу о своих несколько ярких и потерянных одновременно братьях. А когда понимала, что не справляется, передавала сокровенное знание отцу, чтобы наконец помочь успокоить чувства обоих. Вне зависимости от того, чем они вызваны.       Одиночеством, страхом, предвкушением или же любовью.       В самом светлом её проявлении.

      

Любовью взаимной и нежной, полной ярких чувств и эмоций.

      

Любовью

Как никогда стабильной.

      Такая нежная и чистая любовь была итогом идеального сочетания холодного Герцога крепости «Меропид» и юной звезды, известного на весь Кур-Де-Ля Фонтейн иллюзиониста.       Ярко разгоревшиеся чувства помогали ломать каждый заборчик преграды, оставляя на душе и теле фантомные ощущения нежных прикосновений, объятий и поглаживаний по голове. А на душе лишь чувства покоя и осознания, что обе части разбитых сердец наконец нашли свои потерянные кусочки друг в друге.       Лини не был самым открытым юношей. Но его семья знала о его успехах.       И сейчас, перебирая мягкие волосы идеальной прически перед выступлением, Линнет медленно и очень нежно успокаивала подрагивающие плечи своего брата.       Стоило ли Лини смущаться и бояться того, что его записи прочтёт сестра? Совсем нет.       Даже имея лучшее зрение из возможных девушка никогда бы не позволила себе попытаться прочесть чужие записи.       И на то были две причины: Кошачья гордость. И важность их доверия.       Лини и Линнет были для друг друга самыми важными частями жизни. С самого рождения держась за руку они выстраивали перед друг другом абсолютное доверие и поддержку. Именно благодаря этому, когда их небольшая семья пополнилась «младшим» братиком в лице Фремине, они смогли по-настоящему помочь юному замкнутому мальчику.       Между этой семьёй царило полное доверие. Они были абсолютным островом спокойствия друг друга. Теми, от кого не страшно получить небольшой выговор и поглаживания по голове.       Именно поэтому Линнет молчала. Её колкости сейчас были ни к чему.       До представления оставалось около получаса, а её брату было как никогда плохо.       И девушке было ужасно больно от того, что несмотря на это они всегда смогут выполнить своё задание. Своё выступление.       Они дарят людям счастье, сияя искренней улыбкой, подобной тысяче звёзд.       И, слава архонтам, только Линнет сейчас имеет право видеть свою родную звезду слабым. — я так больше не могу, Линнет.       Ручка в ладони чуть лязгает, её перо роняет на заботливо лежащую рядом бумажку капельку тёмных чернил.             Подобно слезе. Не испачкав драгоценные страницы. — нам нужно готовиться.       Лини говорит каждое слово тихо, проводя его сквозь себя. Но не в попытке вызвать свои слезы - вовсе нет.                   Наоборот. Как раз потому что он успокаивает их внутри.       Каждое слово даётся тяжело и выгравировывает на сердце печать с простыми словами «всё хорошо», «успокойся», «ничего не случилось» и наконец:

«он вернется».

      Заботливо прижав голову братика к себе Линнет лишь мягко выдохнула.             Аккуратно взмахнув над блокнотом ладонью, он вмиг сменился аккуратной чашечкой успокаивающего сладкого чая.       Едва уловимые бирюзовые искорки также сложились в милое печенье с мордашками их хохочущих котошляпок. — стало легче?       Линнет проглатывает обращение на «глупый братик», потому что она идеально понимала, что и сам Лини достаточно умён чтобы осознать - его страхи беспочвенны.       Настоящие проблемы начались около полугода назад. Ризли покинул родные земли, отправившись в Норд Край по неизвестной «рабочей» причине.       Как объяснялся он сам, богатый опыт в содержании экосистемы заключённых был достаточно важен для около-городских просторов Снежной. Где той самой преступности было совсем не мало.       Но больше года. Нет. Почти два. Почти два года Герцога не было в родных краях.       Он присылал письма, подарки, всегда держался на связи.       А когда при попытке выяснить что-то большее Лини обращался к Клоринде или месье Нёвилетту, получал одинаково удивленный взгляд.       Ризли едва ли одаривал своих друзей письмом единожды в два месяца, в то время как его Лини получал ответ всегда, когда желал этого.       Но время шло.       И ничего не менялось.       Лини понимал, что хочет слишком многого. Ему было мало его Ризли. Ощущение прикосновения на коже давно рассеялось, а холод чужих глаз слегка позабылся, словно в тумане.       И именно поэтому Лини головой понимал, что всё в порядке. Но сердцем скучал так, что не мог остановить болезненную дрожь в изящных пальцах.       Последнее письмо пришло всего две недели назад. Слова, выведенные строгим почерком продолжали источать нежность и мягкость, а также нечитаемые, но просьбы прощения.       Ризли невероятно хорошо знал своего иллюзиониста. Хотя бы потому что он украл его сердце.       Лини явно провернул что-то уголовно наказуемое, а иначе как можно объяснить то, насколько они оба любили друг друга. Даже сквозь расстояние и бумагу. — конечно. Просто.., — юноша делает паузу, — всё случилось немножко невовремя.       Лини благодарно улыбается сестре, поднимая знакомую чашку с характерным постукиванием фарфора о блюдце и делает глоток. Печенье на очереди следующее.       Рассыпаясь в руках оно было невероятно прекрасным на вкус. Десерт высшего класса, как и любила сама его изготовительница.       И на душе от этого сахарного печенья стало как никогда светло, заставляя губы наконец показать счастливую, а главное, стабильную улыбку.       Такая же сейчас была и на устах Линнет. Он мягко провела ладонью по чужой голове и пощекотала за ушком, так, как любила сама.       И всё же не признавалась, но прочёсывания за ушком и правда были её скрытой любовью.       Легкий стук небольших сценических каблучков ознаменовал отход девушки от фигуры брата, что сейчас допивал свой чай.       До представления оставалось 15 минут, о чем оповестил первый «звонок».       Время бежало со скоростью студеной воды в музыкальных фонтанах близ театра. Примерно так же «скакал» и пульс труппы двух близняшек от очередного выступления, выученного уже не головой, а даже мышцами.       Программа была отточена до малейшей детали, даже какие-то неувязицы были предусмотренны, ведь в деле фокусничества они случались в самые неподходящие моменты.       И наконец занавес открылся. Под овации влюблённой публики на сцене вновь сияли две яркие звезды.       Настолько яркие, что зрительный зал не мог отвести взгляда.       Находясь в центре внимания легко чувствовать взгляды сотен посетителей кожей и различать их примерно настолько же нелегко. Да и не нужно.       Только вот после того, как предмет фокуса рассыпается в ладонях иллюзиониста прекрасными лепестками радужных роз, даруя первым и последующим рядам счастье удивительного преображения, Лини чувствует себя несколько странно.

Точнее, те самые взгляды.

      В них есть что-то необычное. Помимо знакомого восхищения, в которое был погружен весь зал без исключения, что-то колет на подкорке сознания.       Колет и взывает к вниманию, едва ли не вынуждает смотреть только на себя.       И лишь от этого ощущения Лини, словно в трансе, повинуется, наконец обращая взгляд на самое крайнее кресло первого ряда. Чуть сокрытое в тени и замирает.       Публика затихает, как тут лепестки Роз в их ладонях очаровательно исчезают, обращаясь в яркие и нежные конфетти розовых оттенков, мягко огибающие фигуры зрителей, а после исчезающие в ярко малиновых искорках.       Тот самый трюк из разряда «предусмотренных», яркий финал, окрашивающий сердца посетителей в ощущение подаренного лично им внимания и вызывающий искренние овации.       И одной частью этих самых оваций сейчас является ни кто иная, как Линнет, мягко похлопывающая своему глупому братику в такт хлопков людей вокруг и чуть щурящая глаза в одной из своих хитрейших улыбок.       И наконец поклон, а после и покидание сцены.       Месье и Леди покидают это представление с полными радости сердцами. Об этом говорит и их радостное щебетание, неторопливый топот, а также атмосфера, оставшаяся уже после настоящего праздника алых и бирюзовых искорок.       Труппа заруливает в свою гримёрку, а вот брат и сестра продолжают своё движение до своей комнатки в полной тишине.       Под шок и непонимание Лини. И даже слишком довольную улыбку Линнет.       Девушка продолжает с улыбкой идти в гримёрное помещение, когда по шокированному звуку со стороны иллюзиониста понимает, что её план выполнен в идеальнейшем исходе.       Кто, как ни она смогла урвать крайнее, скрытое место с идеальным обзором на брата для его удивительно приятного в общении любовничка.       К слову, очень гордо девушка вышагивала ещё и к своей компенсации в лице торта из лучшей кондитерской Фонтейна.       Достойная цена за важный билет.       Лини, утянутый в изящный мраморный коридор, казался абсолютно потерявшимся.       Его ещё не успевшая осознать мордашка выглядела ещё забавнее, когда на оголенные плечи ложится знакомое пальто, окутанное любимым тяжёлым парфюмом, а изящная фигурка в том самом пальто оказывается прижатой к широкой груди с искренней нежностью. Объятия оказались такими крепкими, а парфюм, стоящий в носу, так быстренько возвращал в мысли воспоминания, что Лини буквально не успевал перезагрузить свой мозг.       Он чувствовал, как щеки краснеют, сильные ладони заботливо прижимают к шёлку рубашки и груди, а на сердце растекается столь чистое тепло, что ещё немножко и иллюзионист испарится сам.       И рассыпется на те самые малиновые искорки.       Ризли сдерживает смех, зарывшись носом в светлые пряди. Он скрыл эту фигурку полностью, спрятав в своём пальто и закрыв спиной. Наконец не удержавшись от излюбленной манеры подшучивать, над ушком Лини звучит глубокий голос, с читающимся нежным смешком: — chaton, pourquoi tu te tais?       Голос ризли едва не рокочет от счастья. То, насколько тяжело сдерживаться сейчас ради момента не описать словами.       И кажется, эти самые слова срывают переключатель осознания где-то в блондинистой голове и Лини тут же крепко прижимается к чужой груди, пальцами на чужой спине сжимая тонкий выглаженный шёлк любимой рубашки и едва не плачет.       Искренние эмоции буквально ломали Лини в этот момент. Дарили тепло, а после вынуждали, словно по магии, чуть отодвинуться и успеть ухватить любимого, положив ладони на прохладную кожу щёк.       И застыть.       За год и несколько месяцев Лини не растерял и толики кокетливости, но сейчас поймал такой ступор, с чуть приоткрытыми губами и истинным счастьем смотря в незабываемые колотые ледышки чужих глаз.       И ловя в них то же ощущение счастья, когда Ризли вглядывается в лиловое море глаз любимого иллюзиониста.       Этот самый ступор блондина прерывается поцелуем.       Момент - идеальный, но атмосферы им и так хватило с головой. Именно поэтому, наклонившись и аккуратно коснувшись нежной кожи на затылке пальцами, Ризли утянул любимое им олицетворение радужной розы в поцелуй.       Смазанный, несколько жаркий и жадный, полный тех самых эмоций, что копились за год разлуки.       Заставляющий ножки Лини мило подкоситься в сильных руках, что держали его крепко и заботливо, позволяя в любой момент потерять сознание от переполнявших чувств без каких-либо последствий.       Ризли целовал сильно, со всей любовью, в то время как Лини отвечал нежно, даря каждый кусочек своей души своему герцогу, переводя ладони с щек мужчины на его шею, мягко обнимая, желая прижаться к чужой фигуре ещё ближе.       Запомнить аромат до невозможности дышать чем-то другим, забыться и остаться в руках навсегда.       И это желание было взаимным. Ризли никогда не забывал, как идеально в его руках умещается прекрасная и хрупкая фигурка, как красиво его Лини выглядит в том самом пальто, как ему идёт излюбленный герцогом иссиний оттенок.       И как хорошо тот самый глубокий, синий индиго сочетается с ярким цветом малинового сиропа, вызывающего в душе герцога настолько неописуемую бурю эмоций, что прямо сейчас заставляет его ещё сильнее сжать любимого в теплеющих объятиях.       Они разрывают поцелуй неохотно, тяжело дыша и хватаясь взглядом за омуты глаз друг друга. Желая запомнить навсегда, не «проснуться», если это самый сладкий из возможных снов.       И переведя дыхание буквально секундно, целуются снова, когда Ризли, вернув ладонь на розовеющую фарфоровую кожу щеки своего иллюзиониста, ловит большим пальцем слезы.       Прерывая поцелуй он резво опускается к личику. Сцеловывает драгоценные, хрустальные капли с обладателя подрагивающих плеч, согретых тяжёлым пальто. — я так скучал...я.....       Слова срываются с уст быстрее проносящихся вихрем мыслей, пока Лини обнимает целующего его Ризли за шею. Прижимается ближе и всеми силами сдерживает себя от обрыва по-настоящему бежащих по бархату кожи, слёз.       Ризли заботливо держит его на той самой грани. Он успокаивает, дарит каждый поцелуй своему любимому и каждую частицу его внимания забирая себе с искренней благодарностью. — я тоже, котёнок. Так сильно, что не мог считать дни до ближайщейся встречи.       Глубина чужого голоса заставляет Лини чувствовать самое истинное счастье.       Чуть отстраняясь он не веря он выглядывается в каждый изгиб чужого лица, каждый точеный угол скулы и ловит себя на мысли, что его герцог не изменился.       Нет.       Он стал ещё прекраснее.       Подушечками пальцев касаясь щёк, кожи за ушком, проводя большим пальцем по скуле Лини не может перестать любоваться его герцогом, что со всей любовью во взгляде позволяет любимому вспомнить каждый, слегка позабывшийся алмаз его внешности.       Набираясь смелости Лини приподнимается на носочки и нежно целует чужие губы. Множество раз.       И не только их.       Они обмениваются поцелуями в уголки губ, щеки, нос, а после и погружаются в крепкие и такие теплые объятия друг друга.       Прижимаясь и падая в самый счастливый день жизни каждого. В их самый счастливый день.       В пустом мраморном коридоре, где отголоском звучит едва слышимая органная музыка, а золотистая пыль кружит в свете, даруемом витражными окнами.       Где трепетную, практически полную тишину прерывает шелест чужого пальто и волнительные перешагивания чужой обуви, в попытке подняться или же наоборот отдаться нежности друг друга с новой силой, чтобы слезы счастья от воссоединения наконец заменил самый чистый смех.