Семейный праздник и горячие поцелуи

      Лань Сичэнь лежал на слегка поскрипывающем от веса двух мужчин диване в гостиной светлого, большого дома семьи Цзян, доставшегося Цзян Ваньиню от почивших родителей, неловко ерзал и не знал, куда себя деть, потому что на локте над ним нависал самый горячий мужчина в его жизни.       Они с Цзян Чэном сошлись совершенно спонтанно, чуть больше месяца назад, когда тот любезно подвез Сичэня в его квартиру и они по пути подобрали замерзающего на промозглом осенне-зимнем ветру котенка, едва не кинувшегося под колеса автомобиля главы «Юньмэн Цзян». Так как Лань Сичэнь животных у себя никогда не держал из-за строго дяди, Цзян Чэн, у которого уже долгое время была Фея, немного помог растерянному мужчине с покупкой всего необходимого для малыша и первыми посещениями ветеринарной клиники. Маленький, с половину ладони Сичэня комок мягкого меха, названный Греем из-за цвета полосатой шкурки, неожиданно привнес в жизнь хозяина радость, ожидание чего-то нового и счастливого, желание жить и, заодно, помог привлечь внимание Ваньиня, с которым до этого Сичэнь поддерживал деловые и прохладно-родственные отношения. Проницательный и умный Вэй Усянь, отлично замечающий интересующие его вещи, почти сразу отметил их потеплевшие отношения, отразившееся в ежедневной переписке, из рабочей стремительно перешедшую в разряд теплых дружеских и изменение обращений — если раньше мужчины именовали друг друга исключительно «господин Лань» и «господин Цзян», то после инцидента с котенком перешли на «Цзян-сюн» и «Лань-сюн».       И вот, спустя месяц неловких разговоров, постепенного сближения, взаимовыручки и редких совместных прогулок с Феей в парке возле дома Цзян Чэна, они перешли к более интимным действиям. Цзян Чэн, как и Лань Сичэнь, остался в одиночестве в ночь на первое января — Лань Цижэнь отговорился какими-то важными делами школы искусств, курированием которой занимался уже много лет, Ванцзи наслаждался жизнью в отдельной квартире с Вэй Ином, а Цзинь Лина и Сычжуя вроде как забрали к себе опекуны Лань Цзинъи. И, чтобы не тосковать в одиночестве, Ваньинь пригласил к себе Ланя вместе с Греем на ночь.       Фея, обожающая всех котов в округе, быстро подружилась с тихо пищащим длинноусым и зеленоглазым комком меха, и даже благосклонно позволила ему занять свою лежанку, свернувшись вокруг Грея в большой бело-рыжий ком плотной теплой шерсти. Сичэнь и Ваньинь чинно посидели на небольшом расстоянии друг от друга на диване в гостиной дома Цзян, посмотрели глуповатую, но милую и не лишенную атмосферы праздника новогоднюю комедию. Повесили на стену купленную Ваньинем гирлянду из больших матовых шариков, судя по коробке, светящихся приятным золотистым цветом, и, едва включив ее, повалились на диван, когда Сичэнь — в быту ужасно неловкий и рассеянный — оступился и упал спиной вперед на мягкую поверхность, заодно выдернув штекер из розетки и снова погрузив комнату во тьму. Цзян Чэн, не удержав равновесия на одной ноге, рухнул следом, но сразу же вскинул голову, чтобы убедиться, что с его гостем все в порядке.       Оба на полминуты выпали из мира, завороженные близостью и красотой друг друга. Первым к чужим губам потянулся Цзян Чэн, Сичэнь же за пару секунд вспомнил все советы Вэй Усяня, которыми тот, не стесняясь, делился при любой удобной возможности, и позволил себе поддаться жгучему, словно острый перец, желанию ощутить сухие губы главы «Юньмэн Цзян» на своих. Целовался Цзян Чэн отменно — не кусался, старался следить за реакциями Сичэня, но при этом был настойчив, уверен в себе и жаден до откликов. Никакого сравнения с Мэй Яо, который всегда уступал, был податливым, словно масло, и позволял Сичэню делать со своим телом что угодно.       От теплого поцелуя Лань Хуань мгновенно поплыл и приоткрыл губы, позволяя углубить, сделать касание томным, влажным и неприлично долгим. Цзян Чэн отстранился, немного сместился, опираясь рукой на спинку дивана, чтобы не давить на распластанного по дивану Сичэня немаленьким весом, еще раз заглянул в глаза, убеждаясь, что тот не против, и приник повторно, слизывая с губ привкус карамельного попкорна, который рассеянно клевал Сичэнь, пока они смотрели фильм.       Увлекшись поцелуями, мужчины не заметили, как Лань Сичэнь спиной вперед опустился на диван, а Цзян Чэн для удобства накрыл его своим телом, так что высокая спинка удачно скрыла их обоих от пространства у входа в комнату. Дыхания не хватало, звуки взрослых, жадных поцелуев должны были как минимум смутить сдержанного и холодного Сичэня, но он, после недолгих колебаний, затолкал поглубже все возражения совести, сомнения и панику и храбро ответил на игривый вызов Ваньиня, прикусывая его нижнюю губу. Глаза Цзян Чэна стали совсем черными и глубокими, а поцелуи — агрессивными и порывистыми. Мужчина приятно пах лотосами и свежестью, его сильное, тренированное тело давило на Сичэня, но эта тяжесть не казалась избыточной, наоборот, отлично заземляла и дарила непередаваемо-уютное чувство сопричастности.       И неизвестно, куда бы все это завело двух изголодавшихся по близости и простому человеческому теплу мужчин, если бы не входная дверь, внезапно открывшаяся с тихим, но отчетливым скрипом. Цзян Чэн прервал томный поцелуй и замер на расстоянии пяти сантиметров от лица Сичэня, без труда опираясь на обе руки по двум сторонам от его головы. В коридоре послышался шум, будто как минимум два человека спешно разоблачались и разувались прямо в темноте. Затем последовали неясный шепот, глухой удар — видимо, кто-то сослепу напоролся на широкую и длинную полку для обуви — и тишину дома повторно нарушили звуки томных французских поцелуев, но в этот раз Лань Сичэнь и Цзян Чэн были ни при чем.       — Какого хрена? — одними губами прошептал Цзян Чэн, хмурясь, на что Сичэнь только бровь лукаво изогнул — в конце концов, ключи от дома главы «Юньмэн Цзян» были только у трех человек, у одного из которых уже была своя квартира в центре города и любящий муж. Вэй Ину, при всем его шебутном характере и любви к розыгрышам, уж точно не пришло бы в голову занимать дом Цзян Чэна, чтобы нацеловаться вдоволь без лишних глаз. Оставался только «юная госпожа», племянник Цзян Чэна Цзинь Лин, и Сичэнь обязательно беззлобно пошутил бы об этом на ухо партнеру, но спутница Цзинь Лина наконец заговорила. Низким мужским голосом, который Лань Хуань слышал в разных вариациях последние шестнадцать лет.       — Кроха, не спеши, мы все успеем.       — Я не хочу больше ждать! И не зови меня крохой, я уже взрослый! — капризно возмутился Цзинь Лин, оправдывая нелестное прозвище, и тут же вскрикнул, тонко и удивленно.       — У нас пять лет разницы, зайчонок. Ты для меня всегда будешь крохой, даже когда состаримся, — в голосе Лань Сычжуя слышалась безграничная нежность.       Парень снова поцеловал Цзинь Лина, а затем подхватил под бедра и прижал к стене — звук соприкосновения был специфическим настолько, что Сичэнь не мог ошибиться. Он сам частенько делал так для Мэн Яо, еще когда они встречались, а Ванцзи иногда повторял нечто подобное с худым и легким Вэй Усянем, благо оба брата Лань были превосходно развиты физически. Стоило ли упоминать, что Сычжуй, ориентируясь на старшее поколение своей приемной семьи, не отставал в тренировках и в свои двадцать спокойно жал свой вес, не говоря уже о более легком и стройном Цзинь Лине?       — Какой же ты сильный, А-Юань, — Цзинь Лин звучал восторженно и высоко, на что Сычжуй хмыкнул и, судя по звукам, начал усыпать кожу младшего мелкими частыми поцелуями. Второй юноша расслабленно хихикал, ерзал, шурша одеждой, и мурчал, заставляя Цзян Чэна потихоньку звереть: — Я так хочу дойти с тобой до конца… — выдохнул он мечтательно, на что Цзян Чэн бешено сверкнул глазами и хотел было встать, но Сичэнь силой удержал его за плечи, взглядом умоляя остановиться и послушать еще. И Лань Юань ожиданий приемного дяди не подвел, перед этим подарив избраннику долгий влажный поцелуй.       — Жулань, я очень этого хочу, думаю, ты и сам сейчас все чувствуешь. Но пока тебе не исполнится семнадцать, никакого секса с проникновением не будет. Ты еще не готов. Если хочешь, я могу сделать тебе хорошо руками или ртом. Но не больше.       Цзян Чэн вскинул тонкую бровь, широкие плечи, в которые со всей силы вцепился Сичэнь, пытаясь удержать его на одном месте, немного расслабились и перестали напоминать по ощущениям камень. На породистом лице даже мелькнуло нечто, схожее с уважением, и Сичэнь тайком выдохнул, отдавая молчаливую дань традиционному воспитанию Ванцзи и моральному кодексу самого Сычжуя.       — Ну, А-Юань! Шестнадцать или семнадцать, разница же небольшая. Еще целых полгода ждать, я не хочу! — заныл Цзинь Лин, на что получил еще пару десятков нежных мелких поцелуев и непреклонное ланьское:       — Потерпи, кроха. Через полгода сделаю тебе самый лучший первый раз. С лепестками, ванной, ужином и чем скажешь. А сейчас давай на колени встану, хочешь, прямо тут?       Лань Сичэнь и Цзян Чэн панически переглянулись. Они уже нарушили пару-тройку строгих гусуланьских правил, беззастенчиво подслушивая младших, но становиться свидетелями секса, пусть и орального, в их планы уж точно не входило. Однако зайти дальше дети, к счастью, не успели — на дорожке к дому раздались спешные шаги, и подростки, так и не включив свет, на ощупь перебежали через всю гостиную, прячась за шкафом. Причем Цзинь Лин полностью скрылся за А-Юанем, грудью вжимаясь в парня, а спиной — в боковую панель книжного шкафа, чтобы занять как можно меньше места.       Входная дверь хлопнула именно в тот момент, когда Цзинь Лин повернул голову вправо и напоролся взглядом на застывших на диване мужчин, взъерошенных и переплетенных в тесном объятии. Карие глаза распахнулись во всю ширь, но, прежде чем Цзинь Лин успел выдать их всех, его губы накрыл рукой бордовый от смущения Сычжуй, старающийся не пересекаться взглядом со старшим поколением.       Цзян Чэн снова закаменел, а руки Сичэня сжались в кулаки, сгребая тонкий фиолетовый пуловер на лопатках младшего. Мужчины затаили дыхание и прислушались к происходящему в коридоре. И, судя по звукам, там кто-то тоже целовался! Не так бурно, как Цзинь Лин с Сычжуем, но тоже весьма шумно и часто. И это точно был не Вэй Усянь с Ванзци — те бы уже давно заговорили, по крайней мере, непоседливый, верткий и болтливый Вэй Ин, ничуть не стесняющийся грязных разговорчиков и неприкрытого флирта с любимым мужем что на людях, что наедине.        Лань Сичэнь округлил глаза, молчаливо спрашивая у Цзян Чэна, кто бы это мог быть. Тот сначала пожал плечами, точно так же недоумевая, повернулся к Цзинь Лину и тот, состроив комичную мордашку, вытянул руки вперед, пародируя не то зомби, не то пьяницу. Цзян Чэн нахмурился и подался вперед, пытаясь выглянуть в коридор, едва при этом не свалившись с дивана. Цзинь Лин страдальчески заломил брови и отчаянно помотал головой, благо предусмотрительный А-Юань успел переложить ладонь со рта парня под его же затылок, глуша звуки возни. Поцелуи в коридоре прервались, зато им на смену пришел тихий невыразительный голос Вэнь Нина:       — П-простите. Я помогу в-вам разуться. Ой, что в-вы! Вам не н-надо…       Лань Сичэня озарила вспышка воспоминания недельной давности — Вэнь Нину потребовался курс лечения для ослабленных легких, а больница с нужным оборудованием находилась совсем рядом с домом Цзян Чэна. Суровый, строгий и грозный глава «Юньмэн Цзян» повздыхал, закатил глаза фирменным жестом, поцокал языком, но по личной просьбе Вэй Усяня все-таки выдал заикающемуся от неловкости Цюнлиню ключи от дома, согласившись принять его у себя на ближайший месяц. Вэнь Нин, по словам Цзян Чэна, оказался крайне тихим и непереборчивым жильцом — готовил себе сам и очень скромно, едва ли занимая одну полку в холодильнике, в общих комнатах фактически не появлялся, проводя время либо в саду, либо в выделенной ему гостевой спальне, иногда помогал А-Лину с уроками или выгулом Феи, благо собака приняла его, как своего. Но ни у кого в голове не могло и мысли мелькнуть, что Цюнлинь — скромный, вежливый, тихий, непритязательный и очень добрый, кажущийся чуть ли не асексуалом — сможет бесстыдно целоваться с кем-то в коридоре чужого дома. Даже у Сичэня, несмотря на строгое воспитание дяди и многочисленные правила семьи, зазудело под кожей сильнейшее желание выйти в коридор, чтобы своими глазами взглянуть на таинственную избранницу Вэня. Не говоря уже о любопытном Ваньине и его воспитаннике Цзинь Лине.       Меж тем послышались шорох снимаемой одежды и повторные тихие поцелуи. Медленный, шумный вдох Вэнь Нина сразу после, будто он пытался заново научиться дышать. Тихое ворчание второго человека — тоже мужчины! — и тоненький пораженный вскрик Цюнлиня:       — Сянгун! Так нельзя!       — Почему же, мальчишка?       Поначалу Лань Сичэнь подумал, что у него приключились слуховые галлюцинации, хотя алкоголь они с Цзян Чэном, вроде бы, не пили. Человек, чьим голосом было произнесено лукаво-хитрое «Почему же?» никак не мог оказаться в чужом доме в праздничную ночь в компании мужчины, которого открыто ненавидел и презирал. Тем более, не мог его с такой жаждой целовать и в принципе не умел разговаривать игривым тоном, всю осознанную жизнь прячась за сводом правил этикета и жесткой моралью.       Но, судя по реакции детей и Цзян Чэна, Сичэню не послышалось, и в коридоре действительно стоял Лань Цижэнь собственной персоной. И именно он парой минут раннее целовал Вэнь Нина, которого на людях терпеть не мог и показательно избегал. Сичэнь зацепился за последнюю мысль и обессиленно уткнулся носом в твердое плечо Цзян Чэна, коря себя за невнимательность и глупость.       Ну конечно! Лань Цижэнь избегал и сторонился Вэнь Нина не потому, что считал его невоспитанным, порочным или опасным, а потому что тот волновал его сердце. Лань Хуань должен был догадаться раньше — таким же образом вел себя Лань Ванцзи на заре их отношений с Вэй Усянем. И сам Сичэнь, когда только сходился с Мэн Яо, маниакально следил за тем, чтобы не показывать при посторонних ни капли истинных чувств, хотя качественно и надолго вляпаться в невинные глаза лани и милые ямочки на щеках умудрился буквально за полчаса отстраненного вежливого общения. И разумеется, оба брата невольно копировали своего дядю, который был и до сих пор оставался единственной родительской фигурой дня них обоих.       В коридоре меж тем снова послышались неясные шорохи, сдавленное бормотание Вэнь Нина и легкий смешок Цижэня.       — Пойдем на диван, там будет удобнее, — Цижэнь, не слушая тихих возражений увлек избранника в гостиную.       Яркая вспышка света от большой хрустальной люстры больно ударила по глазам мужчин, уже привыкших к сумеркам. Лань Цижэнь бодро обошел диван и замер, отчего следовавший за ним Вэнь Нин натолкнулся на его спину и вскрикнул, болезненно заломив брови и потирая плечо. Проморгавшись, Сичэнь встретился взглядом с широко распахнувшимися глазами дяди, на чьих бледных щеках начал стремительно проявляться румянец. Цзинь Лин, не сдержавшись, чихнул — видимо, длинные и густые волосы Сычжуя щекотали ему нос. Оба незадачливых гостя подскочили, как на иголках, обернулись на звук и на бис повторили неловкую сцену узнавания с тихим оханьем и широко распахнутыми глазами.       — Давайте обсудим все в спокойной обстановке, — первым пришел в себя Сичэнь, осознавая, что им всем нужна хоть какая-то психологическая разгрузка после ошеломительных новостей, а все присутствующие, учитывая строгость Лань Цижэня, вспыльчивость Цзян Чэна и импульсивность Цзинь Лина, на спокойное общение были настроены плохо.       Лань Сычжуй кивнул, отпустил А-Лина, заботливо поправил на нем чуть задравшийся лимонно-желтый объемный свитер и отступил, подходя к дивану, чтобы помочь названому дяде. Цзян Чэн выпрямился, вставая с Сичэня, и тот почувствовал неожиданно сильную, обидную пустоту там, где только что было теплое и тяжелое тело, так надежно его удерживающее.       Все присутствующие отводили друг от друга пристыженные взгляды и пламенели щеками и кончиками ушей. Сичэнь, перебарывая смущение, старался мыслить не как растерянный племянник, одновременно и застуканный старшим родственником на горячем, и поймавший на том же младших и все тех же старших, а как успешный бизнесмен, долгое время удерживающий школу и семейный бизнес на плаву. Из сложившегося положения можно было извлечь приличную выгоду, и упускать прекрасную возможность прекратить многолетние семейные дрязги он не собирался.       — Инь-эр, Лин-эр, поможете накрыть на стол? — светским тоном осведомился он, негласно оставляя на Сычжуя Лань Цижэня и растерянного Вэнь Нина, трогательно цепляющегося за бело-синий рукав старшего мужчины, как испуганный котенок за шерсть матери.       — Конечно… Лань-шушу, — Цзинь Лин покраснел, но подбородок вскинул гордо и высоко, одним обращением давая понять, что Сичэня включили в семью, как избранника дяди.       Тайком выдохнув — все-таки, именно реакции вздорного и импульсивного Цзинь Лина он нешуточно опасался — Лань Хуань с помощью Цзян Чэна встал, оправил одежду и направился на кухню, пока Сычжуй и Цзинь Лин перетаскивали овальный обеденный стол из угла комнаты в центр. Вэнь Нин, попросту не умеющий стоять в стороне, пока работают другие, помогал носить стулья. Цижэнь, полюбовавшись невозмутимым лицом старшего племянника, фыркнул и пошел помогать. Вскоре стол был заставлен праздничными блюдами и напитками из холодильника Цзян Чэна, включенная гирлянда горела мягким желтым светом, придавая домашнего уюта и тепла минималистичной обстановке дома Цзян, а в дверь позвонили Ванцзи и Вэй Ин, которых пригласил Сычжуй по просьбе Сичэня — если уж решать семейные вопросы, то всем вместе.       Вэй Ин сунул в руки Цзян Чэна какое-то угощение в картонной коробке, одинаково нежно потрепал по макушкам Цзинь Лина, Сычжуя и Вэнь Нина, к которому еще во времена юности относился как к младшему брату. Переглянулся с Сичэнем и поклонился Цижэню, старательно удерживая при себе язвительные комментарии. Он много чего мог сказать старшему мужчине из-за сложившейся ситуации, все-таки тот изрядно попил им с Ванцзи крови, прежде чем позволил официально пожениться в Канаде. Но Вэй Ин, несмотря на ребячливость, внешнюю легкомысленность и неиссякаемую игривость, был очень умным и проницательным человеком, поэтому прекрасно знал, когда стоит промолчать.       Пока все остальные заканчивали приготовления к празднику, Вэй Ин оттащил Цзян Чэна в сторонку, чтобы подробнее выяснить причину экстренного семейного сбора. Сразу после он, держась за стенку и живот, уполз на второй этаж, откуда через пару секунд грянул громовой хохот, слышный даже через хорошую звукоизоляцию. Ванцзи на это только головой покачал и с легким осуждением посмотрел на дядю, принявшего упрек с молчаливой покорностью.       Наконец все расселись за столом, а Вэй Ин, на ходу вытирая красные влажные глаза и все еще потирая живот, спустился вниз. Интуитивно мужчины выбирали места рядом с близкими, так что Сичэнь оказался между дядей и Цзян Чэном, а напротив него разместился Лань Чжань, слева от которого сидел его приемный сын, а справа — сверкающий широкой довольной улыбкой муж.       — Ну что ж, дорогие родственники, думаю, мы можем просто принять как данность, что теперь мы все связаны куда более крепкими узами, чем Лань Чжань и я могли для вас создать в силу нашего брака, — взял слово Вэй Усянь, с неприкрытой игривостью поглядывая на Лань Цижэня и Вэнь Нина. — Я очень рад за всех вас: обрести любовь или нежную привязанность — это самое лучшее, что может случиться с человеком. Искренне поздравляю всех вас с этим знаменательным днем!       — И что, даже подкалывать не будешь? — прищурился Лань Цижэнь, сдаваясь на волю случая и позволяя нервному и необычайно бледному Вэнь Нину тискать свою руку в качестве игрушки-антистресса.       — Лань-цяньбэй, я мог бы, конечно, изводить вас сальными шутками и подколами до конца наших дней, — ответно прищурился Вэй Усянь, но тут же убрал хищное выражение с симпатичного лица и улыбнулся — так ярко и искренне, что в комнате, казалось, стало светлее: — Но я правда считаю, что любовь и понимание важны для отношений, и не только в браке. Я никогда не стал бы смеяться над тем, что у вас, А-Лина и Цзян Чэна появились дорогие и близкие сердцу люди. Меня учили, что любой человек заслуживает счастья и любви.       — Сянь-гэ, так ты не против?.. — Лань Сычжуй успокаивающе накрыл ладонью дрожащую руку Цзинь Лина, в чьих больших и выразительных глазах застыли прозрачные горошины слез.       — Конечно, нет, малыши, — Вэй Ин помотал головой, с родственной нежностью глядя на приемного сына и племянника. — Вы уже большие мальчики, надеюсь, сами разберетесь, но, если нужна помощь или совет, мы с Лань Чжанем всегда открыты для диалога. Я знаю, что ты А-Лина точно не обидишь, да и он при всем своем сахарном характере юной избалованной госпожи очень тобой дорожит. И да, Цзян Чэн, я уверен, что именно твоя бурная энергия сможет вырвать Сичэнь-гэ из застоя. Старайся лучше, шиди, мы все соскучились по доброй и спокойной улыбке Цзэу-цзюня.       — Задница хитрая, — проворчал Цзян Чэн и накрыл талию Сичэня рукой, властно притягивая к своему боку. Несмотря на грозный тон и хмурое выражение лица, Сичэнь чувствовал сердцем, что мужчине приятны слова сводного брата и он принял их близко к сердцу.       — Какой есть, — добродушно усмехнулся Вэй Усянь, переводя взгляд на Вэнь Нина, все еще чувствующего себя ужасно неуютно из-за скользкой ситуации. Тот настолько ушел в свои мысли, что даже начал раздергивать рукава темно-красного свитера на нитки, временно выпустив руку Цижэня. —А-Нин, перестань грузиться. Никто у тебя Лань-цяньбэя не отберет.       Вэнь Нин кивнул, опустив взгляд в свою пустую тарелку, а затем и вовсе спрятался от досужих взглядов за широким плечом старшего Ланя.       — Спасибо, Вэй Ин, — тихо проговорил мужчина, покорно закрывая своим телом вконец смущенного избранника.       На какой-то пугающий миг глаза Вэй Усяня превратились в два окна в другой мир — пугающий, пустой, темный, выжженный дотла и разрушенный до основания, но затем он моргнул, и наваждение спало, а на миловидное лицо вернулась светлая улыбка, в которую тринадцать лет назад по уши влюбился всегда собранный и холодный Лань Ванцзи. Да так крепко, что сумел незамутненными пронести свои чувства сквозь годы, невзгоды, бедствия и страдания.       — Будьте счастливы, Лань-цяньбэй. Я знаю, что у вас это получится, — голос Вэй Ина, обычно звонкий и веселый, на сей раз прозвучал глухо и сдавленно, и Ванцзи поторопился обнять супруга за плечи, успокаивая и поддерживая.       Часть напряжения, благодаря стараниям Вэй Ина, ушла, и мужчины даже смогли нормально поесть, разумеется, соблюдая гусуланьское правило: «никаких разговоров за едой», раз уж за столом собрались сразу несколько Ланей. Сичэнь впихнул в себя немного риса с пряной подливой, по настоянию Цзян Чэна попробовал луковую лепешку с кунжутом, вежливо принял закуску с морской капустой от Цижэня. А после, вместе с Цзинь Лином и Сычжуем убрав грязную посуду в посудомойку, уселся на диване, позволяя Цзян Чэну опуститься на широкий подлокотник слева от себя. На свободном пространстве справа разместился Цижэнь, утянув к себе под бок несопротивляющегося и все еще аномального тихого Вэнь Нина. Дети по-простому уселись на толстый ковер кофейного цвета, в четыре руки тиская котенка и Фею и стараясь держать ее подальше от все еще боящегося собак Вэй Ина, а Ванцзи с мужем заняли одиночные кресла, подтащив их друг к другу.       На заднем фоне играла рождественская подборка англоязычной музыки, которую на плазме запустили Цзинь Лин и Сычжуй. В руках мужчин были бокалы с соком или водой — пить алкоголь Лани не могли, и их вторые половины приняли решение к ним присоединиться. Гирлянда уютно мигала золотистым светом, делая лица собравшихся мягче и моложе. За окном сыпал мелкий влажный снежок, скрывая цепочки следов, тянущиеся к дому.       Посиделки получились родственными, теплыми и уютными. Лань Хуань, Вэй Ин, Цзян Чэн и Лань Сычжуй поддерживали неспешную беседу обо всем на свете, периодически вовлекая в отдельные темы остальных. Цзинь Лин играл с Феей, по-особенному переглядываясь с Сычжуем, Лань Цижэнь предпочитал молчать и слушать разговоры остальных, щурясь на гирлянду и держа в ладонях бледную руку Цюнлиня. Ванцзи делал все то же самое, но с Вэй Усянем, изредка поднося к губам изящную ладонь музыканта, на которой поблескивало тонкое обручальное кольцо из белого золота.       Лань Сичэнь прижался теснее к теплому боку Цзян Чэна, погладил меж острых ушей котенка, которого добрая Фея принесла ему прямо в руки на себе, и ощутил, как его, будто такого же котенка, ласково почесывают за ухом длинные жесткие пальцы. Гранатовый сок в высоком бокале отдавал кислинкой и горечью, и Сичэнь, на последних секундах европейского Нового года, загадал желание, чтобы эта горечь была единственной, которую его расширившаяся семья испытала в следующем году. И, поддавшись атмосфере легкости и игривости, коротко прижался губами к шероховатым губам Цзян Чэна, воруя сладкий из-за десерта поцелуй.       Ему было спокойно и тепло, искореженная предательством любимого человека душа слабо ныла, но даже эта боль постепенно растворялась в заразительном смехе Вэй Ина, искрах гирлянды в глазах Сычжуя, неприкрытой нежности в каждом движении Лань Цижэня, направленном на Вэнь Нина. И в том, как Цзян Чэн, заметив, что сок в бокале Сичэня закончился, без лишних напоминаний встал и налил ему еще, прекрасно зная, что нужно немного разбавить прохладной водой, чтобы горечь не была такой концентрированной. Лань Сичэнь принял полный бокал, пересекся взглядом с Вэй Ином и притянул к себе Цзян Чэна, переступая через свою же стеснительность и оставляя на шершавых губах еще один невесомый поцелуй.       Только в сорок два года он до конца осознал, как именно ощущается семейное счастье. И был уверен, что остальные члены его странной, но дорогой и любимой семьи сейчас испытывают то же самое.