Мы в полной "шляпе"

      Не сказать, что все фильмы Реки считались «нормальными». Его обвиняли и в том, что он забывал принимать наркотики и пить усладу (да, он же на Пенаконии, тут трезвость = неадекватность), и в том, что он «создает чересчур реальные образы», но, впрочем, большинство его картин действительно считались шедеврами, но…       Всегда было но, честно сказать.       Навскидку Бутхилл может вспомнить тот случай, когда Река показывал какие-то фрагменты из его картин, и для него это… в общем, Бутхилл тогда подумал о том, что даже недотепы в масках придумают и сделают нечто адекватнее, чем… это.       Разумеется, примерно так Бутхилл со всей честностью Реке и сказал тогда. И неожиданно для него самого, Река просто и коротко улыбнулся (смахивая на нормального человека), что ввело Бутхилла в состояние небольшого шока, сказав о том, что это было снято для фетишистов.       После этого Бутхилл избегал ходить на какие-то премьеры Реки в кино. Не то, чтобы он не уважал чужие фетиши, как говорится: «Что ты ебешь, не будет ебать другой, поэтому не вмешивайся в еблю другого», не в фетишах даже была проблема (хотя Бутхилл до сих пор не понял, для каких фетишистов снималось… это), но проблема была в том, что Бутхиллу хотелось сохранить хотя бы немного трезвости в грезах, где и без фильмов Реки это было сделать довольно сложно.       Но судьба-подлянка с хуя НеВстанька решила его мягко подставить, затем напоследок смачно шлепнув по заднице, и теперь Бутхилл был вынужден сидеть в кинозале (абсолютно один… вроде как), смотря какой-то недавно вышедший фильм Реки.       Сам Река сказал ему, что фильм пока посмотрел только один человек, и он вообще изначально создавался для этого человека, но позже, узнав мнение «этого человека» о том, что фильм — шедевр, Река решил сделать эксклюзивный показ для всех своих друзей. Когда Река сказал «для друзей», Бутхилл задумался «а считается ли он другом, если они регулярно обмениваются слюной с Рекой?», но промолчал, потому что Река далее добавил «и для слюнообменщиков в лице тебя» (почему-то слово «поцелуй» им обоим было лень использовать).       Поэтому, получив еще один «сплюнообмен», Бутхилл еще не успев спрятать довольную ухмылочку, вспоминая о таких крышесносных губах Реки, сидел в кинозале, думая, «умрет ли он здесь или нет?» Довольно серьезно думал, между прочим.       — Попкорн будешь? — вдруг спрашивает его кто-то, и Бутхилл отрывается от экрана, на всякий держа револьвер наготове.       На экране еще нет ничего важного: реклама услады, да и только.       Рядом с Бутхиллом совершенно неожиданно материализовался Келус, и Бутхилл не помнил: был ли он тут, или подошел сейчас, а он не услышал…       — Да наркоты Реки на тебя не хватит, чтоб тебя, так подкрадываться, — пробормотал он, смотря на Келуса. Келус выглядел довольно безразличным. Да, он каждый день пугает ковбоев перед неизвестным оружием массового поражения (фильмом Реки), спрашивая их о попкорне. — А у тебя он есть вообще? — щурясь, спросил он, не видя в руках Келуса ничего, что хотя бы отдаленно могло напоминать попкорн.       — Я бы тоже выбрал бы этот вариант ответа между «какой покорн?» и «как ты здесь нахрен оказался», — мило улыбнулся Келус. — В общем, если кратко, то мне скучно, поэтому я просто гуляю по кинотеатру и мне нечего делать, поэтому я могу принести тебе попкорн. Что скажешь?       Пропустив мимо ушей первую фразу (странности Келуса были только странностями Келуса), Бутхилл кивнул, мол, понял, что тот тут делает.       — Карамельный неплохо было бы, — сказал он. — На зубах чтоб прям хрустело…       — Понял, — кивнул Келус. — Я скоро буду.       И Бутхилл снова остался один.       Фильм только начинался, он ничего не пропустил. Начиналось все довольно обыденно, даже скучновато: главный герой — самый обычный офисный работник, живущий самой обыденной жизнью. Где-то между рассказом о том, как его игнорировали в старшей школе и повествованием об удивительно пустых университетских буднях, притащился Келус с карамельным попкорном.       — Еще не дошло до… — сказал он, обрубая себя же, не договаривая на конца, когда он посмотрел на то, что было на экране.       — А ты?.. — Бутхилл подозрительно прищурился на Келуса, закидывая в рот сразу двадцать попкоринок. — Ви–       — Да, я это смотрел, — и вдруг на лице Келуса возникла небольшая улыбочка. Выражение его лица было похоже на что-то между «мама, меня родили вчера!» и «сука, сейчас блевану», и именно так Бутхилл понял, что ему интересно, выживет ли он этот фильм или нет.       Келус садиться аккурат сзади Бутхилла. Скучные будни ГГ он никак не комментирует, и вообще Бутхиллу казалось, что там его не было, хотя Келус там сидел.       Иногда он вставал, ходил туда-сюда, но ему он никак не мешал.       И тут…       Бутхилл не может сказать, когда началось все милашество на экране. Он не может вспомнить… однако он ясно помнил то, какие непередаваемые ощущения он испытывал.       — Мать честная… — присвистнул он, когда все «началось».       — Да что ж такое… — сказал Бутхилл, когда все продолжилось.       И когда его нервы уже не выдерживали…       — Боже милашечное, умилившее мать Реки, — и постарался рассмотреть варианты отступления.       На самом деле, в фильме не было ничего пуга–       … или?..       Может быть, Бутхилл утрирует, но для него это абсолютно вопиющей жестокостью!       По сюжету главный герой однажды покупает шляпу, но сразу после злосчастной покупки у него все валится из рук, пока он наконец не понимает: во всем плохом в этом мире виноваты шляпы.       И тогда гг постепенно начинает сходить с ума: его ненависть к шляпам становится безумной.       Сначала он сжигает свою шляпу, затем взламывает дома друзей и знакомых, то поджигая, то разрезая, то разрывая голыми руками все шляпы, которые только мог найти у них.       Позже он устраивает поджоги магазинов, где есть хотя бы одна шляпа, срывает шляпы с людей, бросает людей со шляпами под колеса, топит шляпы, бросает шляпы на корм животных, готовит шляпы и заставляет их есть кого попало…       И это еще не все! Его шляпная ненависть распространилась на все шляпы, поэтому он поехал к ковбоям, прострелив все их шляпы из пистолета так, что от них остались одни только дырки (на этом моменте Бутхилл, уже неоднократно проверяющий целостность своей шляпы, решил ее сорвать с головы и прижать ее к груди для большей безопасности.       То сидящий рядом, то гуляющий где-то Келус на эти сюжетные повороты особо не реагировал: только иногда у него проскальзывало то выражение, которое у него было, когда он признался в том, что уже смотрел этот фильм.       И, наверное, окончательно Бутхилл не сошел с ума только по той простой причине, что Келус был где-то рядом с его обычным скучающим выражением лица.       На моменте с ковбоями, Келус услужливо сказал ему:       — Не задень шляпой Усладу, — имея в виду стоящую на подлокотнике открытую банку услады.       И, в конце концов, он так же заботливо принес Бутхиллу выпить чего-то покрепче, когда все закончилось.       — Ну, как тебе? — спрашивает его Келус.       Отпив из другой банки услады (Келус протащил алкоголь в ней), Бутхилл натянул на себя шляпу так, чтобы ее нельзя было сдвинуть с мертвой точки и сказал:       — Надо подарить Реке шляпу.       — Подари соломенную, хорошо гореть будет, — как будто бы равнодушно, но на деле весьма воодушевленно ответил Келус.       И Бутхилл чуть ли не похлопал его по плечу, весело хихикая, как...       — А потом и ты вслед за ней сгоришь, — добавил Келус, и тут Бутхилл вспомнил, что Река говорил о «том человеке, который посмотрел и похвалил фильм».       — Шляп на тебя милашечных не хватит, — выдохнул он.