Виновник всего торжества.

***

Канун Нового года. Время близится к обеду. Самолет плавно коснулся взлетно-посадочной полосы, и Рейх почувствовал, как его сердце забилось чуть быстрее, в предвкушении встречи с сыном. Он уже пару лет отмечал этот праздник в кругу семьи. Сначала он не хотел, но Германия настаивал, а затем это и вовсе превратилось в привычку, или даже традицию. Столица встретила его холодным, но ясным днём. Он вышел из терминала, вдохнул морозный воздух и поймал такси. Город, который прежде казался ему чужим, стал родным и в то же время манил своими огнями, шумом и праздничным настроением. Будучи уже в машине, он задумчиво глядел в окно, рассматривая уже знакомые взгляду улицы. И вот спустя полчаса они доехали до дома Германии. Заплатив таксисту и молчаливо выйдя из машины, немец незамедлительно вошёл в подъезд. Германия жил на пятом этаже, поэтому Третий решил, что осилит и поднимался самостоятельно, да и лифтам он не очень доверял, особенно в России. Стоя у квартиры, он постучал в дверь. Никто не отозвался. Затем Третий позвонил в звонок. Всё также, никого. Не слышно было даже шагов. «Значит он не дома», — додумался Рейх и, достав телефон, набрал номер сына. После нескольких гудков на другом конце провода раздался растерянный голос Германии: — Привет, пап, ты что-то хотел? — сразу спросил тот. — Да так, ничего особенного, ты сейчас дома? — стараясь сохранять спокойный тон, поинтересовался Рейх. — Только не говори, что уже приехал... — Так и есть, — признался Третий, смотря на подъездную плитку под ногами. — Чёрт, прости отец, но я сейчас в другой стране с Россом. Мы с ним решили отпраздновать Новый год вдвоём.. — виновато ответил Германия, обеспокоенный за отца. Рейх почувствовал, как что-то внутри него болезненно сжалось. Он знал, что это рано или поздно произойдёт, но всё равно было неприятно. — Понятно, не нужно извиняться, — тихо сказал он. — Я рад за тебя. — И что ты теперь будешь делать? — Не знаю, придумаю что-нибудь, всё-таки сам виноват, нужно было предупреждать о приезде намного раньше. — Ладно, удачи тебе, — ответил Герман, тяжело вздыхая. — Спасибо, — кратко произнёс немец, сбрасывая звонок. «Nun, ich bin hingefallen », — подумал Рейх, коря себя за свою глупость. После телефонного звонка он вышел на улицу, ощутив, как мороз щипет щеки. Но, несмотря на холод, он продолжал идти, утрачивая чувство времени и места. Бродя по знакомым улицам, он почти до наступления темноты проходил мимо Кремля и Красной площади. Огни гирлянд ярко мерцали в вечерней тьме, одиноко напоминая о приближающемся празднике. Он любопытно разглядывал сверкающие купола соборов, покрытые снежным покровом деревья, и спешащих мимо людей, каждый из которых, казалось, был погружён в собственные заботы. Вдруг он остановился у моста и глянул вниз. Речка уже давно застыла и на ней образовался толстый слой прозрачного льда. Город был прекрасен, но здесь Рейх вновь почувствовал себя чужим. Несмотря на всю красоту вокруг, он чувствует себя потерянным и не знает, куда ему идти. В голову приходила лишь одна мысль: «Надо взять билеты обратно, уже к ночи я могу долететь до дома». Поэтому немец и направился к аэропорту. По пути начался снег. Редкие, едва заметные снежные хлопья медленно опускались на землю, но вскоре это переросло в настоящую бурю. Снежные облака создали на небе прочный сероватый купол, хмуро окутывая небо плотной пеленой. Поднялся ветер, грозно завывающий между деревьями и домами, а снег летел всё быстрее, заметая всё на своём пути. Улицы заметно опустели, и только редкие прохожие, спешащие укрыться от непогоды, мелькали в белизне мглы. Суровый холод проникал в каждую щель, заставляя дрожать даже тех, кто сейчас находился дома. Рейх замёрз; он не привык к таким холодам. Он стоял посреди улицы, не зная, куда ему идти, но оставаться на месте и мёрзнуть точно не хотелось. Его мысли беспокойно метались по голове, ища выход из ситуации, а тело дрожало от холода. Вдруг в голову пришла единственная мысль, которая, казалось, могла помочь ему. Союз. Он ведь тоже жил здесь, не так далеко. Они давно уже выяснили отношения, спустя призму всех ссор и ненависти, вроде бы, даже нашли общий язык, не видя смысла в обиде. Но Рейху до сих пор было стыдно перед ним. Стыдно за прошлое, за ошибки, за всё, что было между ними, поэтому он если и приезжал, то старался избегать встреч, постоянно обходя его дом стороной. Правда сейчас у него не было большого выбора. Либо замёрзнуть здесь, либо пойти к нему. Холод и страх заставили его двинуться вперёд, по направлению к его дому. Рейх быстрым шагом шёл по заснеженной улице, пробираясь сквозь метель. Наконец, он оказался около дома Союза, у самой калитки. Дёрнув за ручку, дверь быстро поддалась. «Hast du vergessen zu sperren? » — удивлённо подумал нацист. Сердце бешено колотилось, а руки дрожали не только от холода, но и от переживаний, как русский отреагирует на его внезапное появление. Третий поднялся на крыльцо,на мгновение замер, а затем легонько постучал в дверь, но звук ударов по дереву оказался оглушительным в полной тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра. Рейх затаил дыхание, ожидая, что произойдёт дальше. Дверь оставалась запертой, но он знал, что другого выбора ему не дано. Он постучал снова, на этот раз громче, и в его голове мелькнула мысль: а что, если Союз не захочет его видеть? Но отступать было уже поздно. Союз же решил заняться украшением ёлки. Он аккуратно спустил её с чердака, собрал её части и распушил ей веточки. Запаха к сожалению она не источала, ведь была искусственная, но это не мешало ей поднимать настроение и радовать глаз. Выглядела она пышно и роскошно, даже без новогодних игрушек. Союз достал коробку с ёлочными игрушками и гирляндой, которые годами бережно хранились на том же чердаке. Он аккуратно развесил их на зелёных ветках, и ёлка перестала быть пустой, заиграв новыми красками. Разноцветные блики отражались в свете гирлянд, создавая уютную тёплую атмосферу. Затем он добавил несколько самодельных украшений, сделанных когда-то вместе с его детьми, когда те были ещё маленькие. Бумажные снежинки, вырезанные снегурочка и дед мороз, гирлянды из фольги – всё это придавало ёлке особый вид. Совет вспомнил, как в детстве они всей семьёй мастерили эти украшения, а на душе вдруг стало радостно и тепло. Всё было почти готово, оставалось только повесить звезду на самый кончик ёлки. Он находился высоко, даже для самого коммуниста, поэтому он решил принести табуретку и аккуратно надеть звезду на ёлку, без приключений. В последнюю очередь ему хотелось свалить ёлку на пол и начать весь процесс заново. И вот, стоя на табурете, он не успел надеть звезду, как услышал стук в дверь. Он был в хорошем настроении, думал, что это неожиданно приехали его дети, что их планы поменялись. Да и кого бы ему ждать помимо них? Щелчок входной двери и вот на пороге дома красовался немец, весь замерзший от мороза и нервно смотрящий коммунисту прямо в глаза. Признаться честно, вот кого кого, а Рейха Союз ожидал увидеть в самую последнюю очередь. Точнее, вообще не ожидал. В воздухе повисло неловкое молчание, которое каждый из них боялся нарушать. — Ээ.. Может внутрь зайдёшь? — растерянно предложил Советский, приглашая в дом. Рейх перешёл за порог, разулся, снял промокшую от снега одежду и молча сел на диван в гостиной. — Неплохо у тебя тут, — подметил Третий, пытаясь развеить обстановку. — Может и так, но ты ведь явно не за этим пришёл, — начал русский, смотря на немца с неким подозрением. — Ты чего тут вообще забыл? Рейх вздохнул. От чего, от чего, а вопросов ему не удастся избежать. Пришлось рассказывать, по какой причине вообще приехал в РФ, почему сейчас не у Германии дома, и из-за чего он пришёл именно к нему. Совет на этот рассказ лишь устало вздохнул и разрешил ему остаться здесь на ночь. — Ну что поделаешь, значит будем вместе отмечать, терять-то уже нечего, — усмехнулся тот и пошёл на кухню готовить праздничные салаты. Рейх, наконец, устроился по удобнее на диване, укутавшись в мягкий плед, любезно принесённый ему Союзом. Холод, одолевший его за этот день, постепенно отступил, и приятное тепло вдруг разлилось по его телу, согревая до самых кончиков пальцев. В это время Совет, закончив с готовкой, расположился на кухне, уминая свежеприготовленные салаты. Рейх, невольно прислушиваясь к тихому звону посуды и довольному бормотанию Совета, почувствовал, как напряжение окончательно покинуло его. В доме царила спокойная атмосфера, и в этот момент он позволил себе полностью расслабиться, наслаждаясь домашним уютом. Кто бы мог подумать, что в доме у русского будет так приятно находиться? Да и принял он его хорошо, совсем не так, как надумывал себе Третий. Вдруг из кухни послышался голос: — Рейх, харе дремать, весь Новый год пропустишь, — недовольно ворчал Совет. — Иди сюда, я уже стол накрыл. — Мм, да кому нужен ваш Новый год, — сонно пробурчал немец, всё-таки вставая с нагретого им же, дивана. Зайдя на кухню, немец почуял вкусный аромат от еды, пока коммунист в это время наливал им по рюмке. — Ээ.. Union, я не пью. — Да ладно тебе, раз в год можно. Чуть-чуть же, — настаивал Совет, весело глядя на Рейха. — Gut, но немного, — согласился Третий, садясь за стол. Мягкий свет от гирлянды отражался в бокалах с шампанским, наполняя комнату тёплым сиянием. За окном при свете фонарей тихо падал снег. На столе стояло несколько угощений: запеченная в духовке утка, салат «арбузная долька» и горячий картофель, посыпанный зелёным луком. Их было немного, так как и их самих было всего на всего двое. — С Новым годом, — умиротворённо произнёс Совет, поднимая бокал шампанского. — С Новым годом, — ответил Третий, затем они чокнулись бокалами и отпили алкоголя. Бокал за бокалом, и они не заметили, как выпили довольно много, в последствии чего разум был немного затуманен, чувствуя опьянение. Во включенном телевизоре послышался бой курантов, после чего за окнами послышались взрывы салютов. Они были красочные, яркие, почти за мгновения разлетались, потухая в ночном мраке. Это зрелище действительно заставляло залипнуть в окно и наслаждаться красивым фейерверком. По телевизору уже начали показывать речь президента, но им обоим вряд-ли было до неё. Рейх покачиваясь, заворожённо смотрел на коммуниста. Его единственным желанием было прикоснуться к его губам. Почувствовать их сладкий вкус и окончательно забыться под теплым боком коммуниста. Поддавшись желанию, немец прильнул к русскому, обвивая руками его шею. Затем он позволил себе коснуться до чужих губ своими, ощутив теплую кожу русского и его слегка удивлённый взгляд, уставленный на него. Но несмотря на это, тот не стал сопротивляться и лишь поддался натиску губ нациста, отвечая на поцелуй. Губы Союза и правда оказались для Рейха со сладковатым привкусом, настолько вкусным, что не хотелось отлипать. Он страстно целовал его, пока Советский, положив руки ему на талию, жадно сминал ими ткань его рубашки. Со временем воздуха в лёгких стало не хватать и немец нехотя отпрянул от Союза, рассматривая довольное лицо последнего. Немного отдышавшись, Совет вновь втянул его в поцелуй, после которого последовало множество мягкий и нежных чмоков в шею. Мурашки судорожно пробежались по коже, вырывая из немца томный вздох. За это время они изрядно устали, поэтому решили пойти в спальню, чтобы продолжить, но сил хватило лишь завалиться на мягкую постель. Союз слегка приобнял немца сбоку, после чего они оба отрубились, погружаясь в сон. И только не выключенный телевизор работал всю ночь напролет.

***

Утро встретило их тишиной. Буря за окном утихла, оставив после себя огромные снежные сугробы, покрывшие дороги белизной. Союз, проснувшись первым, уже хлопотал на кухне, готовя завтрак. В доме витал ароматный запах, учуяв который просыпался аппетит. Закончив с готовкой он принёс Рейху завтрак в постель, осторожно приоткрывая дверь в спальню. Зайдя в комнату, он заметил, что немец уже не спал. Он сидел, приподнявшись на локтях и выглядел задумчиво. «Наверное думает о вчерашнем вечере», – подумал Совет. Он присел на край кровати и протянул Третьему тарелку с яичницой и беконом. Тот лишь растеряно посмотрел на русского, но, ничего не ответив, взял посуду и принялся есть. Признаться честно, Союз готовил очень вкусно. И Рейху очень льстило то, что он не только приготовил завтрак, но и принёс его прямо в постель. Однако в голову снова взбрели серые будние мысли: сегодня нужно было купить билет обратно домой. От этой мысли на душе стало грустно, но другого выбора не было — он не мог вечно оставаться здесь, обременяя Союза своим присутствием. А вчерашний поцелуй, несмотря на полученное удовольствие, он считал скорее ошибкой, минутной слабостью. Вряд-ли Совет воспринял бы всё серьёзно. Вдруг низкий голос коммуниста басом раздался по комнате, отвлекая его от размышлений. — Ты сегодня уедешь? — поинтересовался он. — Ja, планирую взять билеты обратно, а что? Уже надоел тебе? — усмехнулся Третий. — Может.. останешься на подольше? — предложил он, глядя на немца с теплотой и искренностью. На него давно так не смотрели. — Ну.. если очень хочешь... — проговорил Рейх в лёгкой растерянности. После чего его с благодарным видом поцеловали в макушку, прижав к себе. Рейх смущённо улыбнулся и понял, что, возможно, этот Новый год стал для него началом чего-то нового. Чего-то, что уже можно было назвать счастьем.

***