Сборник зарисовок (ДазАку)

      Клыки, которые разучились кусать, в конце концов не смогут и простую пищу разжевать.       Голос, который позабыл как кричать, в конце концов начнёт вечно молчать.       Ладони, которые не могут сжаться в кулак, в конце концов обессилят и не смогут даже никого обнять.       Акутагава познал это на своей шкуре.       Когда сироты в трущобах отбирали его хлеб, он был слаб морально и не мог им противостоять; когда Дазай в подвале его избивал, он был слаб физически и не имел никакого права роптать.       Невозможность свободно выразить свой гнев обидчику и неспособность как следует дать ему леща, сделала из него безмолвного озлобленного пса.       Пса, который очень хотел всех врагов порвать на куски, вот только ему подпилили клыки.       Пса, который сам себя посадил в будку и теперь жалко сидит на цепи.       Пса, который проживал очень странную, серую и безысходную жизнь.       Акутагава подавил весь свой гнев, чтобы выжить, запрятал в дальний ящик всю свою ярость, но вместе с тем он лишился чувства любви и всякой радости. Избавив себя от одного чувства, в итоге из всей его жизни ушла выкрученная до максимума яркость.       Ведь для того, чтобы защищать то, что дорого, и тех, кого ты любишь, нужно уметь оскаливаться и обнажать зубы; чтобы хоть как-то двигаться по жизни, нужно хоть что-то чувствовать.       Шли бесцветные годы, Дазай успел его бросить и покинуть мафию, и Акутагава после этого наконец пробудился ото сна и ощутил то, что, казалось, уже не сможет никогда.       Его обуяла всеохватывающая ненависть и жажда отомстить Дазаю за то, что тот его оставил, и за все годы, проведённые в страхе.       Акутагава не терял времени и продолжал усердно тренироваться, и в итоге он отлично овладел Расёмоном, и теперь мог любого, — даже Дазая, — разорвать.       И в один зимний день Акутагава его внезапно встретил на улице, сменившего чёрный плащ на бежевый, и отныне ходящего под эгидой Вооруженного Детективного Агентства.       Он шокировано посмотрел на него, словил ответный насмешливый взгляд, и понял, что настала пора всю свою ненависть, которую он копил все эти годы, наружу достать.       Настала пора вернуть Дазаю всю боль, и хоть и запоздало, но отпор ему — дать.       Настала пора всё то, что он о Дазае думает, ему прямо сказать.       Акутагава набрал воздуха в вздымающуюся от гнева грудь, презрительно взглянул на Дазая, с отвращением подумал о том, что людей противнее Дазая в жизни не встречал, и начал об этом открыто —       кричать.