Танец, как новый язык

В комнате звучала мягкая мелодия. Её тональность угадывалась где-то на границе между светом и тенью — как и всё, что делал Ганнибал Лектер. Уилл чувствовал это: не только музыку, но и присутствие Ганнибала. Оно всегда наполняло пространство, подавляло и манило одновременно, как грозовое облако, тяжёлое от дождя. Ганнибал стоял за его спиной, близко, слишком близко. Настолько, что тепло его дыхания касалось уха Уилла. Его рука, расслабленная, но уверенная, скользнула по запястью Уилла, словно пытаясь вписаться в линии его жизни. Уилл напрягся, но не отодвинулся. — Ты так напряжён, Уилл, — мягкий, как шелк, голос Ганнибала скользнул по воздуху. — Как будто ты всё ещё борешься. Но с чем? Со мной? Или с самим собой? Уилл поднял бокал с вином, медленно кружа его в руке. Алый напиток выглядел почти чёрным в полумраке. Он наблюдал за движением жидкости, стараясь не встречаться с глазами человека за своей спиной. — Может, я борюсь, чтобы остаться собой, — ответил он, и в его голосе прозвучала горечь. Ганнибал улыбнулся — Уилл услышал это в лёгкой перемене интонации, в едва уловимом движении воздуха. — А кто ты, Уилл? Разве ты до сих пор не понял, что все твои усилия бесполезны? Ты никогда не был тем, кем хотел себя считать. Уилл повернул голову, его взгляд встретился с тёмными глазами Ганнибала. В них было всё: притворная доброта, высшая уверенность в своей правоте и что-то большее, то, что Уилл боялся называть. — Может, я просто не хочу быть тобой, — выдохнул он, но это звучало больше как признание, чем как протест. Ганнибал сделал шаг ближе, убирая последние сантиметры между их телами. Его рука опустилась на плечо Уилла, затем медленно скользнула вдоль его руки, останавливаясь на кисти. — Ты не можешь быть мной, Уилл. Но ты и не должен. Ты создан, чтобы быть... другим. Уникальным. — Его пальцы сомкнулись вокруг запястья Уилла. — Моим. Эти слова ударили Уилла сильнее, чем он ожидал. Они заполнили всё пространство внутри него, словно на мгновение вытеснив воздух. — Ты действительно считаешь, что можешь сломать меня? — прошептал он. Ганнибал наклонился ближе, их лица разделяли лишь миллиметры. — Я не хочу ломать тебя, Уилл. Я хочу видеть тебя. И прежде чем Уилл успел ответить, Ганнибал коснулся его губ. Это было нежно, почти деликатно, но каждая секунда была пропитана абсолютной властью. Уилл не сопротивлялся. Он и сам не знал, почему. Мир вокруг них перестал существовать. Был только этот поцелуй, тяжёлый, как осознание неизбежности. Когда Ганнибал отстранился, он снова улыбнулся — но в этой улыбке была тень чего-то темного. — Это не бой, Уилл, — сказал он, убирая руку. — Это танец. И Уилл не мог не согласиться.