Fight if you can, trust if you dare

♪IVOXYGEN - It's Always Winter       Когда наступает вторник, Галли понимает, что пора действовать. Поэтому, когда остальные ребята идут на учёбу, ему приходится шагать в обратном направлении от слова «польза» и «безопасность». Свернув в очередной ничем не примечательный переулок, Галли качает головой, с трудом веря в то, что он действительно прогуливает учёбу ради этого.       Щёки дубеют от мороза, и ветер пронизывает внутренности, но Галли продолжает упрямо идти вперёд, прокручивая свои действия, думая над вариантами развития событий, размышляя о том, что с ним случится, если его поймают. Однако в противовес его страху идёт осведомлённость о том, что в этот день недели отца не бывает дома. Также он прекрасно знает, что его мать скорее всего сейчас лежит под очередной дозой. Поэтому бояться ему нечего.       В десять сорок три он останавливается около дверей своего дома, ощущая, как ледяной воздух режет горло и лёгкие.       Прождав некоторое время, чтобы точно убедиться в отсутствии кого-либо в доме, кроме лежащей в беспамятстве матери, Галли топчется на месте, спрятав руки в карманы куртки. Душа рвётся обратно в общежитие, на учёбу, на работу, да куда угодно, только не сюда. Возникновение чувства опасности вновь поднимается всё выше и выше, к гортани, но Галли смаргивает все приступы паники, потому что понимает, что у него нет другого выхода.       Он сам вызвался помочь Ньюту. Прийти домой и обокрасть собственных мать и отца было его идеей. Даже если учесть возможность того, что Ньют догадывается о плане Галли, он сам закопал себя в это дерьмо. И выпутываться ему тоже самому, если вообще придётся (Галли уверен, что обязательно придётся).       Итак, в десять сорок три он подходит к своему дому, полному наркотиков, сумасшедших отцов и пребывающих в бессознательном матерей.       В десять сорок пять он делает шаг вперёд.       В десять сорок шесть он переступает порог, вешая на себя звание грабителя, пробравшегося в ненавистное ему логово, называемое домом.       На вид всё осталось прежним. Ничего в интерьере не изменилось, ничего не переставили, ничего не продали. Однако душа Галли, израненная детскими кошмарами каждодневного насилия, может почуять любое искривление энергии в этом доме. Поэтому изменение вибраций он замечает и сейчас.       Воздух вокруг кажется не таким, каким он привык его ощущать. Стало как-то мёртвенно спокойно, почти бесшумно. Кажется, здесь давно не собиралось никого, кто может издавать громкие звуки, пить и праздновать. Ощущение, что время здесь остановилось. Будто кто-то умирает.       Медленно крадясь на второй этаж, за своей целью, Галли осторожно ступает на каждую скрипучую ступень, поглощённый привычкой ходить бесшумно в целях сохранения собственной жизни. Он подавляет в себе желание слететь обратно вниз и бежать со всех ног, и игнорирует въевшиеся в глаза пустые бутылки из-под спиртного, валяющиеся по всему периметру дома. Иногда Галли кажется, что он заходит не в свой дом, а в убежище алкоголиков. Это порядком удручает.       Галли знает, что ему нужно убраться отсюда в одиннадцать двадцать пять, потому что отец возвращается в двенадцать. И если вычесть возможное возвращение раньше положенного времени, плюс страх Галли, получится одиннадцать двадцать пять.       Присев около тайника отца, Галли пересчитывает украденный товар, громко шелестя пакетами и мысленно проклиная себя за то, что он вообще взял это в руки. Раньше ему казалось, что если он хотя бы коснётся наркотиков, его тут же вывернет наизнанку. Но сейчас у него нет времени ни на то, чтобы обращать внимания на свои ощущения, ни на то, чтобы вообще думать об этом.       Сейчас всё предельно просто: пришёл, взял, убежал.       Галли останавливается около лестницы, ведующей на первый этаж, будучи успешно спрятав краденное под курткой. Он знает, что ему не стоит открывать дверь в комнату матери, он знает, что его сердце разобьётся в сотый раз, когда он увидит её. Но Галли не находит в себе сил сопротивляться своим тревогам, поэтому с тяжёлым вздохом разворачивается спиной к лестнице, устремив взгляд на обшарпанную дверь нужной ему комнаты.       Ухватившись за дверную ручку с невероятной силой, Галли замирает на месте. Он пытается вслушаться в звуки, доносящиеся по ту сторону двери, но ничего не слышит. Абсолютно. «Наверное, всё-таки в отключке», — думает Галли, но тут же де лает грузный вдох и забывает выдохнуть.       «А что, если…»       Нет, этого не может быть. Это просто паранойя. Этого не может случиться сейчас, не сегодня, когда он здесь.       Галли с шумом распахивает дверь, совершенно позабыв о том, что если мать всё-таки просто отключилась, она может проснуться. Преодолев расстояния от входа до кровати в несколько шагов, Галли с тревогой на лице устремляет свой взгляд на Кэтти Адамс, что лежит совсем неподвижно. Он медленно тянет руку к лицу напротив, желая проверить дыхание. Пальцы подпрыгивают от страха, и Галли, сглотнув, заставляет себя прекратить дрожать.       Он делает самый глубокий вздох, на который способен, когда дыхание матери обжигает ему ладонь. На самом деле оно медленное, еле тёплое, но сейчас, от мороза, охватившего его сердце, Галли совсем не чувствует и своих рук. Ощущение облегчения накатывает так резко, что у Галли подкашиваются ноги, и он чуть ли не падает на пол. К счастью, он успевает сделать несколько шагов назад и упереться спиной в стену.       Галли хочется рассмеяться то ли от облегчения, то ли от собственных параноидальных мыслей. Но он сдерживает свой смех, ограничиваясь одной ухмылкой, и смотрит в сторону спящей Кэтти Адамс. Поразительно, но от прежнего вида мало что осталось: кожа совершенно потеряла привычный ей оттенок, губы выглядят так, словно их разъело чем-то кислотным. Под глазами покоятся уже не синяки, а червоточины; волосы обрели совсем уж нелицеприятный вид. Хуже, чем всегда.       Галли склоняет голову набок, морщась и продолжая разглядывать лицо матери. Он отчего-то усмехается, слегка качая головой. Неопрятнее обычного, совсем потерявшая себя, она всё ещё здесь, и Галли до сих пор любит её, несмотря на всё, что она сделала и чего не сделала. Внезапно почувствовав себя в ловушке бесконечной петли «любовь — сочувствие — помощь — удар под дых», Галли опускает тусклые глаза, закусив нижнюю губу. Он давно смирился с тем, что не сможет отпустить её, и давно перестал отсчитывать время до её смерти. Он просто сдался.       Адамс спускается вниз по лестнице, перед этим поцеловав мать в лоб на прощание. Ноги останавливают его посреди гостиной, и Галли оглядывается по сторонам, всё ещё не доверяя своим глазам, не веря в то, что это то место, где он вырос, где проводил выходные, где смотрел телевизор каждый день. Все эти воспоминания кажутся далёкими отголосками чьей-то чужой жизни, другая вселенная, где ему никогда не было места. И никогда не будет.       Галли присаживается на край дивана, окружённый гнилой тишиной, такой же, как его сердце. Он замечает снежинки на улице, что падают вертикально окну, и по диагонали, и кружевом. Значит, на город вновь напала вьюга.       Может, пора идти, но Галли продолжает сидеть на богом забытом диване и глядеть в пустоту, а снежинки всё липнут и липнут к окну, будто подсматривая за жизнью в этом доме, что давным-давно стала ничем, кроме воспоминаний и сухого горя.

***

      Сегодняшнюю тренировку Томасу хотелось провести с максимальной пользой, потому что в эти выходные их ждёт матч против команды Уоторби, но что-то пошло не так в тот момент, когда он проснулся.       Сначала Томас проспал первую пару, затем еле сумел впихнуть в себя ланч (из-за пережитой тревоги накануне есть совсем не хотелось), и теперь он чувствует себя настолько разбитым, что ему не хочется ничего, кроме как вернуться обратно в общежитие и завалиться спать. Но такой привилегии ему сегодня не предоставится, поэтому Томас продолжает бежать пятый круг, забываясь всё больше и больше, а в мечтах лишь мысль рухнуть посреди поля и никогда не вставать.       — Нейланд, не спать!       Томас, распахнув глаза от возгласа капитана, едва ли не врезается в бегущего впереди него полузащитника их команды. Отделавшись от этого парня лишь виноватым взглядом, Томас встряхивает головой, стараясь отогнать сон на дальний план. Он знает, что если снова отключится от реальности, Минхо разозлится. А Томасу совсем не хочется злить его, и не только потому, что Минхо его друг. Матч на носу, и Минхо постепенно тянется к пределу своего терпения.       Совсем недавно у Томаса созрел план по избежанию агрессии Минхо: просто избегать его последние пару дней перед матчем. И он слёзно надеется, что ему удастся воплотить такой незамысловатый план в жизнь, потому что в голове то и дело всплывают флешбеки с первых тренировок, когда Минхо, будучи его недругом, срывался на нём и постоянно критиковал.       Когда бег заканчивается, Томас, стоя в очереди на одно из бесчисленных упражнений, с пустотой в глазах смотрит куда-то вдаль, уперев стик в траву и, как обычно, уложив на его конец подбородок. Его взгляд, метнувшись из стороны в сторону, успевает зацепить лишь множество скучающих лиц, кроме одного. Минхо, лихо выполнив упражнение, теперь с усмешкой наблюдает за теми, кто никак не может справиться с задачей.       Томасу кажется забавной реакция Минхо, потому что в любом другом случае он давно бы накричал на всю команду, успев попутно опустить каждого из них. Ему становится любопытно, с чем связано такое радостное настроение капитана. Неужели он совсем не волнуется о том, что мало кто может выполнить даже, казалось бы, банальные упражнения?       Тут из шеренги парней доносятся смешки, и Томас непонимающе переводит взгляд в сторону шума: последний парень, защитник их команды, не сумев точно дать пас, грустно уходит назад в очередь. Вот только мяча Томас совсем не видит. И в следующую же секунду, откуда ни возьмись, этот же мяч со всей дури прилетает Томасу в голень.       Скорчив кислую мину, Томас изо всех сил старается не свернуться пополам, когда острая боль пронзает всю ногу.       — Твою мать! — Томас взрывается ругательствами под смех сокомандников.       Возможно, Томасу положено разозлиться, но он отчего-то усмехается под смех остальных. Всё-таки приятно осознавать и видеть, что тренировки — это не только кровь, пот и слёзы; что здесь есть место смеху. Иногда не без боли, но лучше так, чем напряжение и агрессия. Томас давно такого не ощущал.       — Ты живой? — спрашивает Минхо, от волнения расставив руки в стороны. Он так и застыл этой позе, уставившись на Томаса во все глаза.       — Да, всё нормально, — кряхтит Нейланд, не сумев сдержать улыбки при взгляде на капитана. Почему-то забавно наблюдать за тем, как Минхо волнуется из-за такой мелочи. И приятно, — Я в норме.       — Ну и ладненько, — Минхо заканчивает с дружественным тоном, когда переводит взгляд на остальных парней, — Давайте шевелитесь, чего встали?       Томас в последний раз трёт место ушиба, с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Ну, вот и тот Минхо, которого все знают. Капитан-баран. Он резко отводит взгляд в сторону, стараясь не закричать то ли от раздражения, то ли от смущения, когда краем глаза замечает, как Минхо успел подмигнуть ему. В присутствии всей команды. Интересно, за что Минхо так издевается над ним? И было ли это умышленно? Эта ситуация не даёт покоя мыслям Томаса, но Нейланд продолжает выполнять эти несчастные упражнения раз за разом, стараясь прогнать прочь волнение.       Когда приходит время покинуть поле, чтобы освободить место другой команде, Томас медлит с уходом, надеясь пересечься с Ньютом здесь, а не в раздевалке. Из-за большого пространства шанс на то, чтобы их увидели или услышали сокращается. И для того, чтобы замедление прошло как можно незаметнее, Томас принимает на себя удар уборки помещения, а также собирания конусов, мячей и лестницы.       Краем глаза Томас ловит на себе взгляд Минхо, но упорно игнорирует его, делая вид, что слишком сильно увлечён своим делом. И когда азиат наконец скрывается за дверями, ведущие в раздевалку, Томас вздыхает, наконец дав себе упасть пятой точкой на землю. Как бы ни было сегодня весело, тренировка выжала и без того мёртвого Томаса до состояния овоща. А ещё собирать конусы, и мячи искать…       — Смотрю, ты времени даром не теряешь, — до ушей Томаса доносится знакомый голос, полный сарказма и доброй усмешки.       Томас в изумлении оборачивается в сторону звука, и видит Ньюта, застывшего у дверей в полной амуниции.       — Что ты тут делаешь? — удивлённо спрашивает Нейланд, поднимаясь с земли и отряхивая шорты от травы и гравия.       — У нас сейчас тренировка, — скрестив руки на груди, Ньют непонимающе улыбается и оглядывает Томаса, — Иногда ты действительно выглядишь недалёким.       Томас на это лишь пожимает плечами, одновременно возмутившись и смутившись фразой Ньюта. Липман в очередной раз усмехается и, поозиравшись по сторонам, идёт в сторону Томаса, что так и застыл на одном месте, лишь раскинув руки в стороны.       Ньют бросается в объятия Томасу, и тот тихо смеётся, когда пытается обнять Ньюта в ответ.       — Господи, из-за этой громоздкой защиты не могу тебя нормально обнять, — тихо ворчит Томас.       — Скажи спасибо, что я не вратарь, — усмехается Липман в ответ, прижавшись щекой к щеке Томаса.       Они стоят неподвижно некоторое время, прижимаясь друг к другу, не желая отпускать друг друга, пока наконец не слышат какой-то шум в стороне раздевалки.       — Думал, не увидимся сегодня, — меланхолично признаётся Томас, уткнувшись Ньюту в плечо.       — Идиот, мы в одной комнате, — насмешливо возражает Ньют, после чего тихо смеётся.       Томас, не найдясь с ответом, смеётся вместе с ним. Они, словно по щелчку, медленно выпускают друг друга из объятий, не в силах оторвать взгляда от лиц друг друга, и улыбаясь. Ньют — спокойно, Томас — по-своему по-глупому.       — Ты выглядишь весьма паршиво, — почти шёпотом произносит Ньют, еле сдержавшись от того, чтобы не прыснуть со смеху.       — Спасибо, семь километров бега дают о себе знать, — на выдохе отвечает Томас, усмехнувшись и не смея отвести взгляда от горящих глаз и щёк Ньюта, — Ты… как сегодня? Всё в порядке?       — Ага, — всё так же еле слышно отвечает Ньют, проклиная себя за свою улыбку, которую он больше не в силах прятать, — Тренировка прошла нормально?       Томас, на мгновение задумавшись, возводит взгляд к потолку, нахмурив брови.       — Вполне себе, только устал, как собака, и вспотел тоже, а так всё супер, — свои слова Томас сопровождает самоироничной усмешкой.       Ньют начинает сипло посмеиваться, его плечи и губы принимаются содрогаться от смеха.       — Отлично, — с сарказмом заключает Липман, — Ладно, тебе пора идти, — он бросает взгляд позади себя, на дверь, — Увидимся позже.       — Да, мы… — Томас внезапно умолкает, и лицо его делается взволнованным и серьёзным, — Ты… я хотел… — совсем потерявшись в словах, Томас начинает теребить край своего джерси, бросив все попытки закончить предложение.       Ньют, вскинув бровь, терпеливо дожидается, пока Томас сможет связать больше двух слов. Нейланд же, мотнув головой, устремляет на Ньюта сосредоточенный взгляд.       — Ты занят сегодня вечером?       Ньют вскидывает брови в удивлении.       — А что? — с интересом в голосе спрашивает Липман, слегка прищурив глаза.       — Может, мы сходим куда-нибудь вместе? Сегодня, — нелепое уточнение, из-за которого Томас смущается, и щёки тут же вспыхивают от стыда.       — Да, сегодня, я понял, — Ньют мягко улыбается, стараясь ответить без насмешки, потому что понимает, что это может обидеть Томаса, — Нет, я абсолютно свободен, — он улыбается, слегка склонив голову набок, не переставая щурить любопытные глаза, — Хорошо, давай сходим куда-нибудь.       — Хорошо? Ладно, — Томас тут же исправляется, понимая, насколько сейчас неуместен его вопрос, — Тогда в семь?       — Да, в семь, — соглашается Ньют, — Встретимся у нас в комнате, — издав весёлый смешок, он убирает прядь волос с лица, — Так это свидание? Что-то вроде этого? — он весело наблюдает за реакцией Томаса, зная, что этот вопрос его смутит.       — Что-то вроде этого, — подтвердив догадку Ньюта его же словами, Томас мысленно решает закопать себя в землю и за свою реакцию, и за свои глупые ответы.       — Хах, хорошо, — Ньют вновь издаёт этот свой весёлый смешок, — «что-то вроде этого», — повторяет он за Томасом, передразнивая его неестественным голосом, — Тогда до вечера.       Томас хочет что-то возразить, но его затыкает быстрый поцелуй Ньюта, и после него в голове совсем становится пусто. Глупо улыбнувшись Ньюту на прощание, Томас удаляется с поля, и в голове настойчиво жужжит мысль о том, что это его первое свидание, и не просто свидание, а встреча с человеком, в которого он влюбляется снова и снова.

***

      — Ты совсем недавно говорил мне, что занят! Неужели опять какие-то дела?       Обиженный тон Минхо неприятно оседает на сердце, и Томас скрипит зубами от досады и раздражения. Ему хочется отстранить телефон от уха так далеко, чтобы просто выбросить его в окно, но в ответ на своё желание он лишь сильнее прижимает мобильный к уху.       — Прости, я правда занят сегодня.       — Опять?       — Опять, — грубее дозволенного отвечает Томас и тут же исправляется, — А что насчёт завтра?       — Завтра нужно делать домашнее задание, чёрт бы его побрал, — агрессивно ругается Минхо по ту сторону, — Это так нечестно, знаешь.       — Знаю, — признаётся Томас, понурив голову.       Он стоит у окна коридора, уперев локти в подоконник и еле держа телефон у лица. Прищурив один глаз, Томас поднимает голову и устремляет осоловелый взгляд на улицу. Фонарный свет бьёт прямо в лицо, и Томас резко отворачивается в сторону, недовольно морщась.       — Ньют, ведь так?       В трубке повисла тишина, потому что Минхо ждёт ответа, а Томас не хочет врать, и даже если бы хотелось, то он не знает, что он может сказать взамен правды.       — Ты нарушаешь нашу сделку, знаешь об этом? — в трубке наконец слышится насмешливый голос Минхо, но Томасу и отсюда прекрасно слышно, насколько эта маска насмешливости хрупка, и как сильно она трещит между ним и Минхо.       — Знаю, — бездумно отвечает Томас, потому что на самом деле нет, он не знает. Это действительно так? Он действительно что-то нарушает? — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Отменить свои планы?       — А ты не можешь? — казалось бы, наглый вопрос, но сопровождается он тихой надеждой в голосе спрашиваемого.       — Я? Могу ли я… — Томас пальцами левой руки трёт глаза, заставляя себя думать, — Ладно, хорошо. Я приду.       И вновь тишина. Томасу по-началу кажется, что он сказал что-то не то, но, сверившись со своими воспоминаниями о только что сказанном, он понимает, что ответ вроде как должен удовлетворить Минхо.       — Правда?       — Правда, — Томас, не сумев сдержать улыбки, лишь качает головой на вопрос Минхо. Ему становится нестерпимо больно за него, потому что, как бы Минхо ни пытался скрывать свои боль и одиночество, от Томаса скрыть у него совсем ничего не получается, — Через какое время мне зайти?       — Э… — Минхо внезапно умолкает, будто что-то проверяет. Спустя несколько секунд его голос раздаётся снова, — Через двадцать минут? Так нормально?       — Да, всё нормально, — отвечает Томас, не совсем неискренне, и вполне спокойно.       — Хорошо, тогда… увидимся?       — Хорошо, — Томас хочет поторопиться отключиться от звонка, чтобы не слышать искреннее «спасибо» от Минхо, потому что тогда его сердце точно не выдержит и затрещит по швам от боли, но он знает, что если бросит трубку первым, то азиат может подумать, что он злится на него.       Отчасти это правда, потому что теперь… Ему придётся отменить свидание. С Ньютом. Вот чёрт. Томас позволяет себе парочку ударов кулаком по стене после завершения вызова, а затем, пряча телефон в карман брюк, поворачивается лицом к коридору, уперевшись поясницей в ребро подоконника. Он тяжело вздыхает, когда понимает, что ему уже нужно идти.       Интересно, расстроится ли Ньют так же сильно, как он? Чёрт, ну конечно расстроится. Потому что отрицать то, что Томас действительно небезразличен Ньюту будет просто глупо. Томас знает, что Ньют бывает ещё тем засранцем, но он никогда ни за что не поверит в то, что Ньют лжец.       Войдя в комнату и тихо прикрыв за собой дверь, Томас застаёт Ньюта, который лежит лицом в подушку, распластавшись на кровати.       — Ньют, — Томас тихо зовёт Липмана, боясь разбудить его, если тот вдруг уснул. Было бы очень кстати, будь Ньют действительно спящим.       — Да? — Ньют неожиданно поворачивает голову в сторону Томаса, не отрывая лица от подушки.       — Ты… в порядке? — неуверенно спрашивает Томас, нахмурив брови.       — Да, просто заебался на тренировке, — отвечает Ньют, махнув рукой в неопределённом направлении.       — Слушай, насчёт свидания… — Томас не было так ужасно неловко со времён школы, когда он шлёпнулся лицом в снег перед всем классом, не сумев удержать равновесия на льду, — Извини, я забыл, что у меня сегодня планы. Я такой идиот.       Молчание сопровождает одну, две, три минуты, и Томас пугается своих эмоций, потому что ему хочется кого-нибудь избить (себя) от отчаяния. Почему и Ньют молчит? Почему все в ответ сегодня молчат?       — О, хорошо, — Ньют внезапно подаёт признаки жизни, — Я понял. Тогда в другой раз.       — Прости меня, — Томас раскаивается так искренне, и очень тихо.       Ньют наконец принимает сидячее положение, свесив ноги с кровати.       — Всё в порядке, Томми, правда, — Ньют устало улыбается, но вполне понимающе, — Не волнуйся. Зато я смогу сделать домашнее задание, чтобы не влезть в долги.       — Стой, ты сказал, что свободен сегодня, — Томас настороженно хмурит брови.       — Ну да, — Ньют пожимает плечами, хохотнув, когда ловит на себе недовольный взгляд Томаса, — Да ладно тебе, я всё успею. Честно.       — Ну ладно, — отвечает Томас с недоверием на лице, — Поверю. Мне уже пора. Тогда… увидимся?       — Это вопрос? — Ньют усмехается, уперев ладони в кровать.       — Ну да, — Томас усмехается своей глупости. Он приближается к Ньюту и целует его в лоб на прощание.       — До встречи, — Ньют провожает Томаса улыбкой на лице.       — Ага, — Томас, смущённый, скрывается за дверью.       Ньют, болтая ногами в воздухе, смотрит себе под ноги, слегка расстроенный тем, что свидание отменилось. Ему действительно хотелось провести этот вечер с Томасом, однако… Он поднимается с кровати и присаживается на корточки рядом со своей тумбочкой.       На самом деле у Ньюта были планы на сегодняшний вечер совсем иного характера, но когда Томас позвал его на свидание, он решил, что это подождёт. Но раз судьба сложилась вот так, то ладно.       Возможно, Ньют пожалеет об этом совсем скоро, может, намного позже, но сейчас он вынимает из конверта с документами пакетик с белым порошком и усаживается на пол. Он озирается по сторонам, ещё раз проверяя, нет ли здесь никого. Так, на всякий случай.       Может, где-то в душе он проклинает себя за слабость. Очевидно, он сделает Томасу больно, если вдруг правда всплывёт наружу, но Ньюту становится в тягость терпеть всё то, что творится в его голове и на сердце. Может, кому-то покажется, что его жизнь на данный момент в норме, может, отчасти это так и есть. Но Ньют снова запрокидывает голову и вдыхает порошок, как будто ничего в его жизни не менялось. Возможно, отчасти это так и есть.