Fight if you can, trust if you dare

      Пробуждение Томаса проходит в полной тишине и его собственном недоумении. Он открывает глаза и, оглядевшись вокруг, не замечает ни одного из своих громких соседей. Можно, конечно, предположить, что они давно проснулись и уже ушли по своим делам, но, взглянув на часы, Томас обнаруживает, что сейчас лишь семь утра. Пары начинаются в девять. Кто куда мог убежать в такую рань, Томас не имеет и представления, но разгадывать эту неинтересную загадку у него нет никакого желания.       Он лениво стягивает одеяло со своего лица и, просидев в кровати ещё минут пять, — если резко подняться, его ждёт путешествие в чёрную дыру —, подходит к зеркалу. Его не особо беспокоит внешний вид, но раз уж ванная одна на весь этаж, нужно хотя бы постараться не распугать всех соседей. Томас, взъерошив и без того небрежно лежащие волосы (почему-то ему показалось, что так он улучшит ситуацию), выходит в коридор. Так как их комната находится буквально в двух шагах от ванной, он оказывается около нужной ему двери через какие-то секунды. Вся радость испаряется из его глаз, когда дверь оказывается заперта. Неужели кто-то действительно встаёт в такую рань помимо его странных соседей?       Томас прислоняется спиной к стене, запрокинув голову и растеряв весь свой утренний энтузиазм. Ему ничего не остаётся, кроме как ждать. Он минут пятнадцать скучающе рассматривает светлые стены и сверлит взглядом лестничный пролёт, находящийся прямо напротив его глаз. За это время успевает выйти ещё как минимум пять полуодетых и полураздетых студентов; один Фрайпан, который тихо здоровается, скрывшись в их комнате, и один Минхо, который, беглым взглядом оценив Томаса с ног до головы, подмигивает ему. Томас на это лишь устало закатывает глаза, в глубине души опешив от такого поведения. И этого зрелища ему хватает, как и времени — пятнадцати минут —, чтобы начать закипать от злости. Он разворачивается к двери и принимается безо всякого тарабанить в дверь, вкладывая в каждый удар весь свой гнев.       — Ну ты там сдох, что ли?! — не стыдясь своей наглости и грубости восклицает Томас.       Он прислоняется ухом к двери, чтобы услышать реакцию виновника испорченного утра, но всё, что Томас может расслышать — какой-то грохот и мычание. Он решает отойти от двери, чтобы не быть задетым ею же или кулаком того, кто сейчас закрыл кран и собрался выходить из ванной.       Томас делает уж очень резкий вдох и, задержав дыхание, немедля приковывает растерянный взгляд к полу: перед ним, показавшись в одном нижнем белье, предстаёт девушка. Тёмные волосы волнами спадают с её костлявых плеч, путаясь на концах. В руках она держит синее махровое полотенце. Бледная и стройная, она похожа на одну из тех нимф-русалок, о которых Томасу рассказывали в младших классах. Он решается поднять взгляд и, встретившись с ней глазами, замечает, какие большие и ярко-синие её.       В ответ девушка лишь изучает Томаса взглядом, наполненным необъяснимым подозрением. Поморщив вздёрнутый нос, покрытый веснушками, и перекинув довольно тяжёлое на вид полотенце через плечо, она интересуется, недвусмысленно и небрежно:       — На что уставился, красавчик?       Наглость своего поведения и провокационный вопрос она ничем не компенсирует, совершенно не стесняясь ни Томаса, ни своего тела. Томас тихо сглатывает, не сумев оторвать взгляда от красивых глаз напротив. Что ему ответить? Он понятия не имеет. Он даже не уверен, что уставился на неё, потому что может думать лишь о том, что она здесь делает, если это мужская часть общежития. И почему она стоит в одном нижнем белье. Её что, действительно не смущает вся эта ситуация? Похоже, что нет, раз она застыла перед Томасом в недовольной позе и продолжает смотреть на него в упор.       Устав от застывшего Томаса, она щёлкает пальцами у него перед носом, на что тот лишь хлопает огромными глазами.       — Ало, — недовольно цокнув, она, похоже, всё ещё надеется на признаки жизни человека напротив, — Впрочем, ладно, чёрт с тобой. Ты тормозной, — смерив Томаса высокомерным взглядом на прощание, девушка направляется к лестнице, шлёпая тапочками.       Никак не ожидая такой наглости, Томас остаётся молча сверлить взглядом тёмный затылок, стремительно от него удаляющийся. Оставшиеся смущение и злость приходится подавить, чтобы сократить время своего пребывания в ванной.       Проделав все утренние процедуры с необычайной скоростью, — больше всего времени удаётся потратить на умывание ледяной водой, — Томас возвращается в комнату, переодевается и направляется вниз, исследовать кухню. Он совсем позабыл, что вчера ни перед тренировкой, ни после неё он ничего не съел. Спасибо тревоге, слезам и всем остальным, кто числится на третьем курсе.       Томас с весны осведомлён о том, что кухня является общей, поэтому заранее готовится не удивиться присутствию там каких-нибудь студентов, но всё-таки надеется на их измотанность вчерашним днём. Может, все спят. Может, сегодня его счастливый день. Но все надежды разбиваются о паркет, когда первым, что Томас слышит, когда заходит на кухню — громкий знакомый голос, заставивший его столько раз закатывать глаза.       — Утречка, — азиат улыбается ему во все тридцать два зуба, усевшись за столом, словно король.       По правую руку от него сидит Алби, допивая чёрный кофе и скучающе смотря в одну сторону, словно никакого Томаса он не видит.       — Ага, — безразлично бросает Томас в ответ и проходит к столу, расположенному вдоль стены.       Там удачно располагаются все виды чая, кофе, а также кофеварка и чайник. Кухня кажется небольшой, но довольно вместительной: два стола, холодильник и широкий подоконник. Томас оценивает весь этот уют и антураж, но облегчение от увиденного заслоняется неожиданно явившейся на порог кухни уже знакомой девушкой, темноволосой и синеглазой. Переодеться она, конечно же, не удосужилась. Ну хотя бы на бёдра додумалась повязать полотенце. На том спасибо, как говорится. Томас ошарашенно сверлит взглядом её оголённые руки, а затем осматривается по сторонам: как ни странно, никто из присутствующих не обращает на это ровно никакого внимания. Ясно. Видимо, здесь так заведено: ходи в чём хочешь и как хочешь, всем плевать.       — Утречка, — бодро здоровается девушка и усаживается рядом с Алби.       Парень дружелюбно улыбается, кивнув в ответ. Минхо же запрокидывает голову назад, откинувшись на спинку скамьи, и молча смотрит на девушку из-под полуприкрытых век.       Томас тихо наливает себе чашку чёрного кофе, надеясь сделаться незаметным, и одним глотком отпивает чуть ли не половину. Он редко переваривает кофе без молока и сахара, но сейчас ему плевать на то, что ему по душе. Лишь бы убраться отсюда как можно скорее, чтобы не быть затронутым кем-то из них. Томас ловит себя на том, что он озадачен и, возможно, даже немного расстроен из-за отсутствия здесь Ньюта. Но эти мысли исчезают так же быстро, как и появляются, когда Томас вспоминает предыдущие дни. Ну его к чёрту — думать о Ньюте. А пока его никто больше не окликает, он решает смыться под шум волны.       Томас разворачивается к выходу, чтобы как можно скорее покинуть эту непонятную компанию, но тут на пороге возникает Галли, и от такой неожиданности Томас чуть ли не опрокидывает на себя всё содержимое кружки. Высокий незнакомец смеряет Томаса сухим взглядом и грубо обходит его, чуть ли не снося с ног. Путь он держит к кофеварке.       Томас издаёт цоканье, но тихое, испугавшись отхватить от старшекурсника люлей за своё немолчание. Минхо медленно переводит взгляд с полуодетой девушки на Галли. Тот слишком спокойно наливает себе огромную кружку кофе, в одно мгновение перехватывая взгляд Минхо, словно тот — магнит. Закончив возиться с кофе, Галли разворачивается к ребятам, привалившись поясницей к столу. Минхо отчего-то никак не сводит с него немигающего взгляда, будто надеется выжечь то место, где тот сейчас стоит. Галли никак не реагирует на такое пристальное внимание, лишь отворачивается, однако, заметив неладное, задерживает полный возмущения взгляд на темноволосой девушке. Кажется, он единственный помимо Томаса, кого эта ситуация сбивает с толку.       — Тереза, какого хрена ты в таком виде? Оденься.       — Только когда ты разденешься, Адамс, — весело пожав плечами, Тереза подпирает рукой порозовевшие после душа щёки под дружный гогот Минхо и Алби.       — Тогда ждите своей пенсии, — шутит азиат и принимается откровенно ржать.       — Идите на хуй, — бросает Галли и делает глоток горячего напитка.       Такая реакция заставляет всех троих разразиться новым хохотом, но Галли никак не реагирует на эти конвульсии, отчего-то поморщившись после ещё одного глотка кофе. Он наконец-то начинает двигаться.       — Ты уже уматываешь? — тут же сдувшись, разочарованно спрашивает азиат.       — Да, мне уже пора, — выплеснув оставшееся содержимое кружки в раковину, Галли кивает всем троим и слишком быстро ретируется из кухни.       Томас с глубочайшим недоумением смотрит Галли вслед. Он не хочет привлекать к себе ненужное внимание и мечтает лишь как можно скорее смыться, но вся эта картина, непрошено открывшаяся его взору, заставляет много думать и подозревать. И вопрос из уст вырывается сам.       — Куда он так спешит? Сейчас ведь только восемь, — три пары глаз тут же устремляются на него, отчего Томас чувствует себя то ли мишенью, то ли посмешищем.       — У некоторых есть нулевая пара, Томас.       Это отвечает Алби, очень сухо и безрадостно. От внимания Томаса не укрывается того, как со словами Алби Минхо недовольно переводит взгляд в окно.       — Так тебя зовут Томас, — подаёт голос Тереза и подходит к Томасу практически вплотную.       Томас непроизвольно отстраняется от девушки, встряв в холодильник. Да что она творит? Тереза весело улыбается — видимо, её развеселила реакция Томаса. Она отстраняется от Томаса и усаживается рядом с Минхо.       — Ты такой зашуганный, кошмар. Неужели ни разу не стоял рядом с девушкой так близко?       В ответ на провокационный вопрос Томас лишь не переставая моргает, молча решив больше не реагировать на этот концерт. Тереза бросает взгляд на Минхо, и в следующую же секунду оба взрываются смехом. Азиат закидывает руку на плечо девушки, и та приобнимает его в ответ.       Томас понимает, что с него достаточно. Надоели постоянные издевательства и смешки. И почему эти двое такие невыносимые? Только Алби в этой ситуации не издал ни звука, даже не улыбнулся. Просто сидел всё это время с непонятным листом в руке, изучая его злобным взглядом. Это Томаса немного напугало, но его собственный гнев оказался сильнее его же испуга. Под смех старшекурсников он шагает прочь из кухни.       К Томасу на мгновение закрадываются подозрения, что Тереза и Минхо могут встречаться. Оба бесцеремонные, наглые и странные. И если окажется, что они действительно встречаются, Томас не побоится рассмеяться обоим в лицо. Да и как можно выносить Минхо хотя бы пять минут своей жизни, Томас не знает. Он практически всерьёз считает всех троих старшекурсников безумцами — проводить с этим азиатом всё своё свободное время. Будучи неуверенным в отношениях Минхо и Терезы, Томас давно понял, что Минхо общается с Галли постоянно. Чего таить, где бы он ни встречал Минхо, там обязательно оказывался и Галли. Неужто лучшие друзья? Томас позволяет себе задуматься об этом дольше положенного, и в его голове рисуется весьма кровожадная картина. Да уж, взрывоопасная парочка, ничего не скажешь.       Томас возвращается обратно в комнату, вымотанный громкими людьми, обитателями кухни. Он падает на кровать, повторяя себе, как мантру: успокоиться и выдохнуть. Зачем тебе это нужно, Томас? Вспомни слова Ньюта, неожиданно нужные и мудрые. Не обращать внимания на тех, кто этого внимания не стоит. Сейчас это кажется самым оптимальным вариантом.       К счастью Томаса, Фрайпан успел покинуть свою комнату до его возвращения. Похоже, у него тоже нулевая пара. Нулевая пара… прямо тихий ужас, больше ничего не скажешь. Томас переворачивается на спину, сверля потолок невидящим взглядом. Он осознаёт, что так ничего и не поел, даже кофе не выпил. Возможно, есть шанс пробраться на кухню минут через тридцать, скорее всего старшекурсники уже разойдутся, и Томасу удастся сделать себе нормальный кофе и поесть. Из головы у него не выходит мысль, где же сейчас мог пропадать его сосед Ньют.

***

      — Минхо, какого хрена? — Алби, чтобы хоть как-то выразить свой гнев, хлопает дверцей шкафчика и усаживается на скамейку, не сводя взгляда с Минхо, что небрежными движениями забрасывает форму в свой шкафчик, — Почему ты ничего не сказал мне вчера?       — Ты о наборе в команду? — Минхо даже головы в сторону Алби не поворачивает, не посчитав такое обвинение за важность, — Ну, во-первых, набор мы проводили с Галли, так как мы оба капитаны, если мне не изменяет память, — Минхо хлопает дверцей и разворачивается к Алби всем корпусом, — Во-вторых, я не обязан оповещать тебя о том, что происходит. Ты вообще в команде Галли, его и заёбывай, — по выражению лица Минхо невозможно определить, злится он или нет, но язык тела всегда выдаёт того с головой: его резкие, тяжёлые движения говорят сами за себя.       Алби громко выдыхает, раздув ноздри и злобно нахмурив брови. Ну и что с ним сделаешь?       — Да, я понимаю, но мы ведь всегда всё решали вместе, — Алби поднимается со скамьи и подходит к азиату. Тот лишь смеряет его мрачным взглядом, но ничего не говорит, — Я вообще-то планировал взять того дёрганного себе.       Минхо в миг веселеет. Он ехидно ухмыляется, но его взгляд остаётся таким же напряжённым, как прежде.       — Ага. Так вот в чём дело, — Минхо вздыхает и закидывает стик на плечо, — Ты просто хотел мою принцессу украсть? И не мечтай, — азиат сочувствующе хлопает друга по крепкому плечу, — Он хоть и бегает как косая лань, но делает это ловко и быстро. Кто не успел, тот и съел. Так, вроде, говорят?       — Что происходит? — внезапно в разговор вмешивается Галли, остановившись прямо посреди раздевалки, — Вы собачитесь или мне послышалось?       — Не собачимся, — отрицательно качает головой Минхо, — Просто тут кое-кто расстроился, что я у него добычу отобрал, — после своих слов Минхо издевательски улыбается.       — Не добычу, — сталью в голосе Алби можно сбить с ног, — Томас, как я понял, показал отличный результат на тренировке, да и в школе в лакросс играл, значит, опыт есть. И мы просто упустили такого игрока, потому что Минхо сам решил, кого выбирать. Не посоветовавшись с тобой, Галли, — последние слова нарочито подчёркивает.       Алби переводит выжидающий взгляд на Галли, явно требуя его реакции, но тот лишь прикрывает веки, неожиданно ныряя в себя, уносясь из настоящего, словно в этом нет никакой трудности. Когда же он наконец возвращается в своё тело, то замечает, как Минхо не сводит с него сверлящего взгляда, а Алби смотрит исподлобья, очевидно, всё ещё надеясь, что его капитан что-нибудь скажет.       — Ну и похер, — объявляет наконец Галли, — наберём в свою команду хороших игроков, думаю, они все разом не закончились, да, Минхо? — азиат многозначительно кивает, скрестив руки на груди. Убедившись в честности Минхо, Галли потирает тяжёлые веки и, вновь открыв глаза, машет рукой, — Ладно, пошли уже на пару, об отборе поговорим ближе к вечеру, собственно, когда он начнётся.       Минхо, победно вскинув руки, направляется вслед за уходящим Галли, и ни один из них не обращает никакого внимания на недовольство третьего здесь человека.

***

      После двух скучных пар, из-за которых Томасу захотелось буквально умереть даже несмотря на то, что они были первые в его жизни, он как можно скорее направляется в столовую, потому что поесть утром всё-таки не успел. Небольшой страх немного сбивает с пути, ведь и там его могут поджидать старшекурсники, но если сейчас ему поставить выбор между едой и безопасностью, Томас без раздумий кинется в котёл с кипящим супом.       Уже сидя за одним из дальних столов, Томас не успевает вдоволь насладиться едой — его отвлекает шум у дверей столовой. Дальний угол обзора никак не мешает ему наблюдать за происходящим: один из преподавателей шагает слишком грозно и грубо, таща какого-то студента за собой, как можно крепче вцепившись тому в рукав. И этим студентом, конечно, оказывается Ньют. Своими слабыми пальцами он пытается удержать бутылку дорогого виски. Пьяно шагая вслед за преподавателем, еле переплетая ногами, он улыбается, будто умышленно натворил что-то пакостное. Вспышка любопытства смешивается с беспокойством, и уже в следующую минуту Томас расталкивает всех студентов на своём пути, боясь упустить важное.       — Липман, сколько можно, мать твою? Тебя предупреждал не только я, но и сам директор! Если будешь себя так вести, тебя исключат. Ты этого хочешь?       — Кто знает, чего я хочу. Я сам не знаю, что мне нужно, о чём вы? — безразлично выдаёт Ньют, пялясь куда-то в сторону и отклонив голову назад.       Чёрная футболка, на пару размеров больше его самого, небрежно спадает с хрупкого плеча. Он ладонью протирает губы от горькой жидкости и вновь улыбается. Преподаватель лишь качает головой в ответ и ведёт его дальше по коридору, видимо, в кабинет директора.       Все студенты принимаются заниматься своими делами дальше, когда понимают, что шоу закончилось, и только Томас остаётся стоять на месте. Ньют что, действительно напился прямо в университете? И снова это его выражение лица, и пустые глаза… Ньют сегодняшний и Ньют вчерашний — два абсолютно разных человека. И от этого становится жутко. Может, у него просто раздвоение личности? Другого объяснения Томас пока найти не в состоянии.       Он тяжело выдыхает и садится обратно за стол, пытаясь выявить причину такого странного поведения Ньюта. А ещё он ненароком вспоминает о том правиле, о котором рассказал ему Алби в день их первой встречи. «Никогда не влюбляйся в тех, кто учится вместе с тобой». Но если всё так и работает, то тогда Тереза и Минхо не могут встречаться. Это против правил. Так? От ненужных мыслей голова наливается свинцом быстрее, чем Томас мог бы предположить.       Он понимает, что поесть всё же надо, но из головы не выходит образ Ньюта с бутылкой в руках и ребяческой улыбкой. За что его будут отчитывать? Явно не только из-за распития алкоголя на территории университета. Повезло хотя бы, что он совершеннолетний. Ну, по крайней мере Томас так думает. Потому что если Ньют не вундеркинд, он не смог бы попасть сюда в таком юном возрасте. Даже несмотря на то, что выглядит он максимум на семнадцать, Томас уверен, что ему явно за двадцать. Да что с ним такое…       Хлипкое терпение не заставляет себя долго ждать, и Томас, быстро выхватив последний сэндвич из буфета, мчится к кабинету директора. Нет. Он не может это просто так оставить. Томас самыми быстрыми в его жизни шагами добирается до кабинета директора. Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что поблизости никого нет, он садится на пол рядом с дверью, смяв купленный сэндвич в руках.       За дверью он слышит только непонятный стук и чей-то низкий голос. Томас надеется, что с такого расстояния что-то услышит, но это оказывается просто невозможно. Тогда он, грубо выругавшись себе под нос, прислоняется ухом к двери. Только бы никто не заметил. Возможно, так он что-нибудь да услышит. И он не ошибся.       —… я не понимаю. Мы с тобой миллион раз обсуждали это, Ньют, чего ты ещё хочешь?       — Чтобы меня оставили в покое. Просто не трогайте меня, — глухой голос соседа заставляет Томаса напрячься. Почему он такой безжизненный?       — Я понимаю твою ситуацию и постоянно иду тебе на встречу, но если так будет продолжаться и дальше, мне придётся…       — Придётся что? — Томас уверен, что после этих слов он отчётливо услышал смех Ньюта, — Вызвать моего папашу? Ну давайте, мне плевать. Он ничего не сделает, как обычно. Снова сможет откупиться своими вонючими деньгами и уйдёт. А вы будете продолжать сидеть и вытирать свою рыхлую задницу его деньгами, а мне — садиться на уши и ныть, что я никого не слушаю. Так?       Томасу отчаянно хочется хмыкнуть, оценив нельстивую догадку Ньюта, но он решает промолчать, чтобы ненароком не попасться. И не то чтобы ситуация под стать такой реакции. Привычка смеяться в самых несмешных ситуациях часто делает Томаса в глазах других полным идиотом. Но, похоже, Томас такой идиот не в одиночку: Ньют всё продолжает смеяться что есть мочи.       — Липман, попрошу не выражаться в моём кабинете. Твой отец заботится о тебе, оплачивает твоё обучение, пожалуйста, будь благоразумен. Он хочет помочь тебе, а ты так отзываешься о нём, к тому же портишь репутацию своей семьи.       Томас рассчитывал умять свой сэндвич в процессе подслушивания, но желание поесть отпадает напрочь. Он лишь сжимает потенциальный обед в руках, слушая режущий слух смех Ньюта, такой продолжительный и такой настоящий, что, Томас уверен, у него волосы на голове встали дыбом.       Все эти речи о родителях и деньгах, как под копирку… Что за показушная чепуха? Почему-то взрослые не могут задуматься о том, что семья — не такое радужное и дружное слово, каким они его видят, или мечтают видеть. Томас вспоминает только что услышанный смех Ньюта, разрывающий сердце. Вспоминает постоянные истерики маленького ребёнка за стеной, когда ему самому было семь. Вспоминает свой собственный плач в комнате после каждого сурового наказания матери. Семья этого точно не стоит.       Может ли директор знать настоящую причину такой враждебности Ньюта к своему отцу? Конечно же нет. Он вообще ничего не знает о жизни других людей. Непроизвольно Томас до хруста сжимает кулаки и до боли зажмуривает глаза. Хочется ворваться в кабинет и толкнуть директора в грудь что есть мочи.       — Ну раз вы так хорошо знаете моего отца, может, вам быть его сыном? А хотя нет, неважно, — Томас слышит скрип стула, — Почему бы вам не отсосать ему, раз вы такие близкие друзья и он вам всё равно платит?       Томас давится воздухом от услышанного, но не успевает прийти в себя, как дверь внезапно открывается, и об его ногу кто-то спотыкается. Томас медленно поднимает взгляд и сталкивается с холодными карими глазами, что смотрят на него с раздражением и долей насмешки.       — Что, Нейланд, кочевать здесь собрался? — усмехается Ньют, одарив Томаса и его еле живой сэндвич насмешливым взглядом, — Кажется, у тебя была комната. Или привычнее спать на полу?       Томас ничего не говорит, невидящим от злости взглядом уставившись на Ньюта. Он не знает, что он может выкинуть в ту или иную секунду, но страх узнать об этом мешает огрызнуться в ответ. Словно почуяв изменение в эмоциональном фоне Томаса, Ньют, довольный, пинает его ногой в грудь. Томас отклоняется назад, и вспышка раздражения приходится только на десятую секунду его дыхания. Томас не знал, что кому-то так можно.       — Не трогай меня, — угрожающе рычит Томас, сменив свою тактику так быстро, что Ньют выглядит удивлённым.       Он подавляет свой последний смешок и, к счастью, переступает через Томаса, но демонстративно давит ботинком сэндвич. Отсалютовав Томасу со всем весельем, Ньют улыбается вновь.       — Подслушивать невежливо, Нейланд.       И тут он делает резкое движение в сторону Томаса, отчего тот подскакивает от неожиданности и испуга. Ньют снова содрогается в хохоте. Он пожимает плечами и направляется в сторону столовой, оставляя Томаса и его сэндвич сидеть в гордом одиночестве, распластавшись на полу.       Гнев, смешанный с унижением, заполняют каждую клетку тела. Томасу кажется, что ещё немного — и он сорвётся. Просто ударит кого-нибудь кулаком в лицо. Он и так терпел дольше положенного. Что-то чёрное и липкое разрастается в его груди, когда он вспоминает каждый взгляд и каждое сказанное слово в свой адрес. Томас так сильно устал ничего не делать. В самом деле, чего он ждёт?       Мать всегда учила его выживать. Даже находясь в собственном доме Томасу приходилось хвататься за воздух и вставать. Собственные невидимые руки поддержки не давали ему упасть, а слова сестры каждый раз возвращали в реальность. Благодаря Кейтлин и её безоговорочной вере Томас мог подниматься и идти дальше. И он не будет губить всё то, что помогла раскрыть ему его сестра. Пусть хотя бы ещё раз его кто-нибудь тронет. Они этими руками и подавятся.