The Eighth of BTS

      Ноябрь-январь 2020-21, Сеул – Лос-Анджелес, Калифорния – Сеул       Минджин-ним:       [аудиофайл] HAEPAARY – Libation       эта моя любимая, остальное можно найти в открытом доступе на любой площадке       .       будешь игнорить – нос откушу. тебе не пойдёт       [Юнги оценил сообщение]       ну надо же. прогресс на лицо       удачи в операционной. хотел бы я посмотреть на твое состояние после наркоза. наверняка это забавно             утром я выгляжу так же:       Минджин-ним:       в этом есть смысл. утром я тебя видел. действительно забавно       файтин хён. мы уже скучаем       —             ладно эт хже чем утром прзнаю:             зто стиль             [фотография]             говорт что у меня тут тличные условия для поиска внутренй гармонии разума             пока я обнаружил тлк что голосовой ввод пропускает половину знакв       Минджин-ним:       Юнги-я, отправь пожалуйста селку в общий чат       все волнуются и скучают по твоему красивому лицу       .       спасибо       —       Минджин-ним:       ты ведь не игнорил их всё это время?       .       Юнги, я уверен, что нос тебе всё ещё нужен на лице       прекрати играть в молчанку. у тебя лапки, а не связки парализованы             ты злой:       Минджин-ним:       я не обещал быть добрым. только что позабочусь       как рука?             [фотография]:             могу держать мячик       Минджин-ним:       напиши Чимину, он обрадуется             как он?:       Минджин-ним:       танцует. много. попросил Хосока следить, чтобы не переборщил       у него всегда были интенции к самоубийству об работу?             а у кого из нас их нет?:             .             Чимини не умеет справляться с грустью по другому       Минджин-ним:       не волнуйся, я не оставлю его одного       —       Минджин-ним:       Юнги, ты серьёзно взял ВСЕ проекты?       ты вообще спать и есть когда собираешься?       Шихёк и Сёджин недовольны             не лезь в мою работу:       Минджин-ним:       пд-ниму это скажи, сильный-независимый с мячиками       вылет в следующий понедельник, чек-ин на восемь утра. расписание у Хобома             ты не летишь:       Минджин-ним:       ты знал, что не лечу. береги себя пожалуйста       —             прости. я не хотел обидеть:             [фотография]             здесь красивый сад             [аудиофайл]             и очень сильный ветер       Минджин-ним:       я знаю, что работа для тебя важнее всего       не претендую на её место       не нужно отгрызать мне голову за каждую попытку позаботиться. это утомляет       .       Чимину совсем паршиво. не хочешь писать ему, хоть фотки шли. у тебя круто получается, он порадуется       .       спасибо       [фотография]       впервые за месяц вижу, чтобы он улыбался       —       Минджин-ним:       [фотография]       [фотография]       [фотография]             а где ты?:       Минджин-ним:       держу тот телефон, на который это снято       или, думаешь, хорошая идея пустить оператора? почти хоум-порно ведь. компания поседеет, если это сольют в сеть             они так часто у тебя ночуют, что можно частную студию открывать. обогатишься:       Минджин-ним:       это ты ещё не слышал аудио-сопровождение       .       ты либо очень плохо обо мне думаешь, либо очень хорошо       предавать тех, кто нашел во мне безопасность идёт вразрез с моим профессиональным кодексом       .       я сплю в другой комнате, Юнги. отдельно       .       Тэхёна, правда, хочется забрать с собой. он выглядит потерянным       иногда мне кажется, что они липнут только от тоски по тебе       я не злюсь             они липнут, потому что ты слишком охуенный:             даже я не устоял       —             почему ты не шлешь свои фото?:       Минджин-ним:       тебя на порнхабе заблочили? дрочить не на что?             ауч. ладно. я злой и я заслужил:       Минджин-ним:       извини, нервы       Чимин опять довёл себя до       до пиздеца он блядь себя довёл ты бы его видел       “я съем йогурт хён”       а сам на ногах не держится       как ты с этим вообще справляешься? иногда так хочется его носом натыкать гспд             годы выдержки, хён:             дыши, корми и не съезжай с темы             это моя привилегия       Минджин-ним:       чего ты пытаешься от меня добиться?       так не терпится раздеть и сравнить с анатомическим пособием?       я тебя разочарую, под одеждой всё именно так, как ты думаешь             да блядь, хён, плевать на анатомию:             я раздеть хочу ради секса, а не чтобы убедиться, что у тебя там под одеждой             и фотки я прошу не для этого             ни слова про нюдсы не сказал, а ты завелся с пол-оборота             чего ты злой такой?       Минджин-ним:       выходных потому что не было       прости, Юнги. я правда наехал ни за что       больная тема       триггерит       [фотография]       так лучше?             тебе даже мыть посуду идёт:       —             [видеофайл]:             покажи Чимини       Минджин-ним:       Чимини в экстазе       возможно, от усталости, а не от видео. не уверен       как ты?             отдыхать слишком охуенно. боюсь привыкнуть:       Минджин-ним:       ты очень любишь свою работу, я бы не волновался       энтузиазм Чимина беспокоит меня больше             дай ему шанс:       Минджин-ним:       подкладывать в мою постель мемберов не в твоем стиле       они и сами с этим неплохо справляются. однажды мне не хватит места на моей собственной кровати             кровать большая, я видел:             он тянется к тебе не из прихоти, поверь, я знаю Чимина очень хорошо       Минджин-ним:       Юнги, меня не нужно ни в чём убеждать. я же не слепой       мы скучаем по тебе. мы оба       —       [видеозвонок]:       – Выглядишь очаровательно, Юнги-хён.       – Очаровательно пельменно? Холодина страшная, я живу в пледе.       – Тебе показать снег за окном? Тут вот, конечно, есть искусственный, но снаружи вполне реальный. Намджун на низком старте относительно уточек.       – Уточки, боже. Вы в порядке?       – Едим, спим, снимаем. Привет, Хобом-ши, классное одеяло.       – Да тут покурить выйдешь – задницу сразу отморозишь. Юнги, как ты не обледенел ещё? Невозможно же, ну нафиг. Я внутрь.       – У него сердце пылает и жопа горит от дедлайнов, автономный обогрев.       – Мне тоже тебя не хватает, хён. Как там Чимини?       – Можешь у него сам спросить, мы вроде закончили. Сейчас добуду тебе Чимини.       – Погоди, я не ради него одного звоню.       – Я знаю, но моим лицом ты уже полюбовался. Теперь его очередь.       —             вылет ночью:       Минджин-ним:       оставь ноут в сумке и постарайся поспать. у тебя от джетлага голова будет квадратная             вы дома?:       Минджин-ним:       ты что-то конкретное хочешь знать?             ты будешь дома?:       Минджин-ним:       буду       —       – Я скучал.       У хёна усталый взгляд. Юнги слишком хорошо знает эту грань измотанности, когда сил остается только чтобы кое-как держать себя в собранном состоянии, не позволяя развалиться на месте. На фильтрацию речи ресурса уже не хватает. Не то, чтобы Минджин вообще над словами сильно заморачивался. Но про свои чувства он почти не говорит.       – Ты в порядке? Поехал из аэропорта прямо в студию, я уже волноваться начал, не случилось ли что. Ты всегда закрываешься там, если тебе плохо.       Минджина нужно запретить на законодательном уровне, потому что он совершенно точно Юнги доконает. Нельзя быть таким. Просто нельзя. У него сердце не выдержит.       – Хотел скинуть материал на компьютер и рассортировать, пока мысль не потерял, – Юнги опускает сумку на пол и неловко тянется навстречу, не совсем понимая, можно ли обнять. Где они сейчас, на каком этапе отношений? – Прости, что не предупредил.       Хён мгновенно подается в объятья, кладет руки ему на спину, а голову – на плечо. И выдыхает, долго, с облегчением.       – Ничего. Главное, что ты в порядке.       Минджина совершенно точно нужно запретить. Сейчас же.       – Я тоже скучал, – тихо говорит Юнги. – Очень хотел увидеть всех. Тебя хотел увидеть.       – Только увидеть? Или больше хотел? – негромко смеется Минджин над ухом. Беззлобно, метко попадая в цель, как всегда. – Сообщения выглядели довольно однозначно.       – Я вообще не бываю двусмысленным, – ворчит Юнги. Ему странно неловко, и в то же время томительно от предвкушения. – За очень редкими исключениями.       – Похоже, что я в их число не вхожу.       – Нет. Не входишь, – соглашается он и мягко отстраняется, чтобы поймать чужие губы в поцелуй. Ещё слаще, чем Юнги запомнил. Может, от долгой разлуки. Может, от чувства завершенности. Он точно знает, чего хочет, и знает, что Минджин хочет тоже. В прошлый раз они неуверенно балансировали на грани. В этот – оказались по одну её сторону. Вместе. – В моей комнате наверняка дрыхнет Джин…       – Четвёртый час утра, он даже играть закончил. Продул Чонгуку три раза подряд. У меня есть две спальни на выбор, идём?       Юнги не понимает, почему у фразы вопросительная интонация. Он сплетает свои длинные пальцы с тонкими пальцами Минджина и тянет к выходу.       Подниматься по лестнице, целуясь и каждую секунду рискуя промахнуться мимо ступеньки – тот ещё экстрим. Юнги вообще не помнит, когда ему в последний раз настолько рвало крышу. До звездочек перед глазами и чувства абсолютной потерянности в пространстве. Как в девятнадцать, когда увидел Чимина – и пропал к хренам собачьим.       Юнги не прочь пропасть ещё раз.       В квартиру Минджина они вваливаются практически наощупь, вслепую ударяясь о стены и мысленно молясь, чтобы нигде не обнаружился задремавший макнэ-лайн, оптом или поодиночке. Но, видимо, боги удачи выбрали их своими любимчиками на сегодня.       Юнги роняет пальто прямо на пол, на нём после дороги слишком много одежды. В отличии от Минджина, которого только вытряхни из толстовки – и будет сплошная голая кожа, покрытая узорами, и натянутые ленты тейпов поперёк округлой груди. Юнги чувствует, будто его допустили в святилище храма, дали прикоснуться к божеству, и теперь на пальцах остается позолота, обжигая и впечатываясь до красных следов.       – Вот черт, ты такой,.. – бормочет он сбивчиво, скользя руками по спине, Минджин отзывчиво выгибается навстречу. Играет по правилам.       – Какой? – шепот на выдохе колет едва уловимыми иголочками тревоги, настороженности. Юнги прихватывает губами по шее, успокаивая.       – Настоящий, – припечатывает к выступающим ключицам. – Поверить не могу, блядь, что ты не двухмерный, а реальный, – языком по дрожащему горлу и вталкивает звуки между раскрытых губ, почти агрессивно, чтобы вместе с воздухом растеклись в крови.       В ответ Минджин стонет и трется о него всем телом, вызывая сбой в системе и устраивая короткое замыкание в голове.       – Снимай давай, – бормочет жарко прямо в рот, запуская пальцы под пояс брюк, тащит из-под него край водолазки, расстегивает пряжку ремня, будто не может решить, за что хвататься первым.       Юнги не думал, что хён способен быть настолько нетерпеливым. Он всегда сдержанный, спокойный, ему наверняка физически легче сносить скиншип, когда не ломает нахрен во все стороны от внезапного и неумолимого стояка. Даже немного завидно. Собственное возбуждение, диковатое от скорости реакции и потому слегка пугающее, давит в ширинку. Ещё не больно, но уже ощутимо.       Минджин умудряется одновременно целовать, стонать, раздевать его, трогая ловкими пальцами то тут, то там, и двигаться в сторону ближайшей двери, похер, куда, лишь бы до горизонтальной поверхности добраться. Его так много, что Юнги чувствует себя попавшим в водоворот, где пол путается с потолком, кружится голова и уже не совсем понятно, на каком он свете.       И как он жил вообще без этого сумасшествия. Знал бы, что будет вот так, точно постарался бы раньше…       Натолкнувшись на край кровати, Минджин теряет равновесие и валится на постель, утягивая Юнги за собой, на себя. Они перебираются дальше, пытаясь не запутаться в конечностях, что сложно сделать, прилипнув друг к другу губами. Выглядит наверняка смешно и глупо, но Юнги плевать, – Минджин под ним со стоном извивается, пытаясь избавиться от брюк. Свои Юнги оставил где-то на пороге спальни, сразу после водолазки, и охотно, пусть и немного бестолково, помогает Минджину раздеться.       Хён выворачивается из-под него, отбрасывает брюки куда-то за кровать, и остается восхитительно голый весь целиком. Горящий взгляд, румянец на скулах и растрёпанные волосы в комплекте. У Юнги слегка клинит мозг. Он не сможет выбросить из головы эту соблазнительную картинку вообще никогда. Работать теперь будет в разы сложнее. Увлекательнее.       Минджин уверенно стаскивает с него белье и садится на колени между разведённых ног, рассматривая с нескрываемым, жадным интересом. Становится слишком жарко, хотя стесняться Юнги не привык. Нажитого опыта – как отсюда пешком до того самого Гонконга, куда он умело водит своих любовников. Но взгляд этот почему-то напоминает Чонгука, с его неприкрытым обожанием, врождённой пытливостью и неистребимой любовью к экспериментам.       – Очень хочется облизать, – Минджин мягко ведёт по вставшему члену пальцем, пересчитывая выступающие вены и чуть надавливая, чтобы спружинил в ответ. Юнги слегка охуевает. – Но я хочу тебя в себе, потому в следующий раз.       Не слегка.       Он, конечно, предполагал, что прямолинейность хёна распространяется и на постель, но это всё равно самую малость слишком непривычно. Заводит до ужаса и белых кругов перед глазами. Хотя казалось, что дальше уже некуда.       Минджин, видимо, ему послан для исследования пределов собственных возможностей.       Хён перегибается через него, укладываясь сверху, тянется к тумбочке. Им привычка хранить там смазку с презервативами выдается комплектом с карьерой в индустрии и хроническим недотрахом. Даже по студиям у каждого в разных ящиках тюбика по два-три наберется, Намджун так вообще на рабочем столе оставляет, безалаберный засранец. Вместе с зажигалками. Юнги ловко ловит пластиковый флакон, пока Минджин устраивается рядом, ведет кончиком носа по его плечу. Щекотно и, внезапно, очень трогательно.       – Как ты хочешь? – сипло спрашивает Юнги, откровенно залипая от режущей, непривычной близости.       У хёна нежный, расслабленный взгляд и приоткрыты губы, дыхание теплое. Лицо юное, как у милого школьника. Дикое сочетание с несгибаемостью и силой, скрытыми в хрупком теле. Он может пригвоздить их к полу, всех семерых, лишь прищурившись. А может смотреть вот так, ласково и жарко одновременно, и Юнги уже готов послушно ложиться к ногам, похуй, что кинка на подчинение в жизни не имел.       – Хочу всё и сразу, но так не получится, – негромко смеется Минджин. Между ними тянется тонкая нить доверия через эти взгляды, касания, звуки. Под оглушающей прямолинейностью и бесстыдной обнажённостью есть что-то совершенно другое. Более важное и хрупкое. Юнги чувствует, что есть, пусть и не знает, как объяснить. – Можешь не особо осторожничать, просто не торопись. Пожалуйста. И делай, что вздумается.       Хлоп – и нет больше никакого Юнги. Исчез где-то между просьбой-приказом и чувством вседозволенности, сбивающим с ног. Хрен пойми, как Минджин это делает.       Юнги вздумалось много чего, и он приложит усилия, чтобы хён всё запомнил. В конце-концов, он оборзело зачитывает про Гонконг на весь мир не на пустом месте.       Минджин мягкий и горячий внутри. Юнги не торопится, хотя по тому, с какой податливостью принимает его пальцы нежное тело, можно понять, – про осторожность хён не просто ляпнул к слову. Он отзывается на каждое движение, каждое касание, иногда словно предугадывая следующий импульс и подаваясь к нему. Откровенно и открыто. Будто где-то рванули рубильник, и Минджин в три секунды потерялся в ощущениях, отключив сознание. Юнги ясно понимает, почему на него дрочит половина их коллег и знакомых. В такого невозможно не влипнуть, как ни старайся.       – Мин-ши, – шепчет Юнги, отбрасывая формальности. Давно пора.       Зацеловывает раскрытые губы, сталкиваясь зубами, влажно ведет языком везде, куда дотягивается. Минджин в ответ выгибается и стонет, колени распадаются бабочкой, пальцы цепляются за Юнги, за одеяло, за изголовье кровати. Потерянно, беспорядочно. От этой нетерпеливости, неприкрытой готовности отдаться неистово рвет крышу. Юнги держится только чтобы насладиться чужим падением и не сделать хёну больно в неконтролируемом порыве. Первый раз, всё таки. Хотя чувствуется вообще нихрена не как первый.       – Бо-о-же, Юнги-я, – хрипит Минджин, елозит по кровати во все стороны сразу, – да что ж ты тянешь так? Трахни меня уже, сколько можно! И почему у тебя только один член, что за несправедливость?       Слова со всей дури вжаривают по затылку. Картинки в голове вспыхивают такие, что становится страшно. Хочется сделать столько развратных, неприличных вещей разом, хён ведь сам подставляется. Ещё и мало ему, слишком медленно.       Юнги вынимает пальцы, вся ладонь скользкая. У Минджина между ног и по внутренним сторонам бедер тоже скользкое всё и влажно блестит от смазки. И глаза блестят. Восторженно. Выжидающе.       – Презерватив не забудь, – говорит, облизывая губы. – Я их не люблю, но надо.       И кривится, как ребёнок, которому в тарелку положили невкусные овощи.       Невыносимый совершенно. Неудивительно, что Юнги тоже влип, с концами. И не совестно ему нихрена.       Пока он потрошит фольгированный пакетик, Минджин лениво переворачивается на живот и поднимается на четвереньки, обнимая руками подушку. До боли напоминает этим Чимина.       Чимин в постели тягуче-плавный и любит руководить без слов. Хочу вот так, попробуй меня переубедить. Неуверенный, неопытный, стеснительный мальчишка давно канул в лету. Юнги в этом утоплении самолично участвовал. Правда, Чимин куда более капризный и не такой отзывчивый.       И вообще, какого хрена Юнги, о чём ты думаешь, нашёл время, ну.       Юнги становится на колени, прижимаясь почти вплотную, гладит Минджина по спине и слегка подвисает на совершенно дурацком вопросе “Куда?”       В этот раз опций на одну больше, а предпочтения, кроме сожалений о недостаточном количестве членов, Минджин не озвучил.       Спросить вслух он не успевает – хён обхватывает его мягко тёплой ладонью и направляет себе между ягодиц.       – Если сможешь – не начинай слишком быстро, – говорит через плечо. – Я там, всё же, несколько иначе устроен.       По этому поводу Юнги действительно анатомическое пособие в цифровой библиотеке нашел и внимательно пролистал, ещё когда в госпитале валялся. Он любит подходить ко всему почти с намджуновской дотошностью. А потом закреплять теорию избыточным количеством практики.       Он скользит внутрь медленно. Растянутые, подготовленные мышцы податливо раздвигаются, обхватывая туго, хорошо. Даже слишком хорошо, и захочешь – не поторопишься, чтобы не кончить за позорно короткое время. Минджин двигается навстречу, насаживается неторопливо, в удобном темпе. Мелко покачивается вперед-назад, постепенно наращивая амплитуду, пока не принимает его до конца и с тихим выдохом роняет голову в подушку. Дышит быстро, сбивчиво, чуть подрагивая.       Юнги касается горячей кожи на спине и боках, успокаивает поглаживаниями и мысленно матерится. Хён весь слишком, а он оказался к такому не совсем готов. К открытости до края, к доверию и пронзительной близости, к прямолинейному немому доминированию, хотя Минджин вообще сторона принимающая. Охуительно принимающая, соврет, если скажет иначе.       Быть с хёном рядом – как слышать отголоски тепла, глухие, далекие, вызывающие желание протянуть руку, чтобы коснуться, до зуда в ладонях.       Быть с ним рядом вот так – это облиться бензином, щёлкнуть зажигалкой и вспыхнуть живым факелом, чувствуя, как пламя стекает в глотку.       И выдержка Юнги слегка изменяет.       – Двигайся, – хрипло просит Минджин, глядя почти умоляюще.       Не слегка.       Удерживая его бедра, Юнги входит сильно, размеренно, до конца. Не слишком ускоряясь, но сохраняя глубину погружения, выбивая из тела вздохи и стоны. Колени у хёна быстро начинают разъезжаться, но он упорно собирается обратно. Заметно, что дается это непросто – грудью Минджин полностью лежит на кровати, раскидав руки в стороны и судорожно сжимая простыни. Лицом и вовсе на каждый толчок проезжает по подушке раскрытыми, зацелованными губами. Юнги держит крепко, не давая упасть. Его самого лижет невыносимым жаром от чужой открытости.       Юнги любит пробовать свои пределы на прочность.       Минджин уже не стонет, а хнычет безостановочно, захлебываясь воздухом на высоких нотах. От этого пронизывает разрядами тока по позвоночнику, распаляя ещё больше. Сам Юнги даже дыхание задерживает, чтобы всё слышать. С каждым движением продлевает и продлевает ломкие, тонкие звуки. Будто играет на музыкальном инструменте, и только от него зависит, насколько долго будет длиться мелодия и когда закончится. Это дает невероятное ощущение власти. С музыкальными инструментами Юнги умеет управляться лучше, чем кто-либо другой.       В голове белый шум и огни фейерверков, разум плывет, удерживать себя на грани – своеобразный сорт пытки, добавляющей удовольствия. Долго не протянет, ну и хрен с ним.       Толчок, ещё, на третьем Юнги кончает со стоном, запрокинув голову к потолку и широко распахивая глаза вопреки желанию зажмуриться. И не заметил, насколько сильно сжал пальцы. На светлой коже Минджина наверняка останутся следы. Им обоим на это сейчас кристально похуй.       Не позволяя себе провалиться в топкое болото неги, Юнги выдыхает, рвано и сбито, выходит и переворачивает хёна на спину без особых усилий. Минджин весь мягкий, как свечной воск. Из него можно вылепить что угодно. Юнги хочется размазать его тонким слоем по этой постели, по себе, по всему миру. Довести до края. До той грани, куда возможно дотянуться только с ним.       Он опускается между разведенных бедер, лицом в завитки волос, где горячо и мокро. Мажет языком, широко, чуть надавливая, толкается внутрь, чувствуя терпкий привкус во рту. Жарко, как же жарко.       Минджин вскидывает руки, зарываясь пальцами ему в волосы, непонятно, то ли отталкивает от переизбытка стимуляции, то ли пытается притянуть ближе. Его голос ломается, выстанывая что-то совершенно умоляющее, пробирает до костей. Не разобрать ни слова, но Юнги разбирает ноты. Обхватывает губами набухший клитор и сосет, чуть жестко, помогая себе короткими, острыми толчками языка. Пальцами скользит внутрь, оглаживая гладкие, горячие стенки. Минджин срывается на совершенно безобразный скулеж. Юнги не видит его лица, но звучит так, будто он плачет взахлеб. По затылку продирает колющей дрожью. Есть что-то тёмное и властное в том, как он сумел заставить хёна растерять всю свою сдержанность и практически забыть хангыль.       – Ещё, – прорывается между сладкими, бесконечными всхлипами. Невероятно открыто, так искренне и развратно, господи, как же развратно это звучит. – Ещё-ещё-ещё…       Юнги готов дать ему вообще что угодно, лишь бы не замолкал. Мольбы и стоны выплескиваются на кожу кипятком, волна за волной, топя его в бездонном океане похоти и удовольствия.       Минджин разводит ноги шире, распахивается, словно хочет вывернуться перед ним наизнанку. Слегка подается бедрами навстречу, улавливая нужный ритм, давит ладонью на затылок, заставляя прижаться сильнее. Юнги подстраивается под него языком и пальцами. Мокро так, что хлюпает, громко, бесстыдно. Тело под ним начинает едва заметно, конвульсивно подрагивать.       – Не… не останавливайся, – льется в уши, вязко, отчаянно. Юнги уже сам возбужден так, что на второй заход без перерыва хватит. – Не останавливайся сейчас… Ещё…       Где-то на периферии сознания мелькает внезапной вспышкой давнее желание Чимина довести хёна в постели до слёз. Прости, сладкий моти, не в твою смену. Юнги этим упивается отчасти. Не слишком всерьез и не слишком долго.       Дрожь усиливается, всхлипы становятся всё громче, перетекая в задушенные, рваные крики. Минджину не хватает воздуха. Он давится, хрипит, кашляет, но не умолкает ни на секунду, будто это не дает ему отключиться совсем и оторваться от реальности. Юнги чувствует напряжение в его теле, мышцы сокращаются, когда он балансирует на краю, всё никак не срываясь. Жадно прося ещё, ещё, ещё…       А потом Минджин стонет сквозь сцепленные зубы. Звук низкий, глубокий и долгий. Бедра замирают в воздухе, его выгибает красивой дугой, руки до боли тянут за волосы, Он весь сжимается внутри, ритмично, сильно…       …И падает назад на простыни, словно в бездну. Дышит тяжело, издавая маленькие, тонкие звуки, нежные, трогательные. Юнги осторожно вынимает пальцы и слизывает отовсюду скользкую, пряно пахнущую смазку, стараясь не задевать больше замученный комочек плоти. Судорожно восстанавливает дыхание, поднимает голову… и получает удар под дых от одного взгляда.       Лицо Минджина мокрое от слез. Глаза покраснели и потемнели так, что трудно сказать, какого они вообще цвета. Губы яркие, распухшие, он безуспешно пытается смочить их языком. Влажные, спутанные пряди облепили лоб и виски. Смотрит совершенно не скрываясь, пьяно, чёрно, развратно. Обещающе. Он настолько красивый, в незнакомой, непривычной Юнги манере, что это оглушает.       Отпустив его волосы, Минджин тянет за плечи, за талию наверх, прилипает руками к коже. Впивается в губы жадно, нетерпеливо, вылизывает его рот, словно пытается собрать свой вкус. Юнги задыхается от внезапного напора, слегка растерявшись. И не сразу понимает что небольшая ладонь уже сжимает его член, рвано и безжалостно двигаясь прямо по использованному презервативу. Будто хён не может и не хочет останавливаться, и плевать ему на всё остальное. Это так невозможно грязно, что срывает и без того жалкие остатки тормозов.       Он кусает истерзанные губы, впивается пальцами куда придется, не особо контролируя силу, просто от желания сжать, почувствовать ещё ближе. Минджин издает глухой рык, толкает его на спину и забирается сверху. Безо всяких прелюдий и предупреждений опускается на член полностью. Вскрикивает не стесняясь, вжимает его ладони в себя и отрывисто командует “Давай!”       Юнги, у которого снесло все возможные предохранители еще в начале поцелуя, дважды просить не нужно. Он вколачивается в чужое тело, резко подаваясь вверх бедрами и удерживая Минджина на месте. Чтобы глубже, чтобы с чувством. Чтобы тот кричал, не затыкаясь, и сорвал к черту свой невозможный голос, творящий с Юнги дикие, незаконные вещи.       Минджин его не разочаровывает, – до второго оргазма Юнги доходит в считанные минуты. С силой вжимает хёна в себя, давая прочувствовать пульсацию внутри. Хён в ответ отзывчиво, мягкими толчками сжимает мышцами его член, отчего мозг отключается совершенно.       Потом валится сверху и медленно сползает набок, чтобы не давить своим весом, и не склеиться от всей той влаги и грязи, что они развели.       – Блядь, – выдыхает Юнги, у которого нет сил даже чтобы глаза открыть. Он пытается вспомнить, как дышать. Навык кажется серьезно подзабытым. – Я не представлял, что ты вообще можешь издавать такие звуки.       Тихий смех Минджина куда более личный и сокровенный, чем весь секс – он беспрепятственно проникает под кожу, к самому сердцу. Хён отводит со лба налипшие волосы, едва касаясь пальцами, и прижимается к губам, влажно, чувственно, но без прежнего напора. Тепло.       – Это ты со мной сделал, – говорит просто. От одной фразы можно сдохнуть нахрен на месте, если бы Юнги к этому моменту уже не был бесславно и надежно мертв. – Юнги-я, – шепчет Минджин нежно. Контрольным. В лоб.       – Ещё, – выдыхает Юнги в каком-то странном оцепенении, боясь, что ему послышалось.       – Я тоже хочу ещё, но я немного устал, – Минджин выводит пальцами круги на его груди, лениво, расслабленно. – Если продолжим сейчас, дальше будет неприятно.       – Нет, я не об этом, – Юнги открывает глаза и наталкивается на внимательный, темный взгляд. У него серьезные вопросы к тому, кто тут кого затрахал, раз в его голове вообще возникают такие желания. – Об этом тоже, но потом. Назови меня по имени ещё раз. Пожалуйста.       – Юнги-я, – с улыбкой отзывается Минджин, словно ласкает его имя губами и языком. Невозможный, как блядские единороги. Только в сто раз лучше. – Юнги-я.       —             у меня тест положительный:       Минджин-ним:       мы же предохранялись       хотя да, презерватив не дает стопроцентной гарантии             стопроцентные гарантии бывают только на кладбище:             прогони остальных ещё раз, я со всеми контактировал             и сам тест сделай       Минджин-ним:       все проходили утром, перед выездом. никто не заразился       вечером сделаем повторный, Шихёку я напишу       будешь страдать в изоляции один, тебя ждут все твои жадно заграбастанные проекты. мандарины принесём             так и знал, что прирасту жопой к больничной койке:             ты будешь писать мне письма?       Минджин-ним:       [аудиофайл]: Юнги-я, Юнги-я, Юнги-я-ааа…