Поцелуи под омелой не в счет | Mistletoe Kisses Don't Count

Solitude by Billie Holiday

      — Омела так не работает, Тедди.       — Разве? — Ухо Тео дернулось при звуке ее голоса. Как и всегда.        Он отвернулся от камина и оглянулся через плечо. Лилит смотрела на него скучающими нежно-лиловыми глазами, однако на ее ресницах плясали ромовые искорки веселья. Этот цвет постепенно становился его любимым. Вызывал привыкание.       — Не считается, когда ты просто активно призываешь омелу на всех, кого хочешь поцеловать, — она положила подбородок на плечо Анни, и кожа на ее подбородке сморщилась от притворной незаинтересованности. Анни бездумно играла с волосами Лили: кобальтово-фиолетовыми в свете камина. Тео самому захотелось поиграть с ними. — Это должно произойти случайно.       — Никто не станет случайно стоять под омелой, если с ним нет того, кого они хотят поцеловать, Лил.       — Ну, когда ребята напьются гоголь-моголя, который ты всем подлил, может, и станут.       Тео усмехнулся, облизав языком зубы. Посмотрел на бокал с ванильной пенкой в ее руке.        — Это вызов, Хэмлок?       — Нет.       Такое монотонное «нет».        Низкое, почти хриплое. Тео чувствовал, как оно проникает в его слуховой проход. Его ухо снова дернулось.       — Честно говоря, это было бы забавно, — рассмеялась Гермиона, сидевшая на бедре Драко и раскрасневшаяся от яичного коктейля. — Если мы заколдуем омелу, чтобы она исчезала и появлялась в разных местах комнаты... — Она взмахнула волшебной палочкой, и омела в руке Тео исчезла с ледяным хлопком. — Могу только представить, какой хаос принесут эти пьяные поцелуи...       — В задницу пьяные поцелуи, Грейнджер, — Драко обнял Гермиону за талию и притянул к себе, его льдисто-голубые глаза сузились, когда он злобно зыркнул на Тео.       Гермиона захихикала.       — Поцелуи под омелой не считаются, Драко.       Анни подняла взгляд от книги, лежавшей у нее на коленях, и на мгновение оторвала руку от волос Лилит, чтобы поправить розовый бант у себя на голове.        — Соглашусь. Поцелуи под омелой, по сути, целиком и полностью инициатива Санты. — Ее взгляд метнулся к парню со светлыми локонами до плеч, сидящему неподалеку от рождественской елки.       — Санта звучит как извращенец, — проворчал Драко, чей голос был приглушен каштановыми кудрями.        Его руки скользнули под свитер — Гермиона тихо пискнула при прикосновении холодных рук к теплой коже.

***

Что случилось с Тео и Лили…       Тео подошел к Лили, и Анни пересела подальше от подруги.        Остальные участники вечеринки, очевидно, потеряли интерес к происходящему — их голоса и музыка стали громче, однако глаза Лили оставались прикованными к нему. Наблюдая. Заманивая внутрь.        Знала ли она, что делает это часто? Знала ли она, что он замечал?       Лили недоверчиво проследила за его взглядом, и на уголках ее губ заиграла едва заметная ухмылка — словно она знала, что он пришел не просто поболтать. Возможно, он здесь ради того, чтобы сыграть в ту же опасную игру, какую они вели с ней последние несколько месяцев. Прекрасно понимая, что каждый раз он выходит из нее проигравшим.       Тео встретился с Лили взглядом.        Серые глаза вальсировали по ее телу — кружевные коричневые чулки, облегающая кожаная юбка, пушистый бежевый свитер, жемчужно-белые зубки, покусывающие ноготь, золотое кольцо и идеальная жемчужина на безымянном пальце.        В голове пронеслись мысли, которые занимали его последние несколько месяцев. Нежные пальцы на его губах под ивой. Дуновение теплого воздуха на его подбородке в пыльной квиддичной кладовке. Горячая кожа под его ладонью, шелк с лепестками на тыльной стороне его руки. Щекотка на коже головы, когда она перебирала его волосы.       Тео засунул руку в карман и большим пальцем дотронулся до своего кольца, пробегаясь по жемчужинам неправильной формы. Их гладкие края напоминали ее кожу под его касаниями. Он оперся коленом о диван, наклонившись вперед — Лили завороженно наблюдала за ним.        Ее грудь поднималась и опускалась в такт тихим вдохам со вкусом ликера.       — Посмотри наверх, Кувшинка.       Ее взгляд метнулся вверх, зрачки слегка расширились, когда она обнаружила красные ягоды омелы и листья оливы, невинно свисавшие со стены над ее головой.       Когда Лили снова посмотрела на него, выражение ее лица изменилось. Щеки порозовели от удивления, губы приоткрылись в предвкушении.        Глаза замерцали фиолетовым, синим, оранжевым. Настороженные.        Он почти видел, как ее губы шепчут предупреждение, призывая его быть осторожным.       Но осторожным Тео не был. Он был безрассудным и процветал в хаосе. Нотт бы с радостью сломал себе ногу, если бы это подарило ему шанс полакомиться чем-то сладким. Он бы убил, если бы это означало быстрее достигнуть цели. Он убивал. Он будет убивать снова. Он убил бы ради нее. Он сделал бы для нее все что угодно. Но он был осторожен с ней.       Так, так осторожен.       Осторожен в том, чтобы не причинить ей боль. Чтобы не напугать ее. Чтобы не сделать ничего, что могло бы разрушить ее представление о нем.        Он прикасался бы к ней так нежно, так легко. Лили едва ли почувствовала бы его, если бы только позволила ему.       Боги, Тео так устал быть осторожным с ней. В этот момент им двигали даже не импульсы от распитого алкоголя. Просто ожидание и интерес. Жажда, разъедавшая изнутри. Бесконечные попытки прочитать ее мысли, вызывавшие лишь головную боль. Царапины, больше похожие на перышки, зудевшие все сильнее.        Легкие начали гореть от углекислого газа — он задержал дыхание, боясь, что воздух унесет ее прочь. В ушах стоял шум. Чужие голоса давили на барабанную перепонку, вскрывая его самые сокровенные желания.        Он хотел прикоснуться к ней, обнять ее, впиться в нее ногтями, вонзить в нее зубы, выпить ее кровь и попробовать ее на вкус.       Сломать ее.       Поглотить ее.       Обладать ею.       Он приподнял ее лицо за подбородок, его рука была тверда и хирургически точна.        Ноготь большого пальца мазнул по ее губе.       — Значит, вот как это работает, Кувшинка? По случайности? — прошептал Тео.       Он пристально наблюдал за ней, левой ладонью прижимаясь к дивану. Всего в миллиметре от ее ноги. Теперь Тео зажимал ее в ловушке между своей рукой и коленом. Он большим пальцем скользнул под ее бедро и зацепил подол юбки. Ее взгляд на мгновение смягчился, глаза затуманились, брови чуть заметно нахмурились.        «Она выглядит почти грустной», — подумал Тео.       А потом все исчезло так же быстро, как и появилось. Глаза подернулись лавандовым льдом, губы изогнулись в едва заметной ухмылке. Она наклонилась к нему, осторожно поставив свой бокал на подставку для ног, а затем твердо и осторожно провела рукой по предплечью Тео. Удерживая его на месте холодными от конденсата пальцами, Лили нежно прижалась губами к его большому пальцу.       Они были мягкими. Ее губы. Липкими. Как ириски.       Едва слышный звук ее приоткрывшегося рта, а затем он почувствовал ее язык. Мокрый. Теплый. Гладкий. Мягкий, как перышко. Как будто его влажное касание лишь мираж.       Тео почувствовал, как напряглись мышцы его предплечья. Как напрягся живот, когда ее бедро коснулось его колена.       Он опустил большой палец в ее приоткрытый рот. Лили издала смешок, а затем ее язык прижался к подушечке, проталкивая палец сквозь зубы. Тео провел им по ее нижней губе.       — Вот и твой поцелуй, Тед, — пробормотала Лилит, застенчиво склонив голову, пока он все еще держал ее за подбородок.       — Ты должна прекратить делать это со мной, Кувшинка, — промурлыкал Тео низким и хриплым голосом. Он провел ногтем большого пальца по ее зубам. Наслаждаясь ощущением. Запоминая. — Ты не знаешь, на что я способен, когда чего-то хочу. — Коснулся ее подбородка, оставляя влажный след. — На что я готов пойти, чтобы сделать тебя своей.       Улыбка Лилит медленно погасла. Как и улыбка Тео. Их взгляды стали серьезными. Изучающими.        Она крепче сжала его руку, и металл золотого кольца на ее пальце стал горячим на его коже. Они что-то искали друг в друге. Что угодно. Может быть, значение всего этого.       — Ради всего святого, просто поцелуйтесь уже, — вздохнула Анни, громко захлопывая книгу.        Лилит подскочила и, моргая, вспомнила, что находится в Общей гостиной. Тео с выдохом откинулся назад, ослабив хватку на ее подбородке, но рукой все еще продолжал касаться ее бедра, упираясь коленом в диван.       Розье отложила книгу и взглядом обвела комнату.       — Все это сексуальное напряжение заставляет меня чертовски сильно возбуждаться, — Анни встала, и внезапное отсутствие ее веса на диване заставило Тео опуститься на Лилит. — Я собираюсь раздобыть себе чего-нибудь выпить и веточку омелы, — произнесла она, снова поправляя свой розовый бант. — Может быть, на этот раз Санта присмотрит и за мной.       Подруга Лили подошла к тележке с напитками и снова бросила взгляд на группу людей, беседующих у рождественской елки.       Тео ухватился за спинку, оттолкнулся от стены и сел на место Анни. Он театрально вздохнул, закинув свою руку Лили за спину, и напряжение в нем враз спало, что всегда означало внезапный конец их игры. Тео знал, как играть в игры — ему было не впервой. Но контроль никогда не был механикой, которую он охотно использовал. Это вызывало странную зависимость. Но он был готов проиграть.        Лилит сидела, подавшись вперед, сцепив руки, и рассеянно теребила кольцо на пальце. Ее ресницы медленно подрагивали, она была глубоко погружена в свои мысли. Тео с минуту наблюдал за ней, и в груди у него что-то неприятно сжалось, выталкивая воздух из легких. В уголке глаза защипало.       — Я подожду, Лили, — прошептал Тео. — Ты же знаешь, что я так и сделаю.       Лилит тут же повернула к нему голову.        — Хм? Пп-подождешь чего?       — Того, чтобы ты выбрала меня. — Тео взглянул на кольцо, намертво обвившее ее палец. Лили, нервничая, плотно зажимала жемчужину между большим и указательным пальцами. — По своей воле.       Она открыла рот, как будто хотела что-то сказать. Может быть, излить душу. Сказать ему, о чем думает. Это было бы здорово. Узнать, что она любит его. Хочет его. Ненавидит. Да хоть что-нибудь.        Но с ее губ сорвался лишь тихий вздох со вкусом гоголь-моголя. Тео улыбнулся, и на его щеке появилась милая ямочка. Он подался вперед и чмокнул ее в щеку. Прямо над маленькой коричневой родинкой у нее на подбородке.       Тео уткнулся носом в ее щеку.        Тихий аромат груши, фрезии и лилий щекотал его чувства. Обрывистый, но медленный. Осторожный.       Нотт указал на ягоды над их головами:        — Прости, это все Санта подстроил, — ухмыльнулся он, а затем встал и ушел.       Лили смотрела, как он уходит. В ее голове проносился ураган мыслей. Монохромный бушующий хаос. Раздражающий. Отчаянный. Восхитительный.        «Я хочу выбрать тебя», — подумала она, откидываясь на спинку потертого кожаного дивана.       Помолвочное кольцо до боли стягивало кожу пальца. Давило все сильнее и сильнее.       «Это то, чего я хочу. Это то, чего я хочу. Это то, чего я хочу», — повторяла про себя Лили.       «Я хочу выбрать тебя».

***

  Что случилось с Драко и Гермионой…         — Три года назад я сидел на этом самом подоконнике в одиночестве, — тихо произнес Драко, медленно проводя пальцами по тыльной стороне ладони Гермионы.        Вечеринка, казалось, естественным образом переместилась в столовую — смех и звон бокалов доносились сквозь застекленные двери, заглушая большинство пьяных перебранок. Драко ухмыльнулся про себя своим мыслям.        — Ты тоже была здесь? Пряталась под мантией святого Поттера, прямо как в оранжерее?       Гермиона усмехнулась.        — Меня здесь не было… по сути... — она наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, и вихрь воспоминаний перед ее глазами проносился со скоростью, сравнимой лишь с ревущей снаружи метелью. — Хотя… возможно, я наблюдала за тобой, сидящим здесь, с улицы.       — Мерлин, Грейнджер, — Драко рассмеялся, качая головой. — Я действительно тогда думал, что сошел с ума, когда мне показались следы от твоих ботинок на снегу.       — Не говори глупостей, — Гермиона убрала с его лба выбившуюся прядку. — Ты не настолько наблюдателен.       — А ты? — Драко прижался щекой к ее руке и посмотрел на нее сонными глазами. Теплыми, как лето. — Только будь честной. Насколько подавленным я выглядел, когда с тоской смотрел в окно в то Рождество?       — Вероятно, все же менее подавленно, чем я, стоящая на холоде.       — Никто не говорил тебе стоять на холоде, ведьма.       — Да, но я не могла допустить, чтобы ты еще раз раскрыл мой шпионаж, — Гермиона щелкнула Драко по пальцу, и их кольца-печатки из оникса блеснули в свете угасающего камина.       — Хотел бы я, чтобы ты позволила мне это сделать, — пробормотал Драко, играя с ее пальцами, обводя мозаику шрамов и ожогов.       — А я рада, что этого не допустила.        Гермиона закатала рукав Драко и стала рассматривать зажившие и слегка поблекшие шрамы от Непреложного обета, нанесенного с заученным мастерством на его предплечье.        Драко наблюдал, как на ее лице отразились печаль, сожаление, вина, любовь, отчаяние, облегчение, радость. С каждым ее касанием пальцев по шрамам каждый миг, каждая клятва, каждое обещание воскресало перед глазами вновь.       — О чем ты тогда думала? На улице? — спросил Драко голосом таким же мягким, как потрескивание углей в камине.       Гермиона ласково улыбнулась, склонив голову набок, и задумалась.        — Я помню, как думала, что скучаю по тебе… по тому, какой ты теплый.       — Теплый?       Драко никогда не был теплым. Его кровь была холодной. Вены — черными от ледяной смолы, а кожа — бледной, как снег. Но он полагал, что тогда, три года назад, просачиваясь сквозь бинты, его кровь горела. Разогретая и исцеленная ее магией.        Он взглянул на красное пятно на оконном стекле — дуб, запачканный кровью.       — Теплый, — подтвердила она.        Гермиона обвила Драко руками, положив голову ему на грудь. Ее кудри слегка подпрыгивали в такт биению его сердца. Он медленно вдохнул аромат жасмина и цитрусовых, в блаженстве поднял глаза к потолку и увидел несколько красных ягод с оливковой короной, выжидающе парящих над ними.       — Тогда давай проверим это.       Драко встал, потянув ее за собой. Он перекинул ее шарф через плечо и за руку потащил к двери. Гермиона сплюнула пух от шарфа и вьющуюся каштановую волосинку, прищурившись, когда наткнулась на заколдованную омелу.       — Что... куда мы... Драко, на улице метель.       — Отлично, я прекрасно переношу холод.       Драко толкнул дверь. Порыв ледяного ветра ворвался в прихожую — рождественская елка яростно зашелестела, отчаянно звеня украшениями.       — Малфой! — взвизгнула Гермиона, когда он притянул ее к себе. — Холодно же! — хихикнула ведьма.        Его лицо раскраснелось, когда он обвязал их обоих ее шарфом и вытянул навстречу буре. Хруст сапог Гермионы и его слишком дорогих для сырой погоды кожаных туфель заглушил свист ветра. Он рассмеялся, и его нос и уши порозовели на бледной, как снег, коже.        Это был самый теплый смех, который Гермиона когда-либо слышала.       — Я докажу тебе, что поцелуи под омелой тоже считаются, Гермиона, — прошептал он ей на ухо.        — Хорошо, — сказала она. — Докажи.