Алхимический верстак

В другом городе дышится свободнее. Син Цю медленно прогуливается по практически безлюдным улочкам — изучает; внимательно рассматривает рустик, каждую арку, каждую пилястру неоренессанских построек. Выполнено поистине элегантно. Он проводит кончиками пальцев по стене, словно стараясь прочесть историю, окунуться в нее, прочувствовать. Стать ее частью. Может, он и не великий архитектор и не спроектирует, не воздвигнет стены, которые могли бы защищать от жестокости и невзгод внешнего мира живущие в них не семьи — поколения людей, хранить их историю, их запахи и отпечатки быта в виде трещин на плитке, сколов кирпича, пятен на обоях различного происхождения, но у него есть ноутбук, который он несет в руке — инструмент, в котором под надежным паролем из цифр от одного до восьми хранится все, что однажды нашло отклик в его душе. Все, что однажды тронуло его, зацепило и вдохновило, преобразовалось в поэтично сложенные слова в вордовском документе с красноречивым, запоминающимся названием «хуй.<вставьте номер>» (главное — сменить название перед тем, как отправлять кому-то файл. Тем более издательству). Рукописи не горят, правильно? Син Цю может забыть многое, многое могут забыть люди, которых он когда-либо видел, да и те, которых он не видел никогда. Но напечатанные его пальцами слова будут храниться вечно (если ворд не вылетет без сохранения и если Син Цю не сочтет написанное бредом и не удалит), к ним всегда можно будет вернуться, всегда можно будет освежить память. Люди, про которых он писал, будут жить вечно, о них будут помнить. Человек жив, пока жива память о нем. Таким образом, даже он вносит свой вклад в историю, — во всяком случае, в это хочется верить. Сейчас Син Цю ощущает легкость, восторг, восхищение в первую очередь памятниками архитектуры каждым сантиметром своего тела. Он не знает здесь никого, но от этого и легче — нет причин ходить и оглядываться, нет причин бояться, что встретишь тех, кого видеть не хочешь. Он свободен. Наверное, впервые в жизни. Впервые в жизни он ощущает такое желанное, ненапряжное одиночество. Впервые он свободен от бизнеса родителей, от обязанностей, которые был вынужден выполнять вместо своего безответственного старшего брата. Он предоставлен сам себе и заботится только о себе. Он может есть сладкую выпечку сколько и где угодно. Никакой постной еды, никакой моркови. Не счастье ли? Он шагает, насвистывая мелодию, щурится от яркого солнца и слегка улыбается. Учеба начнется лишь через месяц. За это время нужно успеть изучить каждую улочку вдоль и поперек. Сейчас он исследует маршрут от купленной родителями квартиры до университета — первый по необходимости и предположительно тот, которым он будет ходить чаще всего. Квартира расположена достаточно далеко от центра, но и городок невелик — за полчаса спокойным шагом до университета дойти можно, а на автобусе и того меньше. Жилплощадь на окраине, близ парков и с видом на ухоженную озерную гладь была желанием самого Син Цю — чтоб прогуливаться в парке вечерами бок о бок с Музой, ловить вдохновение за хвост, говорил он. Теплый ветер легким дуновением треплет синие волосы, влечет за собой аромат свежей выпечки, кофейные нотки. Син Цю принюхивается, довольно жмурясь, оглядывается. На первом этаже здания в паре шагов от него гостеприимно распахнута резная дверь кофейни с каллиграфически выведенной надписью на табличке: «Алхимический верстак». Он идет на запах, хмыкая: интересное название для чего-то кроме лаборатории или магазинчика, специализирующегося на реактивах и лабораторном оборудовании. Его встречает небольшое помещение, в котором, несмотря на размеры, хотелось рассматривать каждый сантиметр площади: белые стены исписаны формулами тем же изящным почерком, что и на табличке, увешаны портретами ученых, одетых в стиле эпохи Возрождения вне зависимости от того, в какой временной промежуток они жили: Аристотель, Галилей, Ньютон, Тесла, Эдисон, Эйнштейн, Менделеев, супруги Кюри, Джордж Бонд — все подписаны явно все той же рукой, все в узорчатых золотых рамках. Вместо люстры под потолком кружила модель Солнечной системы. На черных столиках рассыпались звезды — карты ночного неба. Людей было немного, а те, что были, разговаривали приглушенно, слегка покачиваясь в такт музыке, кажется, Шопена. И все же, насколько невероятны эти портреты... — П-прошу прощения? Добро пожаловать в наше заведение! — окликает его девушка за стойкой явно повторно. Ее синее платье, отсылающее на ренессанс, напоминало то, что у Склодовской-Кюри на портрете, но оригинальности, необычности образу придавали бирюзовые волосы и очки, по форме напоминающие те, что носят химики. «С12Н22О11», — читает он на бейджике, а чуть ниже и мельче — «Сахароза». — Здравствуйте, — отзывается Син Цю. Еще раз смотрит на портреты и вместо заказа спрашивает то, что интересует куда больше: — Эти портреты... Кто их написал? Раздаются тихие шаги. За спиной Сахарозы раздвигаются полотна ткани. — Я, — спокойным, глубоким голосом отвечает молодой человек. Его костюм подобен тому, что у Джорджа Бонда — белая рубаха, расшитая золотыми узорами, отдаленно напоминающими то лучи Солнца, то четырехконечные звезды, а на плечах темно-синий плащ со все теми же золотыми звездами. Только у Бонда еще было жабо. Син Цю кажется, что этот плащ когда-то был лабораторным халатом. — Все, что Вы видите здесь, сделано моими руками. — Вашими... Руками? — ошарашенно повторяет Син Цю, глядя на молодого человека. «Альбедо» — аккуратно выведено на бейджике. Тот невозмутимо, лишь с легкой улыбкой кивает. — Специфика нашего заведения — натуральные заготовки для кофе и прочих напитков, созданные лично господином Тигнари. Если вы имеете отношение к науке, то знаете, что он в наших краях известный ботаник. — Син Цю подмечает нотки гордости в его голосе, — Разумеется, мы можем приготовить вам «просто кофе», но предлагаем пройти небольшой... Тест и доверить науке выбор напитка. Вы согласны? — Статистика по результатам исследования и отзывы клиентов будут отправлены студентам психологического факультета, — добавляет Сахароза. Ее мягкий, застенчивый голосок контрастирует с невозмутимым голосом Альбедо. Син Цю готов сравнить его с перекатыванием камней на дне реки с достаточно спокойным течением, когда сам ты находишься под водой. Хотелось бы послушать аудиокнигу с его озвучкой. — Да... Да, давайте, — заторможенно отвечает он, надеясь, что Альбедо не заметил его взгляд. Тот в свою очередь достает шкатулку, открывает. Син Цю завороженно смотрит на несколько десятков ячеек, в каждой из которых — камни совершенно разных цветов, форм и текстур. — Вам предстоит выбрать один из предложенных минералов. Можете трогать, брать в руки и рассматривать. Выбирайте тот, что ближе и приятнее вам в настоящий момент, — поясняет Альбедо. Сначала Син Цю пробегается взглядом по каждому, потом берет в руки какой-то гладкий бирюзовый камень, кладет обратно, касается прозрачного фиолетового кристалла... Поднимает его на свет, теряется в гранях, в переливах цвета. Затем смотрит на Альбедо и протягивает камень ему, кивая. Альбедо же, кивая в ответ, возвращает его в ячейку, закрывает и убирает шкатулку, пока Сахароза дает комментарии его выбору: — Это аметист, драгоценный камень. Раньше его могли себе позволить аристократы... Поэтому он является символом красивой жизни, изящества... А также свободы, душевного покоя... — она проницательно смотрит на Син Цю, и тот видит в ее глазах немой вопрос: «вам ее не хватает, верно?» — У вас есть аллергии? — Нет? — Хорошо... Десерт...? — Комплемент от заведения, — спокойным тоном перебивает ее Альбедо. Син Цю чувствует жар на кончиках ушей. — Выбирайте столик, располагайтесь. Он располагается в углу у окна, размещает ноутбук, отодвигает его, разглядывает россыпь звезд на столе, не замечая, как подходит Альбедо. Каждое его движение изящно, элегантно, четко выверено. Черное пирожное в форме сердца, на первый взгляд муссовое, с бело-золотистыми брызгами-звездами, кофе с нежно-фиолетовым оттенком в стакане, сделанном подобно мерному. Син Цю поднимает взгляд, чтобы поблагодарить, но вспоминает про зреющий в голове вопрос: — Ваш костюм... Он похож на тот, что у Бонда на вашей картине. Почему? — А вы склонны подмечать детали... — хмыкает Альбедо, — Дело в моем имени. В астрономии есть термин «альбедо Бонда», который ввел американский астроном Джордж Филлипс Бонд. Альбедо Бонда представляет собой долю мощности в общем электромагнитном излучении, падающем на астрономическое тело, которое рассеивается обратно в космос. — он молчит пару мгновений, изучая растерянное лицо Син Цю, а потом продолжает: — вообще, впервые термин «альбедо» ввел Иоганн Генрих Ламберт, понимая под ним характеристику диффузной отражательной способности поверхности. Однако мне ближе Бонд благодаря его связи с космосом, только и всего. Хоть я и химик, меня всегда тянуло к звездам... Но пока мне остается лишь рисовать их на кофейных столиках. — он с легкой грустью усмехается, прикрывает глаза. Звучат чьи-то шаги, «здравствуйте» нового гостя. Альбедо оборачивается на звук, кивает подошедшему и, отчеканив «работа зовет», удаляется. Син Цю лишь остается пораженно смотреть ему вслед, после переводя взгляд на пирожное-сердце, на все еще выключенный ноутбук. Ладно. Сначала еда, потом работа. С каждым глотком напитка уточняются нотки лаванды, черники, кофе и меда. Син Цю блаженно, расслабленно прикрывает глаза. Берется за муссовое сердце: ягодная кроваво-красная начинка сочится на тарелку. Если это все правда делают Альбедо и Сахароза, то у них определенно золотые руки. Мысль оставить им чаевые воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Работается в кофейне особенно спокойно. Небольшой поток людей и классическая музыка создают подходящую для написания книги атмосферу. Син Цю расслабленно стучит пальцами по клавишам, Альбедо через определенные промежутки времени подходит, спрашивая, не желает ли он еще чего-нибудь, уносит пустую посуду и приносит добавку. И чем чаще Син Цю улавливает звук его голоса, тем чаще хочется отвернуться от экрана ноутбука и взглянуть на него.

***

Обычно дело обстоит как: персонажи отражают либо то, что чувствует автор, либо то, что он, вероятно, никогда не почувствует. Когда в жизни целеустремленного главного героя книги Син Цю, свободно путешествующего по миру, появляется трепетно ухаживающий за ним блондин в элегантном костюме... Давайте так, Син Цю сам не знает, каким образом этот... Надо признать, донельзя привлекательный персонаж появился на страницах его книги, но он определенно не был против. Персонаж под кодовым именем Джордж дарит главному герою Чжэнь Юю цветы, провожает до самого подъезда, угощает кофе и сладостями... Зовет смотреть на звезды. Син Цю пишет, как Джордж изящным приглашающим жестом протягивает ладонь с длинными пальцами, мозоли и шрамы на которых, как ни парадоксально, делают их еще красивее... Ехидно посмеивается, краснеет, сразу же робко оглядываясь, чтобы проверить, не смотрит ли случаем в его ноутбук Альбедо. Ибо меньше знает — крепче спит. Син Цю, может, и рад бы был не думать о нем, но образ в голове будто водостойкими маркерами нарисован — не смыть, не стереть. Лишь вытекает из головы по сосудам к пальцам, от кончиков пальцев к клавиатуре ноутбука, от клавиатуры — на экран, на страницы его книги. В образах и фразах, в запахах и ощущениях... В моментах. Говорит устами его персонажей, точно вселяясь в них. Про Альбедо хотелось писать. Описывать как самый интересный экспонат в жизни. Хотелось, чтобы не только вся аудитория Син Цю — весь мир узнал о нем. О спокойной лазурной глади его глаз, о его невозмутимой улыбке, о пальцах, о невероятно красивых пальцах, которые способны создавать не менее красивые вещи. О написанных его изящными руками портретах. О том, что он сам как принц, вышедший за раму картины. О том, что... У входа звучат чьи-то шаги. В зал кофейни по-хозяйски заходит парень с внушительного размера коробкой в руках. Весь в синих, темно-зеленых оттенках, в свободной, не сковывающей движения одежде, а на голове ободок с ушками — вытянутыми, похожими на уши фенека, чтобы темно-зеленые волосы со светлой челкой, постриженные под каре, не мешали. — Господин Тигнари! — восклицает Сахароза. Син Цю внимательно наблюдает за происходящим. За тем, как приветственная, но более... Добрая, открытая, почти нежная улыбка скользит по губам Альбедо. За тем, как он сразу же спешит перехватить коробку в свои руки, и Тигнари свободно потягивается. — Здравствуй, — говорит Альбедо, ставя коробку за прилавок. — Тебе как обычно? «Как обычно... Значит, он здесь частый гость, и Альбедо придает этому значение, — проносится в голове Син Цю, — Что за коробка? Подарок? Неужели?..» — Ты говорил, что хочешь что-то мне рассказать, — смотреть на чуть смутившегося Альбедо становится невозможно. Син Цю утыкается в ноутбук, из последних сил стараясь сосредоточиться. — Да. До конца рабочего дня пятнадцать минут. Подождешь меня? Расскажу по пути домой. — Хоро... Стой! Ты хочешь, чтобы я тебя подвез?! — Тигнари возмущается явно для вида. Смех Альбедо режет Син Цю по ушам.

***

— Так зачем мы идем к тебе домой? — спрашивает Тигнари под размеренный звуг шагов, разносящийся по подъезду. Звенят ключи. Альбедо открывает дверь, пропускает гостя вперед. — Решил, что тебе нужно все увидеть своими глазами. — Мне кажется, или разбавителем воняет сильнее, чем обычно? Вместо ответа Альбедо направляется в мастерскую, взмахом руки зовя его за собой. Разбавителем правда пахнет сильнее, и когда Альбедо отходит в сторону, открывая обзор на помещение, Тигнари видит причину. В вечернем полумраке комнаты различимы наброски, разбросанные по полу, картины, одна из которых стоит недописанная на мольберте. И все с одним и тем же образом. Тигнари даже не пытается считать количество изображений с ним в этой небольшой комнате. С мольберта с нежной улыбкой, но пока без четких контуров, янтарными глазами смотрит галантный синеволосый юноша в элегантном костюме. — Мне кажется... Я видел его? — Да. Он приходит к нам каждый день и сидит с ноутбуком до закрытия. И был сегодня, как раз когда ты пришел. Тигнари замечает, как у Альбедо слегка краснеют кончики ушей, хотя он старается оставаться невозмутимым, и усмехается: — Выходит, ты нашел себе пассию? Музу? Альбедо какое-то время молчит, нахмурившись, явно размышляя, затем окидывает взглядом свои же картины и медленно, взвешивая каждое слово, проговаривает: — Я даже имени его не знаю. Но... Его образ не выходит у меня из головы. Понимаешь, в этом случае... Произведение искусства — не одна из моих картин, а он сам. И когда я переношу его образ на бумагу или холст... Мне кажется, что так он ближе ко мне. Что так я прикасаюсь к прекрасному. — Чел, ты влип. — лаконично выносит вердикт Тигнари, но видя, как друг тяжело вздыхает и хмурится сильнее, погружаясь в водоворот мыслей, все же продолжает: — Может, расскажешь ему? Ну или просто поговоришь. Раз он сидит до закрытия, предложи проводить его до дома или... Подари ему его портрет? Так он поймет, что ты думал о нем. Альбедо молчит, а лицо отражает все трудности мыслительного процесса. Но наконец морщины на лбу разглаживаются, и он устало выдает: — Давай просто выпьем кофе.

***

На следующий день после визита Тигнари в кофейню Син Цю уверяет себя в том, что ему будет легче не видеть Альбедо. Он до последнего старается настроиться на работу дома, но буквы не складываются в слова, а слова в предложения, сконцентрироваться не удается, свет слишком яркий, даже кофе дома невкусный. И вот Син Цю уже идет знакомой дорогой с ноутбуком в руке. Осенний ветерок успокаивающе обдувает лицо. Хотелось думать, что он просто все неправильно понял и ошибся в своих поспешных выводах. Вероятнее, для этого с Альбедо стоит поговорить. Сахароза радостно встречает его, на сердце мигом теплеет. Но Альбедо за стойкой не наблюдается даже когда он делает заказ. И когда он уже полчаса как сидит за привычным столиком. Когда к нему подходит Сахароза, интересуясь, не желает ли он чего-то еще, он задает интересующий вопрос: — Не подскажете, где сегодня Альбедо? Я бы хотел с ним поговорить. — Господин Альбедо сказал, что ему нужно закончить какую-то срочную и важную работу. Обещал, что придет к концу рабочего дня. У нас проходимость не особо большая, поэтому я справляюсь одна, хотя господин Тигнари говорил, что в случае чего поможет мне, — любезно отвечает она. — Х-хорошо. Тогда я... Пойду. Принесите счет, пожалуйста. — Нет! — вскрикивает Сахароза и тут же краснеет, — То есть... Кхм... Господин Альбедо просил убедиться в том, что вы будете здесь до его приезда... Но я вам этого не говорила! — Зачем?.. — удивленно спрашивает Син Цю, а в груди что-то вспыхивает, перехватывает дыхание. Сахароза поднимает руки в знак капитуляции, мотает головой. — Я не могу вам этого сказать, простите! Так вы желаете что-нибудь еще? — Да... Тогда да. Можете повторить заказ? Время в ожидании, кажется, тянется вечно. И книга не пишется: Музы нет, Муза что-то замышляет, интригует... Заполняет собой все мысли. «Значит... Он делает что-то для меня?..» — мысль, дающая надежду. За десять минут до закрытия дверь распахивается, показывается сначала некий завернутый в крафтовую подарочную бумагу прямоугольник около метра в высоту, а затем держащий его... Альбедо. Встречающийся взглядом с Син Цю и нежно, трепетно улыбающийся, так, что сердце пропускает удар. На долю секунды взгляд падает на стоящего за окном Тигнари, показывающего лайк. Тот самодовольно улыбается, а затем уходит в сторону парковки. — Здравствуй... Это тебе, — Альбедо протягивает прямоугольник замершему в страхе спугнуть момент Син Цю и смотрит прямо в глаза, выжидая ответ. — Что... Что это? — Посмотришь дома. Но... Она довольно тяжелая. Поэтому, кхм, позволь тебя проводить. Если ты не против. Син Цю смотрит на румянец на бледных щеках, смотрит прямиком в горящие голубые глаза, и все переживания, все сомнения мигом улетучиваются. — Да... Да. Я не против.

***

На улице практически стемнело, выглядывают первые звезды. Альбедо несет свой подарок за ручку из скотча на длинной стороне, которую в «Алхимическом верстаке» придумала сделать Сахароза, чтобы облегчить транспортировку. — Могу я для начала узнать твое имя? — осторожно спрашивает Альбедо, глядя на Син Цю так, что тот краснеет. — Син Цю. Меня зовут Син Цю. — Как и ожидалось... — Что? — Красивое имя у красивого молодого человека, — он хмыкает, наблюдая за смущением спутника. — Значит, ты писатель? — Да... Кстати, я сегодня хотел поработать дома, но я уже настолько привык к «Верстаку»... Вы с Сахарозой создали потрясающее место. Ты создал, — Альбедо чувствует, что он говорит с неподдельным восхищением, и по телу даже в вечернюю прохладу разливается тепло. — Расскажешь про его историю? — Хм... «Верстак» по сути переплетение моей любви к науке и искусству. Я с юности хотел показать людям, что наука — это не что-то сложное и пугающее, а нечто элегантное, наполненное красотой, что она идеальна и для созидания, и для созерцания. И сначала я вдохновил на это Сахарозу, мы с ней дружим с детства, а потом нам показалось недостаточным делиться красотой науки лишь друг с другом, и мы решили открыть кофейню. Разумеется, это было нелегко: я долго разрабатывал эскизы и чертежи мебели, посуды... Голос Альбедо обволакивает, словно теплым пледом, ласкает уши Син Цю, и тому кажется, что он может слушать его вечность, замечая лишь красоту звезд на небе и вспоминая при этом Альбедо, все равно возвращаясь к нему. К тому, что сейчас он идет рядом, провожает его до дома, несет подарок, сделанный для него своими руками... Но впереди показывается дом Син Цю, и тот замедляет шаг, чтобы оттянуть момент расставания. — М-мы пришли. Спасибо, что проводил. Альбедо смотрит проницательно прямиком в глаза и чего-то ждет, что-то взвешивает у себя в голове, не шевелясь. После чего вкрадчиво произносит: — Дай свою руку, пожалуйста. Син Цю осторожно протягивает ладонь. Альбедо подносит тыльную сторону к губам, целует, еще пару мгновений держит в своих руках, а взгляд трепетный и глубокий. — О, и номер телефона, — добавляет Альбедо с улыбкой, и Син Цю расплывается окончательно.

***

Когда дома под оберткой он обнаруживает свой портрет, на глазах выступают слезы. Об этом нужно написать. И в книге, и Альбедо. «Но как поблагодарить его и признаться так, чтобы это было равноценно?..»

***

В конце фрагмента истории про Чжэнь Юя и Джорджа те целуются на своей свадьбе. Альбедо закрывает файл, отправленный Син Цю в два часа ночи, и наконец счастливо смеется. Теперь все встало на свои места.