Бессонница в летнюю ночь

      🎵              — Да-да, ты так нехуёво проверяй, Хос, не спеши.       Хорошо, что рёбра не стучат, когда дрожат. Потому что если над тобой высится громада известного всем своей безбашенностью Дрэда, то не захочешь, а задрожишь.       Хосок действительно внимательно — чтобы не задеть и не изменить ничего, что сделал друг Намджуна — осматривает и ощупывает харлей. Для собственного успокоения, попутно убаюкивая внимание байкера, приговаривает:       — Так, хорошо тут, угу-угу. А дай-ка вот тут подтяну, — на микрон раскручивает и ровно на столько же закручивает обратно незначительную муфту, — нормально… Так, а масло как? Ага. Хорошо…       Ничего не делать — легко сказать! Но Хосок чётко запомнил, что всё его ничегонеделанье должно быть зафиксировано на камерах: он и не закрывает своей спиной обзор, пусть все видят — он чист!              — Всё в порядке, Дрэд. Зверский у тебя аппарат, — даже хмыкнул одобрительно.       — Я весь такой, — с бахвальством отвечает викинг, хлопнув мастера по плечу.       Глаз Хоби непроизвольно дёрнулся — Дрэд тоже ему подмигнул и удовлетворённо разрешил:       — Спасибо, брат! Ставь пломбу.              Будто в ритуальном жесте он мазнул по языку большим пальцем и провёл им по сиденью своего байка, оставив короткую влажную полосу. После этого вышел, постукивая по бедру шлемом.              Хоби не глядит вслед ушедшему человеку — он смотрит, как постепенно высыхает отметина слюны на стёганой коже.              Он не выносит тянущего напряжения неизвестности.       Он не хочет знать, как поведёт себя мотоцикл. Это не его гемор. Это не его дело. Он ничего не сделал.       Но под костями черепа скребёт предчувствие, что может произойти что-то непоправимое и он к этому каким-то образом… Нет! Он непричастен!       Никто не должен заметить, как он психует… Когда всё произойдёт, кто-то ведь может вспомнить, что вот этот техник — да-да, Чон Хоби — как-то странно себя вёл.              Он уходит в один из многочисленных ангаров-мастерских, разбросанных по периметру.       Довольно убедительно сделал вид, что очень устал — хотя на него никто и не посмотрел, лишь кивками приветствовали малознакомые мастера. Сел в парусиновое кресло в самом дальнем углу и сосредоточенно уставился в телефон, не видя там ни слова.       Всё как обычно. Всё как всегда: будут победившие и проигравшие.       Ничего нового.       Чуть спокойнее…       Он бы, наверное, стал совсем седым, если бы сегодня был в составе бригады на трассе. Те стоят на низком старте, готовые в любой момент сделать экстренный ремонт или… или помочь быстро убрать с дистанции обломки. И останки. Это случается редко — всё-таки на спидвей выходят опытные гонщики.       *       Бини, облизывая нижнюю губу, которая подпухла после укуса Дрэда, наблюдает за успешными уверенными заездами своего мужчины. Он супер-спринтер! Длинные дистанции — это слишком долго и муторно, тамошние профи совсем иначе смотрят на жизнь байкера. А вот спидвей — коротко и ясно. Быстрая победа! Возбуждает и вставляет прямо как спонтанный секс — не меньше.              *       — Отсюда ничего не видно. Ты специально самый дальний сектор выбрал, Джинни?       — Считай, что я впервые на заезде и не знаю, как выбирать места. Новичок, ага?       — Ну да, конечно. Салага, — пытается поверить Намджун.       — Вот! Отличное слово, — хвалит друг.       *              Звуки, доносящиеся с трассы, рассказывали почти всё: Хос словно смотрел репортаж заезда, не нуждаясь в словах комментаторов и оценках судей. Первый круг, второй… Сейчас, скорее всего, лидеры первых трёх заездов идут на жеребьёвку… Теперь наверняка следующая партия…       Час за часом.       Дышать и думать о чём-то ерундовом.       Цены на виниловые пластинки? Вот уж точно, ерундовее мыслей не придумать.       Зачем-то он всё же написал Намджуну: «Я ничего не сделал», но почти сразу стёр и, закрыв глаза, откинул голову, вслушиваясь в реакцию трибун. Интересно, а рёв толпы, которая болеет за лидера или приветствует победителя, отличается от того, как люди кричат, видя трагедию?       Гул на трибунах усилился, подобно приближающемуся мощному байку без глушителей — там явно выделился и вырвался вперёд лидер. Ещё немного и… Трибуны скандируют. Рёв какой-то феерический! Хос выходит из ангара и смотрит, кого сегодня несло ветром быстрее всех.       Дрэд?!       Дрэд!       Вот же везучий варвар!       А как же?.. Но Хосок одёргивает сам себя: неужели он хотел, чтобы с этим красавцем что-то случилось? Нет же… А почему он подумал, что Сокджин что-то сделал с мотоциклом? Ничего ведь явно не было сказано, кроме «Ничего не делай».       И Хоби почувствовал облегчение. Пусть, блять, летает и побеждает этот безудержный красивый голубоглазый парень! Пусть живёт свою байкерскую рычащую жизнь!       Дрэд заходит на круг почёта очень медленно, эффектно выпрямившись, привстав и размахивая шлемом. А потом надевает защиту с непроницаемым стеклом и лихо поднимает харлей на заднее колесо — трибуны ревут! С победным гулом он разгоняет байк на длинном перегоне дистанции, пригибаясь низко к рулю, сливаясь с чёрно-стальным своим верным конём. Все ожидают красивого росчерка заднего колеса, которым часто завершают подобные «танцы» победители заезда.       *       — Он силён! Красивый мужик! — Кёнхи обнимает её мужчина, чувствуя, как подрагивает от возбуждения женское тело. Он сразу заметил, когда этот парень снял шлем, насколько они похожи.       Кёнхи знала, что Дрэд будет на заезде. В каком-то извращённом уголке души, в который она старалась никогда не заглядывать, осталась маленькая неудовлетворённая сучка, желающая вопреки всем плавным и щедрым подаркам судьбы, чтобы этот варвар и насильник понял, какое счастье потерял, выбрав тогда Чонгука, а не её. Ей буквально стыдно, когда она с испугом вглядывается в лицо этой неблагодарной твари, живущей в её собственной непознанной глубине. Но когда девушка увидела среди имён гонщиков его имя, то ничего не захотела себе объяснять. Она хотела его хотя бы видеть. И так похожий на него мужчина, который крепко и властно держит её талию — это и напоминание о Дрэде, и защита от него. Но от себя защититься невозможно…       — Ты сейчас такая сексуальная! — кричит ей в ухо мужчина. — Даже когда смотришь, как они гоняют. Я хочу тебя, слышишь? Надо тебе, детка, всё-таки подарить байк.       — Байк? А если я снова стану байкершей? — скрывая ядерную смесь чувств в глазах, Кёнхи поворачивается к нему и…              …Один страшный вздох проносится над трибунами, мгновенно развернул девушку обратно к горячей трассе.       И словно прекрасно снятое кино, на глазах Кёнхи, Бини, Сокджина, Намджуна, Хосока и ещё тысячи зрителей             победитель сегодняшнего финального заезда взлетает…                    …над покрытием…                               …крепко удерживая в руках руль…                   …в то время как его бёдра ещё стараются упереться и справиться с отрывающимся туловищем             и уже развалившимся в воздухе харлеем…       Кёнхи инстинктивно закрыла глаза руками.       Бини орал и бился, удерживаемый друзьями-байкерами.       Сокджин, чуть прищурившись, смотрел до самого конца — запоминал этот момент.       Зрители спешно выхватывали телефоны, снимая с разных ракурсов изломанное тело.              А Хосок успел подумать, что звук трибун безусловно другой. Особенно вот эта пронзительная тишина в течение нескольких секунд, последовавшая прямо за смертью Дрэда.              🎵       — Гуки! Меня часа через два выпишут! Так что убери там у меня всё, что ты раскидал, покорми детей и приезжай.              — Убрать не успею. Но обещаю цветы.       — Цветы? — хихикнул Тэ.       — Ну ты ж пианист. Вам всегда на сцену цветы дают.       — Ох, Гуки… Какой ты романтичный! — ласково протянул Тэхён. — Кста-а-ати! Помнишь, ту записку, которую ты мне…       — Нет! — прозвучало резко, но следом мягким просящим голосом: — Забудь, пожалуйста. Я всё сделаю, чтобы… Я что-то придумаю. Хорошо?       — Гуки, конечно, — с придыханием ответил Тэхён, — только вот не ты, а мы. Мы вместе придумаем. О, прости, врач. Пока!       — Пока, — улыбнулся зазвучавшим коротким гудкам Чонгук.       Он помолчал, обдумывая свои передвижения. Сначала предупредить мадам Жаннет, что сегодня привезёт ещё одного человека, который будет жить в соседнем номере — это они уже обсуждали. Потом поехать в цветочный салон и купить букет — вот это тяжело. Гук не умеет выбирать цветы, но наверняка в магазине будет какая-нибудь хорошенькая продавщица, которая поможет. Так и сказать ей: цветы для пианиста. А что? Всё культурно.              Хана и Порги проводили взглядами ещё более просветлённого, чем обычно, Чонгука, который пританцовывая прошёл в душ.       — Опять голый выйдет, — заметила корги.       — Само собой. А ты ещё не привыкла? — удивился сфинкс.       — Мне даже нравится. Он очень похож на тебя — тоже такой гладкий и непушистый.       Кот мурлыкнул и потёрся лбом о бок подружки.       И тут телефон снова зазвонил. Животные подождали, пока перестанет. Но он не успокоился — звал Чонгука.       — Блять-блять-блять… — смешно выбежал тот из душевой, разбрызгивая капли, как пёс. Он взял телефон и чуть не выронил из скользких рук — глянул в экран и ответил:                    — Привет, хён! У меня всё нормально, но я очень спешу. Перезвоню тебе вечером, ага?       — Не-не-не! У меня есть две новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начать?       — Джин, я сейчас совершенно не в юморе. Занят, прости.       — Стой! Поверь, эти новости тебе надо знать. — В голосе друга звучала сложная композиция чувств, не разобрать.       Чонгук выдохнул — всё-таки Сокджин-хёна обижать невниманием не хотелось. Две минуты не сделают погоды.       — Хорошо, — сказал он с улыбкой. — Итак. Плохая?       — Я только что потерял клиента.       — Сочувствую, Джинни, — хотя ни малейшего сочувствия не испытал. — Другие придут. А хорошая?       — Хорошая — это имя клиента. Просто имя. — И Сокджин замолчал почему-то.              — Джи-ин? Ты забыл про хорошую новость?       — Нет, конечно, — задумчиво ответил он. — Просто я слишком удовлетворён этой новостью. Имя — Дрэд. Разбился парень по имени Дрэд. Что-то у него с байком случилось прямо на соревнованиях. Не смог затормозить, говорят.              Чон даже дрожать перестал. Дрэд? Разбился на соревнованиях?       — Что? — прошептал он.       — Тормоза отказали. Такое бывает, — вздохнул Джин. — У меня всё.       — Стой! — вскрикнул Чонгук. — Ты… Это ты сделал?       — Не-ет, ну как можно, Гуки.       — Ты палишься! — уверенно заявил Гук. — У тебя ж как у акулы плавник торчит!       — Ну, допустим. Только этот плавник видишь один ты, понял?       — Понимаю. Спасибо, хён! — Радоваться смерти — это странное чувство, но именно его сейчас испытал Чон.       — Тебе спасибо. Я всё же очень любил Ёрим… Так что возвращайся, Гуки, на работу — никто тебя не потревожит теперь.       Чонгук улыбнулся, благодарный старшему товарищу.       — Да, обязательно. Я теперь много куда могу вернуться, — сразу подумал он о доме и о том, что у мадам Жаннет они с Тэхёном лишь сегодня переночуют. — Всё! Я побежал! — вспомнил он и ускакал обратно в душ.       🎵       Букет не мог сравниться в красоте с Тэхёном — это ясно видел Чонгук. Но Тэ так радовался, зарывшись лицом в цветы, так хвалил, так смотрел…       — Ой! Тэхён-и, подожди. Чуть не забыл! Я прям быстренько позвоню. — Набрал номер и после нескольких гудков культурным голосом сказал: — Добрый день, Руфус! Ещё никто на мой домик не засматривался? Ха-ха, ну почему же! Он очень даже приятный, разве что немного… узковат. Но мне, как оказалось, именно он и нужен. Я возвращаюсь, хорошо? Да, так вернее всего — именно как вы говорите: «обстоятельства изменились». Конечно, за водосточной трубой. Тогда я просто заеду к вам в офис — завтра, например — и мы всё подпишем ещё раз, хорошо? — Несколько раз покивал он и подмигнул улыбающемуся Тэхёну. — Спасибо огромное!       — Так странно слушать, — мечтательно сказал Тэ, обнимаясь с букетом, — когда ты разговариваешь культурно.       — Хуйли! Ты думал, я не умею?       — Фу, грубиян! — засмеялся деликатный пианист.       — Грубияны дарят букеты? Нет. Значит?       — Как ты мне нравишься… — ласково прищурился Тэхён.       — Мы во дворе больницы, помнишь? — подстраховался Чонгук.       — Помню. И знаешь… Я всё вспоминаю того… Человека. Как можно быть настолько злым? Но неизвестно, что злее: когда всем показывают твою некрасивую фотографию или когда бьют твоего… Ну, твоего соседа или его собаку. Что страшнее, Гуки?       — Фотография конечно, какие вопросы…       — Я не хочу о нём вспоминать, прости! Но оно само. Ведь он снова… может?       — Не может. Совсем не может. Никогда, — твёрдо ответил Гук. — Потом всё расскажу, поехали уже. Там Хана с Порги с ума без тебя сходят. Давай я умещу букет. Специально небольшой брал, — похвастался он своей прозорливостью. — Ой, это же тебе! — вытащил из багажника и подал Тэхёну свою толстовку, на её место аккуратно уложив цветы.       — Ох, какой ты, — широко улыбнулся пианист, залезая в мягкую ткань. Пока Чон поправлял на плечах Тэхёна капюшон, тот расстегнул ему джинсовую куртку, оставив лишь верхнюю и нижнюю пуговицы при деле.       — Зачем это? — сразу взволнованнее задышал байкер.       — Оставь так, пожалуйста, — просьба прозвучала очень сексуально.       — Тэ-э, — простонал Чон.       — Давай-давай, садись.       Парни надели шлемы и устроились на ямахе. Тэ, усевшись позади Чонгука, забрался под куртку и обнял его горячими ладонями за живот.       Тэхён второй раз в жизни ехал на мотоцикле, поэтому глазел во все стороны, наслаждаясь ощущением свободы, настоящего движения, хулиганским ветром, дёргающим за одежду… Именно поэтому он не сразу обнаружил, что они направляются на выезд из города. Тэ заволновался и на скорости проорал Чонгуку, что надо бы ехать домой, а не на прогулку. Чон съехал с трассы и немного углубился в лесополосу. Остановил байк за деревьями и, упёршись ягодицами в бёдра Тэхёна, заставил того сдвинуться и дать байкеру вылезти из седла. Тэ перекинул одну ногу и остался сидеть на ямахе.       — Значит так, Ким Тэхён, — сказал Гук, сняв шлемы с себя и своего пассажира, — считай это похищением. Поэтому ты поедешь туда, куда я тебя отвезу. И будешь делать то, что я тебе скажу. И скорее всего, ты никуда не денешься. Мы почти за городом. Денег у тебя нет, я хозяин положения. — С каждой фразой он с трудом умудрялся не рассмеяться, видя наивно вытягивающееся лицо Тэхёна.       — Как… А как же Хана?       — Хана тоже похищена. С нею Бес. Ну, блин, то есть Порги. Ну ты понял, — наконец, не удержался он и улыбнулся. — Просто на трассе я бы не смог тебя целовать. А теперь всё.       — Ну ты и… Злодей! Я же успел испугаться! — неловко замахнулся Тэ и был мягко схвачен за запястья.       — Тихо, тихо, не груби похитителю, детка. — Гук плавно завел руки Тэхёна ему же за спину, бедром раздвигая длинные ноги. — Особенно если злодей очень хочет тебя.       — Прямо тут? — пискнул Тэ.       — Для начала — целоваться, — объявил Чонгук и, не выпуская тонких кистей, приблизился к лицу Тэхёна. Прикрыл глаза, почти касаясь его губ, и прошептал: — Я только не спросил — а ты хочешь?       — А разве похитители спрашивают? — тоже шёпотом отозвался Тэ, совершенно теряя волю в руках Чонгука.       — А, ну да, — улыбнулся тот и тут же почувствовал на своих губах мягкое тёплое прикосновение.       Тэхён процеловал сначала всю нижнюю губу Чонгука, у которого от нежности в голове воцарился космический вакуум без единой мысли — только ощущения, вынесшие его за пределы земного притяжения. Тэ отстранился на несколько мгновений и умилился ожидающему продолжения, доверчиво закрывшему глаза Гуку, щёки которого расцвели каким-то девичьим румянцем.       — Эй, — шепнул Тэхён, — ты чего?       И Чонгук тут же вернулся в тело — выпустил руки Тэ, резко схватил его за ягодицы и потянул на себя. Он впился в его губы настоящим жадным поцелуем — глубоко, влажно — сопровождая низкими стонами сильные бьющие движения своего языка и сминая в ладонях чудесную задницу. Тэхён удивительно высоко всхлипывал и подавался навстречу бёдрами, вонзив пальцы в кожу сиденья, чтобы не свалиться в траву…       — Чонгуки… А мы домой-то поедем? — уточнил Тэ, когда они, наконец, частично оторвались друг от друга. Гук невесомо гладил лицо Тэхёна, тот, дорастегнув джинсовку, с наслаждением играл фугу на каменном прессе под футболкой.       — Не-а, — серьёзно ответил Чон. — Я тебя познакомлю с прекрасной женщиной — мадам Жаннет.       — Зачем?       — Чтобы было где переночевать. Как можно спать у человека в доме, не познакомившись с ним?       — А почему мы не можем поехать просто домой? — заволновался Тэхён.       — Потому что нам нужно забрать тузиков.       — А они где?       — У мадам Жаннет.       — А почему она мадам? Это le bordel? — спросил Тэ с французским «r».       — Не, ну ты чего. Какой из меня проститут? — развёл руки Чонгук, продемонстрировав рельефную грудь.       — М-м-м-м… Я бы разорился в этом борделе, заказывал бы только тебя.       — Вот пустая трата денег, Тэхёни! Что за аристократические замашки, а?       — Ты меня запутал, Чонгуки, — засмеялся тот. — Давай уже куда-нибудь доедем, а?             — Да, а то как-то холодает, — застегнул куртку Гук и снова надел шлем.        🎵       Удивительно, как за три дня неистово соскучились друг по другу Хана и Тэхён.       Порги, мадам Жаннет и Чонгук уже минут пять наблюдали, как сидящий на коленях Тэ ласкал и обнимал извивающуюся от счастья корги, по третьему разу вылизывавшую его лицо и шею, подпрыгивающую на задних лапах, положив передние на плечи хозяину.       — Вот это да, — высказалась мадам.       — Вот-вот, — заметил Порги.       — Ну, это ж его собака. Они всегда, наверное, так.       — Чудесно! — восхитилась женщина. — Я открою комнату для них. И жду вас на чай! Всё будет готово через, — посмотрела она на изящные часики, — двенадцать минут.       — Да-да, мадам Жаннет! Мы сейчас.       — Сейчас-через час, — недовольно буркнул кот. — Вот ты со мной так никогда не облизывался. Грубый ты, нечувствительный.       — Порги, вот смотри, как они любят друг друга, а?       — Так и я тебе про что…       И двое суровых парней ещё некоторое время наблюдали за дорогими существами, которые были так рады встрече.       *       … — Чудесный чай, мадам Жаннет, огромное спасибо! А моти вообще выше всяких похвал! — культурно постарался завершить застольную беседу Тэхён.       — А за моти вы можете Чонгука поблагодарить — он находит свежайшие, балует меня, — улыбнулась женщина. — Я немного растеряна, Тэхён. Могу вас спросить? — и после кивка продолжила: — Всё никак не могу определить, для чего вам природа дала такие бесконечные пальцы. Вы лесоруб? — кокетливо поджала она губы.       Чонгук прыснул.       — Я? — боясь неправильно понять, показал на себя Тэхён. — Я пианист.       — Да вы что? — с таким неподдельным энтузиазмом воскликнула дама, что оба парня уставились на неё вопросительно. — А ведь у меня на втором этаже стоит рояль!       — О-о-о, — выдохнул Тэ. — Вот это я соскучился по клавишам! Можно?       — Да-да-да! Нужно! Непременно нужно! — И женщина, позвякивая ключами в кармане кардигана, повела всех из небольшой гостиной к лестнице на второй этаж. — Мой сын играл на фортепиано, я тоже немного балуюсь — но так, только для себя. А тут настоящий пианист! — предвкушала она. — Вы концертируете?       — К сожалению, нет, — немного смущённо ответил Тэхён.       — И совершенно зря! С вашей внешностью вы бы собирали полные залы!       Чонгук покачал головой на это, пряча улыбку. Он был полностью согласен с мадам Жаннет — сам Гук сидел бы в первом ряду на каждом концерте. И разорялся бы не на борделях, а на концертах и лучших букетах.       Расстались глубоко позже десяти, когда уже старшей женщине было пора спать. Но она всё просила сыграть то одно, то другое — оказалось, что она знала какое-то безумное количество музыки, а Тэхён помнил или легко подбирал названные произведения. Словом, концерт получился прекрасный!       — Тэхён, голубчик, — прочувствованно сказала мадам Жаннет, удерживая в мягких ладонях его артистичные пальцы, — я прошу тебя об одолжении.       — Всё что угодно! — заверил тот.              — Будь моим гостем, пожалуйста! Я хочу отблагодарить тебя за это… Это неземное удовольствие! — она артистично закатила глаза.       — Как? Но мадам!       — Я прошу! — воскликнула та.       — Ах, — опустил глаза пианист, — я так польщён… И не смею вам отказать. Спасибо огромное! — изящно наклонившись, поцеловал маленькую ладонь в своей руке.       Парни спустились на первый этаж к своим комнатам.       — Знаешь, — задумчиво сказал Гук. — Я просто о-ху-е-вал, как красиво вы разговаривали. Как люди с другой кровью.       — У меня точно такая кровь, — улыбнулся Тэ, вплетая свои пальцы в крепкую ладонь Чонгука. — А вот силы у тебя больше. — Он нежно поцеловал силача в щёку. — Я так устал… Если я засну в коридоре, донесёшь меня до кроватки?       — Легко, — без сомнения ответил тот.       — А вот я бы тебя даже не поднял, наверное…       — Сейчас точно не пробуй, — заботливо погладил Тэхёна по выздоравливающему боку. — Спокойной ночи.       — Спокойной ночи.       — Что? Расходимся? — не поверила Хана. — Чего они?       — Не знаю, — кот, насмотревшись на то, как ласково облизывали друг друга хозяева, тоже не понял. — Люди, Ханочка, они другие. Пойдём в туалет сбегаем?       — Аха!       🎵       — Подожди, подожди немного… — едва может выговорить Тэхён, сидя на Чонгуковых бёдрах. По его позвоночнику каплями сползает пот — такой жаркий август. И такой горячий байкер!              — Жду. Видишь, я спокойно лежу.       Но это ложь. Чонгук не лежит спокойно: он хитрым образом напрягает ягодицы и всё равно двигается внутри желанного тела. Ах, чувствительный пианист! Гук ведь обещал не сжимать Тэ — он выполняет обещание, но у него и у его члена свои планы. Как можно выдержать и не ласкать пальцами раздвинутые ноги Тэхёна? Невозможно. Вот поэтому чуть шершавые подушечки подбираются к подрагивающему в ожидании органу Тэ. Гук касается его у самого основания сначала легко — но пальцам хочется сомкнуться, сжать, двигаться по бархатистой упругой длине. Вот они этим и занимаются.       — Это спокойно? — спрашивает Тэхён и тоже врёт — его поблёскивающий торс выгибается навстречу второй руке Чонгука. Ладонь поднимается от лобка, словно гладкая тяжёлая рыба плывёт по прессу и направляется к груди. Ах, эти соски, которые подпухли от ласк — Чонгук очень долго целовал и покусывал их, с упоением слушая стоны Тэхёна, пока тот не взмолился:       — Гуки! Ну сними же с меня наконец джинсы, а?!       Вот Чонгук и снял. И бельё снял. И сам разделся. И очень-очень аккуратно ласкал ягодицы и между ними. Он как доктор категорически запретил Тэхёну становиться в его излюбленную коленно-локтевую, чтобы не перенапрягать рёбра. Зато всё остальное было позволено: и на руки к Чонгуку проситься, и прыгать на нём, и лицом к нему, и спиной к нему… А теперь вот «подожди немного»?       — Я достаточно подождал. Продолжаем, сладкий мой, — объявляет свою волю Чонгук.       — Да-а… — согласно выдыхает Тэ и наклоняется к потрясающему мужчине, отдавая свой рот во власть его языка.              Чон помогает Тэхёну двигаться, чуть приподнимая и опуская его на своём стволе, придерживая за ягодицы и наслаждаясь их идеальной формой. Его ладони словно созданы, чтобы сжимать упругие округлости.       — Гуки… Ты фантазёр… Ты такой феерический… фантазёр…       — Да… Да, милый, — полностью согласен Гук и начинает двигаться быстрее, бить сильнее и приподнимать бёдра Тэхёна выше.       Тэ снова выгибает от подступающего сгустка удовольствия — он вцепляется в грудь Гука, жёстко задевая ногтями соски.              — А-а-ах! Тэ-э-э!       Чонгук вонзает пальцы в шёлковую кожу и в несколько сильных ударов доводит себя до разрядки. Но продолжает бить вверх, ещё глубже погружаясь. Тэхён сам скручивает свои соски, поскуливая от предвкушения. Чонгук затуманившимся взглядом смотрит в лицо с приоткрытыми губами и ласкает член Тэ.       — Тэ! Ты! Лучший… Самый! — ритмично и звонко шлёпая бёдрами после каждого эпитета. — Чудо… Мой летний… сон…       — Р-р-р-ра-а-а-а! — рычит самый лучший и чудесный, почти теряя сознание от силы взрывающего оргазма и ослепляющих чувств…       Разные люди любят в постели разные слова, но Тэхён понял именно с Чонгуком, что его очень возбуждают поэтичные, нежные слова — как будто и не увязывающиеся с грубым образом байкера. Он чувствует, что в этих словах Гук открывается с такой стороны, с какой, наверное, и сам себя не знал. Но теперь он учится нежности, деликатности, не стесняясь дарит свою уязвимую душу нежному, деликатному Тэ.       — Чонгуки…       Тэхён дико наслаждается смешением ароматов, жидкостей, расслабленных изгибов их тел, которые провели несколько часов во взаимных ласках, измождая, насыщаясь и любя.       Но пока ни один из них не сказал друг другу заветных слов. Хотя оба не сомневаются, что они вплотную приблизились, чтобы признаться самим себе — а потом уже озвучить.       А Чонгук теперь совершенно уверился, что невообразимо красивый Тэхён — это его мужчина. Это его новое счастье. Подарок. И совершенно точно уверен, что и он молодец. Ведь если такой Тэхён в такого Чонгука сразу и наповал — как рассказал он сам — то какие уж тут сомнения?              И несмотря на свою утончённость, Тэхён подозрительно вынослив. Это для Чонгука удивительно и завораживающе. Сейчас Тэ нежно, влажно целует лицо и шею Гука, вплетая пальцы во влажные чёрные волосы, разметавшиеся по подушке.       — Тэ-э? — не верит в происходящее Гук. — Ты чего делаешь, а?       — Догадайся, — шепчет тот и покусывающими поцелуями спускается к ключицам своего байкера.       *       — Порги, ну сколько можно уже гулять? Давай уже пойдём домой.       — Не, ещё немного, не надо им мешать, — уверен кот.              Хана посмотрела на их с Тэхёном дом, на окно с покачивающимися занавесками — и зевнула не стесняясь.       — Пошли, может, к нам? Я тоже устал.       — Не, нельзя! — тут же встрепенулась корги. — А то они нас искать станут, будут плакать.       — Хе-хе, вот плакать они вряд ли станут, а психовать — да. Хорошо. А ты сможешь мне свитер надеть? А то я замёрзну. Я быстренько сгоняю, а?       — Наверное, нет. Это сложно. Это люди умеют. Я как-то на пианино попробовала играть — лапами по клавишам топала, даже пела. Так мой Тэхён расплакался. Так плохо, думаю? А потом вижу, что он смеётся — разогнуться даже не может! Вот я иногда играю, чтобы его повеселить. А так, как он, я конечно, не научусь. Так же и свитер, думаю. Но ты, если что, тоже можешь так нос ко мне в шею спрятать, как твой Чонгук моему хозяину.       Порги знает, что это очень приятно — прятать нос в шею Хане. И хозяин на самом деле тоже очень любит в шею Ханиному хозяину нос прятать. Знает толк человек!        — Вроде не шумят, да? — настрожил уши Порги. — Давай домой.       Они тихо забежали через маленькую дверцу и прислушались у спальни.       — Они едят, что ли? — удивилась Хана. — Почему там чавкают?       — Ну… Можно сказать, что едят, — уклончиво ответил сфинкс.       *       Тэхён расслабился, наконец, улёгшись на влажные простыни. Гук рискнул и лёг поперёк его живота — всё-таки отлично, что у Тэ такая широкая кровать.       — И так не больно? — пробует Чон.       — Ни капли.       — А вот так? — чуть покатал голову.       — Так очень-очень приятно. Люблю твои волосы, — убеждает Тэ. Он чуть прижимает Чонгука к себе, показывая, что ему комфортно, и нежно гладит его спину, плечи, аккуратно касается шрама. И тут спохватывается:       — Я не понял… А где моя собака всё это время? Она всегда просится ко мне в кровать. Я даже подрочить не мог в постели — она сразу возилась и лезла помогать. А тут — сколько мы с тобой? — вот всё время ни звука.       — Не знаю где. Молодец, что не мешает. У тебя, кстати, Хана — первая собака?       — Почему?       — Ну, ты ж почему-то назвал её «первая».       — О нет. Её мне подарили в день рождения Иоханна Себастьяна Баха. Понятно, что я её назвал Иоханна. Потому, собственно, Ханна. И Хана.       Чонгук кивнул: конечно понятно, как иначе назвать собаку? Не Себастьяна же.       — То есть просто Бах — это мало? — уточнил он.       — Собака Бах? — тихо засмеялся Тэхён. — Ну не-е-ет, это не имя для девочки. А всё-таки: где эта Иоханна Себастьяна?       — Это мой кот её научил. Вот прямо слышу, как он ей говорит: «Хана, мы сейчас тихо тут погуляем, чтобы не мешать хозяевам». А Хана ему: «А почему? Пойдём все вместе спать! Они же в спальню пошли». Мой кот так бровями на лбу двигает и говорит: «Не, мы там будем лишние. Пойдём я тебе на улице расскажу. Вот блин! Свитер надо научиться надевать». А твоя Хана — «Не боись, я тебя согрею — вон какой у меня мех!»       Тэ подхватил:       — Точно-точно! Порги такой выглядывает на улицу и спрашивает Хану: «Поможешь мне свитер надеть? А то, блин, не май месяц на дворе».       Под хихиканье хозяев — по ту сторону двери — оба четвероногих в удивлении воззрились друг на друга.       — Я не понял, — первым озвучил Порги. — Они нас понимают? Они слышат?! А я столько всего лишнего говорю…       — А я всегда знала, что они умные! — убеждённо ответила Хана.       — Так я ж не говорю, что глупые… Я надеялся только, что они по-нашему не понимают.       — А давай проверим! — тут же возбудилась собака.       — Как? Опять убежим и послушаем, как мой Чонгук орёт?       — Не! Зайдём и скажем что-то такое, что нельзя сразу догадаться. Ну типа не «Пойдём гулять или я хочу пить, а в миске нет воды», а что-то не сразу понятное.       — Хм-м-м, — кот наморщил лоб в задумчивости. — Давай ты попросишь спеть песню?       — Прямо сейчас?       — Ну ты ж хочешь, чтобы не догадался.       — А давай! — решилась Хана.       Она поскреблась в дверь.       — О, вот она, моя красавица, — раздался голос Тэхёна. — Хана, можно!       Они зашли вдвоём, остановившись на пороге. Корги улыбнулась и сказала:       — Слушай, дорогой, — чуть смущённо начала она, подойдя ближе к кровати. — Спой мне, пожалуйста, песню. Ну вот ту, которую мы с тобой учили, помнишь?       — Всё! — одёрнул её Порги. — Без подробностей. Иди сюда! Ты что, не чуешь, что у них тут кругом гон? Думаю, ничего не получится.       Хана потопталась и села рядом с котом.       Тэ, улыбаясь, посмотрел на эту парочку и с мурлыканьем потянулся. И на выдохе запел «When I fall in love».       Чонгук сел по-турецки, прикрывшись, и прямо-таки светился, слушая чудесный низкий голос.       — Ну и как это понимать? — посмотрел Порги на подругу. — Почему твой не то поёт, что ты попросила?       — Можно сказать, что наполовину правильно. Запел ведь?       — Ладно. Будем считать, что хозяева и-но-гда нас понимают. Идём отсюда.       — Так мой же меня пустил!       — Идём, говорю, — более опытный сфинкс стал оттеснять Хану к выходу. — Дай твоему хозяину моего ласкать. Посмотри на их морды!       — Да, морды у них — как у меня после куриного хрящика. Я, интересно, такая же красивая, как они сейчас?       — Ты всегда красивая, Хана, — ответил кот и поперхнулся.       — Что-о-о?.. — заморгала корги. — Повтори.       — Ой, а то ты не догадывалась…       — О чём? — прищурилась собака.       — Сама знаешь, — Порги начал отходить в темноту гостиной.       — Ну-ка иди сюда и скажи мне прямо в глаза! — загнала она его к педалям под фортепиано.       — Хана, не дави на меня! Я и так во многом уже признался!       — Ты меня… любишь? — очень близко подошла собака, почти упираясь в него мордой.       — Ну… Ну как бы… Да! — решился Порги.       Хана, не найдя слов, стала энергично его облизывть, прыгая и повизгивая от счастья.       — Смотри осторожно! — предупреждал кот, уворачиваясь. — Головой не стукнись, аккуратнее!       *       — Что у них там? — прислушался Тэхён. — Что за визг и мяв?       — Не знаю, — зевнул ему в живот Чонгук. — Меня отрубает, Тэтэ… Я сейчас засну и просплю сколько смогу. Не буди меня, пока не кончится лето. Хорошо?       Нежный байкер совсем недолго повозился ближе к окну и вскоре уже дышал ровно и расслабленно.       Тэ посмотрел на часы: 31 августа, 5.41 утра.       Ну, недолго спать осталось. Лето скоро закончится.       Он лёг под бок уже заснувшего Гука, поцеловал его в ключицу и прошептал:       — Осень — это тоже очень красиво. Спи… мой любимый.

🎵🎵

Примечание💜 Песня Чета Бейкера, которую мурлыкает Тэхён, удивляя Хану и Порги. Когда я влюблюсь, это будет навсегда, Или я никогда не влюблюсь. В таком беспокойном мире, как этот, Любовь заканчивается, не успев начаться, И стольким поцелуям под луной Суждено остыть на солнцепеке... Когда я отдам своё сердце, это будет полностью, Или я никогда не отдам своё сердце. В тот момент, когда я почувствую, что ты тоже это чувствуешь, Вот когда я влюблюсь в тебя. Мне кажется, в этой истории именно так воспринимает свою любовь к Тэхёну нежный байкер Чонгук💜