Звезда тёмного неба

      851 год.             Прошел всего месяц после путешествия Разведки за стены, солдаты продолжали обсуждать увиденное море и пытались выведать, что будет дальше и каков их план действий. Лазарет за этот год почти опустел. Только изредка в него заходили солдаты с температурой или отравлением, иногда побитые после драки, а иногда просто чтобы помочь врачам. В этот раз гость лазарета был далеко не солдатом, не прачкой и даже не офицером. Молодая выпускница из стены Сина заглянула внутрь и побрела на поиски хоть кого-нибудь, кто мог бы ей помочь. Тихий коридор наполнился звуком шагов и шуршанием бумаги. Девушка обошла лазарет до самого конца, подниматься на второй этаж не решилась, начала проверять кабинеты с конца. Седьмой, шестой… В пятом заметила силуэт. Врач стояла около окна, расставляя какие-то баночки в коробку и тихо напевая что-то под нос. Поверх голубого платья был повязан медицинский фартучек, из-за отсутствия больных перчаток на руках не было.       — Прошу прощения… — прокашлялась незваная гостья и сделала шаг вперед. Рыжая девушка тут же отозвалась, явно не ожидав гостей сегодня:       — Ох! И напугали же…- вздрогнула она, но потом заулыбалась в знак приветствия и повернулась к незнакомке, продолжив, — А вы… Новобранец?       — Нет-нет, никогда бы… Я журналист, беру информацию для газет, только недавно стала выпускницей, послали к вам в лазарет в качестве первого раза, — скромно начала светловолосая гостья и от стеснения вцепилась руками в записную книжку.       — Так что же, хочешь узнать про работу врача здесь? — загадочно произнесла Эрсель и шустро уселась за стол. Чистенький, еще влажный от недавней уборки. Солдаты то почти и не ходят, а пыль скапливается со временем, хоть весь день лазарет отмывай до блеска, делать больше нечего. Гостья положительно кивнула в ответ и села напротив, достала из сумки карандаш и продолжила:       — Желательно в мельчайших подробностях. Я Гретхен, рада знакомству, — в знак приветствия кивнула, а глаза радостной Эрсель загорелись, точно две звездочки. До этого было невыносимо скучно.       — Эрсель Рихтер, старший врач Разведки, — усмехнулась она и облокотилась на руку.       — Расскажете про смены и прочие мелочи? — начала некий допрос блондинка и мысленно приготовилась подмечать в рассказе самое важное, напряглась.       — Болтать я могу долго, так что остановите меня в случае чего. Начнем… Врачей у нас не так уж и много. Работа, говорят неблагодарная. По крайней мере, в Разведке. У них самих, к сожалению, еле как хватает средств на питание и оружие, а у нас зарплата крохотная. Но лично я не жалуюсь. Комнату выдают, кормят неплохо. Всего нас шесть: я, главный врач и еще четверо врачей. Недавно как раз пришла новенькая в коллектив. Главный врач на сменах редко, в основном работаем мы. С восьми утра и до семи вечера, два через два. Но в случае чего солдаты могут попросить ключи от лазарета, — неспеша начала длинный рассказ Эрсель, вспоминая все то, что можно рассказать.       — Сколько вы здесь работаете? Что расскажите касаемо коллектива?       — Около трех лет, но очень серьезно отношусь к работе. С коллективом все в полном порядке, дружим, время от времени собираемся в лазарете, подменяем друг друга, смены не всегда удобно выпадают. За это время стали более дружными, да и в такое время совсем не до мелких конфликтов… С начальством отношения тоже неплохие, но главный врач очень строгая, иногда даже суровая женщина. И работает тут не первый десяток лет, характер закален. С ветеринарами общаемся время от времени, работа ведь в чем-то схожа. Прачки… Не ладится у нас с ними… — неуверенно закончила она, а гостья записала пару предложений в блокнот. Писала быстро, уже привыкшая к тому, что медлить нельзя.       — Закупка лекарств? — спросила она и подняла взгляд на собеседницу.       — Начальство выделяет деньги и сами закупаем, остатки отдаются солдатам. Чаще всего покупаем в столице, а на поездку туда нужно убить немало времени, зато лекарства просто прекрасные! Вот только в лазарет приходится тащить целую кучу склянок после этого. Тяжеловато… Неравнодушные солдаты помогают с этим.       — А касаемо вылазок? Сейчас все спокойно, но ведь ранее солдатам нужна была срочная помощь, а вы находились далеко.       — На легкие и недалекие от корпуса некоторых врачей брали, но это крайне редко. Нужно же учиться ездить на лошадях и прочее, а времени нет, чтобы нас обучать. В основном бедняги терпят до прибытия в штаб, или им помогают подручными материалами. К примеру, шину для перелома можно сделать из какой-нибудь доски или палки. Они терпеливые у нас, готовы и подождать…       — Расскажите побольше про отношение солдат к вам, к коллегам, — продолжила записывать некоторые слова Гретхен, а врач слегка покраснела от мысленной шутки про это. С одним солдатиком отношения крайне интересные. Отвлеклась на пару секунд, как бы обдумывая ответ, и продолжила:       — Большая часть уважает, благодарят, мы же им раны обрабатываем, выхаживаем… Но есть и хамы. Некоторые новобранцы иногда мешают обрабатывать им раны из-за сильной боли, но это нормально, и лично я не злюсь. А некоторые солдаты могут и обозвать за то, что зеленка слишком больно щиплет, были случаи, когда особо агрессивные и ударяли, только потом от моей коллеги получали нехилые подзатыльники. И извращенцы есть, есть и мальчишки в пубертате. Выхаживаешь их целыми днями, носишь обеды в палаты на второй этаж, а им только секс и подавай. Отказываем, конечно. Воротит от такого. У таких ребят нет ни совести, ни уважения. Даже не думают, что еду приносим им мы, а у нас жидких лекарств с побочками достаточно… — ехидно улыбнулась рыжая, пусть шутка и была не кстати. Гостья вопросительно нахмурилась.       — Я всего лишь пошутила. У нас люди работают добрые, никогда бы такого не сделали. А от таких извращенцев и грубиянов защищают или коллеги, или более совестные солдаты. Они нам и тяжело раненых помогают таскать. Я то совсем слабая, а вот моя коллега без труда может двух не особо крупных за раз утащить. Сильная очень… — вспомнила про подругу. Уже вошла во вкус, с интересом делилась различными историями.       — А романтика? За стеной Роза, на моей родине, какое-то время ходил слух про то, что ваш… Бывший главнокомандующий, Эрвин Смит, был в отношениях с кухаркой, — заинтересовалась Гретхен, на что собеседница звонко рассмеялась.       — Ха-ха, вот это слух! Эрвин определенно уважал и был благодарен как нам, так и кухаркам, но точно не был ни с кем из них в отношениях. Кажется, я поняла, из-за какого случая пошел этот слух. Он всего лишь помог больной кухарке дойти до лазарета, а та как ухватилась за руку, приобняла его, — ностальгировала Эрсель о такой смешной, даже глупой ситуации. Гостья тоже кратко усмехнулась и подметила это в своем блокноте.       — Не думала, что все настолько просто… Так-так, мы остановились на романтических отношениях, — на пару секунд карие глазки врача забегали по углам от незнания того, что ответить. Следующий монолог звучал более неуверенно:       — Слышала, некоторые врачи, которые уволились, были в отношениях с солдатами. В целом… Здесь многим романтики не хватает. Знаю только по слухам, но бывает, у нас находят «товарища на ночь», чтобы снять стресс. Война, сражения… Все это ведь тяжело. В обычной жизни мне бы наверняка было не очень приятно общаться с людьми, которые меняют партнеров как перчатки, но к солдатам отношусь более лояльно. Их можно понять. Иногда замечаю парочки солдат, или кого-нибудь с прачкой или кухаркой за углом корпуса, но это не новость. Вот только мало кто решается начинать что-то серьезное… Исход может быть не лучший. Был случай, когда один врач, еще задолго до моего приезда сюда, влюбилась в солдата. Он умер, а вот она через время сошла с ума и повесилась, — с тяжестью в голосе поделилась Эрсель и потупила взгляд в пол. Стало не по себе от тех воспоминаний…       — Может, у вас еще есть, что рассказать? — постукивала карандашом о стол Гретхен.       — Есть еще пара слов про вылазки. Иногда на них задерживаются, нам приходится не спать по ночам, дожидаясь отряды. Сонные, усталые, некоторые после смены. Обрабатываем раны, сначала особо тяжелые, потом более здоровых солдат. А некоторые плачут даже, боли невыносимые. Иногда могут без ноги, без руки прибыть… Смотрю и думаю, какую же боль они ощущают. Плавно переходя к ранениям, скажу об особенно тяжелых, смертельных… — прежде чем продолжить, Эрсель тяжело вздохнула в попытках набраться силы. По своей воле перешла к самой пугающей теме. Послышался дрожащий голос:       — Притаскивают некоторых, еще дышат, а у самих органы в смятку. Смотрю и понимаю, что тут самый опытный и умный врач ничего бы не придумал, я уж и подавно. Понимаю, что это конец. А сказать об этом не могу. Никто не решается. Принимаю, успокаиваю, начинаю обрабатывать и зашивать, а у самой голова кружится от предсмертных хрипов и стонов. Они еле шевелятся, некоторые надеются на спасение и выздоровление, а я с побледневшим лицом пытаюсь хоть что-то сделать и со страхом ожидаю. Те, у кого еще есть силы или особо упорные, сквозь боль шепчут разное, это трогает больше всего. На моих руках умирает человек, шепчет о своей любви к родным, близким, товарищам. Шепчет о том, что хотел как лучше, хотел помочь и не хочет умирать. А я ничего не могу поделать. И сказать ничего не могу. Какой большой опыт бы не был, но у нас всех в такие моменты пропадает дар речи. После такого и самой, бывает, умереть охота…       Гретхен напряглась. Была не готова к такому рассказу, который так затронул душу. За время практики слышала много ужасов, но слова о солдатах вызвали табун мурашек по коже, легкую тошноту. Глядя на лицо врача, стала беспокоиться сама, но все же неуверенно спросила:       — А первая смерть у вас… Как это было?       — Ох… Было страшно, тяжело. Я плохо спала еще несколько дней после этого. Была новенькая, толком поделиться эмоциями не с кем было. Точно помню, это был понедельник. Экспедиция прошла просто ужасно, умерли совсем молодые, новобранцы. Неделю назад вступили в разведку. Притащили мне одного, а у него под сердцем рана, титан отгрыз и кожу, и мясо. Притащила его подруга и через силу прошептала мне, мол, уже не спасти. А я еле как держала парнишку, смотрела на него и не знала, что делать. В миг все рассказы главного врача о таких ситуациях вылетели из головы. Мне твердили коллеги, а я пыталась. Пыталась хоть что-нибудь сделать, успокаивала его, обещала, что спасу. Вся тряслась, перед глазами все кружилось, когда смотрела на вытекающую кровь, мясо… Ночью словила панику. Плакала, очень долго, не знала как это принять и что теперь делать. Тошнило. До сих пор иногда вспоминаю, как он из последних сил шептал что-то о свободном мире, семье… — тон стал серьезнее, совершенно не как в начале разговора. Эрсель поднялась из-за стола и подошла к подоконнику, чтобы отвлечь себя хоть чем-то. Быстро закончила с баночками и поставила коробку на полку, пока Гретхен молча глядела с сожалением во взгляде. Рыжая обернулась, посмотрела в ее глаза орехового цвета, и более спокойно спросила, придя в себя:       — Простите, увлеклась… Вас интересует еще что-то?       — А что… Побуждает пойти сюда? Видеть страдания и смерти других?       Эрсель замялась. С каждым вопросом становилось говорить все тяжелее и тяжелее, тревога охватывала от неприятных воспоминаний. Но ведь знала, на что идет. Должна была ожидать такие вопросы. Набралась смелости, готовясь к ответу, мысленно пыталась успокоить себя.       — Сюда в основном идут не за деньгами, а чтобы помогать, то есть отзывчивые и добрые. Мы же знаем, сколько солдат умирает из-за того, что им не успевают оказать медицинскую помощь. Я пришла сюда, чтобы помогать нуждающимся, ведь они многое делают для нас, а я хочу быть полезной. Моя подруга, тоже врач, очень сострадательная и отзывчивая, несмотря на характер. Другие врачи тоже хотят помочь. Меня побудило то, что ребята из Орвуда, из моего родного города, уходили в Разведку, а потом не возвращались. Читала в газетах про смерти солдат, про все ужасы войны с титанами, и сердце от этого болело, не могла сидеть на месте и наслаждаться жизнью. Мы ведь должны помогать друг другу, — в конце горько усмехнулась рыжая в попытке хоть как-то разбавить обстановку. В кабинете стало душно, даже жарко, атмосфера была нагнетающей, стало тяжело вдыхать воздух. Пока Гретхен молча записывала, врач вновь подошла к окну, открыла его, но садиться за стол вновь не решилась. Холодный, сильный осенний ветер подул в лицо, расслабил и привел в чувство.       — А что вы… В целом можете сказать о своей работе? Если обобщить? — поднялась из-за стола гостья и последовала за Эрсель.       — Тяжелая, особенно в первые недели. Все смерти ведь остаются в памяти, а от этого грызет чувство вины. Понимаю, что делаю хорошее дело, но иногда очень сложно. Время от времени хочется сбежать на пару дней в какую-нибудь глушь и отдохнуть, обдумать и принять. Еще что-то? Может, вам налить чаю? — перевела тему Эрсель, ощущая, что диалог подходит к концу.       — Славно… Спасибо, что согласись на рассказ, выйдет неплохая статья. От чая не отказалась бы, а то на улице, кажется, собирается дождь. Смогу переждать у вас? — гостья закончила с записями, прокрутила в мыслях последние слова врача, и самой стало неуютно.       — Конечно сможете, все равно к нам редко заходят гости в последнее время. Подождите немного, заварю нам чай и найду чего-нибудь вкусного, — рыжая отвела взгляд от неба, полного туч, и прикрыла окно, чтобы в случае дождя в кабинете не стало сыро. Поспешила выйти, но, стоя в дверном проеме, все же поинтересовалась:       — А вы сможете рассказать мне про свою профессию? Наверняка интересная, — Гретхен еле заметно улыбнулась краешком губ и положительно кивнула. Эрсель ушла в другой кабинет, оставив гостью наедине со своими мыслями. А после длинного рассказа, мыслей, даже не самых приятных, была куча… Через пару минут ее отвлек стук фарфоровых чашек, которые бились друг о друга и об пузатый чайник на подносе. Подскочила с места, помогла новой знакомой донести посуду до стола, чтобы не случилось неудачного происшествия. За окном пошел ливень, а в кабинете, несмотря на хмурую погоду и пугающие рассказы, было тепло и уютно. В силу погодных условий разговоры не прекращались еще пару часов, Эрсель с интересом слушала рассказы об обучении, о практиках и детстве. Неприятный осадок после рассказа со временем и вовсе пропал. Вот только смена подошла к концу, за окном стало темно, дождь закончился. Гостья ушла, огни в окнах лазарета погасли, зато в комнате капитана Аккерман загорелась небольшая лампочка.       — Сегодня был тяжелый день, — облегченно выдохнула Эрсель и прикрыла глаза, лежа на мягкой кровати возлюбленного. После трогающих душу рассказов было просто необходимо провести время с близким человеком. Леви закончил с бумажно работой и, стоя в дверном проеме, устало спросил:       — К тебе в последнее время мало кто заходит, почему же?       — Присядь, все тебе расскажу, — подняла тяжелые от усталости веки и присела на край кровати, похлопав рядом с собой по кровати.