Море волнуется раз

Неполная луна освещает дорогу; в голые ступни неприятно врезается мелких гравий, но Чеен терпит. Новые туфли она оставила дома, там, где им самое место, там где остался ее новоиспеченный муж со своей неприятной улыбкой и сильным запахом изо рта. В горлу поднимается комок отвращения, и чувства с новой силой захлестывают ее. Чеен на секунду останавливается, чтобы перевести дух, и смотрит на себя. На испорченное уличной грязью свадебное платье, которое когда-то было белее выпадающего зимой снега; на свои руки, испачканные нежеланными прикосновениями ее жениха; на выглядывающие из-под платья ноги. Кажется, на ступнях выступила кровь, или это всего лишь игра света шаловливой луны? В любом случае, сейчас это не имеет значения. Сейчас все не имеет значения. Эта мысль неожиданно придает Чеен сил, и она вскидывает голову, обращая лицо к висевшей где-то далеко, в черном небе луне. Она делает шаг, второй, и уже почти что бежит, с новой силой царапая мелкими камешками нежную кожу. На горизонте становится видна безмолвная гладь озера. Чеен чувствует, как ее тянет туда, к пологому берегу озера, к тихому шелесту воды, к высоким камышам, растущим у края воды. Она там была всего лишь раз, в далеком детстве, вместе со своей матушкой. Тогда они сидели прямо на траве около берега и смотрели на солнце, окрашивающее воду в теплые желтые тона, матушка своим тихим голосом рассказывала какую-то сказку про русалку — кажется, про то, как она обменяла свой голос на человеческие ноги, чтобы стать ближе к принцу, в которого влюбилась с первого взгляда. Глупая — думала Чеен тогда. Кто будет жертвовать собой ради человека, встреченного тобой всего лишь раз в жизни, каким бы красивым он не был? А сейчас… сейчас Чеен уже ни о чем не думает. Лишь о том, как хорошо стать морской пеной и растворяться в холодной воде. Озеро совсем близко: Чеен видит странно знакомые очертания камышов около берега, и к горлу подкатывает какое-то неизвестное ранее чувство. Она будто бы наяву слышит неторопливой голос матушки и ощущает ее теплые руки на своих плечах. На пару секунд на глазах выступают слезы, но Чеен поспешно смаргивает их. Галька постепенно сменяется на прохладный песок, и до воды остается всего лишь пару шагов. Чеен останавливается. А была бы ее матушка разочарована, если бы узнала о том, что она сейчас собирается сделать? Наверное, нет. Она ведь когда-то давно сбежала из их семьи, оставив Чеен среди отца и его друзей-любителей выпивки, так почему же она должна разочаровываться? Чеен вздрагивает, когда вода касается пальцев ног, но закрывает глаза и делает еще один шаг. Вода доходит до щиколоток. Второй шаг, третий. Колени дрожат от холода ночной воды. Четвертый, пятый. Пышная юбка платья всплывает. Вода холодит бедра. Еще немного осталось… — Что ты делаешь? — звонкий девичий голос позади заставляет ее остановиться и открыть глаза. Поначалу Чеен думает, что ей показалось, что этот голос — всего лишь иллюзия уставшего мозга, но плеск воды и темный силует на самом краю бокового зрения заставляют ее убедиться в обратном. Чеен поворачивается и видит ее. Ну… в любой другой момент она бы испугалась, но сейчас Чеен чувствует лишь легкое удивление, будто бы незнакомая девушка по плечи в воде — это то, чему следует удивляться так же, как, к примеру, неожиданно красочному закату поздним вечером. Девушка смотрит на нее, наклонив голову, по черным волосам стекают капли воды, а бледную кожу освещает свет луны. Но она не выглядит угрожающе, скорее наоборот: в глубине темных глаз плещется любопытство. — Что ты делаешь? — повторяет девушка: похоже, ей действительно интересно. Чеен вздыхает и переводит взгляд на своим ладони, которые сейчас находились в воде по самые запястья и больше напоминали камень, чем часть человеческого тела. В голове всплывают мысли о том, что Чеен сейчас собиралась сделать, и впервые за весь этот день ей становится страшно от этого. — Кто ты? — в ответ говорит она. Собственный голос кажется ей каким-то странным, слишком высоким, резким и будто бы чужим. — Я Джису, — отвечает девушка и внезапно хихикает. И звук этот настолько не вмещается в окружающую атмосферу, что Чеен чувствует, что ее уголки губ на секунду дергаются вверх. — Это мне не о чем не говорит, — Чеен старается, чтобы ее голос звучал ровно. — Я знаю, — девушка (Джису, ее зовут Джису) деловито приближается, и Чеен ловит себя на мысли о том, что это выглядит странно: она будто бы не идет, с трудом преодолевая сопротивление воды, а ровно, плавно плывет. — Ответь мне, что ты собраешься сделать, и я отвечу на твой вопрос. Чеен вздыхает, наполняя легкие прохладой, замершей в ночном воздухе. — Утопиться хочу, — наконец признается она, внимательно наблюдая за реакцией Джису. Та приподнимает брови. — Отец выдал меня за человека, которого я не люблю, а я… сбежала. И не вижу другого выхода, кроме… этого. Она ведет рукой по глади воды. Слово «смерть» почему-то не может вылететь изо рта, кажется каким-то неправильным и злым, искореженным. Смерть — это про лесных зайцев, тушки которых отец иногда приносил с охоты, про пьяниц, чьи тела валяются на дороге, растоптанные лошадями, про местного врача, умершего от тифа, которым он заразился от очередного своего пациента… а то, что собирается сделать Чеен — это не смерть. Это бегство. (такое же, как бегство матери из ее дома много-много лет назад) — Не надо, — неожиданно мягко говорит Джису и подходит (подплывает?) еще ближе. Ее тонкие пальцы касаются края платья. — Мне кажется, смерть — это не выход. — Я не знаю, что мне делать, — признается Чеен. Голос дрожит. — Я могу тебе помочь, — говорит Джису. — Помнишь, я обещала показать тебе, кто я? Смотри. Джису разворачивается и слегка приподнимается над водой — так, чтобы на пару секунд становится видна небольшая женская грудь с темными ареолами сосков, — а затем как-то странно выгибается, откидывая голову назад. По воде проходит гладкая, блестящая волна. Или… нет, это не волна, это большой рыбий хвост. Чеен смотрит на нее, широко распахнув глаза. На хвосте ровные ряды чешуек переливаются в лунном свете, но потом тут же скрываются под гладью воды; а завершающим движением она приподнимает раздвоенный плавник на кончике хвоста. В лицо летят брыгзи, и Чеен щурится. Осознание того, кем является Джису, ударяет по ней с неожиданной силой. Чеен сама не замечает, как ее губы растягиваются в улыбке, а в душе будто бы взрывается какое-то забытое давно чувство по-детскому наивной радости. Джису улыбается тоже, и совсем легко, почти невесомо касается пальцами ладоней Чеен. — Ты позволишь мне помочь тебе? — спрашивает она почти робко. — Да, — не задумываясь, отвечает Чеен. Почему-то сейчас ей становится так легко, как не было уже давно — с того самого дня, как ее матушка, сидя на траве около озера, читала ей сказку про русалку. А теперь оказалось, что русалки существуют. В любой другой момент Чеен показалось бы это бредом больного человека — но сейчас ей хочется верить. Потому что перед ней находится Джису, бледная и сказочная, освещаемая лишь светом луны. — На другом берегу находится заброшенный дом рыбака, он покинул его пару лет назад, — Джису переходит на поспешный шепот, и ее лицо горит таким воодушевлением, что и Чеен начинает невольно верить, что у нее все будет хорошо, и жизнь из выживания в одном доме с почти ненавистным человеком превратится в прекрасную — такую, какая наступает у главных героев в конце детских сказок. — Можешь поселиться там, — продолжает Джису. Ее лицо озаряется улыбкой. — Я обещаю, что буду тебя навещать. — Спасибо, — поспешно благодарит Чеен и уже было разворачивается, собираясь немедленно побежать к тому дому, но ее запястье внезапно обхватывают холодные пальцы. — Скажи мне свое имя, пожалуйста, — Джису смотрит на нее большими черными глазами — такими, каким отказать просто нельзя. И Чеен отказывать не собирается, и уже раскрывает рот, чтобы сказать привычное «Пак Чеен», но… «Розэ, ты бы хотела здесь жить? — будто по щелчку пальцев раздается в голове голос матери. Ее теплый, звонкий смех. — Я бы хотела. Поселиться где-нибудь на берегу и каждый день смотреть на закат.» — Розэ. Меня зовут Розэ.

***

Так она прожила около двух недель. Каждый день она гуляла вдоль кромки воды, слушая непринужденную болтовню Джису, каждое утро просыпалась от лучей утреннего солнца, которые игриво проникали сквозь старые окна, каждую ночь слышала шелест волн озера, и Чеен… Нет, она уже не Чеен. Она Розэ. Чеен осталась где-то там, в родительском доме, с нелюбимым женихом и отцом алкоголиком. А Розэ была счастлива. Даже сегодня. Сегодня Джису пропала: уплыла куда-то по своим делам. А Розэ соскучилась, хоть и не хотела этого признавать. Без Джису было… странно Розэ странно и сейчас, когда она стоит по щиколотку в озерной воде и зачем-то всматривается в горизонт. Солнце зашло еще давно, над головой величественно ползет луна — на этот раз полная и ярко-желтая. И все это: луна, озеро, обманчиво-ласковый прохладный ветер, — почему-то заставляет сердце Розэ биться быстрее. Ее будто бы что-то зовет вдаль, зовет окунуться с головой в холоную воду, покрывась мурашками. Розэ не может противиться. Она делает шаг, зачарованная этим потусторонним зовом, но останавливается, услышав сзади чей-то голос. Знакомый голос. — Розэ, не оборачивайся, — говорит Джису. Ее голос другой — непривычно тихий и серьезный, без обычной игривой интонации. — Я… изменилась. И вспомнила. Что именно она вспомнила, Джису не уточняет, но это и не требуется: Розэ верит ей и послушно замирает на месте. Только сердце быстро-быстро бьется о ребра, словно стараясь покинуть родное тело, выпрыгнуть из него и улететь далеко-далеко. — Я вспомнила, что умерла, — продолжает Джису. — Что не всю жизнь была русалкой. — Как ты умерла? — спрашивает Розэ. Ей становится больно, особенно в районе сердца. Джису подходит ближе: теперь Розэ может услышать ее прерывистое, частое дыхание. — Утопилась в этом озере, — кажется, она мягко усмехается. — Я влюбилась в женщину, а об этом узнали родители и выгнали меня из семьи. У меня не осталось другого выхода. Наконец, Розэ не сдерживается, оборачивается и видит Джису. Но… она изменилась. Нет, смольно-черные волосы остались такими же, узкие плечи и острые ключицы тоже не поменялись. Изменилась улыбка: стала грустной, печальной и серьезной. И, конечно же, исчез хвост. Вместо него были две человеческих ноги. Розэ даже не скрывает своего изучающего, почти жадного взгляда. Она смотрит на округлые плавные бедра, на изгиб талии, на небольшую бледно-нежную грудь — и не может отвести взгляд. Молчание невидимой нитью повисает между ними. — Ты прекрасна, — слова вырываются изо рта Розэ быстро и запальчиво. — Почему ты не хотела, чтобы я оборачивалась? — простодушно спрашивает она — Я боялась, что я тебе не понравлюсь, — отвечает Джису. Взгляд ее черных глубоких глаз устремляется вниз, к воде, обволакивающей тело. Кажется, Джису хочет сказать что-то еще, но с Розэ происходит что-то странное, незнакомое ранее. Когда-то недавно, в один из теплых вечеров, они завели разговор, глядя на оранжевый круг солнца, медленно-медленно погружающийся за горизонт. Тогда его лучи красиво освещали улыбающееся лицо Джису. Тогда она сказала, что самые лучшие моменты в жизни случаются спонтанно, и эта фраза крепко запечаталась у Розэ в сознании. Спонтанным было и решение Розэ сделать шаг к Джису и прильнуть к ее губам. Поначалу она чувствует только замершее, застывшее в прохладном воздухе время. Потом — губы, чужие губы, мягкие губы, соленые от озерной воды губы… Розэ задыхается. Ее обхватывают за талию и притягивают к себе — ближе, еще ближе, так, чтобы раствориться в другом человеке, стать с ним одним целым. Джису аккуратно гладит ее по спине. Розэ целовалась всего раз в жизни, со своим женихом за пару дней до свадьбы, и это было отвратительно. Она помнит его влажный язык, требовательно вылизывающий ее рот, помнит властные руки, сжавшиеся на талии без единого права на бегство… помнит свои слезы, стекающие по щекам. А с Джису было совсем по-другому. Розэ сама желала поцелуя, нуждалась в нем. Джису отстраняется. Она так близко, что Розэ может разглядеть жемчужины слез, застывшие на длинных ресницах. Интересно, почему она плачет? Розэ уже было собирается открыть рот, чтобы задать ей свой вопрос, но ее прерывают поцелуем, но в этот раз быстрым, смазанным, таким, что Розэ не успевает ничего понять и застывает. Джису улыбается. — Пойдем со мной, — шепчет она, сжимая ее ладонь и увлекая куда-то за собой, в глубину озера. — Пойдем со мной, Розэ. — Хорошо, — отвечает она и поддается, послушно ступая по дну. Вода доходит до талии, обманчиво нежно обволакивает тело, но Розэ верит этому обману. Джису вновь притягивает ее к себе. Целует уголок губы, перемещается на линию челюсти, ведет по шее… Повсюду — ее губы, холодные и мягкие, их становится так много, что Розэ даже не успевает ничего соображать, а только беспорядочно-жадно касаться всего, что попадается под руку, будь то аккуратное плечо, тонкая талия или бусина набухшего соска. Вода уже выше линии ее плеч, но Розэ все равно, весь все ее сознание сейчас занимает Джису, ее кожа, волосы, губы. Она взбирается на Розэ, жадно целуя в губы и своими бедрами обвивая ее талию, и ненадолго отстраняется. — Пойдем со мной, — шепчет она, и последнее, что видит Розэ перед тем, как полностью погрузиться в воду — ее лицо с печальной улыбкой, освещаемое лишь светом полной луны. «Как же она прекрасна,» — думает Розэ и закрывает глаза, растворяясь в холодной воде и ощущая ее в своих легких. Может, судьба героини детской сказки, маленькой русалочки, превратившейся в морскую пену, не такая уж и плохая?