Аfter darkness comes dawn

Аfter darkness comes dawn - После тьмы наступает рассвет

***

      Все люди по-разному реагируют на стрессовые ситуации.       Кто-то начинает судорожно метаться, искать выходы и решения, придумывать варианты, как исправить случившееся.       Кто-то остаётся с холодной головой и трезвым рассудком, они спокойно принимают произошедшее и живут дальше, не сбиваясь с ритма своей жизни, легко перешагивая через случившееся.       Кто-то впадает в истерику или панику, у них рушится весь их мир, они опускают руки и отрешаются от всего, следя зарёванными глазами за происходящим из угла, в который забились и из которого нескоро вылезут.       А кто-то как Тэхён — ошарашено впадает в ступор. Он всё прекрасно понимает, у него нет паники или истерики, но он будто включает энергосберегающий режим и замедляет все процессы жизнедеятельности, тупо превращаясь в живой, хлопающий ресницами манекен человека. Ему нужно время осознать, принять и прийти в себя. Это шоковое состояние у него длится обычно недолго, а потом он собирается и потихонечку начинает разгребать навалившуюся проблему. Без истерик или паники, без ненужных судорожных метаний или подобного. Он по маленьким кусочкам собирает себя, бережно отряхивает пыль с осколков, склеивает их в единое целое и живёт дальше, уже с новым опытом и новыми шершавыми трещинками на сосуде своей души.       Вы когда-нибудь ловили своим затылком удар бейсбольной биты?       Тэхён чувствует себя сейчас именно так: будто его со всей дури хорошенько огрели, впечатав с глухим звуком ту самую биту в затылок. Когда вот тот самый миг столкновения головы и металла, когда ещё не больно, а мозг просто на мгновение перестал работать, выключив зрение, слух и обоняние, оставив лишь белый шум на фоне тонко пищащего ультразвука. Это уже после приходит боль, головокружение, слабость, прикушенный до крови язык и яркие звёздочки перед глазами, а вот сейчас…       Сейчас Тэхён, сгорбившись и уставившись в одну точку невидящим взглядом, сидит в вечернем парке, куда в заторможенном состоянии приехал. Банальная, избитая, обожаемая читателями романов история: при внезапном возвращении из командировки один муж застаёт другого в объятиях любовника. И можно было бы спокойно выпроводить и изменника, и любовника, громко хлопнуть дверью перед их носами, а далее как положено: скандал, развод, выкинутое кольцо и свободное плавание, не обременённое обязательствами перед партнёром. И всё бы ничего, но как быть, если на месте мужа — муж, а на месте любовника — родной оппа? И приехал ты в гости к родителям, а не к себе домой?       Вернулся пораньше, называется. И ведь не специально! Такое стечение обстоятельств, когда телефон глючит и выключается, отказываясь заряжаться, а начальство, ввиду того, что последний день конференции оказался сорванным (не по вине их компании, но ты всё равно получил профилактический нагоняй), велит возвращаться домой. А ты решил по пути заехать к родителям и забрать припрятанный у них подарок на завтрашнюю пятую годовщину свадьбы.       В какой-то очень малой степени Тэхён был к этому готов. Не к измене оппы со своим зятем, нет, конечно, но он на самом деле размышлял на тему измены Дживона, ведь как ни крути — природа, чтоб её, но вот додуматься о Ёнсу… Такого в голову не приходило, да и с чего бы вдруг?       У Тэ с Дживоном была обычная, насколько это возможно в паре альфа/бета, жизнь — были праздники по праздникам, был рутинный секс несколько раз в неделю, был быт и работа, да и у родителей, вроде, тоже всё было неплохо…       Было.       А вот теперь — как?       Тэхён зябко ведёт плечами, трясёт головой, скидывая с тёмных волос налетевшие редкие снежинки, и лезет в карман тёплого серого пальто за сигаретами. Колёсико дешёвой зажигалки больно царапает подушечку большого пальца, и Тэхён, крепко затягиваясь, отстранённо думает о том, что это даже хорошо, что он узнал сейчас, когда минимальный набор нужных вещей у него с собой в багажнике, документы тоже все есть, ну, кроме тех, что на квартиру, но он потом с этим разберётся.       Вокруг шумная, промозглая какофония вечернего города, парк ярко светится развешанными в преддверии Нового года всюду мелкими лампочками гирлянд, перемигивающимися в замёрзших лужах, бегущие по своим делам и просто отдыхающие люди смазанными пятнами мельтешат в городских сумерках. Из колонок, прикреплённых к фонарным столбам, играет негромко лёгкая музыка с приставучим мотивом, одна из тех, которую постоянно крутят по радио и которую ты напеваешь, не зная слов. Откуда-то из кофеен, расположенных неподалёку, вкусно тянет свежим кофе, сладким шоколадом и сдобными булочками. Эти ароматы искусно переплетаются в декабрьском влажном воздухе с тонким ароматом мокрой коры деревьев, бензиновыми выхлопами машин, холодным снегом и запахом нагретого дешёвого китайского пластика, из которого сделаны гирлянды. Тэхён любит такие различные сочетания ароматов города.       И Дживона он тоже — любит.       Любит?       Любит, конечно, но не так, как должен. Он его ценит, уважает и понимает. Он любит его, но, скорее, как друга, нежели как мужа. Мир Тэхёна не рухнул бы пеплом, если бы в один момент Вон сообщил, что влюбился в другого. Тэхён был бы искренне рад, и отпустил бы с лёгким сердцем. А сейчас что?       Как уважать и ценить того, кто так некрасиво, грязно и подло поступил с ним? И, возможно, Тэхён бы постарался понять, если бы он честно поговорил с ним до физической измены и всего произошедшего, а так к Дживону не осталось даже понимания.       У них была привычная забота, привычный быт, привычные разговоры с одними и теми же фразами, привычные будни и точно такие же выходные. Тэхёну с Дживоном было просто и удобно, они как-то смогли избежать той стадии раздражения и придирок к партнёру, когда чувства и эмоции закономерно идут на спад. Они погрязли каждый в своей работе, у них не оставалось времени на глупые ссоры или выяснение отношений.       Оказывается, погряз один Тэхён, а вот Вон нашёл время на такую некрасивую интрижку и скрывал это, вместе с оппой и аппой, как оказалось.       Тэхён снова затягивается, задерживает дыхание перед выдохом и прикрывает глаза. Медленно выдыхает, вытягивает ноги, скрещивая их у щиколоток, и подаётся назад, опираясь на холодную, заледеневшую спинку деревянной лавочки. Он неторопливо курит, лениво размышляя о том, что делать дальше. Домой ехать совсем не хочется, видеть Дживона, разговаривать с ним и решать что-то — тоже.       Конференция, где он выступал как главный технолог-провизор фармацевтической компании, в которой работает, вымотала донельзя. Он устал как собака ещё до того, как сел за руль своей малышки, чтобы доехать до родного города. И сейчас он не хочет никаких сильных эмоций, он не хочет напрягать мозг в попытке решить ситуацию, он не хочет ещё раз слушать объяснения оппы и узнавать, что будет дальше. Сейчас ему хочется тепла, уюта, тишины и комфорта. Возможно, стоит поискать гостиницу или отель, ведь если ехать к кому-то из друзей, то нужно будет объяснять, что случилось, а этого совсем не хочется. Да и друзей, как таковых, у него нет, один единственный коллега Мин Юнги, а он в декрете сейчас, сидит дома с маленькими двойняшками…       Тэхён выкидывает бычок в сторону, запихивает трясущиеся замёрзшие руки в карманы и наклоняет голову, утыкаясь носом в воротник пальто, от которого пахнет табаком и цитрусовым парфюмом, окончательно расслабляясь и закрывая глаза.       Когда он был моложе, когда ещё не был знаком с Воном, он мечтал о большой любви, чтоб с искренними чувствами, чтоб со взаимным обожанием, чтоб с розовыми сердечками в глазах и пресловутыми бабочками в животе. Он мечтал, что у него будет человек, которого захочется комфортить, которому захочется готовить завтраки по утрам, к которому у него будет бесконечная нежность. Он мечтал о том, что они создадут тёплый, уютный мир на двоих, что будут поддержкой друг друга, что будут двумя половинками одного целого, что он сможет подарить мужу крепкую семью.       Но… Ему, с его сломанным и теперь неликвидным субгендером, даже имея привлекательную внешность, оставалось лишь мечтать и с завистью смотреть на счастливые парочки вокруг. Тэхён вырвал из своего сердца эти мысли, запретил себе думать о подобном и заставил себя поверить в то, что такого никогда не произойдёт. Не с ним точно, не в их мире, где бета — непригодный для любви и отношений человек.       Нет, к ним относятся нормально, их уважают и ценят, но только лишь за то, что они обладают незаурядными умственными способностями, хорошим иммунитетом и могут работать, не отвлекаясь на течки, гоны, беременность и прочее, присущее альфам или омегам. Ценные кадры в любой компании или корпорации, они оказываются с пренебрежением откинуты в конец очереди за простым человеческим счастьем. Вот и Тэхён, обжёгшись несколько раз с неудачными отношениями, встретив в свои двадцать девять Дживона, решил не мечтать, а радоваться тому, что есть. Он заменил свою жажду любви на погоню за карьерой, и очень в этом преуспел.       Тэхён прекрасно помнит, как ему было обидно, когда он выкладывался на все сто, зубрил днями и ночами, а его успехи воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Как одноклассники требовали выполнения за них заданий, а получая отказ, строили козни и всячески унижали. Как позже, уже будучи студентом, для окружающих в плане отношений он был лишь необычным опытом и смазливой мордашкой для сопровождения на очередную вечеринку, где нередко про него забывали. Как преподаватели специально занижали оценки и отчитывали прилюдно за малейшие ошибки, считая, что этим мотивируют. Ведь если ты бета, и не достиг каких-то высот в плане обучения, то ты бесполезный кусок недочеловека, и смысла в твоём существовании нет. Тэхён помнит, как в армии над ним издевались и наказывали за то, что он слишком слабый и физически не мог выполнить какие-то сложные нормативы, как он спал по три часа в сутки, упахиваясь в спортзале до кровавого пота, а по итогу служба закончилась, и толку от тех его стараний и страданий нет.       — Вы в курсе, что курение здесь запрещено? За это полагается штраф, как и за то, что намусорили.       Мягкий тембр чуть хрипловатого голоса внезапно режет уже привычный шум парка, вынуждая Тэхёна вздрогнуть, резко выпрямиться и открыть глаза.       Чёрт.              Полицейский.       Красивый. Крепкая, статная фигура, чёрные, на массивной высокой подошве ботинки, отутюженные синие форменные брюки, обтягивающие мощные бёдра, в цвет брюкам тёплая куртка, на голове копна тёмных, уложенных на косой пробор волос. Живые, кажущиеся в вечернем сумраке чёрными глаза, в каждом ухе по небольшому серебряному колечку, чувственные губы, спокойное и уверенное выражение лица. Нашивка слева на груди гласит: «Пусан, Центральный участок, инспектор Чон Чонгук».       Тэхён вскидывает брови, с немым отчаянием глядя в глаза полицейскому.       — Извините, я… Я больше не буду, правда… — он не хочет разбираться сейчас с этим, у него нет на это сил, ни моральных, ни физических. — Можно без штрафов? Пожалуйста? — голос низко хрипит из-за долгого молчания и нескольких часов нахождения на влажном холоде.       Чонгук щурится, оглядывает Тэхёна с ног до макушки, решительно выдыхает и садится рядом с ним. Разворачивается всем корпусом, разглядывает его лицо, о чём-то сосредоточенно размышляя. Кивает сам себе и, немного помедлив, всё же отвечает:       — Можно. Но взамен вы мне поможете.       Тэхён растерянно хлопает ресницами и с досадой думает о том, что, скорее всего, эта помощь займёт намного больше времени и сил, нежели оформление и оплата штрафов. Однако, на всякий, осторожно спрашивает:       — С чем помогу?       Мысли в голове разбредаются медленными тараканами, лениво перебирая своими лапками, не выдавая ничего стоящего. Чем он может помочь полицейскому? Побыть понятым? Тэхён ещё не пришёл в себя после шока, ему сложно думать, его мозг сейчас как мокрый кусок ваты — тяжёлый, липкий и неповоротливый.       — Притворитесь моим парнем.       Тэхён круглыми глазами таращится в лицо Чонгука, удивлённо распахивая рот.       Ну почему, ну почему ему нужно время на прийти в себя после стресса?       Обычно блещущий умом и сообразительностью, занимающий ведущую должность в огромной компании, написавший несколько научных работ, заслуживший почёт и уважение как светило науки… Он понимает, что в голове нет ни одной мысли. Тэхён просто пялится, глупо хлопая ресницами. Чонгук же, видя чужое замешательство, торопливо и немного смущённо объясняет:       — Я наврал друзьям, что у меня есть парень, и согласился завтра его с ними познакомить, — он прячет руки в карманы куртки, наклоняет голову, скрывая подбородок за воротником, продолжая говорить глухо в ткань: — Они знают мой вкус, вы подходите по всем параметрам, а я настолько отчаялся, что готов вот так не очень честно поступить.       Он смотрит почти умоляюще, с надеждой, заломив брови. Тэхён несколько мгновений осознаёт услышанное, а потом его пробивает мелким смехом, и он, всё больше расплываясь широкой улыбкой, в итоге начинает неудержимо хохотать, запрокидывая голову назад, оголяя скачущий кадык. Чонгук растерянно выпрямляется и, не понимая, как на это реагировать, хмурится, наблюдая за чужим истеричным весельем.       Тэхён сквозь смех пытается что-то объяснить, машет руками, пытается успокоиться, но не получается. Он громко хохочет, сгибаясь к коленям и держась за живот, жмурится и мотает головой. Он чувствует, как внутреннее напряжение постепенно отступает, а натянутые до этого нервы расслабляются, скидывая с себя гнёт сегодняшнего стресса. Тэхён шумно выдыхает и качает головой, успокаиваясь. Лезет в карман за сигаретами, вспоминает, что курить тут нельзя и просто сжимает дрожащие пальцы в кулак в кармане.       — Простите, это нервное, — он хмыкает, кусает нижнюю губу и продолжает: — Я сегодня, вернувшись из командировки, застал своего мужа с любовником. Прямо как в куче романов для омег. А сейчас вы тут мне такое предлагаете, — он коротко смеётся, — как в другой такой же куче.       Чонгук расслабляется и тихо хмыкает, кивая. Осознаёт, что услышал и с осторожным сожалением произносит:       — Сочувствую вам.       Тэхён ему угукает и весь как-то разом поникает, сжимается, уходя в свои мысли.              — Может, я могу вам чем-то помочь? — Чонгук касается его плеча ладонью, привлекая внимание и заглядывая в глаза с участием. — Хотите чего-нибудь?       Тэхён с безысходной тоской смотрит в ответ, тяжело вздыхает и достаёт всё-таки сигареты с зажигалкой из кармана.       — Тепла хочу, — то самое, отчаянное, от глубины измученной души.       Он закуривает, опять царапая зубчатым колёсиком подушечку пальца, и упирается взглядом в свои колени, обтянутые коричневой тканью брюк. Отстранённо думает о том, что так торопился вернуться, что не стал переодеваться перед дорогой и сел за руль в парадном костюме, хотя обычно любит в дальний путь надеть спортивный костюм для удобства. Чонгук же поднимается на ноги, оглядывается вокруг, кидает торопливое: «Я сейчас, не уходите» и широким шагом направляется по дорожке парка в сторону выхода.       Тэхён смотрит ему вслед, вспоминая, что обычно полиция, патрулирующая улицы, носит форму с яркими зелёными светоотражающими вставками на куртке, да и звания у патрульных намного ниже инспекторов. Он хмыкает сам себе и жмёт плечами: штраф за курение в неположенном месте он спокойно сможет оплатить, так что без разницы.       В голове всплывает увиденное сегодня: родительская спальня, голая мощная спина Дживона, его ягодицы, сокращающиеся мышцами на глубоких фрикциях. Обнажённый Ёнсу, обнявший Вона ногами за талию и звонко стонущий на мощных толчках в своё тело. Громкий чавкающий хлюп выдернутого члена, когда Дживон дёрнулся от оппы, увидев через длинный коридор Тэхёна, стоящего в дверях квартиры. И, как вишенка на торте, сумбурные оправдания. Оказывается, аппа давно знает, всем им было жаль его, Тэхёна, и они просто не хотели его расстраивать, поэтому молчали. Полгода, блядь! И устроенная ревнивая истерика от оппы, когда Тэхён ядовито спросил Вона о том, трахался он с ним всё это время тоже из жалости?       Чёрт, как же это мерзко.              Тэхёна передёргивает в отвращении, он трясёт головой, пытаясь выкинуть яркую картинку из памяти, но не получается, мозг раз за разом подкидывает омерзительные фрагменты случившегося сегодня. Какое испуганное было выражение лица у голого, с текущей смазкой по бёдрам оппы, как сильно там воняло по́том и феромонами, что даже Тэхён это почувствовал; как смешно и нелепо выглядел Дживон, заикающийся в оправданиях, со стоящим членом… Нет, они правда считают его настолько жалким и ущербным, что ничего другого не придумали, как «не хотели тебя расстраивать»?       Расстраивать?       Все трое? И оппа, и аппа, и Вон?              — Вот, это вам.       Внезапно вернувшийся Чонгук деловито впихивает ему в правую руку горячий бумажный стаканчик с эмблемой кофейни, усаживается рядом и достаёт из кармана овальную многоразовую грелку для рук, разламывая в ней металлический кругляш и запуская химическую реакцию.       — Там чай, — кивает на стаканчик, — с облепихой, ромашкой, малиной и мелиссой, сказали хорошо согревает и успокаивает, — улыбается мягко, по-доброму. И голос такой же, закутаться хочется, как в тёплый плед. — Вы пейте, пока горячий.       Тэхён, застывший в одной позе, удивлённо и растерянно переводит взгляд с Чонгука на стаканчик и обратно. Чонгук же в это время забирает у него истлевшую сигарету, аккуратно кладет её на землю возле лавочки и в освободившиеся пальцы вкладывает грелку. Жар, исходящий от стаканчика и грелки, приятно расходится по ладоням, поднимается по рукам к плечам и спускается в грудь, затапливая лёгкие и расползаясь по всему существу Тэхёна. И, наверное, что-то идёт не по плану, так как от этого тепла у Тэхёна в груди щемит так сильно, что он не может нормально вздохнуть, горло сводит неприятным спазмом, а в носу начинает щипать.              Горячее сползает хрусталиком по щеке, падая в дымящийся, ароматный чай.       Кап.       Наверное, это и была та самая последняя капля, после которой даже самые стойкие ломаются. Эта простая забота, это участие от абсолютно незнакомого человека, это неравнодушие — они прорвали плотину обычно сдерживаемых эмоций, и Тэхён, некрасиво сморщившись, разревелся. Судорожно сжимая в трясущихся руках стаканчик и грелку, наклоняя низко голову, громко всхлипывая и сотрясаясь плечами.              Впервые за последние лет двадцать ему стало настолько плохо, что он не смог справиться с собой. Это обидно, очень, он ведь любил и верил своим родным, ближе у него никого нет, а они вот так? Не побоялись причинить ему такую боль? За что они с ним так? Они ведь знают, как сильно он переживал, через что прошёл и сколько вытерпел, прежде чем стать тем, кто есть. На их глазах всё это происходило же! Неужели они думали всю жизнь скрывать? Неужели он не заслужил правды и честного разговора? Хотя бы от родителей?       — Ну, что же вы…       Чонгук подсаживается ближе, осторожно тянется ладонями, ласково за плечи прижимает Тэхёна к себе в неловких и неуклюжих объятиях, полностью пряча в своих крепких руках.       — Это же просто… чай? — немного растерянно, тепло выдыхая в прохладную темноволосую макушку, получившую сегодня метафорической битой.       — Про-о-стиите… — с громким всхлипом, на выдохе, гундося в холодную ткань куртки на широкой груди.       Тэхёну сейчас плохо и хорошо одновременно. Ему больно, что близкие так с ним поступили, очень обидно из-за этого, и вместе с тем становится легче. Объятия Чонгука не согревают от холода зимнего вечера, но они согревают изнанку сердца, успокаивают душу и дают надежду, что всё будет хорошо. В его объятиях, как дома — безопасно, спокойно и уютно. Чонгук пахнет крепким чёрным кофе, горьковато-тёплой кожей, как от нового ремня или сумки, горячей, будто только из принтера, бумагой и чем-то неуловимо свежим, вроде запаха хлопка. Так мягко, ненавязчиво, родным и знакомым.       Тэхён хочет остаться в его крепких руках навечно, вдыхать эту смесь запахов, чувствовать себя в безопасности и в тепле. Он горько рыдает на чужой груди, часто всхлипывая, жмурясь и с силой кусая губы, выплёскивая всю свою боль и обиду, он жмётся ближе, мочит горючими слезами чужую одежду, чувствуя, как Чонгук успокаивающе-ласково гладит его по вздрагивающей спине, позволяя быть таким ранимым.       Проревевшись, немного успокоившись, Тэхён надрывно, шумно выдыхает, шмыгает носом и немного отстраняется, отлипая от груди, неловко икая, отводя глаза и пряча покрасневшее отёкшее лицо с размазанным макияжем. Ему до ужаса стыдно, он разревелся в ответ на простую заботу, испачкал чужую форму, пока елозил там своей моськой, вместо того, чтобы поблагодарить и не отвлекать человека от дел.       Он, до сих пор находясь в объятиях Чонгука, громко отхлёбывает чай и жмурится: вкусно, очень. Ему неловко и стыдно, он с ужасом представляет, как нелепо и позорно выглядит сейчас. Растрёпанный, с опухшими от слёз глазами, красным носом, потёкшим макияжем и в помявшемся от долгого сидения на влажном холоде пальто.       — Простите, я… — он набирается храбрости, поднимает взгляд и тяжело выдыхает: — Спасибо.       Чонгук убирает руки с плеч Тэхёна, складывает их на коленях и осторожно, с затаённой завистью в голосе спрашивает:       — Вы так сильно его любите?       — Что? — Тэхён удивлённо вытягивается в лице, а потом эмоционально всплёскивает рукой с грелкой и закатывает глаза. — Пфф, нет, конечно! — оскорблённо, будто сказали несусветную глупость.       Чонгук вскидывает брови и с явным недоумением ошарашено таращится на Тэхёна.       — Это вы… — Чонгук запинается, осторожно подбирая слова. — А чего тогда вы так… расстроились?       Тэхён мрачно шмыгает носом, отпивает громко чай и язвительно отвечает:       — Просто оказалось, что я слишком жалок, чтобы честно сказать мне правду, — он щурится и с подозрением косится на Чонгука. — Вам меня тоже жалко сейчас, да?       Чонгук отрицательно качает головой, мягко улыбается и серьёзно говорит:       — Нет, я не считаю вас жалким, — заглядывает в глаза. — Мне жаль, что вы столкнулись с такой ситуацией, но жалким я вас не считаю.       Тэхён меряет его взглядом, угукает и тянет согретую ладонь, предварительно отставив пустой стаканчик:       — Ким Тэхён.       Чонгук отвечает на рукопожатие и улыбается ярко, произнося в ответ своё имя.

***

      …Как так получилось, что он сейчас едет по вбитому в навигатор адресу, Тэхён не совсем понимает. Он решил, что ему нужно отвлечься от всего произошедшего сегодня и счёл, что Чонгук будет идеальным вариантом для этого. Ну а что, отель искать не нужно — Чонгук сказал, что у него есть вторая спальня, готовить поесть тоже — Чонгук сказал, что закажет ужин. Живёт он, конечно, далековато от центра, но по сравнению с поисками отеля и морокой с заселением это мелочи. И даже если рассматривать Чонгука как человека, заинтересованного в отношениях, то совесть Тэхёна точно чиста, да и, как говорит Юнги: «Тэхён, ты залежалая тряпочка, валяющаяся в пыльном, обнесённом паутиной углу жизни. Тебя надо вытащить на свет и хорошенечко встряхнуть, чтобы ты понял, насколько ты драгоценный, как дорогущая ткань или что-то вроде». Ну и вот, собственно. Тэхён решил встряхнуться.       Чонгук он… живой, настоящий. Все его эмоции легко читаются на лице, он обходительный, вежливый и безумно тёплый — Тэхён, разговаривая с ним, ловил себя на мысли, что ему нравится. Смотреть в глаза, улыбаться искренне, неловко знакомиться и видеть затаённое восхищение. Чонгук младше на два года, но он именно такой, какого представлял для себя партнёра Тэхён. По крайней мере, первое впечатление от Чонгука… хорошее? Его хочется узнавать дальше, хочется увидеть, как он живёт, хочется познакомиться со всеми гранями его характера, хочется узнать привычки. Тэхён, не имеющий теплых отношений ни с кем, кроме Юнги, тянется к Чонгуку, найдя за такой короткий промежуток времени заботу и спокойствие в его лице. Чонгук являет собой ужасно комфортное противоречие сочетаний сильной альфьей сущности и мягкого характера.       Телефон так и не включается, а ноутбук Тэхён даже трогать не стал, смысла не видит. Потом, завтра, как проспится, он начнёт разгребать проблему, а сейчас… сейчас у него Чонгук, поздний ужин, тёплая ванна и, он надеется, спокойный сон.

***

      … — Как так вышло, что ты одинок, и даже собрался знакомить друзей с ненастоящим парнем? — Тэхён пытливо смотрит. — В том плане, что ты работаешь на хорошей должности, у тебя квартира, машина, ты красивый, молодой альфа… Так почему?       Они в кухне-гостиной, пьют вино после вкусного ужина. Тэхён, расслабленный после горячего душа, надевший любимую пижаму, сидит, поджав под себя ноги на диване, оперевшись боком на спинку и повернувшись к Чонгуку.       Сама квартира, несмотря на идеальную чистоту и холодные со сталью оттенки — уютная. На полках куча безделушек, каких-то фигурок Лего и поделок, по стенам развешаны рамки с фотографиями и детские каракули с любовно написанными на них пожеланиями. Это странно, но Тэхён не чувствует себя неловко, ему спокойно и хорошо, он чувствует себя здесь как дома. Такого в последнее время даже в собственной квартире, если честно, не было.       Чонгук сидит напротив Тэхёна, копируя его позу, он хмурит лоб, раздумывая над ответом, и, отводя взгляд, говорит:       — У меня непереносимость чужих феромонов. Любых, — Тэхён удивлённо приподнимает брови, а Чонгук продолжает: — Нет, если кто-то просто рядом находится, то нормально, меня спасают блокаторы, а вот если какой-то близкий контакт, тем более если у меня гон, то это… — он болезненно поджимает губы и тяжело выдыхает. — Несколько раз мне пришлось скорую вызывать, когда я надеялся, что пронесёт и таблетки помогут, так что…       Тэхён кивает и разочарованно опускает плечи, разом теряя хорошее настроение. Его выбрали потому, что он бета и феромонов у него нет, вот и всё. Первый, кто попался на улице. Ну да, а чего он хотел? Принцев не существует, а мир жестокий, и каждый ищет свою выгоду. Даже он, если так посудить, здесь находится потому, что решил отвлечься от всего и не заморачиваться с поиском отеля и ужина. На Тэхёна наваливается усталость, и хочется только лишь одного: пойти и лечь спать.       — Что мне нужно знать для знакомства с твоими друзьями? — отстранённое, сухим холодным тоном.       Чонгук удивлённо смотрит на него, потом ставит свой бокал на пол возле дивана, подаётся ближе, упираясь руками в свои колени и заглядывая в глаза.       — Что ты успел надумать себе, что твоё настроение так поменялось? — не дожидается ответа и эмоционально хватает за руку Тэхёна. — Ай-щщ, выкинь это всё из головы, я передумал давно!       Тянет его к себе, ловко разворачивая спиной, опутывая руками, продолжая убеждающе говорить, вибрируя голосом в ухо:       — Я тебя с ними познакомлю, но если ты действительно будешь моим.       Тэхён напрягается, а Чонгук только крепче его к себе прижимает.       — Я добьюсь тебя, Тэ, ты только не отталкивай, ладно? — понижает голос, прижимается виском к виску, начиная легко покачиваться. — Сам подумай, ты ничего не потеряешь, правда же? А я подожду, пока ты будешь готов, и помогу, если надо будет, ммм? Ты правда мне нравишься.       Тэхён расслабляется в его объятиях, уютно прижимается к горячей груди спиной, а Чонгук продолжает говорить, немного лукаво понижая тон:       — Я, если честно, просто придумал такой дурацкий способ познакомиться, когда увидел тебя в том парке, — сжимает крепче руки, когда Тэхён удивлённо дёргается, — я правда хочу попробовать с тобой построить что-то серьёзное и собираюсь доказывать это поступками, не отказывай мне, пожалуйста? — последнее с огромной надеждой в голосе. — Ты ведь правда ничего не потеряешь, если согласишься.       Тэхён очень долго молчит, переваривая услышанное, а потом с небольшой ухмылкой спрашивает:       — Предлагаешь воспользоваться тобой? Я ведь могу и согласиться, не пожалеешь об этом? Ты же совсем не знаешь меня.       Чонгук выдыхает смешок, упирается подбородком в плечо и отвечает:       — Не пожалею, я хорошо разбираюсь в людях, да и если всё-таки придётся пожалеть, то это мой выбор.       — Чонгук, — Тэхён вздыхает устало, — меня ждёт развод, разборки с родственниками, проблемы, связанные со всем этим… — морщится, представляя грядущее. — Там такой пиздец, вот честно, плюс помимо этого я работаю безвылазно… оно тебе надо?       Чонгук крепче обнимает его, кивает и тепло улыбается:       — Я хочу помочь тебе, быть рядом и поддерживать. Вдвоём же легче будет, согласись? Я прекрасно осознаю и понимаю, на что подписываюсь, Тэ. Я же не тороплю и понимаю, что тебе нужно будет время, — немного думает, уверенно продолжая дальше: — Я тебя нашёл, и я тебя добьюсь, Тэ. И пусть, если это займёт много времени, я не буду давить. Хочу тебя рядом, не отказывайся сразу, дай мне шанс, хорошо?       Тэхён мычит нейтрально и замолкает, лениво гоняя мысли в голове. Завтра. Он со всем этим разберётся завтра. Сегодня обнимашки, вино и Чонгук, так заботливо и ласково держащий в объятиях. Тэхён уже достаточно пьяный, и в его нетрезвую голову приходит замечательная идея: забыться в руках Чонгука. Тот же сам предложил воспользоваться, так почему нет? Это, конечно, совсем не в его стиле, но сейчас хочется почувствовать себя желанным, нужным и хоть немного любимым, пусть и не по-настоящему. Поэтому, недолго думая, он выдаёт:       — Переспим?       Шок Чонгука он чувствует в напрягшихся руках и сбившемся дыхании. Тот шумно втягивает носом воздух и с заминкой отвечает севшим голосом:       — О как, — хмыкает. — Нет, не переспим. Не сегодня точно. И не завтра, — для достоверности качает головой. — В тебе сейчас говорят обида и злость, приправленные алкоголем. Я не хочу так, Тэ.       Тэхён возмущённо цокает, разворачивается в объятиях, перекидывая ноги через бёдра Чонгука, цепляется за плечи и заглядывает в глаза.       — Я сейчас не злой и не обиженный. Я просто хочу тебя, хочу получить эти эмоции и хочу подарить их тебе. Мне это нужно сейчас, это же неплохо, почему ты отказываешься?       Чонгук хмурится немного, смотрит серьёзно, а Тэхён, не обращая на это внимания, ползёт пальцами по широким плечам, ключицам, шее и берёт в ладони лицо, осторожно касаясь губами губ. Целует, всасывает легко нижнюю, проходится по ней языком, повторяет всё с верхней. Жмётся всем телом и улыбается, чувствуя, как Чонгук начинает неуверенно отвечать на поцелуй.       Он шумно выдыхает, когда Чон крепко прижимает его к себе, горячими руками проходясь по спине, пояснице и сжимая задницу.       — Тэ, прости, но не нужно этого, ладно? — Чонгук отстраняется, выпутывается из объятий и мягко отодвигает от себя за плечи Тэхёна. — Давай ты сейчас пойдёшь спать, а завтра мы с тобой обсудим всё, хорошо?       Тэхён поджимает губы, психованно скидывает руки Чонгука, вскакивает с его колен и уходит в выделенную ему комнату. Ему обидно, ему плохо, ему больно, разом навалились все комплексы — он ведь просто хотел расслабиться и забыться, что в этом плохого? А его вот так отшили. Он чувствует себя использованным, ненужным, никчёмным и грязным. Он устало падает на нерасправленную постель, сжимается в клубочек и тихо плачет, мокро хлюпая носом, жалея себя, накручивая мысленно свою боль и переживания от произошедшего сегодня, и медленно проваливается в сон.

***

             Голова мутная и раскалывается, в ушах шумный гул, который давит на виски. Безумно жарко и вместе с этим морозит настолько, что кажется, будто руки и ноги покрыты ледяной коркой. Тревога, засевшая в груди, настолько сильная, что хочется спрятаться, зарыться с головой в землю, уйти с яркого света, чтоб никто не видел, не слышал и не трогал. Дыхание обжигает колючими ледяными осколками лёгкие, а нервы на руках и ногах сводит от напряжения, доставляя боль и вынуждая сжиматься сильнее. Тэхён громко и тонко скулит, он жмурится, крутится по кровати, подминая вокруг себя одеяло и натягивая на голову подушку.       Невыносимо. Ощущения безопасности нет, воздух вокруг кажется тяжёлым, он давит многотонной плитой и душит. Тэхён, как сквозь вату, слышит, как надрывно звонит его телефон, и окончательно проваливается в бессознательное, ища защиты и спокойствия в окружающем коконе из одеяла и подушек.       Чонгук, в который раз проходя мимо гостевой спальни, слышит тихие всхлипы и стандартную мелодию входящего вызова на телефоне. Он всё утро караулит, не решаясь зайти в комнату, думая, что Тэхёну нужно время, чтобы побыть одному и выпустить эмоции. Тревога съедает, ведь за прошедшие часа три всхлипы не прекратились, как и доносящийся иногда скулёж. Не выдержав в итоге, Чонгук аккуратно стучится, приоткрывая дверь и мягко спрашивая:       — Тэхён, пойдём завтракать?       Не получая в ответ ничего, он заходит в комнату и застывает на месте, изумлённо роняя челюсть: Тэхён соорудил гнездо и сейчас тихо, предупреждающе рычит на него, сверкая красными радужками воспалённых глаз.       Чонгук знает, что такое гнездование. Нет, не так. Он знает примерно, что это такое, но ни разу не видел этого, ведь гнездование — защитная реакция организма, когда психика не выдерживает стресса и отключает любое человеческое, оставляя лишь животное инстинктивное. Стресс должен быть настолько сильным, что у психики просто не остаётся выбора — сойти с ума или отключить сознание, чтоб дать организму отдохнуть и набраться сил, прийти хоть немного в себя. Это настолько редкое явление, что большинство людей всю жизнь проживают, ни разу не гнездившись и не сталкиваясь с этим. Чонгук, работающий полицейским, не представляет даже, что должно случиться, чтобы человеческое полностью выключилось, оставив голую животную суть, ведь ни один из жертв или пострадавших на его веку не гнездился. Чувствовать себя настолько уязвимым, сломанным и беззащитным… Сложно себе такое вообразить.       А тут Тэхён, который вообще-то бета, и по идее ничего животного у него быть не должно.       Тэхён, который гнездится в чужой квартире.       В его, Чонгука, квартире.       Чужой телефон продолжает надрываться, и Чонгук, крадучись боком вдоль стены, медленными шагами идёт к тумбочке, успокаивающе бормоча какую-то чушь напрягшемуся Тэхёну. Под глухое непрерывное рычание он цепляет телефон пальцами и дёргается от тумбочки, когда Тэхён резко подаётся вперёд, пытаясь цапнуть зубами его руку, громко клацая вылезшими небольшими клыками. Выдыхает, пятясь спиной к двери, и, не глядя, отвечает на вызов. Ничего не происходит, телефон не реагирует на касания, но он хотя бы включился, и видно входящий номер и имя звонящего: Кот БаЮн.       Чонгук быстро, пока звонок не прекратился, достаёт свой сотовый из кармана, набирает этот номер и сразу подносит к уху, слушая гудки.       — Гука?       Тихий, мягкий голос Мин Юнги, и Чонгук удивлённо смотрит на дисплей, где действительно высвечивается имя хёна.       — Хён… Я тут… — растерянно выдыхает, собираясь с мыслями. — Ты знаешь Ким Тэхёна, да? Ты ему сейчас звонил?       — Знаю, да, — взволнованное и тревожное. — Что-то случилось? Он с тобой? В участке?       — Нет, я дома… Эмм, я даже не знаю, как сказать… — Чонгук мнётся. — Ты с ним хорошо общаешься? Знаешь кого-то близкого ему, кроме мужа?       — Друг я его, работаем вместе, оппу его знаю. Гук, что случилось?       — Я… Блядь, хён, это…       Жуёт нижнюю губу, наблюдая, как Тэхён, сгребя в охапку подушку, всё так же закутанный в одеяло, сполз с кровати и, шумно принюхиваясь, с прикрытыми глазами, шатко направился к выходу из комнаты. Чонгук плавно отступил, давая проход, и зачастил в трубку громким паникующим шёпотом, когда Тэхён угрожающе на него зарычал:       — В общем, вчера у него произошло что-то очень неприятное, и он сейчас у меня дома, сначала в гостевой спальне был, а сейчас в мою пошёл. Он рычит, хён, рычит и пытался меня укусить, у него клыки вылезли, он гнездится, по-моему, я не знаю, я к нему зашёл, а он всё постельное вокруг себя собрал, а сейчас всё его сгрёб и в мою комнату идёт! — и почти истеричное: — Что мне делать? Хён?!       — Сейчас приеду, — голос серьёзный, слышно, как Юнги шуршит одеждой. — Не подходи к нему, не трогай, не пытайся что-то делать с ним. Оставь как есть, не издавай громкого шума и резких действий рядом. Не провоцируй агрессию, Гук, я минут через двадцать буду, Хос с детьми посидит.       Чонгук выдыхает и идёт к своей спальне, замирая у входа и глядя на Тэхёна. Тот забрался на его кровать и сейчас стоит в её центре на коленях. Он мертвенно-бледный, растрёпанный, мокрая пижамная рубашка прилипла к худой спине, как и штанины к ногам, его руки крупно трясутся, пальцы на них свело и видно выступающие набухшие синие вены, но он сосредоточенно подминает и складывает одеяла и подушки вокруг себя, действительно формируя что-то вроде гнезда. Он настороженно ведёт носом в сторону Чона, а потом укладывается, закапываясь в своё гнездо с головой, и затихает, неотрывно наблюдая глазами с алой радужкой за Чоном и периодически скалясь, оголяя острые клыки. Чонгук надеется, что Юнги-хён сможет помочь, ведь тот умный, учился в медицинском и, оказывается, знаком с Тэ.       Бета выглядит безумно уязвимым, потерянным и хрупким, а ещё почему-то эта картина вызывает какое-то умиление и желание оградить от бед и позаботиться. Спрятать от мира, закутать в себя и нежить, защищая от всех невзгод.        Внезапный звонок домофона вызвал громкий угрожающий рык у Тэхёна и заставил вздрогнуть Чона, начавшего медленно подниматься с пола, куда он в итоге сел.              — Хён! — Чонгук растерянно улыбается Юнги, который торопливо скинул кроссы, тут же направляясь в спальню.       — Давно он так? Что случилось? — Юнги смотрит издалека на гнездо, не заходя в комнату.       Тэхён принюхивается, цепляется длинными пальцами за ближайшее одеяло, выполняющее роль бортика, приподнимается немного и глухо, ворчаще рычит.       Чонгук медленно выдыхает, качает головой, шепчет: «Пойдём, хён» и тянет Юнги за собой на кухню. Включает чайник, достаёт кружки и рассказывает. Не утаивая и ничего не скрывая, начиная от знакомства и заканчивая сегодняшним утром. Юнги слушает, периодически шипя маты про Дживона и всё, вчера случившееся.       — Чонгуки, его нельзя сейчас никуда, если повезу, то только хуже сделаю. Я не знаю, как долго он будет в таком состоянии, это вообще… Из ряда вон выходящее, и он не мог так из-за измены… — Юнги хмурится, вспоминая, что между Тэхёном и Дживоном любовью и не пахло, они вообще почти как соседи жили. — А он не рассказывал подробнее? Только про измену и всё? Что-то ещё произошло, он не из-за Дживона в таком стрессе…       — Нет, хён. Он не говорил, а я как-то не стал лезть за подробностями, — Чонгук жмёт плечами и тут же спрашивает: — А почему он… Ну… — ерошит волосы на затылке. — Ну, он же бета, почему тогда гнездится? У него есть животное начало, да? — Чонгук хочет узнать хоть что-то. — Хотя я бы точно отреагировал на его феромоны, я вечером блокаторы не пил…       — Мгм.       Юнги пытается дозвониться кому-то, но звонок сперва сбрасывают, а потом механический голос произносит: «Абонент вне зоны доступа сети». Юнги на это хмурится, грызёт нижнюю губу и спрашивает напряжённо наблюдающего за ним Чона:       — Ты сможешь за ним посмотреть? Я расскажу, что делать, мне к двойняшкам нужно, а Ёнсу трубку не берёт…              — Я смогу, у меня сейчас два выходных, а потом, если что, я возьму отгулы. А Ёнсу — это кто?       — Оппа Тэхёна.

***

      Чонгук на полу в углу своей спальни, лежит на кинутом здесь матрасе, слушая дыхание Тэхёна, и думает о том, что рассказал ему Юнги.       О том, что до шести лет Тэхён был омегой, а потом возле дома к нему пристала группа пьяных альф, которые хотели что-то с ним сделать, надавили феромонами всей толпой, и Тэхёну стало от этого плохо, он упал в обморок, и те сбежали. Тэхёна нашли лежащим на земле в переулке, и с тех пор он бета. Не чувствует своего зверя, не имеет феромонов, запаха, и у него нет течек. А из-за того, что всё произошло в очень маленьком возрасте, при поступлении в школу никто не стал заморачиваться, и в медицинскую карту ему просто вписали субгендер беты.       Полиция тоже не стала разбираться, дело даже не заводили за неимением улик и состава преступления — доказать, что там была та группа альф, и что их намерения были плохие, а ребёнок это всё не выдумал, было сложно. Ну и родители решили не усугублять, оставив всё как есть, ведь сущность Тэхёну этими разборками не вернуть, да и не хотелось Ёнсу в свои тогдашние двадцать три с этим возиться.       Из-за вписанного в медицинскую карту субгендера Тэхёну пришлось сначала в школе быть наравне с альфами, ведь бет определяли в группы к ним, и в армии Тэхён служил так же, живя и занимаясь с альфами. И ведь он был лучшим, что в учёбе, что на службе. Чонгук представить себе не может, насколько тяжело ему было через это всё проходить, и невольно им восхищается — любой на его месте давно бы сдался и потребовал к себе должного отношения и поблажек.       Сегодня третий день, как Тэ гнездится. Он не приходит в себя, не подпускает к себе, не встаёт даже в туалет и реагирует на любые звуки и действия агрессией, выражающейся в хрипящем из последних сил рыке и попытках укусить. Он разодрал в клочья рубашку Юнги, которую тот принёс в надежде, что его запах хоть немного поможет. Тэхён сейчас как загнанный в угол зверь, потерявший любую защиту и не чувствующий себя в безопасности. Он осунулся, его кожа серого цвета, а под глазами огромные тёмные круги. Он практически не спит, дёргаясь из-за любого шума. Чонгук переживает, что тот не ест ничего, один раз лишь попил немного воды, которую он ему принёс. Расплескал, конечно, большую часть, когда пытался отпихнуть от себя кружку, но в итоге Чонгук смог влить в его рот несколько глотков.       Чонгук живёт на полу в углу спальни эти дни, старается думать о хорошем, выпускает мягкие феромоны — Юнги сказал, что Тэхён должен чувствовать себя в безопасности, должен чувствовать, что он не злится на него. И Чонгук старается, он разговаривает с Тэхёном, рассказывает всякие забавные истории про себя, вслух планирует их будущие свидания, делится своими идеями.       Сегодня Юнги сказал, что если завтра Тэхён не придёт в себя, то придётся вызывать докторов и пытаться выводить его из этого состояния, ведь дальше ждать будет опасно для здоровья — организму нужно как минимум питаться.       Чонгук забывается, проваливаясь в свои переживания, и засыпает, не обращая внимания на то, что от его тревожных феромонов Тэхён сначала хмурится, принюхиваясь, а потом садится и осторожно вылезает из своего гнезда.       Просыпается Чонгук от того, что Тэхён, шумно дыша, фырчит возле его шеи, водит холодным носом по коже, одновременно стараясь улечься рядом и накрыть их одеялом. Его всего трясёт, он вспотевший и мокрый, сосульки волос налипли на лоб, а пересохшие губы расцарапаны до крови острыми клыками. Стеклянные, с лопнувшими капиллярами глаза сверкают дикой алой радужкой, из них текут слёзы и в них нет и намёка хоть на какую-либо адекватность. Он хрипит и урчит непонятно, будто пытается успокоить, и давит трясущимися ладошками на грудь Гуку, когда тот хочет сесть. В итоге они так и засыпают: Чонгук, осторожно обнявший за лопатки Тэхёна, боящийся даже дышать, а на нём распластавшийся, хрипло сопящий Тэхён, уткнувшийся носом ему в шею, опутавший всеми ледяными конечностями и криво натянувший поверх них одеяло.

***

      — Да почему я не могу? Я полицейский, Тэхён у меня всё это время был, а сейчас он просто спит! — почти не контролируя феромоны, но Юнги всё равно на подавителях, так что практически ничего не чувствует.       Они на кухне, спорят, кто поедет с Тэхёном в больницу и надо ли это вообще.       — Ты не родственник и не доверенное лицо, а в больницу в любом случае нужно! — омега начинает злиться, закипая. — Хренов Ёнсу! Сука, он меня блокнул что ли, я понять не могу? — он кидает телефон на стол, так и не дозвонившись до оппы Тэхёна. — Ну не Дживону же звонить в самом деле!       — Не надо никому звонить! — Тэхён хрипит и чуть не падает, шатко появляясь в дверях кухни.       — Тэ…       Юнги подскакивает, кидаясь к другу. Обнимает его, шепчет облегчённое: «Я так рад, что ты пришёл в себя», шмыгает носом, тут же суетливо ведёт его за стол, усаживает и мечется по кухне — достаёт контейнер из холодильника, ищет кастрюльку, бурчит что-то про то, что Чонгук пугливая какашка и никак не купит микроволновку, тараторит про то, что Тэхёну сейчас нужно поесть питательного бульона, от другой еды плохо будет… И всё это под пронзительным тёплым взглядом Чонгука, неловко жующего свою губу, не знающего, куда самого себя деть.       После того как Тэхён поел и сходил в душ, Юнги осторожно задал вопрос о том, что случилось в тот день. Тэхёну, не желающему вспоминать заново то, что произошло, всё-таки пришлось рассказать. Коротко и сухо, не подбирая слов, вывалить правду.       Это было в какой-то степени неловко, ведь Чонгук ему совсем чужой человек, а уже в курсе таких нелицеприятных и личных подробностей его жизни. Тэхёну, только пришедшему в себя — тяжело. Тяжело включать голову, думать о том, что делать дальше. Тяжело понимать, что из его памяти просто выпало три дня, которые он провёл в своём самом уязвимом и слабом состоянии, и что этим он заставил волноваться Юнги и Чонгука. Тяжело осознавать, что его размеренная, предсказуемая и ровная жизнь перевернулась с ног на голову.       Тяжело понимать, что самые близкие его люди даже не подумали о том, какую боль принесёт ему их предательство. Тяжело ловить сочувствующие взгляды и вздохи Юнги, тяжело слушать его негодующие злые высказывания в сторону будущего бывшего мужа и родителей. Тяжело понимать, что случившееся подкосило его настолько, что организм сдался, и он начал гнездиться. Тяжело знать, что придётся рассказывать о случившемся на работе, и что из-за пропущенного рабочего дня он получит выговор и штраф, и это в лучшем случае.       Тяжело.       Тяжело нести на своих плечах этот снежный ком проблем, который только растёт в прогрессии. Тут и маленькие досадные заботы, вроде покупки нового телефона и поисков жилья, и глобальные, вроде сборов документов на развод, поисков хорошего юриста, предстоящих сплетен на работе (если его вообще не уволят, ведь придётся рассказать о том, что он не бета, и неизвестно, какая будет на это реакция), разговоров с родителями и новых обследований по состоянию здоровья, ведь непонятно, как случившееся гнездование в итоге на нём сказалось.       Очень неловко и стыдно, что Чонгук оказался вынужденным свидетелем его слабости, что увидел его таким разрушенным и сломанным, что был втянут в это всё и тоже получил проблему на свою голову.       Тэхён привык справляться со всем в одиночестве, ему так легче, а сейчас он вынужден терпеть компанию незнакомца и в какой-то степени навязчивого друга. Ему хочется просто побыть одному, в тишине продумать план дальнейших действий и следовать ему, запихнув свои чувства и переживания куда подальше. Тэхён не хочет приносить Чонгуку ещё больше неудобств, он не хочет, чтобы тот возился с ним из жалости или вежливости, не хочет привязываться и пользоваться чужой добротой.       Поэтому, после того как Юнги уехал, взяв обещание быть всегда на связи, Тэхён искренне и неловко благодарит Чонгука за всё и говорит, что уедет сегодня же и не будет больше доставлять неудобства, на что получает неожиданный ответ:       — Тэ, я понимаю, что ты, наверное, привык справляться со всем сам, — мягко смотрит в глаза и тепло улыбается. — Я уважаю твоё желание и правда считаю, что тебе нужно побыть одному и разобраться в самом себе в первую очередь, но я не отказываюсь от своих слов, которые говорил раньше. Пожалуйста, не отталкивай меня, я бы очень хотел быть рядом, — с просьбой смотрит, всё так же мягко и уверенно говоря: — Не сбегай прямо сейчас, я же не выгоняю тебя, ты не доставляешь мне проблем и неудобств. Я хочу быть твоим другом, хочу поддерживать тебя и помогать. Оставайся, пожалуйста, здесь, найди спокойно себе квартиру и потом съезжай, тебе самому будет так удобнее, правда же?        — Другом? — Тэхён неверяще переспрашивает, ошарашено уставившись на Чона.       — Да, другом, — кивает в подтверждении своих слов. — Ты не готов к новым отношениям, тебе нужно время, нужна передышка, нужно спокойствие и забота. Я терпеливый и умею ждать. Хочу, чтобы сейчас у тебя был человек, на которого ты можешь положиться, на которого ты будешь рассчитывать и при этом чтобы общение не отягощалось неловкими думами о чувствах. Это ни к чему, верно же? — дожидается небольшого кивка в ответ и продолжает: — Ты мне нравишься, но я пока не влюблён, и моя симпатия не будет выходить за рамки дружбы, ты меня не заденешь.       Тэхён окидывает его взглядом и долго молчит, выдавая в итоге:       — Ты удивительно зрело размышляешь, Чонгук.       — У меня было время подумать, — широко улыбается в ответ и легко жмёт плечами.       — Ладно, хорошо, — Тэхён соглашается, не видя ничего страшного в том, что предложил Гук. — Спасибо, Чонгук. И прости, что тебе пришлось через это всё… — неловко замолкает, а Чон поддерживающе улыбается и мягко отвечает:       — Всё хорошо, Тэ. Главное, что ты в порядке, а остальное так, мелочи жизни.

***

      — Ты как, Тэ? — заботливое, с нотками беспокойства, и такое тёплое, что хочется улыбаться.       Чонгук как всегда — сорвался с работы и сейчас стоит, мягко заглядывая в глаза, закрывая собой от всех, проходящих мимо.       Они сегодня будто сговорились — оба в тёплых коричневых пальто, у Тэ немного светлее, оба в белых рубашках и брюках. Выглядят, как парочка.       На улице прекрасная весенняя погода, солнце печёт макушки, нагревая асфальт и стены домов. Они стоят возле огромного монументального здания суда, где сегодня было первое слушание по их с Дживоном бракоразводному процессу. Он длится уже третий месяц, и Тэхён не знает, как бы справлялся без Чонгука.       Тот как-то очень легко вписался в его жизнь и прочно закрепился в ней, постоянно присутствуя рядом и поддерживая.       Тэхён нашёл себе уютную небольшую квартиру, в которой только кухня, спальня, совмещённый санузел и маленький коридор, и он искренне счастлив там, впервые ощущая себя на своём месте.       Чонгук помогал обустроить там всё, сам прибивал полки и вешал тяжёлые портьеры с лёгким тюлем, помогал собрать новенький белый комод и такой же шкаф. Так легко и непринуждённо, всегда с теплом и мягкой, ненавязчивой, бережной заботой.       На работе Тэхёну пришлось рассказать о том, что произошло, и это доставило немало проблем: начальство разделилось на две стороны — одни кричали об обмане и требовали уволиться, а другие наоборот — стали ценить ещё больше.       Тэхён не унывает. Ему, с его образованием и опытом, будет легко устроиться в любую другую фирму, даже имея вот такую некрасивую историю за спиной — он ценный кадр и прекрасно это осознаёт, как и потенциальные работодатели.       Чонгук всегда рядом. Если не может приехать, что случается довольно редко, то звонит и пишет, шлёт дурацкие смс-ки и голосовые, уставшим голосом рассказывая про свои дела. Он будто чувствует, когда нужен, и всегда тут же появляется, ненавязчиво вытаскивая из грустных мыслей, отвлекая собой.       — Я в порядке, Чонгук-а, — отвечает на вопрос и широко улыбается, лукаво спрашивая: — Ты насовсем сбежал или опять обед пропускаешь из-за меня?       Сегодня у них свидание — первое, Тэхён сам захотел так. Сам выбрал место, надеясь, что Чонгуку понравится. Хотелось чего-то лёгкого, приятного и… Счастливого.       — Насовсем, — щурится и морщит забавно нос, — а что?       — Ничего, — легко жмёт плечами и разворачивается в сторону парковки, подхватывая Гука под локоть, неторопливо вышагивая к машине, — значит, сейчас покормим тебя, а потом поедем в одно место.       — Свидание, да? — счастливо и предвкушающе тянет, — а что за место?       — Сюрприз, увидишь позже.       Они подошли к машине Тэхёна, и Гук открывает перед ним водительскую дверь, помогая усесться.       — Я умру от любопытства, — ворчит, — и вообще, я сам хотел всё устроить…       Усаживается на пассажирское сиденье и пристёгивается, с некоторым смущением глядя на Кима.       — Успеешь ещё, — Тэхён смеётся, — дай мне самому сделать всё сегодня, ладно?       — Это… — замолкает, подбирая слова, а потом бурчит, — необычно. Меня никто никогда не водил на свидания, я же альфа…       — Расслабься, альфа, — вновь смеётся и берёт Гука за руку, переплетая пальцы, — ничего страшного же не происходит?       — Ладно, — оттаивает и откидывается на спинку кресла, влюблённо разглядывая уверенно ведущего машину Тэхёна.       — Что? — мягкое-мягкое, Ким смущённо улыбается, заметив взгляд Чонгука.       — Ты прекрасно выглядишь, Тэ, — склоняет голову немного вбок, — любуюсь тобой.       И то, как нежный румянец окрасил щёки Тэхёна — лучшая картина для Гука.

***

      Огромный полупустой павильон, заполненный кадками с растениями и цветами, поражает размахом. Это помещение будто переносит вас в тропические джунгли — тут тепло и влажно, тут мягкий жёлтый свет, много-много зелени и, что самое главное, тут огромное количество бабочек. Всех цветов, размеров и форм, они бесстрашно летают рядом с редкими посетителями выставки и усаживаются на любые доступные поверхности, будь то специально вытянутая рука или же плечи или волосы людей.       — Боже, Тэ… — Чонгук заворожённо смотрит на счастливого Тэхёна, который замер и не дышит, потому что яркая голубая бабочка уселась ему на нос и раскрыла крылья, являя себя во всей красе. — Не шевелись, пожалуйста.       Гук торопливо включает камеру на телефоне и фотографирует этот потрясающий момент.       — Щекотно, — Тэхён шепчет на выдохе и морщится, стараясь не чихнуть, но тщетно. Бабочка взлетает в тот момент, когда он, всё же не выдержав, задушенно чихает.       — Красиво… — Чонгук любовно разглядывает фото, а потом, недолго думая, ставит его на заставку телефона.       — Айщщ, ты не можешь так делать… — бурчит, смущённо розовея щеками.       — Как? — лукаво спрашивает и подходит ближе, обвивая руками тонкую талию, прижимая Тэхёна к себе.       — Как будто мы парочка, — куда-то в грудь, из-за разницы в росте упираясь лбом в ключицы, вдыхая такой родной аромат Гука.       — Мы к этому идём, нет? — с мягким смешком, — или наше свидание дружеское?       — Не дружеское, — всё так же в грудь, и Гук видит, что у Тэ сейчас покраснели даже уши, — я тебя, вообще-то, планировал сегодня поцеловать.       — Какой коварный омега, — тянет и сильнее сжимает руки, прижимаясь губами к виску, интимно понижая тон, — решил меня соблазнить, да?       — Именно так, — поднимает румяное лицо и игриво спрашивает, щуря лукаво глаза: — Оштрафуете меня за это, господин полицейский?       — Накажу, господин Ким, — хрипло шепчет, темнея глазами.       Тэхён смеётся на это и выпутывается из объятий, отступая на шаг назад и не разрывая зрительный контакт.       Он счастлив. Вот прямо сейчас, в эту минуту, секунду, мгновение — счастлив. Душа поёт, и бабочки порхают не только вокруг, но и в животе — щекотно перебирают крылышками, отчего хочется смеяться и кружиться, заряжая радостью весь мир вокруг.       Чонгук — идеальный альфа. Такой, о каком мечтал когда-то Тэ. Внимательный, заботливый и чуткий. Сильный и обходительный. Он смог пробиться сквозь стену недоверия, ненавязчиво присутствуя и помогая, по кирпичику разрушая преграды к сердцу омеги.       Тэхён ему искренне благодарен. За мудрость не по годам, за терпение и уважение. Если бы тогда, почти три месяца назад, Гук повёлся бы на просьбу, и они бы всё же переспали — Ким никогда бы не смог к нему относиться так, как сейчас. У него никогда бы не возникло тех распирающих тёплых чувств, какие есть сейчас. Он воспринимал бы его, как отчаянную попытку забыться и отомстить, и Чонгук всегда бы напоминал собой о том ужасном дне и той боли.       Сейчас, спустя время, Тэхён прекрасно понимает, что не захотел бы общаться потом с Чонгуком — в его характере так поступить, убрать из жизни всё, что напоминало бы о плохом. Так, как это произошло с родителями, той квартирой и даже машиной — Ким без сожалений продал имущество, а родные давно находятся в чёрном списке контактов.       Возможно, Тэхён трус, раз бежит от всего и старается избавиться от напоминаний о предательстве, но ему так спокойно и хорошо, и это в приоритете.       Тэхёну действительно нужно было время прийти в себя. Осознать и принять случившееся, переболеть этим и в итоге отпустить, начав со спокойствием в душе реагировать на произошедшее.       Конечно, за это время у него были срывы и истерики, куда же без этого? Были и клубы, и пьяные попытки уйти от реальности, философствуя о наболевшем с уставшими барменами в ожидании приезда Гука. Тот всегда был рядом. Всегда поддерживал и находил нужные слова, вселяя в Кима уверенность в том, что он не виноват.       Почему-то рядом с Чоном Тэхёну не приходили в голову мысли о том, что он, возможно, заслужил случившееся, что это он не такой, как нужно, что вся проблема в нём. Гук всегда ненавязчиво и искренне говорил комплименты, ухаживал и заботился так, что у Тэхёна не возникало сомнений в своей нужности и важности.       Почему-то рядом с Чонгуком не страшно быть слабым, быть собой — омегой. Не страшно отдать ему контроль и спрятаться за его спину, не страшно полагаться на него — уверенность в том, что тот защитит и сделает всё для комфорта Тэхёна растёт с каждым днём.       И это так потрясающе, так ново и так желанно, что Ким не находит ни единой причины для того, чтобы ждать ещё чего-то. Предательство близких больше не давит на плечи, оно осталось там, в родительской спальне грустным воспоминанием и зажившим шрамом на сердце.       Их знакомство началось с трудностей, и если уж Чонгук изначально не испугался проблем, то Тэхён разумно считает, что можно довериться этому альфе и попробовать быть счастливым так, как ему самому того хочется. Не строя из себя сильного, не таща все проблемы в одиночку, а полагаясь на крепкое, надёжное плечо.       Уже возле дома, сидя в машине на парковке, Тэхён, разглядывающий влюблённо альфу в тёмном салоне авто, мягко подаётся вперёд и шёпотом спрашивает:       — Я заслужил свой поцелуй, господин полицейский?       И получает в ответ горячие мягкие губы на своих и чувственность вперемешку с нежностью. Этот поцелуй, он для Тэхёна будто самый первый в жизни, такой трепетный и наполненный эмоциями, что в уголках глаз собираются слёзы.       Он долгий-долгий, до припухших, немного саднящих губ, до разворошенных пальцами волос, до жарких мурашек по шее и тянущего узла, скручивающегося внизу живота.       Тэхён сам отстраняется, прерывает с громким чмоком поцелуй, прислоняется лбом к Гукову и шепчет, затуманенно глядя в глаза:       — Вот и как мне быть, Чонгук? Я не хочу торопиться, но как же я тебя хочу.       — Это взаимно, хён, — с судорожно втянутым носом воздухом, горячо выдыхая на влажные губы.

***

      — Итааак, — Чонгук барабанит по столешнице пальцами, с широкой улыбкой глядя на Тэхёна, который сидит напротив за столом в уютной кофейне. — Что за новость?       А Тэхён не знает, как сказать. Почему-то вдруг становится страшно, хотя бояться совсем нечего — это же Чонгук, его альфа, его мужчина, его опора, с которым они официально уже как два месяца. Именно столько времени назад омега наконец-то получил документы о разводе и закончил ту страничку своей жизни. Они это уже, конечно, отпраздновали, а вот сегодня… Сегодня новости важнее, и у Тэхёна трясутся руки, а сердце ухает в пятки, когда он лезет в сумку за конвертом.       — В общем… — двигает по столу пальцами к Гуку, — вот.       И дёргано поправляет ворот рубашки, со страхом ожидая реакции на известие. Мало ли, они такое с альфой вообще не обсуждали, а тут…       Пока Чонгук, нахмурившись, достаёт бумаги и вчитывается, Тэхён успевает обдумать действительно многое заново по кругу, волнуясь и тревожась. И о том, что хорошо, что они до сих пор не съехались, и о том, что жизнь теперь может и стопроцентно точно круто изменится, и о том, что альфа может быть не готов и не хотеть такого, и что из-за разногласий им, возможно, придётся расстаться, хотя кого он обманывает — Гук точно не будет против…       — Я не совсем понимаю, Тэ, — Чонгук перебивает ворох мыслей, перечитывая заключение доктора, — тут сказано…       — Да, там сказано, что я смогу родить, и что скоро у меня начнутся течки, я же гормональные препараты пил, доктор сказал, что прям скоро, но запаха и феромонов у меня всё равно не будет, так как железа атрофировалась и заросла за годы… — выпаливает и замирает, напрягаясь всем телом, огромными глазами смотря на альфу.       Чонгук аккуратно складывает на стол бумаги, а потом внезапно подрывается, роняя стул, и обнимает его. Крепко душит руками, зацеловывая лицо, сияя счастливой улыбкой и не обращая внимания на других посетителей.       — Боже, я так рад, Тэ! — заполошно так. — Мы сможем родить детей! Хён, я так рад!       Он чуть ли не урчит, вибрируя низко голосом, ещё крепче сжимая руки. Омега уверен, если бы не подавители, то зал бы давно пропах феромонами альфы.       — Правда? — Тэхён не может сдержать этот глупый вопрос, так же, как и широкую улыбку на лице.       — Ты сомневался? — аж замирает, удивлённо глядя в глаза. — Сомневался, — отвечает сам себе. — Тэ, ты только что сделал меня самым счастливым человеком в мире, — не отводит взгляд, — мы, конечно, пока ещё на стадии обсуждений совместной жизни, но, Тэхён, — хмурится немного, продолжая твёрдым строгим тоном: — Ты в моих планах до конца. Свадьба, дети, внуки и глубокая старость, ясно? И если я думал о суррогатном отцовстве или ребёнке из детского дома, то теперь я не против большой семьи и с нашими, родными, — целует коротко. — Хочу очень большую семью с тобой.       И Тэхён часто кивает, впервые в жизни желая расплакаться от счастья. Чонгук такой… такой, что не стыдно будет и разреветься. Личное счастье омеги, который и мечтать не смел о подобных отношениях и подобном альфе. Надёжном, любящем и искреннем. Добром и понимающем, и… Он до бесконечности может перечислять качества Гука, и в итоге ему, скорее, просто не хватит слов, чтобы описать все.       — Так тебя люблю, — всё же шмыгает носом, — спасибо, Чонгук.       

***

             — Мне так… плохо, и жарко, и… — Тэхён натурально хнычет, ёрзая на сиденье и расстёгивая рубашку ещё на две пуговицы.       Чонгук гонит вовсю в сторону дома омеги, кидая беспокойные взгляды на Кима. Тот весь раскрасневшийся, с заломанными бровями и капризно изогнутыми губами, часто дышит и просто не знает, куда себя деть.       Альфа в восторге и ужасе одновременно. Течка наступила на следующий же день после того разговора, и Тэхёна пришлось срочно везти с работы домой, так как подавители тому строго запретили пить.       — Сейчас, хороший мой, — Чонгук психованно выкручивает руль, объезжая пробку, сетуя на то, что вынужден пить таблетки — феромоны бы точно омеге помогли, — потерпи, солнце, почти приехали.       — Я так больше не могууу, — со слезами на глазах, Тэхёну и хорошо, и плохо одновременно.       Это буквально первая течка в его жизни, он впервые чувствует себя таким нуждающимся и слабым. Всё тело будто горит, а начавшая выделяться смазка неприятно мочит брюки, раздражая нежную кожу. Иррациональное желание затапливает мозг, хочется чувствовать себя нужным и желанным, самым хорошим и лучшим. До неприятного зуда под кожей хочется принадлежать альфе.       — Всё, уже почти, три минутки, хороший мой, — успокаивающим тоном, который вот совсем не помогает.       Тэхён отстёгивается и скидывает обувь, залезая на сиденье, переваливаясь через ручник и припадая носом и губами к мощной шее.       — Чонгууук, — капризно, — мне надо, — он готов прямо здесь и сейчас снять одежду, которая неприятно натирает швами кожу и больно сжимает уже полностью вставший член, — ну пожалуйста, — со всхлипом, водя носом по железе, шумно пытаясь унюхать нужный запах.       Альфа косо тормозит у входа в подъезд и выскакивает из машины, тут же подхватывая на руки омегу, который окончательно потерялся в пространстве, представляя из себя сущий беспорядок.       — Мне так больно, альфа, — и получает грудной рык, чувствуя, как от этого смазка не просто выделяется, а натурально течёт, впитываясь в ткань брюк огромным красноречивым пятном.       Уже в лифте у Тэхёна окончательно срывает крышу, он скулит, трётся и лезет руками под одежду Чона, сквозь всхлипы требуя от того сделать хоть что-то. Голова ужасно кружится, воздух вокруг кажется густым и наэлектризованным, и в тоже время пустым.       — Мне надо, ну пожалуйста, — прикусывая железу зубами и тут же зализывая, шаря руками по горячему крепкому телу, ощупывая внушительный вставший член сквозь джинсу и обтираясь лицом о шею со вздувшимися венами.       — Сейчас, родной, — Чонгук кидает взгляд на застывшие цифры на табло и тут же дёргается, ловя равновесие — кабинка резко затормозила, а цифры замигали разными значениями, в конце вовсе пропав. — Блядь!       — Прости, прости, прости, — Тэхён шепчет, отшатывается и съёживается, он услышал злость в голосе и воспринял на свой счёт.       — Нет, солнышко, всё хорошо, ты самый лучший омега, — Чонгук мягко тянет того к себе, сходя с ума от того, какой тот в этот момент уязвимый и беззащитный. — Самый хороший, самый ласковый, — бормочет, зацеловывая раскрасневшееся лицо.       Тэхён счастливо урчит в голос и ластится, как животное, подставляется всем естеством, и это просто последний гвоздь в крышку терпения альфы, который накидывается на омегу с жадным поцелуем. Он вылизывает щедро распахнутый рот, сосёт язык и вжимает Тэхёна собой в стенку, проезжаясь бугристым пахом по такому же мокрому омежьему.       — Даа, — стонет, откидывая голову, подставляя шею и всего себя, торопливо пытаясь расстегнуть чужую ширинку на ощупь, — пожалуйста...       Его трясёт от лавины ощущений, с ним такое впервые в жизни и хочется буквально сожрать Чонгука, залезть в него, закутаться и урчать довольным волчонком.       — Какой хороший, — хрипло и низко, собирая языком острые ключицы, оставляя алеющие метки, — сладкий омега, — прикусывая и зализывая плечо.       Тэхён скулит на это и съезжает по стенке вниз, бухаясь на колени, трясущимися руками отодвигая ткань джинс и трусов, доставая член Чонгука. Он большой, увитый венками и с покрасневшей мокрой головкой, в которую омега тут же тычется носом, ведя по всей длине, упираясь в итоге в паховую складку и дыша, дыша, дыша.       Шумно, громко, задушенно урча в короткие волоски от наконец-то полученного чистого запаха своего альфы. Под ним натекла уже лужа, а анус пульсирует неприятно, но так на это сейчас пофиг, когда такой вкусный член перед глазами. Тэхён лижет широким мазком от корня к головке, и услышанный сверху рык придаёт какой-то гордости, омега внутри задушенно верещит от радости, виляя течной задницей.       Альфа! Весь его! Целиком!       — Чонгууук, — хнычет высоко, усиленно вылизывая венки, не обращая внимания на текущую слюну и громкие хлюпающие звуки, отскакивающие эхом от стенок кабинки.       — Молодец, солнышко, — хвалит, проходясь рукой по волосам, и Тэхён подставляется под пальцы, поднимая замыленный, просящий взгляд вверх. — Открой ротик, — приказывает, и омега с радостью подчиняется, почувствовав чужую, такую нужную сейчас власть.       Облизывает губы и широко открывает рот, высовывая язык, преданно глядя в глаза.       — Умница, — урчит и аккуратно проникает внутрь, плавно толкаясь вглубь.       Тэхён удовлетворённо прикрывает глаза, с наслаждением ощущая тяжесть большой горячей головки на языке и немного солоноватый привкус смазки. Он сам насаживается, чувствуя, как Чонгук сильнее сжимает пальцы в волосах, и задушенно стонет, пуская вибрацию, когда головка упирается в горло.       — Блядь, Тэ, — рыком, мелко толкаясь, — видел бы ты себя сейчас, — хрипит, а Тэхён тянется руками вниз, торопливо снимая брюки сразу с боксерами на бёдра, — такой красивый, мой маленький.       Напряжённый небольшой член неприятно бьётся об низ живота, а мимолётная прохлада пускает мурашки, когда омега заводит руку назад, нащупывая мокрую пульсирующую дырочку, и вводит сразу два пальца в себя. Полученное облегчение вынуждает громко заскулить, отчего Чонгук с чавкающим хлюпом отстраняется и вздёргивает Тэхёна вверх, подкидывая на руках и упирая спиной в кабинку.       — Даа, — блаженно улыбается опухшими красными губами, обвивая ногами талию, тут же получая мокрый кусачий поцелуй и жадные большие ладони на заднице.       Чонгука сорвало с цепи, ему уже всё равно, что лифт может в любую секунду начать движение, всё равно, что тут установлены камеры — его течный омега требует быть удовлетворённым, и это превыше всего. Такое с ним тоже впервые.       Тэхён скулит и ластится, трётся членом о пресс альфы и задушенно взвизгивает в жадный чонгуков рот, когда тот перехватывает его удобнее в одну руку, а палец второй аккуратно вводит в пульсирующее, не перестающее течь отверстие.       — Мало, — хнычет, абсолютно бессмысленным взглядом смотря вниз, и тут же выгибается, почувствовав, как Чон толкается внутрь ещё двумя, сразу по костяшки.       — Уже полностью готовый для меня, — рычит натурально, обнажая острые клыки, активно двигая рукой, разнося по кабинке откровенные хлюпающие влажные звуки.       — Даа, — взвизгивает, когда Гук со всего размаху впечатывается кончиками пальцев в набухшую железу и не перестаёт повторять движение, выбивая этим последние крупицы сознания Тэхёна. Тот превращается в хнычущее, совершенно потерявшееся в ощущениях, растекающееся в прямом и переносном смыслах нечто.       Так хорошо, волны возбуждения накатывают с каждым разом всё сильнее, накрывают с головой, окутывая липким жаром.       Тэхён ёрзает, пытается подмахивать, трётся своим членом о член альфы и толкается бёдрами навстречу, и в итоге заламывает брови, вновь скуля — ему мало того, что он получает. Мало запаха, мало наполненности, мало…       — Что такое, солнышко? — Чонгук немного притормаживает, видя исказившееся лицо и опущенные уголки губ готового разреветься омеги.       Тэхён лишь пытается сам руками направить в себя его член, неуклюже соскальзывая пальцами, и вновь хнычет, в итоге кусая сильно Гука за ключицу.       Тупой альфа!       Бьёт кулачком в мощную грудь и роняет слёзы, громко всхлипывая, тут же получая кучу поцелуев и какой-то мягкий, утешительный рокот сверху.       — Хороший мой, самый лучший омега, — бормочет низко, перехватывая Тэхёна удобнее, осторожно насаживая того на член, — такой, блядь, — стонет хрипло, проникая головкой, — горячий и узкий, мхмм, весь мой, — одним слитным движением входит до конца и замирает.       Тэхён с облегчением выстанывает, чувствуя наконец такую нужную наполненность, ощущая каждую венку на горячем члене, ощущая, как его распирает и как альфы много. Он вжимается сильнее в крепкий торс, трётся об него своим напряжённым красным членом и царапает ногтями мощную вспотевшую шею, ёрзая и беспорядочно целуя, вылизывая и кусая доступные открытые участки кожи. Ключицы, подбородок, щёки, кадык, уши, ему безумно хорошо, и он просто не может сдерживать в себе свой животный восторг.       Чонгук начинает размеренно двигаться, глубоко и медленно, почти полностью выходя и до глухого шлепка яиц о промежность толкаясь обратно, в мокрую глубину, постепенно наращивая темп.       Тэхён сипло стонет, абсолютно потерявшись, жадно встречая каждый толчок, подаваясь навстречу, крепко сжимая в себе крупный член. Внизу живота печёт, а спираль возбуждения скрутилась настолько, что буквально остались считанные секунды до оргазма.       — Какой старательный, — хвалит урчаще, и это вызывает скулёж и ещё больше смазки, которая буквально залила бёдра альфы и теперь вязко чавкает и хлюпает на каждом движении.       — Даа, — громко, высоко и на выдохе, откидывая голову назад и подставляя шею, чувствуя близкую разрядку, — пожалуйста, — хнычет и сам тянет лицо Чонгука к себе, утыкая того носом в железу, — пожалуйста, — всхлипывает.       Гук прикусывает кожу, больно всасывая до синяка, начиная буквально таранить тело омеги, беспрерывно и быстро толкаясь, шлёпаясь мокрыми потяжелевшими яйцами о покрасневшую задницу.       — У вас всё хорошо?       Раздавшийся голос диспетчера заставляет обоих крупно вздрогнуть, а Чонгук от неожиданности сжимает сильнее зубы, прокусывая кожу до крови, отчего Тэхён высоко взвизгивает и содрогается, забрызгивая смазкой футболку альфы, долго и сладко кончая.              Чонгук рычит, чувствуя пульсацию чужого узкого нутра, и еле успевает выйти, заливая бёдра Тэхёна спермой, сжимая того в руках до хруста костей.       — Эй, всё в порядке? Лифт застрял?       Диспетчер не унимается, а Чонгук, фырча и зализывая свою почти метку, сгребает омегу ближе к себе, собственнически пряча в объятиях и недовольно отвечая:       — Мы застряли.       Успокаивающе гладит руками Тэхёна по спине, мягко зацеловывая лицо.       — Полчаса, и к вам придут лифтёры, нужна ли будет медицинская помощь?       — Нет! — рыком, Чонгук не хочет, чтобы кто-то видел Тэхёна в таком состоянии, альфа внутри бесится, и омега, чувствуя это, начинает ластиться, выцеловывая напряжённую шею.       — Хорошо.       Пелена течки немного спала, и сейчас Тэхёну неимоверно стыдно и в то же время безумно хорошо — он полностью окутан альфой, спрятан в его надёжных руках и абсолютно счастлив.       — Солнышко, ты как? — шёпотом, целуя во взмокший висок, осторожно помогая натянуть безбожно промокшие трусы и брюки.       — Хорошо, — урчит и трётся носом о ключицу, — очень хорошо.       Лифт внезапно приходит в движение, и Чонгук довольно рыкает, улыбаясь — сейчас они зайдут домой, и больше их никто не увидит, его сокровище будет полностью его, и никто не позарится.       — Люблю тебя, — шёпотом, выводя пальчиком узоры на груди.       — И я тебя, — чмокая в нос, лучисто улыбаясь, — самый лучший омега.       Квартира встретила парочку прохладой и сумраком из-за зашторенных окон.       — Давай, солнышко.       Чонгук заботливо усаживает Тэхёна на пуфик, стягивая с того грязные носки — обувь он скинул ещё в машине, а в лифте они об этом не задумывались.       — Душ или ванна? — подхватывает омегу на руки и идёт к нужной двери, локтем дотягиваясь до выключателя.       — Душ, — сиплое, тычась носом в шею.       Тэхён не совсем понимает и осознаёт, что чувствует. Ему хорошо, он будто в мягких-мягких волнах тепла, ему уютно и надёжно, и в это же время опять начинает возрастать желание, тело потеет, хочется раздеться, а внутри зудит противно.       Чонгук аккуратно ставит омегу на ноги, заботливо начиная того раздевать с мягкой улыбкой. Тэхён сейчас такой разнеженный, доверчивый и ласковый, со своими румяными щеками, опухшими губами и блестящим затуманенным взглядом, что хочется бесконечно любоваться и столь же долго нежить.       Альфа торопливо сам раздевается, скидывая вещи в одну кучу, и настраивает воду в душевой, затягивая в итоге омегу под тёплые струи. Тот вздрагивает, а потом мягко обнимает Гука за талию, прилипая щекой к широкой груди, полностью расслабляясь.       — Ты как? — шёпотом, целуя куда-то в макушку, проходясь мыльными руками по спине.       — Хорошо.       Тэхён стоит, прикрыв глаза, нежась под ласковыми прикосновениями больших ладоней, наслаждаясь такой отчаянно важной близостью и заботой.       — Сможешь заснуть? — немного отстраняется и разворачивает омегу к себе спиной, прижимаясь сзади, проходясь руками уже по груди, острым ключицам и плоскому мягкому животику.       — Не знаю.       Тэхён, если честно, вообще не в курсе, как должно всё происходить. Течка, как и гон, идут волнами — спадая и нарастая, это всем известно, но вот как это будет в его случае… Доктор ничего не говорил.       — Ладно.       Шагает немного вперёд, подставляя обоих под струи, смывая пену. Гладит ладонями тёплую, будто облитую золотом кожу, пересчитывает родинки на груди и плечах, обводит по краю ямку пупка и ведёт вниз, к аккуратному члену.       Тэхёну охренительно. Урчать хочется, что он и делает, плотнее прижимаясь спиной к мощному горячему телу, подставляясь под касания и выгибаясь, чувствуя задницей внушительный даже в спокойном состоянии член.       — Мы осквернили лифт, — шепчет довольно, кидая хитрый взгляд назад на Гука и притираясь попой. Возбуждение накатывает внезапно, вызывая спазм внизу живота и заставляя выделяться смазку, которая начинает течь тонкими струйками по бёдрам.       — Мгм.       Аккуратно прижимается губами к маленьким ранкам на шее, тут же зализывая их и продолжая выцеловывать линию челюсти и покрасневшее ушко.       — Я не хочу спать.       Разворачивается и тянет на себя, требовательно впечатываясь в губы жадным поцелуем, запуская пальцы правой руки во влажные волосы Гука, царапая ноготками другой руки кожу на загривке.       Альфа с тем же жаром отвечает, с силой сжимая упругую задницу ладонями, притискивая того ещё ближе, буквально поедая рот Тэхёна.       — Вкусно, — ухмыляется и облизывается, тут же проходясь языком по подбородку и прикусывая кадык, — хочу попробовать тебя везде.       Выключает воду, подхватывает омегу на руки и, как есть, выходит из ванной, вышагивая в сторону спальни. Вытираться смысла нет, всё равно постельное будет мокрым, и его не раз придётся менять.       У Тэхёна едет крыша только от осознания того, что альфа так легко его носит, будто он не весит ничего. Возможно, его возбуждает чужая сила, ведь в руках Чонгука он кажется таким маленьким и хрупким, и в то же время он чувствует себя полностью защищённым и в безопасности. Он восторженно по-омежьи пищит, цепляясь руками за плечи, выцеловывая и вылизывая мощную шею и ключицы, вызывая этим грудной довольный рокот.       — Какой хороший у меня омега, — низко бормочет похвалу, остановившись около кровати, одной рукой стягивая одеяло на пол, а потом аккуратно укладывая Тэхёна на простыни и наваливаясь тут же сверху, подминая того под себя.       Омега липнет мокрым телом, льнёт и ёрзает, трётся налившимся кровью членом о торс и обвивает ногами талию, выстанывая что-то нечленораздельное в поцелуй. Он часто дышит, его щёчки покраснели до невозможного, а взгляд полностью затуманен желанием.       — Какой красивый, — Чонгук урчит восхищённо, цепочкой поцелуев пересчитывая родинки на лице, — обожаю, мой хороший.       Спускается ниже, к груди, и прикусывает маленький сосок, тут же толкаясь в него языком, получая на это действие громкий стон и выгнутую спину. Повторяет то же действие и влажно лижет до другого соска, начиная терзать и этот маленький комочек плоти.       В комнате становится душно, зашторенные окна не дают попасть солнечному свету внутрь, и поэтому здесь приятный полумрак. Тэхёна размазывает от ощущений, они все острые, на грани, и альфы так много, он будто везде. Его руки и губы — они такие жадные и требовательные, они хозяйничают по каждому сантиметру чувствительного тела, присваивают и клеймят, и омегу внутри плющит от такого до состояния лужи.              Чонгук отстраняется, мягко целует в серединку груди и поднимается, окидывая тёмным взглядом распластанного омегу перед собой. Тэхён смотрит на него, покрываясь ярким румянцем — альфа выглядит как бог: широкие плечи, усыпанные его алеющими засосами, мощный торс с кубиками пресса, внушительный тяжёлый член, рельефные мышцы на руках и загорелая кожа, покрытая капельками невысохшей воды и пота. У него растрёпаны волосы, почти чёрные глаза, отливающие алым по радужке, и опухшие, без чёткого контура губы.       Чонгук обхватывает рукой правую изящную лодыжку и, глядя в глаза, прижимается губами к выступающей косточке, прикусывает её и тут же зализывает. Цепочкой маленьких поцелуев проходится до острой коленки и выше, неожиданно сильно кусая внутреннюю часть бедра, отчего Тэхён хнычет — ему и немного больно, и безумно приятно, а побежавшие по коже колючие мурашки тому доказательство.       — Придержи-ка, — приказом, Чон поднимает ноги омеги к его груди и бесстыдно разглядывает открывшуюся картину загорелых бёдер, упругих округлых половинок мокрой задницы и пульсирующего отверстия, выталкивающего густую вязкую смазку, которая уже натекла внушительной лужицей на постель.       Тэхён дышит прерывисто и вновь хнычет — ему нравится, как альфа его разглядывает, нравится, как бережно, но крепко тот сжимает пальцы на нежной коже, нравится быть таким беззащитным и раскрытым. Это сводит с ума — омега никогда в жизни так себя не вёл, он достаточно сдержан в таких делах, но сейчас… Сейчас ему хочется устроить настоящий беспорядок, хочется дойти до невменяемого состояния и получить от Чонгука всё и даже немного больше. Стыд исчез, оставив вместо себя тягучую и горячую похоть.       Чонгук обводит пальцами сжимающееся отверстие, собирая и размазывая смазку, ведёт по шовчику к поджавшимся яичкам, а потом просто сгребает их и аккуратный покрасневший член в кулак, скользко прокручивая его. Тэхёна выгибает на кровати, он закатывает глаза и всхлипывает от резких, долгожданных ощущений, толкаясь вперёд, желая получить больше.       Ему мало, очень мало, возбуждение туманит мозг и плавит тело, заставляя разрываться на части и дрожать от переполняющих эмоций. По щекам текут слёзы, Тэхёна мелко трясёт, а конечности будто ватные, и вместе с тем он чувствует каждый свой напряжённый нерв. Такое ощущение, что он может вот прямо сейчас вот так кончить — позорно, очень быстро и нелепо. Скручивающаяся спираль возбуждения настолько жгучая, что аж больно, и такое простое касание приносит невыносимое облегчение.       — Даже тут красивый, — альфа низко и довольно урчит, — такой маленький, — наклоняется и без предупреждения накрывает головку губами, осторожно её сжимая.       Рот Чонгука неимоверно горячий, а влажный язык очень подвижный — Тэхён чувствует каждое движение по нежной коже, когда тот начинает скользить им, очерчивая под уздечкой и толкаясь кончиком в уретру. Такая вроде бы обычная ласка кажется запредельно острой, особенно когда Чонгук втягивает щёки и гладко насаживается на член до конца.       Тэхён сейчас чрезвычайно чувствительный, он даже не подозревал, что может вот так реагировать, когда начинает тонко и звонко скулить, до красных полос царапая ноготками самому себе напряжённые бёдра от того, что альфа сглатывает, сдавливая глоткой головку члена, и вибрирующе урчит, насаживаясь ещё глубже, открывая рот шире и высовывая язык, проходясь им по поджавшимся яичкам.       В любой другой подобной ситуации это, наверное, вызвало бы комплексы насчёт крошечных размеров, раз Чонгук может легко такое сделать, но сейчас Тэхёна просто растаскивает на атомы от ощущений, превращая в податливо подставляющееся, плачущее и скулящее нечто. Жарко, очень жарко и мутно, тело, кажется, пылает, отдаваясь током в каждой клеточке. Низ живота сводит донельзя, скручивая внутренности в приятно-остро-горячий тянущий узел.       Чонгук громко хлюпает слюной и смазкой, когда всасывает и яички тоже, помогая себе рукой и создавая вакуум, отчего Тэхён натурально взвизгивает, дёргается и отпускает дрожащие ноги, сдавливая ими тут же голову альфы.       У Чонгука очень мягкие волосы — проносится в отголоске сознания, когда Тэхён вцепляется пальцами в тёмные пряди и захлёбывается стонами и всхлипами, ведь тот начинает размеренно сосать, туго сжимая губы, приподнимая снизу ладонями таз омеги для большего удобства, удерживая на весу.       — Очень вкусный, — урчащее, с громким чмоком выпуская член изо рта, облизывая блестящие красные губы, растянутые в шальной клыкастой улыбке, — держись крепче, хороший мой, я ещё не закончил.       Он подтягивает Тэхёна к себе ближе, ещё сильнее поднимая задницу вверх, большими пальцами разводя мокрые половинки.       Тэхён сжимает ноги на его шее, оказываясь в полусогнутом состоянии вверх тормашками, но ему так всё равно на это, потому что Чон широким мазком языка проходится по текущей дырочке, громко слизывая смазку. Омега натурально скулит и издаёт целую симфонию захлёбывающихся хрипящих звуков, подаваясь ближе к лицу альфы, кое-как сохраняя своё положение в не очень удобной позе. Невыносимо приятно, Чонгук приникает к отверстию и всасывает нежную кожу по краям, вкусно чавкая и хлюпая, ввинчивает скользкий бархатный язык внутрь и тщательно вылизывает беспрестанно текущую тягучую смазку, громко проглатывая её большими порциями.       Освободив одну руку, Чон добавляет пальцы к языку, заполняя пространство вязкими хлюпающими звуками, сводя с ума омегу контрастными ощущениями мягкого горячего рта и настырных длинных пальцев, беспрестанно растягивающих стенки и массирующих набухший комочек нервов.       — Такой сладкий, — урчит спустя время, превратив Тэхёна в несоображающую лужу эмоций с оголёнными нервами, не отрывая губ от дырки, бормоча удовлетворённо прямо туда.       Чон чмокает несколько раз в припухшее отверстие и осторожно опускает таз омеги на простыни, со смаком облизываясь.       Тэхён кончается как человек в тот момент, когда решает посмотреть на альфу. Раскрасневшееся мокрое лицо, блестящие от смазки и слюны нос и подбородок, всклокоченные волосы и дикий тяжёлый взгляд с огромными зрачками. Боже, у него даже грудь и шея в потёках, и это выглядит так будоражаще и горячо, что омега чувствует, как из него буквально льётся рекой от этой картины.       Его! Альфа! Весь помеченный!       Ноги и руки сводит, низ живота горит, а из горла выходит непонятный скулёж, высокий и восторженный, который проглатывает Чонгук, приятно-тяжело навалившийся сверху, мягко, но требовательно целующий приоткрытые пересохшие губы.       Собственная сладость ощущается на языке вязко и терпко, когда Чонгук делится ей, вылизывая податливый рот. Проходится со смаком по нёбу и зубам, оглаживает щёки изнутри и сосёт язык, не обращая внимания на текущие слюни по подбородку. Они оба теперь все испачканные смешавшимися жидкостями, и это такой кайф — по-настоящему животный и немного дикий. Тэхён в буквальном смысле горит — по венам полыхает жаром, он абсолютно весь мокрый и скользкий, вьётся ужом, обтираясь об мощное тело альфы, с восторгом чувствуя литые мышцы пресса и ощупывая руками такие же на спине и плечах.       Он толкается вперёд, проезжаясь пахом по паху, и громко, задушенно стонет в поцелуй, получая ответный хриплый рык — у Гука тяжёлый, горячий, болезненно налитый кровью член, и сейчас он получил первое касание за всё это время. Становится немного стыдно, ведь альфа так для него старается, а он… Не сделал ничего. В глазах непроизвольно скапливаются слёзы, а Тэхён шмыгает носом, уже собираясь извиняться, когда Чон отстраняется немного, удивлённо оглядывая виноватое лицо.       — Тэ? — обеспокоенно шепчет, сильнее прижимаясь, окутывая собой. — Хороший мой, что случилось?       — Ты… — всхлипом, — тебе… — он готов разреветься.       Нестабильное психоэмоциональное состояние даёт о себе знать скачками настроения.       — Мне замечательно, — урчит ласково, мягко зацеловывая румяное лицо, — у меня самый лучший омега, самый хороший, самый вкусный, самый любимый.       Целует глаза со слипшимися солёными стрелками ресниц, заломанные брови, раскрасневшиеся мокрые щёчки, родинку на кончике носа, переносицу — везде оставляет ласковое касание тёплых губ.       — Правда?       Тэхёну физически нужно знать, что он хороший. Самый лучший, любимый и всё вот это, подтверждающее важность, нужность и значимость.       — Да, — улыбается и трётся носом об носик, — самый-самый лучший, люблю тебя.              Эти слова вызывают спазм в животе — болезненный и острый, натруженный анус выталкивает смазку большой порцией, и Тэхён стонет, выгибаясь грудью, прижимаясь плотнее к Чонгуку.       — Маленький мой, хороший, — зацеловывает, ласково убирая налипшие на вспотевший лоб пряди.       — Мне… — со всхлипом, Тэхён теряется в ощущениях, в голове мутная пелена, которая давит на мозг острым возбуждением, — мне надо, пожалуйста, — куксится и хнычет, царапая напряжённую спину.       — Хорошо, солнышко, — Чонгук мягко отстраняется и оглаживает руками изящное тело, — как ты хочешь?       Комфорт Тэхёна — превыше всего. Альфа держит себя в ежовых рукавицах, чтобы не сорваться и просто не накинуться голодным зверем. Запаха у омеги нет, но само его состояние течки вводит в какой-то неиспытываемый никогда до этого транс, заставляя Чонгука внутри сходить с ума. Скулить, рычать и хотеть большего — такого обычно даже в гон никогда не случалось, там просто голое желание без адресата, а тут… Тэхён — любимый, разнеженный и такой беззащитный, его хочется охранять драконом, беречь и холить, и в то же время хочется просто повалить его на живот, сцепить зубы на такой вкусной шее и по-животному иметь, накачивая спермой, пока омега не останется удовлетворённым и обессиленным.       — Хочу так, — и тянет руки, приглашающе раздвигая шире длинные дрожащие ноги.       Чонгук трясёт головой, сбрасывая наваждение, хрипит «хорошо» и с нажимом проводит руками по бёдрам вверх, к напряжённому члену с пунцовой головкой. Накрывает большой ладонью пах, несильно сжимает и ведёт вниз, размазывая смазку по промежности. Внимательно смотрит, отслеживая реакцию, и вводит в жаркое нутро три пальца, широко раздвигая их и получая на это действие громкий стон, судорожно вцепившиеся в простыню пальцы и закатанные глаза.       — Сейчас, мой хор-роший, — с хриплым рычащим «р».       Он наклоняется вперёд, нависая над Тэхёном и упираясь локтем возле его шеи. Накрывает полностью, закутывает в себя, и от этого так невыносимо хорошо, что омега скулит, отвечая на мокрый поцелуй. Чон собирает смазку свободной рукой с промежности и с шипением размазывает по своему члену, на ощупь приставляя головку к пульсирующему истекающему сфинктеру.       Тэхён сам подаётся вперёд, резко насаживаясь до конца, и громко стонет, с силой сжимая пальцы на литых мышцах напряжённых плеч зарычавшего от такого Чонгука.       Мокро, горячо и туго, долгожданное ощущение большого тяжёлого члена, раздвигающего нежные узкие мышцы настолько яркое, что на момент темнеет в глазах.       — Д-даа, — скулящее, — пожалуйста, — Тэхён пытается двигаться, ему до жжения под кожей нужно больше, настолько, что он готов изнасиловать альфу, если тот и дальше будет нежничать. — Пожалуйста, — хнычет, и это, видимо, срывает Чона с тормозов.       Он фиксирует его голову ладонями, упирается локтями и коленями в постель и мощно толкается — так, что Тэхён чувствует головку его члена под собственным пупком.              А потом ещё и ещё, резко набирая жёсткий быстрый темп, удерживая извивающегося скользкого омегу под собой, не обращая внимания на кровящие царапины, оставляемые от такого Тэхёном на спине, плечах и шее.       — Господи, блядь, — хрипом в распахнутый широко рот, — меня сейчас сорвёт нахуй, — с дикими, горящими алым глазами, тряся головой, пытаясь прийти в себя, и Тэхён восторженно кивает ему, безумно улыбаясь и выстанывая что-то нечленораздельное, но очень согласное, с удвоенной активностью подмахивая навстречу.              Омега в тот момент их вакханалии, когда в итоге сорвавшийся Чонгук по-животному втрахивает его в кровать, может лишь выкрикивать гласные на грубых толчках в своё тело, с восторгом ощущая, как жгучая боль внизу живота отступает, заменяясь горячим плавящим наслаждением, растекающимся по венам вязкой сладкой патокой, полностью лишающей рассудка.       Чонгук, хрипло дышаший в распахнутый рот, роняющий стекающие с шеи капли пота на нежную кожу омеги, полностью спустивший себя с поводка — потрясающий. Он мощно и сильно двигается, полностью покрывает собой, и это отдаётся таким восторгом, что Тэхён не понимает, как до сих пор держится.       В момент, когда альфа натурально рычит в шею, прикусывая железу клыками — омега кончает. Бурно, долго и сладко, выгибаясь струной, измученно взвизгивая и закатывая глаза. Он заливает смазкой свой и чонгуков животы, и её так много, что она стекает струйкой на постель, пока альфа продолжает двигаться сквозь оргазм, продлевая его так потрясающе и мучительно остро.       — Какой молодец, — урчит довольно, садится на пятки, продолжая толкаться в дрожащее тело, — ты сможешь ещё.       Утверждение, с которым он крепко обхватывает пульсирующий и до невозможного чувствительный член омеги одной рукой, начиная мелко дрочить, а указательный палец второй вставляет в натруженную дырку, сходу нащупывая простату.       Тэхён срывает голос и уже даже не визжит — сипит хрипло и пытается уйти от чрезмерных ласк, пинаясь и царапаясь, но Гук не останавливается, продолжая двигать руками, подводя этими действиями к краю. И Тэхён сдаётся — вымученно громко всхлипывает, закатывает вновь глаза и обмякает всем телом, падая в бессознательное, чувствуя, как из члена толчками вытекает жидкое и горячее, отголоском сознания слыша облегчённый рык кончающего альфы.              — Солнышко моё, — ласковым шёпотом, с нежными поцелуями по лицу, — хороший мой, просыпайся.       Альфа окутывает собой, бережно покачивая в объятиях, проходясь большой ладонью по спине.       Тэхён медленно возвращается в сознание, капризно кривя губы и морща нос, в который тут же получает мягкий чмок.       — Тебе нужно поесть, любовь моя, ты почти сутки спишь, — Чонгук шепчет, не давая вновь заснуть.       Сутки? Это приводит в себя, и омега открывает глаза, тут же встречаясь с тёплым взглядом альфы. В комнате полумрак, за окном темно, и из освещения лишь убавленный на минимум светильник на низкой тумбочке. Постель чистая и сухая, а в спальне свежо — видимо, Чонгук успел здесь проветрить.       — Привет, — очень сиплое, с широкой улыбкой, Тэхён прижимается к горячему телу теснее, притираясь щекой к голой груди, — я так долго спал?       — Мгм, — в голосе слышно улыбку, — как себя чувствуешь? — с неподдельным беспокойством и заботой.       Тэхёну… Прекрасно. Потрясающе, великолепно и волшебно. Тело ощущается лёгким и воздушным, в груди пузырится счастье и умиротворение, омега спокоен и доволен. Он чувствует себя в безопасности и до абсолюта любимым.       — Прекрасно, — отвечая на вопрос, прижимаясь губами к груди, много-много раз чмокая. — Спасибо, Гук.       — Люблю тебя, Тэ, — сжимая крепче объятия, — теперь ты от меня точно никуда не денешься, — уверенное такое, — я просто не отпущу тебя.       — Договорились, — со счастливым смешком, — я и не собирался, так-то.

***