Figure You Out

I could love you with my eyes closed      

Kiss you with a blindfold      

Figure you out      

      Рэпера Юнги сначала видит, а потом вообще узнает о его существовании, как бы странно это не звучало.       Перед фотопеном у бэкдропа на дорожке образовалась небольшая очередь, огражденная с двух сторон шеренгами стаффа, сплошь в черном – бодигарды, менеджеры, координаторы, ассистенты. Белый пластик именных бейджей на лентах с логотипом премии напоминает наклейки со штрихкодами на товарах в магазине. Юнги лениво раздумывает, не вставить ли лайн об этом в следующую лирику. Люди любят его провокационные тексты.       Октябрьский воздух к вечеру из прохладного превращается уже в откровенно холодный, и Юнги зябко передергивает плечами. Костюм красивый, конечно, подчеркивает всё, что нужно подчеркнуть, только не греет нихрена. Потому что рассчитан на быстрый пробег перед камерами, а не на получасовое топтание за широкой намджуновой спиной в плюс одиннадцать, облачно, ближе к полуночи возможны осадки.       С другой стороны, несчастной Лисе, на которой корсетное платье с открытыми плечами и разрезом настолько глубоким, что никакие страховочные шорты не спасут, точно куда хуже. Юнги скептически смотрит на длинный шлейф, который приходится подхватить ассистентке, чтобы Лиса могла пройти за пределы фотопена, и думает – лучше бы из всего этого материала сшили нормальный жакет. Под макияжем губы у девушки наверняка посинели.       – Оп, глянь, Юнгез, Хоби успел впереди нас, – оборачивается к нему Намджун, кивая на дорожку, где уже вовсю по-новой щелкают камеры. Рай для эпилептика. – Шустрый какой.       Юнги отвлекается от размышлений, заставивших его таращиться в темный конец фотопена тем самым застывшим взглядом, который журналисты прозвали “страшным”. Он часто погружается в мысли незаметно, зонируясь от происходящего, и вообще не любит массовые сборища. Чертова социальная тревожность. Репутация злобного, отбитого рэпера-мафиози только на руку. Меньше доебывают по мелочам.       Вернувшись в реальность, Юнги смотрит в ту сторону, куда указывает Намджун, и действительно замечает по центру бэкдропа позирующего Джей-Хоупа. Тот как всегда в каком-то стильном и дохрена необычном прикиде, со шлейфом едва-ли не длиннее, чем у Лисы – переливчатая темная материя, обвившая отставленную длинную ногу в узких брюках, лежит вокруг массивного кроссовка бензиновой лужей с аккуратными складками. Цепь с заметным амбассадорским “Dior” блестит, темные очки бликуют, пара волнистых прядей падает на лоб. Красивый, зараза. И прекрасно в курсе, насколько. Юнги бы такую уверенность в себе. И самого Хоупа в придачу, спасибо пожалуйста.       – Кто это с ним? – с любопытством спрашивает Намджун, отвлекая Юнги от совершенно неприкрытого разглядывания коллеги по цеху. – В прошлый раз вроде один был. Че-то не припоминаю никаких свежих сплетен про романы с нашей надеждой. Блядь, я опять всё интересное пропустил?       Умудрившийся пропустить целого человека прямо перед своим носом Юнги благоразумно молчит.       Спутник Хоби едва достает головой ему до плеча и выглядит куда менее претенциозно – весь в базовом черном. Не будь он по ту сторону камер, где вспышки, – с легкостью спутаешь со стаффом. Волосы у него светлые и растрепанные, напоминают облако, а по лицу, особенно с того места, где стоит Юнги со своим астигматизмом, не разберешь половую принадлежность. Одежда закрытая и струится по телу, скрадывая фигуру. В равной степени может быть и довольно плоской девушкой в андрогинном образе, и миниатюрным, не слишком широким парнем без попыток в неоднозначные тренды. Всё очень зависит от стилиста, посыла личного бренда, сценического вижуала и того, кто это вообще, блядь, такой.       Намджуну, с его впечатляющими минусами на оба глаза, истины тоже явно не разглядеть, хотя он упорно пытается какое-то время, близоруко щурясь.       – Твои знаменитые секси-очки были бы очень кстати, – хмыкает Юнги, наблюдая за этими потугами. Парочка на фотопене не обнимается, но достаточно близко друг к другу, чтобы большинство фотографий получились общими. – Счастливые визги облагодетельствованных фанатов, опять же. Недорабатываешь, Джун-а.       – Я их забыл, – виновато бурчит Намджун, которому не помогает даже немалый рост, они слишком далеко. – Ты, между прочим, тоже.       – Я свои не ношу специально, мы разные, – парирует он, провожая взглядом широкую спину Хоби.       Безымянный загадочный спутник аккуратно придерживает шлейф, чтобы Хоуп не запнулся. Жест выглядит настолько романтично и постановочно одновременно, что Юнги не знает, его больше перекосило от ванили или от наигранности.       – Табло поправь, хён, – шипит Чимин, выныривая невесть откуда настолько неожиданно, будто вышел из портала. Специально чтобы довести Юнги до нервного тика и желания не выпить, а напиться. Сомнительная замена шагнувшему на фотопен Намджуну. – Я уже заебался убеждать журналистов, что ты не управляешь всей теневой частью Сеула и не убиваешь в свободное время неугодных коллег с особой жестокостью.       – Нахуя? – Юнги выгибает бровь. Похер, что на его драгоценного менеджера этот трюк никогда не действовал. Чимин абсолютно непрошибаемый. Особенно по части всего, что касается Юнги. – Нахуя им в этом разубеждаться? Может, спали бы спокойнее.       – Я предпочитаю сам спать спокойнее, зная, что на тебя не повесят очередную перестрелку под каким-нибудь клубом за вышедший из берегов биф с Зико, например, – говорит Чимин с таким видом, будто объясняет трехлетке, почему не стоит совать вилку в розетку даже в качестве эксперимента. – Учитывая, что сон – это единственное твое увлекательное хобби…       – Завали, Чимин-а, – устало и обреченно вздыхает Юнги. – Я понял. Ты, кстати, не в курсе, кого притащил с собой Хоуп?       – В курсе. Но тебе не скажу, – мстительно отзывается Чимин, смахивая несуществующую пылинку с его плеча. Юнги чувствует, как глаз действительно начинает дергаться. – Пиздуй позировать, и лицо попроще сделай, блядь, умоляю. Иначе ПД-ним нас обоих завтра сожрет, и не подавится.       – Я не в его вкусе, – огрызается Юнги вполголоса, шагая под прицел камер и мысленно молясь, чтобы от мигающих вспышек не проснулась мигрень. Только её и не хватало сейчас для полного счастья.       – Ты когда выходишь? – интересуется он у Намджуна, бесцеремонно плюхаясь рядом на стул в зале, не взглянув на именную табличку.       Их сажают в одном углу уже шестой год подряд, можно даже не проверять. Намджун слегка пафосно зовет его “рэперским углом”. Юнги, с привычной прямолинейностью – галеркой для отбитых, которых тупо страшно не пригласить.       Хоуп, как не менее отбитый, но куда более дружелюбный, сидит по диагонали через ряд внизу, так что можно сколько угодно созерцать его выразительный профиль. Заметив Намджуна и Юнги, поворачивается и приветственно машет рукой, улыбаясь сердечком, широко и абсолютно искренне.       Юнги уже упоминал, что Хоуп – совершенно отбитый?       – Между “Лучшей мужской группой” и “Лучшим мужчиной по версии фанатов”. Они перевернули программу выступлений так, чтобы ты был как можно дальше от своей номинации.       – Видимо, их таки заебали страшные фотки с выходов за премиями сразу после семиминутной хоряги, – фыркает Юнги, прикидывая, что его номер должен стоять следующим, поскольку его номинация предпоследняя.       На репетиции и саундчек они приезжали не в порядке выхода, а когда было выделено время в графике, и списков выступлений, – как и выступающих, – Юнги в глаза не видел.       И где этот блядский Чимин, черт бы его побрал, когда он так нужен?       – Ты умеешь орать матом даже молча, ты в курсе? – флегматично интересуется Намджун, косясь на него. – Вон твой менеджер идет, кончай истерику.       Чимин действительно приближается к ним, ловко лавируя между людьми и стульями. С выкрашенными в мерцающее серебро волосами он выглядит эфемерным, неземным созданием, вроде толкиеновских эльфов. Ровно до тех пор, пока не раскрывает свой очаровательный рот и не выдает что-то вроде:       – Твое выступление третье по счету, за кулисами нужно быть сразу после “Лучшей мужской группы”, и если ты, блядь, доберешься до вискаря раньше, я тебя уебу нахуй, честное слово, хён.       Ну хоть каких-то рамок вежливости он всё ещё способен придерживаться, и на том спасибо.       – Недотрах? – сочувствующе уточняет Юнги, даже не особо издевательским тоном.       – Уебу, – мрачно повторяет Чимин, усаживаясь рядом на пару минут, пока не дали отмашку официального начала и не врубили основные камеры. Вблизи заметно, что макияж не особо помогает скрыть темные круги под глазами на зависть любой панде. – Этот балаган закончится и клянусь, я свалю из города на сутки, отрубив нахрен телефон.       – Вали на трое, я прикрою, если что. Всё равно в студии торчать планировал всю следующую неделю. Не маленький мальчик, справлюсь как-нибудь.       – Потом обсудим, – ворчит Чимин, кончики ушей слегка розовеют, – нам бы, блядь, всё это пережить для начала.       – Переживем.       Они срутся с Чимином по пять раз на дню все семь лет, что работают вместе, и Юнги ни за какие деньги не согласился бы променять его на кого угодно другого.       Намджун считает Юнги терпилой, мазохистом и адреналиновым наркоманом.       Юнги считает, что лучшего менеджера чем Пак Чимин, способный вытерпеть его адский характер и совершенно ебанутые нагрузки, и не отлететь при этом кукухой, просто не существует во всей индустрии.              Он идеально отбывает свой номер под сумрачным чиминовым взглядом из-за кулис и возвращается в “рэперский угол” к Намджуну ровно в момент объявления “Лучшего артиста”. Рубашка неприятно липнет к мокрой спине, и Юнги как раз пытается развалиться на стуле таким образом, чтобы не усугублять неприятный контакт, когда из динамиков громогласно звучит “Джей-Хоуп”.       – Господи, блядь, он серьезно? – стонет Юнги, наблюдая как спутник Хоби провожает того до сцены и помогает подняться по ступенькам, придерживая шлейф.       – Чего ты гундишь, это действительно мило, – говорит Намджун. – Я бы сто процентов наебнулся в таком костюме без чужой помощи.       – Ты просто по жизни грациозен, как новорожденный жираф. Хоуп танцор, у него отличная координация. А у меня сейчас задница слипнется.       – Скорее уж хлебало треснет от зависти, если надуешься ещё чуть сильнее. Надо было яйца катить, пока есть возможность, а теперь только и остается, что дуться и ворчать.       Юнги хочется двинуть Намджуну в челюсть. В основном – потому что он прав.       Хоуп нравится ему давно и безнадежно. С какой стороны подобраться к милому, солнечному, стильному любимцу публики, Юнги понятия зеленого не имеет. Даже когда они записывали несколько фитов, – собственно, в процессе Юнги и понял, что Хоуп действительно милый и солнечный, а не просто хорошо притворяется, – всё, о чём им удалось поговорить – это демки, лирика и парочка перспективных проектов. И животные ещё. Потому что Хоуп обожает животных, спонсирует несколько приютов и не светит это особо, а у Юнги есть собака и он очень ценит доброту в людях.       Вот только общаться с этими людьми вне работы у него получается просто отвратительно.       – Ты уже выходил? – негромко интересуется рядом знакомый голос, выдергивая Юнги из приступа увлеченного самоедства.       Менеджер Намджуна – Ким Сокджин, – присаживается между их стульями на корточки, чтобы не заслонять никому обзор своими широченными плечами. Юнги абсолютно честно признает – он в жизни не встречал более красивого человека. И Сокджин о своей красоте прекрасно осведомлен.       – Выходил, нас поставили в самое начало, – отзывается Намджун так же тихо, склоняясь ближе к нему.       – Жаль, что я не видел. Привез тебе забытое, – Сокджин достает из кармана чехол с намджуновыми очками и очаровательно улыбается. Такими улыбками можно укладывать фанатов. Штабелями под линеечку. Вообще непонятно, что Ким Сокджин забыл в менеджерском отделе компании, ему с такой внешностью прямой путь на слепящую сторону вспышек. – Уверен, ты отлично справился.       – Спасибо, хён, – бормочет Намджун, неумолимо краснея. Юнги наблюдает за этим с некоторой мстительностью. – До моей номинации ещё куча времени, она в самом конце. Ты не пропустил ничего важного. Не уверен, что возьму дэсан сегодня…       – Возьмешь, – перебивает Сокджин твердо и уверенно, наклоняя голову, чтобы нельзя было прочесть по губам на записи. – Сначала дэсан, потом – меня. Отлично же придумал, скажи, – и подмигивает, глядя снизу–вверх.       Ладно, Юнги больше завидует, чем чувствует себя отмщенным. У Намджуна с Сокджином отношения – как у семейной пары, перманентно счастливой с детского сада, где они и познакомились. И Юнги, конечно, может стебать их сколько угодно, – чем занимается при каждом удобном случае, – но это не меняет сути.       – Ты, часом, не знаешь, с кем пришел Хоби? – спрашивает Намджун, водружая очки на нос прямо перед проплывающей мимо камерой. Из зала доносится пара нестройных восторженных воплей, выбиваясь из общего гула, приветствующего Хоупа, который как раз начинает выступление. – Небольшой рост, светлые волосы, я так и не понял, девушка это или парень.       – Знаю, – Сокджин достает телефон и открывает Навер. – И ты бы знал, если бы нашел время внимательно просмотреть список номинантов. Держи.       Юнги склоняется к экрану, одним глазом кося на сцену, потому что пропустить выступление Хоупа – настоящее кощунство по его мнению. Но любопытство сильнее. Сокджин проматывает список номинантов до “Лучшая коллаборация” и тычет длинным пальцем в строчку “Джей-Хоуп/Эл-Кинг “Pass on”.       – Эл-Кинг? Это как Джи-Дрэгон, только на минималках? – язвительно хмыкает Юнги, не удержавшись.       – Это как “Король Лев”, только так, чтобы не сраться за авторские права с Дисней, – объясняет Сокджин таким тоном, будто Юнги его по жизни утомил. – Думаю, ему, как начинающему исполнителю, очень польстило бы твое сравнение.       – Джин-и, давай по сути, – Намджун, как и всякий рэпер, обожает гуляющие в тусовке слухи и сплетни, и ненавидит упускать хоть что-нибудь. Хотя сам Намджун предпочитает называть это “держать руку на пульсе и собирать материал”, но кого он пытается обмануть. Больше половины всех треков строятся именно на том, кому, где, что и о ком удалось подслушать. Иначе не существовало бы никаких разъебных диссов. – Откуда и когда Хоби его выкопал, и на каких условиях?       – Я им свечку не держал, – фыркает Сокджин, забирая телефон. – Знаю только, что они работают вместе уже какое-то время, и Хоуп всем представляет его, как своего протеже. У парня реально талант и огромный потенциал, понятия не имею, как ты это пропустил, Джун-а.       Коллаб Хоби дэсан не получает, уступив куда более звездному тандему ДжейКей/Ви, что в целом не странно, учитывая фанатское голосование. У одного ДжейКея фанбаза больше, чем у Намджуна и Юнги вместе взятых. Хоупа, конечно, любят, но никому неизвестный партнер тут явно сработал на понижение. Пока победивший дуэт толкает со сцены речь, хихикая и перебивая друг друга, – конечно же никто не заметил, как они сцепились пальцами на ножке дэсана, это случайность, о чем вы, – Юнги прокручивает в голове отрывки номинированных треков и приходит к выводу, что “Pass On” уже точно слышал. Мелодия и звучание кажутся смутно знакомыми. Может, он был среди тех демок, что кидал ему Хоби? Нужно переслушать, когда доберется до студии.       Хоуп забирает “Лучший мужской сольный танец”, – они могут лицезреть на бис преданного протеже, провожающего своего сонбэнима к сцене, – следом Юнги получает свой “Лучший соло-вокал”. Он готов поспорить на что угодно, победе ДжейКея и Ви его острый на язык менеджер радовался куда активнее. Юнги великодушно списывает это на усталость, – награждение идет четвертый час, – но отмазка так себе, они оба в курсе.       Последним дэсан за “Рэп и хип-хоп перформанс” берет Намджун. Воплотилась ли в жизнь вторая часть сокджинового пророчества, Юнги уже не узнаёт, – хотя догадывается, что таки воплотилась, – поскольку едет прямиком домой, наплевав на все афтепати на свете. Ему нужно поспать. Это единственное его увлекательное хобби.

***

      – Менеджер Джей-Хоупа интересовался, есть ли у тебя время и возможность для нового коллаба? – Чимин, забравшийся на студийный диван с ногами, поднимает на него голову и смотрит вопросительно, дожидаясь реакции.       – Для Хоупа у меня всегда есть время, – ворчит Юнги, сосредоточенно щелкая мышкой. – Почему он сам не написал? За прошлые фиты мы договаривались в катоке в три часа утра.       – Вероятно, потому что речь идет не об одном только Хоупе, – невозмутимо отвечает Чимин, черкая что-то стилусом на айпаде. – И, возможно, не о фитах.       Юнги сталкивает наушники на шею, открывая и второе ухо тоже, и разворачивается к нему всем корпусом. Чимин, в огромной черной толстовке, явно позаимствованной из чужого гардероба, после трех дней внепланового отпуска выглядит куда более спокойным и куда менее заебавшимся. Даже создает какое-то подобие уюта в студии Юнги, поджав под себя стройные ноги и покачивая в руке стаканчик с кофе.       – А вот с этого места подробнее, будь так любезен.       Чимин испускает протяжный, страдальческий стон.       – Я в душе не ебу, что там кроме работы между ними происходит, хён, честно. Даже если пытать начнешь, всё равно не расскажу, потому что не-зна-ю. И ты не узнаешь, если откажешься от предложения.       – Кто сказал, что я собирался отказываться? – бормочет Юнги, признавая поражение. Проигрывать иногда полезно, а Хоупу он проиграл по умолчанию. Тут без шансов. – Чего им от меня нужно?       – Если я всё понял правильно, Хоби-хён хочет, чтобы ты продюсировал альбом его подопечного.       – Почему не сам? У него полно кредитов в КОМСА на спродюссированные треки. Зачем меня в это впутывать?       Юнги сейчас даже самому себе не признается, что это одно из самых интригующих предложений, которые он когда-либо получал. И от Хоупа, и в принципе. Он давно работает с разными исполнителями, именитыми и не очень. Но влияние на начальные этапы построения личного бренда восходящих звезд – тот уровень власти, от которого ему всегда спирает дыхание в глотке. Можно ведь слепить что угодно.       – Хмм, – тянет Чимин с наигранной задумчивостью, постукивая пальцем по губе, – может, потому что он считает тебя профессионалом? Или потому что все твои проекты всегда успешны? Или потому что ему нравится именно твой подход к работе? Или ты сам ему, блядь, нравишься, и он ищет возможность провести с тобой время? Как тебе вариант “всё это сразу”? Не валяй дурака, хён, тебе не идёт и получается паршиво. Даже дети играют убедительнее.       – Засунь свой длинный язык себе в задницу, – беззлобно огрызается Юнги, отворачиваясь обратно к монитору. Щеки у него горят.       – У меня для этих целей есть парочка других, более подходящих, – невозмутимо отбривает Чимин. – Ставлю встречу с Хоупом на послезавтра на середину дня, там окно перед съемками. Не запори всё, я тебя умоляю. Не надо жрать несчастного мальчика с порога, он ничего плохого тебе не сделал.       – Приложу все усилия, – угрюмо обещает Юнги.       Желания сожрать чужого подопечного, как ни странно, у него почему-то не возникает.       Может, потому что вниманием мгновенно завладевает сам Хоуп, причем ещё до того, как заходит в студию – из-за двери доносится его искренний, не отфильтрованный рамками приличия и этикета смех. Юнги напрочь забывает обо всяких там подопечных, даже когда знакомый невысокий парень открывает перед Хоупом двери, пропуская его вперёд. Широкая, сияющая улыбка-сердечко сражает Юнги быстро и надежно, наповал.       – Привет-привет, Юнги-я, – Хоуп искрится энергией, как фейерверк на двадцать четыре заряда. Вне камер и публичных мероприятий шелуха удушающих норм слетает с него мгновенно, выпуская наружу слегка безбашенного ребенка, тактильного, непоседливого и громкого. – Я уже думал, ты пошлешь меня к чертям с таким заманчивым предложением.       Надежно стиснутый в объятиях, пахнущих чем-то ненавязчиво-свежим, Юнги думает, что он должен быть совсем идиотом, чтобы решить послать Хоупа хоть куда-то. Идиотом он, конечно, бывает, но не так, чтобы часто и полным. По крайней мере, очень хочется в это верить.       – Вот, знакомься, это мой легендарный протеже, Юн Минджин, – с ноткой доброй насмешки сообщает Хоби, закончив его тискать. Юнги нужно несколько дополнительных секунд, чтобы выровнять дыхание. Ощущения, будто ласково прижало гидравлическим прессом. – Минджин-а, это мой хороший друг и коллега, Мин Юнги. В миру известен как Шуга или гроза журналистов с убийственным взглядом.       Минджин едва заметно улыбается и кланяется под прямым углом, сдержанно сложив руки. Сократить положенную по этикету дистанцию он, в отличии от Хоупа, не спешит.       – Рад встрече, сонбэним, – говорит негромко. – Поздравляю с дэсаном. Отличная работа.       У него нехарактерно светлые для корейцев глаза и одежда в том же мешковато-уличном стиле, который в повседневности всегда предпочитает сам Хоуп. Неприятную мысль, не совместный ли у них гардероб, Юнги отметает, даже не взглянув на нее толком. Сейчас это не важно.       – Ты слушал демки, которые я отправил? Что скажешь? – Хоуп непринужденно усаживается на подлокотник дивана, расслабленно вытягивая свои бесконечные ноги на половину студии. Минджин остается стоять рядом, будто телохранитель. Его тихая услужливость и нарочитая скромность, выдающие подчиненное положение, почему-то слегка нервируют. – Меня преследует нехорошее чувство, что им не хватает свежего взгляда со стороны. Глаз совсем замылился.       – Каюсь, замотался и забыл, сейчас послушаем, – на самом деле Юнги намеренно откладывал прослушивание на последний момент, чтобы качество материала не заставило передумать и отменить встречу. Врать Хоупу в лицо о потенциале там, где его нет он бы тупо не смог. Юнги вынимает штекер, отключая наушники, чтобы музыку было слышно из усилителей. Посмотрим, из чего слеплена эта ходячая хоуповская легенда. – Погнали.       Спустя три минуты первых двух демо становится понятно, что Юнги, кажется, был охуеть как неправ в своих опасениях. Это не идеально, но хорошо. Даже очень хорошо.       У хубэ приятный голос, не слишком низкий или высокий, гармоничный. Тихий и какой-то мягкий, успокаивающий. В его исполнении даже провокационная на грани лирика звучит проникновенно и менее конфликтно-остро, совершенно не вызывая диссонанса. Сверху накручено многовато эффектов, как на его вкус, но потенциала и правда дохрена.       Юнги с трудом сдерживается, чтобы не потереть руки в предвкушении, словно карикатурный злодей.       – Судя по твоему лицу, ожидания у тебя валялись где-то ниже плинтуса, – беззастенчиво ржет Хоуп, хитро глядя на него. Юнги даже немного стыдно. Совсем немного. – Айщ, хён, ты меня уж совсем за профана держишь, что-ли? Думал, я тебе подсуну какую-нибудь туфту?       – Лучше не ждать ничего, чем ждать слишком много, – философски замечает Юнги. Хоби и туфта – понятия несовместимые и дело тут совершенно не в предвзятом отношении. У него за все годы карьеры собралась внушительная коллекция дэсанов, а их не выдают просто за красивые глаза. – От меня-то что нужно? Я же могу перекроить всё так, что мать родная не узнает.       – А это уже с Минджина-а обсуждай, альбом не мой, альбом его. Мне важно, чтобы на выходе получился годный продукт, потому все мы здесь.       – Ладно, юное дарование, вали в аквариум, – Юнги переходит к делу сразу и без особых церемоний, чтобы не дать себе застопориться на похвале, которую незаконно приятно слышать. – Выбери любой трек, который нравится, послушаем голое звучание. Только номер скажи.       – Сначала альбом, потом номер. Айщ, быстрый какой, – смеется Хоуп, заставив Юнги недоуменно хлопать глазами, а потом ругнуться, сообразив, насколько неоднозначно он выразился.       – Номер трека, блядь, – смущенно ворчит Юнги, натягивая наушники. – До инфаркта меня доведешь, Хоби.       Он успевает заметить краем глаза, как двое гостей обмениваются смазанными касаниями, прежде чем Минджин уходит за стекло вокальной кабины, оставив их с Хоупом сидеть в аппаратной. Просто короткое, взаимное прикосновение пальцев, – к плечу и бедру, – обыденное, почти незаметное. Но Юнги, блядь, всё видно. И всё понятно. У него шесть лет маячит перед глазами Намджун, виртуозно скрывающий от публики роман с собственным менеджером. И Чимин, втихаря ебущийся с парой айдолов. Юнги про такие вот не-публичные отношения знает всё. Хотя он не уверен, благословение это или проклятие.       Хубэ надевает наушники, прижимая падающие на лицо пряди, глаза прячутся за золотистой дымкой. Придвигается к фильтру, регулируя высоту микрофона. Его дыхание и голос звучат неожиданно близко, будто не в ушах, а прямо в голове.       – Я готов, сонбэним. Пятый трек. Можешь включать.       Юнги включает и обреченно охуевает окончательно.       Без эффектов Минджин звучит ещё более живо и наполнено. Он зачитывает в комфортном для себя темпе, без напряжения, хорошо удерживая тон и чуть вибрируя на нижних нотах. Артикуляция четкая, но мягкая и округлая, будто бережно ласкает языком буквы, перекатывая во рту. Даже без музыки, – Юнги заглушил эту дорожку на выходе практически сразу, – звучит слегка медитативно и убаюкивающе. Пальцы сами начинают отстукивать ритм по краю стола.       Он увлекается так, что упускает момент, когда трек заканчивается. Минджин выжидающе смотрит на него, отгороженный стеклом кабины и длинной, вьющейся челкой. Хоуп где-то за спиной насмешливо фыркает, возвращая в реальность окончательно.       – Ладно, – выдыхает Юнги сипло. Прочищает горло и повторяет, – Ладно. С этим можно работать.       Юнги в душе не ебет, на что сейчас подписывается. Но ему, честно говоря, совершенно плевать на последствия.       Заставить Чимина разгрести его график на следующие недели, чтобы впихнуть туда запись чужого альбома, оказывается не так сложно, как думалось Юнги. Чимин только всезнающе хмыкает, бурчит что-то подозрительно похожее на “не проеби его на этот раз, хён” и тратит несколько часов на экспрессивные срачи по телефону, перенося другие записи, съемки и репетиции. Кажется, делает он это не без определенной доли удовольствия.       И они пишут альбом, закрываясь в студии, когда втроем, когда вдвоем, Юнги теряет счет времени и непроизвольно начинает коллекционировать факты и моменты. У него на этот счет смешанные чувства, но остановиться не получается.       То, как сочетается вокал Хоупа, – резкий, острый, агрессивный, словно плевки огнем, – со звучанием хубэ, глуховатым и обволакивающим, как толща воды.       То, как они поют в один микрофон на фитах, почти соприкасаясь щеками, оставаясь при этом каждый в своем мире.       То, как спокойно Хоуп приходит и уходит в любой момент записи, доверяя весь контроль подопечному. Однажды, бестолково перезаписав один и тот же кусок десять раз подряд, – слова никак не получалось впихнуть в ритм, – хубэ просто на ходу перекроил половину куплета, безжалостно вычеркивая лишние слоги. Пересобрал словесную головоломку, так же легко и быстро, как Намджун – кубик рубика. Всё легло идеально с первой же попытки. Так Юнги узнал, что лирику ему пишет совсем не Хоби.       То, насколько Минджин – ебанутый перфекционист, в чём периодически переплевывает и Хоупа, и самого Юнги. Раздраженно сталкивает наушники, забавно приминая пушистые волосы, и “нет, сонбэ, это никуда не годится, херня получается, переписываем, я попробую иначе”. И пробует, пробует, пробует, до хрипящего горла и метафорической крови из ушей. Иногда Юнги просит пощады первым.       То, как они с Хоупом ненавязчиво заботятся друг о друге. До Юнги внезапно и оглушающе доходит, что это не игра, не на публику и не ради внимания. Хубэ открывает перед Хоупом двери, отодвигает ему стулья, таскает еду, напитки, вещи и всякие глупые мелочи, от которых тот всегда в восторге. И шлейф, Юнги уверен, тоже таскал бы, носи его Хоби в повседневной жизни. И это искренне и абсолютно, до последней капли взаимно.       У них действительно один гардероб на двоих, несмотря на разницу в ширине и росте.       Они действительно встречаются.       Судя по тому, что наблюдает Юнги – точно не первый год.       Минджин, когда выпадает минута для личного разговора, ласково и тихо зовет Хоупа “Сок-а”.       Хоуп его, по непонятной Юнги логике, – “Мин-ши”.       – Иди домой, Хоби-хён, – устало говорит Минджин, примостившийся на краю дивана, как взъерошенный воробей, и слегка заторможено жующий бургер. У них первый перерыв за пять часов, а время уже подбирается к полуночи. – Со мной ничего не случится, а у тебя съемка завтра с утра. Тебе нужно выспаться.       – Как будто это возможно хотя бы в теории, – фыркает Хоуп, потягиваясь в кресле и, внезапно, занимая собой чуть ли не всё свободное пространство от стены до стены.       Он не слишком высокий, но при этом такой тонкий и стройный, что временами кажется вдвое выше, чем есть на самом деле. Если поставить их троих рядом в линию, получится лесенка дурачков – Хоуп, Юнги и хубэ. Последний ниже даже не слишком высокого Юнги. Его растрепанная голова-одуванчик обычно маячит под носом, вызывая странное желание этим самым носом в нее уткнуться.       Кажется, Юнги тоже не помешает перерыв.       – В теории вообще много что возможно, но на практике тебе действительно стоит поехать домой и поспать, – говорит Юнги, протягивая руку за своим стаканом с холодным кофе. – Мы будем писать ещё часа три точно, а твое присутствие здесь совершенно необязательно.       – Дожил, – трагично вздыхает Хоуп, прикрывая глаза рукой, – меня выгоняют из собственного проекта.       – Никто никуда тебя не выгоняет, Хоби-хён, умерь драму, – взгляд Минджина становится таким мягким и ласковым, что Юнги, смутившись, отворачивается обратно к монитору. – Тебе нужно отдохнуть, иначе нуны завтра на съемках будут падать в обморок от одного твоего вида.       – Айщ, как будто это плохо, с моей-то красотой.       – Твоя красота неоспорима, как и неминуемые синяки под глазами. Едь, я справлюсь сам.       – Ты уверен?       – Я уверен, Сок-а. Поезжай. Всё будет хорошо.       Юнги делает вид, что очень увлечен сведением и слышать не слышит тихие звуки короткого прощального поцелуя за спиной. Наушники на голове, значит он глух к окружающему миру. Даже если музыка молчит, а мир вызывает у него крайне неоднозначные чувства. И очень сложно уговорить себя не обернуться и не посмотреть.              Он вздрагивает от неожиданности, когда его осторожно трогают за плечо.       – Ты как, Юнги-сонбэ? – спрашивает Минджин, вновь глядя устало и безопасно. Юнги сегодня в очках и впервые замечает с такого близкого расстояния, что глаза у хубэ разного цвета. Один голубой, другой зеленый. Так вообще бывает? – Я закончил, Хоби-хён поехал домой. Можем продолжать, если ты готов.       Юнги нихрена, блядь, не готов к тому, что постепенно на него обрушивается, как лавина в горах, неумолимо и беспощадно погребая под собой. Но он заторможено кивает и хубэ послушно идет в аквариум, где водружает наушники на место. Машет рукой. Они пишут дальше.       Минджин надел наушники как обруч, его лицо без занавеси длинной растрепанной челки выглядит настолько открытым, словно беззащитным. Юнги тупо пялится на хубэ через толстое стекло. На его маленькие руки и тонкие запястья с выпирающими косточками. На мягкий серый свитер со слишком широким воротом, ползущий с плеча. На россыпи татуировок до самой линии челюсти – цветы, звезды, бабочки, фазы луны тонким черным лайном, и соцветия фейерверков, покрывающие всё скоплениями разноцветных точек. На светлые глаза, то прикрытые от напряжения, то глядящие расфокусировано и топко, словно в пустоту. На губы, полные, красиво очерченные…       Блядь. О чём он думает?       – Всё хорошо, Юнги-сонбэ? – ввинчивается в уши вкрадчивый, нежный голос с неприкрытым беспокойством.       Юнги нервно сдергивает наушники, снимает очки и с силой трет переносицу. Это уже ни в какие рамки не лезет.       Минджин встречается с Хоупом, Хоуп встречается с Минджином, а Юнги пора прикупить губозакаточную машинку, потому что ловить ему здесь совершенно нечего. Как бы не хотелось обратного.       Ещё бы он вообще понимал, чего именно ему хочется.       – Я, похоже, устал гораздо сильнее, чем думал, – врет Юнги Минджину в лицо, не стесняясь неприкрытой лжи. Они пашут на износ. Усталость – всегда весомая причина и аргумент. – Пожалуй, на сегодня закончим. Прости, что так вышло.       – Никаких претензий, сонбэним, – Минджин понятливо, сочувственно улыбается, натягивая куртку. Огромную, теплую куртку, в которой кажется ещё миниатюрнее, чем есть на самом деле. Юнги не то что очки носить, ему просто смотреть нужно запретить. – Позаботься о себе, пожалуйста. Доброй ночи.       Нихрена Юнги о себе не позаботится.       Он тяжело выдыхает и со стоном утыкается лицом в пульт, едва не попав глазом на бегунок микшера.

***

      – Объясни-ка мне ещё раз, в чем конкретно заключаются причины твоих страданий? – с непробиваемой флегматичностью уточняет Намджун, глядя на него, как задолбанный родитель на капризного тоддлера, который не хочет одеваться в сад. – А то я че-то никак не вдуплю.       – Намджун-хён, можешь быть потише, умоляю, – измученно стонет Чимин, растянувшийся на диване, и передвигает пакет со льдом так, чтобы прикрыть ним глаза от света. – Моя голова обычно тебя любит, но, блядь, не сейчас.       – Шоубиз суров, детка, – хмыкает Юнги на страдающего беспощадным похмельем менеджера и тянется великодушно убавить яркости освещения. – Особенно если не умеешь пить.       – Я умею пить, – вяло огрызается Чимин. – Тебя просто никогда не пытались споить в четыре руки…       – Избавь меня от подробностей твоей бурной личной жизни, пожалуйста. Моя психика слишком нежна для таких потрясений.       Чимин демонстративно медленно показывает ему язык и средний палец, и сдвигает лед обратно на глаза.       – Ближе к телу, Юнгез. В чем твоя проблема?       – В фатальном неумении выбирать друзей, – вздыхает Юнги обреченно. – Что ты хочешь от меня услышать, Джун-а?       – Обоснованную аргументацию, по каким причинам ты так тщательно избегаешь пересекаться с Хоби и этим его мелким, если предыдущие три недели вас было из студии не выволочь. Вы же слиплись, как рисовая бумага, на которую разлили соджу.       – Я отдал все сведенные материалы, остальное они вполне способны сделать сами. Пришлось разлепляться.       – Ты совсем дурак, хён? – спрашивает Чимин с нежностью. Звучит пиздец как угрожающе на самом деле. – Ты серьезно думаешь, что там дело было в материалах?       – Они встречаются, блядь, – не выдерживает Юнги. – Встречаются, понимаешь, Чимин-а. И они вместе довольно давно. Что я по-твоему должен был сделать? Влезть между ними и всё испортить нахрен? Чтобы сам Хоуп больше не захотел меня видеть?       – Чонгук с Тэхёном тоже встречаются, – спокойно говорит Чимин. – Пять лет. Нам это особо не мешает, как ты мог заметить.       – Не все такие современные и прогрессивные, как вы, – неожиданно зло бросает Юнги.       Ему мгновенно становится ещё страшнее, потому что Чимин, черти бы его драли, прав. Снова прав. Опять прав. И Юнги об этом не подумал.       – Не все такие трусливые и зашоренные, как ты, хён, – парирует Чимин безжалостно, поднимаясь с дивана. – Если до тебя за три недели не дошло, то мне тут распинаться нет смысла. Я умываю руки, пока всерьез тебя не покалечил. Не выношу тупых людей. Не забудь, у тебя завтра в обед съемка. Удачи с этим мудаком, Намджун-хён. Сокджин-и привет.       И он уходит, не треснув дверью напоследок только из эгоистичных соображений.       – Процесс пошел или ещё каким аргументом полирнуть? – интересуется Намджун, будто всё происходящее не вызывает у него никаких вопросов кроме уже озвученных. – Ты обращайся, у меня список составлен. В любом порядке, от алфавитного до актуального.       – Помолчи, Джун-а, очень тебя прошу, – тяжело вздыхает Юнги, упираясь взглядом в спящий монитор. По экрану медленно скользит ШУГА крупным белым капсом, лениво отталкиваясь от краев. Прямо как он сам, стоит только подойти слишком близко к чему-то новому и неизменно пугающему. – Ненавижу, когда он прав, а я нет.       – Ты, хотя бы, осознаешь свои проебы. Это достойно уважения. Только не застревай на стадии депрессии слишком долго, – Намджун умолкает секунд на тридцать, пока дрейфует своим гениальным мозгом к следующей мысли. – Серьезно, Юнгез, Хоуп тебе давно нравится, а хубэ чем не угодил? Он же симпатичный, талантливый, двинутый на всю голову на почве трудоголизма. Всё, как ты любишь. Встречались бы втроем, в чём проблема-то?       – Он носит ебаные конвера, – ворчит Юнги, с тяжелым сердцем признавая собственную несостоятельность в романтических вопросах.       Ржач Намджуна, кажется, распугивает всех сотрудников на этаже.       – Ну, знаешь ли, – пофыркивая, выдает, наконец, тот, – у каждого свои недостатки.

***

      Они, блядь, его наебали. Обвели вокруг пальца так, как Чимину, признанному мастеру закулисных интриг, и не снилось.       Юнги понятия не имеет, злиться ему по этому поводу, обидеться на них или разрыдаться от счастья.       – Нет, ну я мог, конечно, позвать тебя после первой же записи посмотреть на бабочек, – смеется Хосок, – но каковы шансы, что ты бы согласился сделать это втроем? Хотя поверь, мне очень хотелось.       Никаких. Никаких шансов. Юнги бы съебался со скоростью света, ещё и контакт Хоби в катоке заблочил бы. Чтоб наверняка.       – Ты похож на пугливого кота, ты в курсе, Юнги-я? – мягко говорит Минджин. Вопрос риторический. – Дворового такого, сурового, с подранным ухом и диким ПТСР. С тобой невозможно общаться, не приручив для начала. Иначе располосуешь любую протянутую руку в клочья, даже если она собиралась просто тебя погладить.       Минджин ему и Хосоку нихрена не тонсен – он старше их обоих, а мелким только кажется из-за компактных габаритов и нежных черт лица. Они знакомы с Хоупом почти десять лет, шесть из которых встречаются и пять с половиной – работают вместе. Две трети хосоковых текстов в треках, в том числе – все, получившие дэсаны, – написаны Минджином. Он долго предпочитал оставаться в тени, пока Хосок не убедил выйти в публичное пространство и начать самому зачитывать собственную лирику. Хосок видел весь его потенциал, как Минджин однажды – увидел потенциал в Хосоке.       Они подходят друг другу, как два кусочка паззла. Юнги до сих пор никак не может уложить в голове, что ему каким-то загадочным образом удалось уместить свою задницу в эту идеально сбалансированную систему. Даже в теории. А они, кажется, переходят к практике.       В кафе светло и солнечно, мягкие золотистые блики, пробиваясь между пожелтевшими листьями, скользят по лицам пары напротив. Хосок в бомбере с пучеглазыми мультяшками, Минджин – в мягком свитере с вырезом-лодочкой. Их сомкнутые в замок руки открыто лежат на столе между чашкой кофе со специями (хубэ) и стаканом лаймовой газировки (Хоуп). Маленькая бледная ладонь в узкой длиннопалой, транслируют одним-единственным жестом всю нежность этого мира. Юнги попадает под прицел и нихрена об этом не жалеет.       – И что дальше? – спрашивает с наигранным безразличием. От старых привычек сложно избавиться и новых чудес Юнги не ждет. Он никогда в них особо не верил. Начинать, пожалуй, поздновато.       Хотя…       – А что ты сам хотел бы дальше, ммм? – бесхитростно спрашивает Хосок, склоняя голову к плечу. Его темные глаза смотрят тепло, ласково, с пониманием и принятием.       – Что бы там ни было, мы всегда можем обсудить это. Все вместе, – осторожно добавляет Минджин.       Они такие контрастные – ростом, цветом волос, глаз, кожи, темпераментом, манерой исполнения, – но такие похожие в своей бережной мягкости. Не пропади Юнги так безнадежно ещё на первом фите с Хоупом, точно пропал бы сейчас.       Он и пропадает. С концами и наверняка.       – Я думаю, – Юнги нерешительно кладет руку на стол и медленно тянется к их ладоням, касаясь кончиками пальцев. Будто они могут рассыпаться от этого прикосновения и развеяться пылинками в солнечных лучах. Или сам Юнги вспыхнет и сгорит, как бенгальский огонь. – Мы можем…попробовать.       Тепло.       Когда его пальцы с двух сторон нежно накрывают чужие руки, Юнги чувствует тепло. Не только на коже, но и где-то глубоко внутри.       Его действительно поняли.