"Эмоциста"

Трепет воздуха кружился вокруг стен, словно душные призраки, замкнувшие свой танец в углу больничной палаты. Серый свет, проникающий сквозь полуприкрытые шторы, расстилал пятна на облезлой окраске стен. В углу комнаты, на убогом кроватном белье сидел не менее убогий я, обрывки стерильных повязок и стакан с питьем стояли на голубом столике — все служило лишь отдаленными нотками в этой тошнотворной какофонии. Огромный деревянный шкаф в углу, скрывавший своим мрачным видом всякие приборы и инструменты, выглядел словно стражник, что томно нависал над комнатой. Но настоящим символом уныния в этом проклятом помещении была зловещая капельница, висевшая над кроватью. Каждая капля жидкости казалась безмерно тяжелой и медленной, словно время здесь останавливалось, превращаясь в вечность. — Кхм… — у меня вырывался тяжелый вздох близкий к плачу, я, сидя, окинув взглядом стальной штатив на котором грузно висела ужасающих размеров капельница. Сев поудобнее, я взялся обеими руками за штатив и положил голову на один из ручников, что так находился на уровне глаз. «Ты как дряхлая стриптизерша» ≪Мысленный смешок≫, казалось, каждый день длился в дважды дольше чем предыдущий. На чёрном мелком будильнике мелькали цифры 10:38. — Бл@ть — руки дрогнули в злобном импульсе, время тянулось омерзительно долго. Радовал лишь один факт: ровно в полдень всё закончится, я часто повторял себе… Вёл отсчет — Полтора часа, всего полтора часа Отсчет я вёл уже целых 23 дня. 23 дня, как я нахожусь тут в этом филиале ада. Скорее всего, со стороны я выглядел довольно жалко. Точно сказать я не мог, потому как в «палате» даже не было зеркала, зато тут было радио, к которому я имел полный доступ: целых 15 песен и 1 канал полностью подвластны моему настроению. — КРЕПИТЕСЬ, ДОРОГИЕ ГРАЖДАНЕ, ОТКРЫТО НОВОЕ СРЕДСТВО ОТ ХАНДРЫ!!! — истошно орал голос диктора, будто он комментировал футбольный матч, а не сообщал дневные новости, которые он, кстати, сообщал уже целый месяц. Рука потянулась выключить радио, но потом «Хочешь остаться в тишине?» — мозг как будто дернул стоп кран, и рука обратно вернулась на штатив. Хандрой они называли почти все виды депрессии, которая, казалось, как чума заполонила наш маленький город Я до сих пор не был уверен, зачем я сюда пришёл. Казалось, после обращения к докторам мне становилось только хуже. Я не знал, что в капельнице, но головокружение и тошнота ни на секунду не оставляли меня. Я не мог нормально ни есть, ни пить ничего… Когда я спросил, что в этой капельнице тогда… — Вы ДоЛжНы СоБлЮдАтЬ КоНтРаКт — пародия была на тучную женщину в костюме медсестры, что, казалось, не знала ни каких других слов. Выше указанный контракт был довольно странным. Бывают тексты, которые, сколько не читай, не понятно о чём он: десятки строк, что не несут ни капли смысла, словно тарабарщина ребёнка собрана и аккуратно распределена по листку. В нос ударил ужасающий запах омерзительного жира. Я взглянул на тарелку, что стояла на нелепом синем столике с колёсиками. Никакая магия не могла придать этой еде вкус или аромат. Проявление скудной фантазии поваров приводило к творениям, в которых гармония вкусов утрачивалась, а множество грязных оттенков объединялись в странных сочетаниях. Настойчивый запах разложения и непривычная текстура выступали как верные поклонники нелепого дегустационного ритуала. Эти бесформенные убийцы аппетита стояли на страже, вызывая отвращение у тех, кто осмелился испробовать их. Каждый кусок казался даром мрачных богов, настойчиво напоминающим человечеству о его собственной ничтожности. Такова была еда в этой больнице — мучительным отражением страдания и безвкусицы, плетущим вязи страха и ужаса в сердцах ее обитателей. Спустя мимолётное чувство тошноты, я снова перевел взгляд на часы. «11:22» гласили стрелки. Откровенно говоря, мне казалось, что они показывали неправильное время. Точно я не мог знать, но клянусь: сейчас намного позднее, чем полдень. Я это чувствовал, но проверить никак не мог. — Ещё чуть-чуть — контрактом мне было разрешено взять одну книгу с собой. Я решил взять «451 градус по фаренгейту». Когда-то я обожал эту книгу и с большой любовью перечитывал, и именно на неё я тупо уставил взгляд, когда в комнату вошёл мой врач. Обычный лысоватый мужчина в медицинском халате с лицом, напоминающим крысу, носил обычный медицинский халат, аккуратные брюки и коричневую какую-то старую обувь. — Это оксфорды? — спросил я его однажды, когда он менял мне капельницу. Он ничего не ответил… — Здравствуйте — поздоровался я с пылом, достойным быка. — Здравствуйте — впервые я услышал голос доктора — высокий и скрипучий. У него была до ужаса неприятная улыбка, кривые квадратные зубы дополняли образ крысы. — Как самочувствие? — из вежливости поинтересовался он, уставив глаза в свой планшет. Казалось, он разговаривал с ним, а не со мной Я не стал отвечать, хотя ответа он и не ждал. Почти сразу после своего вопроса и, наконец оторвав взгляд от своего планшета, он продолжил… — Что-же, вы перешли на второй этап своего лечения. Пожалуйста, проследуйте за мной. Я смиренно встал и, схватив штатив, смиренно потопал за врачом, что быстрым шагом направился по неприятно синему коридору. В конце была комната с открытой дверью. «Видимо там и будет проходить «второй этап» — подумал я. Вдруг к моему доктору подошла та самая медсестра, и они стали что-то обсуждать. Я же в это время оглядывался. — Не помню этот коридор — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно, как вдруг мой взгляд упал на один из мониторов с моим именем и фотографией. Эллиот Нортридж Под строгими буквами было моё фото в возрасте около 26 лет. Лицо на фотографии имеет бледную кожу, измученный внешний вид и мелкие морщинки. Постоянное недоедание и физическая слабость также отражаются на его внешности. Одетый в обычную изношенную одежду, я напомнил себе одного парня, что читал свои стихи на улице за монетки. — Да уж — сказал я самому себе. — Прошу, идемте — нетерпеливо поторопил меня доктор, который уже закончил дискуссию с доброй медсестричкой. Я прошёл в маленький белый кабинет, где одиноко стояло полулежачее кресло, аккуратно привинченное к полу. «Акх! На редкость неудобное кресло, голову не опрокинуть» — подумал я, усаживаясь в кресло и смиренно ожидая пока док войдет в комнату, но вдруг большая стальная раздвижная дверь с грохотом начала задвигаться. «Чёрт! Паника неприятное чувство, такое чувствуешь на операционном столе, когда ждёшь, пока подействует наркоз». Я смиренно сидел и ждал, пока что-нибудь произойдет. а потом звук. «Тсссссс…» «Газ» — первая мысль, что пришла мне в голову — «я забыл выключить газ» — после ничего…тьма…