Панки хой

      В машине вновь стало теснее. Впереди расположились Чан и Феликс. Джисон сидел между Чанбином и Минхо, пытаясь отгородить Ли от нервного с самого утра Со. Сынмину, Чонину и Хенджину пришлось поместиться в багажнике, но никто из них не был особо против такой компании, они вполне себе хорошо играли в тачки на телефонах. Чанбин нервно говорил с кем-то в пятый раз подряд за этот день, и пусть его голос был вежливым и спокойным, но напряженно разрывающая дырку на джинсах рука выдавала его с потрохами. Завершив очередной разговор, Чанбин чуть не сломал телефон, сжав его слишком сильно.       — Сука, все отели переполнены или забронированы заранее, — ругается Чанбин.       — Да похуй, перебьемся в машине, как в старые добрые, — хмыкнул Джисон.       — Мыться тоже будешь здесь? — шикнул Чанбин.       — Помоемся на заправке. Чего ты? — хмурится Джисон. — Будто бы впервой.       — Вы до этого спали в машине? — высунул нос из-за сидения Хенджин, с интересом смотря то на одного, то на другого.       — Было дело, мы просто раскладывали заднее сидение, насколько могли. Двое спали в передних, трое накидывали одеяла из багажника и спали здесь, — кивает Хан.       — Так поживите у меня, пока будете в Сеуле, — оборачивается к ребятам Феликс. — У меня достаточно места. Есть ванная и душ.       — А у тебя есть классная одежда? — облизывает чупа чупс Нини, выглядывая к остальным.       — Чонин, — бросает на него осуждающий взгляд Чан через зеркало заднего вида.       Джисон усмехнулся, не веря в эту ситуацию:       — Не боишься приглашать домой такую ораву голодных ртов? Мы точно у тебя все съедим.       — Главное — не меня, — смеется Ликс.       — Не переживай. У каждого из этих идиотов есть тот, кто вовремя их усмирит. Мы будем очень благодарны тебе, если поможешь нам, — кивает Минхо.       — Да, — кивает Чан, смотря на Феликса.       Тихо усмехнувшись, ему пришла в голову странная мысль. Он наклонился ближе к Ли и шепнул: «Учитывая все, что ты сделал для нас, свидание уже оплачено, так что деньги с меня».       Никто их в салоне не слышал. Это теперь точно может стать их общей локальной шуткой, которую поймут только они вдвоем. По дороге ребята заехали покушать. Они накупили бургеров и разных закусок. На колонках включили музыку. И неожиданно дорога стала еще веселее. Джисон долгое время сидел в своих мыслях, но не смог их хорошо обдумать, потому что Минхо забрался к нему на колени, держа в зубах палочку покки.       — Ого, что-то на романтичном, — шутит над ними Чонин.       Хенджин уставился на Минхо и Джисона в странном оцепенении. Кажется, он очнулся, только когда сам уже стискивал Чонина в своих объятиях, приговаривая: «А что, тоже хочешь?» Джисон тихо поперхнулся, смотря на расположившиеся на нем бедра. Он поднял глаза на Минхо, радуясь, что Чонина немного отвлекли от них.       — А как же безопасность на дороге? — усмехнулся он, положив ладонь на талию Минхо, придерживая его от тряски.       — Так будешь или нет? — сквозь зубы проговаривает Минхо, касаясь шоколадным концом губ Джисона.       Хан усмехнулся, не раздумывая. Он перехватил зубами палочку, надкусывая один кусочек за другим, стремительно приближаясь к Минхо. Ли ждал до последнего и, как только Джисон уже подобрался совсем близко, резко надкусил и отдалился. Наблюдающие за ними рассмеялись от того, как Минхо перехитрил Хана.       — Нужно быть внимательнее, Хани-я.       Джисон улыбнулся, спрятав за щеками печенье с шоколадом. Он потянул Минхо на себя, очень быстро оставив поцелуй на краешке губ Минхо.       — Да, хен, я буду очень внимателен, — хитро подмигнул он.       — Какие вы горячие, — улыбается Феликс, глянув на Джисона с Минхо.       Он заметил их взгляды, не в силах сдержать умиления. Наблюдать за любовью всегда было приятно. Особенно, когда она была ничем не скрыта. Минхо ее не стеснялся, так и оставаясь на коленях Джисона.       — Страстная юность — это то, что идет вперед своих представителей, — усмехнулся Хан, гордо задрав голову, но задумался об этом комментарии.       Все меньше и меньше времени у него оставалось с Минхо. По сути у них было всего два города, после чего им придется ехать домой. Джисон поднял взгляд на Минхо, замечая, что горячим из них двоих действительно был Ли. Смелый и ничего не стеснявшийся сейчас Минхо был прекрасен в его руках.       Джисон погладил его по ноге, пытаясь запомнить это ощущение тяжести на своих коленях. Пусть Минхо был немного выше, но это не значило, что он не может быть маленьким котенком на руках Джисона.       — Дай мне еще одну штучку, — тихо просит Джисон, открывая рот, не представляя, какие заинтересованные взгляды соберет от остальных в группе.       Минхо немного удивился и даже едва заметно смутился. Он продолжал последнее время дразнить Джисона, но до сих пор реагировал как подросток, когда Хан тоже делал шаг навстречу. Ли передал младшему коробочку с печеньем. Джисон помотал головой, хитро улыбнувшись:       — Корми меня.       — Это странно, — кривится Минхо.       Но Хан прекрасно знал, что его реакция — это смущение. Но почему Ли так часто начал краснеть с ничего, было непонятно.       — У Минхо уши покраснели, — хихикает Чонин, смотря на друзей и отпихивая ногой Хенджина.       Джисон присмотрелся, замечая это.       — Эх, хен, — тихо говорит он и кладет Минхо на голову рубашку, скрывая главный объект внимания.       Ему хотелось что-то еще сказать или сделать, может быть, даже полностью спрятать старшего для себя, в то же время внутри что-то радостно кипело от мысли, что это все из-за него. Джисон крепче обнял Минхо за талию и прижал к себе на особенно глубокой яме, когда всех тряхнуло.       Ли уткнулся в плечо младшего, ощущая себя под настоящей защитой. Их разница была необыкновенной и необъяснимой. Она до сих пор вызывала смятение у всех, кто сидел в машине. Минхо казался взрослым и рациональным, но с Джисоном становился ребенком и требовал внимания. Хан, наоборот, с Ли стал ответственнее. Он начал переживать о других. Когда Минхо мог удариться или садился неудобно, Джисон чутко реагировал на это и проявлял заботу.       От чего-то больше всех этому радовался Чан, посматривая за другом в зеркало. Все же Джисон был наивен, думая, что если он накроет их толстовкой, то будет не ясно, что под плотной тканью его руки гладят Минхо в неожиданно мягком и домашнем жесте. Так же, как было очевидно, что Хан вовсе не спал, прижав к себе Ли и уткнувшись носом в его шею, положив старшему под голову свою рубашку.       Хенджин наблюдал за ними и сам подсаживался к Чонину, чувствуя, что ему хочется быть хотя бы наполовину так близко к младшему. Они постоянно сходили вместе с ума. Между ними закручивалась сумасшедшая атмосфера безрассудной дружбы. Однако Хвану хотелось хоть немного направить их энергию в более романтичное русло. Уже было привычно, когда младший ложился ему на плечо. Но хотелось большего.       С наступлением вечера на горизонте появился небольшой домик среди красивых ухоженных деревьев. Чан тихо уточнил у Феликса: «Это твой дом?» Ли покачал головой, тихо смеясь и показывая на соседний роскошный коттедж с бассейном. Чан, только увидев идеальный газон, позолоченные ворота и охрану, чуть не въехал в дерево. Джисон тут же открыл глаза, садясь прямо и смотря на дом, к которому они подъезжали.       — Вау… Так ты живешь во дворце? — нервно усмехнулся Чанбин. — Совсем один?       «Я надеюсь», — повисло в сознании почти каждого участника группы.        — Да, там никого не будет. Не переживайте. Но, пожалуйста, не бейте ничего из дорогой посуды. Родители потом спросят, — смеется Феликс. — Охрана уедет, когда я заберу ключи. Вам не о чем волноваться.       — Феликс, кто твои родители? — бесцеремонно спрашивает Джисон, глаза которого становились все больше и больше по мере приближения к дому.       Этот дом был будто из журнала интерьерного дизайна. Когда все вышли, Феликс разобрался с охраной и пригласил новых друзей в дом. Это был шикарный коттедж. Холодильник ломился от количества еды. На каждой стене висели дорогие картины. Наверху — джакузи. Все вместе вызывало дикий восторг. Чонин и Хенджин не могли успокоиться, бегая по этажам. Они пытались найти самую лучшую комнату.       В это время Феликс спокойно повел остальных в гостиную, рассказывая основные правила дома.       — Главное — не ломать ничего. Можно есть и пить, что хотите. Здесь две ванные комнаты и три туалета. Предлагаю всем после такой длинной дороге искупаться и выпить. Вы не против? — предлагает Ли.       — Да, выпить было бы неплохо, — рассматривает все это великолепие Джисон, пряча руки в карман. — А курить можно?       — Точнее, где можно курить, — тише говорит Чан, смотря на Феликса.       Все же внутреннее чутье его не подвело, Феликс был еще сложнее, чем могло показаться.       — Сигареты на улице. Электронки можете курить спокойно, — кивает Ликс.       — Даже не представляю, сколько нужно сосать за такую красоту, — рассматривает сервиз Минхо.       — Я больше предпочитаю, когда отлизывают, — усмехается Ликс.       Чан интуитивно облизнул губы, не замечая этого за собой:       — За такое надо и то, и другое делать…       Джисон тут же затянулся электронкой, но по привычке задержал пар в легких, не выдыхая его в такое роскошное место.       — Можно выбрать любую комнату, да?       — Да, кроме моей, — кивает Феликс и показывает на Чана. — Я бы хотел пожить с этим молодым человеком.       — Хоть всего его забери, как залог, — усмехнулся нервно Джисон, кратко обернувшись на Минхо, призывая его пойти вместе.       Ли тут же среагировал, подхватывая рюкзак. Им с Ханом уже не нужно было говорить с друг другом, чтобы идеально понимать. Чонин и Хенджин заняли самую большую комнату с балконом и огромной кроватью. Остальные распределились на рандом.       Хотя Джисон все же постарался выбрать самую простую и небольшую комнату из представленных. Такая невиданная роскошь сводила его с ума не столько дороговизной, сколько уровнем комфорта, превышающим все, что он когда-либо видел в своей жизни.       Хенджин посмотрел на бассейн с подсветкой, поражаясь этому.       — Пойдем ночью купаться? — предложил он Чонину.       — Голышом? — усмехается Нини.       Они набрали вкусностей и уже думали над тем, как проведут вечер.       — Каждая твоя идея лучше предыдущей, — хитро улыбнулся Хенджин, чувствуя, как предвкушение охватило его тело. — Но надо будет дождаться, когда все уснут тогда.       — Ага, — щурится Чонин. — Может, ночью тогда устроим и какой-нибудь треш?       — Например? — смотрит на него Хенджин, забирая себе банку энергетика из рук Чонина. — Хочешь покрасить волосы, устроить бой членами или типа того?       — Ну типа того. Может как-то необычно потрахаемся? — абсолютно откровенно спрашивает Чонин, чуть не заставив Хенджина подавиться напитком.       Хенджин сразу же об этом подумал, но решил скрыть свои мысли. Но когда эту мысль озвучит Чонин, ему стало жарко.       — Необычно — это как? — тише спросил Хван, оттягивая ворот футболки. — Я бы с удовольствием просто снова бы сделал это вместе с тобой…       — «Просто» можно сделать где угодно. Давай придумаем что-то безумное, — хитро улыбается Нини, подходя ближе к старшему.       — Здесь вроде есть джакузи… — тихо начинает накидывать Хенджин, смотря на Чонина. — Можно было бы это сделать, пока все еще не спят. Отойти просто в ванную и тебе придется сделать все, чтобы они не услышали, как нам хорошо. Прямо перед зеркалом? Либо можно было бы это сделать в бассейне.       Хенджин облизывал губы, смотря на покачивающееся бедра Чонина. Когда тот подошел достаточно близко, старший сжал его талию, прижимая к себе. Руки младшего опустились на его грудь.       — Любая из этих идей мне очень даже нравится. Насколько нормально хотеть кого-то из своей же группы? — улыбается Чонин, рассматривая шею Хвана.       Пальцы Хенджина утонули в его штанах, сжимая ягодицы.       — Я бы спросил, насколько нормально хотеть кого-то настолько.       — Тяжело ждать ночи, — обвивает руками шею Хвана Нини.       Есть моменты, когда человек не может сдержать свои эмоции или желания. Когда хочется много, постоянно. Когда не устаешь. Когда партнер заводит с каждым днем только сильнее. И именно это они испытывали к друг другу. Чонин уверенно вжался в бедро Хенджина, касаясь губами его мочки уха.       — Я готов стонать под тобой, пока не отрублюсь. Мы сотрем себе все, что только можно. Может, пора принимать таблетки от спермотоксикоза?       — Только если таблеткой будешь ты, — фыркнул Хенджин, целуя его жадно и крепко, срываясь с тормозов, на которых он держался последние сутки.       Хвану было очень трудно. Он совершенно не знал, что делать со своими руками и как вести себя, если хотелось всегда и только больше. Он очень ждал даже такого минимума, как возможность потереться друг о друга бедрами. Но этого всего было мало. Долгие поцелуи, интимные касания, терзание друг друга. Это уже злило и раздражало. Они буквально врезались в стену, заставляя весь коттедж задрожать. Хотелось бесконечно друг друга касаться, не думать ни о чем, кроме глаз напротив. Чонин уже в который раз порывался отсосать Хвану или вылизать всю его шею. Но Хенджин чувствовал, как закипает, бесится, когда не может сорвать на Яне все свои чувства.       Остервенело он расстегнул рубашку на Чонине. Его поцелуи и засосы все больше и больше походили на укусы, оставляющие следы на Чонине очень глубоко. Он заставлял Яна чуть ли не падать от того, как приходилось выгибаться тазом вперед. Хенджин наконец-то мог выворачивать своего человека, как он хотел. У него не было границ.       Хван буквально открывал нового себя. Раньше он сам не понимал, как зависим от прикосновений власти. И Чонин в то же время не мог позволять себе давать партнеру полный контроль. Ему всегда казалось, что пассивная роль уязвима. Могут сделать больно или просто использовать. Но все эти мысли выбил Хенджин еще в их первый полноценный секс.       И сейчас, стекая воском по упругим длинным пальцам, Чонин хотел оказаться полностью уничтоженным чужой, понятной и горячей властью. Властью, способной заставить его оторваться от пола и хвататься за волосы и плечи. Он был рад отдаться силе, что заставляла его дрожать от одного лишь прикосновения к внутренней стороне бедра. Хенджин сжал его, воспользовавшись просветом в джинсах. Он как вода заполнял все щели, оказывался везде и сразу, разрывая Чонина зубами словно добычу. С легкостью он кинул Чонина на кровать, стаскивая с него весь низ.       Младший полностью подстраивался под него без единой мысли. Он хотел попробовать, как можно больше всего. Иногда это его самого смущало, как в момент, когда он закинул ногу на плечо Хвана. В такие секунды казалось, что он слишком много показывает, но именно подобные порывы возбуждали Хенджина сильнее.       — На живот, — скомандовал Хенджин, и в голову ему пришла крайне странная идея.       Бляшка его ремня цокнула. Чонин услышал, как расстегнулись позади него джинсы, а затем холодный и тонкий ремень обвил его талию, свободно повиснув на ней. Хенджин потянул за ремень, заставляя Чонина тут же сесть. Контраст собственной горячей кожи с холодным аксессуаром заставлял вздрагивать.       Нини простонал так довольно, как никогда ранее. Его будто полностью услышали и почувствовали. Не нужно было добиваться, чтобы Хенджин все сделал правильно. Каждая его идея и так была идеальна. Чонин так хотел быть для него только ярче и красивее. Ему хотелось стать зависимостью для старшего. Он приподнимался на коленях, крутя бедрами и пытаясь этим показать свою нетерпеливость, но Хван и без этого все чувствовал.       Хенджин вылил смазку себе на ладонь. Вспоминая прошлый раз, Хван милосердно начал с мизинца, но сильно не медлил, придерживая Чонина за ремень. Уже сейчас этот вид был самой желанной картиной. Смятая рубашка, болтавшаяся на плечах и едва прикрывавшая даже лопатки. Кожа ягодиц покраснела от интенсивного сжатия Хенджином. Первый палец дошел до упора, начиная закручиваться внутри Чонина.       Младший выгнулся сильнее, ощущая, как зависает в воздухе, благодаря чертовому ремню. Это ощущение было непередаваемым. Дрожь прошла через все тело от пальцев Хвана. Чонин невольно начал представлять пальцы старшего. Их длину, красоту, костяшки. Красивее его рук не было ничего в мире. Ян буквально влюбился в ощущение их на себе и в себе. На эмоциях, когда уже два пальца двинулись внутрь до конца, Чонин прошипел.       — Как же мне хорошо с тобой.       Услышав это, Хенджин уверенно, но плавно толкнулся пальцами вниз, надавливая на простату, выдавливая из Чонина первый крик удовольствия. Хван потянул ремень, придавливая красную полосу на животе Чонина, заставляя его встать на колени и упасть спиной на старшего. Хенджин обнял его, кусая шею.       — Мне с тобой тоже, — говорит он, делая пару толчков.       Чонин откинул голову на плечо старшего в вымученном стоне. Желание так сильно выбивало душу из тела, что ноги начинали трястись. Сейчас они оба были трезвые. Но ощущения стали острее. Хотелось больше, чем до этого по пьяни. С очередным давлением на простату Чонин перехватил основание своего члена, чтобы не кончить.       Теплый свет вечернего солнца, тени на стенах, белое постельное белье, тишина, которая разрушалась лишь их звуками. Все это вызывало уровень страсти незнакомый им обоим ранее. Хенджин перехватил его губы. Целоваться в таком положении было ужасно неудобно, но горячо. Хенджин провернул пальцы внутри Чонина, костяшками надавливая на точку удовольствия. Он медленно стал проталкивать уже и третий палец, пока Чонин ощущал твердый, сочащийся естественной смазкой, член Хвана. Хенджин задыхался, но единственное, чем он не собирался пренебрегать, это безопасностью младшего. Не в этот раз. Их обоих трясло.       Чонина в конец накрыло, когда Хенджина оторвался, чтобы посмотреть вниз. Ян вцепился зубами в его шею, всасывая кожу с остервенением и желанием оставить на ней метки навсегда. Они переступили уже границы. Чонину хотелось иметь возможность навсегда остаться с человеком. Это не те чувства, что на одну ночь. Здесь разрывало изнутри нечто настоящее.       Хенджин развернул его, бросая на кровать, и добавил смазки, снова проверив растяжку пальцами. Хван навис сверху, вновь целуя Чонина глубоко и почти трахая его языком.       — Без? — смотрит он на Чонина, задавая вопрос лишь формально.       Все вело к тому, что ни один даже тончайший барьер сейчас не должен был их хоть немного отделять друг от друга.       — Конечно, — уверенно кивает Чонин.       Он сам дернул руку старшего на свое бедро, чтобы Хван держал его так, как хочется именно ему. Как только Чонин почувствовал давление без слоя презерватива, его окатило горячим потом. Ощущения отличались. Они были чистыми. В них не существовало наигранности. Ян вцепился в волосы старшего, сжимая их в кулаке и получая одновременно все, что ему так хотелось.       Их стоны смешались и становились все громче с каждым сантиметром, проходящим внутрь. Хенджин ощутил, что это настоящее слияние. Это единственный вариант для них смертных стать частью друг друга. Ощущать не только жар, мягкость и нежностью нутра Чонина, но и малейшее его подрагивание было высшей наградой. От чувств Хенджин сплел их пальцы вместе, крепко сжимая ладонь Чонина.       Они держали зрительный контакт до последнего. Для них обоих это был особенный момент. После определенного пути вместе и понимания чувств друг друга оставался только один вариант, как их все выплеснуть. Чонин сжимался. Тело дергалось. Но в этот раз Хенджин не позволял отдалиться. Он контролировал тело младшего и брал за него полную ответственность.       Сделав лишь два медленных толчка, Хенджин обхватил таз Чонина, приподнимая, и начал резко, широко вбиваться в него со всей силой, на которую был способен. От каждого нового толчка, Чонин ощущал, как подпрыгивают все его органы, как лопатки все глубже и глубже утопают в матрасе. Хван стиснул зубы, смотря Чонину в глаза подобно безжалостному демону.       Младшего выдавливало из собственного тела. Ему казалось, что еще немного и его организм просто не выдержит. Руки все пытались схватиться за Хвана, но Чонин понял, что это бесполезно. Пальцы Хенджина сжимали таз без какого-либо беспокойства. Они оставляли следы, безжалостные отпечатки чувств. Голос Чонина срывался. Он не хотел сдерживать себя. Наоборот, он старался быть громче. Чтобы его звуки проникали на дно сердца Хенджина.       Кровать под ними безжалостно начала толкаться в стену в такт движениям. Толчки становились все быстрее и короче, но их сила совершенно не менялась, снова и снова заставляя Чонина дрожать и содрогаться, будто его били током. Если бы не руки Хенджина, Нини казалось, что он бы развалился на части уже сейчас. Хван определенно хотел, чтобы каждое его прикосновение отмечалось в мышечной памяти. Чтобы следы стали татуировками, проникшими под кожу. Чтобы их общие крики звучали в ушах каждого еще часы после оргазма.       Пальцы вцепились в бедро Хвана, проходясь ногтями до красных следов. Ян был готов разодрать тело старшего, повесить на него клеймо принадлежности. Ему не хотелось делить этого потрясающего парня ни с кем. Они сходились во всем: желаниях, потребностях, даже историях. Их судьбы были переплетены в такт толчкам, выбивающим последний воздух.       Каждое новое, что открывали они вместе, становилось медианой, делившей все на «до» и «после». «А ты не очень-то жалеешь, что покинул дом» — Хенджин готов был бы сжечь все, что у него было до, если из этого пламени выйдет Чонин и будет с ним. Представив это, Хенджин неконтролируемо дернулся, изливаясь внутри младшего. По инерции он продолжил движение, немного сменив угол, сильнее надавливая на простату. Тело исказилось от судороги, и эта волна передалась Чонину.       Младший запищал, ощущая, как все тело сводит. Его накрыло с такой силой, что он дернулся вперед, садясь и обхватывая Хенджина за шею. Глаза защипало от того, как напряглось все тело. Пульсировало внутри. Оргазм был долгим, оглушительным. Он заставлял Чонина продолжать движение через боль. Весь мир потух перед удовольствием от нахождения рядом со своим человеком.       Штиль после бури, затишье после грозы, ясное светлое небо после торнадо. Никто из них не представлял, в какой еще ситуации можно так крепко сжимать друг друга, вспоминая, как именно пользоваться легкими. При каком еще случае пальцы могут просачиваться сквозь кожу, пока все внутри пульсирует и сжимается, словно готовится к рождению новой звезды. Хенджин не мог успокоиться, облизывая шею и сжимая Чонина еще долгие минуты, пока Нини сдавливал его меж бедер.       — Тебе придется быть со мной еще слишком долго, — выдыхает Нини, касаясь губами щеки старшего.       — Только если ты это вынесешь, — усмехнулся Хенджин, целуя его в лоб. — Я рад остаться с тобой.       — Ты не боишься, что мы перестанем хотеть друг друга так сильно? — тише спрашивает Нини, крепче сжимая старшего бедрами.       Хенджин трется носом о шею младшего, думая об этом. Он провел ладонью по бедру Чонина, собирая напряжение с его кожи.       — Главное, чтобы нам хотелось оставаться друг с другом даже если это когда-нибудь случится, — тихо говорит он совершенно серьезно и осознанно.       Настолько точно и четко он давно уже не мыслил. Рядом с Чонином, в компании этих людей, его разум был точен, как профессиональная рука нейрохирурга. Он чувствовал каждую свою мысль и озвучивал именно то, что имел в виду. Хенджину нравилось это. По телу Яна пробежала дрожь от этих слов. Впервые он чувствовал, что не просто нравился кому-то. Это было похоже на что-то глубокое и серьезное, напоминающее любовь. Чонин тяжело выдохнул, признаваясь.       — Ты первый партнер, которого я не боюсь.       Хенджин немного отдалился от него, чтобы заглянуть в глаза. Ему очень захотелось поговорить обо всем, что томилось в голове Яна.       — Я очень рад это слышать, — улыбается Хван, опустив глаза вниз.       Они все еще были в связке, почти как обезумевшие животные во время весны.       — Не против, если мы ляжем? Потом сходим в душ…       — Ага… прости, — кивает Чонин, но только крепче сжимает Хвана, не позволяя лечь.       Яна было буквально не оторвать, не снять. Он, как капризный ребенок, не хотел терять приятное ощущение. Хенджину пришлось взять инициативу в свои руки, чтобы снять Нини.       — Мы можем сделать это еще раз немного позже, — обещает Хенджин, все-таки уложив Чонина на кровать и завернув его в одеяло как непослушную гусеницу.       Немного полежав, Хван, наконец, спросил, рассматривая красивые репродукции картин в стиле барокко:       — Тебе нравится все так, как у нас? Тебе не больно?       Под одеялом Хенджин снова обнял младшего, сплетая их руки. Дыхание только-только вернулось к исходному. Можно было обсудить и разделить ощущения от общего безумия.       — Да, мне очень нравится, — опустил взгляд на их пальцы Нини. Они начали спокойно играться, гладя и щекоча ладошки друг друга. — Сейчас было не больно, и ты… проявляешь заботу даже во время проникновения. От этого мне становится легче.       — А как это у тебя происходило раньше? — тише спрашивает Хенджин, перехватывая большой палец Чонина.       Он был полностью открыт опыту младшего до него. Разминая и массируя костяшки, изредка он щекотал ладонь, надавливая на нее. Ему хотелось знать все и немного больше о Чонине, о его теле, о том, что он может сделать.       — Раньше я был сверху, брал ответственность на себя, грубо говоря. Потому что обычно парни ведут себя иначе. Они настроены на получение своего удовольствия, и я решил вести себя также или даже хуже, чем они, — хмурится Чонин. — Когда я был… в пассивной роли, то не чувствовал, что мной наслаждаются.       — Обычно, ну, я в порно видел, это всегда было так… Грубо? — говорит Хенджин. — У меня был недоопыт с одной моей подругой. Она была очень раскрепощенная девочка и несколько раз приходилось ее спасать от ее мудаков. Она говорила, что очень неприятно, когда есть ощущение использованности. Я не совсем понимаю, но ощущаю такую грань, когда кто-то делает это просто, чтобы удовлетворить себя. Но когда тебя распирает желание и ты чувствуешь, что буквально готов съесть, проглотить человека, настолько ты хочешь его. Как знаешь, когда ты чувствуешь, что струны вот-вот разорвутся, но ты хочешь услышать именно этот звук с максимальной громкостью, чтобы поставить точку в композиции…       Рука Хенджина скользнула к шее Чонина. Он запомнил, насколько она чувствительна.       — Я наслаждаюсь тобой и безмерно рад тому, что ты принимаешь все, что я даю.       Его пальцы едва ощутимо прошлись по шее с одной стороны, а губы с другой, запуская по телу Чонина новую волну опасной предвкушающей дрожи.       — Наверное, это и сводит меня с ума. Я с тобой будто стал принцем, — рассмеялся Нини.       — А я с тобой какой-то вампир, — наигранно недовольно бубнит Хенджин, прижимаясь к Чонину сбоку, снова дразня его поцелуями под ухом. — Мне все время мало, хочется еще.       Великолепные пальцы скрипача под тонкой тканью нашли чувствительные соски Чонина, поначалу случайно задевая их. Зубы снова оттянули мочку уха, а дыхание коснулось линии роста волос на загривке. Чонин ощутил, как горячая сперма медленно вытекала из него, задевая край растянутого ануса.       Ян зашипел, отклоняя голову и задумываясь над всем, что сейчас происходит. Раньше он бы точно подумал о том, что его таким образом оскорбили, но сейчас это имело другой характер. Ощущение, что до сих пор в нем осталась частичка Хенджина, заставило тело дрожать. Чонин резко развернулся, смотря на Хвана огромными глазами.       — Давай напишем вместе песню. О том, что сейчас происходит между нами.       Хенджин раскрыл глаза. Чонин был воплощением очарования и сексуальности для него. Голос, который мог сладко петь про насилие и еще слаще ломаться, когда оказывался полностью во власти Хенджина, никогда не произносил ничего сексуальные, чем эта идея.       — Да! — охотно кивает старший, смотря Чонину в глаза, загораясь вместе с ним. — Ты говоришь о песне с высоким напряжением и этим… Чувством, будто вся вселенная сжимается до одного объекта?       — Да, что-то очень тяжелое, взаимозависимое и сексуальное, — приподнимается Нини. — Я хочу спеть это с тобой.       Хенджин закусил губу.       — Это нормально, что я бы хотел, чтобы мы потом потрахались под нашу же песню? — неловко улыбнулся он.       — Я бы с удовольствием сам это устроил, — усмехается Чонин, осторожно касаясь губ старшего в поцелуе.       Новые чувства было тяжело принять и понять. Но они вдвоем семимильными шагами шли к этому. Музыка уже стала основой всех отношений в группе. Возможно, именно она могла бы и помочь решить все головоломки и дать волю эмоциям.       На следующий день все ребята собрались за общим столом ближе к обеду. Уже сейчас было видно, что у всех ночь и утро прошли немного по-разному. На Хенджине с Чонином яркими пятнами цвели и благоухали засосы. Чан уже заботливо разливал чай, в первую очередь желая позаботиться о Феликсе. Чанбин совершенно расслабился, отложив телефон на пару часов. Джисон был напряженный и сонный. Он начал день с банки энергетика и сейчас уже открыл вторую, надеясь, что вкус лайма, заявленный производителем, напомнит ему лимончелло.       Жить с Минхо в постоянном контакте было непросто. Вчера вечером они чуть не поссорились из-за алкоголя. Ли хотел провести время трезвыми, а Хан совершенно не планировал настолько скучный отдых. В итоге выиграл этот спор Минхо, но Джисон был теперь крайне недоволен.       — Минхо-хен, все в порядке? — спрашивает Феликс, заметив напряжение старшего.       — А? Да, все хорошо. Я просто думал о том, что у нас сегодня последний день отдыха перед фестивалем.       Джисон подавил свой тяжелый вздох, залпом выпивая половину банки. Он посмотрел снова на милых херувимов, украшавших большое зеркало, и попытался не скривить лицо, смотря на всю эту помпезность.       — Да, есть такое. Но мы выбрали номера сегодня утром, там ничего сложного не будет, — говорит спокойно Чанбин.       — Как и интересного, — все же добавляет Джисон.       — Ребят, — перебивает их Феликс, — я понимаю, что, скорее всего, у вас были совсем иные традиции. Можете рассказать побольше о появлении вашей группы? Все же я о вас толком ничего не знаю. Хотелось бы как-то больше понимать вас перед фестивалем.       Минхо замер, поднимая медленный взгляд на Джисона. Он до сих пор ничего не знал о жизни Хана. И этот факт он осознал только после слов Феликса. Стало даже не по себе от этого.       — Да чего тут рассказывать? Учились мы с Чонином вместе, еще в школе решили сделать группу, и поехало, — пожал плечами Хан.       — Вообще-то есть интересные моменты, — перебил Чанбин. — Например, как мы с Сынмином к вам присоединились.       — Да и мы с тобой тоже не сразу были знакомы, — усмехнулся Чан. — Но если бы не мой брат…

***

      На самом деле, история брала свое начало со средней школы. Тогда Джисон и Чонин по воле случая попали в один класс. У них обоих не было особо друзей. Ян тогда и вовсе был главным тихоней класса. Хан даже называл его плаксой и подшучивал. Их история началась совсем не так, как у обычных друзей. Из общих интересов на тот момент была лишь контрольная по математике.       Джисон на тот момент прогулял слишком много уроков. Учительница сообщила, что такими темпами Джисон точно ничего не сдаст и останется на второй год, если вообще останется в школе. С фингалом под глазом и бутылкой розового молока, Хан подсел к Чонину, без зазрения совести говоря: «Сегодня я буду учиться у тебя математике, очкарик. Звони домой, скажи, что будешь благое дело делать, одноклассникам помогать.»       Тогда Ян посмотрел на него как на придурка, но под угрозой тяжелого кулака сдался. Они просидели около трех часов. Из них лишь первые тридцать минут речь шла о математике. Джисон заметил нотные листы у Чонина и не смог оставить это без внимания. Нини, конечно, удивился, когда главный задира школы попытался вчитаться в нотную грамоту. Еще больше Чонин перестал понимать жизнь, когда Джисон попросил его сыграть.       Они вдвоем сбежали из класса. Ян притащил Джисона в кабинет музыки, где стояло большое белое школьное фортепьяно. Чонин согласился спеть и сыграть одну из своих любимых песен. Хан хорошо ее запомнил. Слова гласили о любви, которой никогда не достичь. Депрессивный текст обернулся аплодисментами.       Чонин впервые увидел то, чего точно никак не ожидал: в глазах Хана стояли слезы. Он встал, хлопая. С матами, кривыми словами, но от чистого сердца Джисон выразил Чонину полное восхищение. С этого момента все их разговоры свелись к музыке. За один только день, отношения между собой изменились полностью. Джисон теперь был тем, кто защищал Чонина от других задир. Математика также с огромным трудом ему давалась, но вот неожиданно начавшаяся дружба с Чонином помогла ему все-таки перейти в следующий класс. Их даже разлучать не стали, потому что только у младшего появилась власть над неугомонным мальчишкой.       Все больше Ян сам начал меняться. Его родители терпеть не могли Джисона, но Чонин поперек их мнения сбегал к старшему, чтобы учиться играть на гитаре. Все их мысли крутились вокруг мелодий, текстов, новых звуков. Благодаря Джисону, Ян смог впервые дать отпор. Это был для них обоих значимый момент.       В то время младшего задирали старшеклассники, которые издевались над бесконечным заиканием Чонина и шрамами на руках. Вместо очередной истерики или криков о помощи он ударил. Джисон прибежал уже в тот момент, когда Ян не мог остановиться. Его сорвало, психика слетела окончательно. Он избивал обидчика до последней крови.       Джисон впервые был тем, кто оттаскивает кого-то, а не наоборот. Их обоих вызвали к директору так же, как и родителей. Чонина могло бы это напугать, но спокойствие внутри и гордые глаза друга все больше и больше уверенности вселяли в него. Хан знал, что происходит у Чонина дома, и был не намерен терпеть это. В тот день они пообещали всегда спасать друг друга, ставить безопасность на первое место, чего бы им это не стоило. Оставаться в такой жизни, как у них есть, было невозможно. Обоим не хватало старшего. Хоть кого-то, кто их бы поддержал. Было ощущение, что весь мир против их дружбы, музыки и общего желания жить в удовольствие без границ, слез, страхов.       Однако в один день удача улыбнулась им. В очередной раз, после школьной драки, когда Чонин и Джисон, вытерев с лица кровь, заняли музыкальный класс, они кричали на всю свои чувства. Чонин бил по клавишам, Джисон — по струнам гитары. Солнце, как им казалось, назло светило ярко, выжигая глаза даже в комнате. Только в этот момент мимо кабинета прошел очень и очень важный человек, который заглянул к ним.       Рыжие неприлично длинные для парня волосы, пирсинг в носу, рубашка на выпуск. Штанины его брюк собирали всю пыль и грязь этого мира, но никогда не пачкали его. Молодой старшеклассник, редко появлявшийся в стенах школы в последнее время. И Чонин, и Джисон знали, что это был один из выдающихся гитаристов их школы. Даже Яна ровняли на него, несмотря на бурное поведение старшего.

***

      — Он приоткрыл дверь, и мы даже не заметили его сначала, — рассказывает Джисон, оживившись к этому моменту. — Мы продолжали насиловать инструменты… ну, мелкие, расстроенные были, но он… Он увидел наши души!       — Он был единственным, кто увидел в нас потенциал сразу и не ругал. Тогда он сказал, что ему нравится наша песня, хотя она и слишком душная, — улыбнулся Нини, опуская взгляд в свою тарелку.       — А еще он сразу услышал, что я вообще ничего не умею, — рассмеялся Джисон, начиная дышать глубже.       Его глотки стали короче и чаще на этот момент.       — Он был буквально легендой. Мы его видели редко и думали, что он настоящий дух какой-то…       — Ага, — усмехнулся Чан, смотря на друга.       — Да подожди ты, — отмахнулся от Криса Джисон. — Этот парень просто зашел к нам. Разнес по факту, но сказал, что у нас огромные шансы. Я тогда был очень вспыльчивым от того, что такая персона посетила нас, поэтому сказал ему: «Может быть, научишь тогда нас, как играть?» И он ответил положительно.       Хан полностью погрузился в тот момент, задыхаясь от чувств. Он обратился в мальчишку, который едва мог поверить, что к нему спустилась звезда и была готова лично указать путь. Его глаза горели так же, как в момент, когда он говорил о музыке, если не ярче. Минхо не помнил такого восхищения хоть кем-то.       Эти эмоции раньше не освещали лицо Джисона, на секунду по сердцу прошла ревность. Ли сам не ожидал от себя такого. Но едва не разрушил атмосферу своим вопросом.       — Вы встречались?       Чонин даже подавился молоком, закашливаясь. Все эмоции Джисона тут же ушли. Он посмотрел на Минхо, будто тот был идиотом. Чан громко расхохотался. Он смеялся так, как Минхо, Хенджин и Феликс никогда еще не слышали.       — Блять, мы говорим о моем старшем брате, имейте совесть! — смеется он. — Нет, даже если бы Джисон и хотел, они бы не встречались, До был натуралом до мозга костей.       — Я бы не стал! — возмущается Хан, смотря на Чана.       — Оу… простите, — тут же сжался Минхо, осознавая полностью свою глупость. Резкий порыв тут же обернулся смущением и неловкостью. Давно он так резко не выпадал в эмоции.       — Учитель очень любил нас всех и поддерживал. Он был первым человеком, которому я вообще рассказал, что мне нравятся парни, — усмехается Чонин.       Джисон немного притих, откинувшись на спинку стула. Чанбин и Сынмин неловко переглянулись.       — Мы между собой называем Учитель, но, на самом деле, что бы эти двое не говорили, все было более смешно, — говорит Чан. — Он на тот момент досиживал в школе второй год, потому что завалил первые экзамены. Как истинному панку, ему было похуй, но папа в тот год содрал с него две шкуры. Это почти не выражение, ему пришлось отгонять от него его же девушку наркоманку, которая пыталась обокрасть нас. Но в плане музыки Довон действительно был гений. Он хотел попробовать себя в репетиторстве, и как раз ему подвернулись Чонин с Джисоном.       — Ты тоже приходил, — фырчит Чонин. — Чани-хен почти сразу был с нами. Хотя сначала он не воспринимал нас всерьез и обзывался.       — Ну, мне особо не надо было учиться. Я думал, что вы мелочь пузатая. Он с вами поначалу долго сидел. Особенно с Джисоном. Но да, чуть позже я тоже вас услышал и мне понравилось, — улыбнулся Чан, смотря на своих младших.       — Снова обозвался, — закапризничал Чонин, как ребенок стуча по столу, вызывая у Чана смех.

***

      Когда Чонин и Джисон впервые пришли к Учителю в дом, они были поражены тем, какой живой могла быть квартира. Повсюду висели не картины, а плакаты рок и панк-рок звезд. Повсюду были мотивы «огня, который должен гореть в сердце», — как объяснял Учитель. Юный неприветливый Чан всегда прятался в стенах этого дома, не торопясь знакомиться с младшими ближе.       Мальчики были шумными и эмоциональными. Они постоянно ругались, когда что-то не получалось, но Учитель мог их сразу успокоить. Хватало одного слова, чтобы оба затихли. Он учил их играть и сочинять музыку. Днями напролет они сидели в его комнате, пытаясь осознать, какого это жить творчеством. И тогда Учитель впервые разрешил им сходить вместе на концерт. Чонину было пятнадцать, поэтому Довон запретил ему отходить далеко. Зато Джисону в тот день открылись двери в развратный мир.       Чан был вместе с ними, так как Довону нужно было отойти. Джисон чуть не умер от сердечного приступа, когда на разогреве у группы увидел Учителя и его группу. Услышать своего настоящего кумира со сцены, ощутить, как музыка заполняет его до краев изнутри. Хан даже думал, что только ради этого он здесь, но немного позже Учитель вернулся к ним в зал, а со сцены началась настоящая музыка. Джисон кричал, бежал вместе с толпой в жесткий слэм, все толкали друг друга от переизбытка эмоций.       Вместе с исполнителем все слали нахуй свою никчемную жизнь, отдавая предпочтение свободе. После этого Хан впервые узнал, как приятно ощущать алкоголь на разодранном горле, что в мире есть много чего вкуснее пива и что друзья Учителя такие же крутые большие парни, любящие музыку и жизнь без правил. Младшего тогда еще уберегли от первого алкогольного отравления, но у Джисона не было тормозов.       Когда его выносили, пьяного и извергающего на асфальт собственные внутренности, он клялся Чонину, что они будут жизнь так же, но лучше. И Ян ему поверил. Они поставили себе цель — сделать все, чтобы Учитель ими гордился. На протяжении пяти месяцев они сочиняли песни для своей собственной будущей группы. Все это время рядом был Довон. Он поддерживал, помогал, исправлял. Именно он позвал младших на семнадцатилетие Джисона в тату салон. Тогда на их телах и появились первые татуировки.       Чонин долго не мог выбрать, продолжая стесняться и тушеваться перед старшим, но тот сам предложил надпись: «порнозвезда». Он сказал, что это будет татуировка со скрытым смыслом, который знают только они втроем. Речь не шла об извращениях, «порнозвезда» означала человека, который любит себя и горд быть собой. Джисон же выбрал для себя тату «сутенер», но в оригинальном французском написании, также имея в виду, что эта личность, которая занимается организацией и защитой тех, кто у него под крылом.

***

      — Так вот, что это за тату… — смотрит на Чонина Хенджин.       — Пока облизывал, не заметил? — щурится Нини, игриво наклоняя голову к Хвану.       — Я думал, что это ошибка молодости или что-то такое… — опускает взгляд старший.       Джисон же посмотрел на Минхо, пытаясь понять, дошло ли до того или нет.       — Красивая, — кивает Ли, опуская взгляд на живот Хана. — Не знал, что она столько значит.       — Да ты еще в первый день же приметил, наверное, подумал, что я совсем конченый, — смеется Джисон. — Чан, кстати, с нами тоже бил тату в тот момент.       — Ага. Но я набил просто «Место для звезд», — смеется он. — Я знал, что мне однажды придется выйти на работу.       — Феликс, ты звезда? — усмехается Чонин, кивая в сторону Чана. — Там есть место для звезд.       Ликс тихо засмеялся, прикрывая рот ладошкой и сдерживая свои подкаты на этот счет. Джисон рассмеялся неестественно звонко. Он ненадолго отошел и все-таки достал себе бутылочку алкогольного коктейля с клубникой. Хан пшикнул банкой, игнорируя осуждение Минхо.       — Это не конец истории…

***

      Джисон часто зависал у Учителя. Он был благодарен семье Бан за то, что те никогда не были против него и Чонина в их доме. Но у Яна был комендантский час, в отличие от Джисона, который мог оставаться у братьев на ночь, а еще иногда ходил с ними в разные места, где быстро учился цеплять публику гитарой. Он был рад стирать пальцы в кровь, чтобы запомнить или узнать что-то новое.       Одной ночью Джисон и Чан возвращались с Учителем домой. Хану было жаль, что Чонин не смог быть с ними, чтобы услышать, как красиво и хорошо пел их Учитель. Это было одно из лучших исполнений их старшего на тот момент. Лишь немного пьяные они разделились на две машины — та, что со старшими, и та, что с младшими. Джисон записывал Чонину сообщения, которые тот сможет прочитать утром. Присылал видео, фотографии, чтобы и Чонин смог приобщиться к этой потрясающей ночи. Они часто это делали. В будущем, они обязаны были провести вместе как можно больше ночей именно так, совершенно не расставаясь.       Глухой удар. Резкий поворот. Тормоз. Ослепляющий свет фар. Лишь спустя годы Джисон и Чан смогут избавиться от навязчивого образа в голове.       Огромная фура на полном ходу задела автомобиль старших. Их машина вылетела на обочину, перевернувшись набок и скатившись вниз. Фура почти не пострадала, остановившись.       Едва ли машина младших успела остановиться, как Джисон выпал из нее и побежал через дорогу, спускаясь вниз. Двое на задних сидениях выползли наружу. Они попытались вытащить тех, кто сидел спереди. Хан помог открыть водительскую дверь, застыв в ужасе. Учитель в неестественном положении головы лежал на руле лицом. Зловещее, красное пятно стекало с руля, распространяясь по джинсам. Щуплого Джисона быстро оттолкнули парни и прибежавший Чан, чтобы вытащить Довона и положить на землю. В красном мареве было почти не узнать ставшее родным лицо.       Джисон услышал, как водитель ударил по газам, чтобы скрыться с места преступления. Он побежал за фурой, не подумав о том, что вторая машина с большей вероятностью смогла бы догнать ее. Джисон бежал, не чувствуя зимнего морозного воздуха. Он бежал, пока мог видеть номер машины и сфокусировать на нем камеру. Полная тишина теперь звучала для него именно так: безветренная ночь, крики парней, застывший в горле плач. Когда он вернулся, Довон уже лежал на заднем сидении машины. Он едва заметно дышал, но Джисон остро чувствовал, что это ненадолго. Изуродованный ужасом и чужой кровью, Чан кричал на диспетчера скорой в телефон, умоляя их приехать как можно скорее. Хан в это время упал на колени, смотря на Учителя. Одними губами он поблагодарил за все и умолял, чтобы тот выжил.       Молитвы были услышаны. Уже на следующий день Чонин был в больнице, где с огромным трудом врачи спасли Довона. Правда, спасли частично. Он не смог взять в руки даже букет, который принес ему младший. Для Яна это был тяжелый удар. Он ненавидел своих родителей только сильнее за то, что те заперли его в ту ночь. Ему хотелось быть рядом всегда. И с того момента их с Джисоном жизнь стала единой.       Когда Довон вернулся из больницы, Чан и Джисон отказались отпускать его. Они оба всегда были рядом, круглые сутки. У них развился параноидальный страх потерять Учителя. В начале весны Чонин уже не выдерживал этого всего. Он будто был оторван от Учителя и Джисона. Ян не чувствовал себя собой. И тогда он совершил ужасный поступок, за который Чан и Джисон до сих пор не могли его простить. Чтобы вынудить старших забрать его из дома, Чонин перерезал сухожилия на руках. У Хана после всего произошедшего чуть не случился сердечный приступ, когда Ян в панике отправил ему фотографию.       Хан тогда толком не оделся. Накинул на себя куртку, сунул босые ноги в кроссовки, украл велосипед, стоявший на улице, и поехал к Чонину. Он успел быстрее Чана. Не церемонясь, он выбил окно в спальню Чонина.       — Ты ебаный придурок! — разбудил он криком весь дом.       Скорая уже была на пути, благодаря Чану. Джисон схватил Чонина, крепко перевязывая ему руку выше пореза. Ян был в абсолютном неадеквате. Он ужасно боялся крови, из-за чего терял сознание каждые пять минут. Хан хотел просто убить его на месте. Но вместо это он увидел родителей Чонина, которые начали кричать на них обоих. Джисон в точности помнил, как отец Яна схватил сына за волосы, запрещая Хану вызывать скорую.       Тогда Хан со всей силы ударил мужчину по лицу. Он полностью потерял контроль надо собой, вооружившись стулом, готовый кинуть его в господина Яна, если тот будет мешать спасти их же сына.

***

      — Стой-стой-стой, твои родители настолько ебнутые?! — резко поднимается со стула Минхо, смотря то на Джисона, то на Чана.       Для Ли это было непозволительно. Он представить не мог, как старшие допустили такое.       — Они в тот момент окончательно сошли с ума, — говорит Джисон, смотря на него. — Если бы не мы с Чан-хеном, все закончилось бы задолго до появления Чанбина и Сынмина.       Хенджин хмуро смотрел перед собой. Под столом он взял Чонина за руку, рассматривая его шрамы внимательнее. Теперь он видел, какие они были разные по форме и глубине. Чонин активно перекрывал их тональником, но скрывать было бесполезно от того, кто знает его кожу теперь наизусть.       — У меня тогда психика поехала. Я надеялся, что Чан-хен и Хани-хен заберут меня, если я сделаю это, — поджимает губы Ян.       — Но его родители чуть не выбили у полиции запрет на приближение, — горько усмехнулся Джисон, выпивая еще часть бутылки залпом. — Но мы все равно потом его забрали. Хотя он на тот момент стал инвалидом.       — «Инвалидом»? — зацепился за слово Хенджин, тихо обращаясь к Чонину.       — Не был я инвалидом, — шикает на Джисона Ян, ударяя его по ноге под столом. — У меня не работала рука, запястье и пальцы. Но постепенно начало отходить.       — Год на восстановление, Чонин, год, — шикнул Джисон, смотря на него. Чан мрачно притих, тяжело вздыхая.       — Год — не десять лет. Я был в отчаянии, — прищурился на Хана младший.       Для них эта тема до сих пор была очень болезненной. Джисон не до конца простил Чонина за этот поступок. Теперь, когда младший хотел остаться в комнате один, у Хана абсолютно отсутствовало доверие к обещанию: «больше никогда». Джисон посмотрел на Хенджина. Хван впервые ощутил, как к нему обратился Хан. Он понял все без слов, сжав руку Чонина сильнее.       — Но год и без того был полным говна, — тихо говорит Чан, смотря на Хана. Эту часть Джисон не любил рассказывать подробно.

***

      Чонин восстанавливался очень медленно. Учитель, потерявший зрение на один глаз и чуткость рук, восстановлению не подлежал. Джисон с Чонином продолжали приходить в дом семьи Бан днем, чтобы как-то помочь по хозяйству в благодарность за все, но это было уже совсем не то. Все погрузилось в полную темноту. В этом доме на долгое время стало тихо. Младшие продолжали называть Довона Учителем. Чонин у него спрашивал советы касательно пения. Джисон даже просил его показать что-нибудь еще на гитаре, понимал с полуслова, но глубже всех видел, насколько этого мало свободолюбивому парню. Все трое догадывались, о чем думал Учитель, но только Джисон знал точно, из первых уст.       Одним утром Довон ушел. Он сделал шаг с заброшенной высотки. Все трое узнали об этом от родителей Бан. Тогда настала настоящая тишина. Им всем было с этим невозможно смириться. Они втроем стали семьей, следовали во всем наставлениям, оставленным Довоном. И главное из них было созданием своей группы. Учитель написал об этом в своем предсмертном письме. Он знал, что ребят ждет успех, что они достигнут высот и поменяют мир. Только в тот момент им уже ничего не хотелось.       Им казалось, что можно было бы все здесь и закончить. Хан целую неделю не вылезал из дома, ничего не ел, только пил украденный алкоголь. Однако через месяц им постепенно становилось легче. Жизнь шла, приближались экзамены и, соответственно, окончание школы младшими.       На последней неделе учебы Джисон и Чонин, наконец, приняли окончательное решение о создании группы. Рука Яна восстановилась достаточно, чтобы играть на гитаре, поэтому было необходимо найти только барабанщика.

***

      — А это обязательно рассказывать? — недовольно потянулся Сынмин. — Там же не было ничего интересного. Да и мы здесь еще на три часа засядем, а у кого-то сегодня свиданки.       — Ты что?! Это же самое самое важное! — смотрит на него оживившийся Джисон. — Мы тогда раскидали рекламу по всей школе. Объявления были везде, только на заднице директора не хватало!

***

      Джисон и Чонин скучающе ждали в музыкальном кабинете. Прошел уже час с начала прослушивания. К ним не собирался никто приходить. Их компания никому не вселяла доверия. Большинство вообще считали Джисона и Чонина недоразвитыми додиками. Когда пошел второй час, они вдвоем уже пили шампанское на брудершафт. В этот момент в кабинет, наконец, ступил единственный кандидат. Сынмин молча сел за установку и начал играть. Он настолько вложился в ритм, что в конце сломалась одна из палочек, но два молодых музыканта смотрели на него, раскрыв рты.       — Господин, вы приняты! — улыбнулся Джисон, налив и ему бокальчик.

***

      — То есть ты в группе, только потому что был единственным, кто пришел? — удивился Хенджин.       — Он был единственным, кто дошел, — поправил его Джисон, будто бы в этом была большая разница, а затем сказал то же самое, что и Сынмину в тот день. — Просто Сынмин наш истинный барабанщик, поэтому судьба не стала даже пытаться отвлекать нас на других бездарей!       — Ага, конечно, — усмехнулся Минни. — Считаю, что они мне до сих пор нагло врут.       — Но ты потрясающий барабанщик и певец. С этим не поспоришь, — кивнул Чонин, вспоминая тот день. — Но прическа у него была ужасная.       — Да, он выглядел как задрот, — хмыкнул Джисон. — Но мы это быстро исправили.       — Вы плюнули ему краской на челку, и все, — усмехнулся Чанбин.       — И скинули мои нюдсы в чат каких-то папиков на одну ночь, — напоминает Сынмин.       — У всех есть грехи, — качает головой Чонин.       — Пока что у тебя их больше всего, — указывает на Чонина палочками Минхо. — Хенджин, не спускай с него глаз теперь.       — По поводу папиков, ты и сам был не против, — заметил Джисон. — У тебя всегда задница обтянута так, что, скорее, тебе надо было делать татуировку «порнозвезда».       — Не такая уж я и дива, — откидывает невидимые длинные волосы Сынмин.       Минхо осторожно взял Джисона за руку, проверяя, как он после выпитого алкоголя. Хан посмотрел на него немного удивленно, но очень даже сознательно. От такого количества он точно еще не мог напиться, но зато заметно расслабился.       — Ага, конечно, — усмехнулся Чанбин, шлепнув Сынмина по бедру, явно представляя другую часть тела. — В любом случае, я считаю, что мое появление самое крутое.       — Удиви нас, — прищурился Феликс, уже пересев на диван к Чану. Почти незаметно их пальцы соприкасались, заставляя думать совсем не о разговоре.

***

      Это был день выпуска. Чонин отыграл свой выпускной концерт и, больше счастливый завершению каторги, чем поздравлениям преподавателей и зрителей, он быстро вернулся домой. Выкинув вещи Чану и Джисону в окно, он сказал родителям, что уходит праздновать выпускной. Однако он показал фак родному дому и вместе с Чаном и Джисоном пошел в дом к Хану, где временно оставил вещи. Вечером они забрали Сынмина и отправились в бар, где заранее получили разрешение играть перед людьми. Вот это было настоящим праздником.       Первое выступление было самым нервным. Они еле смогли собраться. К счастью, Чан мог усмирить младших перед концертом и вселить им веру в себя, а Джисон идеально начал взаимодействие с публикой. Благодаря их песням и трем каверам, толпа кричала и прыгала. Все веселились на полную катушку. Энергия зрителей заряжала и самих парней. Они поняли, что это их место. Им суждено выступать вместе.       Когда они решили выпить и обсудить все, к ним подсел невысокий парень в шапке. Он был худощавым, в черной одежде, с пронзительными глазами.       — Ребят, вы такие охуенные. Я могу к вам присоединиться?       Все четверо переглянулись.       — А на чем ты играешь? — подпер голову Джисон.       — Эм… Ни на чем?       — Он симпатичный, давайте возьмем, — шепнул ребятам Сынмин, абсолютно ничего не зная о парне напротив.       — Хуйня, протестую, нам нужны только полезные, — отмахнулся Джисон. — Что ты будешь делать, если не умеешь играть?       Парень нахмурился, теряя львиную уверенность на пару мгновений. Все же подойти к ребятам, которые взорвали этой ночью клуб было совсем неожиданно. И они с интересом смотрели на него.       — Я мог бы быть вашим менеджером? — смотрит на них парень.       — Будь моим мужем, — просит Сынмин, падая на стол и присматриваясь к незнакомцу.       Чан рассмеялся, допивая свою третью кружку пива. Он погладил Сынмина по спине и посмотрел на смелого парня.       — Хочешь быть нашим менеджером? Организовывать нашу деятельность и все такое? Как тебя зовут хоть?       — Со Чанбин. Тоже закончил школу сегодня, — потер свой нос парень, смотря на Сынмина смущенно.       Джисон усмехнулся и сказал:       — Если так хочешь быть с нами, Со Чан-бин, и хочешь быть нашим организатором, то организуй машину нам. За неделю. Сможешь — тогда и возьмем.       Чанбин нахмурился. Он кивнул и попросил у ребят контакты. Только Сынмин согласился дать ему свой телефон. Конечно, Со немного смутило получить от младшего уже на следующий день фотографию с обнаженной грудью. Однако также это стало дополнительной мотивацией.       Уже через четыре дня Сынмин получил сообщение о том, что группа может собраться вечером в том же баре, где они познакомились. Парням пришлось стоять на улице. Они ждали Чанбина, едва припоминая, как тот выглядит. Но когда он вышел из довольно хорошего черного джипа, у всех отвисла челюсть.       Они не могли поверить. Джисон и Чонин тут же нырнули в него, поражаясь тому, сколько было места. Там могло поместиться восемь человек при желании. Это было невероятно.       — Ты принят, — смотрит на Чанбина Джисон. — Беру все свои возмущения назад. Ты, черт возьми, с нами!

***

      — А я сразу увидел потенциал, — гордо задирает нос Сынмин, закидывая ноги на Чанбина.       — Но как ты достал машину? — хмурится Хенджин, поглядывая на старшего.       — Недалеко от города у нас есть что-то вроде кладбища машин. Там можно было найти хорошие детали и тд. Я нашел вот эту красоту, но не было половины всякого. После этого я зашел в мастерскую и нашел механика, который уважает моего отца. По дружбе мы с ним договорились почти за бесплатно.       — Настоящий менеджер, — усмехается Минхо.       Все уже удобно расселись, лежа друг на друге. Для новых членов команды эта история значила очень много. Она раскрывала личности людей, которые были с ними в течение последних дней. Для Минхо жизнь Джисона показалась еще более запутанной и сложной, чем ему казалось на первый взгляд. Хану пришлось пройти через многое, чтобы сейчас выступать и получать удовольствие от своей музыки.       Ребята стали припоминать свои первые концерты. То, как они оставляли свои первые визитки в табачных лавках и маленьких магазинах молодым ребятам, призывая их прийти к ним на концерт. Вспоминали самые разные истории, иногда умолкали, оставляя совсем неприятные подробности между собой. Таким можно было поделиться потом, в совсем личных разговорах.       — Вот именно поэтому мы обожаем то, что делаем, и то, как живем! Отдыхаем, выступаем, пьем, потом опять отдыхаем, — улыбается Джисон.       — Ага, отдыхаем так, что после этого снова нужен отдых, — усмехнулся Чан.       — И у вас нет планов на будущее? — хмурится Феликс. — Там… семья, дети?       — Будем становиться больше и шире. Дети — точно нет, думаю, но если у кого-то будут, то поможем всем, чем сможем друг другу. С детьми мы ладить умеем, да, Чонин? — усмехнулся Джисон.       Чан облизнул губы:       — Я думаю, что пока будем заниматься этим. А потом станем частью индустрии? В целом, как я сейчас подрабатываю. У этого есть перспективы. Чанбин может потом стать хорошим менеджером в агентстве, если что, думаю, даже работать с айдолами. Чонину нужно немного подрасти.       Крис и Джисон снова переглянулись. В этом тяжелом взгляде было что-то темное, тревожное и очень напряженное.       — Я хочу уйти на пике, — честно говорит Джисон, не выдержав этот зрительный контакт. — Что будет после нашего лучшего концерта… Разве это важно?       — Важно, — хмурится Минхо. — Не существует «лучшего». Разве не главное — всегда стремиться вперед?       Чонин даже дернулся, поднимая взгляд на Джисона. По его напряжению в теле было всем понятно, что эта тема травматична для них всех. Хан сел удобнее. Он был расслаблен и серьезен.       — Ты не замечал, что у каждого человека есть какое-то самое важное событие в жизни, после которого все идет на спад? Как волна, — рисует в воздухе рукой кривую Джисон.       — Даже если рядом есть любимые люди? — хмурится Минхо, немного отдаляясь от Джисона.       Хан перевел на него взгляд так, будто только что во сне споткнулся на лестнице и полетел вниз. Он подтянулся на диване и продолжил уже не так уверенно, пытаясь найти ответ в своей душе.       — Думаю, что любимые люди это все-таки повод подумать о чем-то за горизонтом, — заполняет образовавшуюся тишину Хенджин, посмотрев на Чонина.       — Но смысл тянуть этих любимых людей на дно, если ты больше не будешь тем, кем был когда-то? — вполголоса ставит вопрос Джисон, поднимая взгляд на Минхо. — В чем смысл?       — В том, что они останутся с тобой и поднимут тебя со дна. Ты не один же в мире. Всегда нужно полагаться друг на друга и заботиться, — кивает Минхо.       — Кто-то захочет быть со мной в худшие времена? — склонил голову Джисон, смотря на него.       — Я захочу, — тише говорит Ли, отводя взгляд.       — И я захочу, и я, — подпрыгивает на диване Чонин.       — Я думаю, что тяжелых разговоров на сегодня достаточно, — вздохнул Чанбин. — Может быть, развеемся?       — Если никто не против, мы бы с Феликсом тогда откланялись, — встает Чан даже слишком быстро.       У них уже было спланировано свидание, поэтому отходить от своего плана Крис с Ликсом не планировали. Они ушли вдвоем переодеваться и готовиться. Было принято решение, что они заберут машину сегодня.       Чанбин посмотрел на остальных и тоже принял решение. Он сказал, что им с Сынмином нужно подышать свежим воздухом и потянул младшего на себя. Изрядно подвыпивший Джисон снова расслабленно устроился на диване, хотя последние слова Минхо звучали глубоко в нем. Неужели старший мог бы остаться с ним даже в самые темные времена?       — И как обычно вы отдыхаете? — взял им с Чонином по бутылочке выпить Хенджин, садясь обратно. Он и для Минхо принес на всякий случай, если тот захочет.       — Выпиваем, поем, угараем и выбираем себе жертву для хорошего секса, — пожимает плечами Чонин.       Минхо усмехнулся, услышав это.       — И чего ж вы сейчас не ищете жертву? Не идете в бар или клуб?       Хенджин взволнованно посмотрел на Чонина.       — Я думаю, что сегодня можем выбрать жертву прямо здесь, — усмехнулся Джисон, смотря на Минхо.       — Хорошо, тогда я выберу, — хмыкает Ли и наклоняется к Хенджину. — Господин Хван, вы свободны?       Чонин внимательно прищурился к старшим, доставая из кармана одноразку.       — Ой, даже не знаю, — усмехнулся Хван, широко улыбнувшись, бросив взгляд на Чонина. — А что насчет вас? Кольца не вижу, наверное, вы свободны?       Джисон чуть не подавился от такой наглости Минхо.       — Абсолютно точно, — хмыкает Ли, положив голову на плечо Хенджина.       Чонин резко перевел взгляд на Джисона, затягиваясь сладким паром. Он хотел уже сказать какую-то гадость, но Хан и так прочитал эмоции младшего: «держи своего парня подальше от моего».       — Хэй, а вы не… — встал было Джисон, но Хенджин смело посмотрел на него.       — Что? Вы же любите развлекаться? Джисони, ты с кем-то встречаешься?       — Нет, пока что, но…       — На нет и суда нет, — усмехнулся Хван.       — Вот именно, — усмехается Минхо, переводя взгляд на Хенджина. — Могу в таком случае вас поцеловать?       Хенджин закусил губу. Он обернулся на Чонина, теряя уверенность.       — Вы не посмеете, — напрягся Джисон, смотря на них.       Ян пригляделся к Хенджину, качая головой.       — К чему вы ведете? — шикает Чонин.       — Мы все свободные здесь? — ставит вопрос прямо Хван, смотря Чонину в глаза.       Ян закатил глаза, падая на диван. Подобное поведение старшего заставило Чонина почувствовать колющую обиду. Все же у них была слишком горячая ночь, чтобы решить вопросы отношений.       — Ага, свободны как ветер.       — Тогда не вижу никаких преград, — вздохнул Хенджин, смотря на Минхо.       Он потянулся к Ли, чтобы целомудренно поцеловать его в уголок губ больше для показухи.       — Хен, — строго отдернул его голос Чонина, — это не значит, что ты можешь целовать другого парня перед тем, кто тебе нравится.       Губ Минхо коснулась улыбка, и он сам быстро чмокнул Хвана. Ему был необходим этот поцелуй, чтобы увидеть реакцию Джисона. Тот молча смотрел на них, но Ли увидел, как напряглись вены на шее.       — Не, ну а что, Чонин. Раз хотят, то пусть… можете и потрахаться, — тихо говорит он, очевидно, думая противоположное.       — Наверняка, поэтому у тебя и не было отношений, — хмыкнул Хенджин, отдаляясь от Минхо и смотря на Джисона. — Ты настолько грубый и тупой?       — Кто бы говорил! Не хочешь подумать о последствиях, которые могут пойти за твоими решениями? — усмехнулся Джисон, вставая.       Хенджин гордо расправил плечи, не боясь надвигающегося Хана:       — А твои? Мой будущий парень хотя бы чувствует, что нравится мне, — хмыкнул Хван.       Минхо тяжело вздохнул, качая головой и переводя свой взгляд на стол.       — Об этом и речь. Мы сегодня говорили про то, что есть люди, которые готовы любить тебя, но не знают, стоит ли давать шанс этому чувству.       — Я запутался, — хмурится Чонин, пытаясь понять, что сказал старший.       — Чонин, пошли в бассейн. Я думаю, что тут и без нас достаточно, о чем говорить, — встал Хенджин, взяв пиво.       Долго не думая и взглядом пожелав Минхо удачи, Хван подхватил Чонина за плечо и, извинившись, чмокнул того в губы очень быстро и кратко. Джисон успокоился, выдохнув. Он поджал ноги, смотря на Минхо с края дивана.       — Думаю, нам действительно есть, о чем поговорить, — вздохнул Джисон, заставляя себя встать. Он протянул Минхо руку, чтобы увести в какое-нибудь другое место из общей комнаты.       После всех мыслей, повисших между ними, настроение в конец испортилось. Минхо чувствовал необходимость свежего воздуха. Сидеть снова в доме ужасно не хотелось. Все вокруг будто давило, поэтому Ли предложил прогуляться к озеру.       На скорую руку Джисон собрал рюкзак с алкоголем и чипсами. Минхо тем временем упаковал бутерброды, которые, по его мнению, были намного полезнее набора Хана. Однако в одном они сошлись — им нужен был плед, чтобы сидеть, еще один плед на всякий случай. Хан и не заметил за собой, что бросил в Минхо теплую толстовку, пока на себя накинул легкую джинсовку.       Они вышли, когда уже небо стало краснеть. Отдаленно слышался плеск воды и крики Чонина с Хенджином. Однако каждый из них по-своему с облегчением выдохнул, покинув богатый дом. Они направились к озеру через деревья, которые с каждым новым шагом были все менее и менее ухоженными. Джисон улыбнулся природе, рассматривая кору, рисунок ветвей, птиц и белок, снующих над их головами.       Напряженная тишина стала уходить, заменяясь музыкой природы и вечера. Минхо раскинул плед перед озером, с улыбкой падая на него, как на самый мягкий матрас.       — Здесь очень хорошо.       — Ты часто раньше бывал загородом? — спросил Джисон, садясь рядом с ним, звеня бутылками в рюкзаке.       — Да, родители живут загородом. Каждый день бегал по деревне, — улыбается Минхо.       Его воспоминания о доме всегда были наполнены счастливыми моментами. Плохие он просто не пускал в свое сознание.       — О, так ты деревенский мальчик, который выбрался в городок побольше? — усмехнулся Джисон без злого умысла.       Что-то в голосе Минхо, в его рассказах успокаивало. Хан не был идиотом, он замечал за собой перемены, которые творились с ним, когда он был со старшим. Однако так быстро признавать их казалось слабостью.       — Да, — честно кивает Ли. — В деревне люди приятнее, чем в городе. Мы менее испорченные.       Джисон нахмурился, доставая свое электронное устройство. Он тихо побурлил никотиновой жидкостью, выдыхая сладкий пар.       — Почему тогда перебрался в город?       — Хотел получить хорошее образование, устроиться на приличную должность и дальше уже своя семья, — кивает Минхо. — Больше возможностей.       — Ты правда хочешь такую… Обычную жизнь? С семьей, детьми, на спокойной работе, не знаю, учителя? — хмурится Джисон.       Его рука потянулась к бутылке, но он решил повременить с ней. Алкоголь никуда не уйдет, а вот Минхо послушать хотелось.       — Нет, не совсем. Сейчас мое мнение немного изменилось, благодаря тебе. Я хочу когда-нибудь семью, но я хотел бы заниматься чем-то интересным по жизни. Возможно, вдохновлять людей на что-то, как это делаете вы, — приподнимается Ли, рассматривая воду.       — У тебя очень приятный голос. Если бы ты пел, я бы завербовал тебя к себе, но… Думаю, ты можешь его использовать и в других целях, — усмехнулся Хан, ложась на плед.       Над ним раскинулось небо, испещренное ветвями. Уже скоро вся природа вступит в свою силу, готовясь к наступлению очередного лета. Закатное небо накрыло, позволяя забыть о земле внизу. Джисон очень любил это.       Минхо повернулся к младшему, осторожно наклоняясь к нему и приобнимая. Он до сих пор не понимал, может ли спокойно это делать. Но сейчас очень хотелось проявить нежность и тепло к человеку, который нравился слишком сильно и очевидно.       — Я бы хотел, чтобы мы… были честнее друг с другом.       Джисон опустил взгляд на руку. Он положил ладонь на Минхо, поворачиваясь к нему.       — То, что между нами ведь… Идет к серьезным отношениям, верно? — облизывает губы Джисон, заглядывая в глаза Минхо. — По крайней мере, мне стало неприятно от того, что ты поцеловался с Хенджином. И когда на тебя смотрят… То есть, смотреть не запрещено, но… В общем, то, как мы обычно развлекаемся, я про секс жертв и все такое, уже не работает. Мне не хочется самому, чтобы было как раньше. И ты…       — Я бы хотел построить с тобой счастливые серьезные отношения и боюсь привязываться, если ты к этому не готов, — опускает взгляд Минхо, произнося абсолютно честно и откровенно.       Он хоть и всегда был прямолинейным, но сейчас боялся говорить такую правду. Разрушать то, что есть, иногда страшнее, чем строить отношения без лишних желаний и целей.       — Я, если честно, ничего не знаю о таких отношениях, — говорит Джисон, взяв Минхо за руку. — Я уже не знаю, чего хочу. Мне просто нравится быть рядом с тобой, и мне бы хотелось остаться где-то здесь.       Джисон поднял взгляд на Минхо. Он поджал губы в неловкой улыбке.       — Звучит, как новая песня от души, — говорит он, начиная напевать мотив.       Ли устроился поудобнее, прижимаясь к груди Джисона. Ощущения от простого нахождения рядом были похожи на постоянный порыв ветра. Он будто сносил все страхи, оставляя лишь обнаженные чувства. Минхо вслушивался в мелодию, пытаясь понять ее смысл даже без текста. Жанр Ли не смог бы определить, даже если бы захотел, но это точно был не привычный панк.       «Дороги многие прошел, я был в пути, Не сомневался я и шел по совести, Я так бежал, но в никуда, и больше нет меня. Осталось только сердце полное огня. Я думал скоро на покой, Но все нутро мне шепчет «стой», Есть место, где еще ты не был, так займи его. Твои ладони. В холодных пальцах звездный свет, Твои ладони. Теплее них, ведь места нет. И я не я уже, и нет меня, но все, что есть, Отдам тебе, я буду здесь… Хочу быть здесь… »       Балладный мотив не ускользнул от слуха Минхо. Джисон хмурился, пытаясь связать слова, но он сам с трудом понимал, что за мелодия в его голове. Хан пронзительно ощутил, что у него больше ничего не осталось, кроме сердца, оголенного подобно проводу. Хан впервые не боялся этого ощущения. Он напел слащавую мелодию, но она, на удивление, была именно тем, что он ощущал. Он чувствовал себя в полной безопасности с этим человеком. Хан мог точно сказать, что хочет быть здесь, и еще больше желает, чтобы и человек рядом чувствовал то же самое, что и он.       — Ты бы не хотел немного попеть и потанцевать со мной? — неожиданно предлагает Хан.       — Да… — удивленно произносит Минхо. — Да, конечно!       Ли неловко поднялся, чуть не запутываясь в собственных ногах, и схватился за плечи Джисона.       — И кто из нас с тобой не пил? — подшучивает он над бедным Минхо.       Джисон нашел плейлист, который был в отдельной папке, внутри другой, которую точно нельзя было так просто найти. Минхо быстро понял почему. Первая песня была довольно задорной, но приглушенной. У нее была приятная атмосфера, под которую хотелось сбежать. Именно под такой ритм надо было бежать через лес к новому светлому, полному жизни. Джисон задал движение, взяв Минхо за руки и пьяно улыбаясь.       Даже в трезвом виде старший чувствовал себя самым счастливым парнем на планете. Он был на краю мира, танцевал, держался за руки с человеком, в которого успел влюбиться за такой короткий промежуток времени. Единственное, что расстраивало Минхо, это алкоголь в теле младшего, но он из-за всех сил игнорировал неприятное чувство.       Еще несколько песен они танцевали, не уставая друг от друга. В мыслях просачивались как хорошие, так и не очень воспоминания и мысли. Это был способ разговора Джисона. Как музыкальные темы, которые Минхо начал слышать шире, глубже, различая каждый звук и инструмент по отдельности. Однако ярче всего он слышал голос Джисона. Он пел некоторые строки особенно четко. Минхо слушал его голос, в котором мелькали то боль, то счастье, то страх.       На одной из песен Джисон обнял Минхо. Дрожащие гитарные струны подрожали ветру, который терялся в волосах парней. Они медленно двигались позволяя моменту наполнить их.       Джисон полностью прижался к Минхо, задыхаясь их запахом. Он хотел услышать биение сердца Минхо, ощутить его дыхание, остаться навсегда с ним. После окончания этого тура он уже не сможет вернуться назад. Джисон тонко ощутил, что что-то в нем изменилось. Он не мог понять, что и когда. Еще меньше он представлял, как можно теперь жить, зная, что есть такой человек, как Минхо, но не быть с ним.       «Plunging back into the darkness It's not pain, it's just uncertainty I know my heart's missing her piece, but it still beats»       Возможно, до этого момента он ошибался во всем. В каждой своей мысли. Но тогда кто он, если не тот, кто мог взять все в этом мире, чтобы взамен отдать себя без остатка?       Его оторвали губы Минхо. Он прижимался к Хану в долгом мягком поцелуе. Подрагивающие пальцы сжимали ворот куртки. Ли так хотелось передать силу своих эмоций. Каждый раз рядом с Джисоном сердце разрывалось. Собственный крик восторга и восхищения заполнял разум. Хан стал для него словно герой из нереалистичного романа. Невозможно было поверить в существование настолько необычного человека, наполненного абсолютно разными чертами, бурлящими в едином котле. Минхо прижимался теснее. Он буквально обхватил Джисона полностью собой, в этот раз не прячась в нем, а, наоборот, оберегая от остального мира.       Джисон схватился за него. Лицо исказилось от неожиданной боли, не способное заплакать. Он уже скучал по Минхо, ему ужасно не хватало его, как будто бы задолго до их знакомства. Как будто Джисон мог чувствовать догнавшие его эмоции до встречи с человеком.       — Я был не прав, когда украл тебя, но мне не стыдно. Я так рад, что сейчас я с тобой. Я все еще не понимаю этого, но я так этому рад… — лепечет Джисон ему в шею, щекоча своими кудрями. — Я могу остаться с тобой?       Холодный ветер забрался под джинсовку. Хан сам не знал, что из сказанного — пьяный бред, а что — нет. Однако в каждом слове была доля правды, от которой он бы не уворачивался, даже когда протрезвеет.       — Это место такое странное. Это все так похоже на жизнь, которой я никогда не жил. Я перестаю узнавать людей, которых всегда знал. Но ты… Я будто бы знаю тебя уже так давно… И ты меня.       Минхо было тяжело ответить на это. Его сознание и тело были переполнены. Руки продолжали хвататься за младшего, будто пытаясь забрать все, что происходило с Ханом все эти годы. Ли боялся этого внутреннего порыва забрать все страдания, боль и грусть. Хотелось полностью заменить эти ощущения собой.       — Я… не могу себя контролировать, когда ты рядом. Я ужасно боюсь, но хочу продолжать это чувствовать. Что нам делать? — шепчет Минхо в шею Джисона, будто их мог услышать кто-то еще.       Джисон поднял на него взгляд. Слыша такое, обмениваясь с Минхо такими словами после всего, что было, он ощутил совершенно детскую нежность и радость. Все же он был не один.       — Я пока не знаю, — признается Джисон, а руки его мягко и плавно поднялись вверх к шее Минхо, без стеснения оглаживая его уши, затылок. — Ты будешь считать за признание, если я скажу, что ты мне нравишься?       — Буду, — кивает Ли, смущенно отводя взгляд. — Ты обещаешь, что не подведешь меня, если я тоже признаюсь тебе?       Джисон сжал его руки. Он напрягся в предвкушении, широко раскрыв глаза. Ему было все еще тяжело поверить в это.       — Я буду очень стараться, хен, — тихо и искренне говорит он, смотря в глаза Минхо.       — Ты мне очень… слишком сильно нравишься, — резко выдыхает Ли, на секунду жмурясь от лучей закатного солнца и страха перед своими словами.       «Нравишься» не подходило его чувствам, но иначе Ли боялся сказать. Остаться отвергнутым было страшнее, чем вернуться домой. Прошло так мало времени, но произошло слишком много событий. И главное из них — Джисон, который открыл Минхо новый свободный мир.       Хан наклонился к нему, чмокнув в зажмуренные глаза. Джисон не смог сдержать улыбку, увидев растерянное личико Минхо от такого жеста. Они оба чувствовали, что «нравишься» совсем не то слово. Однако оно хоть как-то позволяло им остаться в разуме. Джисон обхватил Ли и хотел было снова поцеловать, но вспомнил об особенности самого Минхо.       — Могу поцеловать?       Спрашивать сейчас такое было просто смешно. Джисон очень хотел быть романтичным, но после стольких часов вместе, после страстных ночей, после всех засосов и измученных зубами бедер, его вопрос звучал по-детски.       — Я могу, — опережает его Ли, опуская руки младшего к своей талии, сам обхватывает за шею.       Минхо поднялся на носочки, чтобы быть чуть выше и полностью загородить Хану весь окружающий мир. Джисону даже пришлось прогнуться в пояснице, чтобы удержать их. Так непривычно, что кто-то настолько настойчиво целует его сверху вниз. И он сам готов тянуться за ним, крепко сжимая за талию. Джисон впервые за долгое время не почувствовал себя в опасности. Настолько спокойно и комфортно с человеком, что непривычно. Ему хотелось, чтобы он привык.       Их носы сталкивались друг с другом, губы терлись, вжимаясь друг в друга, пропуская и языки. Джисон потянул Минхо на себя еще немного, чтобы тот перестал чувствовать землю под ногами. Ли уже полностью был занят поцелуем и своими эмоциями, не замечая, как бедра инстинктивно обвили младшего. Хан просто не мог их обоих выдержать, а Минхо абсолютно не помогал, вновь и вновь кусая губы Джисона и причмокивая от удовольствия.       Хан очень хотел быть всесильным для Минхо. Но все-таки береговой спуск и неустойчивый песок добавили своей сложности. Они упали на песок, заставляя Джисона издать самый жалкий звук боли. Ли рассмеялся, тут же хватаясь за затылок младшего и проверяя, что тот не сильно ударился.       — Прости, я немного перегнул.       Джисон выдохнул, все еще кривясь от боли. Он рассмеялся от неожиданной легкости.       — Думаю, что я протрезвел, — смеется он, проверяя руками Минхо. — Ударился, хен? Колени…       — Все в порядке, ты-то упал на спину, это серьезнее. Нормально можешь дышать? — проверяет Минхо, без задней мысли переворачивая младшего.       Джисон удивился такой резвости старшего, инстинктивно напрягаясь.       — Да вроде, не высоко же падать было…       — Ладно, — выдыхает Минхо, осматривая спину Хана. — Без последствий.       Джисон вздрогнул, ощущая пальцы Минхо на своей спине. Лежать на песке было ужасно неудобно, каждая шишка и камень впивались в живот, но Хан будто бы перестал чувствовать все, кроме пальцев старшего.       Ему всегда нравилось, когда касаются его спины. Он уже давно не позволял это делать кому-то из однодневок, но Минхо неизбежно делал это уже раньше. Джисон старался много об этом не думать, только вот сейчас он позволил себе вспомнить об этой слабости. Так уязвимо — не быть к человеку лицом, но как же трепетно кожа реагировала на все. От Минхо это не ускользнуло.       Ли улыбнулся сам себе, наклоняясь и мягко целуя лопатки младшего. Его пальцы прошлись вдоль позвоночника в мягком жесте. Свободная рука все еще придерживала куртку и футболку, чтобы была возможность коснуться оголенного тела.       Джисон очень постарался не дышать громко, но ничего не мог поделать с тем, как все его тело содрогалась. Очень медленно его охватывала мысль, говорившая для него немного больше, чем некоторые другие вещи о том, что к Минхо у него больше чем «нравится». Его легкие все шире и шире раздувались с каждым новым прикосновением Минхо. Каждый поцелуй заставлял Джисона хмуриться и стараться не лизнуть песок. Едва слышный скулеж все же просочился через глотку младшего. Тело хотело показать Минхо, насколько оно радо такому вниманию.       Ли буквально ожил, осознав, какой бриллиант попал ему в руки. Движения стали увереннее. Минхо разглаживал кожу, цеплялся ногтями и мягко касался родинок языком. Его повело от ощущения доверия, которое проявил Джисон. Старший чуть ли не пищал от счастья. Такой подарок от Хана точно нужно было заслужить.       Джисон тихо запыхтел, чувствуя новые поцелуи. Что-то неуловимо поменялось в прикосновениях, и Хана окатил интерес: каким Минхо может быть, если он решится полностью довериться ему? Увлеченный этой мыслью, он оглох от собственного стона. Ему показалось, что этот звук услышали даже Хенджин с Чонином на другом краю леса и каждая белка, но на деле Минхо чуть не упустил его из-за сильного порыва ветра. Джисон оказался слишком чувствителен к языку.       Хан обернулся, будто бы его застали врасплох, но лицо Минхо, которое он увидел, заставило его замереть. Ли смотрел на него большими чистыми глазами. Его выражение лица было довольным, удивленным, но, по-настоящему, милым. В нем не было того самого сексуального активного напора, который создавал сам Джисон, когда хотел взять кого-то. У Минхо не было мыслей об этом. Он просто получал удовольствие от доверия младшего и чуть ли сам не мурчал от этого как кот.       Джисон усмехнулся. Было не очень удобно смотреть на старшего в такой позе, когда холодную кожу обдувал ветер, но Джисон потянулся рукой назад. Его пальцы нашли руку Минхо, сплетаясь с ней.       — Ты невероятен, хен…       Ли наклонялся, укладывая голову на спину младшего. Они пролежали так несколько минут, после чего Минхо слез, наконец, обращая внимание на порванные треники на коленях. Джисон присмотрелся к ним.       — Все же поцарапался? — поправил одежду младший, наклоняясь чуть ли не носом в колени Минхо.       — Немного, — кивнул Ли, тихо вздыхая. — Треники жалко. Они у меня любимые.       — Залатаем, будут даже лучше, — вздохнул Джисон, погладив ногу Минхо. От прилива нежности он чмокнул кожу над царапиной.       Они уже пересели обратно на плед. Бутерброды и чипсы пришлись очень кстати после такого эмоционального момента. Сейчас понемногу все внутри утихло, даже серьезные разговоры казались очень простыми.       — Наверное, нам надо еще немного побыть вместе, прежде чем начать встречаться? — жует бутерброд Джисон, закусывая чипсиной.       — Да, конечно. Нам обоим это нужно, чтобы довериться друг другу, — кивает Минхо, вытирая рот салфеткой. — Я, тем более, боюсь встречаться с тобой, если ты будешь так пить. Вдруг однажды изобьешь меня.       Джисон очень серьезно посмотрел на него.       — Я никогда не ударю тебя, — говорит он, смотря Минхо в глаза. — Я точно никогда не ударю тебя.       — Во время белой горячки всякое бывает, — мягко улыбается Ли и шутит. — Но ты ж и так белочка, значит, сам белочку не словишь.       Джисон нахмурился, поджимая ноги к груди.       — У тебя есть неприятные истории с пьяными?       — Полно. В деревне постоянно были всякие истории. Некоторые по пьяни и убить могут.       Джисон фыркнул.       — Убью я тебя только своим членом, — усмехнулся он. — Ну слушай, мне кажется, что я не так и часто пью…       — Каждый день? — фыркает Минхо. — Ты меня трезвый трахал по сути один раз на утро. И то ты был не особо вменяемый.       — Я был сонный, но не пьяный, — заметил Джисон, отводя взгляд.       Его лицо неожиданно изменилось, будто он пытался что-то подсчитать.       — Черт. А я не помню, когда в последний раз трахался трезвым…       — Попробуй. Это приятнее, — хмыкает Минхо.       Ли пил не все разы, что у них с Джисоном были интимные моменты, поэтому он знал ощущение младшего без неприятного тумана в голове.       — Можем тогда попробовать… Например, завтра? — смотрит на него Джисон. Он положил руку на бедро Минхо, сжимая его. — Может быть, будет новый вкус здесь? Даже интересно.       — Завтра концерт, ты напьешься точно, — закатывает глаза старший.       — Могу постараться «не», — говорит Джисон не очень уверенно, но прикидывая эту ситуацию в голове. — Есть что-то еще, что тебе не нравится во мне как в парне?       — То, что ты хочешь помереть раньше времени. Я ж семью планирую в будущем, — фыркает Минхо.       — О, — протянул Джисон. — Ладно, да, это будет труднее, чем завязать с алкоголем.       Он посмотрел на озеро и потянулся к бутылкам, чтобы найти, чем запить бутерброд.       — Но мы же все можем умереть в любой момент. Разве это повод не встречаться и не любить?       — Представляешь, насколько мне будет больно, если я соглашусь встречаться с тобой, заранее зная, что ты со мной ненадолго?       — Но ты же не знаешь, надолго или нет. Я думаю, что еще лет семь точно. Почти как кота завести, — шутит Джисон.       — Не смешно, — коротко отвечает Минхо, поднимаясь и начиная собирать вещи.       Джисон среагировал слишком быстро. Он схватил Минхо за запястье, останавливая его.       — Хен…       Этот страх внутри. Он рос с каждой минутой и не давал Джисону покоя. Ему очень стало страшно отпускать Минхо. И это ему в себе не нравилось.       — Ты бы желал моей смерти? — присматривается к Хану Ли.       — Конечно, нет… — на мгновение просочился страх из глаз Джисона, но затем он устало вздохнул. — Хен, это не совсем так работает.       — Я не хочу знать ничего о том, что грозит твоему здоровью и жизни. Ты мне больше, чем нравишься… Я хочу полюбить того, кто будет со мной до конца, — однозначно говорит Минхо и тянет Джисона на себя за руку.