azure shores

Многие годы спустя

Аклинс, конец декабря

К островитянам постепенно подкрадывается январь – один из наиболее холодных месяцев на Карибских островах, а также щедрый подарок для тех, чей организм не особо ценит тропический климат. И, конечно же, уже на носу всех обитателей оказываются многими обожаемые зимние праздники. Несмотря на ожидаемое отсутствие сугробов и хвойного дерева, украшенного шариками и гирляндами, на архипелаге не смеют игнорировать ни Рождество, ни Новый год. Повсюду обязательно будет звучать праздничная музыка и жизнь бить ключом. Ежегодно почти каждые площади и переулочки обитаемых земель заполняются любопытными туристами, не менее пытливыми местными жителями, любительскими группами и оркестрами, а в небе, как только наступает долгожданное завершение года, тысячами невероятных огней взрываются фейерверки, завораживающие всех, кто становится свидетелем подобного чуда. «До чего же волшебно и волнительно!» — восклицал много лет назад Чимин на ухо Юнги, который нуждался в тотальной тишине и зимней спячке, а не в огромном столпотворении около причала на Большом острове, впечатлённом любимом художнике, сжимающем одну руку советника вождя почти до хруста пальцев, пока неподалёку необычная пара Аклинса обменивалась нежными поцелуями на протяжении долгих минут. Именно с тех пор, не желая покидать родные сердцу берега только ради разноцветного салюта и новогодних декораций, Тэхён всё же предложил Чонгуку, часто презирающего лишние предметы и дополнительную мишуру в доме, начать украшать их двухэтажное бунгало, а лидер племени, на удивление Кима, и не посмел воспротивиться. Счастливое лицо сокровища архипелага для Чона всегда было чем-то приоритетным, самым важным и уже давным-давно привычным. На самом деле… Чонгук с удовольствием отправился бы в менее жаркие края, как можно ближе к вершине Маттерхорн, чтобы холод не всегда приветливых Альп пробрался под его смуглую кожу, но он никак не сможет бросить всё и всех ради желания промёрзнуть до костей. У него на данном клочке суши имеются определённые обязанности и… семья. Совсем маленькая, но лишь его и ничья больше. — Папа, папа! Вредный дядя Юнги сказал мне, что он скормит меня лесным чудищам! — ребёнок, ворвавшись недовольным ураганчиком в бунгало лидера племенного народа, забирается на руки Тэхёна, застывшего посреди гостиной, и прижимается к плечу родителя щекой, обвивая того всеми конечностями. — Можно я дядюшку Мина одолею во время сражения? — улыбается по-детски мило и невинно, уткнувшись носом-кнопкой в шею Кима, а у супруга вождя глаза едва ли не на затылок ускользают. Снова его дитя дурачится с Юном. — Алея, солнце моё, объявите временное перемирие и перестаньте надо мной измываться, — хмыкает утомлённый домашними хлопотами Тэхён, усаживая активного ребёнка на плетёный диван. — Ваши безответственные игры до добра не доведут, — и для более грозного вида устраивает ладони на боках. — Я отыщу в джунглях ядовитую змею! — обеспокоенный тон отца пролетает мимо детских ушей, а девочка продолжает мечтать, закусив нижнюю пухлую губу, и болтать ножками туда-сюда. — Или начну угрожать ему кинжалом, который был у вас украден. Ой… Ой? Это ведь не просто ой, а занавес, конечная остановка для отцовского сердца Ким Тэхёна. Как они дожили до того, что его маленькое чудо ворует прямо из-под носа холодное оружие? — Чонгук! Это не то чтобы непредвиденный ход в данной ситуации. Тяжёлая артиллерия, в общем. Чон имеет колоссальное влияние на свою любознательную дочь, да и мужчина часто остаётся непреклонен и достаточно строг, если дело касается чего-то действительно серьёзного. Именно поэтому с папой Тэхёном договариваться во много раз легче, так как отказывать дочери ему порой очень и очень сложно, а любопытство и тяга к приключениям – это у них семейное. — Нет! — обречённо вскрикивает непоседливая девочка, в полной мере понимая последствия всех своих недавних шалостей. — Я осознала все-все ошибки, только не зови папу, он же будет ругаться… — Чонгук! — Да-а, папа точно меня убьёт… Это она немного преувеличивает. Чон её безмерно любит и обожает, но на подобные действия вождь никогда не станет закрывать глаза. Алея – очень смышлёный и энергичный ребёнок, которому вот-вот исполнится семь лет. У неё красивые белокурые волосы (милые кудряшки достают до лопаток) и голубые-голубые глаза, словно она и впрямь является биологической дочерью Кима, вот только у маленькой девочки не азиатский разрез глаз. Дочь лидера племенного народа и его мужа нравится каждому, кто когда-либо встречал Алею и попадал под её удивительное детское обаяние. Она с самого появления на свет воспитывается своими заботливыми отцами, сдувающими с неё все видимые и несуществующие пылинки, так что некоторые черты характера, присущие мужчинам, можно заметить и в этой девочке, которая стала для некогда новоиспечённых супругов поистине драгоценным подарком. В ней так много любви, полученной от родителей, и правильных жизненных ценностей, что даже Неома поражается, называя Алею точной копией «образцовых воспитателей». То ли ещё будет! Лишь бы обошлось без наглого вмешательства Юнги… Поначалу было крайне тяжело физически и морально справляться с новорождённым ребёнком, так как никто из супругов не похвастался бы таким опытом, да и Алея на первых порах остро нуждалась в родной матери. В один из солнечных дней беременная, не желающая делать аборт, брошенная непутёвым парнем в Центральной клинике женщина ступила на берег Аклинса, когда молодой вождь прислушался к просьбе Чонсока, временно приютив несчастную на острове. Из-за отсутствия денежных средств на лечение, проблем со здоровьем и серьёзных осложнений роды она, к огромному сожалению, пережить не смогла. Тэхён, уже тогда выполнявший обязанности главного лекаря, несколько месяцев продолжал винить себя в случившемся, вновь пробуждаясь от кошмарных сновидений или ласковых поглаживаний Чона, пытающегося вернуть любимого человека в реальность, где на ладонях растерянного парня нет ни намёка на кровь. Это молчаливое самобичевание не имело ни минимального смысла, ни какой-либо пользы в дальнейшем, потому что в том случае сотворить чуда никак не получилось бы. Так уж вышло, что супруг вождя на некоторое время растерял все крупицы необходимого обоим спокойствия. А благодаря Чонгуку, всегда способному каким-то образом успокаивать маленького ребёнка и охваченного неприкрытой паникой мужа, удалось не сойти с ума окончательно. С течением времени, продолжая вдвоём воспитывать непоседливую Алею, пускай и сталкиваясь с неизбежными трудностями, супружеская пара превратилась в настоящую крепкую семью. С тех пор прошло немало тропических зим. Тэхёну, к слову, исполнилось тридцать четыре года, представляете? Как же забавно он ворчал о неминуемой старости… Чонгук о своём преклонном возрасте лишний раз не заикается. — В чём дело, лазурный? Чон после долгого пребывания в «ванной» не стал полностью облачаться в свои мешковатые одеяния, часто именуемые Кимом корабельными парусами. Вождь оказывается посреди гостиной в излюбленных серых шортах, не обтягивающих (к разочарованию супруга) мускулистые бёдра, с голым торсом и отросшими влажными прядями, которые он активно зачёсывает назад, стараясь высушить тёмные волосы махровым полотенцем. И Тэхён всё никак не может выяснить кое-что лично для себя… В голове не укладывается то, что либо на Аклинсе чудодейственные воды, либо его муж становится всё более прекрасным и желанным. Физическая форма остаётся практически идеальной, ведь утренние тренировки и регулярные заплывы к коралловым рифам всё ещё являются частью его досуга. — Наша любознательная дочь, мой вождь, снова рвётся в бой с Юном и крадёт кинжалы, — Ким всё же прикрывает рот, чтобы вернуть нижнюю челюсть на её законное место, и переводит пристальный взгляд с усмехающегося Чона – долгих лет жизни этому развратнику – на притихшего ребёнка. — Сейчас папа Чонгук проведёт с тобой воспитательную беседу, раз уж моих бесконечных просьб тебе, как оказалось, не совсем достаточно. Тэхёна нисколько не задевает то, что их пытливое дитя иногда не прислушивается к его настойчивым просьбам, потому что он действительно её разбаловал. Чон часто выступает в роли кнута, в то время как Ким – тот ещё имбирный пряник, не забывающий изредка паясничать за компанию с милой Алеей. Он сам по себе более эмоциональный человек, склонный хвататься за своё слабое сердце, когда голубые глаза дочери пересекаются с его лазурным взглядом. — Алея, — Чонгук предсказуемо переходит на строгий тон, оставляя полотенце на невысоком столике, расположенном около дивана, и присаживаясь напротив ребёнка на плетёный стул. — Неужели мне снова необходимо объяснять тебе, что игры с острыми предметами опасны и запрещены? Как и кража каких-либо вещей. — Пап… — Нет, выслушай отца, — вождь шумно вздыхает, пытаясь указательным и средним пальцами разгладить складки между бровей. — Ты – наш бесценный, единственный ребёнок, поэтому порой мы можем принимать неверные решения, несмотря на прожитые годы и немалый опыт. И тебе следует удерживать в памяти то, что мы с Тэхёном не намереваемся ограничивать твою свободу выбора и твои действия, если это никому не навредит, однако существуют определённые границы, которые пересекать не стоит. Ты ведь это понимаешь? Непоседливая девочка молча кивает, поднимая взгляд со своего нежно-голубого платья на немного хмурого Чонгука. Мужчина изо дня в день учит её отвечать за принятые решения, обучает самостоятельности, но при этом не смеет забывать о том, что ныне на его плечах возложена ответственность за воспитание ребёнка, а не контроль взрослого человека. — Иди сюда, моя душевная отрада, — чаще всего Чон обращается к дочери именно так. Или же «чудо», немного реже величает маленькой защитницей. — Па, — запрыгивает на колени отца, счастливо разулыбавшись, потому что сегодня он не намерен сильно гневаться. — Простите… — Хорошо, что ты осознаёшь свою ошибку, но, чудо, впредь не поступай так, иначе Тэхён, — взгляд Чонгука сталкивается с улыбкой любимого супруга, который не прекращает любоваться своей небольшой семьёй, — будет на нас многие-многие месяцы дуться. А теперь признавайся, — прищуривается мужчина, — куда ты подевала мой ритуальный клинок? — заправляет кудрявые волосы Алеи за ушко, подавляя в себе почти неукротимое желание крепко обнять её – очередной прилив отцовской любви к драгоценной дочери не заставил себя долго ждать. — Он в детской! Тэхён ещё после рождения их бойкой девочки настоял на том, чтобы гостевая комната была обустроена для маленького ребёнка в кратчайшие сроки. Чонгук предлагал соорудить более просторное бунгало (куда уж просторнее), но Ким безгранично обожал их «семейное гнёздышко», наполненное совместными воспоминаниями, поэтому сразу же забраковал все идеи супруга, связанные с переездом куда-либо. — Проказница, — усмехается Чон. Вождь племенного народа в который раз сталкивается с осознанием своего колоссального влияния на Алею. Дитя регулярно вертится любопытным хвостиком возле Чонгука и впитывает губкой любое наставление отца, а тот и не стал отказываться от возможности обучить ребёнка базовой самозащите, продемонстрировав некоторые прелести боевого искусства. Вот вам и предсказуемые последствия… — Какой подарок ты желаешь получить от нас на Рождество? — уже менее мрачно продолжает он, переводя тему в иное русло. — Ты пообещал сделать мне настоящий лук с деревянными стрелами, помнишь? — Как посмею забыть… — мужчина отчаянно стонет куда-то в кудряшки Алеи, но это больше наигранно, нежели всерьёз. — Тебя, Чонгук, никто не вынуждал соглашаться. Или твоим языком управлял карибский ром? — потешается над супругом Тэхён, сокращая расстояние с дочерью и Чоном до минимального. — Мне необходимо заглянуть в бунгало к одной старушке, так что проявите элементарную воспитанность и не шумите на весь Аклинс. Сильно-сильно люблю вас, — целует в макушку сияющую ярче солнечных лучей дочь, которая не торопится отцеплять свои ручки от отца, наконец-то освободившегося от обязанностей, а Чонгука награждает коротким поцелуем в уголок губ, отчего мужчина расплывается в довольной улыбке. — Мы сильнее, — реагируют на нежное признание одновременно. За множество лет, проведённых плечом к плечу, у супружеской пары успело измениться многое, что вполне естественно, так как скоротечное время не застывает, не ставится на паузу в наиболее желанном моменте, что-то да происходит между необычной парой Аклинса, включая романтические ужины, редкие ссоры и недопонимания, но трансформации никогда не поддаётся неиссякаемая любовь давно взрослых мужчин. И порой для современного общества это что-то такое поразительное, словно в нашем мире сохранять в отношениях на протяжении долгих лет невидимую искру априори невозможно. А когда начинаешь утверждать, что маленький ребёнок, вопреки стереотипному мнению и страхам молодых родителей, совсем не разрушает семью, а укрепляет заложенный прочный фундамент, вносит в семейную идиллию что-то своё, по-детски чистое и невинное, то у некоторых это в голове не укладывается ровным слоем. Здесь нет никакой светлой или тёмной магии, чего-то совсем невыполнимого. Всего-то необъятное море сердечных чувств, стремление находиться рядом даже в тяжёлые периоды, желание воспитывать с любимым человеком кого-то очень непоседливого и помогать друг другу, не оставлять на чьих-то плечах, уставших от бытовых проблем, многотонный груз обязанностей. Счастливая семья, как и гармоничные отношения, – титанический труд любящих людей, не игра лишь одного игрока на футбольном поле, а какой-то процент человечества всё никак не пытается эту простую истину переварить внутри себя и осознать. К огромному счастью одного завидного биолога, Чонгук – заботливый отец и прекрасный муж, никогда не бросающий лекаря аклинсов на произвол судьбы и наедине с различными тяготами. Таким же образом поступает и Тэхён. Чон расположился на второй половине широкой кровати, подложив под щеку обе руки и повернувшись к дочери лицом (любуется), в то время как Алея, до жути забавно нахмурив светлые бровки и от усердия высунув кончик языка, старается более правдоподобно нарисовать на альбомном листе улыбающегося Тэхёна, окружённого густо растущими иксорами. Недавно Чимин позволил девочке отобрать у него несколько цветных карандашей, вручил свои лучшие и качественные краски, чтобы она творила настоящее детское искусство (чем бы дитя ни тешилось). Чонгук плавится позорно и бесповоротно, когда его драгоценный ребёнок старательно выводит грифелем их небольшую семью, неизменно держащуюся за руки. Это так подкупает отцовское сердце, что сердиться на хитрые проделки Алеи не получается, громко вопить на всё бунгало – тем более. В диалогах на повышенных тонах маловато смысла и ноль результата. С этой смышлёной девочкой необходимо поступать иначе: спокойно объяснить, что то или иное действие небезопасно, поэтому не стоит пытливому ребёнку лезть, к примеру, в густые джунгли без присмотра взрослых. Ох, как же в тот тропический вечер поседели головы супружеской пары, которая прибыла с необитаемого острова, куда отправлялась в честь годовщины только на один день, а точно такой же временный седовласый «охранник» Чимин завывал: «Отвернулся на секунду, чтобы отругать Юна за матерные выражения в присутствии вашей дочери, но после этого её и след простыл…» К слову о магических способностях Алеи, умеющей искать себе неприятные или опасные приключения на пятую точку. Однажды супруги повздорили как раз таки по этой причине. Вероятнее всего, тогда Тэхён усыпил свою аквафобию, ранее достигавшую предела, до такой степени, что больше о ней не так регулярно вспоминал, когда наблюдал за плавающими вдоль берега Чонгуком и Алеей. А в тот жуткий день, когда прямо из-под носа исчез его любимый и единственный ребёнок, он был готов окунуться с головой в карибские воды, исследовать каждый коралловый риф или столкнуться в бою с каким-либо морским обитателем, но любознательную дочь вернул бы на сушу. Однако… это уже успел выполнить Чонгук. — Тэхён, чёрт возьми! — Чон неожиданно повышает голос после того, как провёл с дочерью воспитательный разговор, крепко сжав ладони на напряжённых плечах супруга. — Ты за ней не уследил?! — Я пристально следил! — следом за Чонгуком заводится и Ким, тотчас нахмурившись. — Пристально? Так по какой причине она оказалась в Карибском море без твоего ведома? — вождь вопросительно выгнул бровь, с поразительной скоростью снимая с себя насквозь промокшую футболку и тут же отбрасывая ту на тёплый песок. Разозлился (до смерти испугался) на дорогих сердцу людей, да так сильно, что такая же мокрая с головы до ног Алея, спрятавшись за лекарем, и слова лишнего вставить не решается, поглядывая украдкой на разгневанного отца. — Я… — Ким вечно теряется , когда чувствует на себе не наполненный любовью взгляд мужа, а неприятную суровость, которая стремительно просачивается под смуглую кожу Тэхёна, вызывая целый табун крупных мурашек, пробегающих у него вдоль позвоночника. — Не смей кричать на меня, Чонгук, — вполголоса, но при этом даже немного требовательно прошептал, выдохнув внутреннее напряжение. Супруг вождя так и не привык к громким звукам и диалогам на повышенных тонах. Это с лёгкостью переносило его в то далёкое прошлое, которое он предпочёл бы искоренить из своей памяти. Ругалась необычная пара Аклинса максимально редко, но всё же впечатляюще метко. Как правило, поводом для разногласий являлись методы воспитания дочери. Ким вечно напоминал супругу о том, что Алея – всё ещё маленькая девочка, а не киборг-убийца и Халк в одном лице, а Чон всегда хмурил брови и непрерывно утверждал, что их ребёнок – будущая предводительница племени, а не придворная дамочка. В какой-то накалённый момент Чонгук не сумел выдержать сплошной поток эмоциональных слов и бесконечных аргументов мужа, поэтому принял решение действовать немного иначе… Он своё бесценное сокровище архипелага повалил на ложе и долго-долго ласкал до самого восхода солнца. Да и Чон всегда более сдержанно реагировал на редчайшие колкости Тэхёна, ни в коем случае не позволял себе вспылить. Сегодняшний день – исключение из правил. — Лазурный, — сдаётся любящий мужчина, — подойди ко мне, — Чонгук протягивает руки и временно застывает в этом положении, как всегда предоставив возможность склониться к самому желанному варианту: ты либо разворачиваешься на пятках, чтобы оставить своего собеседника в одиночестве, и показательно отказываешься от его компании, либо ныряешь в тепло родного тела с головой. И Ким, что вполне ожидаемо, утыкается носом куда-то в шею мужчины, мóлча, не проронив ни единой колкой реплики, рассыпает осторожные поцелуи на загорелой коже и жмётся близко-близко, чтобы отыскать безмятежность в человеке, которого он даже спустя долгие годы не перестал безгранично любить. Ни на одну секунду, невзирая ни на что. И это, само собой, зеркально. — Прости, Тэхён, я чертовски сильно испугался за тебя и Алею, поэтому, поддавшись негативным эмоциям, потерял самообладание, — Чон губами прижимается к виску супруга, стараясь успокоить встревоженные произошедшим сердца. — Ты в порядке? — Да, но перенервничать и мысленно отругать себя успел. Я… я действительно пристально следил, Чонгук. — Не смертельно, она ведь у нас та ещё юла, — подмигивает шестилетней дочери, которая уже несколько минут восседает на сухом песке, подальше от притягательной морской стихии, перебирает какие-то причудливые ракушки и виновато косится на родителей, время от времени терзая зубами пухлые губы. — Не в пытливого тебя ли? — Чон готов начать распадаться на атомы или пасть смертью не особо храбрых, поскольку его супруг, с трудом отстранившись, смотрит на него своими потрясающими глазами так растерянно… Снова ищет в тёмно-карих очах вождя хотя бы искорку искренней поддержки. — Тэхён, сокровище, ты так ощутимо дрожишь в моих руках… — обеспокоенно шепчет. — Тебе нехорошо? Ким облегчённо вздыхает, вновь уткнувшись носом в ключицу Чонгука. — Нет, просто изредка задумываюсь о том, что из меня никудышный отец. — Верно-верно, — тихо хохотнув, внезапно соглашается со сказанным Чон и пару раз активно кивает, но после вымученного стона Тэхёна всё же добавляет правдивые слова: — Да брось, ты самый замечательный человек и заботливый родитель, — приподнимает пальцами чужой подбородок, — умелый боец, — целует в нежную щёку, — незаменимый лекарь, — целует в лоб, — и мой любимый мужчина, — принимается зацеловывать всё лицо слабо улыбающегося Кима, которому всегда было необходимо слышать нечто подобное от Чонгука. И не то чтобы их языком любви являлись только ободряющие признания, но это так превосходно согревало влюблённое сердце… Бывали и менее мирные дни, лишённые привычной стабильности, потому что Чону приходилось применять физическую силу. Мужчина, как всем известно, старается избегать малоприятных исходов. Он всё ещё не любитель бессмысленного насилия, но за важных для него людей он готов грызть чужие глотки и душить вредителей собственными руками.

Месяц назад

Вероятнее всего, Чонгук на короткое время обезумел. Это случилось приблизительно в то мгновение, когда они вместе с дочерью прибыли на Большой остров к матушке Тэхёна, чтобы женщина понянчилась со своей «чудесной внучкой», но никто из супругов не был предупреждён о присутствии охмелевшего Минджуна, насквозь пропитанного спиртом. И когда Ким предпринял попытку закрыть своим телом взволнованную мать, которая только-только сообщила архитектору о необходимости подать на развод, глава развалившегося семейства схватился за кухонный нож. Как опрометчиво. Глупейший поступок пьяницы – грозиться отнять жизнь испуганного в тот миг сына, когда напротив тебя стоит рассерженный вождь. Тэхён прекрасно видит в очах Чона неистребимое желание заставить Минджуна расплатиться за несколько капель крови на точёной шее любимого. Кима сильнее пугают не последствия необдуманного поступка отчима и его невесёлая судьба, а то, что Чонгук не сможет вовремя остановиться, поэтому лекарь аклинсов просит увести Алею подальше от гущи событий. Лидер племени в последние недели не особо стабилен и умиротворён, так как его душевная отрада – любимая дочь – начала ввязываться в неприятности, найдя себе верного сообщника в лице сына Неомы, что паршиво сказывается на нервишках её родителей. Подливают масла в ярко пылающий огонь паразиты, которые уничтожают урожай, а недавнее происшествие и вовсе временно лишило мужчину трезвого рассудка. Тэхён, если вкратце, отравился какой-то тропической гадостью, практически переместившись в иной мир, но вполне крепкому организму удалось справиться с лихорадкой и прочими побочными эффектами после отравления ядовитым растением. Да уж, завидный биолог… С тех пор Чонгук стал ещё более заботливым, прилипчивым и, к сожалению для некоторых личностей, зависимых от алкоголя, нервным. — Как ты посмел приставить нож к шее моего любимого человека? Подонок, я ведь предупреждал тебя, — неторопливо говорит Чон. А после… в тишине помещения удаётся расслышать неприятный, режущий слух хруст, предположительно, ребра архитектора. Или нескольких. Чонгук, как и было обещано многие-многие годы назад, выполняет своё предупреждение. Сначала – истошный крик, после – бесполезные попытки вырваться из стальной хватки Чона. — Уничтожить бы вашу чёртову семейку, — сквозь боль пьяно хрипит Минджун. Он в самом деле испытывает искреннюю ненависть по отношению ко всем людям на планете, если это не его супруга (пока что) и полный энтузиазма мечтатель Бэкхён. У него ушло чересчур много времени на тщетные попытки прекратить презирать старшего сына за непростительный грех – гибель родной кровинушки. Достопочтенный архитектор, а разве возлюбленный вождя аклинсов – кто-то менее важный, заслуживающий быть избитым едва ли не до потери сознания? Разве пятнадцатилетний подросток, утративший в проклятой Голубой дыре младшего брата, – это тот, на ком следует отыгрываться далеко не несколько месяцев или бесконечно долгих лет? Применять домашнее насилие и психологическое давление? Это вряд ли. И основная проблема мужчины, заплутавшего среди отвратительных пороков, в том, что он безвозвратно потерял имеющиеся в нём положительные черты характера и отцовскую любовь, но при этом обзавёлся противоположными, отрицательными эмоциями – неконтролируемым гневом и явным отвращением. С концами запамятовал этот алкозависимый человек, что ранее в юном, жизнерадостном и любопытном Тэхёне души не чаял, а в нынешней реальности, как и прежде, разумом Минджуна управляет жгучая ненависть. — Послушным псам бывшего мэра Лонг-Айленда слова не давали. На колени перед Тэхёном свалишься самостоятельно? Или мне помочь? — Чонгук толкает архитектора в плечо и крепко, прямо-таки до треска хлопковой ткани, держит того около себя, словно бродячего пса на поводке, ни на миллиметр не позволяя приблизиться к Киму, чтобы потерявший здравый смысл пьяница не накинулся на сокровище архипелага. — Проси прощения у моего супруга. За каждое оскорбительное слово, за каждый нанесённый удар, за каждую психологическую травму, которая возникла именно по твоей вине, а не из-за случившейся трагедии в вашем семействе. Извиняйся, я тебе сказал, — ледяной тон и безразличное лицо – такой привычный дуэт. В этот же момент тот самый кухонный нож, которым Тэхёну нанесли, к счастью, не смертельное ранение, а всего лишь неглубокую царапину, вонзается в тыльную сторону ладони архитектора, свалившегося не по доброй воле на холодный пол. Мужчина более не сдерживается и вопит не своим голосом, активно брыкается в горизонтальном положении, предпринимает очередную попытку сбросить с себя лидера племенного народа, не собирающегося в ближайшее время прерывать долгожданное возмездие, и окрашивает матовую серую плитку кровью. Минджун не в курсе, но всем в поселении известно о том, что если разбавить хладнокровие вождя Нерея дурными намерениями и поползновениями в сторону его супруга, то ничем положительным это не завершится. Никогда не заканчивалось. У самоуверенного тридцатипятилетнего Толомео, прилично выпившего, решившегося на одноразовую игру с мужем лидера аклинсов, сломанные руки по сей день фантомно побаливают, хотя с тех пор пролетело, кажется, больше четырёх лет… Ким Тэхён неприкосновенен для чужих ручонок. И никто не имеет права вредить этому прекрасному человеку, любящему иксоры, кинематограф и собственную семью. — Чонгук, нам пора возвращаться на Аклинс, — шепчет Тэхён, разглядывающий своего нетрезвого отчима. И во что некогда близкий человек превратился? В того, кто и маленькую девочку не постеснялся бы жестоко избить, будь у него такая заманчивая возможность. Киму так отвратительно, мерзко и тошнотворно. Он так хочет покинуть этот проклятый дом. Желательно… навеки. — Кто же будет вершить справедливый суд? — Чонгук, прекрати, этого достаточно. Чон недовольно вздыхает, повинуясь то ли просьбе, то ли убедительному приказу супруга, отбрасывает в сторону острый предмет и оказывается прямо перед самым бесценным человеком. — Я порой смею забывать о том, что мой любимый мальчик давно вырос, — вождь, избавившись от чужой крови с помощью какого-то цветастого фартука, притягивает мужа к себе за талию, тут же мазнув своими губами по чужим, изо всех сил пытаясь успокоить обозлённых на весь свет бесов, почти впервые сорвавшихся с невидимых цепей на такой длительный период. Даже не решается взглянуть на слабо кровоточащую кожу, иначе у него окончательно откажут тормоза. — Вечно вьёшь верёвки, лазурный, а я и не сопротивляюсь. Тэхён усмехается, не обращая никакого внимания на кряхтения отца, его красноречивые проклятия и попытки отыскать взглядом свой смартфон, чтобы обратиться за неотложной помощью. — Тебе стоит немного перевести дух, — Ким проводит костяшками по небритой щеке мужа и улыбается, когда мужчина, освободившись от агрессии, адресованной Минджуну, рисует кончиком носа на виске Тэхёна неизвестные узоры. — Так что официально заявляю, что все домашние хлопоты на несколько дней сваливаются на мои плечи. Чон мгновенно нахмурился, потому что бытовые обязанности они, как правило, разделяют поровну. — Нет. — Да, мой вождь. — Нет, — безапелляционное заявление. — Да. — Своевольничать вздумал? Где-то на фоне, услышав звонкий шлепок по ягодице, сквернословит избитый архитектор. — Разумеется! Принятое мной решение обжалыванию не подлежит, — Тэхён с трудом выпутывается из крепких объятий мужчины и потирает ладошкой пострадавшую половинку, направившись вместе с Чонгуком к выходу. В тот ноябрьский день супружеская пара навсегда покинула виллу в «сердце» Лонг-Айленда, возвратившись на Аклинс – место, многие годы именуемое «домом». Но невзирая на трудности и редкие разногласия, Чонгук и Тэхён счастливы, поскольку даже сквозь невзгоды, испытания судьбы и неуправляемый хаос, на радость и окружающим их людям, они всё же отыскали друг в друге непоколебимое спокойствие. Нашли себя и того, кто не станет осуждать или презирать за что-либо, а просто выслушает и обязательно поможет решить всё то, что угнетает любимого. Поистине чистая, не разбавленная убийственным ядом, любовь. И это не нечто безрассудное, как было (стало) у Минджуна и Боа, а выстроенное по маленькому кирпичику, приправленное нотками обожания и искренним желанием оберегать того, кого ты неистово и бесконечно. До учащённого сердцебиения, до рук и ног, дрожащих от сильно концентрированных чувств во время интимной близости, до краха этого и прочих параллельных миров. А Алея – их ценнейший подарок, дочь необычной пары Аклинса и будущая предводительница племени. — Па, взгляни, — усаживается поближе к мужчине, прямо под его боком, как маленький котёнок ластится к отцу и протягивает листик с красочным рисунком, из-за чего вождю приходится приподняться на локте, чтобы было удобнее рассматривать чужое творчество. — Красиво получается? — У тебя прирождённый талант, чудо, — Чон тепло улыбается, поглаживая большим пальцем щёчку дочери, которая тут же отзеркаливает его улыбку и… гладит скулу Чонгука в ответ, пока тот самый хладнокровный лидер племенного народа, суровый предводитель аклинсов и так далее по не особо правдивому списку, который нужно давно сжечь в адском пламени, растекается пломбиром в этих миниатюрных руках. — Если со временем интерес к творчеству не угаснет, дядя Чимин обучит тебя своим тайным хитростям. — Мне хотелось бы проводить больше времени с тобой, папой Тэхёном и дядей Юнги, — закусывает нижнюю губу, глядя прямо в тёмно-карие глаза Чона и перебирая пальчиками его бесформенную футболку. — Разве мы не уделяем тебе достаточно внимания? — Чонгук искренне удивляется, отложив детский рисунок на прикроватную тумбу и вернувшись в прежнее положение. — Ну… — на секунду задумывается над верным и предельно честным ответом, — Риэль так много всего умеет, а я… слишком маленькая и неопытная? Мне необходимы знания. Папа Тэхён – лучший лекарь в поселении, ты – вождь племени, умеющий делать всё-всё, а Юнги… просто дядюшка Юн, обучающий меня не только плохим словам. И не ругайся на него, пожалуйста! — машет ладошками перед лицом отца, который молниеносно помрачнел. — Я, правда, пытаюсь быть достойной тебя и папы. Разве мне не нужно уделять больше времени обучению, а не интересам? Я же… я так стараюсь, па, а у меня ничего толком не получается, да ещё и доставляю вам столько хлопот… Одно отцовское сердце точно обливается кровью. — Ох, Алея, — Чонгук тяжело вздыхает и укладывается вместе с дочерью на её двуспальную кровать, прижимая к себе непоседливую, но послушную девочку. — Во-первых, этот мальчик, сын Неомы, старше моей чудесной защитницы. Во-вторых, что более весомо в данной ситуации, у тебя обязано быть полноценное детство, а не сплошная подготовка к важной должности. Тэхён, между прочим, незамедлительно открутит одному вождю голову именно из-за того, что мы с тобой втайне тренируемся чаще, чем балуем его своим присутствием в бунгало. Послушай, — мужчина прерывает речь, накрывает тонким белоснежным покрывалом Алею и ныряет под него следом, чтобы позволить дочери уткнуться тёплым носом в свою крепкую шею. Он с максимальной нежностью перебирает пальцами белокурые кудряшки, опускает подбородок на чужую макушку и оставляет там несколько успокаивающих поцелуев. — Мне жаль, что я, сам того не осознавая, взвалил на тебя подобную ответственность в настолько раннем возрасте, но, так или иначе, тебе не стоит жертвовать чем-либо во имя бразд правления, детством и собой – в первую очередь. И не сравнивай себя ни с кем другим, потому что ты – это ты, понимаешь? — маленький комок забавно фырчит в ответ. — Не фырчи на меня, чудо, тебе совсем скоро исполнится всего-то семь полных лет, а ты так торопишься научиться всему тому, что взрослые люди пытаются познать едва ли не весь свой жизненный путь. Прошу тебя, Алея, пока что не размышляй о таких вещах, договорились? Увлекайся тем, что тебе нравится, а не тем, что якобы необходимо. Мы с Тэхёном не посмеем перекладывать на тебя, как поступают некоторые родители, свои юношеские стремления, не станем вынуждать интересоваться чем-то против твоей воли, если сердце требует чего-то иного, а не того же боевого искусства. Чем твоя душа сейчас желает заниматься? — Тренироваться с тобой, рисовать цветочки, которые ты постоянно даришь нам, — довольно признаётся ребёнок, — и изучать растения вместе с папой Тэхёном. — Так мы и поступим. Чонгуку, если откровенно, не хочется, чтобы его маленькая дочь взрослела раньше положенного. Это вгоняет его в ощутимую тоску и даже вызывает слабый, но всё же уловимый страх перед неизвестностью. Шесть тропических зим пролетели так быстро, будто и не было тех тяжёлых бессонных ночей, когда новорождённый младенец не прекращал плакать. Время – что-то быстротечное, неуловимое, словно карибская вода, которую ты стараешься удерживать в ладонях как можно дольше, вот только она предсказуемо утекает сквозь пальцы. И Чону начинает казаться, что он банально не успевает подарить своему ребёнку то, в чём он остро нуждается в том или ином возрасте, ведь дети, эти суетливые мини-копии (не всегда внешне) родителей, так быстро взрослеют. Очнуться не успеваешь, а твоё неопытное дитя, совсем недавно едва ползающее по полу в бунгало и выкрикивающее на все твои реплики только «агу, ага», вполне себе уверенно заявляет о том, что ему необходимы какие-то знания… А далее всё более стандартно: ускоренное взросление, излюбленное подростковое «па-а, я уже давно самостоятельная, прекратите меня опекать», первая влюблённость, первый поцелуй, первый секс, свадебная церемон… Да упаси Посейдон! Никаких женихов. Никакого бракосочетания. Это же страшное сновидение мужчины. Артериальное давление поднимается от одной мысли, что однажды какой-то смельчак-парнишка рискнёт попросить у Чонгука с Тэхёном родительское благословение, обхватив своей лапищей ладонь их маленькой девочки… Чон старается контролировать в себе неожиданные порывы, не без труда усыпляет слабо управляемые желания спрятать дочь под своим крылом, чтобы никто не посмел её обидеть колким словом или же делом. В любом случае… Чонгук – не опасный для окружающих зверь или чокнутый родитель, но он всё ещё карманный Цербер. Только действует теперь на два фронта (кармана). Тэхён всегда посмеивается, обнимая своего недовольного супруга со спины, называет это «синдромом настоятеля из женского монастыря» и убедительно просит Чона быть намного мягче с Риэлем, сыном лучшей подруги, так как этот мальчик – точно такой же невинный ребёнок. А чего же эта святая невинность жмётся к Алее?! Вероятно, обнаружен потенциальный защитничек. У Кима в этом плане всё гораздо проще. К подобным вещам он относится более расслабленно, поэтому в его прямые обязанности входит необходимость выполнять роль, как ни странно, душевного успокоительного и голоса разума. — Этот маленький чертёнок Неомы, — бубнит себе под нос Чонгук, пока прячется в цветущих кустах и пристально разглядывает Риэля и Алею в компании остальных детишек, неумело наносящих себе светлой краской монохромные рисунки. — Будь добр, держи свои отцовские инстинкты при себе, — тихо смеётся Тэхён, рассматривая немного сердитого мужчину. — Как он смеет прикасаться к моей девочке, — продолжает ворчать отец года, пропуская мимо ушей каждое слово Кима и едва-едва сдерживаясь от желания выскочить из густой растительности. На потеху островитянам. — Чонгук, — нежно зовёт мужа по имени, с трудом сумев привлечь к себе внимание. — Быть может, соорудим на острове женский монастырь? — Как пожелаешь, моё сокровище архипе… — отвечает не задумываясь о значении слов, озвученных Тэхёном, а после хмурится пуще прежнего, сводя брови к переносице. — Ты что, издеваешься надо мной? — Издеваюсь, — широко улыбается лекарь. — Как бы тебе ни хотелось оставить Алею около себя до конца своих дней, когда-нибудь всё же придётся провести свадебную церемонию, отпустить её в свободное плавание и… — О Посейдон, я ещё не смирился с тем, что кто-то, возможно, заинтересован в моей шестилетней дочери, а ты уже травмируешь меня ужасающими разговорами о бракосочетании? — Тебе следует начать моральную подготовку задолго до этого события, — вновь подшучивает над Чоном, когда нос мужчины зарывается в светлые пряди. — Мой вождь, она никуда не испарится с течением времени. — А если пожелает перебраться на Лонг-Айленд? — Значит, так тому и быть. — Тебя это нисколько не пугает? — Мне никогда не хотелось бы расставаться с нашей девочкой, однако ты и сам должен понимать, что нам не стоит удерживать Алею на Аклинсе силой или с помощью манипуляций. Чонгук, каждому из аклинсов стало очевидно, что она всем сердцем обожает племенной народ, местные традиции и, конечно же, ваши бесконечные тренировки. Так что не беспокойся раньше времени, у тебя растёт потрясающая и усердная наследница. Чон громко вздыхает. — Вы, моё любимое семейство, точно сведёте меня с ума. — Мы с тобой обезумели многие годы назад, так что… Договорить Киму не позволяют, потому что тут же прижимают к себе вплотную и принимаются рассыпать целые созвездия мокрых поцелуев на чувствительной шее, щекоча немного сбитым дыханием загорелую кожу главного лекаря. В общем, отцовское сердце Чона от таких предположений и распланированного его воспалённым мозгом будущего дочери активно ударяется о рёбра, намеревается дробить грудную клетку и издеваться над своим же обладателем, поэтому мужчина всеми силами старается отвлечься. Чонгук начинает щекотать Алею, не выпуская девочку из кольца рук ни на миг, на что та звонко хохочет и умоляет отца прекратить эти чудовищные издевательства. — Веселитесь? В просторную комнату, пока маленькая семья подвергалась взаимным пыткам (Чон тоже, по секрету, не ярый любитель щекотки), тихонько проник шпион Тэхён. Он длительное время наблюдал за этим семейным счастьем, а после не стал сдерживаться, чтобы не прервать настолько тёплый момент, и приземлился на широкую кровать, успешно втиснувшись между близкими для его души людьми. — Папа Чонгук издевается надо мной! — жалуется девочка, невинно захлопав пушистыми ресницами и вцепившись ручками в плечо охнувшего от услышанного лекаря. — Каков негодяй! — наигранно-недовольно восклицает Ким. — Солнце моё, отомстим многоуважаемому вождю Нерею? — Конечно! — соглашается хитрюга, не забывающая о том, что любимый «па» охотно поддержит её и любой гениальный замысел. — Не смейте… — шепчет в неверии несчастная жертва. — Мои хитрые предатели. Стоит ли снова напоминать о былой сдержанности, канувшей чёрт знает куда (уплыла, видимо, следом за гетеросексуальностью) после рождения дочери? В конечном итоге случилось так, что в бескровной войне оказалось несколько коварных победителей – Тэхён и Алея, а Чонгуку, задыхающемуся от нервного смеха, всё же пришлось потерпеть позорное поражение. И не то чтобы он сильно печалился по этому поводу, ведь регулярные довольные улыбки его драгоценной семьи – личная величайшая победа.

🌴☃️🌴

Чонгук, нагло пристроившись позади супруга, который до вторжения мужчины в личное пространство мирно сопел на плетёном диванчике в гостиной, медленно приподнимает футболку Тэхёна повыше, чтобы было больше возможностей дотрагиваться до его подтянутого живота и любовно исследовать ладонями любимое тело. Вождь, до этого с удовольствием целовавший внутреннюю сторону бедра, обхватывает губами мочку уха и прижимается пахом к округлым ягодицам Кима, пока что, увы, обтянутым хлопковым нижним бельём. Супружеской паре всё никак не удавалось намиловаться под покрывалом из-за декабрьских праздников и необходимости в ближайшие дни доставить нужный товар на Лонг-Айленд, поэтому Чону приходится идти на крайние меры. Он лениво двигает бёдрами, имитирует слабые толчки, соблазняя полусонного мужа, и игриво кусает его где-то в районе предплечья. Ким после дневного сна чертовски мягкий, как нагретый в ладонях пластилин, податливый и такой нежный, что Чонгук не отказывает себе в очередной шалости. Мужчина свободной рукой ласкает член супруга сквозь тонкую ткань белья, а второй удовлетворяет себя, проделывая при этом аналогичные движения. На полноценную интимную близость времени не найдётся, но доставить друг другу наслаждение они обязательно успеют. — Раздевайся догола, лазурный мой, — Чон обжигает ухо хриплой просьбой, отстраняясь от Тэхёна, чтобы принять полусидячее положение и начать лицезреть искусство в чистом виде. Оголяется лекарь всегда уж очень сексуально, даже несмотря на то, что конкретно сейчас на нём, как и на Чонгуке, лишь мешковатая футболка и чёрные боксеры. — Уверен, что это разумная мысль? Вдруг кто-то ворвётся к нам в бунгало, а мы в таком неглиже? — Тэхён, проигнорировав ранее сказанные слова, седлает крепкие бёдра Чонгука, обвивает руками его шею, слегка ёрзает и так очаровательно улыбается, когда слышит напряжённый вздох и «отыметь бы тебя прямо на обеденном столе, моё коварное сокровище архипелага». Естественно, дразнить вождя племени чревато приятными последствиями, но не тридцать первого декабря, ведь аклинсы, как и остальные народы на многих обитаемых материках, энергично носятся по деревне, подготовливаясь к празднику. — Да брось, Тэхён, никто не посмеет нарушить наш покой. До чего же наивно. — Какой чудесный, солнечный день для того, чтобы забрать Алею в… — возле распахнутых настежь дверей с натянутой улыбкой на губах замирает младший советник и главный дегустатор алкоголя – Юнги, — родные хоромы. Фу, вы… какого чёрта оскверняете диван в разгар дня?! Фу… Фу! — Что у тебя за дурная привычка, Юн, возникать на горизонте в наиболее неподходящий момент? — Чонгук, само собой, крайне недоволен и неудовлетворён. Клетчатый плед оказывается на плечах вдруг смутившегося лекаря, всё ещё восседающего на бёдрах Чона. — А не думал ли ты, Гук, что это вы, как минимум, дикие кролики? — проговорил чётко приближённый вождя, сузив лисьи глаза и развернувшись к влюблённой парочке спиной, чтобы поскорее оставить похотливых супругов вдвоём. — Примерно через двадцать минут Алея с Чимином и Анакаоной планируют почтить вас своим присутствием, так что… разбирайтесь с образовавшимися проблемами в ускоренном режиме, а не травмируйте дочери детскую психику. Может быть, стоило бы вновь отправиться в прямоугольное бунгало, расположенное на необитаемом острове? Чонгук и Тэхён ощущают катастрофический дефицит друг друга, так как обязанности отнимают почти всё свободное и не только время, но кто сказал, что это станет веским поводом для того, чтобы отдалиться или прекратить безмерно любить свою пару? «Сердце молодого вождя Нерея неизменно выбирает Этерио».

🌴☃️🌴

Ранее на Аклинсе племя не наводило в деревне красоту в честь новогодних праздников, принаряжая чуть ли не каждый куст и каждую высоченную пальму украшениями, которыми в больших и маленьких городах принято декорировать улочки. У племенного народа так никогда не было заведено, а учитывая отношение большинства аклинсов к сохранению древнейших традиций… О настолько поразительных изменениях не могло идти и речи. Но внезапно, как по мановению бузинной палочки, на отчуждённый от цивилизации остров проник Ким Тэхён, излучающий направо и налево бесконечную любовь к зимним праздникам, а после, спустя несколько лет, к его команде примкнула и Алея, поэтому ни один обитатель более не смел возразить. А Чонгук… Лидер племени позволял себе тихонько вздыхать, бормотать что-то похожее на «снова эта ёлочная мишура, захламляющая наше бунгало» и украшать пальмы фонариками и уличными гирляндами на солнечных батареях, пока Юнги и Масео хихикали где-нибудь поблизости, из года в год потешаясь над безразличным и хмурым, как правило, человеком, но никогда не способным отказывать своей маленькой семье. Кстати говоря, наступающий Новый год Чон и Ким, посоветовавшись и согласовав все волнующие нюансы, решили отметить в достаточно узком семейном кругу, а не вместе с племенным народом, что нисколько не задевало островитян, относящихся к неожиданному желанию истинного по духу лидера племени и его супруга довольно-таки спокойно. Великолепная – по скромному мнению Тэхёна – идея свалилась на головы супружеской пары так непредвиденно, что тридцать первого декабря пришлось организовывать в доме праздничную атмосферу в очень безумном, без преувеличений, темпе. Зато ближе к позднему вечеру бунгало преобразилось до неузнаваемости: деревянные окна теперь украшены гирляндами в форме снежинок (не сугробы по колено, однако в тропических краях и этого вполне достаточно для новогоднего настроения); на широких подоконниках нашли для себя подходящее место милые статуэтки – разукрашенные вручную снеговики; на плетёном угловом диванчике и стульях лежат мягкие подушки с какими-то забавными рождественскими узорами, а одна уж очень заметно выделяется из толпы благодаря своему внешнему виду – она с Баки… (да, Тэхён приобрёл на центральном рынке наволочку с Зимним солдатом). Там же, в точно таких же ярких оттенках, оставлен красно-белый клетчатый плед, а на низком столике – новая керамическая ваза с пурпурными альпиниями, подаренными лекарю аклинсов ещё вчера вечером. В углу бунгало, рядом с выходом на крыльцо, давно обитает полноправная жительница – монстера, вымахавшая почти до двух с половиной метров в высоту. В этом году вечнозелёному растению не позавидовать – оно станет заменой раскидистой ели. Сейчас возле монстеры вот уже минут пятнадцать вертится Ким, утомлённый за весь долгий день. Он в сотый раз перевешивает с места на место миниатюрный новогодний шарик и недовольно кривится, когда золотистое украшение никаким образом не цепляется и вообще плохо гармонирует с бордово-зелёным «дождиком» (гениальное решение нарядить именно монстеру оказалось полностью провалено, особенно с учётом того, что сок растения не то чтобы безвредный. Главный организатор праздничной атмосферы предусмотрительно надел рабочие тканевые перчатки. Ну, мало ли). Алея копошится ручками в картонных коробках, ответственно подаёт отцу необходимые предметы и негромко смеётся, так как Чонгук, восседающий всё это время на полу в позе лотоса, потянул супруга на себя, чтобы усадить его, ворчащего на производителей странных шаров, к себе на колени и нежно поцеловать в уголок мягких, искусанных не мужчиной губ. Ещё раз, ещё и ещё… Он целомудренно целовал сокровище архипелага до тех пор, пока складка между бровей лекаря не исчезла. — Не наша ли дочь обучала тебя профессионально фырчать? — усмехается Чон, блуждая ладонями по талии любимого человека. — Нет, вероятнее всего, Юн оказался абсолютно прав, — Тэхён укладывает голову на крепкое плечо вождя, выдохнув свинцовую усталость. — О чём идёт речь? Ким приближается к уху озадаченного Чонгука и шепчет тихо, чтобы пытливая девочка не смогла расслышать или уловить суть короткой фразы: — Чрезмерная дотоношность и перфекционизм передаются половым путём. Чон, даже не планируя опровергать слова Тэхёна, довольно хмыкает. — Я, если честно, предпочёл бы убеждаться с тобой в правдивости сказанного целую тропическую ночь. Долго-долго, лазурный, на многих поверхностях и без защиты, — не менее вкрадчиво произносит. — Бесстыжий… — Упаси Посейдон. Просто насквозь пропитан любовью к тебе, — в момент откровенного диалога и признаний, согревающих влюблённые сердца мужчин, Алея окольцовывает шею Чонгука, прижимается грудной клеткой к спине отца как можно ближе, стоя при этом в полный рост и планируя повиснуть на родителе маленькой прилипчивой коалой (это тоже семейное дело, Ким – прямое тому доказательство). — А я вас, папы, очень-очень! — лепечет в шею Чона радостная девочка. «Люблю» где-то точно затерялось, но это ведь настолько очевидно, что в лишних комментариях и не нуждается. У Алеи, к всеобщему удивлению, не возникало целого потока неловких вопросов, связанных с тем, что у неё нет более стандартной для аклинсов семьи, как у того же мальчика-друга Риэля и других детишек. Отцы искрятся невыразимым счастьем, будущая предводительница племени – тоже. За компанию. А что ей ещё необходимо? Разве что настоящий лук со стрелами! Когда-то она обязательно повзрослеет душой и телом, начнёт откровенный разговор с первой необычной парой Аклинса и, немного смутившись своего любопытства, обсудит с Чонгуком и Тэхёном нетрадиционные отношения, но, естественно, отнесётся к этому с пониманием и даже будет тихо-тихо растекаться лужицей, когда папы подробно (насколько это возможно) поведают о зарождении в те годы заинтересованности с первого взгляда, через некоторое время перерастающей во влюблённость, а затем – в безграничную любовь. Когда двухэтажное бунгало супругов было подготовлено к встрече долгожданных гостей, когда на прямоугольном столе оказалось целое море разнообразной пищи, когда Чонгук, Тэхён и Алея надели клетчатые красно-чёрные, как высказался вождь, странные семейные пижамы, в просторный дом начали слетаться, как мотыльки на приятный жёлтый свет, те самые люди, относящиеся к «узкому кругу лиц». Первыми к назначенному времени прибыли Чимин и Юнги, у которого приоткрылся рот… то ли от неподдельного восторга, то ли по старой доброй привычке. — У вас, мои закадычные друзья, пижамная вечеринка, что ли? — Мин пробирается вглубь гостиной и сразу же опускается на колени перед непоседливой девочкой. — Этот скромный подарок, моя госпожа, от нас с дядей Чимином, — советник протягивает светящемуся от изумления ребёнку небольшой складной мольберт, а Пак присаживается следом и раскладывает на деревянном полу прилагающиеся к основному презенту мелочи: кисти для рисования, акриловые и масляные краски, несколько простых альбомов и разноцветные фломастеры. — С праздником тебя, маленькая, — Чимин расплывается в искренней улыбке, поглаживая большими пальцами нежные щёчки, кажется, окрылённой Алеи. И чего бы ей не сиять ярче тех самых гирлянд в форме снежинок, когда у неё предостаточно Дедушек Морозов? Немного позже в гостиную, чуть-чуть припозднившись, проходят Анакаона, Каонабо и матушка Тэхёна – Боа, временно поселившаяся на Аклинсе. Она с супругой старейшины поладила в мгновение ока. Родительница Чонгука всегда была неравнодушна к садоводству, а мать Кима, как недавно выяснилось, является опытным ландшафтным дизайнером и флористом. Ближе к полуночи в бунгало всё же заявились дружной и запыхавшейся компанией Масео, Риэль и Неома, умудрившись опоздать на полтора часа. — Вы лишь представьте! Прохрапели весь сегодняшний вечер, почти пропустив всё безудержное веселье! — дословная эмоциональная цитата лучшей подруги вождя. Настолько разношёрстная компания, собравшаяся в эту новогоднюю ночь за одним широким столом, – огромнейшая редкость, нечто небывалое, необычное не исключительно для данного помещения. Никогда прежде не удавалось встретиться в один из тропических дней и, как бы банально ни звучало, просто насладиться уж точно незабываемым моментом и обществом друг друга. В далёком прошлом, задолго до свадебной церемонии Чонгука и Тэхёна, кто-то наотрез отказывался принимать присутствие чужака-гостя на Аклинсе. Кто-то регулярно точил зубы на недавно провозглашённого вождя, всерьёз считая, что он не заслуживает настолько важной должности. Кто-то постоянно, не планируя скрывать личную неприязнь, всячески препятствовал образованию нового союза, непривычного для племенного народа. Кто-то чересчур жестоко избивал своего совершеннолетнего сына за то, что тот посмел покинуть родные четыре стены без ведома главы семейства. Кто-то вёл себя не к месту смиренно, кто-то нарушал, как ранее могло казаться, непреклонную верность, а кто-то за близких людей был намерен своими же руками повреждать целостность костей предателей. Всё вышеупомянутое – жизненная тропа некоторых из присутствующих в бунгало. Она усеяна бесчисленным количеством преград, недопониманиями, неконтролируемой злостью на провинившихся, невзаимностью и печалью, но каким же сказочным оказался финал. В данный отрезок времени все эти счастливые люди, имеющие за плечами немало горького опыта и целый вагон прекрасных моментов, поднимают глиняные чаши с алкогольными напитками, опустошают те сразу до дна и принимаются делиться разными историями. Это – обыкновенная любящая семья. Это – безопасный дом. Это… Аклинс. Спустя более шести лет, которые словно падающей звездой пронеслись мимо всех обитателей, изменилось, знаете, почти всё, однако ожидаемые перемены нельзя назвать чем-то негативным. У Тэхёна, например, теперь есть приятнейшая компания для очередного просмотра «Титаника» и слезливых отзывов. Алея, глядя на последние минуты главных героев, увлажняет щёчки вместе с сентиментальным – временами – папой, а Чонгук может лишь лежать поперёк кровати, прижиматься щекой к тёплому животу супруга и в миллионный раз выслушивать потешное: «Ты, мой вождь, всё ещё бездушная машина». Что-то неизменно по сей день. Мужчина в подобных ситуациях запускает пальцы в белокурые волосы Кима и, несмотря на умилительное бурчание любимого человека, просто улыбается от уха до уха, пока Алея то намертво приклеивается к Тэхёну и рисует красными фломастерами на ладонях лекаря крошечные сердечки, то учится заплетать короткие косички на голове лидера племени. Семейная идиллия, вполне возможно, выглядит именно так. У Юнги наблюдалось проявление, наверное, кризиса среднего возраста, когда Чон обнаружил в доме младшего советника полный ящик карибского рома, который в тот же вечер был изъят под возгласы недовольного Мина, ведь «ты, Юн, уже солидного возраста, твоя печень нуждается в заботе». И где же в этом бренном мире, подскажите абсолютно трезвому человеку, справедливость? Влюблённость в Чимина достигла своего апогея уже давно, поэтому Юнги последовал примеру близкого товарища, решившись надеть красный коралловый браслет на запястье рыжеволосого художника. Сам же Пак ещё долгие месяцы с трудом привыкал к тому, что статус их отношений изменился с «сосед-парень с привилегиями» на «любимый муженёк». С возрастом, на удивление, практически вся чрезмерная вспыльчивость Юна сошла на нет, так что внезапная – только для аклинсов – пара обходится без бесконечных разногласий. Неома – привычный посетитель, часто заглядывающий в бунгало лидера племени. Порой у Чона зарождается не безосновательное предположение, что эта несносная женщина идёт в комплекте с его супругом… Свободные часы она предпочитает проводить с лекарем, собственным ребёнком и Алеей. И Чонгук с Масео не смеют ни ревновать, ни разлучать сиамских близнецов (себе, знаете ли, дороже). Неома и Тэхён действительно очень близки, как будто эта «парочка» отыскала друг в друге родственную душу. Вождь и старший советник лишь скрещивают руки на груди и неодобрительно качают головами, когда те занимаются дегустацией спиртных напитков, да ещё и без сытной закуски, при этом напевая что-то нечленораздельное. Впрочем, ничего нового. — Оскар, прекрати! Не смей! — Тэхён в спешке ставит чашу с алкоголем на деревянную поверхность, отцепляет от себя руку сидящего рядом Чонгука, слабо приобнимающего его за плечи, и подскакивает со стула со скоростью света. — Перестань, непослушная собака, лизать своим языком нашу ёлочную мишуру! И даже происходящее в этот миг – ежегодное представление. Стабильность, одним словом. Юнги, как и в прошлом году, пытается бороться с непреклонным Чимином за возможность выпить ещё хоть одну каплю алкоголя, параллельно с этим нашёптывает несмешные похабные анекдоты. Неома и Масео обсуждают между собой какие-то семейные вопросы и наблюдают за тем, как их сын сметает со стола всю аппетитную еду, словно мальчика предпочитают не кормить дома, а непрерывно морить голодом. Анакаона и Боа активно жестикулируют руками в процессе обсуждения сада, делятся возможными вариантами для улучшения миниатюрных грядок, а Каонабо рассматривает своего гордого младшего сына, поглаживающего ладонью голову засыпающей дочери. Тот с возрастом смог ещё больше окрепнуть физически и морально, превратился в настоящего мудрого лидера и отличного семьянина. Старейшина гордится Чонгуком и изо всех сил старается не растерять те крупицы хрупкого доверия, которое всё же удалось восстановить. — Ты уже успел вручить Тэхёну подготовленный подарок? — Юнги склоняется к уху вождя и незаметно для остальных гостей кивает в сторону лекаря, воюющего с лабрадором. Выглядит тридцатичетырёхлетний мужчина, сражающийся с ретривером за «дождик», так уморительно. — Нет, возможности, к огромному сожалению, не появлялось. В скором времени планирую это исправить, — отвечает на заданный вопрос на грани слышимости, скользя широкой ладонью по спинке Алеи, только-только задремавшей прямо у него на коленях.

23:52

— Минуточку внимания, семья, — Юн начинает озвучивать очередной душещипательный тост, ухватившись пальцами за глиняную чашу, — …и Нерей, — добавляет несколько секунд спустя и ехидно усмехается, на что Чонгук тихо хмыкает в ответ. — Умение красиво говорить пробуждается только тогда, когда первая капля благородного алкогольного напитка попадает в мой организм, но это никак не относится к тому, что мне хотелось бы произнести вслух… Вы – моё всеисцеляющее средство, самые близкие люди, подарившие огромный шанс на счастливое будущее. Когда я был, как мне казалось, безвозвратно надломлен, когда добровольно топил себя в высокоградусных напитках, когда после смерти родных людей остался один на один со скорбью, каждый из вас вносил что-то особенное в мою бессмысленную жизнь обыкновенного пьяницы. И конкретно сейчас, восседая на этом треклятом стульчике с треклятой подушкой под задницей… Не держи на меня зла, Тэхён, твоя импульсивная покупка оказалась неудачной, — младший советник состроил максимально невинное лицо и взглянул побитым щенком на лекаря, чтобы тот в дальнейшем не добавил в его рыбную похлёбку какое-нибудь ядовитое растение. — Так вот, о чём ранее шла речь… Я останусь благодарен вам всем до скончания времён. Чонгук, — пристальный взгляд переводится на Чона. — Более достойного кандидата на должность вождя аклинсов никогда и нигде не сыскать. Мы с тобой знакомы столько лет, а я ни разу не стал сожалеть о том, что продолжал быть верен именно тебе. Несмотря на выпадающие испытания, ты, мой друг, оставался справедливым, человечным лидером. И, естественно, любящим Тэхёна до беспамятства. Последний тост великого оратора Мин Юнги в уходящем году целиком и полностью принадлежит Этерио и Нерею. И пускай изредка у меня сводит челюсти от такой приторности, ваши чувства, потрясающая гармония в отношениях и семье – лучший пример. Я, покорный раб госпожи Алеи, — кто-то в образовавшейся тишине оглушительно громко прыскает. Кажется, это была Неома, — в самом деле безумно люблю вас, — за этим последовало улюлюканье со всех сторон, — но тебя, Чимин, сильнее, чем карибский ром, чем ты свой чёртов палисадник и те многочисленные мольберты у нас на захламлённом чердаке, — Пак, сидящий под боком слегка охмелевшего Юнги, переплетает их пальцы рук в крепкий замóк, довольно улыбаясь. — Пусть новый год не посмеет отнять у нас всё то, за что мы готовы сражаться даже на кинжалах, пусть подарит большое количество вот таких уютных посиделок около костров или в бунгало нашего многоуважаемого лидера. И пусть этот бессердечный вождь проявит милосердие, вернув в мой дом спиртное, нагло украденное из-под носа, — под конец своей речи Мин щурится, явно испытывая негодование из-за недавнего «воровства». — Да будет так, — хохочет Каонабо, поднимая со стола чашу с алкоголем. — Да будет так, мои драгоценные, — аналогично поступает и Анакаона.

00:00

Да будет так. Тэхён чувствует себя маленьким, неопытным и эмоциональным мальчиком, а не взрослым мужчиной и отцом непоседливого ребёнка, сопящего в мягкую подушку в соседней комнате. Лекарь аклинсов, так и продолжая стоять фонарным столбом напротив опешившего Чонгука, дрожащими пальцами смахивает с покрасневшего лица хрустальные слёзы, заполняющие этим ранним утром его лазурные глаза. Он сжимает серебряную цепочку в руке всё крепче и крепче, ластится к любимому человеку, утыкается носом Чону в грудь и не переставая благодарит мужчину за то, что он у него просто есть. Сама цепочка ничего особенного из себя не представляет, а ценность новогоднего подарка заключается в том, что вместе с ней был подарен открывающийся кулончик в форме сердца, внутри которого можно обнаружить три фотографии: справа – широко улыбающаяся матушка Кима на Кингстоне, куда они все вместе отправлялись несколько лет назад в честь фестиваля карибской культуры; посредине – Чонгук, Тэхён и Алея, отмечающие на Большом острове пятилетие драгоценной дочери и испачканные в шоколадной глазури; слева… слева – навсегда восьмилетний Бэкхён. То самое маленькое фото, которое лекарь однажды прихватил с собой на Аклинс, не став оставлять его пылиться в семейном альбоме. Пока Чонгук возится позади Кима с застёжкой, а после приступает к успокаивающему сердце ритуалу (осторожным поцелуям за ушком и крепким объятиям со спины), Тэхён шмыгает носом и бережно водит подушечками пальцев по ювелирному украшению. — Чонгук, мне всё ещё не хватает его до неприятной внутренней боли и жуткой тоски, — шёпотом произносит, стараясь как можно тише всхлипывать. — Ты был стопроцентно прав, когда утверждал, что у душевных терзаний нет срока давности. Я так скучаю… Чон молча укладывает голову на напряжённое плечо супруга, не смея запрещать Тэхёну горько плакать и проявлять какие-либо эмоции. Он просто скользит горячими ладонями по чужой талии и поглядывает на письменный стол, где красуется его обещанный подарок. Ким вручил мужчине огромный набор детективных романов Агаты Кристи и Франка Тилье (пополнил, так сказать, домашнюю библиотеку). И для Чонгука подобные презенты ценнее всех дорогостоящих вещей. Важнее лишь Тэхён, Алея и благополучие их маленькой семьи. — Бэкхён навеки останется с тобой. Здесь, — мягкий поцелуй в висок, — и здесь, — одна ладонь Чона опускается на грудь лекаря, оказавшись с той стороны, где бешено колотится сердце взрослого мужчины, в подростковом возрасте потерявшего младшего брата. — Как и мы с Алеей. Веришь мне? — Верю. Очевидно, Тэхён не может не верить своему любимому человеку. Каждая фраза вождя племенного народа – не пустой звук, и Чон это неоднократно доказывал не бессмысленным лепетом, а обдуманными и решительными действиями. Он всегда защитит от любой реальной угрозы, не позволит навредить Киму и их непоседливой дочери, не станет устраивать посреди деревни грандиозный скандал с многочисленными зрителями, не посмеет применить физическое или моральное насилие по отношению к близким людям. Чон Чонгук – не карибский маньяк, не хладнокровный лидер племени, не чёрствый сухарь и безэмоциональная личность. Чон Чонгук – надёжная опора, любящий мужчина и заботливый отец. А Ким Тэхён – не «ненормальный», не антисоциальный человек и ненужная обуза. Ким Тэхён – несокрушимый оплот, чуткий супруг и замечательный родитель. И жили они долго и счастливо? Похоже на то.