Бабочки в животе

Томиока отрывает взгляд от того места в отшлифованной доске пола, где когда-то был сучок, оставив после себя только напоминание. Поднимает голову. — Должно быть Вы неважно себя чувствуете после последней миссии? Устали с дороги? Не стоит геройствовать — возьмите отгул, это я Вам как врач говорю. На его немой вопрос, все те же тоном она поясняет. — Не стоит пренебрегать здоровьем. Нам ещё многое предстоит сделать. Гию чуть сдвигает брови, но не отвечает. Его одаривают снисходительной натянутой улыбкой и смотрят совсем как Шинобу — пустым бледно-зеленым взглядом, будто выцветшем на солнце. От наигранной псевдо-заботы его однажды вырвет. Ощущает он себя паршиво, примерно как тот сучок в полу. Никто не обращает на него внимания, все просто ходят и не заметят, если того вдруг не станет видно под слоем краски и пыли. Ненужный. Так видит он себя в глазах других, не только Столпов, но и обычных людей. Пустое место, тот, кто появился не в то время и не в том месте. Тот, кто должен был умереть давным давно. — Выше нос, Гию-сан! — его снова вырывают из мыслей, пытаются подбодрить чем-то сладким, несъедобным, искусственным. — С таким настроем вы не то что людей от себя отпугиваете, но и демоны скоро убегать начнут! Щебечет — точно не отличить Кочо. А шуточки, видимо тоже переняла, не забывая вставлять шпильки. Теперь обе будто взяли себе цель при каждой встрече с ним пускать в его сторону колкости. Столп задумывается, припоминая, когда же словно из ниоткуда появилась эта Харуно Сакура, вместо катаны использующая кунаи и танто, и которую вот-вот переведут в статус Хашира. Все случилось само собой и теперь никого это не удивляет. Это нормально. То, что какие-то неизвестные женщины однажды приходят и добиваются уровня Столпа так легко и просто, словно всю жизнь таковыми и были; словно это для них как сущий пустяк и войну они проходили с голыми руками, а теперь вон, даже оружие дали. Вроде говорили, что она шиноби была. Но почему тогда Узуй ее не знает? Другая деревня с ниндзя? Или что она там говорила, что из Скрытого Листа? Глупее явно ничего не придумала, не наделённая фантазией с детства, должно быть. Гию выдыхает. В последнее время он слишком часто думает об этой… женщине. Желая как можно скорее избавится от навязчивого общества, которое только и хочет, чтоб он кривил лицо на неизменное «вот поэтому Вас, Томиока-сан, и не любят», — соглашается на небольшой отпуск. В конце концов ему стоит прийти в себя после затяжной миссии. *** Отдых идёт на пользу. Как бы он не считал себя слабаком, он тоже человек, которому нужен отдых, сон, еда, физическое и душевное равновесие. С последним явно хотели сотворить что-то невразумительно-сумасшедшее, особенно на ещё двух прошедших осмотрах, не считая первого. Всего час назад ему дали официальное разрешение местного врача в лице все той же Харуно-сан. Брать миссии уже можно, но впредь не отравляться магией крови. Чем он тут же воспользовался: вечером на миссию. Покинуть дом Бабочки и вообщем-то весь тот островок сладкой глицинии вокруг — показалось истинным избавлением. Кому он нужен? И в тоже время за ним словно ходят по пятам, поджидая за каждым углом. Навеянные образа расходятся дымкой реальности. Голоса их, он наверное не забудет даже в загробном мире. — Объяснись. Что это значит. Гию едва не спотыкается о воздух. Надо было ему пройти мимо, теперь он стал невольным свидетелем тайного разговора, который вот совсем не рассчитан на лишние уши. — То и значит. Когда придет время, я возможно скажу тебе, но не сейчас, слишком рано. Хотя… кто знает о нашем конце? Томиока замирает. В голосе Кочо полная серьезность. Она пробивается в ней так редко, что пожалуй цветок чаще расцветает в засушливой земле, чем эта эмоция. — Шинобу, — сталь в голосе Сакуры он, кажется, слышит впервые за все ее пребывание здесь. — Я не собираюсь тебя умолять, сказать мне. Когда станет слишком поздно, пеняй на себя. Думаешь, оно того стоит? Что-то очень важное было в корне из разговора. Что-то такое, что заставило поколебаться даже Харуно. Гию даже догадываться не может, что это могло бы быть. — На кон поставлено все, — без привычной фальши, с каким-то родительским терпением поясняет Кочо. Хотя кто из них старше — тот ещё вопрос. Возраст ли свидетель мудрости? Не ему это говорить когда все Столпы и, он в том числе, полностью доверились Оякате-саме. — Будешь втирать мне какую-то хрень? — грубо обрывает Столпа Сакура. — При твоём-то состоянии? Я делала анализ твоей крови. Все ещё будешь отнекиватся? Или что, побежишь прямо сейчас на съедение? Взгляд Шинобу леденеет, подергивается колючим белесым ободком и шипами холода. — Тебя это не касается. Ты не должна была рыться в моем кабинете, как и я не должна что-либо говорить тебе, — резко чеканит Кочо. — Не сейчас. Гию слышит как она, полная гнева, не сдерживается, уходя не тихой кошачьей походкой, а прямыми ногами, вдавливая пятки в пол. Это было не нарочито громко, но громче обычного. Мгновение спустя он и сам собирается уйти, но кидают словно ему в спину. — Что, я задела за живое? Так кто этот счастливчик? А, — словно догадавшись, Сакура делает паузу, глядя на удаляющуюся спину как победитель смотрит на проигравшего, — неужели месть за сестру? В ответ громко захлопываются фусума. Как точка невозврата. *** Томиока ходит под впечатлением до самого вечера и даже утра следующего дня, едва не получив рассечение брови. Что с ним и его концентрацией — сказать сложно. Кто бы подумал, что даже такие как они могут ссориться. Гию вот в жизни не поверил бы, расскажи ему об этом кто-нибудь, будь то даже Столп. С появлением Сакуры Шинобу стала как-то спокойнее, на миссии стала тоже чаще выходить, а то вечно на уме были одни эксперименты, или о чем обычно думают Столпы Насекомого? Слова никак не хотели забываться; те эмоции, под которыми была спрятана банальная забота и беспокойство. Вся та ситуация не давала покоя Гию. Месть, анализы, Канае. Как все это могло быть одним и тем же — знали только они. Недели через две ворон уз сообщает, что к нему вскоре присоединятся охотник для зачистки леса, где было подозрительно многовато активности, даже для всего одного демона. Но все указывало на целое сборище, а то и гнездо. Слабые сбиваются в группы, — примерно так однажды сказала Харуно, начав исследования и наблюдения за о́ни. Никто до этого особого внимания не предавал ее умозаключениям, хотя бы потому, что до этого времени и не встречалось такого вовсе. Но времена меняются. И не только они. Так что от чего?.. Нет, память у Гию была прекрасной. Но порой забыть кое-какие моменты не помешало бы. Например, как зовут Сакуру или от чего его люто ненавидит Шинобу. Обе — Томиока, в редкой эмоции, чуть сдвигает брови на переносице — вроде порядочные, но стервозные. От чего же их несёт, стоит ему замаячить на горизонте? К вечеру он выходит из дома Глицинии. Худо-бедно поспав, решает не утруждать хозяйку и уходит ужинать в забегаловку в деревушке неподалеку. К слову, именно в этих лесах предстоит совершить зачистку. А посланный охотник все никак не мог появиться в поле зрения. Ворон… Его тоже не было. Но когда солнце залило небо багрово-персиковым, птица появилась. И в следующие пару минут Стол двигается к западу, в противоположную сторону от второй охотницы. Напарницей, по воле злого рока судьбы, оказывается все таже Харуно, которая теперь ещё и в жизни не могла его оставить одного, постоянно наводя смуту в мыслях. Как же это… несправедливо по отношению к нему. Да, она сильна, но невыносима. Кто же стал ей учителем в этом?.. Все та же жизнь, наверняка. В лесу и правда было много слабых демонов, но не более. Возможно, предполагал Гию, где-то здесь есть сильный, который им помогает. Нет, звучало необоснованно и бредово. Такие как они, не собираются в кучки и уж тем более не ведут надзор над мелкими чудищами. Нет, они слишком горды для этого, как минимум. «Слабые сбиваются в группы», — чужие слова выжигали в подборке мозга язву. Хватит об этом думать. Сосредоточится. Вдохнуть. Выдохнуть. Прислушаться. — Что это Вы тут делаете, Гию-сан? Столп Воды открывает глаза. Пожалуй, отдохнёт он только в мире ином. Ее тихие шаги не сравняться не то что с Узуем (а тот самый настоящий потомственный ниндзя), но и не с чьими вообще. Это было просто невозможно. Он не удивиться, что убитые ею демоны даже не поняли, что убиты, до самого момента, пока не истлели в прах. — Ты уже все прошла с той стороны? — удивление в его голос не пробивается. — Более того, я чувствую, что их сборище совсем близко. Примерно юго-запад, но их местоположение постоянно меняется. — Веди, я ничего не чувствую, — он не обращает внимания на то, с каким озорством и превосходством блеснули ее глаза в диком свете луны. От чего-то ясно понимает, что все это — маска. Так отчётливо он ещё ни разу до этого не ощущал эту повеявшую искусственность. И именно сейчас Гию больше всего захотелось разгадать ту тайну, глубоко закрытую ею, этой Харуно. Снять опротивевшую и ей маску, просто содрать с мясом и брызнувшей кровью, этот хрупкий, но прочный фарфор. Кровь ему в лицо действительно попадает, ошпарив инстинкты и отдав в похолодевшее тепло. Сакура-ниндзя, ныне охотница высокого ранга… бушевала. В опасном, рваном и одновременно прекрасном танце смерти, на который способны немногие, но прошедшие через многое. И страшно становилось уже не от скрытой холодности за пустотой улыбкой, а того, насколько сильные демоны терзали ту душу. Рассвет приходит затишьем и лёгким ветром, волнующим заблестевшее озеро неподалеку. — Похоже, на сегодня все, Томиока-сан, — тянет она, потому что ей так нравится. Ему — не то чтобы. Он молча разворачивается, собираясь уйти. — Эй, ну куда же вы? Неужели последнего хотите оставить, чтобы он ещё больше ораву в следующий раз собрал? — Что? — он чуть изумлённо оборачивается полу-боком, на ее странный в данной ситуации игривый тон. — Ну как же, а последний о́ни? Вы его не учуяли? Или просто мне оставили? Гию выглядывается в деревья, что-то смутно чувствует, повисшее в воздухе, но не более. Больше его волновала обратная дорога в ее компании, а ещё тот ненавязчивый аромат, пропитавший ее кожу. Кажется лаванда? Он в таком совсем не разбирался. Но позволил одурманить себе голову. И ещё охотником себя называет. Позор, ему, а не статус Столпа. — Вы наверное устали, не беспокойтесь, я разберусь. Поберегите силы на дорогу, — а она сама не устала что-ли? Томиока хочет протестовать, в кои-то веки, удивляясь своему порыву. Да сильна, но не настолько же. Успевает сделать шаг. — Вы — жалкие людишки! Как смели сюда прийти! Если вам удалось нас убить, не зазнавайтесь, — Господин от вас и мокрого места не оставит! — О, правда? Не подскажешь в таком случае, где он сейчас? Сакура вернула танто за миг в ножны, буквально, и сорвалась с места с голыми руками, подняв пыль и упругую волну ветра как раз туда, где остановился в какой-то растерянности Гию. — Я… я, нет… — бормотал не менее опешивший человекоподобный о́ни. — Господин… — Хм, — натянутая доброжелательная улыбка опадает расстроенными уголками вниз на ее лице. Сакура, державшая в хвате промявшуюся демоническую шею, прикладывает к своему подбородку пальцы другой руки. — В таком случае, — демон хрипел и захлебывался в собственной крови, силясь угнаться за железным хватом на шее. — Ты нам не нужен. А постойте-ка, — она оборачивается на Столпа Воды. — Гию-сан, скоро же будет ежегодный отбор молодых охотников, верно? — и не дождавшись ответа, отворачивается. — Что ты хочешь с ним сделать? — всё-таки подаёт голос он. Демон хрипит, царапается ещё сильнее — первые лучи солнца выглянули, опасно быстро начав опускаться с макушек деревьев к земле. — Всего лишь взять с собой. — Что?.. — теперь оба в шоке уставились на нее как на сумасшедшую. Но Сакура больше не говорила. Ее зрачки сузились до маленьких точечек, потонув в изумрудной радужке, волосы вздыбились. Раздался хруст, вопль, чавканье разодранной кожи нечеловеческой силой. — Теперь точно все, — кивает она сама себе, кинув в плотный тканевый мешок разрисованную голову о́ни. — Последнее было не обязательно делать, — говорит Гию, когда они подходят к деревушке. — Что, брать его с собой? — она кивает на мешок. — Отрывать ему голову. Но Сакура все равно видит едва скривившееся лицо отвернувшегося Столпа. — Это было слишком жестоко. — А, так вот что вас беспокоит Гию-сан, — тон у нее и серьезный и насмешливый одновременно. Она была жестока. Даже больше чем Шинобу со своими шпильками и подколами на пустом месте. В этом она была ниндзя. Хладнокровная, не колеблющаяся. Словно вылитый кунай, не способный чувствовать тепло ли ладони, или же крови, — ему все равно. Она слишком похожа была на такое сравнение у него в голове, и от этого становилось только тяжелее. — Но а то, как поступают они с людьми — разве это не жестоко? Вы сейчас что, защищаете их? Поменяли сторону, за которую боритесь? — усмехалась она, с толикой недоумения. — Знаете, я уж подумываю, не сообщить ли об этом Главе… Он резко останавливается перед ней, повернувшись лицом. — Даже если так, даже если они мучают людей каждую ночь сотнями, даже если жрут их не задумываясь, они все равно не заслуживают этого. Они не виноваты в том, что с ними сотворил этот выродок Мудзан, — Гию нависает над ней, смотрит прямо в глаза, но видит лишь холод и пустоту в ее безразличных радужках. — Вы правда так думаете? — улыбается Сакура. Ей смешно и Томиока даже чувствует порыв встряхнуть ее, чтоб треснула эта ненавистная маска другого человека. Да, она человек, но она ещё как ниндзя. И эта прямая несгибаемая черта портит все, делит на «до» и «после», делит Сакуру на «человека» и «оружие» в чужих руках. Он силится определить, что из двух сейчас в ней преобладает, чувства или долг. Впивается в глаза, с надеждой увидеть маленькую растерянную девочку… — Ваши взгляды на жизнь поменялись тогда, — чуть откидывает голову Сакура назад и в бок. — Когда вы встретили Танджиро с его сестрой-демоном, поверили ему на слово. Даже Ояката-сама. Нет, я не смею осуждать ваш выбор, это свобода каждого человека и я уважаю это. Но не много ли вы поставили на это? Ставки растут с каждым днём и чем дальше все это заходит, тем больше потом с нас возьмётся в случае проигрыша. …но видит маленьким мальчиком лишь себя, поверившего в невозможное. Охотница обходит его и идёт дальше. Кровавые капли все ещё терялись в летней пушистой траве. Настигнутые утренним солнцем, пропадали без следа, не оставив и запаха. Когда они в тишине разделяют завтрак, к ней прилетает ворон уз и она спешно покидает раменную, оставив его со своими мыслями. Что он хотел ей сказать и зачем? Неделями двумя позже он узнает, что Шинобу Кочо сразилась с второй высшей луной. И… победила. Но в ряд Солпов уже не вернётся, героически пожертвовав собой. Даже из охотников, отправившихся с ней, выжили все, получив разве что тяжелые ранения. Это было началом войны, не той, что длилась столетиями, а той, что положит всему конец. И ставки действительно росли быстрее, чем об этом догадывались. Ещё три недели проходят для него странно-спокойно, пока молодые охотники ходят вокруг Столпов на цыпочках, если те прибывают в главный коппус. Нападки о́ни стали в разы чаще, на недели две, а затем и вовсе, такое ощущение, что пропали. Гию отмахивается от Камадо, пытается, по крайней мере, и думает о Харуно, которая все это время где-то рыскала по всей Японии в поисках не то Мудзана, не то высших лун. Но даже если она хотела мстить, то и это делать просто не для кого было и некому, если на чистоту. *** И конечно все начинается неожиданно и в тот самый момент, когда ничего не ожидаешь, молясь, лишь бы не сегодня, с параллельным: прямо сейчас закончить и забыть, но в том пред чувственном состоянии, когда стоит лишь опасть листочку с дерева и ты готов прочесать весь лес в поисках его причины, по которой он опал. Страх в это время забывается, но до момента встречи с высшей луной. Но забыть не получится. Нет, он этому не позволит случиться, ради Кочо, будь она не ладна. Сакура тоже была в штабе во время тренировок охотников со Столпами, но ее небыло видно нигде. Хотя он сам тоже не особо то проявлял желание даже появляться днём на солнце и тем более пересекаться с кем-то из знакомых. Поговаривали, что Харуно была занята каким-то проектом все в том же поместье Бабочки и вроде как взяла на себя часть обязанностей в роли новой хозяйки. Но… У них все ещё была та опротивевшая недоговоренность с последней встречи на той миссии. Гию не знает, как для нее, но ему это давящее чувство в конец надоело. Правда сейчас у них все равно не получится поговорить, максимум — пересечься взглядами, перед тем как упасть в пасть поджидающего врага. В жёлтом свете фонарей ее дикий изумруд плясал холодной сосредоточенной яростью, жидким огнем, плявящим все, на чем сосредоточится. Часы перевернулись — засвербили мелкие песчинки. Время отсчёта пошло. В чью сторону — они узнают совсем скоро. *** — Считаете, мы ещё легко отделались? Сакура на него не смотрела — куда-то в даль, хотя дальше только высокий лес вокруг его отдаленного поместья. — Да. Гию на полном серьёзе не знал, куда деть свои руки, даже если одна подвешена в гипсе у него на шее, а другая неустанно теребила отделившийся и растрепавшийся кончик нескольких нитей. Он пытался сосредоточится на чужом голосе и смысле доносимых до него слов, но благополучно забывал, что делали его пальцы здоровой руки до этого и так по кругу. — Мне, кажется, не будь тебя здесь, многие, включая Шинобу, отдали бы свои жизни в этой бессмысленной бойне, — это был первый раз, когда Томиока говорит с ней в немного неуважительном тоне на «ты». Не каждый бы смог такое провернуть, но Сакуре, казалось, все равно на такие формальности. Медик поворачивает к нему голову плавно, глазами проходится по его профилю слишком пристально, пока он сам едва не краснел от накатившего смущения, которое его лицо за эмоцию не считало вовсе. Взгляд было тяжело удержать где-то там, в псевдо заинтересованности пейзажа, пока его щеку отчётливо, нет, не прожигали, но испытывали. Да что с ним? С каких пор его стала волновать Харуно? — От чего такие мысли? И не говори, что все было напрасно, — Гию хочет дать себе подзатыльник — надо было ему такое сказать! — Все как раз наоборот. Каждый, клинок, действие, мысль о победе. Жизнь. Стремление. Жертва Ояката-самы. — Верно, — притихше говорит он, опустив голову с прикрытыми глазами. — Тогда почему ты так сказал? — ее тон стал жеще, почти незаметно, но неприятно кольнув его нутро. — Ведь и ты выполнял долг как и все, по своим силам. Через голову не перепрыгешь. — Да, но я не верно выразился, — наконец находится со словами Томиока. — Это не бессмысленные жертвы ради всеобщего блага, и не бессмысленная победа. Но то… те испытания, произошедшие в наших жизнях, они научили что все куда ценнее, — Гию не верил, что сказал это, сорвавшиеся с его губ. Это было так странно. — Бессмысленны ненужные жертвы, окружавшие нас. Когда считаешь, что все пойдет именно так, как ты думаешь, но нет. Все идет по худшему сценарию и обратить вспять уже ничто не сможет запустившийся механизм, — бывший Столп выдыхает. — Но сейчас это уже не важно. Лицо Томиоки становится отстраненно-замершим, когда внутри него бушевала буря. Сакура разглядывая свои ногти, кивнула. Сложилось впечатление, что она уже хочет уйти, придумывая причину, но ему этого не хотелось. — Ясно. — Когда ты появилась здесь, я сразу понял, что ты не… — он запнулся о ее заинтересованный взгляд вместо серой пустоты и смеренности в случившемся. Затараторив, Гию привлек ее. — Что я — что? — Не слабая. Очень сильная, хотя постоянно пыталась сдерживаться, ведь мы на твоём уровне словно букашки. Наверное. Кроме разве что Гёмея. На ее губах лёгкая улыбка, после недолгой растерянности от резкой перемены темы. Гию от неожиданности затаивает дыхание, стараясь не спугнуть момент, словно присевшую на цветок бабочку. — И твои волосы, — продолжает тихо он, — очень необычны. Будь они длиннее, сошли бы за целую ветвь ожившей сакуры. — А ты напоминаешь мне кое-кого из прошлого, — говорит она тоном прошедших воспоминаний. И Томиока вслушивается, ловя каждую крошку ее открывающейся новой стороны. — Он был таким же вечно холодным и безлюдным, как ты. Но его понять тоже можно. Когда он был ребенком, всю его родню зарезали. — Демоны? — Нет, — усмехается Сакура грустно. — Старший брат. В Гию набухает чуждый для его спокойствия интерес. Она так спокойно об этом сказала, будто все то, что с ней случалось и случится, — мелочи, на фоне чего-то более важного. — Кое-кого из прошлого? Она так и ходила с самого последнего дня после их долгожданной победы, как в воду опущенная. Пока вокруг веселились и поздравляли друга, Сакура избегала, уединялась и словно чувствовала себя не на своем месте. — Тебе действительно это интересно? — она поднимает на него глаза, и Гию, отпрянув, как от обрыва, как человек рефлекторно одергивает руку от боли, отшатывается назад сам. — Или на самом деле ты хочешь узнать другое? В ее глазах плескалась необъятная в этот момент печаль, спокойная и такая разрушительная, как пучины океана, пока пребывающие на своем месте, лишь толкают корабль по течению, а не выплескивается на сушу целыми цунами. — Просто мне хотелось бы узнать о тебе побольше, — смиряется со своим любопытством Гию. Почему-то вода представлялась Томиоке темной, глубокой на дне ее зрачков, переливающейся нефритом, а на поверхности бледно-изумрудной, не задерживающейся на пальцах и казавшейся бесцветной. — Правда? Тогда не расскажете Гию-сан, почему у вас участился пульс? — Сакура подаётся вперед, ближе к нему, и бывший Столп даже слышит незаметный запах каких-то трав и горьких лекарств, повеявших от нее. Он ведь даже не заметил, что вечные подколы в его сторону больше не звучали от нее. Наверное с того времени, как весть о смерти и победе Столпа Насекомого разнеслась по штабу охотников. А Сакура ведь сделала так много для них всех, и сейчас он сомневался, что вышел бы живым из битвы, что многие положили свои жизни ради всеобщей победы. Но она, Сакура, эта неизвестно откуда взявшаяся женщина, на вид девушка, младше его самого, смогла вытянуть так много жизней. Так много провела экспериментов, так много людей вновь подняла на ноги и подарила новый смысл жить дальше. Даже сейчас она не переставала помогать восстанавливаться тем, кто все ещё лежал в поместье Бабочки. Она произвела фурор своими разработками в ядах, и если бы не это, то с высшими лунами им пришлось бы биться в полную силу демонов. — Ну так что? — Сакура приблизилась к нему ещё ближе, и у расширяются глаза от неожиданности. — Чего ты хочешь на самом деле, Томиока? Но Томиока в данный момент задыхался. Так неожиданно удушающие её близость заставила его замереть. Близко, очень близко. Гию не мог сосредоточится на словах, хотя пытался и цеплялся, выуживая в создании хоть что-то. Хотелось сделать что-то глупое, прямо сейчас, пока Сакура ещё была рядом. Она сделала первый шаг на встречу, а он что, струсит? Ему им быть не хотелось, трусом, и он храбрится. — Я не знаю. Это так странно, как будто внутри меня бабочки, — он опускает глаза, отворачивает голову, здоровой рукой зарывается в непослушные волосы. — Со мной такого ещё никогда не было… — признается он неуверенно. — Гию, — она зовёт его необычно тихо, но он слышит легко, потому что рядом. И именно сейчас ему не хватает смелости обернуться на ее зов. — Томиока, посмотри на меня. Уже который раз за их разговор он не может вести себя как обычно, реагировать на ее слова ровно. Что произошло с их последних встреч? Как давно он врал себе и закапывал глубже то, что считал невозможным и позорным? Его руку из волос отнимают, пальцами обхватывают подбородок, и Гию в который раз удивлялась своей скованной робости и послушанию, поворачивает голову к Сакуре. Она не выглядела веселой или так, словно сейчас скажет на счёт его глупости что-то едкое. Зря он это сказал. — Прости, не знаю, что я такое говорю, — дает заднюю он, так и не осмелившись поднять взгляд, но и не отстраняясь. — Убежишь? — все же усмехается Сакура. Посмотри на меня. Гию борется с собой несколько секунд и опасаясь, заглядывает ей в глаза. Трудно было бы не выполнить просьбу, когда она очень близко и держит его. Пальцы с подбородка неожиданно скользят по скуле вверх и дождаться ладонью поверх щеки. У Томиоки расширяются глаза, когда напротив него изумруд переливается всеми цветами зелени и чем-то ещё, таким необычным и незнакомым, что притягивает к себе. Ее глаза непередаваемо блестели, как никогда раньше, когда Гию решается, уничтожая то жалкое расстояние между ними. Всего лишь прикосновение к губам взрывает в нем какое-то неописуемое тепло фейерверков. Рука сама тянется к ее щеке, мягко поглаживая чужую теплую кожу. Никогда он и не мечтал о таком. Он — всего лишь неудачник. Неужели он может нравится кому-то?.. Ответ ему давала Сакура. В то мгновение он чувствовал всю её, ее терзания, боль сожалений, невыполненные обещания. Презрение к себе. Поверить было сложно, ему просто показалось. Но то, с каким отчаянием цеплялась за него Сакура, говорило, нет, кричало об обратном. Томиока не ожидал, что кто-то помимо него не мог смириться с чем-то необратимо далёким, что осталось в прошлом и не отпускало, клешнями вцепившись до самого нутра. Но именно в этот миг и он и она понимают — страшные призраки обессиленно отступают, когда они вместе. — Прости, — он отстраняется первым, неловко отнимая руку. — Нет, все в порядке, — и глаза ее блестели камнями на солнце, не выгорали больше сожженной травой как прежде. В смущении Сакура все не убирала руку от его лица и ему хотелось растянуть этот момент, как неизбежно уходящий закат. Ещё немного, секунду, другую. — Мне пожалуй пора. Наверное Аой меня уже ищет, — извиняющимся тоном продолжает она. Холод на месте ее прикосновения обжигает, но Томиока не расстраивается, потому что её не смелая потерянная улыбка сглаживает все и обещает встречи.