Гимн смерти

      Она замирает на последней ступеньке, ведущей в башню. Проводит ладонью по лбу, стирая бисерины пота. Дыхание, все еще тяжелое после пробежки, разрушает ночную тишину.        Мрак окутывает ее фигуру. Монстры вполне могут жить в этой бесконечной темноте. Ей кажется, что они тянут свои когтистые лапы к ее душе и сердцу. Она оглядывается – позади лишь тьма. Не видно блеска алых глаз, не слышно чужих шагов. Никто за ней не гонится, кроме личных демонов.        Желание заплакать нестерпимо, но слезы – это роскошь, даже когда паника царапает душу изнутри.        Пэнси Паркинсон нужно несколько долгих секунд, чтобы прийти в себя. Дрожащей рукой она достает мятый пергамент из кармана, распрямляет его. Пэнси точно знает, что теплые слова с пожеланиями отличной учебы – просто уловка. Она проходит вглубь башни и равнодушно смотрит вниз. Пространство вокруг кажется бесконечной бездной. Манящей.        Пэнси грустно усмехается, будто окончательно прощается с детской невинностью. Палочкой делает небольшой порез, позволяет крови запачкать пергамент и смотрит за тем, как плоть письма жадно впитывает ее. Бумага сияет подобно солнцу, когда магия вырывается наружу. Мерцание стихает, и на чистоте выступают новые слова.       Их всего три.       Пэнси отворачивается и вновь смотрит вниз. И что ей делать? Умереть? Она поднимает взгляд: россыпь звезд на бархате неба абсолютно безразлична в своей красоте.        Пэнси мотает головой, сглатывает горечь. Она не может. Она сделает это.       Сминает пальцами пергамент, на котором написано – «Убей Гермиону Грейнджер».       И уходит прочь.

***

      Она чувствует дикую тоску, когда открывает глаза. Душа плачет кровавыми слезами, будто кто-то нанес ей рану. Человек там вовсе не хотел спасения? Гермиона не знает, силится вспомнить хоть что-то, но пропасть между сном и реальностью увеличивается все быстрее. Не остается даже нити, чтобы зацепиться за нее.       Гермиона лишь помнит, как хотела забрать чужую горечь и скорбь… исцелить.       Сон не отпускает ее, но образ тает слишком быстро. Все становится таким тонким, будто старое полотно. Малейшие детали исчезают.       Одинокая слеза катится по щеке. Боль стелется в груди, она живая и яростная.        Гермиона вновь закрывает глаза и проваливается в сон. На утро она не вспомнит ничего.

***

      В библиотеке она вновь не находит нужной книги. Разочарование вспыхивает каждый раз, когда взгляд падает на пустое место. Существует ли вообще этот неуловимый сборник сказок? Есть несколько мест, где она могла бы его поискать, но нужно покинуть Хогвартс.        Теперь вряд ли кто-то ее отпустит. Может, попросить Гонта? Она жалеет, что не воспользовалась его помощью именно так, когда они отправились стирать память. Вместо этого она выбрала уютную тишину леса, которая на мгновение притупила боль.       Гермиона тяжело вздыхает. Воспоминания вновь обрушиваются на нее. Она надеется, что вина отпустит, но с каждым днем веревка на шее становится все туже. Нельзя поддаваться отчаянию в такое мрачное время. Она гонит его прочь, хотя оно и имеет привычку постоянно возвращаться.       Гермиона занимает свой любимый стол, достает пергамент и кладет несколько толстых книг. Эссе по рунам готово наполовину. Она наклоняется, чтобы продолжить работу, но вдруг слышит.       – Как Вы могли?! Эта книга бесценна!        Поднимает голову и видит разгневанную мадам Пимс, почти что нависшую над Гойлом. Он выглядит испуганным. Взгляд маленьких тусклых глаз бегает туда-сюда по наполовину полному залу, словно Гойл надеется найти помощь среди присутствующих. На широком лице выступают алые пятна.        Студенты усиленно изображают безразличие, но все равно с интересом подглядывают за разыгравшейся сценой. Никто не решается подойти ближе, будто мадам Пимс кинется на любого, кто окажется в поле ее зрения.        Гойл что-то говорит, но Гермиона не слышит со своего места. Она не рискует применять заклинания, поэтому собирает книги и подходит к ближайшим стеллажам. Делает вид, что ищет учебник.        – Я не в-в-виноват, – в Гойле сейчас и не узнать прежнего задиру, – пламя само вспыхнуло.        Мадам Пимс так яростно сжимает волшебный журнал учета книг в руке, что на мгновение Гермионе кажется – она сейчас ударит Гойла им. Но она опускает потенциальное оружие на стол.       – Я напишу вашим родителям сегодня же, – цедит сквозь зубы мадам Пимс, – поставлю в известность вашего декана. Разумеется, вам будет назначена отработка.       Гойл почему-то решает прервать свое молчание глупым вопросом:       – В библиотеке?       Мадам Пимс смиряет его взглядом, которым вполне можно убить.       – Конечно же, нет, молодой человек, – Гермионе кажется, что Гойл облегченно выдыхает. – Вас к книгам подпускать НЕЛЬЗЯ! Идите.       Гойл уходит так быстро, как только может. Мадам Пинс нервно собирает книги со своего стола и осматривает каждую.       – Глупый, глупый мальчишка. Уничтожить такой старинный фолиант. Как он только умудрился?        Гермиона понимает: не найти ей теперь «Гимна смерти» в стенах Хогвартса. Надежда превращается в пепел и оседает в душе. Печаль медленно обретает форму отчаяния. Гермиона топчется на месте, что бы ни предпринимала.        Магия хаотично откликается на чувства, дрожит внутри, готовая защищать хозяйку.        – Книга настолько пострадала, что ее даже не восстановить!       Не остается ничего. Гермиона убирает руку с корешка книги. Персональный ад не милостив. Что же… она пойдет длинным путем. 

***

      – Вы слишком много думаете, – его голос раздается внутри ее головы.       Боль пронзает виски, словно в наказание. Гермиона кричит в реальности и внутри собственного сознания. Ей кажется, что она не выдержит и навсегда останется заложником в лабиринте разума.        Дьявол устроил себе игровую площадку ее голове.       – Борись!       Она не понимает, чего он хочет. Как вытолкнуть Гонта прочь, если его сила будто оплетает паутиной ее черепную коробку изнутри? Гермиона пытается сосредоточиться: нужно не дать ему добраться до ценных воспоминаний.        – Гермиона! – собственное имя, сказанное его голосом, словно режет ножом.        Она не осознает, сколько времени уже прошло. Как давно он истязает ее.       Она хочет подтолкнуть его к границе, а затем силой воли выкинуть прочь.       Вязкая тьма рассеивается. Сознание медленно становится библиотекой, полной разных книг. Самые ценные воспоминания она прячет под неприметные обложки, когда как пустяковым достаются либо ветхие, либо роскошные. Именно их она бросает Гонту под ноги, когда он обретает форму и бросается вперед, чтобы выхватить очередной значимый момент ее жизни.       Книги продолжают падать, теряя страницы. Все это напоминает хаос, но Гермиона наслаждается им. Она чувствует: Гонт все ближе к ее ловушке.        Его холодный смех рушит любые надежды на победу.       – Хорошая попытка, Гермиона, только вы забываете, что я буквально нахожусь внутри вашей головы. И слышу каждую мысль.        Он вырывается из ее сознания так резко, что это напоминает хлесткий удар. Гонт недоволен ей и наказывает таким образом.       Она с трудом раскрывает глаза, совершенно не помня тот момент, когда успела закрыть их. И почему потеря зрительного контакта не ослабила связь?       Перед глазами пляшут темные пятна. Гермиона часто моргает в пустой попытке прогнать их. Что-то стекает к губам. Она проводит рукой под носом и с удивлением обнаруживает кровь.        Гонт протягивает белоснежный платок. Она берет его не сразу же и отказывается благодарить. В конце концов, именно Гонт – виновник ее состояния. Как и все последние две недели, за которые ей всерьез стало казаться, что она совсем не способна к подобного рода магии. Поражение за поражением. Теория, изученная в книгах вдоль и поперек, почти не помогает. И все же Гермиона не на шутку раззадоривается и хочет однажды победить.       Она быстро вытирает лицо и прижимает платок к носу.       – В этот раз вы продержались дольше, чем обычно, но этого все равно недостаточно. Важно действовать быстро. Мысль и действие должны идти рука об руку, не дайте врагу узнать, что вы задумали.        Он невербально призывает к себе колбу с зельем болотного цвета.       – Выпейте это, оно остановит кровь. И ради Мерлина, воспользуйтесь палочкой, чтобы очиститься. Вы волшебница, а не маггла.       Она не уточняет, что до этого он сам дал ей платок. Противоречие – основа его природы. Гермиона бросает на Гонта раздраженный взгляд, повисшая тишина плавится между ними.        И все же зелье необходимо.       Она берет колбу и быстро выпивает содержимое. Не спрашивает прежде, что там, и чувствует разочарование по отношению к самой себе от этого. Если все продолжится в том же направлении, то однажды он запросто может дать ей яд, и она покорно его выпьет.        Гонт отходит и садится за преподавательский стол.       – Вы прочитали те книги, что я вам дал на прошлой неделе?       По его тону можно понять, что время отдыха закончилось. Безжалостен, как и всегда. Вероятно, она отдохнет, только если умрет во время занятий, но даже тогда он, скорее всего, попытается заставить ее продолжить.        – Да, – глухо отвечает Гермиона.       Она чувствует дикое головокружение, пока тянется к сумке. Все внутри гудит от напряжения.       Мир плывет перед глазами, когда Гермиона пытается подняться. Она вновь тяжело опускается на стул и прикрывает веки. Борьба выпила из нее все силы. Мрак обрушивается на нее.        – Я помогу, – она пропускает момент, когда Гонт вновь подходит к ней.       Его глубокий голос раздается во тьме и кажется до странного чувственным.       Темнота почти ласкова.       Гермиона с трудом раскрывает глаза и выгибает шею, чтобы взглянуть на него. Выражение лица Гонта пугает ее – смесь презрения и чего-то близкого к заботе. Словно внутри него идет какая-то борьба: одна часть говорит бросить ее и наблюдать за мучениями, другая – помочь. Как всегда и во всем в их отношениях. Но почему-то неизменно побеждает вторая.        Она чувствует перемены его мыслей душой. Связь между ними становится крепче с каждым днем, но это не приносит успокоения. Гермионе кажется, что она тонет.       Его сильные руки опускаются на ее тело, длинные пальцы впиваются в одежду. Странная дрожь пробегает по коже, когда Гермиона чувствует тяжесть и тепло его прикосновений.        Она опирается на него и медленно идет к нужному месту. Он мог бы использовать магию, чтобы помочь ей, но предпочел поступить как маггл. Она знает, что может съязвить и напомнить ему об этом, отомстить за те слова, что он кинул совсем недавно, но почему-то не хочет разрушать интимность момента.        Гонт помогает ей сесть и, когда убеждается, что теперь она в порядке, резко отпускает, словно недавнее прикосновение обожгло ему пальцы. Вновь протягивает какое-то зелье.       – Оно вернет вам силы.       Она покорно выпивает его и в этот раз все же шепчет:       – Спасибо.       Но любое тепло, которое принес его поступок, улетучивается, стоит ему сказать следующее:       – Вы очень слабая. Однажды это убьет вас.        Его слова оставляют раны. Каждое, как осколок, брошенный прямо в нее.         – Каков учитель, таков и ученик, – едко выплевывает в ответ.       Зелье растекается по телу, медленно возвращая силы, мир перестает кружиться.       Она знает, что Гонт злится, хотя и старается не показывать этого. Чувствует его магию, которая в один миг готова обернуться яростью. Гермиона смакует это.       Она поглядывает на многочисленные склянки, содержимое которых ей, к ее собственному разочарованию, неизвестно, чтобы избежать зрительного контакта. И все же любая передышка временна. Она вновь переводит взгляд на Гонта. Его лицо в слабом свете кажется неестественно красивым, демоническим.        – Некоторые ученики сильно переоценивают свои способности. Им стоит чаще прислушиваться к учителям, и тогда не придется искать виноватых, – он холодно улыбается.        Гермиона не остается в долгу, хотя от тяжести взгляда Гонта ей и хочется скрыться.        – А некоторым учителям стоит лучше оценивать способности своих учеников, чтобы правильно составить программу и не убить их во время обучения.       Она улыбается, полностью довольная собой.       – Вы закончили?       Он кивает в сторону книг, пресекая дальнейшие попытки спорить с ним.       – Да.       Время, проведенное за ответами на вопросы, пролетает незаметно. Противостояние приобретает какую-то иную форму, более мирную, и позволяет расти дальше. Каждый вопрос Гонта заставляет думать. Его аргументы помогают взглянуть на что-то привычное под другим углом.       Когда вопросы заканчиваются, она с удивлением смотрит на часы и понимает, что ей давно уже пора возвращаться в башню.       Что-то внутри требует потянуть время. Гермиона не поддается. Она собирает вещи и лишь на пороге привычно оборачивается, чтобы посмотреть на Гонта в последний раз. Ей нравится рассматривать его, когда он выглядит отвлеченным. Возможно, чуть усталым, ведь никто не носит маску, если остается один.       Странное чувство усиливается. Гермиона не может дать ему название, она сама не понимает, что испытывает. Дикое и разрушительное. Столько всего одновременно, так и с ума сойти легко. Гермиона точно знает, что поддаться этому – все равно, что сгореть в аду. Она хмурится и отступает за дверь, позволяя теням поглотить себя. 

***

      Она уже не ждет письмо от матери Тонкс, когда оно приходит. Гермиона с нетерпением разворачивает его, несколько сложенных листков падают на стол, и впивается взглядом в слова. Дорогая Гермиона,       Нимфадора рассказала мне о твоем вопросе.        В некоторых древних семьях есть поверье, что существуют родственные души. Волшебники, предназначенные друг другу судьбой. Их магия связана. Считается, что вместе такие волшебники способны творить невероятные вещи.       Встретить родственную душу все равно, что обрести невероятное могущество.       Но, к сожалению или к счастью, такое не встречается в реальной жизни. Магия волшебника всегда принадлежит только ему одному.       Единственное, где это упоминается, – сказка «Гимн смерти». Ее сокращенный вариант я прикладываю к письму. Полный текст уже нигде не найти.       Я не думаю, что это то, что ищешь, но, возможно, ты найдешь в этом что-то полезное.   С уважением, Андромеда Тонкс         Гермиона откладывает письмо и тянется к сложенным листкам. Ее руки дрожат. Она чувствует, что сейчас ей откроется нечто важное.