Посели во мне цветы жизни

Водитель выключил музыку в наушниках и посмотрел на часы. Прошло двадцать минут. Влад неуверенно заёрзал на сидении. Его начало пробивать беспокойство за коллегу. На улице была темень непроглядная: из окна он не мог разглядеть ничего, кроме детской площадки и неширокой тропинки, пересекающей её. Последнее, что он видел, это то, как Антон проходил как раз через эту тропинку. Водитель поёжился. Кажется, сейчас тот самый крайний случай, когда можно оставить машину. Влад заглушил двигатель и открыл дверцу, выпрыгивая наружу. Громкий хлопок обратно закрывшейся двери разрезал тишину, нарушаемую редким лаем собак и звуками проезжающих машин. Водитель сунул руки в карманы и сгорбился в своей привычной манере, оглядываясь в поисках фельдшера. Так никого и не обнаружив, он ступил на дорожку. Пройдя сквозь площадку, мужчина остановился, не зная, где искать дальше. Он осмотрел здание. Вдоль него были высажены кусты шиповника, но кроме дверей в многочисленные подъезды и тех самых шиповников он не видел ничего. Немного подумав, Влад свернул налево, за угол дома. Пройдя несколько метров и оказавшись между двумя стенами, мужчина вновь огляделся по сторонам, ничего так и не обнаружив. Он хотел было уже развернуться и пойти поискать в другом месте, но вдруг его взгляд зацепился за тёмные, отсвечивающие пятна на земле. Осторожно шагнул к ним и присел на корточки, разглядывая. Нерешительно протянул руку в карман и достал телефон, включая фонарик. Он отпрянул, как только увидел пятна под светом фонарика. Они были бордово красные и совсем свежие. Это была кровь. — Ша-аст! — во весь голос. Ответом послужила лишь тишина и карканье вороны, что спугнул с ветки дерева своим криком водитель. — Да ну нахер, — прошептал он, судорожно ища номер начальника в телефонной книге.

***

— Ладно бы, если у вас всё серьёзно было, но я же вижу: тебе Алёнка совсем не нужна. Так зачем ты девчонку мучаешь? Запомни: ещё одна выходка, и я тебя… — закончить свою тираду Павлу Алексеевичу не дал звонок сотового телефона. Добровольский снял трубку. — Слушаю, — он нахмурился и пальцем помассировал левый висок. — Влад, успокойся, пожалуйста. Что случилось? — его лицо мгновенно вытянулось, а он сам вскочил с кресла, нервно бегая глазами по комнате. — Что?! Арсений забеспокоился, увидев встревоженное лицо начальника — Что значит «пропал»?! — крикнул он, громко стукая рукой по столу. — Так, срочно садись в машину и не высовывайся, понял меня? А я вышлю полицию и бригаду. — быстро и чётко сказал он, кладя трубку и сразу же хватаясь за служебный телефон. Как только до Арсения дошёл смысл сказанного начальником, нехорошее предчувствие, что так и сидело в груди, начало вылезать наружу. — Что случилось? Кто пропал? — тоном, которому трудно было прекословить, спросил он, вставая с кресла и упираясь руками о стол. — Никто не пропал, — шикнул он. — Иди, на сегодня ты свободен, — он приложил трубку к уху, не замечая негодование Попова, — Ир, срочно высылай наряд на адрес последнего вызова бригады Позова. Давай лишние вопросы будешь позже задавать! — возмутился он, — Господи, да Шастун пропал, Шастун! Попов замер. В голове поплыла картина из недавнего сна, а в ушах набатом звучало «Шастун пропал, Шастун!». Он смотрел прямо на начальника, что вздыхал и успокаивал диспетчера, но не видел его. Он вообще ничего не видел, был полностью в своих мыслях. Руки начало потряхивать. Мужчина пытался что-то вымолвить, но мог лишь открывать и закрывать рот как рыба. Он ощущал себя снова во сне, в ночном кошмаре. Снова в той квартире. — Ты еще здесь? — поднял бровь начальник, падая в кресло и зажмуриваясь. — Мгм, — прохрипел Арсений. До него начал доходить смысл происходящего и он постепенно вернулся в реальность. В голове прояснилось, а взгляд стал более осознанным. — Кто едет искать Антона? — быстро, почти шёпотом спросил он. — Щербаков, — вздохнул Добровольский. — А ты куда…? Что сказал начальник дальше, Попов не слышал. Он вихрем вылетел из кабинета, и молнией побежал к выходу. Тут же тишину ночной подстанции разрезал голос Иры: — Бригада Щербакова, на вызов. А Арсений бежал по лестнице, перепрыгивая через ступень. Он должен был помочь найти Шастуна и спасти его. Он сделает всё, что от него потребуется, лишь бы не видеть снова тех безжизненных глаз. Как же много он должен ему сказать. Сказать, что он раскрашивает серую жизнь Арсения, как самый настоящий художник. Что с ним мужчина становится лучшей версией себя. Что Антон — самое настоящее солнышко в жизни Попова. И он не может его потерять. Он толкнул дверь и оказался на улице. К воротам подъезжала газель, и Арсений был уверен на девяносто девять и девять процентов, что как раз в этой машине находится Лёша. Попов припустился за ней, пытаясь догнать её прежде, чем она выедет на дорогу. Он бежал со всей мочи, не чувствуя усталости. В крови бил адреналин, а в голове набатом звучало: «лишь бы успеть». Врач, оказавшись в метре от машины, со всей силой ударил по металлу, из-за чего газель остановилась. Мужчина облегчённо выдохнул и подбежал к двери. — Арс, ты чего творишь? — с перекошенным от злости лицом проорал Щербаков, как только Попов забрался в салон. Он оказался рядом с Серёжей, что с огромным беспокойством смотрел на врача, — Там с Антоном беда, не задерживай нас, ради бога! — Я еду с вами, — твёрдо сказал Арсений, а Серёжа лишь понимающе кивнул и сказал: — Лёх, не спорь. Поехали уже, — поторопил он. Арсений благодарно посмотрел на друга, а тот положил руку ему на плечо. — Всё с Антоном будет в порядке, не паникуй, — тихо шепнул он. Вой сирены оглушал, не давая окунуться в свои нагнетающие мысли и не поддаться панике. Он раз за разом повторял себе: «всё будет хорошо». Молился, чтобы так оно и было. Но это не помогало. Происходящее казалось очередным кошмаром, и Попову очень хотелось проснуться. Его откровенно трясло. Матвиенко смотрел на него жалостливо, не зная, как помочь другу. Десять минут, что они ехали, тянулись всю жизнь и казались беспроглядной вечностью. Свернув во дворы, они увидели газель скорой помощи и нервно ходящего из стороны в сторону Влада. Тот прищурился и, как только заметил подъехавших врачей, облегченно выдохнул и бегом припустился к ним. Машина остановилась, и водитель заглушил вой сирен. Врачи не медля выпрыгнули на улицу, а Арсений ощутил прилив смелости и решимости. Как всегда, с ним это бывает только в по-настоящему опасных ситуациях. Он самый первый подошел к Владу и гневно схватил того за грудки. — Воу, Арс, успокойся! — крикнул Матвиенко хватая Попова поперек груди и оттаскивая его от ни в чем не повинного водителя. — Почему ты отпустил его одного? — прорычал мужчина. На смену волнению и страху пришли ужасная злость и негодование. Он готов был обвинять всех подряд, буквально рвать и метать. — Он сам сказал мне остаться! — обиженно и не менее гневно выкрикнул Влад. — Да мало ли, что он сказал! Теперь он неизвестно где и неизвестно в каком состоянии! — плевался словами и орал Попов, разум которого затмевал страх, начавший выходить через агрессию. Щербаков с Серегой переглянулись и синхронно выкрикнули: — Заткнулись оба, блять! Мужчины замолчали и только сверлили друг друга мечущим молнии взглядом. — Не время выяснять: кто прав, а кто виноват. Полиция еще не приехала, поэтому мы начнем искать сами, может найдем что-нибудь. — спокойно и решительно отдал распоряжение Алексей. — Влад, где ты нашел кровь? — Кровь? — растерянно переспросил Арсений, вертя головой и смотря на каждого из ребят. Его вопрос остался без ответа. — Вон там, — махнул рукой в сторону детской площадки водитель. — Пошли, — сказал Щербаков. А Попову приказы и не нужны: он уже на всех порах бежал по тропе. — Блять, — шикнул врач, смотря на сверкающего пятками Арсения, и побежал за ним. Влад быстро привел их к месту, где он обнаружил кровавые пятна. Врачи остановились и отдышались, начиная оглядываться. Вокруг было совсем пусто, а тишину прерывало лишь тяжелое дыхание мужчин. Серега резко выпрямился и прислушался. — Тихо все! — приказал он и начал озираться, прижимая палец ко рту. Послышался слабый шелест, а затем и тихий, почти неслышный болезненный стон. Было сложно понять, откуда идет звук, но Арсений сразу кинулся к кустам шиповника. Все как один бросились за ним. Мужчина руками раскрыл острые ветки с шипами, и в этот момент сердце его замерло. На земле неподвижно лежал Антон, скрюченный и сжатый в комок. Лицо его было покрыто ссадинами и синяками, из носа текла алая струйка, а верхняя губа была опухшей. Светлые кудрявые волосы слиплись от крови. Арсений замер. В глазах его потемнело, и он пошатнулся. Подбежавшие Матвиенко с Владом успели подхватить его, а Щербаков следом за Поповым заглянул в кусты и охнул от увиденного. Арсений никогда так не реагировал на искалеченные тела, хотя повидал он их на своем веку немало. Даже практику в морге в студенческие годы выдержал максимально стойко. Но когда перед тобой в подобном состоянии лежит человек, ради которого тебе каждый утро хочется просыпаться, мысли путаются, а пространство перед глазами покрывает черная дымка. Началось действие. Алексей схватился за щуплые щиколотки Шастуна и вытянул из кустов на сухой асфальт. Он лежал безжизненной куклой, не подавая признаков жизни. Арсений бросился к парню и упал рядом на колени. Прислонил два пальца к сонной артерии, молясь о том, чтобы почувствовать биение сердце. Попов облегченно выдохнул: пульс был. Очень слабо и редко, но сердце Антона билось. У мужчины груда камней свалилась с плеч. Пора взять себя в руки. Сережа раскрыл волокуши. Все наклонились к Антону с разных сторон, подхватили его и переложили на носилки. Парень был совсем легкий, и перенести его в машину труда не доставило. Влад сел в свою газель, а остальные ребята погрузили Шастуна в машину, на которой приехали. Арсений тоже хотел было уже залезть в салон, его остановила рука Щербакова, что взяла его за локоть. — Арс, поезжай с Владом на подстанцию, — старался сказать он как можно мягче, потому что заметил: всё, что касается Антона — слабость Попова. — Почему? — возмутился тот и вырвал свою руку из рук врача. — Сейчас ты сильно заведён, ты не сможешь оказать помощь в таком состоянии, — сказал уже твёрже. — Будешь мешать. — Нет! Никуда я не поеду, — запротестовал Попов, прекрасно понимая, что на месте Лёши поступил бы точно так же. — У тебя нет выбора, перестань вести себя как ребёнок! — выкрикнул Щербаков и, резко оттолкнув с дороги Попова, сел в машину, захлопнув дверь перед его носом. В этот же миг газель рванула с места, заставив мужчину отшатнуться. Он проводил машину, выезжающую из двора, безнадёжным взглядом. Только теперь он дал волю эмоциям. В носу пощипывало от подступающих к глазам слёз, а в горле саднило. Поддавшись истерике, он со всей силы пнул стоящую рядом и ни в чём не повинную скамью. Развернулся, и быстрым шагом направился к газели, из окна которой на Арсения жалостливо смотрел Влад. — В какую больницу повезут Антона? — сразу спросил Попов, как только захлопнул за собой дверцу машины. Влад пожал плечами. — Мне то откуда знать, — сказал он, вздохнув, а затем продолжил. — Слушай, ты очень устал, перенервничал. Не надо тебе сейчас в больницу, всё равно ничего не узнаешь. Поезжай домой, отдохни, а завтра и съездишь к Шасту, — успокаивающе говорил водитель, пытаясь склонить Арсения к правильному выбору. Попов заметил, что сегодня все с ним говорят таким мягким и вкрадчивым тоном, как будто общаются с психически нестабильным человеком. От этой мысли к лицу подкатил жар нарастающего чувства стыда. Он и вправду вёл себя сегодня как истеричка с ПМС. Кричал, принимал необдуманные решения, с нихуя наехал на Влада, что просто попал под его горячую руку. И тот сейчас не дулся, не проявлял агрессию в ответ, как будто прекрасно всё понимал. А ещё Арсений заметил, что с приходом в его жизнь Антона, он совсем перестал думать головой, как это было раньше. Попов достал мобильник и разблокировал его. Пять пропущенных от Алёны. Вспомнил, что она хотела провести с ним время после смены. Тихо выругавшись, он пихнул этот злополучный телефон обратно в карман. Сейчас он не собирается никому перезванивать. Он поедет домой, отдохнёт и придёт в себя, а завтра поедет к Антону в больницу.

***

В чашке остывает кофе. Небольшую кухню освещает лишь тусклый свет лампочки. За окнами сплошная темень, звёзд совсем не видно из-за чёрных туч. Телефон, что лежит в руках, до сих пор не издал ни одного звука. Ни звонка, ни сообщения. Он не отвечает. Алёна думала, что холод и равнодушие мужчины — одна из его черт характера. И даже эта черта в нём понравилась до невозможности. Но начали подкрадываться сомнения, что таким холодным мужчина становится именно с ней. С ней он не светиться, как она светится рядом с ним. С первого дня, когда они столкнулись в коридоре, память не желала выбрасывать этого человека. Девушка ощущала себя глупым подростком из романтической комедии. Но она давно уже не маленькая девочка. Понимает, что любви как в книгах не существует. Алёна находится с ним в отношениях, и, по сути, должна быть счастлива. Но это не так. Первые несколько дней после того поцелуя, её влюблённый разум застилала эйфория, и некоторых вещей она просто не замечала. Он всегда как будто на другой планете. Вот он, сидит рядом, но его здесь нет. Мыслями он всегда в другом месте. Не с ней. Не с ней он счастлив, не с ней он светится. Алёна влюблена. А влюблён ли он? Несомненно. Алёна снова набрала номер мужчины. «Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети» Девушка в раздражении бросила мобильник на диван и зарылась лицом в ладони. Не отвечает. Полное безразличие. С детства её учили бороться за своё счастье, за свою любовь. Но нужно ли это делать на самом деле? Нужно ли идти по головам ради собственного удовлетворения? Алёна влюблена. Но, вероятно, безответно. Влюблён ли он? Несомненно. Он тоже влюблён. Но, вероятно, не в неё. С детства её учили бороться за свою любовь. И она будет бороться.

***

Перед глазами оказался белый потолок, покрытый трещинами и жёлтыми разводами. Антон не поворачивал голову в бок, смотрел прямо перед собой. В голове был туман, не дающий извлечь оттуда хоть одну связную мысль. Он лишь чувствовал расползшуюся по всему телу ноющую боль, от чего зажмурился. Шастун догадывался, где он находится, но не мог вспомнить, по какой причине. И только когда он попытался пошевелить пальцем руки и не смог этого сделать, кажется, из-за гипса на нём, воспоминания в ускоренном режиме промелькнули перед его глазами. В эту же секунду живот, затылок, ноги — все те части тела, на которые приходились тяжёлые удары, прострелило болью. Сильной, но терпимой. Он пробежался взглядом по помещению. В палате Антон был совсем один. Здесь было светло. Плотно зашторенные окна всё равно пропускали яркие солнечные лучи. Рядом с его койкой стояла капельница, что мерно отсчитывала каждую капельку. Воздух был спёртый, в комнате было душно. Раздался приглушённый стук, и Антон повернул голову к двери, сморщившись и прошипев ругательства от неприятной боли, что решила устроить рок-концерт в его голове. Через секунду в дверном проёме появилась голова Журавлёва. Он выглядел обеспокоенным и слегка растерянным, но как только поймал взгляд Шастуна, на лице его вырисовалось облегчение, а губы сложились в по-отечески добрую улыбку. Антон тоже застенчиво улыбнулся. — Привет, — сказал он почти шёпотом и сам удивился собственному голосу. Он был тихий и очень хриплый, как будто Шастун беспрерывно молчал и ни с кем не разговаривал неделю как минимум. — Привет, — весело поздоровался он, обернулся за спину и кивнул кому-то, кого Антон не видел. — Он очнулся. Заходите, ребят. Следом за головой Димы появилась и оставшаяся его часть. Он сделал пару шагов к кровати, на которой лежал Антон, с лёгкой улыбкой смотря на друга. Белая деревянная дверь распахнулась шире, и в комнату ввалились ещё трое человек. Щербаков Лёха с Серёгой Матвиенко были одеты по форме и выглядели уставшими и помятыми — судя по всему, они только что отработали суточную смену. Позади них возвышался Илья, чей встревоженный и из-за этого не менее уставший и помятый вид не укрывался от Антона. Но было такое ощущение, что кого-то очень важного нужного в этот момент здесь не хватало. Среди этой толпы взволнованных и сочувствующих взглядов он отчаянно пытался найти пронзительный и нежный взгляд синих глаз. — Горе ты луковое, — вздохнул Журавлёв, садясь на край кровати. Остальные медленным шагом подошли ближе. — Как тебя ж угораздило то, а? Антон пожал плечами. Он не знал, с рождения ли, или это приобретённый навык, но искать на свою тощую задницу приключения — его конёк. На стене напротив висели часы, стрелки которого показывали «9:53». Получается, провалялся без сознания всю ночь. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Макаров, кладя свою огромную ладонь на плечо парня. — Да не парьтесь вы, — усмехнулся Антон, обводя взглядом коллег. — Всё пучком. Правда голова моя раскалывается примерно на две с половиной части, и ни одной целой косточки в моём теле не осталось. Но помирать я не собираюсь. Послышался лёгкий смех, а Илья шутливо цокнул и закатил глаза. — Тебе ещё повезло, — грустно улыбнулся Щербаков, но в следующее мгновение тон его сделался более чем серьёзным, а руки сцепились за спиной. — Эти ублюдки могли тебя в инвалида превратить. Ты легко отделался. Небольшое сотрясение, переломы, синяки да ссадины. В общем-то, ничего криминального. — Две недельки поваляешься, и дальше работать, — добавил Журавлёв. — Считай, в рубашке родился. — улыбнулся Матвиенко. — Мне б твоё везение. — Ага, и не говори. Везения мне не занимать, — фыркнул Шастун. — Кстати об ублюдках. Эти люди, они… — он не успел договорить, как его догадки подтвердил Леха: — Да, наркоманы, — вздохнул он печально. — У них тактика уже проработанная: вызывают ночью скорую, нападают на врачей, берут наркоту и сваливают. У тебя четыре ампулы трамадола спиздили, — он похлопал себя по нагрудному карману, в котором у каждого врача или фельдшера лежала небольшая коробочка с препаратами. — Вот оно как… — задумчиво протянул Илья, а затем убрал свою руку с шастуновского плеча и почесал рыжую бороду. — Тебя такого тощего отпускать на ночные вызовы одному нельзя, — твёрдо сказал он. Антон вдруг вспомнил, по какой причине он вышел на вызов в одиночку и чуть не задохнулся от волнения и от того, что он так позорно об этом забыл. — Как там Позов с Катей? — быстро спросил он. Все вдруг значительно повеселели, а улыбки на их лицах стали ещё шире. — Лучше всех. Катя родила мальчика, — счастливо сказал Серёжа. — Здоровый, крепкий. Дима так переживал, когда узнал, что с тобой приключилось. Очень хотел приехать сюда, но не мог. Сам понимаешь, — пожал он плечами. — Конечно, — облегчённо выдохнул Антон. В этот момент он ощутил прилив счастья за друга. Боль уже не казалась такой сильной, и мысли собирались воедино. — Знаешь, тебе Позов просил кое-что передать, — заговорчески сказал Журавлёв, и ребята хитро переглянулись, предвкушая что-то очень хорошее. Антон заинтересованно посмотрел на Дмитрия, пока тот выдерживал театральную паузу. — Ты будешь крёстным! — громко и весело провозгласил Макаров, а Антон чуть не подавился. Глаза его стали размером с пятирублёвую монету и наполнились удивлением. — Да ладно?! — воскликнул он, не веря в происходящее. — Он сделает меня крёстным? — Да! — поддержал веселье Щербаков с Серёгой. — Офигеть! — только и смог сказать он, но через секунду добавил: — Вы не представляете, как я рад. — его и вправду наполнили такая щемящая радость и нежность по отношению к Позову и всей его семье, что в себе этого держать просто на просто не удавалось. Так и прошло ещё двадцать минут за обсуждением всякой ерунды. Несмотря на поддержку любимых и преданных друзей и коллег, его не покидало чувство какой-то бессмысленной надежды. Он не мог расслабиться и отдохнуть. Не сводил глаз с чуть приоткрытой двери, за которой носились медсёстры и врачи в белых халатах. Как будто она вот-вот распахнётся, и в проёме вот-вот покажется тёмная макушка и улыбнётся ему своей самой лучшей улыбкой на всём белом свете. Поддержки и присутствия именно этого человека ему не хватало больше всего. Но время шло, а дверь так и оставалась неподвижной. Видимо, Илья заметил напряжение Антона, так как не сводил с него настороженного взгляда слегка прищуренных глаз. Пришла медсестра и сказала, чтобы гости уходили: пациенту нужен отдых. Ребята засобирались, вываливая на Антона пожелания скорейшего выздоровления. Только Илья остался сидеть неподвижно, не слушая просьбу медсестры покинуть палату. — Ладно, Антош, выздоравливай скорее — Журавль ладонью взъерошил Антонову копну кудрей, из-за чего тот смешно сморщил нос и фыркнул. Макаров так и не сводил с парня пристального взгляда. Коллеги, прощаясь, вышли из палаты, пока Антон пялился в потолок, не желая встречаться с хмурыми глазами Ильи. Повисла тишина, вышли все. Антон повернул голову и посмотрел на друга. Тот набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул: — Рассказывай. — Что рассказывать? — Всё. И он рассказал.

***

В машине играла успокаивающая, и одновременно с этим очень раздражающая, музыка, под бит которой по рулю нервно стучал палец. Стеклоочистители раздражающе мельтешили перед глазами, размазывая крошечные капельки дождя по лобовому стеклу. Отовсюду доносился звук клаксонов, что раздражающе долбил по ушам, мозгам, и по всему тому, чему только можно. В принципе, сейчас для него всё было шибко раздражающим. От трясущихся рук до полностью забитых автомобилями дорог. Даже то, что сегодня Арсений постоянно раздражался, сильно его раздражало. Ебучее утро. Ебучая пробка. Ебучая смена. И слишком много слов «раздражаться» для одного утра. Сегодня свою любимую работу, любимый город ненавидел всем сердцем, что отчаянно рвалось в совсем другое место. В больницу. К Антону. Туда, где ему совсем не место. А ему плевать. Он обязан лично убедиться, что с парнем всё хорошо. Но понимал: никакого права он на это не имеет. Не может сорваться и уехать. Работа врачом обязывает стать дисциплинированным и пунктуальным. Как говорили в универе: «Опоздал, задержался, не успел, прогулял — не важно. Человек уже умер». Если бы была возможность, то Попов просто настоятельно порекомендовал бы всем жителям Санкт-Петербурга сегодня не болеть ни в коем случае. Нервный, измотанный врач — зло во плоти. В таком состоянии, по мнению Арсения, лечение людей и взятие ответственности за их жизнь нужно запретить законом. А он был именно таким. Нервным от беспокойства, измотанным своими мыслями, не спавшим почти всю ночь из-за неоднократно подступающей паники. Сейчас он проклинал Влада и жалел, что послушал его тогда, не поехал с ребятами и с Антоном в больницу. И заверения Серёжи о том, что с Антоном всё обошлось и он сильно не пострадал, не действовали на него как нужно. Он даже ногти грызть начал, хотя от этой дурацкой привычки избавился ещё в подростковом возрасте. Дождь усиливался, Арсений подъезжал к подстанции. Хотя слово «подъезжал» здесь не сильно подходит. «Подползал» — другое дело. Именно подползал. Таких пробок на дорогах он давно не видел. Спустя десяток минут с горем пополам он преодолел этот застой, и на полной скорости гнал к подстанции. Подъехав и заглушив машину, он вылез из салона и, не менее раздражённо, хлопнул дверцей. Закончив все свои рутинные обязанности — переодевание в форму, заполнение карт и принятие у предыдущего врача смены — он направился на задний двор, к газелям. На улице было уже холодно не на шутку. Ветер был сильным и колючим, плетями бил лицо, оставляя красный румянец, а лужи покрывались тонкой корочкой льда. Осень в этом году выдалась аномально холодной. Арсений резко остановился. У машины, ёжась и смотря задумчивым взглядом в противоположную от мужчины сторону, стояла Алёна. Она пока его не замечала, и Попов бы предпочёл, что это таковым и оставалось. Очень уж не хотелось объяснять, по какой причине он не отвечал весь вечер и всю ночь. Она, почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулась и, заметив мужчину, принялась столь же пристально на него смотреть. Арсений дёрнулся, но всё же неспешно подошёл к ней. — Привет, — первый поздоровался он, неловко покачиваясь на месте. — Здравствуй, — спустя некоторое время протянула девушка. — Почему на звонки не отвечал? — тон её был донельзя спокойным. Это вселяло некое гадкое предчувствие. — Прости, я занят был очень, — постарался отмахнуться он, не сводя взгляда с девушки. Она молча смотрела на того в ответ, но в скором времени отвернулась. — Ладно, хорошо, — пожала плечами она и потянула руку, чтобы открыть дверцу газели и забраться в салон. Арсений опередил её и сам открыл перед ней дверь, радуясь, что не пришлось откровенничать. Странно всё это. Зато просто: без скандалов и истерик. Так, во всяком случае, лучше для всех.