Посели во мне цветы жизни

Снова темнота,

С ночи до утра.

Боль в душе, как черная дыра.

Спросишь: «Что не так?»

Силы соберу в кулак.

И закрыв глаза, уйду во мрак.

(Беспокойник — «Снова»)

Первый день ноября город отметил ясным голубым небом и ослепляющим, но ни капельку не греющим солнцем. После череды пасмурных и дождливых дней такая погода ощущается подарком вселенной и вселяет надежду на что-то светлое и хорошее. Время уже перевалило за полдень, но ни спящего Арсения, ни лежащую под его боком девушку это не волновало от слова «совсем». В свой законный выходной, когда не нужно вставать ни свет ни заря и лететь на всех порах к больным, грех не воспользоваться возможностью хорошенько выспаться. Попов зажмурился от проникающих в комнату ярких солнечных лучей и, слегка поворочавшись на постели, с трудом разлепил сначала правый, а затем и левый глаз. Просыпаться в одной кровати с Аленой было для него до сих пор неуютно, даже спустя три недели после того поцелуя, с чего и начались их «отношения». Он ещё верил, надеялся и просто напросто убеждал себя в том, что у них что-то, да получится, что он сможет полюбить девушку, а она в свою очередь сможет вытеснить из его сердца одного взбаламошенного и кучерявого фельдшера, что нагло расселся у него в душе и не желал от туда куда-либо уходить. Алёна прекрасная девушка: красивая, интересная, умная, заботливая — одним словом, она вполне подходила на роль партнёра для Арсения. Но смотря на подрагивающие во сне длинные ресницы и хрупкое, прижимающееся к нему тело, он не слышал ни одного отголоска приятно волнующейся души, хотя искал очень усердно, копался настолько глубоко, насколько это возможно. Не находил и половины того спектра эмоций, которых он с удивлением обнаруживал рядом с Антоном. Он чувствовал лишь тисками сжимающую его вину, которая, как ему казалось, с недавнего времени стала постоянным спутником его жизни, и неприятный дискомфорт. Арсений сел на постели и поочерёдно спустил длинные ноги на пол, осторожно откидывая одеяло и стараясь создавать как можно меньше шума, чтобы не разбудить мирно сопящую в подушку девушку. С трудом поднявшись на ноги, он потянулся, разминая затвердевшие после сна в одной позе мышцы. Шлёпая босыми ступнями, мужчина направился на кухню, желая поскорее выпить чашку горячего бодрящего кофе и привести себя и свои мысли в порядок. — Доброе утро, — сонным голосом поздоровалась Алёна, через двадцать минут войдя на кухню и обняв со спины сидящего за кухонным столом и втыкающего в телефон Арсения. Тот оторвал взгляд от экрана и слегка поежился, стараясь натянуть дружелюбную улыбку. — Доброе, — поздоровался в ответ тот, и вновь опустил взгляд в экран телефона, пока девушка устроила свой подбородок у него на макушке, — Как спалось? — спросил он скорее для поддержания диалога, чем из собственного интереса. — С тобой, как всегда, прекрасно, — прошептала она ему на ухо и легонько прикусила мочку, от чего Арсений поморщилая и невольно дёрнул головой. Алёна, ожидая заразить мужчину своим игривым настроением этим жестом, насупилась и, выпрямившись, ушлёпала в ванную комнату. Арсений зажмурился и болезненно простонал, закрывая ладони в волосы и взъерошивая их. Он больше не вывозит. Последние три недели он находился как будто в коматозе. Эмоции и чувства притупились, но бывали моменты, когда они накатывают на него с огромной силой, сбивая его с ног, заставляя окунуться в ледяную воду и погрязнуть в ней с головой. Мысли пожирали его изнутри, пока он уже которую неделю проживал день сурка: утро, кофе, Алёна, работа, пациенты со своими проблемами и горем, снова Алёна, дом, вечер, ужин и иногда секс — с Алёной, разумеется. Но самое яркое, что можно добавить в этот список, что заставляет Попова держаться на плаву, а сердце вновь заходиться в бешенном ритме, напоминая, что оно ещё у него есть — это невероятно редкие, до боли короткие взгляды зелёных глаз, которые Арсений ловит на себе. С Антоном за это время они ни разу не заговорили, но иногда пересекались в коридорах, в комнате отдыха во время обеденных перерывов. В такие моменты мужчина буквально каждой клеточкой тела чувствовал на себе взгляд полюбившихся глаз, но посмотреть в ответ не хватало духу. У вас бывало такое, когда хочется выть от сожаления и желания вернуться в прошлое, чтобы исправить всё, что успели наворотить? У Арсения в такие моменты улетучивались все силы. Хотелось сделать всё возможное, чтобы снова иметь возможность слушать нелепые истории, тонуть в зелени чужих глаз, которые были бы наполнены смехом, добротой и любовью ко всему вокруг. Ещё два месяца назад он был с абсолютной точностью уверен, что никогда не испытает такой сильной влюблённости, которую описывают в книгах: до дрожи в коленках и потеющих ладоней. За тридцать с лишним лет он свыкся со своей скудной эмоциональностью, с бесчувственностью и со своей холодной натурой. Никогда бы не подумал, что настолько болезненно может ощущаться влюблённость. В книгах совершенно не так. Никогда бы не подумал, что может окажется настолько трусливым. Никогда бы не подумал, что способен влюбиться по настоящему.

***

— Красноармейская тридцать четыре, третий подъезд. Девушка позвонила, говорит рана воспалилась, — уставшим голосом сказала Мягкова. — Принял, — Антон оборвал связь и запихнул КПК в карман форменной куртки. Сделав последнюю затяжку, он выкинул сигарету и направился к газели скорой помощи. — Красноармейская тридцать четыре, — парень залез в салон и мешком плюхнулся в кресло. Саня завёл двигатель и выехал со двора, а Журавлёв, услышав голос Шастуна, обернулся на него и сморщил нос. — Ты что, курил? — недовольно спросил он, открывая окно рядом. — От тебя несёт за километр. Антон цокнул и закатил глаза, устремляя взгляд в окно. Смена прошла очень спокойно, и Шастун очень надеялся, что вызов, на который их бригада отправилась, последний на сегодня. Антон заметил, что после исчезновения из его жизни Иры, с его плеч свалилась огромная груда камней, что давила и угнетала его. Он вновь почувствовал себя невероятно свободным. Он всё реже стал уходить в самокопание и почти перестал раздражаться без повода. Но не всё так гладко. Арсений — вот что стало его головной болью за последние три недели. Сколько бы Антон этого не отрицал, было совершенно очевидно, что Арсения ему не хватало. Он ужасно скучал по иногда хмурому лицу, по такой редкой, но совершенно очаровательной и искренней улыбке. Он соскучился даже по его дедовскому ворчанию. Желание вновь наладить контакты было невыносимо огромным, а дурацкие мысли о том, что в тот день он действительно всё не так понял, не давали покоя. Но, судя по поведению Попова, тот не испытывал к нему ответную тягу, и эта действительность приносила тянущую боль в груди. Арсений старательно избегал парня, никогда не отвечал на взгляды. Лишь опускал голову и старался как можно быстрее ретироваться. За эти три недели мужчина сильно изменился: в мешки под синими глазами, в которых почти ничего, кроме грусти, не отражалось, можно и вправду складывать картошку. На лице почти не появлялась красивая улыбка, обнажающая ровный ряд зубов, а если и появлялась, то вымученная, не настоящая. С Арсением что-то случилось, и эта мысль терзала парня день и ночь Машина остановилась у подъезда, освещаемого одиноким фонарём. Антон с Димой вышли из салона и поспешили зайти в здание. — Здравствуйте, — дверь открыла девушка с короткими розовыми волосами лет двадцати, одетая в длинную пижамную рубашку и свободные штаны того же комплекта. — Здравствуйте, — кивнул Журавлёв и шагнул на порог квартиры. Антон, стоявший за его спиной, зашёл следом за ним. Пройдя в глубь квартиры, врач сел на диван, а Антон встал рядом, держа незаполненную карту вызова в руках. — На что жалуемся? Девушка не ответила, но, боязливо озираясь и бегая глазами по комнате, села на край дивана в метре от Журавлёва. — Я ни на что не жалуюсь, — спустя полминуты ответила она. Голос её заметно дрожал, а взгляд был до сих пор встревоженный. — Я хотела бы чтобы вы мне подсказали, как справиться с воспаление ран. Там, мази, может, какие, — неуверенно бормотала она. — Я не вполне понимаю, — смутился Дмитрий и нахмурил брови. — Вы для кого скорую вызывали, у кого тут раны воспалились? Девушка сглотнула, и Шастун заметил, что она начала судорожно поправлять длинные рукава, натягивая их на ладони. — Ни для кого. Нет, то есть… — замялась она, а в голосе её слышалась беспомощность. Девушка опустила голову, а движения, которыми она поправлять рукава, стали ещё более резкими и рваными. Журавлёв сидел и в непонимании хмурился, сложив руки на груди, а Антона, что стоял рядом, ударило в голову осознание ситуации. Сердце ускорилось, а воздуха вдруг стало слишком мало. — Дим, — окликнул он врача, не сводя настороженного взгляда с девушки. Та в свою очередь дёрнулась от неожиданности, а Журавлёв устремил на фельдшера свой взгляд а-ля «Ты хоть что-то понял?» — Выйди, пожалуйста. — Что? Зачем? — не понимающие возразил врач, на что получил убийственный взгляд Шастуна. — Выйди, — спокойно повторил он, а девушка, кажется, осознав, что фельдшер обо всём догадался, шумно набрала воздуха и ещё пуще разволновалась. В глазах Дмитрия вдруг поскользнулся понимание. — Ладно, — врач встал с дивана, и подойдя к Антону, тихо шепнул: — Я вызываю психбригаду. — Нет! — резко возразил парень и схватил врача за предплечье. — Не делай ничего, пожалуйста. Дай мне пять минут, — умоляюще произнёс он. — Под твою ответственность, — журавлёв закатил глаза и стремительно вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Девушка вся сжалась и отползла в дальний угол дивана, будто это помогало ей спрятаться от всех. Шастун понимал, что сейчас нужно вести себя как можно аккуратней. С такими случаями он на своей практике ещё не сталкивался. Диму, который в таких делах уж точно немного опытней, он выгнал. Журавлёв сразу предложил вызвать психбригаду, и, не прогони его Антон, он бы так и поступил. Но он не хотел жизнь ломать девочке, нужно было взять себя в руки. Антон, сделав шаг навстречу, тихо присел рядом с ней на самый краюшек дивана и, немного улыбнувшись и постаравшись сделать голос как можно мягче, спросил: — Можно я посмотрю твои руки? — Шастун протянул свою ладонь, но девушка и не думала сдаваться. — Нет, — испуганно замотался головой она и прижала обе руки к груди. — Вы меня увезёте в психушку! Антон вздохнул и положил тёплую ладонь на её руки, стараясь внушать доверие к себе. — Не увезём. Я просто посмотрю, — столь же тихо и ласково сказал он. Похоже, его тактика сработала, потому что девушка зажмурилась, но всё же расслабила свои руки, полностью поддаваясь фельдшеру. Антон порадовался про себя и аккуратно начал закатывать длинные рукава пижамы. Тонкие запястья оплетали белые бинты. Фельдшер бережно освободил от ткани глубокие порезы, кожа вокруг которых было жутко воспалена. Достав всё необходимое из чемоданчика, Шастун начал обрабатывать раны. — Как тебя зовут? — тихо спросил он, не поднимая взгляда, чтобы разбавить повисшую в комнате давящую тишины и вывести девушку на разговор. — Люба, — ответила она, шмыгнув носом. По щеке прокатилась слезинка. — Очень приятно. А меня Антон, — улыбнулся он и аккуратно вытер слезу с лица Любы. Он вновь опустил голову и продолжил обрабатывать порезы и смазывать их противовоспалительным. Спустя минуты молчания он всё-таки собрался с духом и спросил: — Расскажешь, из-за чего ты это сделала? Люба вздохнула и отвела взгляд в окно, по стеклу которого стекали капли дождя. Вновь повисла тишина, и Шастун уже был уверен, что ответа на его вопрос так и не последует. — Зачем вам? Вы не поймёте, — тихо произнесла девушка, снова шмыгнув носом и поморщившись. — Почему ты думаешь, что не пойму? — также тихо возразил фельдшер. Люба ничего не ответила, она продолжала сверлить взглядом окно. Антон и не надеялся на исчерпывающий ответ, но попытаться всё-таки стоило. Он совершенно искренне хотел узнать и помочь ей. Через две минуты она судорожно набрала воздуха в лёгкие и сказала: — Я влюбилась в того, кого любить нельзя ни в коем случае. Антон поперхнулся от неожиданности и, округлив глаза, уставился на Любу. — И всё? — стараясь не выдавать своё не понимание, тихо спросил Шастун. — Нет, конечно, — горько усмехнулась. — Было бы всё так просто. Это длинная история. — У нас есть время, — соврал Антон. Девушка посмотрела парню в глаза и открыла рот, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь и собираясь с духом. — Я правда не хотела причинять себе вред, но в тот момент на меня всё так навалилось, и я не знаю, что на меня нашло, — начала рассказывать Люба, снова отводя взгляд и закусывая в волнении губу. — Я влюбилась в одного человека. Так сильно влюбилась, как никогда раньше. Мне просто снесло крышу. Всё бы ничего, но этот человек — мой препод в универе, — девушка замолкла, кажется, не решаясь сказать что-то важное. — Анна Александровна. Люба резко повернула голову к Антону, ожидая какой-либо реакции, но тот лишь сказал тихое и мягкое «Продолжай» и начал обрабатывать другую руку. На ней порезов было ещё больше. Девушка облегчённо выдохнула и продолжила более расслабленно. — Я не знаю, на что я надеялась. Была, похоже, в розовых очках, которые, к сожалению, разбились стёклами внутрь. Мне казалось, что она относится ко мне по особенному. Вот и решила признаться, — в её голосе звучала горечь и обида, которая пряталась за вымученной улыбкой. — Это было самой большой ошибкой. Итог: меня исключили из универа, мои гомофобные родители отказались от меня, а с Анной Александровной я с того момента больше не виделась и, наверное, не увижусь уже никогда. Завершив свой рассказ девушка уже не выглядела настолько разбитой и испуганной, какой была до. Антон проклинал свою эмпатичную натуру, но порыв сентиментальности сдержать не смог. Наложив повязку на запястье девушки, он притянул её к себе, поглаживая ладонями спину. Та с охотой окунулась в объятия. Антон уже и забыл, что где-то в коридоре его ждёт Журавлёв. — Ты говорила, что я тебя не пойму, — начал было Антон, отстранившись от девушки и посмотрев ей в глаза. Шастун не знал как поддержать и отблагодарить за искренность, а поэтому решил ответить откровением на откровение. — Но я тебя могу понять как никто другой. — Правда? — удивлённо спросила она и положила руку на плечо фельдшера. — Расскажете? Антон шумно выдохнул постарался собрать все свои мысли в кучу. — У меня ситуация очень похожа на твою. Я тоже… — парень судорожно сглотнул, пока его сердце начало биться в разы чаще, а лицо покрылось румянцем от волнения. — Тоже… Влюблён в того, в кого влюбляться не правильно. Антон умолк и зажмурился, не в силах больше вымолвить и слова. Маленькая ладонь поддерживающие сжала его плечо, а серые глаза, обрамлёнными густыми светлыми ресницами, смотрели очень тепло и понимающе. — Это мужчина? — поинтересовалась Люба, хотя парню казалась, то что та и так всё поняла. Проницательность этой девушки удивляла. Антон лишь кивнул, а затем решил добавить: — Коллега. Раздался стук, и из-за приоткрытой двери показалась сначала голова Дмитрия, а затем и он сам. Антон резко встал и подошёл к нему, складывая на его плечи свои руки, и тихо, чтобы Люба не услышала произнёс: — Психиатров вызывать нет нужды. Люба в адекватном состоянии. Поступок свой осознаёт и жалеет о произошедшем, — уговаривал он врача, а тот, кажется, и не собирался спорить. — Хорошо-хорошо, я понял, Шаст, — на удивление быстро согласился Журавлёв и кинул предостерегающий взгляд на парня. — Но только под твою ответственность. — Под мою ответственность, — заверил его Антон, внутри себя ликуя и радуясь тому, что он смог переубедить порой не прогибаемого доктора Журавлёва. Люба не сводила с врачей встревоженный взгляд, но когда Шастун улыбнулся и подошёл к ней, заметно расслабилась. Заприметив на рядом стоящей тумбочке маленький раскрытый блокнот, он взял его и начал что-то писать своей ручкой. — Звони, если понадобится помощь, — весело подмигнул Антон, протягивая девушке блокнот, и та расплылась в благодарной улыбке.

***

— Шаст, — зайдя в мужскую раздевалку, окликнул парня Журавлёв. — М-м, — сонно протянул Антон, не отрывая взгляда от собственных ладоней. Уже десять минут он сидит неподвижно, всё никак не собирая мысли и всего себя в кучу. После смены он чувствовал себя выжатым до последней капельки. Как будто не по городу ездил весь день, а копал землю под палящем солнцем как минимум. Дима подошёл к парню и молча сел рядом. — Устал? — поинтересовался он спустя минуту молчания. — Устал, — врать Шастун не видел смысла. По нему было видно, что он чертовски устал, и не только от работы: от неразберихи внутри себя и своей головы. — Мы же друзья, Шаст? — ни с того, ни с сего спросил Дима, а затем посмотрел парню прямо в уставшие зелёные глаза, как будто хотел в них прочти ответы на интересующие вопросы. Антон растерялся, но не подал виду и ответил максимально непринуждённым тоном: — Конечно, друзья, Дим. Что за вопросы? — под взглядом друга он чувствовал себя освещённым тысячами прожекторами, направленных исключительно на него, поэтому спустя несколько секунд не выдержал и отвернулся. — Что с тобой происходит? — обеспокоенно выпалил врач, и выдохнул, будто наконец сказал то, чего сказать не решался долгое время. — Что? — ещё сильнее растерялся парень. — Ничего со мной не происходит, — буркнул он, сразу же наткнувшись на взгляд а-ля «Наебать меня решил, да?» — Не ври мне, у тебя это не получается, — укоризненно покачал головой. — Я же прекрасно всё вижу, знаю тебя хуеву тучу лет, да и Макар беспокоится. Ты изменился: ты закрылся в себе, ты всё чаще выпадаешь из реальности. — он говорил это с таким искренним волнением, что Антону стало его очень жаль, а себя он мысленно хлопнул по голове за столь пренебрежительное отношение к другу в последнее время. — Ты прав, — выдохнул парень, и через время добавил: — У меня нихуя ничего не в порядке. — сказал, и не издал больше ни звука. Спустя минуту тишину разрезал тихий неуверенный вопрос: — «Влюблён в того, в кого влюбляться не правильно». Всё из-за этого, да? — было видно, что Дима подбирал слова и жутко нервничал, как бы деликатней подойти к нужной теме. Антон, как только понял смысл вопроса, подавился, и устремил уничтожающий взгляд на друга. Волна гнева и раздражения накрыла его. — Ты подслушивал? — прошипел он. — Арсений? — Что? — на смену злости пришла колоссальная растерянность. Ком в горле не давал произнести и слова, на коже выступили красные пятна от резко накатившего жара. — Откуда ты…? — Не говори глупостей, — усмехнулся Журавлёв, положив свою руку на чужое плечо в знак поддержки. — Только полный кретин не поймёт, что между вами с Арсением что-то происходит. — Настолько заметно? — парень покраснел ещё больше, и натянул грустную улыбку. Он и не подозревал, что выглядит как влюблённый идиот. — Очень, — так же грустно улыбнувшись, ответил он. — Почему ты не хочешь признаться? — Это не взаимно, — тон его вмиг сделался холодным, спина выпрямилась. Антон, скинув со своего плеча руку, резко поднялся и широким шагом подошёл к окну. — Ты так думаешь? — неуверенно возразил врач, провожая взглядом отошедшего парня. — Я уверен, — всё тем же строгим тоном сказал он. Но через несколько секунд он рвано выдохнул, а на замену напускной серьёзности пришло разочарование и растерянность. — Он даже работать со мной не желает. Избегает меня. — Знаешь, я не хочу давать тебе ложных надежд, — Дима нахмурился и почесал гладкий подбородок. — Но мне кажется, что Арс не тебя избегает. — Не меня, ага, — Антона развеселила наивность Журавлёва. — А в глаза он мне просто так смотреть не хочет. Ни в глаза смотреть, ни разговаривать, ничего вообще. Очень смешно. — Ты не правильно меня понял, — сказал Дима таким тоном, каким маленьким детям объясняют, что дважды два — четыре. — Я же не про это совсем. Не тебя он избегает, а чувств своих, которые испытывает к тебе. А он явно что-то испытывает, и это что-то — совсем не неприязнь, дурень ты. Антон задумался. Такой вариант ему и в голову не приходил. У парня запотели ладони. Неужели Арсений тоже к нему что-то чувствует? Эта мысль была настолько прекрасной, что с каждой секундой она становилась всё неправдоподобней и неправдоподобней. Но на миг появившиеся надежда так окрылила и воодушевила, что казалось, всё так гладко и легко быть не может. Арсений же у нас человек-загадка, хер пойми что у него на уме. С ним всегда было сложно. — Я под таким углом не рассматривал, — с лёгкой, еле заметной улыбкой на губах произнёс парень. — А ты посмотри, может заметишь что, — подмигнул врач и с тяжёлым кряхтением поднялся на ноги. — Ладно, Шаст, я домой поехал. Бывай, — и скрылся за дверью. Парень проводил его отстранённым взглядом. «А он явно что-то испытывает, и это что-то — совсем не неприязнь», — крутилось у Шастуна в голове. Но как узнать, что именно Арсений чувствует, как же вывезти его на чистую воду? Влюбился Антон, и отступать теперь не было смысла. В заднем кармане широких джинс послышался звук уведомления, и Антон достал телефон, на экране которого высветилось сообщение от неизвестного номера. +7********** 21:47 Спасибо, что выслушали. Шастун расплылся в широкой улыбке, радуясь тому, что смог помочь человеку. Антон Врач 21:48 Обращайся)

***

В обшарпанном коридоре с обоями желто-серого цвета чувствовался запах перегара. В нем было неуютно, жутко. На полу валялись книжки, сброшенные с теперь уже пустых стеллажей. Стены, на которых были видны кровавые разводы, давили и и сжимали пространство. Воздух был густым, хоть ножом режь. Это помещение казалось Арсению смутно знакомым. Картинка перед глазами расплывалась, меняла форму. Становилось трудно дышать. Слева от него резко распахнулась дверь, чуть не сбив его с ног. Арсений дернулся и отскочил от нее. Открылся проход в другую комнату. Страх накрыл с головой, накатил огромной волной с осознанием того, где он сейчас находится. Попов не решался сделать еще один шаг, который бы привел его в ту самую комнату. Он нутром чувствовал, что этого делать не стоит, но желание загладить вину и второй раз не упустить шанс помочь оказалось сильнее скручивающего живот страха и сковывающего дыхание волнения. Досчитав про себя до десяти, мужчина широко шагнул вперед. Оказавшись в той злополучной комнате. В следующую секунду сердце ухнуло вниз, а ноги подкосились. Арсений задыхался. Он не мог поверить в то, что видел перед собой. Он зажмурил глаза и тихо проскулил, пытаясь стереть этот момент из памяти на всегда. К горлу подкатила тошнота, а первая слеза прокатилась по щеке и капнула вниз. Ноги стали похожи на вату и не выдержали вес арсеньевского тела. Он рухнул на колени, в алую лужу крови, но боли не почувствовал совсем. В следующую секунду его тело сотряслось в беззвучных рыданиях. Он не решался подойти или просто раскрыть глаза, чтобы не видеть эту раздирающую сердце в клочья картину. В углу лежало безжизненное тело с кровавым пятном в груди, бледное и хрупкое. Оно смотрело ничего не видящим взглядом прямиком на скукожившегося мужчину. Русые кудри спадали на лоб, а в зеленых глазах больше ничего не было: ни тепла, ни смеха, ни доброты — ничего. Лишь пустота. Арсений перестал что-либо ощущать. Только страх и отрицание происходящего. Голос его сорвался на истошный крик погибающего зверя. — Арс? — послышился знакомый голос, но мужчина его не слышал за пеленой испытываемого ужаса. — Нет… — прохрипел он, мотая головой из стороны в сторону. — Так нельзя… Не может быть. — Арс! — голос звучал уже громче и настойчивей. Вдруг Арсений ощутил, что пространство вокруг него растворяется, а сам он падает. Проваливается в бездну. А он и рад. Рад перестать дышать, рад не видеть того, что до сих пор стоит перед глазами. Бьет по сердцу и всему его существу. Рад не чувствовать. — Арс, все хорошо, — слышалось ласковое, но очень обеспокоенное. Арсений распахнул глаза, но вместо жуткой комнаты и мертвых родных глаз увидел не чётко видное в темноте лицо нависающей над ним Алёны. — Всё хорошо, — успокаивала она, стирая солёные слёзы, выступившие из глаз. — Антон… — растерянно прошептал он, подрываясь с места и мотая головой из стороны в сторону. — Где Антон? — в его голосе слышалось отчаяние. — Арс, ты о чём? — непонимающе спросила она, рукой опустив мужчину обратно на кровать. — Это всего лишь сон. Всё хорошо. — Мне нужно его увидеть! — дрожащим голосом сказал он, снова пытаясь подняться. Все попытки его увенчались провалом, из-за препятствия в виде Алёны. — Кого увидеть? Арс, ложись спать, ты не в себе, — устало вздохнула она, а затем нежно обняла тонкой рукой и уткнулась острым носом в шею, продолжая шептать что-то в духе «Всё в порядке, это всего лишь сон» Только сейчас сознание Арсения начало проясняться. Он находился в своей спальне, а не в той злополучной квартире. Рядом с ним сонная Алёна, а не мёртвое тело, залитое кровью. Сон. Обыкновенный кошмар. Дыхание постепенно выравнивалось, сердце сбавляло обороты. Он чувствовал колоссальное облегчение, каждый раз повторяя: «Сон, ничто иное, как дурацкий сон». Но голову не желала покидать та душераздирающая картина, и Попов зажмурился, стараясь прогнать её всеми силами. — Алён, — простонал он, протирая руками глаза. — Который час? Алена потянулась к тумбочке у кровати, включая экран телефона. — Пол седьмого, — буркнула она и кинула телефон обратно на тумбу. — Спи, время ещё есть. Арсений фыркнул про себя: что-что, а уснуть ему теперь не удастся точно. Он теперь вообще не уверен, что когда-либо сможет нормально спать, без страха снова увидеть подобный сон. Так оно и было. Попов провалялся в кровати пол часа, не сомкнув глаз. Когда стрелка часов достигла семи утра, он не выдержал и пошёл на кухню. Плохое предчувствие засело в его душе.