Сумеречная душа

Жарко. На улице — невероятно удушливое пекло, которое заставляет иссыхать все слизистые и внутренние органы. Легкие больше напоминают бумажные пакеты, варварски скомканные и выброшенные в открытое поле. Неимоверно хочется пить. И спать. Но сейчас уснуть никак не получится, потому что как можно спокойно и безмятежно спать в такую адскую духоту? Даже задремать хотя бы на полчаса нет возможности. Слишком неподходящая обстановка и нерасполагающие условия. Но когда темнеет и становится идеально тепло, уснуть тоже не выходит. Ни сразу, ни вообще. Как только в свои законные права вступает вечер, а далее и ночь, сердце начинает предательски ускоряться в дикой панике. Оно гулко бьется о ребра с такой скоростью, что становится не до шуток. В ушах пульсирует разгоняемая кровь, пальцы подрагивают настолько сильно, что этот тремор никак не унять. Ноги, наоборот, становятся ватными, поэтому убежать не получится, застыв на одном месте трепещущей бабочкой, угодившей в паутину. Не выйдет избавить себя от всех страшных звуков и теней, оккупировавших кольцом старый небольшой дом.

*

Когда Арсений планировал свой ежегодный отпуск, то изначально он хотел отправиться куда-то, где можно с головой занырнуть в уникальное сочетание искусства, культуры и истории. Блуждать по лабиринтам узких мощеных улочек, наслаждаясь удивительной архитектурой, и дышать кишащими жизнью шумными площадями. Однако обстоятельства сложились таким образом, что ему блекло помахали в извинительном жесте все роскошные дворцы, уютные кафе, великолепные фонтаны и оживленные бесконечные улицы. Желание оказаться в огромном скоплении людей, облепляющих все вокруг гудящим огромным ульем, стремительно упало, как и рубль — а уровень заёбанности возрос до небес. Накопилось все: стресс, усталость, недосып, монотонная работа с бесконечными дедлайнами и задачами. Арсений в каком-то коматозном угаре решил, что ему надо туда, где его никто и никогда не найдет (весь месяц отпуска), чтобы он буквально был одной живой душой в измотанном теле на ближайшие миллион километров. И чтобы никакой надоевшей каждым серым миллиметром цивилизации — он даже телефон отключит, хотя, как правило, не может с ним расстаться в течение дня ни на секунду. Он был готов пойти на все, лишь бы по-настоящему отдохнуть и перезагрузиться, а обстановка вокруг никак и ничем не напоминала бы надоевшие офисные будни.

1 июля 2024 года

Через знакомых своих знакомых Арсений узнает, что за три копейки можно снять неплохой домик в деревне, в самой настоящей, прямо-таки аутентичной. Вдохновившись идеей и не потратив на раздумья много времени, Арсений отправляется в путь. Добирается сначала на электричке, с самого раннего утра тратя на это чуть ли не пять часов. За это время задница успевает критически затечь, как и все мышцы в уставшем теле, которое толком и не проснулось, а телефон почти полностью разряжается. Арсений быстро подключает его к повербанку и убирает пока что в рюкзак. От станции, которая выглядит как притоптанный участок у старых путей, Арсений идет одной-единственной широкой дорогой, вполне приличной по меркам цивилизации, мимо широкого поля по левую руку. И пока неясно, что там растет, потому что все зеленое и высокое. Спустя двадцать минут уверенной ходьбы под палящим солнцем Арсений оказывается в искомой деревне. Возможно, где-то мимо станции мог проезжать местный автобус, но там не было никаких опознавательных знаков остановки и тем более расписания. У Арсения, к счастью, есть некоторые инструкции, полученные все от тех же знакомых его знакомых, как добраться без больших эмоциональных и физических потерь до места назначения. Про автобус там ни слова не говорится — только общие тезисы. Отыскав дом с номером 17, Арсений немного мнется у деревянной аккуратной калитки, которая ему оказывается по пояс. Она и хлипенький на первый взгляд забор явно сделаны сугубо для условного отделения участка от основной дороги — к слову, с огромной колеей от трактора, — а не для красоты или приватности. В деревнях же так не принято, это не элитный коттеджный поселок, где заборы по три метра, еще и с колючей проволокой; тут же вся душа нараспашку, и никто ничего не скрывает. Может быть, поэтому в таких местах все всё друг про друга знают. Из-за раскидистых кустов смородины появляется мужчина в огромной соломенной шляпе, шортах и каких-то вьетнамках. Сам он очень широкий, коренастый и с добрым лицом. По описанию это как раз тот, кто нужен Арсению, но они заранее ни о чем не договаривались, потому что контактов для связи нет — Арсений просто взял и приехал, положившись на волю случая. А вдруг тут уже кто-то живет, и он зря тащился в такую даль? Напоминает систему в две тысячи десятых, когда ты ехал в Краснодарский край и жилье снимал уже по факту, ориентируясь лишь по табличкам «сдаются места». Тут такой таблички нет. — Кхм, Дмитрий? — привлекает к себе внимание Арсений и сразу получает заинтересованный взгляд Дмитрия и уверенную быструю походку в свою сторону. — Здравствуйте, я по поводу домика, хотел бы снять на месяц… — Ой, здравствуйте-здравствуйте. Я Журавль — мне так сподручнее, — отзывается на приветствие Дмитрий, одаривая его добродушной улыбкой и неприлично крепким рукопожатием. — Идем за мной. Дмитрий, а точнее Журавль, бодро вышагивает впереди. Они проходят несколько домов, заворачивая на другую улицу, и параллельно Арсений слушает пламенную речь о чудодейственном свежем воздухе, ни с чем не сравнимым запахе травы, луговых цветов и сена, о том, что тут недалеко есть извилистая речушка, где обязательно надо будет искупаться. Чем ближе они подходят к домику, очевидно предназначенному для приезжих — городских, как Арсений, — тем ярче рассказ уходит в сторону местного распорядка дня, который сразу же неприятно напрягает. — Напротив тебя баб Нюра живет, курей держит, так что будешь вставать как по будильнику с петухом. Стёпка у нее ой какой громкий, вся деревня слышит. А потом через пятнадцать минут Михалыч всех наших коров ведет на выпас, как раз мимо вас, ты с ним как-нибудь обязательно сходи, посмотри. Какие куры, какие коровы? Арсений не собирался вставать ни свет ни заря, он, наоборот, планировал отсыпаться до посинения. Когда у него в течение года будет еще такая возможность? Пытаясь осознать нарисовавшиеся чудесные перспективы, впереди себя он замечает огромное облако из разноцветных куриц, рассыпавшихся по дороге вперемешку с козами. Точное количество животных узнать не получается — слишком много. Звуки и запах стоят соответствующие. Природные, первозданные. Замечательно. — А вот и домик. Ну как? — Журавль улыбается во все тридцать два, да так заразительно, что невольно губы сами расплываются в ответной улыбке. Только складка между бровей не разглаживается из-за глубокой задумчивости. Арсений оглядывает небольшой домик — очень приличный, добротный. Покатая крыша из стальных листов, стены деревянные, небольшие окна. Сам участок выглядит ухоженным, трава коротенькая, будто только-только покосили. По периметру натыканы какие-то кусты — вероятно, с ягодками. Лавочка имеется — почти рядом с калиткой под раскидистой яблоней. Из мыслей вырывает звучное меканье и Арсения кто-то толкает в бедро — он аж подпрыгивает от неожиданности и отскакивает на несколько шагов в сторону, пялясь огромными глазами на возмутительницу его спокойствия и нарушительницу личных границ в одном флаконе. Коза смотрит на него непонимающе и одновременно осуждающе, ведь Арсений не оценил ее дружелюбный жест. Она, наверное, познакомиться с ним хотела. — А здесь всегда так шумно? — спрашивает Арсений, отойдя от внезапного испуга. Тут и там слышатся кудахтанье, повизгивание, блеяние, мычание. У бабы Нюры что, за покосившимся заборчиком собрался полный каталог рогатого и не очень скота? На самом деле, такой вариант соседства Арсению не нравится, но он понимает, что альтернативу ему вряд ли предложат, а знакомые его знакомых очень сильно нахваливали это место. — Насколько сильное уединение тебя интересует? — смерив его вмиг ставшим серьезным взглядом, уточняет Журавль. — Если честно, я рассчитывал на полное. — Арсений не лукавит, говорит, как есть. Что-то ему подсказывает, что его отношение к этому месту полностью отражается на его лице. Журавль на него смотрит пытливо, будто в голову пытается залезть, а то и в саму душу, откопать там что-то для себя подходящее, то, что ответит на его не заданный вслух вопрос. Сканирует, пробивает. Арсений не удивится, если этот Дмитрий тут местный участковый — ему бы очень подошло. Смотрит Журавль долго — и в итоге предлагает кое-что особое. Идти нужно в другую деревню — она по другую сторону от железнодорожных путей. Правда, Журавль говорит, что она заброшенная вся, кроме нескольких домиков, которые местные сдают приезжим — и то, только самым нуждающимся. Идти до этой деревни нужно через лес примерно пять километров. Сразу думается, что как раз там вообще не будет никакой цивилизации. Воображение рисует побитый временем и погодой домишко, где вокруг лишь деревья и ни одной живой души. Связь здесь плохо ловит — логично, что рядом никакой сотовой вышки нет. Журавль просит открыть на телефоне карту и тыкает пальцем в зону, где можно попробовать словить одну палочку. Отлично. Арсений как раз хочет отдохнуть от всепоглощающего информационного шума. Ему новый вариант подходит намного больше, нежели соседство с курями и козами бабы Нюры. А раз в неделю как раз можно будет найти эту зону с одной палочкой связи и глянуть погоду на ближайшие дни, чтобы примерно знать. На «Гисметео», между прочим, обещали весь месяц аномальную жару в плюс сорок и ноль процентов осадков. Пока Арсений идет по хоть и протоптанной, но подзаросшей дорожке, по такому лесу, где нога человека ступает, очевидно, слишком редко, он не понимает полностью, на что в итоге подписался и чего на самом деле ждет от этой авантюры. Зачем ему понадобился уединенный дом непонятно где? Вот жил бы этот месяц в деревне, полной людей и скота — там и школа имеется, и местная администрация, и магазинчик, в котором привоз продуктов пару раз в неделю. Только очень и очень шумно. С городом ничто не сравнится, но все же. Идти с каждым километром становится все сложнее — рюкзак тянет плечи и спину, ноги болят от неровной почвы, хочется есть. Ну хотя бы обжигающее солнце спряталось за кронами пушистых деревьев. Сначала все эмоции притупляли адреналин и горящий интерес, вера в себя, свои силы и предвкушение идеального отдыха; сейчас же Арсений начал осознавать происходящее и прислушиваться к голосу леса, улавливать, как тихо шелестят листочки от мягких порывов ветра, как где-то щебечут и хлопают своими крыльями птицы, как что-то ползает в высоченной траве. Вот почему Арсений не уточнил у Журавля, водятся ли тут, например, кабаны? Нет ли незаманчивой перспективы на них наткнуться? Может, тут водится что-то крупнее и опаснее? Арсений до этого дня ни в какие походы или на охоту не ходил, он вообще не знает, что нужно делать в экстренной ситуации. Где-то в боковом кармане рюкзака должен быть перочинный нож. Вроде бы. Слабоумие и отвага — вот девиз его отпуска и этого приключения. Наконец-то дорожка светлеет и деревья благосклонно расступаются, пропуская Арсения… на пустырь; деревней это назвать сложно. Она тут когда-то была, да, но сейчас это просто оставшиеся без хозяев дома, которые в случайном порядке составляют общую унылую композицию — буквально три небольших строения в огромном отдалении друг от друга. Нужный Арсению дом оказывается впереди всех, рядом с лесом. Из чащи на него смотрят толстенные стволы, огромные, принадлежащие столетним соснам. Тут уже нет никаких покосившихся деревянных заборчиков и калиток, все либо снято и убрано куда-то, либо уже само со временем сгнило и стекло в землю кормить жуков. Арсений проходит вглубь предполагаемого участка — его размеры можно прикинуть на глаз по высаженным кустам и плодовым деревьям, хотя он замечает рядом с яблоней, уже явно ставшей дикой, березу. Она еще не такая высокая, с тонким стволом. Интересно, откуда семена принесло, если вокруг — преимущественно сосновый бор? Удерживая в ладони ключ и недоумевая, зачем вообще тут что-то запирать, Арсений поднимается по ступенькам, оказываясь на террасе. Осмотрится позже — ему бы вещи оставить где-то не на грязной поверхности. Дверь отпирается с первого раза. Арсений заходит внутрь, останавливаясь на пороге. Окна тут не занавешены ничем, поэтому свет в дом проникает, но его недостаточно. В нос бьет запах застоя и пыли. Журавль сказал про электричество и про щиток, в котором надо щелкнуть тумблер, чтобы все работало. Подсвечивая себе фонариком, справа Арсений обнаруживает небольшую коробочку, открывает дверцу и поднимает вверх все три рычажка. В комнате включается свет. В глаза сразу же бросается огромная печь, стоящая посередине комнаты — классика для старых селений. Но эта печь Арсению вообще не нужна с такой-то жарой, поэтому он планирует воспринимать ее как очень большой и древний предмет интерьера. Слышно, как гудит холодильник, что удивительно. Не разуваясь, Арсений проходит вглубь дома, заворачивая на кухню. Снимает наконец-то рюкзак, ставя его на табуретку. Протерев добротный деревянный стол влажными салфетками, Арсений начинает разбирать вещи и достает провиант: консервы, картошку, три пачки разной крупы, две упаковки макарон, растворимый кофе в мягком пакете, коробочку облепихового чая в пирамидках, небольшую упаковку соли, предметы личной гигиены в отдельном мешочке и мини-аптечку. Сменные вещи потом уберет в шкаф или комод, смотря что будет в комнате подходить под это дело. Еще Арсений с собой привез свою любимую кружку, чтобы наслаждаться напитками было интереснее и вкуснее. Упаковку туалетной бумаги на восемь рулонов он оставил еще при входе, планируя ее вскоре перенести поближе к туалету. Вдруг диарея, а он не подготовился? Каким-то чудом Арсений допер это все по лесам — ну и благодаря гигантскому походному рюкзаку, позаимствованному у Серёги. Через неделю можно будет дойти до магазинчика в той деревне, купить, например, яйца и молоко, что-то к чаю, а то Арсений из сладкого взял только упаковку галет. Из бокового отделения рюкзака он достает скетчбук и небольшой черный кожаный пенал, в котором лежат простые карандаши, канцелярский нож, ластик со слоником и черные гелевые ручки. Такого минимального набора для творчества должно хватить за глаза, потому что рисовать Арсений планирует для души и обретения внутренней гармонии. И самое главное — он планирует наслаждаться единением с природой, наполняясь размеренностью и спокойствием. В этом месте как раз все это есть с лихвой. Быстро заглянув в спальню и открыв везде окна для проветривания, Арсений выходит на улицу, чтобы осмотреть участок, который теперь будет в его владении ближайший месяц. В высокой траве за домом обнаруживается самый настоящий колодец, прикрытый куском шифера. Арсений идентифицирует рядом небольшой сарай, закрытый на погнутый ржавый гвоздь. Там он находит ведра, косу, топор, кочергу, грабли, лопату. Все далеко не новое — скорее, суперстарое, — но, возможно, службу еще сослужит. Сначала Арсений убирает крапиву найденной косой, затем оттаскивает вбок шифер. Перчатки строительные бы еще не помещали, но ему грех жаловаться. Заглядывает с интересом в колодец. Вода есть. Арсений, на самом деле, не понимает, как работает эта система, но опускает туда ведро, которое предварительно споласкивает все-таки водой из пятилитровки, которую тоже притащил на себе. Пока Арсений поднимает ведро обратно, он предполагает увидеть что угодно — даже лягушку, которая зачем-то тусовалась на дне. К огромному удивлению, вода из колодца оказывается самой обычной и довольно чистой. Сырую ее Арсений пить не рискнет, будет кипятить. Чайник он видел, и как раз на кухне был графин для воды. Закончив с колодцем, Арсений осматривается дальше. Ну разумеется — стандартный деревенский туалет с дырой в полу. Потрясающе аутентично. Радость по поводу находки проходит через пару секунд — внутри пахнет как полагается, но каким чудом там проводить дольше минуты, Арсений пока не представляет. Сбоку одиноко притулился хлипкий душ с картонными стенами и сомнительной ржавой бочкой наверху, куда надо заливать воду — по видимости, колодезную. Да уж, хорошо, что тут имеется это чудо-сооружение, а то Арсений бы натаскался этих пятилитровок. С другой стороны, это было бы неплохой физкультурой. Арсений не замечает, как опускается вечер. Тут, почти что в лесу, ощущения совершенно другие. Во-первых, довольно темно, а еще нет и девяти, а во-вторых, на небе можно разглядеть россыпь звезд. Термометр показывает тридцать градусов, но страшной духоты совсем не ощущается. Арсению такое положение вещей очень даже нравится. Откуда-то остаются еще силы, и он решает выползти на улицу порисовать. Он очень хочет зарисовать пейзаж и до утра не дождется — будет уже не то настроение. Он врубает огромный черный фонарь, установленный почти что над дверью — на него он обратил свое внимание еще при первом взгляде на дом. Фонарь бьет ярчайшим лучом куда-то в самую глубь леса, теряясь в мощных сосновых стволах. Зачем он был туда направлен? Кто и что там пытался рассмотреть? Арсений поворачивает круглый плафон, оставляя свет лишь на площадке перед домом, чтобы нужный ему кусок бора был подсвечен мягко — так выглядит более естественно. Полуоткрытая терраса оказывается очень удобной, чтобы на ней расположиться, потому что справа стоит приличная лавочка, даже нигде не прогнившая от сезонных осадков и времени — Арсений проверил. На нее он и усаживается, размещая скетчбук у себя на коленях, и ставит на пол кружку чая для атмосферы — выпьет его чуть позже, когда остынет. Стволы деревьев выглядят статно, величаво, поднимаются ввысь, и в кромешной темноте не разглядеть их крону. От леса веет силой и тайной. Пейзаж же вырисовывается легко: линия за линией страничка заполняется тенями и бликами. Арсений вглядывается в темноту, и, возможно, темнота вглядывается в него. Они изучают друг друга. Она пугающе и безмолвно красива, Арсений бы хотел именно это передать на бумаге. Запомнить ее и первый свой день отпуска именно такими. Арсений смотрит в телефон — время уже давно перевалило за полночь. Увлекся, расслабился, забылся. Давно уже закончил свой рисунок и просто дышал всей грудью, размеренно заполняя легкие кислородом без примесей всякой дряни. Воздух здесь чистейший, преимущественно хвойный, можно разобрать смолистые нотки, терпкие и какие-то даже прохладные, несмотря на теплую ночь. Да и постоянный стрекот сверчков действует медитативно. День был таким длинным, что усталость уже берет свое — Арсений думает, что заснет быстро и будет смотреть сны неприлично долго. И кто его осудит здесь? Он поднимается со скамейки и ощущает, как затекли от долгого, почти неподвижного сидения ноги, тянется лениво в разные стороны, разминаясь. Затем подхватывает скетчбук с пеналом и относит их в дом на кухонный стол. Не успев выйти обратно, чтобы забрать и помыть пустую кружку, Арсений вдруг слышит резкий страшный шум: шорох, скрип, топот как будто по стенам и по самой крыше, свист и скрежет. Все сливается воедино, захватывая в кольцо и не оставляя путей отступления. Арсений даже сдвинуться с места не в силах, застывая холодным изваянием около стола. Вдруг он сейчас обернется, а сзади… та самая темнота пришла за ним из леса. Сердце просачивается в пятки, при этом отбивая марш — возможно, похоронный. А ведь еще и все открыто в доме, Арсений же его проветривал до сих пор! Шум снаружи усиливается, неминуемо приближаясь, настигая свою добычу, а длинные когти хищника оставляют свои глубокие следы в дереве стен, оплетая мерзкими пальцами дом со всех сторон. Не помня себя, на негнущихся ногах и непослушными руками Арсений закрывает все окна, даже маленькие форточки, несется к входной двери и, стараясь делать все как можно тише, прикрывает ее и проворачивает несколько раз ключ. Щелкает выключателем, чтобы в доме не было света и фонарь не подсвечивал территорию перед террасой — будто это поможет ему теперь спрятаться. Его уже нашли. Арсений на грани сознания вваливается в комнату, закрывая за собой хлипенькую дверь, и тут же залезает с головой под одеяло. Как ребенок, прячущийся от грозы. Прислушивается ко всем звукам. И непонятно, затихают они через пять минут или пять часов. Сознание как желе — не разобрать, где заканчивается грань реального и начинается безумное пугающее воображение. Засыпает Арсений лишь под утро, полностью вымотанный страхом каждого шороха.

Я та самая страшная тень,

Что привидится тебе в темноте.

2 июля 2024 года

Глаза открываются с трудом, словно веки слиплись (не от слез ли?), а голова такая тяжелая, будто и не было никакого сна, пусть и минимального, поверхностного. Сознание целиком захватило колючее облако тревоги и страха, окружило со всех сторон и на всех уровнях. Арсений медленно выпутывается из своего одеяльного защитного кокона — он же даже не разделся, так и уснул в чем был, в чем прятался и пережидал настигшую его беду. В полностью запертое окно пробиваются ласковые солнечные лучи, и начинает казаться, что все эти пугающие до невменоза звуки на улице могли присниться. Мало ли воздух тут необычный, чистый слишком, хвойный — надышался, усилившиеся ночью порывы ветра принял за вой дикого животного. А из-за ветра вполне логично начали колыхаться местные яблони: своими раскидистыми ветвями они задевали дом — и поэтому был слышен страшный скрежет, будто кто-то длинными когтями скребет по стенам и крыше, пытаясь пробраться внутрь. Всему есть адекватное и логичное объяснение, а Арсений просто оказался очень впечатлительным на новом месте. Даже забыл про примету и не сказал заветные слова. Но ему ничего не снилось. Или он просто не помнит. Из дома Арсений выходит с некоторой опаской, все равно ощущая внутренний страх, останавливаясь на секунду перед дверью в нерешительности. И первое, что он замечает — его любимая кружка, оставленная вчера на лавочке, разбита, разлетевшись на неестественно мелкие осколки. Трава вокруг дома заметно примята, а на задней части участка сломаны кусты малины — словно через них сюда кто-то пробирался или, наоборот, уходил, хотя забора тут и нет, чтобы что-то усложнять. А еще Арсений замечает на дороге перед ступеньками какие-то странные следы. Ночью, вроде бы, прошел дождь, под самое утро уже, но Арсений не может сказать реально ли это или он додумал сам. По прогнозу тут ни единого облачка не должно мимо проплывать — но мокрая трава и лужи говорят о том, что дождь все-таки был. И кто-то тут тоже был. Топтался, царапался. Разумно предположить, что это просто дикое животное могло выйти на свет из леса. Хрен поймешь, кто там живет. Может, тут все-таки водятся кабаны? Как вообще выглядят отпечатки лап кабанов? Копытца? Явно же в этой бывшей деревне никого давно не было, неизвестно, когда отдыхали предыдущие жильцы, приехавшие на короткий срок из большого города, чтобы с головой окунуться в отшельническую жизнь на границе с лесом. А тут внезапно объявился Арсений, полдня копошился активно на участке и в доме, шумел, а потом еще и фонарь этот яркий врубил в темноте, направив его луч, пусть и по незнанию, в самую глубь бора, как будто призывая того, кто там обитает, к более близкому знакомству со своей персоной. Не подумал, что может побеспокоить кого-то живого в темном лесу. За любимую кружку реально обидно. Никаких других разрушений не отыскивается, как Арсений ни старается. Покопавшись в местном серванте, он находит себе алюминиевую советскую кружку — кажется, она пол-литра в объеме, что довольно неплохо. Сойдет за неимением ничего другого. По-хорошему, ему бы позавтракать. Арсений делает себе нехитрый завтрако-обед из жареной картошки, к которой заваривает крепчайший кофе. Удивительным образом он находит специальную чистилку для овощей, возможно, когда-то забытую другими жильцами, и ему не приходится снимать кожуру ножом. На вечер он решает сделать гречку с тушенкой. Такой «деликатес» дома он бы никогда не стал есть, но тут условия сами велят и располагают. И сделать еду надо на несколько раз, чтобы не тратить время на готовку. Долгие блюда — это не его случай. Еще он успевает до захода солнца заскетчить колодец, который ему сутки уже не дает покоя одним своим существованием в десяти метрах. Слишком уж интересное сооружение — выглядит новым, еще не слившимся до конца с общим пейзажем, словно его только недавно тут поставили или выкопали. На скетч даже попадает оттащенный кусок шифера, у которого отколот угол. Вчера этого не было. Вечером Арсений рисовать не планирует. Как только начинает темнеть, он снова, больше по инерции, включает фонарь, и почему-то яркий луч вновь оказывается направлен на лес, в тоже место, что и вчера, хотя Арсений этот фонарь больше не трогал. Приходится опять поправлять черный плафон. Немного боязно сидеть допоздна, пусть это и особенности местного антуража, поэтому через минут сорок Арсений закрывается в доме, чтобы успокоить вновь поднимающуюся панику и отогнать мысли, что сейчас все повторится. Рациональная часть пытается убедить Арсения в том, что вряд ли вчерашнее неизвестное животное заявится снова, потому что лес огромный, да и какой ему смысл сидеть под условным кустом и поджидать удачного момента, чтобы напугать глупого человека. Если бы оно хотело, то уже давно напало — если, конечно, не ведет исключительно ночной образ жизни. В том, что дверь запирается на ключ не зря, он убеждается чуть ли не сразу. Сначала Арсений чувствует, как внутри разрастается тревога, наматываясь плющом на его нервы — неконтролируемо начинают подрагивать руки. Арсений кидает быстрый взгляд на окно и видит, как резко становится темно, все начинает выглядеть каким-то нереалистично мрачным и страшным. Секунду назад было тихо, но сейчас вокруг появляются все новые пугающие звуки. Со всех сторон слышны скрежет и шум, топот и грохот, вой, шепот; Арсению кажется, что он даже слышал человеческий бубнеж, чего вообще не может быть. Второй раз это все переживать одновременно проще и страшнее. Проще — потому что звуки абсолютно такие же; возможно, где-то в глубине души Арсений был к такому готов. Страшнее — потому что это конкретное животное пришло к нему второй раз. Получается, теперь каждый вечер будет вот таким? Липкое желание посмотреть в окно и увидеть, что же там такое, забирается под кожу и начинает зудеть. Активнее всего звуки накладываются друг на друга, создавая давящую своим неприятным и пугающим звучанием какофонию, на террасе. И тут Арсений понимает, что не выключил фонарь. С одной стороны, он сможет сейчас увидеть, что же к нему приходит в гости. Но ведь и животное сможет заметить его в окне и понять, куда нужно ломиться, потому что добыча прячется. По коже вновь проходит волна ледяных мурашек. Нужно выключить фонарь. Чертов фонарь, все точно происходит из-за него. На непослушных ногах Арсений двигается по стеночке к выключателю. За секунду до нажатия квадратной клавиши он успевает посмотреть в окно, но там ничего нет. Как только гаснет свет, страшные звуки не стихают, а становятся только громче. Что-то гремит на крыше, скребется острыми когтями о стены, бьется чем-то тяжелым... Арсений не смотрел, есть ли тут чердак, он не видел никаких лестниц, ведущих наверх. А что, если это нечто проломит крышу или прогрызет путь к нему? В ушах стоят бесконечный звон и утробное рычание, злобное завывание, зарождающееся где-то во тьме. Это точно не ветер, не яблоня и никакой не кабан. Что это?.. Арсений приходит в себя на полу, в полуобморочном состоянии, с трясущимися от страха руками, которые изломанно обнимают ослабшие колени. Он прислушивается к звукам и не слышит ничего. Становится страшно, что он просто потерял слух, возможно, он настолько сильно перенервничал, что лопнули какие-нибудь важные ушные органы. Он не врач, он не разбирается. Однако слух все-таки есть: Арсений слышит свое гулкое сердцебиение, слышит, как скользят пятки по старому ковру, когда он ложится на спину. Он дает себе несколько минут отдышаться, вновь почувствовать свое тело. Понять, что он все еще жив. Почему так тихо? Оно ушло? Оно поджидает его? Нужно все же удостовериться, что опасность миновала, а не притаилась. Арсений, пытаясь совладать с не слушающимися его конечностями, на четвереньках подползает к окну в спальне, откуда отчетливо видно тот самый вход в лес, который так настырно подсвечивает, словно заколдованный, фонарь. Почему он туда светит? Предостерегает или привлекает? С каждой секундой вопросов становится все больше. Арсений поднимается, аккуратно из-за пыльной шторы одним глазом зыркает в окно — и застывает, боясь вдохнуть. Огромная черная тень двигается в сторону бора.

3 июля 2024 года

Сон снова совершенно не идет, а разум затуманен. Арсений не понимает, спал ли он вообще хоть сколько-то. Не помнит, как добрался до кровати и завернулся в спасительный одеяльный кокон. Он снова прислушивался ко всем звукам снаружи. Боялся, что черная тень решит вернуться. За ним. Глаза открываются с трудом, веки такие тяжелые, как будто не его, а в лицо тут же бьет яркий солнечный свет. Слишком яркий. Все-таки Арсений отключился ненадолго, потому что последнее, что он помнит — начинало светать. В теле нет легкости, нет чувства, что он отдохнул. Тяжким грузом на груди лежит колючий страх неизвестности — и противной липкой неизбежности. Часы показывают почти полдень. Сегодня день ощущается неимоверно жарким, удушливым. Вокруг все внезапно стало пустыней. Еще и окна закрыты — как вообще Арсений тут дышит? Как не задохнулся? Он срочно поднимается с постели и идет открывать все окна и дверь на улицу, чтобы создать спасительный сквозняк и проветрить дом от застоявшегося воздуха, от горького страха, заставляющего першить горло. Хочется наполнить помещение запахом смолы и хвои. Снова перед тем, как преодолеть сомнительную, но обнадеживающую преграду двери между собой и пугающей улицей, Арсений замирает, чтобы сделать глубокий вдох. Воздух царапает легкие крупной наждачкой. Сегодня на дороге и траве следов никаких нет, потому что не было дождя. Снаружи — невыносимый зной, солнце почти что в зените. Решив сейчас по минимуму показываться на улице, Арсений хочет лишь дойти до колодца, чтобы набрать воды. Пока он крутит ворот, то оглядывается по сторонам, прислушивается все равно ко всем звукам природы. Пусть сейчас и день, но случиться может что угодно. Когда полное ведро оказывается в руке, в кустах малины что-то начинает шевелиться и бурно шелестеть. Тело тут же отзывается максимальной паникой, которая разгорается, словно подожженная лужа бензина. Арсений вздрагивает, ослабляя пальцы, и ведро со всей силы падает вниз, раскручивая с грохотом крупную цепь. Думается, что все — сейчас они встретятся лицом к морде, и это будет точка невозврата. Последняя его точка. Арсений делает несколько несмелых шагов назад, по инерции отступая к дому, уже не слыша, как булькает звучно ведро в колодце, добравшись до самого дна. Малина снова шуршит — из нее резко вылетает птичка. Сердце Арсения улетает куда-то вместе с ней, потому что он уже был готов отключаться. Снова. Можно подумать, ему бы это помогло спастись. Отмерев, он несется в дом, закрывая за собой дверь на ключ. Заходит в комнату и ложится на застеленную постель. Какое-то время просто пялится в потолок, рассматривая причудливый узор на вагонке и восстанавливая сбитое дыхание, возвращая душу в тело. Получается с огромным трудом, потому что с новой силой накатывает тревожность. Воздух приходится насильно загонять в раскаленные легкие. Дышать сложно из-за жары, организм с ней не справляется, как и с затягивающим в свое болото страхом, заполнившим каждую его клеточку, действующим как нейротоксин. Сейчас бы поспать еще, но уснуть не получится. Ничего сейчас полезного и нужного не получится. Проведя остаток дня на автопилоте, как в густом непроглядном тумане, не запоминая, какие действия были совершены и зачем, Арсений с опаской выходит из дома. Он планирует заскочить в туалет, а на обратном пути захватить из сарая кочергу — вдруг она ему сегодня понадобится. Чем ближе закат, тем усиленнее сердце начинает ускоряться в дикой панике. Оно гулко бьется о ребра с такой скоростью, что становится не до шуток. В ушах пульсирует разгоняемая кровь, пальцы подрагивают так сильно, что этот тремор никак не унять. Точка невозврата наступает — только не та, которая предполагалась утром. Арсений собирает в кулак яйца, нервы и мужество. Он еще раз взвешивает все случившееся, пытается как-то найти логичное объяснение. Сегодня он решает не бояться — паникуя и отключаясь от реальности, он поддается своим страхам и теряет себя. Нет же никакой уверенности, что он все не додумывает, не принимает одно за другое. Он не может сказать, что полностью доверяет себе. Просто он в этой заброшенной деревне, в этом стареньком домике один — вот и кажется всякое. Эти странные звуки — животное, которое повадилось заглядывать на огонек (фонарь), и не более того. Хватит. На улице еще не совсем темно, а в туалет добежать снова нужно, потому что на нервах Арсений перепил воды. Чтобы добраться без потерь до этого чудного строения, приходится ненадолго включить фонарь, который снова светит четко в одну точку — вход в бор, — пропадая лучом где-то в темной чаще. Вот это вообще не поддается пока что никакому объяснению: кто — или что — заставляет плафон возвращаться в положение, которое провоцирует страшные события? По возвращении в дом, Арсений фонарь выключает сразу. Волна тревожности не заставляет себя ждать — она лижет затылок, спускается на плечи, впиваясь в них острыми зубами до костей. Арсений слушает звуки за спиной, облокотившись на дверь. Тихо. Пока что. Только лишь короткие порывы легкого ветра, которые можно уловить сквозь щель. Может быть, все? Ничего не будет? Арсений слабо улыбается, прикрыв глаза. Сердце так и стучит под ребрами — оно с утра не успокоилось. Оно словно чувствует. Хочется верить, что сердце в этот раз обманывается. Шум не приближается постепенно. Он появляется резко, обрушивается со всех сторон, окутывая пространство зловещей мутной завесой. Тут и там — шуршание, грохот и скрежет, лязганье и свист. Снова ветки яблонь царапают стены снаружи. Или это когти, норовящие продырявить листы кровли, разрезая ее, как горячий нож — масло, чтобы потом пролезть ниже и обхватить Арсения за тонкое горло. Но горло сжимает и так, воздуха начинает снова катастрофически не хватать. Нужно это все заканчивать, вырывать свой слепой страх с корнем. Арсений набирается смелости взглянуть этому страху в морду — собирает ее по крупицам, заряжая организм, прекращая хотя бы на пять минут тревожные метания. Он берет в руку кочергу, так удачно принесенную из сарая, проверяет в кармане перочинный нож, который положил еще утром перед первым выходом из дома, и врубает фонарь, щелкнув громко переключателем. Один вдох перед прыжком в бездну. Главное, чтобы не последний. Арсений не знает, что будет делать, если сейчас встретится с каким-нибудь неестественно огромным медведем, например. Существо точно большое, даже чересчур — он же видел вчера в окно внушительный темный силуэт. Арсению надо будет быстро захлопнуть перед носом любопытного косолапого дверь. А успеет ли он это сделать? А если это не медведь? А кто тогда? Шум приближается, усиливается, ломая под собой ветки. Арсений резко открывает дверь. Никуда на поиски дикого животного идти не надо. Перед ним в свете фонаря застывает Оно. На Арсения безмолвно глядят огромные белые глаза без зрачка, и голова существа, сверху похожего на подобие человека, неестественно повернута вбок. Из его тела торчат черные мощные шипы. Огромные когти на выгнутых пальцах сжимают воздух. Почему так тихо? Почему Арсений не орет истошно от этого ужаса? Или он орет настолько сильно, что ему уже заложило уши? Он застывает, не дышит совсем. Не может никак сдвинуться с места, чтобы сделать шаг назад, в спасительное пространство дома. И вместе с тем не может оторваться от разглядывания этого существа. Что это такое вообще? Как так получилось? Арсений не моргает, заторможенно переводит испуганные глаза ниже, отрывая взгляд от пугающего лица. Это что, лапки? Очень много лап. Две огромные черные клешни, очевидно способные переломать все человеческие кости на раз-два. Огромный хвост с длинным изогнутым жалом на конце. Целая, но такая нереалистичная картина собирается с трудом, шестеренки со скрипом обрабатывают поступающую информацию. Существо грязное, испачканное травой вперемешку с землей, в рваной накидке, болтающейся измятой тряпкой на худых, вполне человеческих плечах. Страшный. Огромный! Точно больше двух метров. И хвост — метров пять. Это что… скорпион? Арсений точно кричит, тревожа вязкую тишину. — Пожалуйста, не светите фонарем в лес. Ярко очень, — шелестит вежливо это существо — Арсений вмиг подбирается и с ужасом на него пялится, не мигая. Оно еще и разумное! Вот и все, его точно сейчас убьют и съедят. Да ему же даже двигаться для этого не нужно — просто дернуть мощным хвостом, вонзить жало в тело, выплеснуть яд и готово. Жертва повержена. А останки Арсения, если они будут, никто не найдет, потому что он не говорил о своем местоположении даже Серёже, не написал ни строчки, когда была хоть какая-то связь в этой опасной глуши. Не успел. Слишком много он не успел сделать в жизни. Мама сильно расстроится. Погрузившись в прощальные мысли, Арсений не замечает, как ужасное существо спокойно уползает по дорожке обратно в бор. Не оборачиваясь. Приходит Арсений в себя, только когда видит кромешную темноту, разрезаемую мощным светлым лучом. Он моргает, скидывая наваждение, и тут же захлопывает дверь, проворачивая изнутри ключ и оставляя его в замочной скважине, вырубает вообще весь свет в доме и несется в комнату на кровать. Накрывается с головой одеялом, как будто оно его спасет. Два предыдущих дня такой алгоритм спасал его от неминуемой гибели. Лежа в одеяльном коконе, Арсений не понимает, бьется ли его сердце или он уже умер там, на пороге, а его измотанная страхом душа сейчас просто доживает свое время на земле, горестно прощаясь с этим бренным миром. Совсем скоро он предстанет перед небесным судом для распределения. А ведь он так мало пожил… Какое-то время постоянно прислушиваясь ко всем звукам снаружи, Арсений лежит с открытыми глазами и явно отсутствующим взглядом, направленным в никуда. Медленно моргает, когда начинает неприятно щипать слизистую, но вскоре засыпает. Просыпается Арсений по ощущению почти сразу, потому что ему снится, как огромные черные лапы, миллионы этих острых лап, лезущих отовсюду, хватают его слабое тело и утаскивают в зловещую чащу ночного леса. Арсений кричит, срывая связки, хрипит беспомощно, сопротивляется как может, пытается выбраться, убежать из оставшихся сил, но ему уже не вырваться из стальной хватки. Ему уже не спастись. Он садится резко на постели и осматривает темную комнату. На улице по-прежнему ночь, тихо, даже ветра сейчас нет. Сосны покорно молчат. По вискам стекает холодный пот, а сердце заполошно стучит в очередном испуге. Он все-таки не умер. Арсений поднимается на трясущихся ногах, с трудом выпутываясь из одеяла, и подходит к окну. Выглядывает несмело, смотрит прямо туда, куда ушло это жуткое существо. Вдруг в темноте леса сейчас сверкнут его белые глаза, вдруг оно следит за ним? Постоянно следит, каждую секунду. Арсений — его новая добыча, иначе быть не может. Да вообще такого быть не может. Что он видел? Пока свежи воспоминания, подкрепляемые самыми острыми эмоциями, и какие-то невероятные детали еще пульсируют яркими отдельными картинками в памяти, Арсений вспоминает, что он вообще-то может это все отразить на бумаге. Нарисовать то, что увидел. Только вот сейчас свет включать очень страшно. Никаким образом не хочется привлекать к домику внимание. Подсвечивая себе путь фонариком на телефоне, Арсений выходит на кухню, боясь даже наступить на скрипучую половицу, чтобы не издавать лишний шум, и достает свечу. Тут они в отдельном ящике лежат вместе со спичками. Возможно, это на случай отключения электричества. Там же за столом Арсений раскладывает все свои принадлежности для творчества, любовно вытаскивая из пенала каждый карандаш. Безмолвно наблюдает за мерным покачиванием пламени свечи, впадая в медитативный, успокаивающий встревоженное сознание транс. Перед тем, как начать рисовать, Арсений наливает себе воды в кружку и выпивает залпом — он и не почувствовал, как в горле пересохло. Открыв новую страничку скетчбука, легко погладив ее подушечками пальцев, Арсений приступает к рисованию, погружаясь в это дело в головой. В туалет на углу участка он теперь ни за что не выйдет, поэтому с сомнением косится на ведро в углу. Штрихи летят сами собой: голова с мужским лицом и белыми, как бездна, глазами; длинные усики; туловище, худое, с выступающими ребрами; заломанные руки с длинными когтями, способными мгновенно разодрать плоть. Человеческий торс, перетекающий в тело скорпиона. Огромные жуткие клешни, которые точно могут перекусить горло, несколько пар лап и гигантский толстый хвост с крючковидным жалом. Отростки по всему хитиновому панцирю выглядят как самые опасные в мире шипы. Арсений пытается изобразить увиденное подробно, как может и как помнит. Пусть сейчас вокруг спасительная тишина, но ему все равно еще страшно. Произошедшее не отпустило полностью. Это же как в хорроре — только он вообще не актер. На полях Арсений делает еще несколько заметок об этом существе. Закончив, так ни разу даже не разогнувшись, он смотрит на получившийся рисунок, перечитывает записанные неверной рукой слова и не понимает, правда ли он это видел или замученный мозг и одурманивший его стресс сделали свое дело. Арсений очень надеется, что больше они со скорпионом не встретятся, что это существо добилось, чего хотело несколько дней и все. Уползло в свою кромешную темноту, в самую чащу, и больше не заинтересуется заброшенной деревней и единственным человеком в ней. В свою очередь Арсений не будет врубать так ярко фонарь. Надо бы его посмотреть днем, понять, из-за чего он постоянно возвращается в одно конкретное положение и, может, как-то что-то подкрутить. А если там несколько лампочек внутри, то просто вынуть одну, чтобы не так мощно было. На крайний случай, Арсений просто не будет его больше включать. Закончив со всем и зафиксировав в голове план действий на утро, Арсений смотрит сохнущими глазами на слишком яркий экран телефона. Четыре утра. В надежде все же уснуть Арсений отправляется в кровать. Это первый раз, когда он спокойно ложится, а вокруг все умиротворяюще тихо. Сердце стучит спокойно. От реальности он отключается почти мгновенно.

Услышав мой голос снова,

И снова, и снова, и снова,

Я буду делать для тебя, бестолкового, это —

И снова, и снова...

4 июля 2024 года

Первое утро, когда после пробуждения нормально дышится. Ничего не сдавливает легкие, не царапает горло, не забирает силы. Глаза нормально реагируют на свет, а слух ласкает лишь шум ветра, бережно задевающий листву на деревьях около дома. Арсению ничего не снилось, и это к лучшему. Почему вдруг наступила такая блаженная расслабленность — непонятно. Видимо, это какие-то приколы нервной системы: Арсений сам себя настроил, что самое страшное уже случилось — встреча с непонятным существом, которое просто хотело, чтобы не светил фонарь. Остаточный стресс Арсений уже выплеснул на бумаге, запечатав его под черными линиями. Сегодня все должно быть по-другому. Умывшись и позавтракав, Арсений выходит из дома, все равно где-то на периферии сознания вспоминая свои предыдущие волнительные утра здесь. Нельзя до конца быть уверенным, что его никто не поджидает у лавочки или колодца, но Арсений все равно идет, веря в лучшее и спокойное. У него за эти три дня уже появились темные круги под глазами, а лицо как-то болезненно осунулось. И зачем ему такие приключения? Он приехал в эту глушь отдыхать и наслаждаться природой, а не трястись тонюсеньким листочком от пробивающего до костей страха. Ситуацию надо срочно исправлять, а для этого нужно одно — разобраться с фонарем. Покопавшись в сарае, Арсений находит ржавую плоскую отвертку. Хотелось бы крестовую, но, как говорится, чем богаты; могло же не быть вообще ничего, в том числе и сарая. Вооружившись инструментом, Арсений решительно поднимается на террасу. Покрутив шарнир, на котором, собственно, держится черный плафон, Арсений понимает, что тот просто загрязнился, поэтому постоянно возвращался в единственное доступное ему положение. Все оказалось до смешного просто. Достав из кухонного ящика вэдэшку — универсальное же средство современности, — Арсений довольно топает заливать шарниры фонаря, чтобы все успешно почистить и смазать. Подцепив корпус все той же отверткой, Арсений снимает крышку и обнаруживает четыре маленькие светодиодные лампочки. Вытащив аккуратно две, Арсений убирает их в шкаф на кухне. С плеч падает камень, давящая тяжесть которого начала ощущаться лишь когда она исчезла. Почувствовав легкость во всем теле, Арсений вдруг вспоминает про свое шило в одном месте, которое предыдущие дни скромно отсиживалось в стороне, подавленное страхом. Как же он не изучил всю территорию деревни? Не осмотрел каждое строение, дерево и куст? Не зарисовал что-то интересное или необычное? Это же вообще первое, что нужно было сделать на утро после заселения! На экскурсию можно выдвигаться прямо сейчас, к тому же сегодня довольно облачно, поэтому дышится и живется чуть легче, чем во вчерашний удушливый зной. Погода тоже над ним сжалилась. Натянув на нос козырек кепки, Арсений отправляется посмотреть на те два дома, что виднеются в ста метрах. Никого и ничего другого просто нет, но это и не удивительно. Полуразрушенные временем и погодой дома стоят полностью заброшенными, окна и двери заколочены досками. Явно уже никто много лет здесь не обитает, даже летом. Единственное жилое помещение, поддерживаемое в довольно приличном состоянии, — домик, где живет Арсений. Должно быть, Журавль за ним присматривает, раз его периодически кто-то снимает. Все еще загадка, как там функционирует электричество. Отойдя чуть дальше от заброшенных домов, двигаясь по заросшей дороге, которая, видимо, раньше была центральной, Арсений натыкается на жухлый участок — на нем когда-то тоже был дом, но он, очевидно, сгорел. Находка немного жутковатая и неприятная, Арсений раньше не видел пепелище. Даже в нос ударяет остаточный запах гари. Неужели до сих пор не выветрилось? Или этот дом сгорел недавно? Хорошо, что это место далеко от его временного жилья — Арсений решает не забивать себе голову и не думать, что здесь произошло. Он идет по тракту дальше, все сильнее отдаляясь от бора и своего дома. В итоге Арсений оказывается в противоположном углу заброшенной деревни и всматривается в лес. Неожиданно он замечает какие-то палочки, много-много палочек на пригорке. Приблизившись, он вмиг застывает, ощущая, как по телу проходит дрожь, а позвоночник простреливает холодом. Перед Арсением открывается вид на местное кладбище. Он в панике просматривает всю территорию, боясь увидеть свежее захоронение, а, может, и несколько. А вдруг вчерашнее жуткое существо — это какое-нибудь древнее божество или вроде того, а из большой деревни к нему отправляют ритуальных жертв, чтобы был дождь и урожай? Вообще-то, очень похоже. Арсений тяжело сглатывает, смотрит внимательно, но никаких свежих кучек, возвышающихся над землей, не видит, как и не отмечает провалившихся кусков грунта, а все кресты уже почти сгнившие, покосившиеся, где-то железные, тонкие, с уже облупившейся голубой краской. Надгробных плит тут нет и в помине. Арсений решает больше в эту сторону не ходить, разве что у него будет мрачное настроение, и он решит заскетчить какие-то детали отсюда. Пока Арсений стоит и с интересом и ужасом оглядывает древние могилы, спиной чувствуется — кто-то на него пристально смотрит, прожигая насквозь, вызывая колючие мурашки. Вздрогнув, Арсений резко оборачивается, ожидая увидеть вообще все, что угодно. Никого и ничего. Пейзаж по-прежнему спокойный и умиротворенный. Если не смотреть на сгоревший дом — он почему-то вызывает тошноту и желание убежать как можно дальше. Когда Арсений возвращается с довольно информативной вылазки домой, то вспоминает о своем ночном порыве к рисованию. Он непрерывно хлопая ресницами смотрит на получившийся словно в бреду рисунок, неверяще глядит на свои короткие записи на полях, которые разбирать получается с трудом, потому что почерк как у контуженной курицы. Сморгнуть не получается — чернила въелись в бумагу намертво. «Разумный» «Не любит яркий искусственный свет» «Знает человеческую речь, в т.ч. русский язык» «Вежливо попросил не светить фонарем в лес» «Не предпринял попыток напасть» Неужели эта встреча реально была? Не мог же мозг создать такую подробную галлюцинацию и придумать какие-то довольно жизненные факты! Если только в воде из колодца нет каких-то примесей… Когда начинает темнеть, молчавшее весь день спокойное сердце само заходится в оглушающем страхе, что сегодня существо снова придет и будет все то же самое. Или хуже. В голове уже ясно представляются лязгающие звуки, бесконечное шуршание, шум, огромные когти, раздирающие кровлю и проламывающие доски, чтобы добраться до теплого тела своей жертвы. А вдруг оно будет не таким лояльным как вчера? Вдруг это был лишь отвлекающий маневр? А сегодня вечером его точно поймают, уволокут в черную неприветливую чащу и сожрут заживо, наслаждаясь его предсмертными хриплыми криками?.. На висках выступает холодный пот. Арсений нигде не включает свет, даже на кухне, пользуясь снова свечой. Он не смеет привлекать лишнее внимание. Когда он ложится спать, то какое-то время прислушивается ко всем звукам снаружи, но кроме мерного стрекота сверчков ничего не слышит. В эту ночь к нему никто не приходит.

5 июля 2024 года

Во время приготовления завтрака Арсений с удивлением обнаруживает, что мягкая упаковка растворимого кофе закончилась. Это он на нервах его перепил за эти дни — и эффект, не разбавленный даже порционными сливками, был в виде бессонницы, наложившейся на весь остальной стресс. Это совершенно не дело: Арсений без кофе свихнется и загнется, это чуть ли не единственное, что ему помогает удержать сознание на плаву. Заодно это хороший повод дойти до большой деревни и посетить местный магазинчик. Выдвинувшись в не самый близкий путь, снова с походным рюкзаком, чтобы ничего не тащить в руках, Арсений идет по узенькой тропинке и думает о том, что ему бы бежать из этого странного, пугающего ночью до усрачки места. От этого сердце начинает быстрее заходиться в причудливом ритме. Еще в первый день нужно было уехать, когда Арсений проснулся живым, но до смерти напуганным. Зачем же он продолжает играть с судьбой и этим существом? Все указывает пока что на то, что оставаться в заброшенной деревне попросту опасно; здравый смысл, наконец-то очнувшись от обморока, вопит, что надо сваливать. Бежать, идти быстрым шагом, ползти, не оглядываясь. И больше никогда не вспоминать. Но… но. Арсению всегда говорили, что если он сойдет с ума, то никто поначалу и не заметит — в нем активно бурлит что-то иррациональное, неестественно больное, требующее разобраться в этом всем. Он не хочет никуда уезжать, ему любопытно узнать, что будет дальше, ведь существо в тот раз не напало, а вежливо попросило не светить в лес. Оно разговаривает! Оно разумное! Придет ли оно снова? А если у них будет новая встреча, то как она пройдет? Они смогут поговорить? Это, скорее всего, полностью неадекватное поведение человека с напрочь отсутствующим инстинктом самосохранения, но у Арсения с этим и так проблемы: еще позавчера он чуть не словил паническую атаку из-за критического уровня стресса, а сейчас размышляет, о чем он бы смог поговорить с этим жутким существом. Где гарантии того, что оно будет в следующий раз вежливо и не тронет его? И будет ли вообще следующий раз? Добравшись до жилой деревни, первым делом Арсений отправляется затариться в магазинчик. Он предварительно составил список продуктов, чтобы ничего не забыть. Теперь он четко уверен в том, что сбегать никуда не будет — у него заслуженный отпуск, в конце-то концов, и он выжмет из него максимум. И никакие человеки-скорпионы, нарушающие его покой ужасающими звуками, не станут помехой. Все-таки Арсений — отбитый на голову, раз несмотря на сковывающий тело страх и липкие мысли о скорой кончине упорно продолжает делать вид, что все в порядке. Арсений проходит мимо участка Дмитрия, сдавшего ему тот дом. Он не знает — просто поздороваться или поговорить, спросить, что это за чертовщина такая происходит? Журавль обнаруживается рядом с калиткой и первым его замечает, приветствуя на всю улицу. — Ну что, какие дела? Нравится уединение? — смотрит по-доброму со светлой улыбкой, как будто действительно просто так интересуется, без подводных камней и двойных смыслов. — Да я как-то еще не совсем понял, — смято отвечает Арсений, оглядываясь по сторонам и не зная, как правильно начать разговор. Не будет же он рассказывать, в самом деле, что он видел и испытывал предыдущие дни. — А выглядишь усталым. Неужели на свежем воздухе спится плохо? Быть может, он все-таки что-то знает? — Не привык. Знаешь, вечером звуки всякие… пугающие, — зачем Арсений об этом говорит и что хочет услышать в ответ? Не скажет же ему Журавль: «Да, понимаю, ходит тут один человек-скорпион, но ты его не бойся, это наш Валера — он добрый и не кусается.» А это, кстати, мысль. Может, то существо — это дух леса, а Арсений этот самый лес тревожит вечерами? Об этом он не подумал… хотя звучит бредово. Ну какой дух? — Это ты после города своего. Там же шум бесконечный. А тут тишина, благодать, раздолье. Журавль разводит мощные ручищи в стороны и закидывает голову назад, прикрыв глаза и подставив лицо солнцу. Улыбается довольно чему-то своему. Вот видно же, что человек искренне любит природу и свою деревню. Свою жизнь. Наверное, надо было оставаться на месяц здесь, вставать с первыми петухами, рисовать курей с коровками. Арсений бы обязательно попробовал парное молоко, свежие яйца и местный самогон. Но нет — он выбрал быть (счастливым) напуганным в одиночестве. — Возможно, ты прав. — Ухо попривыкнет и будешь спать как младенец, гарантирую, — Дима излучает такую мощную положительную волну, что хочется просто поверить в самый благополучный исход. Арсений уже его и не поправляет, что на самом деле младенцы спят крайне чутко и реагируют на малейшим шум. По этой логике, как младенец спит Арсений уже сейчас — а хотелось бы высыпаться по-настоящему, он же за этим сюда и приехал. Ну и за обретением душевного спокойствия, разумеется — вот с этим пока что колоссальные проблемы. Прямо провал по этому пункту. — Слушай, Журавль. А обычно кто в этом доме живет? Ну, где я сейчас, — в голове всплывают вчерашние заброшенные дома и тот сгоревший. Арсению хочется услышать хотя бы пару слов о тех, кто же осмеливается, как он, оказаться в полном уединении. — С весны по осень сдаю его желающим. — И что, много таких? — Достаточно, — Дима начинает слегка подозрительно косить глаза. — Угу. И долго они обычно там живут? — Дак полный срок, на сколько приезжают, столько и живут. Да по-разному бывает. Вроде ответил, но как будто недостаточно. Странно. Но если много кто живет в том доме, наверное, кто-то тоже видел это существо. Может быть, они быстро съезжали, не называя причин — или называя. Журавль вряд ли будет об этом говорить, чтобы не пугать — о таких вещах принято молчать, тем более, если ты оказываешь услугу, за которую получаешь деньги, пусть и не баснословные. А с другой стороны, Арсений же заплатил за проживание полную сумму сразу. Если он сбежит, будет уже не до возврата средств — вот тебе и прибыльный бизнес! Когда Арсений топает по лесу обратно, таща довольно тяжелый рюкзак с продуктами, ему кажется, что в кустах постоянно кто-то прячется, идет за ним, сопровождая. Вокруг жужжат какие-то звуки, неестественные для леса, будто за его движением пристально наблюдают со всех сторон сразу. Что-то хрустит, шелестит, трясется, что-то взлетает, громко и резко хлопая крыльями, что-то шуршит в траве. Странное чувство разрастается в груди по мере приближения к заброшенной деревне. Правильный ли выбор он сделал? Вечером снова накатывает страх. Возможно, он иррациональный, но мозг уже запомнил все, что было, и ожидает следующего раунда, группируясь в защите. Почему Арсений сегодня не уехал? У него же была возможность, станция рядом — он буквально проходил мимо! Может, надо было прождать полдня электричку, просидеть под какой-нибудь березой, изнывая от жары, а не возвращаться? Это все такая ерунда по сравнению с тем, что он может остаться тут навсегда. Воспоминанием. Историей. Кучкой костей. Но к нему снова никто не приходит, как и следующие два дня.

8 июля 2024 года

Удивительным образом погода, предсказанная прогнозом, соответствует всем ожиданиям, даже слегка чересчур. Печет так, что хочется снять с себя кожу и плоть, оголиться до самых костей, потому что невозможно. Термометр около входной двери показывает рекордные +45° на солнце. Арсений расплавленной массой валяется в теневой комнате — там вроде и дышится, но с трудом. Главное — переждать пиковые часы и не превратиться в лужу, а то и в самую настоящую кучку пепла, потому что недолго воспламениться. Сюда бы вентилятор какой, электричество же есть — а сил пойти поискать что-нибудь подобное в кладовке нет. После пяти, чтобы не жарило это адское солнце, Арсений планирует пойти на местную речку. Он ее видел на картах, когда по пути из магазина поймал сеть и загрузил Яндекс — скриншот экрана на всякий случай сделал, да и Журавль про нее упоминал в своем кратком экскурсе в первый день. Река, по заверениям, спокойная, не очень широкая, комфортная для кратковременного заплыва. Искупаться будет только в радость. Тут вроде и не так далеко, зайти только нужно через тот самый бор и двигаться налево — там должна быть одна основная тропинка. Местные на речку когда-то так и ходили — и ничего, никто не умер. Внезапная мысль пробивает голову длинной стрелой. Если отправиться прямиком в бор, то можно же ненавязчиво поискать ту хтонь, хотя бы глазами — она же приходила именно оттуда всегда. Может, она и сама будет поджидать свою жертву, спрятавшись за раскидистым кустом или сидя на высоком дереве; какие там у скорпионов способности и предпочтения. О новой встрече с существом Арсений думает, потому что ему и страшно, и страшно интересно. Ещё он точно сумасшедший — и очень любит нестандартные приключения на свою задницу. Он ведь не единожды переспал со странной мыслью, посмотрел миллион раз на рисунок, сделанный своей рукой. Перечитал заметки. И к страху присоединилось любопытство, потихоньку его вымещая. Медленно, но верно, Арсений уж себя знает. Неужели он видел именно такого человека, как изобразил на бумаге по памяти? Или это и не человек вовсе, пусть даже наполовину. Как давно он тут обитает? И всегда ли он был таким? Откуда появился? И куда делся вполне обоснованный страх за свою жизнь? Может быть, он начал уменьшаться, когда это нечто вежливо попросило выключить свет, не напало и просто спокойно уползло, запустив своим поведением новый необъяснимый процесс? Тело на автомате все еще реагирует на резкие звуки — Арсений вздрагивает и ежится, как от холода. Не отказавшись от своей идеи, потому что в такую жаркую погоду хочется полностью залезть в холодильник, а лучше сразу в морозилку, Арсений выходит в путь. Вещи никакие с собой не берет, потому что ничего ему не нужно — разве что телефон, чтобы сделать несколько интересных снимков, с которых потом, если будет настроение, порисовать. Река обнаруживается довольно быстро, так как единственная тропинка ведет именно к спокойной воде и далее вдоль нее. Неподалеку от выхода из бора Арсений и располагается — снимает с себя все вещи, складывая их аккуратной кучкой рядом со шлепками, и голым несется купаться. Это — нудистский пляж, его личный. Вода оказывается нереально теплой, приятной, ласкающей горящую кожу. И вроде не очень глубоко, но на середину Арсений все равно не стремится добраться, чтобы проверить. Распробовав воду, вылезать на сушу совершенно не хочется. Арсений плавать умеет, поэтому лениво курсирует вдоль берега туда-обратно, чувствуя, как расслабляются мышцы, очищается сознание; происходит своеобразный ритуал отдыха и медитации. Арсений и сам расслабляется, отпуская клубок кишащих мыслей куда-то в глубь самого леса, чтобы он разматывался как-нибудь сам, а его не тревожил. Вдоволь наплескавшись и дав себе обещание вернуться сюда еще не один раз, Арсений вылезает к своим вещам. Чтобы обсохнуть, он плюхается на участок с высокой травой прямо голой попой. Валяется удовлетворенно, прикрыв глаза, да так увлекается в своем отдыхе, что не замечает, как стремительно начинает темнеть. Обнаружив вокруг себя облако сумерек, Арсений начинает быстренько накидывать на себя вещи. Пока он натягивает трусы, ему кажется, что со спины его снова прожигает любопытный, очень пристальный взгляд — ягодицы так и горят. Чувство, что за ним все же наблюдают, слабо трепыхалось в груди еще с момента выхода из дома. Но кому он тут нужен? Оглянувшись по сторонам и ожидаемо ничего подозрительного не заметив, кроме бесконечных широких стволов сосен, растущих в своем уникальном порядке, Арсений отправляется обратно домой. Потеряться он не боится, потому что тропинка тут одна — и как раз ведет к его дому. Как бы то ни было, с каждым шагом становится все страшнее. Сумерки стремительно обволакивают бор, погружая его в вязкую темноту, солнце уже будто давно село, не показывая ни единого кусочка света. Ветки деревьев больше напоминают сухие корявые руки, готовые вот-вот цепко ухватиться за тело, сжав до костей, и утащить в непроглядную чащу. За одежду они действительно цепляются, теребя края шорт и майки. На пути из притоптанной земли вырастают жирные корни — Арсений о них спотыкается. Он ускоряет шаг, подгоняемый усилившимся сердцебиением. Вокруг поднимаются шум и треск, гулко воют ветра, ухают совы. Звуки обступают со всех сторон, заключая в сферу. Резко наступает гробовая тишина. Арсений, внимательно смотрящий под ноги, чтобы не споткнуться и не улететь на землю, останавливается. Потому что глаза натыкаются на огромные черные лапки и брюхо. Он вскидывает стремительно голову, встречаясь взглядом с Ним. С тем, кого хотел увидеть еще раз, чтобы убедиться в реальности его существования, и одновременно боялся. Он не знает, что это за существо и чего можно от него ожидать. Дружелюбное ли оно, как показалось на первый взгляд? Да какое — оно же несколько дней подряд только пугало, доводя до ручки, забирая сон и нервные клетки, поджидая каждый вечер за углом. Наконец-то загрузившись и осознав, кого он встретил, Арсений запоздало вскрикивает и отпрыгивает в сторону, больно врезаясь лопатками в мощный сосновый ствол. Вжимается в него, как можно сильнее, ища там опору и защиту. Действует больше на инстинктах, которые вопят об опасности. Перед ним стоит огромное нечто с гигантским ядовитым хвостом, жало которого маячит где-то наверху. Черные (почему они в этот раз такие?!), как ночь, глаза внимательно смотрят прямо в душу, прощупывая каждую струну когтистыми пальцами. — Вот и что ты забыл в такое время в лесу? — существо смотрит хмуро, сложив худые руки на груди. Туловище прикрыто, как и в тот раз, накидкой, только сейчас оно выглядит намного опрятнее: не испачкано в грязи, волосы то ли расчесаны, то ли уложены… Стоп. Его что, ругают? И еще не едят? — На речку ходил, — Арсений звучит так, будто ему сдавило все внутренности. А ведь планировалось ответить уверенно… Правда, и так все понятно в их распределении ролей — хищник тут один. Скорпион внимательно оглядывает его с ног до головы, явно задерживаясь глазами на открытых участках тела. Все. Он точно хочет его сожрать. Наверное, прикидывает, как долго славная тушка Арсения будет перевариваться — или на сколько приемов пищи его хватит, если растягивать удовольствие. Существу даже инструмент для разделки не понадобится — всего порубит острыми клешнями. — Ночью тут небезопасно. — Из-за тебя? — вырывается хрипло быстрее, чем Арсений успевает подумать. Для него это очевидно, потому что это существо — единственное, что встречалось в этом лесу и чего действительно бы стоило опасаться. А он еще и мысль о новой встрече допускал, дурак. Вот и зачем она ему нужна была?! Чтобы сейчас стоять белее мела, отдав всю кровь холодной земле, и пытаться врасти в дерево? — Нет. Ты можешь потеряться, — говорит Скорпион серьезно, наконец-то смотря прямо в глаза. От его изучающего, почти что сканирующего до костей взгляда было очень не по себе, но надо отдать должное: он соблюдает дистанцию — еще ни на миллиметр не сдвинулся, даже хвост завис в одном положении, жалом в его сторону. Только усики подрагивают. А какую, интересно, они функцию выполняют? Не смотреть на них не получается. — Тут одна дорожка, куда тут теряться? — Арсений не сдается, но голос его предает снова, пропадая на слогах. — Ошибаешься. В то, что не так все просто в этом лесу, Арсений готов поверить. Потому что он точно запомнил дорогу до реки — она была прямой, ровной, утоптанной, без внезапных корней и кустов у самой кромки. Откуда это все сейчас появилось? Неужели он свернул куда-то не туда? — То фонарь он врубает ярко, то гуляет поздним вечером, — продолжает бубнить Скорпион, уже оглядываясь по сторонам. — Да с фонарем-то что не так? — это становится каким-то внутренним приколом уже. — Небезопасно. Понятно. Сочетание ночи и леса небезопасно. Возможно, Скорпион что-то скрывает — видно, что не хочет рассказывать больше. Но и Арсений не хочет ничего выпытывать и знать подробности. Его пока что радует факт, что он все еще жив и на его жизнь в общем-то пока никто не покушается. Хочется уже пойти домой. В относительную безопасность. — Я, кстати, был не против тебя увидеть. Не то чтобы искал прям, но… — говорит Арсений в противовес своей искренней реакции на их встречу несколько минут назад. Так ему Скорпион и поверил, ага. Все-таки Арсений наглухо отбитый. Вот зачем он это сказал? Оставил бы при себе, переварил и забыл. Реакция существа на внезапное признание — удивительная и неожиданная. Арсений видит, как тот смущается и отводит взгляд. Только что был серьезной огромной глыбой, отчитывающей за неразумные решения, но в секунду преобразовался, став мягче — ну или Арсению это все уже кажется. Нервничать же он не прекращал. — Я тебя провожу домой, — в итоге говорит Скорпион и начинает медленно ползти вдоль дороги в том направлении, где предположительно и есть заброшенная деревня. — И у тебя веточка в волосах застряла, — Арсений идет не спеша следом, на расстоянии, на всякий случай — зато успевает рассмотреть существо со спины. Сбоку видно, как он смущается еще больше и тихонько вибрирует усиками. Запускает длинные когтистые пальцы в копну волос, вытаскивая ветку. Больше ничего не говорит и не спрашивает, а просто уверенно ведет, виляя по тропинке то влево, то вправо. Арсений явно переоценил свои возможности — он бы в такой резко опустившейся на бор темноте не нашел обратную дорогу. Ему бы и фонарик на телефоне вряд ли помог. Но сейчас идти как-то спокойнее, когда следуешь за тем, кто ориентируется в лесу как у себя дома. По сути же, так оно и есть. — Возьми, надень, — Арсений резко тормозит, чуть не врезаясь грудью в протянутую руку с накидкой. — Мне не холодно. — У тебя зубы стучат. Прислушавшись к своему телу, Арсений с удивлением понимает, что да — он дрожит, а зубы его мелко стучат. Но как такое возможно? Он в доме вечерами никогда не ощущал такого, ему всегда было тепло, довольно комфортно. Он был одет в футболку или майку. А может, просто не замечал перемены температуры на улице и своего тела из-за фокуса на других более волнующих его вещах. — С-с-спасибо, — благодарит Арсений, накидывая на плечи ткань. Тяжелую, плотную, как будто моментально согревающую. Пахнущую лесом: смолой и хвоей — еще чем-то едва уловимым и совершенно не узнаваемым. Не удивление никаких отталкивающих чувств Арсений к предложенной одежде не испытывает. Через минут десять спокойной ходьбы и молчания — все это время он пристально рассматривал Скорпиона со спины, запоминал все детальки, которые можно было рассмотреть при почти что нулевом освещении, — они выходят из бора, и Арсений наконец-то видит свой домик. Он чувствует странное облегчение. Наверное, на мгновение ему показалось, что они никогда из леса не вырвутся, что бор их не отпустит, затянет в чащу, как во сне бесконечные лапы затягивали его тело в свой жуткий плен. Сейчас становится видно довольно яркую луну, скрывавшуюся до этого за плотной кроной деревьев. Скорпион провожает его ровно до террасы и останавливается недалеко от ступенек, рассматривая украдкой дом, и снова чего-то смущается. Интересный персонаж. Арсений снимает накидку и передает ее обратно, поблагодарив. Бросает изучающий взгляд, чтобы при лунном свете получше рассмотреть блики на хитине. — А у тебя есть имя? Он не уверен, стоило ли задавать такой вопрос и нужна ли ему вообще эта информация. — Есть. Антон, — Скорпион несмело улыбается — но руку не протягивает. Наоборот, как-то понуро отползает подальше. — Арсений. — Очень приятно, Арсений. Спокойной ночи. Антон, не дожидаясь ответа, разворачивается и почти бесшумно, но довольно быстро уползает обратно в лес. Исчезает в мощных величественных стволах, возвращаясь в кромешную темноту и мрак. Вокруг по-прежнему тихо, будто все звуки выключили. Арсений срывается с места и бежит рисовать и писать, не ощущая ни толики усталости. То, что он нарисует увиденное, он решил, стоя у спасительной сосны — потому что настолько все нереально, что проще поверить изображению, чем воспоминаниям. Такое нельзя не зафиксировать, это будет преступлением. К тому же о Скорпионе он теперь знает чуточку больше. Огонек интереса разгорается сильнее. Черные линии активно ложатся на бумагу — одна за другой они выстраивают силуэт, а затем проявляют детали. Интересные усики, многочисленные шипы по телу, переливающийся в свете луны хитин. Выпирающие ребра и худые плечи, более не скрытые плотной тканью. Мощное подвижное туловище, длинный хвост и крючковидное жало, готовое вонзиться в сердце. На полях снова появляются заметки. «Его зовут Антон» «Немногословен» «Возможно, наблюдал за мной на речке. Но зачем?» «Помог выйти из леса» «В этом лесу можно заблудиться» «Антон вблизи огромный, а глаза у него угольные» «Доступны человеческие эмоции, он злится, смущается, улыбается» Внутри Арсения бушует смесь противоречивых чувств. Его несколько тревожит то, что он не должен ощущать такое спокойствие рядом с этим пугающим существом.

Ведь я в унисон с тобою дышу.

Я за спиной твоей — шорох и шум.

Тенью густой за тобою брожу.

Крылом перепончатым навею жуть.

9 июля 2024 года

Утром Арсений совершенно не представляет, чего ему стоит ожидать от нового дня. Он прокручивает по сотому кругу воспоминания о речке и возвращении с ней. Больше всего его пугает неизвестность — что бы с ним случилось, не встреть он Антона? До сих пор бы бродил между деревьев, пытаясь найти выход? Арсений не ориентируется в лесу, он даже не помнит, с какой стороны должен расти мох, чтобы определить, где север, а где юг. Да и вряд ли бы ему это понимание помогло — он совершенно точно не знает, в какой стороне расположен его деревенский домик. Получается, Антон его спас от неминуемого… чего-то; все еще непонятно, что такого страшного водится в этом лесу. И сам бор, странный, теперь кажется Арсению зловещим. Он во всех мрачных красках представляет, как вечером, когда солнце почти сядет, оставив полосы яркого зарева, а на территорию заброшенной деревни опустится густой туман, который обязательно снизит видимость до нуля, из чащи на него посмотрят два черных блестящих глаза, гипнотизируя и зазывая к себе. На верную смерть. Мрачные мысли продолжают вить свою липкую паутину в его голове. Зачем-то навернув несколько бесцельных кругов вокруг дома, заглянув в колодец и не увидев дна, проверив кусты поломанной малины, Арсений возвращается в дом. Чего он искал? Следов никаких быть не может, с источником беспокойства он вчера шел рядом, а ночью спал наконец-то без тревожных снов. Только вот — что дальше? Так и проведя день в непонятных душевных и физических метаниях, Арсений к вечеру выходит на террасу, захватив заваренный чай в алюминиевой кружке и набор для творчества. Это занятие точно пригладит разбушевавшиеся нервы, Арсений отвлечется, перестроится на более приятную волну. Впервые после вынужденной починки он включает фонарь — неяркий, к счастью, луч направлен на участок перед домом, мягко подсвечивая бор. То, что нужно. И вроде должно быть наконец-то безопасно. Арсений не признается себе, даже в глубине души, даже через много лет, что ждал. Ждал, что Антон сегодня придет. Его движения не сопровождает какофония устрашающих звуков, залезающих под кожу и разъедая ее кислотой. Он приползает из леса бесшумно, появляется словно из ниоткуда, вырастая огромной пугающей тенью, и нерешительно останавливается напротив ступенек. Арсений, до этого мирно сидящий на лавочке, вздрагивает от неожиданности и выругивается, но уже не кричит, как до этого. Смотрит на Антона удивленно, с опаской, и откладывает скетчбук с почти завершенным пейзажем. — Привет? — подает первым голос Антон и теребит свои длинные пальцы на руках. Нервничает? — Привет, — голос Арсения снова подводит. Ему не так страшно, но что-то все равно сдавливает глотку. — Ты снова пришел ругаться на фонарь? — Нет. Он не так ярко светит, — Антон демонстративно просматривает ореол света, останавливаясь взглядом на входе в бор и кивая чему-то своему. — Я… просто пришел. В отражении черных глаз неожиданно красиво бликует свет от фонаря. Внутри у Арсения что-то переворачивается несколько раз, делая тройное сальто и двойной аксель одновременно. Он пока не может объяснить, что с ним происходит в присутствии этого существа, но то, что у него сжимает и выворачивает все органы, наматывает на разгоряченные катушки нервы, заставляя при этом потрепанное сердце работать в ускоренном режиме сверхурочно — факт. — Мимо проходил и подумал заглянуть? — Угу. Ты не против? Очень сложно поверить, что буквально несколько дней назад Антон вел себя на участке по-хозяйски, вытворяя все, что вздумается, заставляя быть на волосок от смерти, прощаться с душой и этим миром, ловить пересохшими губами последние глотки кислорода. — Нет, — вопреки всему отвечает Арсений. Он не знает, чего можно ожидать от Антона, но что-то в неловких движениях и прежней доброжелательности заставляет поверить и довериться. — Ты располагайся. Арсений машет неопределенно рукой, потому что, честно, не понимает, как с такими габаритами можно тут развернуться, ничего не задев и не сломав. А Антон явно не обладает даже минимальными зачатками грациозности, потому что вчера по пути домой он задел своим туловищем вообще все, наступил на кучу веточек, собрал лапами паутину, потоптал уже опавшие листики и запутался в нескольких раскидистых кустах; хорошо, что кроны сосен находятся очень высоко, а то Антон и их задел бы своим монументальным хвостищем. Вмиг засияв и что-то прошелестев, Антон осматривает террасу и несмело ступает вверх, сразу через лестницу. Как-то неловко трясет телом, перебирая лапками, отходит в противоположную от Арсения сторону и укладывается на брюшко. Хвост жестким хитином скрепит по дереву, создавая пугающий скрежет. И хвост действительно гигантский, в чем Арсений убедился еще вчера, но не разглядывать не получается. Антон усиленно сопит, крутит головой и в итоге свой хвост свешивает через поручень. Убирает подальше острое жало, на которое Арсений недобро косится, потому что несколько секунд оно маячило практически перед его лицом. Опасный момент, усугублять бы не хотелось. Ненадолго повисает напряженная тишина. — А ты знаешь, сколько ты примерно в длину? Им надо же о чем-то говорить, а у Арсения в голове куча вопросов, соревнующихся наперегонки. Антон, очевидно, не против пообщаться, поэтому надо аккуратно что-то разузнать. Спрашивать в лоб «Будешь ли ты меня есть?» или «Ты сейчас усыпишь мою бдительность, а затем заколешь жалом?» Арсений не решается. Но было бы славно, если бы его никто не собирался убивать. — Если от макушки до хвоста, то три метра примерно, — Антон сразу оживляется, улыбаясь. Будто только и ждал какого-то вопроса, а сам не решался начать диалог. Помнится, когда они встретились впервые, Арсению вообще показалось, что этот хвост — все пять метров. Да и глаза у Антона ему привиделись тогда белыми, без радужки и зрачка; правда, он тогда мало что соображал. Верно же говорят, что у страха глаза велики. — А если от макушки до лап? — Два метра точно есть. Получив важную информацию, Арсений спешит ее зафиксировать в скетчбуке на отдельном листе. Что он будет делать со всем этим дальше, он еще не придумал. Вернувшись взглядом к соснам и черным линиям, Арсений вспоминает, что не дописал очередной пейзаж. — А что ты делаешь? Рисуешь? — Антон напоминает о себе сам. — Да, меня это успокаивает. Арсений вскидывает голову, встречаясь с завороженным взглядом Антона. Ну или это все отблески фонарного света в широко раскрытых угольных глазах. Странно, что он цепляется именно за глаза, а не за длинные усики, инородно смотрящиеся на лице — симпатичном, между прочим. Сколько еще любопытных деталей можно рассмотреть, если не бояться? — Можно я понаблюдаю за тобой? — Можно. Так они и сидят, пока Арсений не заканчивает. Вокруг снова блаженная тишина с легким, ненавязчивым хором сверчков и шелестом листвы с яблони. В нос бьет запах черных чернил и хвои, остывший чай уже никак не пахнет. Антон сидит (или лежит?) все это время беззвучно, застыв изваянием, и действительно наблюдает. Сначала этот взгляд обжигает, немного пугает даже, и Арсений пытается унять внезапно появившийся тремор в пальцах, почти что выпустивших ручку; затем пристальный взгляд становится знакомым и в какой-то степени привычным. Арсению невозможно сильно нравится вид, открывающийся с террасы: удобно, что уходить целенаправленно никуда не нужно — просто выбрал нужный ракурс и твори. И больше они ни о чем не говорят, потому что Арсений увлекается своим занятием и сосредотачивается на бумаге. Под конец ему кажется, что они всегда так тут проводили вечера, а весь ужас, творившийся в первые дни на улице и в душе, — просто ошибка системы. Такое могло только присниться, но никак не происходить наяву. Когда Арсений заканчивает, проведя подушечками пальцев по краю листа и закрыв аккуратно скетчбук, они с Антоном одновременно открывают рты, столкнувшись глазами. Затем хихикают с совпадения и уступают право друг другу. В итоге неловко прощаются, потому что новых тем для разговора пока что не находится, а Антон точно заметил, как Арсений зевнул пару десятков раз за последние пять минут, ведь время давно перевалило за полночь. Их сегодняшняя встреча — странная, необъяснимая, вызывающая смешанные чувства и различные мысли, с которыми непременно следует переспать, чтобы они как-то разложились самостоятельно по нужным полочкам. Арсений внимательно наблюдает, как Антон уползает в черный лес, который перед ним будто расступается, приветливо пропуская в самую страшную глубину. Открыв снова скетчбук на странице с записями, Арсений фиксирует еще несколько фактов. «Антон очень неуклюжий из-за своих габаритов» «В длину три метра, в высоту два» «От его взгляда горит тело» «Он перестает пугать»

13 июля 2024 года

На следующий день Антон не приходит, хотя Арсений ждет. С самого утра просыпается с этой навязчивой мыслью, бьющейся раненой птицей в клетке, мыслью, которую пытается заглушить рутинными делами, настолько она громкая и неудержимая. Ему по-прежнему страшно, потому что все еще не укладывается в голове, что такое существо не просто реально и разумно, а является, считай, полноценный человеком со своим мироощущением и ярким характером. Наверное, такая непростая жизнь внесла коррективы в поведение, в понимание себя и своего тела. Какая-то часть Арсения твердит, что в следующий раз надо что-то еще интересное узнать у Антона, если он, конечно, заглянет в гости снова. Мало ли какие у него могут быть дела на неделе — если он вообще различает дни и ведет календарь. Идти в бор искать Антона Арсений побаивается — вдруг лес решит его больше не отпускать, и никто не успеет прийти на помощь. Гостя он дожидается только через день. Антон снова подползает бесшумной тенью вечером, с первыми сумерками, и вновь аккуратно уточняет, не будет ли Арсений против его компании. Поболтать удается подольше, но вот узнать какие-то детали — нет, потому что Антон и так довольно немногословен, а порой так вообще ускользает от ответа. Арсению очень интересно все: размеры, способности, нюансы, влияние членистоногого начала; он не успевает все это в голове формулировать нормально. Впору записывать все его вопросы на будущее, чтобы потом их озвучивать. Только вот Антон либо не доверяет, либо сам не знает. К тому же не хочется заваливать его вопросами, поэтому Арсений вовремя себя останавливает — успеется еще. Сам Антон его почти ни о чем не спрашивает, просто смотрит — и, кажется, ему этого достаточно, чтобы находиться не в одиночестве. Он выглядит так, что и молчать в обществе Арсения ему довольно комфортно. Или он тоже не хочет закидывать личными вопросами. Новые заметки не заставляют себя ждать, когда Арсений остается наедине. «Pandinus imperator» «Не всегда отвечает прямо» «Приходит в гости в сумерки» Это уже своеобразный ритуал перед сном — записать новые данные, а затем отключиться практически моментально, едва голова коснется подушки. Просыпается теперь Арсений отдохнувшим и свежим, появившиеся было темные круги под глазами исчезли, а цвет лица приобрел здоровый оттенок. Арсений даже отметил, что появились веснушки на носу и щеках — у него такое случается иногда из-за солнца. Как по расписанию, Антон снова наведывается через день. Они не договаривались о новой встрече, просто по итогу никто не против. Но Арсений себя ловит на мысли, что он бы хотел, чтобы Антон приходил каждый день. И он уже срастил, что гостя стоит ожидать, лишь когда стемнеет. С первыми сигналами о заходе солнца Арсений отправляется на лавочку, прихватив с собой чай. Сегодня на Антоне другая накидка, тоже с каким-то интересным узором — витиеватые линии накладываются друг на друга, создавая объемные объекты, круги и прямоугольники, а между ними расположены силуэты, напоминающие бутоны цветов. Красиво. И сделана она будто своими руками, а не вырезана из какого-то ковра или очень плотной ткани, отмотанной от огромной бобины. Может быть, Антон на досуге занимается рукоделием? Вряд ли, конечно, он ночью под деревом в свете луны плетет макраме, но вдруг? В памяти у Арсения до сих пор всплывает первая их встреча; о ней они не разговаривали ни разу, но эмоции горят внутри до сих пор. Вспоминать об этом неприятно, и страх, начиная просыпаться снова, заставляет мелко трястись. Нужно время, чтобы это все пережить, переболеть и попытаться забыть. — А ты приходишь как стемнеет, потому что тебе в это время комфортнее? — Арсений сегодня решает подтвердить свои догадки. — Скорпионы активны в сумерки и ночью. — А днем ты спишь? — Почти всегда. Но если пасмурно, могу не спать. Тогда я гуляю. Смутно представляется, как Антон в этой форме полностью лежит. Вряд ли он укладывается на бок, подкладывая под голову мягкую подушку, чтобы уютнее стало. Да и где бы он ее взял? Но, с другой стороны, лошади же спят на боку. А как спят кентавры? Об этом что-то говорится в мифах? По сути, Антон — это своего рода кентавр, только снизу у него скорпион. Все еще не верится, что он такой реально существует. — А чем ты питаешься? Арсений хочет раз и навсегда закрыть для себя вопрос своей безопасности. Ему важно услышать, что Антон не питается людьми. Что тех, кто снимает этот домик, Журавль не посылает в качестве жертвы для ритуала. Что сейчас Антон не усыпляет его бдительность, втираясь в доверие, чтобы потом сцапать и парализовать, а вечером приготовить себе сытный ужин. Маньяк никогда не признается в том, что он маньяк. — Охочусь. Но у меня замедленный метаболизм. — И сколько ты можешь не есть? — Месяц или даже два, если придется. — Так значит, ты меня… — Арсений! Ты что, думал, я хочу тебя съесть? — Антон распахивает в удивлении свои черные глаза так, что кажется невозможно оскорбленным и уязвленным. Усики недовольно шуршат. — Да... — Выкинь это, пожалуйста, из головы. Ненадолго повисает пауза. Арсений ощущает, как внутри лопается один шарик сомнения; их, конечно, еще много, как и вопросов, но этот был довольно весомым. Все-таки перспектива смерти пугает — а быть съеденным пугает еще больше. Взглянув украдкой в сторону Антона, притихшего у террасы — ему не очень удобно заползать внутрь, — Арсений ловит такой же взгляд. Они одновременно друг другу улыбаются, разрушая невидимый барьер сомнения. С Антоном оказывается как-то просто и легко, главное говорить и слышать. — А ты ядовитый? — Несмертельно. — Антон чуть подбирается. — Но неприятно будет? — Будет. Отчего-то Арсений не хочет знать, каким путем получено данное знание. Насколько он помнит, яд скорпиона именно в жале, а не в слюнных железах, как у змеи. Но Антон же не обычный скорпион — вдруг у него и в усиках что-то, вырабатывающее токсичную смесь? — А тебе какая температура комфортнее для жизни? — Как сейчас мне довольно комфортно. Арсений смотрит на потрепанный временем и осадками термометр снаружи двери — столбик показывает +32°. А это вечер поздний, уже солнце скрылось. Днем, кажется, было +40°. — А как же ты тут зимой? — Впадаю в подобие спячки, если температура опускается ниже плюс пяти. — А где ты находишься в этот момент? — У меня есть жилище. И там есть печь. — А если тебя там кто-то случайно найдет? — Не найдет, — отрезает Антон уверенно и непоколебимо. В это охотно верится — лес явно будет на его стороне, а чужака и близко не подпустит, перепутав все тропинки и насадив на пути огромных колючих кустов. Почему-то кажется, что этот бор чересчур необычный, пугающий. Живой. И уже попрощавшись, привычно пожелав друг другу доброй ночи, Арсений не сдерживается и говорит то, что несколько дней вертелось на языке, обжигая. — Антон? Он тут же останавливается, замерев. Медленно поворачивает голову и сверкает в темноте ночи своими безднами. — Да? — звучит с такой неприкрытой надеждой, что внутри все сжимается. Он поступает верно. — Приходи завтра. Зафиксировав новые факты, Арсений невольно пробегается глазами по самым первым записям. Потихоньку информация добавляется, а они неминуемо сближаются. Не такой уж Антон страшный — и совершенно не пугающий. К его необычной внешности Арсений почти привык. Единственное, что его пока еще страшит — гигантский хвост. И клешни, которые иногда издают щелкающий звук. Почему-то всегда представляется, как они перерубают пополам руки и ноги. «Максимально активен в темное время суток» «Ядовитый» «Яд не смертелен для человека» «Живет в чаще в своем доме»

16 июля 2024 года

Странички скетчбука заполняются зарисовками, пейзажами и заметками. Время для этого находится с удовольствием — Арсений наконец-то занимается тем, чем и планировал на отдыхе. Вчера он все-таки сходил на местное кладбище, пускай и не собирался появляться в той местности больше никогда. Атмосфера там довольно мрачная, давящая и пугающая, и все еще казалось, что со всех сторон на него смотрят сотни внимательных глаз, но вид с холма открывался неприлично красивый. Небольшой набросок покосившихся крестов Арсений тоже сделал. Несколько часов ком в горле можно и потерпеть. Главное — сбежать оттуда побыстрее, а то еще секунда, и деревья бы протянули к нему свои длинные руки-ветки. А вот сегодня Арсений рисует снова волнующий его воображение бор: неимоверно нравятся ему эти мощные стволы, их расположение, общее мрачноватое и вместе с тем таинственное настроение. Для этого он даже немного сместил фонарь в сторону леса, чтобы было видно чуть больше — предварительно уточнив у Антона можно ли вот так. Тот дал добро, хмуро посмотрев в сторону черной чащи. Волнующий долгое время вопрос сам начал активно крутиться на языке, почувствовав, что наконец-то появился повод его озвучить. — А почему ты меня просил не светить фонарем в лес? В чем опасность? — это уже какое-то их личное, то, что прочно связывает, переплетает жизни. С чего все началось. По крайней мере, для Арсения. — Можешь привлечь ненужное внимание, — Антон снова хмурится и вдруг щелкает клешнями — Арсений вздрагивает и шумно выдыхает. — Чье? Горло пережимает. Кто там в лесу?.. — Рыси у нас водятся, волки, шакалы. А ты сидишь на террасе. Ешь не хочу. — А, ну с животными ясно. Я-то думал, ко мне Леший выйдет. Шутить пытается, больше даже для самого себя — чтоб накал снизить, наваждение смахнуть. По правде говоря, Арсений себе уже чего только не надумал, вплоть до нахождения в лесу сказочных персонажей. Да и сам бор заставляет делать о нем самом и его обитателях различные предположения, порой абсурдные. С самого первого дня, когда Арсений не понимал, кто к нему наведывался в гости и пугал так сильно, что нельзя было полноценно дышать из-за сдавленных страхом легких, он думал, что из бора приходит медведь или кабан. Рыси и волки, впрочем, тоже хищники и тоже опасные — лучше не провоцировать и не привлекать. Если Арсений хочет досидеть свой отпуск в спокойствии и сохранности. — А Леший — это дух леса в вашей мифологии? — Да?.. — осторожно отвечает Арсений. Не нравится ему эта интонация. Пошелестев усиками, Антон кивает, состроив очень серьезное выражение лица. Будто что-то выуживает из памяти, делая какие-то важные выводы. — Он не выйдет. Ты же не обижаешь его лес. — Понятно… — Арсений сначала расслабляется, а потом как понимает: — Что?! — Ну, ты не вырубаешь опушку, например, не рвешь кусты. Духу до тебя дела нет, — спокойно поясняет Антон, никак не комментируя ошалевший вид Арсения. А он явно делает чересчур огромные глаза и пытается держать губы вместе, чтобы не сидеть с открытым ртом. — Я думал, ты шутишь… И вообще, он же из сказок. Да? — Нет. И я не про твоего Лешего. Арсений одновременно и удивлен, и нет. Нет — потому что перед ним буквально воплощение необычности, нестандартности, живая магия; иначе он пока объяснить явление Антона не может. Почему бы и лесу тогда не быть тоже волшебным? Не исключено, что Антон и бор как-то связны. Может, там и Баба-Яга где-то ожидает в своей избушке, в вонючем болоте Водяной сидит, скучает, а в реке водятся русалки, с которыми по счастливой случайности Арсений тогда не встретился — иначе эта встреча была бы первой и последней. Ему не верится, что эти существа могут быть добрыми, хоть и невероятно красивыми; он как-то всегда склонялся к мысли о том, что русалки — это порождение древнего зла, встреча с ними не может закончиться благоприятным исходом для невинного человека. Завлекут и утопят — делов-то на пару секунд. Но только дело не в русалках и не в Лешем. Антон явно знает что-то, о чем предупреждает и от чего оберегает. Сердце начинает снова заходиться в тревожном ритме, а кончики пальцев немеют. Арсений не чувствует руками скетбчук, с которым несколько минут сидел неподвижно, прижав, как щит, к груди. Только-только он начал успокаиваться, привыкать, а все вокруг начало налаживаться — или то была лишь видимость? С Антоном как-то спокойно, хотя казалось, что это он был источником повышенного волнения. Настоящая опасность постоянно поджидает и может неиронично сидеть за соседним кустом. — Антон, что может прийти ко мне из леса? — не своим голосом спрашивает Арсений, тяжело сглотнув. Почему же он не уехал тогда? Почему он снова и снова наступает на эти грабли? Антон в лице меняется, становясь больше похожим именно на то существо, которое Арсений увидел в первый день в свете фонаря. Конечности неестественно зависают в воздухе, тело напрягается каждой мышцей — кажется, что Скорпион застыл перед прыжком. Глаза, стеклянные, бликуют в свете ужасом, который проникает сразу внутрь, парализуя своим ядом организм. Арсений зря начал забывать, что он тут жертва. — Чаща. Тьма, — по буквам рокочет Антон, резко поворачивая голову набок. Пронзает взглядом, от чего Арсений не может двинуть даже пальцем. — Как чаща может прийти? — спрашивает одними губами, потому что способность издавать звуки резко куда-то пропала. Становится невыносимо морозно. — Тебе лучше не проверять. Поверь мне на слово. Его взгляд на последнем звуке меняется, возвращая привычные нотки. Он становится спокойнее, мягче. Будто забота плещется в глубине опасных чернильных вод. Антон неловко перетаптывается лапами на месте, разминается, хвостом двигает, мнется. Не хотел пугать, но снова напугал. Арсений пока что не понимает до конца, как на такие выпады реагировать и стоит ли начинать переживать за свою жизнь. Они мало друг о друге знают, а уж всех подробностей о сущности Антона еще не насобиралось для полноценной картины. — И лес еще скажи, что волшебный, — снова хочется свести все в шутку, услышать отрицательный ответ и расслабиться. Но Арсений уже сейчас понимает, что даже и доли шутки тут не будет. — Что в твоем понимании значит «волшебный»? — Антон даже бровь заинтересованно поднимает и как-то оживляется. — Ну, там есть всякие духи, выдуманные существа, персонажи сказок, которых мы с детства знаем. Ты же подтвердил, что там Леший есть. Может, какие-то боги еще, я не знаю. — Боги? — во взгляде Антона появляется странный блеск, что не разобрать, воодушевлен ли он или этот факт приносит ему боль. — Да. Они существуют. — Прям физически? — Не совсем, это… сложно объяснить. Другая материя. Это последнее, что они обсуждают. Арсений и так узнал слишком много того, чего предпочел бы не знать вовсе. Эти новые данные необходимо либо переварить, либо поскорее забыть, приняв за фантазийный разговор. Может, у Антона чувство юмора такое — специфическое. Как и он сам. Но новые строки все же появляются на странице с заметками. «С лесом что-то не так» «Остерегаться стоит Чащи» «Антон не отрицает существование Богов» «Стоит ли так опрометчиво ему доверять свою жизнь?»

Я в унисон с тобою дышу,

Я за спиной твоей шорох и шум.

Нервишками твоими я дорожу,

Ведь я твой нераскрывшийся парашют.

18 июля 2024 года

Через некоторое время Арсений все же решается на важный вопрос. Он не знает, как на него отреагирует Антон — может ли он об этом вообще говорить, знает ли он сам ответ? Сейчас он снова расположился на противоположной стороне террасы. С третьего захода у него удалось уложить все свои конечности так, чтобы они ничего не задевали, а ему самому в такой позе было комфортно. Сегодня они просто болтают и наслаждаются красивым заходом солнца. Арсений эти теплые оранжевые всполохи фотографирует на память. Мысль о том, чтобы заснять Антона, мелькает трусливым зайчиком, но делать он этого категорически не будет. Достаточно рисунков и описаний. Камера этого видеть не должна. — Антон? А ты такой давно? — чтобы показать, что Арсений имел ввиду, он обводит силуэт скорпиона рукой. Снова зависает взглядом на остром жале, пугает оно его. Одно неверное движение и… — Сколько себя помню, — произносит безразлично, но такая интонация не гасит зарождающееся желание разузнать побольше. — И прям родился уже вот так? А как? — Нет, не таким я родился. Спасибо, что Антон хотя бы отвечает — но совсем без подробностей, которые очень бы хотелось услышать. Может быть, не стоит активно наседать. Вдруг эта тема Антона ранит? Ладно, еще одна попытка и все, Арсений обещает себе больше не приставать. Ему не хотелось бы портить настроение и хлипкие доверительные отношения между ними. — Антон, ну ты совсем не помогаешь своими ответами, — улыбается неловко. Антон вздыхает; хитин розово переливается на вечернем солнце. — Этим телом меня наградила моя Прародительница. Очень интересно, но ни черта не понятно. О ком речь, как наградила, за что? Больно ли ему было, как давно? Сколько Антон существует на этой земле? Он живет в этом лесу или откуда-то сюда пришел? Связано ли его обращение с той самой Чащей и Прародительницей? Огромный ворох вопросов рассыпается бисером, не оставляя в голове свободного пространства. Все их Арсений отметает, варварски сметая подошвой в одну кучу — необходимо узнать главное. Остальное как-нибудь потом. — Проклятье? — Дар. — И ты рад вот так жить? — Да? В черных глазах Арсений видит тотальное смирение и принятие такой жизни. И что-то ему подсказывает, что все-таки в глубине души, если она у него все же есть в привычном понимании, Антон не рад такой участи. А знает ли он, как можно жить по-другому? Помнит ли он, что значит быть просто человеком? Почему это произошло именно с ним? Чем больше подробностей Арсений узнает, тем больше новых вопросов возникает у него в голове. И все-таки Арсений переборщил со своим напором, потому что Антон замолкает, затихает и уходит в себя. Хорошо, что не в лес. На такой ноте прощаться бы не хотелось; к тому же это Арсений после их посиделок и бесед отправляется спать, а Антон непонятно, что делает: гуляет, охотится, охраняет? — Арсений, я же человек только наполовину. — А что в тебе человеческого? — Сознание, эмоции, чувства, — Антон даже не задумывается над ответом — словно эти слова у него были уже готовы быть озвученными. Он произносит их как мантру, как некое заклинание. Возможно, он говорит себе это каждый день, чтобы не забывать. — От Скорпиона, получается, больше что-то физическое? — Да. И инстинкты. Но, знаешь, я иногда думаю, что я Скорпион чуть больше, чем человек. В голосе сталь и уверенность такие, что от этого тона сдавливает ребра. Арсений чувствует не жалость, не сочувствие — он ощущает жуткое смирение и нестерпимую боль, которые хочется забрать и выкинуть в Чащу, чтобы затерялись там навсегда. — Тебя это пугает? — почти шепчет, не находя правильных слов, не находя сил, потому что он не может помочь. — С недавних пор. Будто зверь берет верх. Всеми клеточками Арсений понимает, что ситуацию надо спасать. Хотя бы эмоционально — это все, что ему доступно в его положении. Серое настроение Антона необходимо поднять любыми способами, попытаться его раскрасить. От него сейчас разит безнадегой настолько обильно, что есть вероятность попасть под эту волну. Антон Арсению кажется добрым, понимающим, открытым, насколько это возможно. Он его защищает, оберегает — он словно мягкий уютный плед с симпатичным орнаментом, который бережно лежит на плечах, согревая. Такой человек (человек!) не должен страдать и испытывать страх за свою жизнь. Не должно быть так. — Антон? — М-м? — А ты пробовал кофе? — Пробовал, — Антон хлопает глазами и смотрит непонимающе — явно пока не сориентировался в смене темы. — Хочешь? — Ты угощаешь? — и так улыбается заразительно и довольно, забывая о чем-то неприятном, своем, что болюче терзало его мысли. — Да. — Арсений отвечает такой же улыбкой, чувствуя, как расслабляются его мышцы. Он, оказывается, был сильно напряжен. — А пряники будешь? — Буду. Арсений подскакивает на ноги и скрывается в доме, чтобы поставить чайник и заварить две кружки кофе, пусть не самого качественного, простецкого, который удалось купить в местном магазинчике. Если бы у Арсения была возможность, он бы Антону притащил стаканчик ароматного и вкуснейшего кофе из своей любимой кофейни рядом с домом. И обязательно бы попросил бариста написать милое пожелание. Интересно, а какой бы напиток был у Антона в приоритете? Он выглядит так, что ему подошло бы какао с маленькими зефирками. Так как Антон физически не помещается в дверной проем, то в дом Арсений его пригласить не может, что немного расстраивает. Пряниками с кофе приходится наслаждаться все так же на террасе. Антон забавно рассматривает выданный ему кругляш, нюхает его сначала, задевая сладкое усиками, затем аккуратно надкусывает и прикрывает глаза, пока жует. Невероятно довольная улыбка касается его губ. Арсений чувствует в груди стремительно разрастающееся тепло. «Все-таки Антон больше человек, чем Скорпион» «Ему одиноко?» «Любит имбирные пряники»

19 июля 2024 года

На следующее утро Арсений понимает, что ему стало спокойнее на душе. Он приоткрыл завесу тайны — вернее, ему позволили это сделать. Но для него это очень важно. Только погода подводит, весь день пасмурно и как-то хмуро, но Арсений во всем ищет плюсы и радуется отсутствию испепеляющего зноя — будто бы небо дает ему передышку. Да и Антон приходит в гости пораньше; он же говорил, что если недостаточно светло, то днем он может быть активным. Арсений сначала предлагает прогуляться по бору, чтобы избежать внезапного выхода солнца из-за тучек — да и подышать хвоей очень хочется. Тут, конечно, тоже стоит тонкий аромат сосен, переплетающийся с чем-то смоляным и свежим, но хочется оказаться в самом его эпицентре. Антон соглашается с предложением, но говорит, что вернуться нужно до наступления сумерек. «В лесу ночью небезопасно», — всплывает его недавно сказанная фраза. Арсений не сопротивляется, ничего больше не выясняет. Доверяет. Ловит себя на мысли, что ему без разницы, как проводить время с Антоном. С ним просто комфортно. — А ты меня не боишься? — Почему я должен бояться тебя, Арсений? — Антон смотрит непонимающе. Наверное, в его глазах Арсений — малявка, небольшое насекомое, которое прихлопнуть не составит труда и мысли никакие о содеянном терзать не будут. — Ну а вдруг что? — Арсений и сам не знает, какое «вдруг что» имеет ввиду. По сути, что он может сделать огромному человеку-скорпиону? Антону стоит разок его ткнуть кончиком жала — и все! Ему даже двигаться не нужно, просто прицельно ударить один раз. — Нет. И ты меня не боишься, — звучит так уверенно, что даже спорить не хочется. К тому же он прав. — Уже нет. — Но боялся раньше? Я тебя не хотел пугать, правда… Оказывается, у Антона очень подвижное лицо, интересная и залипательная мимика. Арсений заметил, что он может за небольшое количество времени сменить массу разнообразных эмоций: он как мультик. Для взрослых. Нет, не в том пошлом плане, а наоборот — тут дело, скорее, в устрашающем внешнем виде, так не подходящем его внутреннему миру. — Я, как городской житель, не был готов к встрече с чем-то настолько необычным. — Я необычный?.. Не страшный, мерзкий или жуткий, а необычный? — Да. Железобетонное «да». Антон на это непоколебимое заверение краснеет мило и шелестит усиками. По всей видимости, они всегда у него шуршат, когда он смущен. Антон опускает глаза в пол, скромно улыбаясь, и продолжает медленно ползти вдоль дорожки. Они уже двигаются на выход, возвращаясь к домику Арсения. Следуя за Антоном, потому что тропинка снова отчего-то начала вести себя странным образом, ведя их куда-то явно вглубь переплетения толстых стволов, Арсений наблюдает за его огромным мощным телом, за тем, как перемещаются по земле лапки и как сверху нависает гигантский хвост. Еще он задумывается о том, что надо попросить Антона разрешения пощупать его усики, да и в целом — коснуться. Почему-то спустя все эти вечера, проведенные за обсуждением и узнаванием личной истории, он уже не вызывает страх, неконтролируемо опоясывающий тело. Наоборот — из своего укрытия мордочку показал всеобъемлющий интерес, готовый сорваться в пляс в любой момент. Просто ответов на вопросы, которые не заканчиваются, Арсению становится катастрофически мало, это пополняет лишь теоретическую базу. Он осознает, что хотел бы еще изучить Антона тактильно. Насколько твердый у него хитин? И есть ли волоски на лапках? Действительно ли клешни такие острые, какими представляются? А как вблизи выглядит место, где человеческий торс переходит в тело Скорпиона? Он хочет Антона потрогать, рассмотреть некоторые детали поближе и, возможно, что-то зарисовать, оставить себе на память, как и многочисленные уже сделанные рисунки. Страничка скетчбука пополняется новыми заметками. «Мне показалось, что Антон может меня бояться, но он мне доверяет» «Уникальный» «Совершенно удивительный»

21 июля 2024 года

Погода вновь диктует свои условия. Единственный пасмурный день, уже прошедший, воспринимается каким-то подарком судьбы, потому что сегодня снова неимоверно душно. Дышать получается с трудом, как и находиться на улице. Возможно, в той самой Чаще довольно прохладно, но на открытом участке не спасают раскидистые яблони и козырек террасы. Весь день Арсений проводит в доме, вылезая на солнце лишь для того, чтобы набрать в колодце воды, возвращаясь полностью мокрым. Удивленного Антона он перехватывает на выходе из бора и решительно разворачивает обратно. Пока они идут, Антон непонимающе на него косится и только хочет задать вопрос, как Арсений предлагает сходить на речку, потому что нет сил терпеть это жаркое безобразие. С Антоном не страшно, он придает уверенность, что ничего не произойдет и никакие русалки не станут нападать и топить. А вот приятная речная водичка смоет с удовольствием весь пот и моральную усталость. Но Антон неожиданно останавливается, выслушав воодушевленное предложение, и отказывает: — Сегодня полнолуние. Опасно. Арсений не спорит, хотя он уже настроился, почти что ощущал, как заходит в реку, касаясь ногами мягкого дна с редкими камушками. Антону виднее. Только лишь уточняет. — А завтра можно? — Завтра можно. Недолго побродив вдоль тропинки, они возвращаются к дому. Раз заплыв нужно отложить, Арсений прибегает к плану «Б». Не то чтобы он заранее знал, что до реки они сегодня не дойдут, просто определенный план, заключающийся в том, чтобы Антона потрогать и пощупать в интересных местах имеется. Если он будет смущаться и отнекиваться, Арсений опять планирует его задабривать имбирными пряниками, которые в прошлый раз зашли на «ура». Он вчера как раз ходил в большую деревню, скупил, кажется, половину местного магазинчика, еле протащив нелегкую ношу пять километров. Чай с пряниками Арсений предлагает сразу же, как только они рассаживаются по своим привычным углам. Ничего не подозревающий Антон соглашается и внимательно наблюдает за активными перемещениями в пространстве. Сначала Арсений вытаскивает добротную табуретку, которая будет играть роль столика, затем выносит дымящиеся чашки с облепиховым чаем и рядом кладет раскрытый полиэтиленовый пакетик с пряниками, на которые Антон тут же с аппетитом посматривает. Съест, как в тот раз, одну штуку, а переваривать будет несколько дней. Еще Арсений притаскивает скетчбук с неизменной черной гелевой ручкой, заколотой на обложке за колпачок, и еще на всякий случай пенал. Ручка уже третья по счету, потому что в остальных закончилась паста. Если Антон разрешит себя потрогать хотя бы где-нибудь, то нужно будет в обязательном порядке все свои ощущения записать, зафиксировать на отдельной страничке. — Антон? Я тебя сейчас спрошу, но ты сразу можешь отказаться и послать меня куда подальше, если тебе такое неприятно, — выпаливает Арсений на одном дыхании. Вот уж он сам себя накрутил! Возможно, в этом нет ничего, нарушающего личные границы — человек напротив живет и мыслит совсем другими категориями. — Спрашивай, — Антон отставляет кружку с допитым чаем и делает очень сосредоточенное лицо. Он всегда серьезно относится к вопросам Арсения, только не всегда на них отвечает, иногда увиливая, замалчивая или отсекая их одним чем-то однозначным. Чаще, конечно, от него можно услышать «небезопасно» или «опасно». А, может, это Арсения несет туда, куда не стоит. — Можно я тебя потрогаю? В голове это звучало лучше. — Как — потрогаешь? — теперь взгляд становится потерянным и непонимающим. — Ну, просто пальцем хотя бы коснусь хитина. Мне капец как любопытно, не могу ничего с собой сделать. А что, если он Антон откажет? А что, если Антон согласится? — Аа-а. Это можно, конечно. Трогай, — Антон расслабляется, опуская сжатые клешни. Непонятно, что он успел надумать, но там явно было что-то сильно отличающееся от того, что имел в виду сам Арсений. Чужая душа, чужая голова. Нужно лучше формулироваться. Спустя секунду приходит осознание. Ему разрешили. — Может быть, есть какие-то участки, куда лучше не залезать? — Арсений поднимается с лавки и решительно двигается к Антону, параллельно внимательно сканируя его скорпионью часть на предмет интересностей для своего тактильного исследования. Останавливается в нескольких шагах уже не так решительно. Покалывающее волнение накатывает откуда-то изнутри. На самом деле, Арсений преследует чисто научный интерес. Как говорится, «мне для друга». Будь он каким-нибудь биологом или специалистом по изучению насекомых — или к какой там группе относится скорпион, — то Арсений неметафорично обоссался бы от счастья, а не от страха при первой их встрече. И нагло облапал бы уникальный экспонат еще неделю назад, если не раньше. Естественно, тоже с разрешения. — Куда не надо, ты и не залезешь, — фыркает Антон и улыбается довольно. Кажется, эта ситуация его точно не напрягает. И, видимо, забавляет. С довольно близкого расстояния еще раз обсмотрев свой объект изучения, Арсений понимает, что хочет начать с лица, с понятной ему человеческой части. Он еще раз уточняет, не против ли Антон — тот сглатывает шумно и прикрывает глаза, повторно давая согласие на любые действия. Он доверяет: чувствуется, что он полностью расслаблен. Этого не заметить глазами — Арсений ощущает это кожей. Пальцы нерешительно касаются волос на макушке. Они оказываются довольно мягкими и чистыми; Арсений давит в себе желание занырнуть в них носом, чтобы ощутить запах. Откуда оно у него? Вместо этого он аккуратно давит подушечками пальцев на нежную кожу головы, зачесывая волнистые пряди назад. Затем рука смещается чуть ниже, и Арсений пальцами обводит ушную раковину: сначала с левой стороны, затем с правой. Уши, как и волосы, у Антона вполне человеческие, ничем не отличающиеся от обычных. Стоять так далеко становится неудобно, потому что локоть постоянно находится на весу. Арсений делает шаг ближе и замирает, потому что перед лицом, совсем близко, оказываются усики — они тихонько вибрируют. Он до этого не замечал, но они издают трещащий, характерный звук. Усики огромные, почти как еще одна пара лапок. Сейчас он к ним привык, но первое время они его пугали; казалось, что Антон их может использовать как жвала, или они острые настолько, что об них можно пораниться, просто окинув их взглядом. — Антон? — Арсений шепчет, чтобы не напугать, поскольку между ними сейчас густая, но такая приятная тишина. Антон все равно вздрагивает, начиная вибрировать усиками сильнее, и распахивает глаза. Две чернильные бездны. Арсений в них пропадает на несколько секунд, а, быть может, и минут. В них отражаются звезды, которые идеально видно на темном небе именно здесь, в деревенской глуши. Не страшно — неприлично красиво. Арсений их обязательно нарисует. Именно такими — огромными, с отражением россыпи далеких планет, будто это два черных сердца, переливающихся в ночи. — Арсений, — Антон в ответ шепчет его имя. Они так и замирают изваяниями в нескольких сантиметрах друг от друга. Сердце опять предательски начинает стучать о ребра — но не от страха. Что-то внутри ворочается, отряхивается, выползая наружу из своего укрытия, пробуждаясь из долгой спячки. Арсений осекается, боясь последствий необдуманного выбора. Он не готов. — А какую функцию выполняют твои усики? — отойдя аккуратно на полшага, чтобы смахнуть тягучее наваждение, неожиданно возникшее между ними, Арсений переводит тему, при этом продолжая жадно всматриваться в глаза. Они раньше не казались ему настолько завораживающими. — Еще один орган чувств, но универсальный, — Антон слова произносит текуче, как в замедленной съемке. — Я ими дополняю обоняние, слух и тепловое зрение. — Их тоже можно коснуться? — он не порежется. — Тебе можно. Потянувшись рукой к левому усику, Арсений замирает ненадолго перед самым касанием. Антон снова прикрывает глаза и тоже не двигает ни одним мускулом на лице, только продолжает тихо стрекотать. Только сейчас Арсений слышит, как тот сопит, и это даже мило. Вернув все внимание к усику и своему неуемному желанию его потрогать, Арсений проводит подушечкой указательного пальца снизу вверх, натыкаясь на микроскопические волоски. Мозг сразу додумывает, что они должны быть жесткими, как несколькодневная щетина, но они изумительно мягкие, нежные. Наверное, на них расположены рецепторы, которыми пользуется Антон — который сейчас почти не дышит. Немного осмелев, Арсений обхватывает усико тремя пальцами и ведет выше, как бы распрямляя его. Не острое, но довольно прочное, упругое. Может, это издалека и в темноте оно напоминало опасное лезвие. Палец касается самого заостренного кончика почти невесомо. Вот там словно иголочка от кактуса, напороться на которую совершенно не хотелось бы. Второй усик ровно такой же, Арсений касается бережно, боясь сделать больно или неприятно. Выпустив из пальцев усики, Арсений проводит пальцами по прикрытым векам, которые тут же начинают трепетать. Спускается на скулы, трогает нос, тыкает в самый кончик — там родинка. Это очень мило. Антон фыркает, но глаза не открывает. Затем Арсений трогает местечко, откуда растут усики, обводит по контуру, и Антон вздрагивает. Слышно, как учащается его дыхание. Щеки у него, кстати, гладкие; возможно, щетины у него не бывает в силу скорпионности. Сначала зависнув изучающим взглядом, а затем решившись, Арсений трогает пухлые губы. По сути, они не в таких отношениях, чтобы можно было себе подобное позволять — они вообще ни в каких отношениях, — но это желание сильнее его, а протеста не поступает. Губы мягкие, чуть разомкнутые, а дыхание теплое и облепиховое. Неожиданное желание резко опаляет сознание: Арсений хочет Антона нарисовать. Не по воспоминаниям, собирая по крупицам определенные черты и прикидывая соразмерность частей тела — а с натуры. Только снова неизвестно, как к такому вспыхнувшему порыву отнесется сам Антон. — Могу я тебя нарисовать? — интересуется аккуратно, нежно даже, продолжая касаться подушечками пальцев чужого лица, очерчивая линию челюсти. — Я не… — Антон распахивает глаза, смотря настороженно. — Только по пояс, — уверенно говорит Арсений, переставая гладить. Все же Антон может стесняться своей скорпионьей части или, наоборот, не хочет быть просто никаким образом запечатленным на бумаге. Видно, как крутятся шестеренки в кудрявой голове — Антон бегает взглядом от Арсения к его скетчбуку, остановленному на скамейке, губу закусывает. Наверное, взвешивает свое решение. Если он откажет, то задуманный портрет не появится, даже по памяти. Все-таки Арсению не плевать на (не)желания Антона. — Рисуй, — соглашается, выдыхая все свои надуманные сомнения. — А что мне для этого нужно делать? — глазеет теперь заинтересованно, с улыбкой, приосанивается весь, становясь выше, и лапками топчется на месте. — Позировать? — Антон снова громко фыркает. — Вообще, просто смотри на меня. — Хорошо. — И можешь приоткрыть немного рот? Когда я скажу. — Зачем? — от удивления рот приоткрывается уже сейчас. Такая скоростная смена эмоций завораживает. — Хочу нарисовать твои клыки. У Антона очаровательно розовеют скулы. Такую цепляющую особенность Арсений заметил уже давно, пока они разговаривали и находились не так далеко друг от друга. Он периодически залипал на небольших верхних клычках, мелькающих то и дело при улыбке или фырчании. Они не такие, как у обычного человека, чуть длиннее, возможно, сильно острее. Скорпионы же явно не травоядные. И сейчас у Арсения появился шанс запечатлеть их с натуры, а не по памяти. Снова поудобнее расположившись на лавке и подсунув одну ногу под себя, Арсений укладывает на колено скетчбук и открывает на новой чистой страничке, достает из пенала карандаш и просит Антона подползти поближе, чтобы зафиксировать детали при свете. До этого фонарь был повернут в другую сторону, создавая интимное свечение. Стараясь сначала накидать силуэт, Арсений проводит серые линии быстро и уверенно, периодически кидая взгляды на замершего Антона. Как и договаривались — он смотрит, сверкает снова своими черными глазами, завлекая в эту бездну. Когда дело доходит до прорисовки лица, Арсений неосознанно к нему тянется, приподнимаясь с места, чтобы отвести в сторону усико — с такого ракурса оно неудачно загораживало половину лица. От касания Антон ощутимо вздрагивает, но ничего не говорит, продолжая следить. Погрузившись на радостях в процесс, Арсений не замечает, как надавливает подушечкой пальца на верхнюю губу и приподнимает ее вверх. Так и оставляет, чтобы зафиксировать зубы и клыки. Но краем глаза замечает, что Антон весь стал каким-то слишком взволнованным и густо покраснел. Почему ему так неловко, Арсений пока не совсем понимает, но решает не акцентировать на этом никакого внимания, чтобы не ухудшать ситуацию. Решая, что набросок готов, а остальное можно будет доделать уже спокойно наедине, чтобы не мучить модель, Арсений искренне Антона благодарит и ослабляет хватку. Извиняется еще на всякий случай за излишнюю тактильность, чувствуя, что мог перегнуть. Антон выглядит каким-то донельзя смущенным — яркий румянец с щек не сходит. Они как-то быстро прощаются и расходятся каждый в свой угол: Арсений — в дом на кухню, а Антон — чересчур молниеносно скрывается в темной Чаще. Разместившись за столом, Арсений зажигает свечу — в такой атмосфере рисовать ему понравилось намного больше. Пламя создает особенный антураж. Потратив еще некоторое количество времени на рисование и не отрываясь ни на секунду, Арсений завершает портрет. Стирает лишние карандашные линии, аккуратно смахивая грязь с листа. Антон получился невероятно мягкий. Ничего отталкивающего, устрашающего. Он же на самом деле не ужасный и не плохой. Наверное, вот таким — как на бумаге — его и видит Арсений. Теперь видит. Рука сама тянется аккуратно коснуться щеки, как Арсений делал это несколько часов назад. Он гладит подушечкой пальца рисунок, улыбаясь и понимая, что хотел бы потрогать Антона вживую снова. Откуда вдруг в нем зародилось это чувство? Прикрыв глаза, Арсений как киноленту прокручивает воспоминания с того самого момента, как кончик заточенного грифеля коснулся бумаги. То, как за ним внимательно и неотрывно следил глазами Антон, не двигаясь больше ни одним мускулом. То, как Арсений нагло его все-таки облапал за усики (с разрешения!), чтобы понять их размер и фактуру, чтобы перенести правильно на бумагу. То, как в момент Антон начал смущаться, очаровательно краснеть и шелестеть. Как участилось его дыхание, и грудная клетка, прикрытая цветной накидкой, открывающей лишь острые ключицы, начала вздыматься чаще. Как Антон выглядел с приоткрытым ртом, при этом закрыв глаза. Эти клыки, неожиданно не устрашающие, а… возбуждающие. И манящая мягкость кожи. Кончики пальцев начинает фантомно покалывать. Арсений хочет снова его коснуться. Все эти воспоминания дают однозначный эффект — Арсений чувствует, как член заинтересован во всем этом. С момента приезда Арсений ни разу не дрочил, хотя планировал периодически сбрасывать напряжение; даже новый тюбик смазки с собой привез, чтобы было приятнее. До этого дня все эмоции были подавленными, спали или прятались, но сейчас вышли на передний план, воспламенив все изнутри. Всему виной невозможные угольные глаза, дыхание и близость. Арсений не мог представить, что таким может закончится его тактильный контакт. А в Антоне ли вообще дело? Может быть, это просто накопилось: стресс, усталость, недосып, огромный ком эмоций в водовороте дней. В любом случае, от напряжения необходимо избавиться, раз появилось желание, разрастающееся потихоньку все больше и точно не намеренное отступать и угасать. Оставив на кухне скетчбук, открытый на странице с новым портретом, Арсений уходит в спальню. Покопавшись в бесконечных маленьких кармашках рюкзака, достает смазку и располагается поудобнее на кровати. Стягивает шорты с трусами, откидывая их вбок. Прикрывает глаза и сначала себя легонько гладит, выдыхая густой воздух из легких. Он возбужден удивительно сильно. Член требует прикосновений и последующей разрядки. Выдавив немного смазки на пальцы, Арсений обхватывает кольцом ствол. И он совершенно в это мгновение не представляет, как они с Антоном могли бы друг друга трогать или что-то такое, он просто погрузился в эту фантазию — в чувство их близости. Плавящее возбуждение, возникшее вдруг между ними, можно ощутить, окунуться в него, чтобы оно обволокло целиком, запуская сверкающие разряды по коже. Его распаляет именно это. Сегодня Арсений очень четко почувствовал напряжение между ними. Особенно интимной выдалась секунда, когда он заглянул Антону в глаза. Он не знает, не хочет предполагать даже, что могло бы быть дальше, если бы он не перевел тему и не отступил назад. Позволил бы он себе плыть по течению, если бы не испугался? В один сплошной поток смешиваются руки, губы, скулы, черные бездны, мягкие кудри, нежные касания, острые ключицы, улыбки, фырчание, шелест. Внизу живота закручивается пружина и резко распрямляется, давая долгожданную разрядку. Арсений кончает себе на живот, выплескивается, еле переводя дыхание. Приятные воспоминания проносятся перед глазами снова и снова. Абсолютно выдохшись из-за всех хитросплетенных эмоций, Арсений засыпает прямо так, не в силах даже встать с кровати, чтобы стереть с себя сперму. Сил больше ни на что нет. Все заметки он запишет завтра.

22 июля 2024 года

Наутро становится стыдно. Только-только начав пробуждаться и ощущать свое тело, Арсений вспоминает все, что было вчера — и что он делал после того, как закончил с рисованием. Почему вдруг его так накрыло? Он ничего не имеет против каких-то необычных фантазий, но тут главным действующим лицом стал Антон — ворвался в подсознание, захватив все мысли, и не оставил ни единого шанса. Нужно ли теперь с этим что-то делать? Менять? Засохшая сперма на животе невыносимо чешется — надо вставать. Арсений потихоньку выползает на улицу, открывает входную дверь и останавливается на пороге, чтобы сладко потянуться. Взгляд цепляется за мешок перед ступеньками. Рассмотрев повнимательнее, Арсений с ужасом понимает, что это не мешок — а то ли заяц, то ли кролик. Мертвый. Черт, ну и как он тут оказался? Точно ли он прям мертвый?! Может быть, на него напали и оно из последних сил добралось до дома Арсения, сдохнув ровно на пороге? Или это своего рода подношение? В любом случае, Арсений не сможет с этим несчастным, пострадавшим неизвестно во имя чего зайцем что-то сделать — только достойно похоронить. Меховая тушка не двигается все то время, что Арсений стоит на пороге в своих мыслях — точно неживой. Он отправляется в сарай, аккуратно обойдя бедолагу, чтобы достать лопату, роет ямку рядом с поломанной малиной и закапывает там бездыханного зайца, чувствуя в горле горький ком. Откуда-то накрывает смятением. Вот тебе и доброе утро. Чтобы как-то утихомирить нервы, Арсений съедает шоколадку, запив ее крепким кофе. Не каждый день он с таким сталкивается. Когда начинает темнеть, в теле не появляется знакомое предвкушение перед встречей — наоборот, Арсений немного напрягается и тут же расстраивается от липкой мысли, что Антон может сегодня просто не прийти, как делает это последние недели. Вдруг он перегнул палку и все его касания оказались чересчур, убив зачатки доверия между ними? Чересчур наглыми, чересчур интимными; пускай это все было на волне необъяснимого наваждения. Однако Антон приходит, заставляя шумно выдохнуть скопившиеся в легких сомнения и зарождающиеся тревоги. Вот только теперь смотреть на него странно — особенно после их тактильного контакта. И после того, что Арсений себе позволил представлять Антона в качестве возбуждающего объекта, чересчур волнующего. — Как тебе кролик? Арсений давится мыслью: — Что? Так это ты принес?! Во-первых, это все-таки был кролик, а во-вторых, это дело рук Антона! Арсений булькает от возмущения из-за незаслуженной кончины невинного создания — для чего это все?! — Ну да, — на него смотрят растерянные огромные глаза. — Ты же недавно говорил, что хочешь мясо какое-нибудь уже, а не противную тушенку. Вот я и подумал… — Антон… а ты как себе представляешь, что я его разделываю? Внутри все бушует от непонимания. Арсению очень жалко животинку, и он совершенно не хочет предоставлять, как та погибла и долго ли страдала. Пока Арсений чуть ли не пыхтит от возмущения, Антон невинно хлопает ресницами и двигает в задумчивости усиками. Переступает лапками, хмурится. — А ты не умеешь? Да? — Нет, откуда мне такое уметь? В городе, знаешь ли, можно купить сразу разделанное мясо. — Не знаю. Антон как-то сникает — видно по опущенным плечам. Это мгновенно отрезвляет, выбивая из груди негатив, да так сильно, что легкие начинают гореть. Может, Антон хотел бы быть обычным человеком. Жить не в лесу, а хотя бы в деревне с другими людьми, общаться с ними, выполнять какие-то рутинные действия, иметь свое жилье, работать, в конце концов. Или даже уехать в город, пусть не в столицу, но в какой-нибудь город-полумиллионник, а там жить в простенькой пятиэтажке, в своей уютной квартире. Все зависит от предпочтений и стремлений, которые, видимо, имеются, но не могут реализоваться по понятным причинам. Арсению становится неловко за свой выпад. — Прости, пожалуйста, — голос куда-то пропадает. Не хочется, чтобы Антон грустил. — Все в порядке, я понимаю. Это ты прости, я не подумал, что тебе будет неприятно. Разумеется, Антон никак не мог просчитать реакцию, к тому же, откуда он мог знать об умениях или предпочтениях Арсения? Он просто хотел сделать что-то приятное, запомнил вскользь брошенную фразу, оценил ее важность и решил, что может помочь — по-своему, как умеет. — Мне… на самом деле приятно твое внимание, — и тут Арсений нисколько не врет. Сам факт ему нравится, отзывается тепло внутри. На признание Антон розовеет щеками и что-то тихо шелестит. Вибрирующие усики отныне — индикатор настроения для Арсения. По ним намного проще все считывать, чем по выражению лица, хотя и по нему Антон кажется открытой книгой — но только тогда, когда сам хочет показать свои эмоции. «Сегодня Антон решил подарить мне тушку кролика. Запомнил, что я хочу мяса» «Скорее всего, ему бы хотелось жить как человек» «Нужно впредь следить за языком, чтобы не ранить»

23 июля 2024 года

На следующий день утром Арсений обнаруживает новый подарок на скамейке. Какие-то неизвестные ему цветы, от которых еще и жутко воняет, такое ощущение, на всю деревню. Но интерес берет верх: стараясь не думать, что источаемые пары могут быть ядовитыми, Арсений берет букет в руки. Темно-фиолетовый бутон похож на привычную лилию, только тут лепестки вообще какие-то гигантские, сантиметров пятнадцать в длину, если не больше. У центра торчат плотные, толстые и яркие алые тычинки, образующие круг и выглядящие как раскрытая хищная пасть. Стебель неестественного темно-зеленого цвета выделяется почти неоновыми синими прожилками, напоминающими вены. Букет из семи цветов выглядит жутким и красивым одновременно. Такого Арсений никогда не видел и уж точно никогда не получал. Только все портит запах, максимально отталкивающий, приторно-тухлый, отдаленно что-то напоминающий — Арсений никак не может ухватиться за мысль. К сожалению, в доме такой подарок не поставишь, а выбрасывать как-то жалко. Если только убрать куда-то подальше. Он решает, что цветы можно отнести к туалету — там вроде бы и банка валялась. Как раз будет что-то типа освежителя воздуха, потому что из той самой ямы в туалете пахнет в разы хуже. Когда Антон приползает вечером, то заинтересованно вертит головой по сторонам и двигает усиленно усиками в попытке уловить, где находится источник «благоухания». Хотя есть вероятность, что именно для Антона подаренные цветы пахнут приятно, поэтому он их и принес — Арсений сразу перескакивает вопрос, его ли это рук дело. — Антон, а где растут такие цветы? — В Чаще. Тебе понравилось? — и смотрит так искренне, что становится неловко за выбор места для хранения букета. Хорошо, что Арсений не отнес его на другой конец деревни, что было его первым порывом. Днем, кстати, он сделал небольшой набросок с ними на память. — Да, они безумно красивые, но очень пахнут. Чересчур ярко, я их не смогу в доме хранить. Надеясь, что звучит не слишком категорично, Арсений решает пояснить это на будущее, а то вдруг Антон вдохновится цветочной идеей и принесет еще что-то подобное. Может быть, неспроста они так благоухают? Например, чтобы никакой левый человек не ошивался рядом с Чащей? Что-то вроде защитного механизма. Вопрос только в том, сколько тут вообще может по каким-то делам ходить людей. По ощущениям, здесь нет ни единой души, кроме них с Антоном. — Они называются «Ночной поцелуй». — Это такой намек? Поцелуй. Арсений вздрагивает, словно его ударил небольшой разряд тока. Он вспоминает тот день, когда у них случился контакт по его инициативе. Как он утопал в черных безднах, наблюдая в них отражение звездного неба, как их лица были довольно близко друг к другу — все могло бы закончиться тем самым ночным поцелуем. В тот момент казалось, что они этого хотят, но никто не решается. И не решился. — Нет, конечно нет. Просто говорю, — Антон снова розовеет щеками и что-то усиленно трещит, отползая в сторону; клешнями громко щелкает, пугая звуком самого себя. Выглядит при этом до безумия очаровательно. И когда Арсений только успел поменять свое мнение и перестать считать напугавшее его когда-то до усрачки и обморока жуткое существо милым и интересным? В какой момент сердце стало часто биться не из-за страха скоро остановиться навеки, а из-за разгорающейся симпатии и теплой привязанности? Почему кончики пальцев покалывает из-за неуемного желания касаться, а не потому, что вся кровь на фоне стресса циркулирует черт-те как? «Чаща начинает пугать сильнее» «Сколько тайн хранит бор?» «Антон ухаживает?»

24 июля 2024 года

Теперь выходя утром из дома, Арсений точно знает, что обнаружит очередной подарок, оставленный ночью на террасе или скамейке. Антону это самому приносит удовольствие и удовлетворение — с таким ребяческим любопытством он искал оба раза следы подарков и потом интересовался их судьбой. Это не может не трогать. Арсений поддается этому настроению, пусть пока что подарки были не совсем понятными по применению, но ведь и сам Антон необычный, с таким же мышлением и подходом. Остается только наблюдать и с благодарностью принимать. Сегодня на углу скамейки что-то блестит на солнце. Подойдя поближе, Арсений берет в руку оранжево-желтый камушек, почти прозрачный, внутри которого находится нечто черное. Гигантский муравей, застывший на века в смоле, смотрит на него безучастными глазками-бусинками. Арсений точно уверен, что таких огромных муравьев не бывает — он же размером с большой палец! С легкостью можно рассмотреть все его лапки, усики и даже жвала; Арсений искренне надеется, что эта смола не растает, а это насекомое, как мамонт во льду, не раздуплится и не сожрет его мозг через ухо, пока он будет мирно спать. Достаточно ему ночных стрессов на этой территории. Подарки у Антона довольно своеобразные, но его внимание греет душу. С каждым разом становится все приятнее, ведь весь порыв мог закончиться на кролике. В Арсении разгорается энтузиазм, а выходить утром на улицу теперь в разы увлекательнее. Он не делает предположений относительно нового подарка, потому что совершенно не представляет, что можно добыть в этой самой пугающей Чаще. В том, что подарок обязательно будет именно оттуда, нет ни капельки сомнения. Когда Антон приползает вечером в гости, у Арсения уже заготовлен новый вопрос, очень важный, который он почти что сразу выпаливает, как только они привычно друг друга приветствуют и интересуются делами. — А почему ты подарки оставляешь на лавочке, а не вручаешь мне лично? Кажется, смущение теперь между ними будет постоянно, потому что Антон снова что-то шелестит и перебирает взволнованно пальцы. Смотрит открыто, так искренне, что внутри все непонятно скручивается. Это что же, бабочки вылупляются из своих коконов? — Просто я раньше никому ничего не дарил вот так, я не знаю… — …какую эмоцию использовать? — догадывается Арсений, видя новую волну сильного смущения и некоторое замешательство. Какой же разительный контраст по сравнению с тем пугающим существом, которое являлось по душу Арсения сначала. Как это можно в себе совмещать? Убийственный взгляд, забирающийся под кожу, под мышцы, прямо до костей, царапая их длинными черными когтями, сжимая до хруста; энергетика, сдавливающая тисками до потери последних крупиц воздуха; и искреннее желание сделать приятно, вперемешку с очаровательной неловкостью, стеснением и озадаченностью при обсуждении каких-то новых фактов из жизни. — Да, — Антон соглашается уж слишком быстро, маскируя смешок за покашливанием, будто он разбирается в мемах. Ну или сама фраза его повеселила. Скорее второе. — Если хочешь, можешь завтра подарить мне что-то, когда придешь. Я помогу с эмоциями. Не то чтобы Арсений напрашивается. Ему и без подарков с Антоном нравится проводить время, это он уже давно для себя понял — просто в тот вечер, когда он нарисовал портрет, между ними что-то изменилось. Это было неизбежно. — Хорошо, — ответом служит мягкая улыбка. — А у тебя еще остались пряники? «Антон ухаживает» «Я эти ухаживания принимаю, получается» «Подарки специфичны, но вызывают интерес» «С большой долей вероятности в лесу из необычного и непривычного обитает не только Антон»

25 июля 2024 года

Утром на лавочке ничего не обнаруживается, как и на террасе и рядом с домом. Арсений на всякий случай обходит участок целиком, но нового не находит. Значит, Антон либо сегодня не захотел ничего оставлять, либо принесет подарок вечером, пользуясь предложением. А еще сегодня снова пасмурная погода — на небе сплошные облака, больше напоминающие объемную вату. Они закрывают палящее солнце, и дышать становится легче. Если так будет весь день, то можно будет подольше пробыть на улице, к тому же Антон, скорее всего, приползет чуть пораньше. Арсений ловит себя на мысли, что рад этому. Он уже как-то привык к такому распорядку дня и совершенно не представляет, как он будет потом дальше без этого всего. Он на какой-то период так выпал из реальности, забылся в днях и часах, что даже не смотрел в календарь. А стоило бы — до конца отпуска осталась всего неделя. По ощущениям, Арсений живет тут какую-то другую жизнь, совершенно не связанную с тем, что у него есть в городе. Он уже забыл о тех проблемах, которые окружали его на работе, в быту и в личной жизни. Арсений хотел расслабиться, отдохнуть, найти гармонию, почувствовать себя и свое тело, отпустить мысли, очистить сознание, слиться с природой, чтобы задышать полной грудью. Если не думать о первых днях тут и пугающем боре, который смотрит на него каждый день, то все течет именно так, как задумывалось. Невероятным бонусом считается еще и встреча с Антоном. Арсений совершенно не хочет думать, что будет в тот день, когда ему нужно будет уехать. Он принимает решение просто жить настоящим и не тревожиться о будущем, которое сейчас кажется далеким и туманным. Антон действительно приползает чуть раньше обычного, потому что небо полностью заволокло тучами; возможно, пойдет дождь. Внимание Арсения привлекает что-то объемное в руках Антона. И снова это что-то особенное, потому что даже на расстоянии очень резко пахнет сыростью и грязью. Он что, принес водоросли? — Привет. — Привет, Антон. Смотрю, ты решился сегодня лично мне что-то подарить? — Да. Я… вот, принес, — и протягивает вперед руку с ярко-зелеными водорослями. И где только их достал? Похожее что-то Арсений видел в реке, когда плавал, около дальнего берега. И куда эта трава ему? — Расскажешь, для чего это? — спрашивает явно взволнованного Антона — глаза тут же загораются. — Это тина, но она не такая, как в обычных лесных болотах, липкая и вонючая. Эта — целебная! Отлично, теперь у Арсения будет еще и болотная тина впридачу к фиолетовым хищным лилиям с романтичным названием. Может быть, у Антона просто заложен нос и он не чувствует всех этих прекрасных ароматов? И если цветы хотя бы выглядят необычно, привлекая внимание своими роскошными бутонами и стеблями, то эти водоросли — просто комок мокрой и дико вонючей травы; Арсений даже в руки эту массу брать не горит желанием. Что вообще с тиной надо делать, если она целебная? — Мне ее надо есть? Или накладывать на рану, как подорожник? — прекрасно помня случай с кроликом, Арсений не высказывается негативно, а просто задает наводящие вопросы, чтобы лучше понять. — Ни то ни другое. Ее необходимо высушить на солнце, потом измельчить. Можно руками или в ступке. — Ступки тут точно нет, — почему Арсений звучит так, будто уже согласился заниматься травничеством? Это совершенно точно не отменяет его скептицизм, умело запертый внутри, чтобы не отсвечивал. — Тогда помять просто и в мешочек убрать тканевый. Потом можно понемногу добавлять в чай или настойку делать. Помогает от болей. Очень трогает тот факт, что Антон рассказывает все с такой заботой и серьезностью, что да — Арсений серьезно будет сушить водоросли, а потом хранить их в мешочке. Только что бы приспособить в качестве этого тканевого мешочка? Носок подойдет? — Как обезболивающее? — Таблетка? — уточняет Антон, хмурясь. И тут Арсений снова сталкивается с реальностью. Он иногда (почти всегда) забывает, что Антон не живет в той самой цивилизации, где есть термически обработанные продукты, электричество и медикаменты. Но он все же знает, что оно существует, знает принцип работы и действия. Так сколько же лет Антон — вот такой? И сколько ему было, когда он стал делить свое человеческое начало со Скорпионом? — Да, я сравниваю с таблеткой. — В целом, да. Растительного происхождения только. Эта забота невероятно приятна. Помимо красивых подарков, пусть и с нюансами, Антон принес еще и полезный. Да и кролик тоже был не чтобы впечатлить навыками охоты, а потому что Антон запомнил вскользь высказанное желание — хотя это было больше жалобой на надоевшие консервы. В обычной жизни Арсений такое вообще не употребляет, потому что у него всегда есть возможность купить свежие продукты и приготовить что-то из них или заказать доставку. «Подарки Антон подбирает еще и полезные» «Он теперь сильно смущается» «Знает о существовании таблеток и других городских вещей»

26 июля 2024 года

Арсений не думал всерьез, что Антон будет ему теперь каждый день что-то приносить — это ведь совершенно не обязательно. К тому же пока не совсем понятна точка отсчета такого порыва: оно как будто очевидно и плавает на поверхности, но Арсений упорно старается это не замечать и делать вид, что пока ничего не происходит. Антон удивляет постоянством и вечером приползает с очередной интересной вещью. Кажется, на этот раз действительно с уникальным подарком без каких-либо «но». Останавливается рядом чересчур довольный, с гудяще-вибрирующими усиками, даже хвост не висит неподвижно как обычно, а чуть колышется, подгоняемый в стороны легким приятным ветерком. Антон смотрит, игриво сощурив глаза, и предлагает угадать, в какой руке подарок. Заразившись этим кокетством, Арсений зависает ненадолго взглядом на вытянутых к нему кулаках. В них прячется явно что-то небольшое и непахучее — критериев достаточно, чтобы отбросить настороженность. — Вот тут. Поразмыслив, Арсений накрывает своей ладонью левый кулак. Кожа у Антона приятная, совершенно не сухая и не ледяная, как казалось до этого из-за размышлений о холоднокровных. Вряд ли он пользуется питательными кремами — наверняка у него и на этот случай есть какие-нибудь увлажняющие травы. Повернув кисть ладонью вверх и все еще придерживая ее своей рукой, Арсений проводит по сжатым пальцам своим большим, чтобы увидеть, что они скрывают. Сейчас у него есть возможность рассмотреть внимательнее когти — длинные, изогнутые, очень плотные, заостренные на концах — и иссиня-черные. Выглядят так, будто Антон регулярно делает маникюр. На большой ладони лежит камушек с необычными гранями. Арсений в камнях не сильно разбирается, потому что минералов на земле существует бесконечное множество; знает разве что самые популярные — агат, аметист, сапфир, рубин. Алмаз. Но этот — точно незнакомый, необычный; возможно, из того же места, что и цветы. Насколько безопасны подарки из Чащи? Помня все, что Арсению уже известно об этом страшном и темном месте, он совершенно не хочет там оказаться. Никогда. Он уверен, что попади он туда, Чаща никогда больше не отпустит. Предметы оттуда, из самого сердца, будто устанавливают между ними связь. Но сулит ли это что-то плохое? Тревожность никуда не девается. — Он очень красивый. У него есть название? — интересуется Арсений, пока аккуратно крутит в руках необычный камень, держась за него одними подушечками. Выглядит довольно хрупко. — Возможно. Я его называю «небесный кристалл». — Это как с цветами — сам придумываешь названия? — хитрая улыбка сама появляется на лице, потому что прав был тогда Арсений насчет намеков про поцелуи. — Да, — выпаливает Антон, а затем резко тушуется, щелкнув клешнями в воздухе. — То есть нет! То есть… — Я понял. Безумно красивый кристалл, правда. Спасибо тебе. — Он по цвету такой же, как твои глаза. Сам камушек размером со сливу, голубой, и если по верхней границе он кажется светлым, почти прозрачным, то ближе к ядру цвет становится насыщеннее. И вообще, его будто раскололи надвое — по окантовке камень мерцает чем-то бело-серебряным. Граница, выглядящая как скорлупка, блестит и переливается, хотя солнце уже почти спряталось за кронами деревьев. Арсений никогда в жизни такой красоты не видел. Этот подарок теперь его фаворит. Его он сразу припрячет в кармашек рюкзака, чтобы не потерять. «Антону нравится делать подарки» «У него получаются неплохие комплименты» «Меня привлекает то, что выстраивается между нами»

27 июля 2024 года

Новый подарок обескураживает сразу — он точно не из Чащи и явно сделан своими руками. Антон перед вручением долго извиняется — непонятно за что. — Я должен был отдать тебе ее давно, но как-то все не получалось сделать. Поэтому вот, держи, — он протягивает в руки озадаченному Арсению глиняную кружку. — Я же тогда разбил твою. Случайно, я не хотел, просто задел и… — Ты сделал ее сам? — Арсений перебивает, чтобы, во-первых, Антон не ушел в самобичевание, которое беспочвенно, а, во-вторых, он так удивлен, что молчать становится невозможным. — Ага, — Антон улыбается широко — явно горд собой. — Офигеть! Рассматривая кружку, сделанную из глины и залитую какой-то прозрачной глазурью, Арсений вдруг представляет, что у Антона в его жилище есть гончарный круг, сделанный специально под него. Вот он усиленно давит лапками на педальку, чтобы стол крутился, и старательно лепит что-то красивое из глины, высунув кончик языка. Должно быть, видеть это в реальности очень забавно — и залипательно. А уж если представить, как Антон держит столбик глины в своих длинных пальцах, то рейтинг визуализации сразу повышается. Сама кружка гладкая, без бороздок — значит, длинные когти ему никак не мешают. Слеплено довольно аккуратно, хоть и не идеально, но суть совершенно в другом. — Я сначала хотел сделать две, одинаковые, типа, парные. Потом подумал, что это, наверное, не к месту. — Ну и зря. Что зря, почему зря — Арсений говорит совершенно не подумав. Он же скоро уедет отсюда, и Антон это понимает. Осознает и принимает. Он точно помнит, что Арсений тут не на все лето, они этот вопрос обсуждали, и логично, что та самая «пара», для которой эти кружки предназначаются, вряд ли когда-то ими воспользуется в будущем. Но все же — сидеть теплым вечером на террасе и пить облепиховый чай из одинаковых глиняных кружек, сделанных своими руками и с душой, кажется отличной идеей. Жаль, что не реализуемой. Мысли сплетаются в единый комок, наслаиваясь друг на друга, и вдруг Арсений понимает: вот уедет он из этого места, вызывающего кучу эмоций и ассоциаций, и не узнает, где все это время обитал Антон. Тот же к нему в гости наведывается каждый день — почему Арсений так не может? Надо как-нибудь удачно ввернуть в диалог просьбу зайти на личную скорпионью территорию в гости. Возможно, лучше не сегодня — сегодня другая обстановка, которую не хочется нарушать. Сегодня очень уютно. Кожей он чувствует притяжение, усиливающееся с каждым днем. Уже несколько раз рука сама тянулась навстречу — и проблема как раз в том, что Арсений хочет еще раз коснуться. Вообще везде. Не только лицо. В нем горит и трещит желание изучить реакции такого необычного тела целиком. И видно же, что Антон весь смущается, когда дело доходит до личных взаимоотношений и контакта. Да, он не скрывает, что ухаживает, но кроме подарков больше ничего не делает. Ухаживания предполагают еще и что-то тактильное, правда ведь? Проведя еще один приятный вечер за разговорами — Арсений с удовольствием обновил подаренную кружку под довольным взглядом черных глаз, — они неминуемо прощаются поздней ночью, потому что пора уже спать, кое-кто обзевался весь. Арсений медленно спускается по ступенькам, провожая Антона, и хочется снова что-то такое необдуманно-нежное сделать, но Арсений может лишь пожелать спокойной ночи. Он точно знает, что Антон спать не будет — наоборот, станет шататься по лесу, смотреть за порядком и оберегать самого Арсения и его сон. И все же он решается — обходит гигантское хитиновое тело и хватает Антона за руку, поглаживая большим пальцем кожу, сегодня чуть суховатую и теплую. — Спокойной ночи тогда? — Арсений поднимает голову. — Спокойной ночи, Арсений, — как-то слишком заторможенно произносит Антон и с сомнением косится на их руки. Не нужно было этого делать; Арсений тут же жалеет, что мог снова перегнуть с тактильностью и своим непрошенным напором. Надо было сначала спросить, не против ли Антон — вдруг ему неприятно? Аккуратно выпутавшись из несильной хватки, Антон отступает назад, наступая на веточку и пугаясь хрустящего звука. Вздрагивает и щелкает, шелестит что-то. Арсению бы что-то сказать, но он не знает что. Вся ситуация нестандартная — это не отношения между людьми. Антон — получеловек, и порой в нем ощутимо преобладает животное начало, беря верх над его инстинктами. Подобрать правильные слова сейчас становится невозможно. Нужно не спугнуть, отпустить, не напирать. Не выяснять. Арсений, внутренне приободрившись, лишь улыбается уголками губ и шепчет тихое «пока». Разворачивается, чтобы уйти в дом и больше никого не напрягать своими поползновениями, но на последней ступеньке он замирает. Затылок опаляет теплое дыхание. — Стой. Не поворачивайся. — Стою. Сердце начинается учащенно биться. В такой тишине Арсению кажется, что слышен каждый удар о грудную клетку. На его плечи аккуратно ложатся чужие теплые ладони и ведут вниз по его рукам. Пальцы обжигают кожу, касаясь абсолютно невесомо. Огладив любовно запястья, руки ныряют под мышками и ложатся на грудь. Объятия. Арсений, застыв изваянием и пытаясь запомнить каждую секунду, начинает отсчитывать тягучие секунды, когда сможет почувствовать спиной чужой теплый торс. Ему кажется, что вот-вот, еще мгновение — и Антон прислонится к нему. На макушке снова ощущается теплое дыхание, слегка учащенное. Руки бережно держат, но больше Антон ничем не касается. Только слегка ощущается ткань его накидки. И окутывающий запах хвои. Становится даже обидно от такого его решения. Не хочет навредить? Боится? Отдавшись ненадолго моменту, Арсений прикрывает глаза. Только он хочет спросить, почему они обнимаются вот так, как руки пропадают, оставляя после себя фантомное тепло. Слышится негромкий шелест. Когда Арсений поворачивается, Антона рядом уже нет — лишь темный силуэт мелькает между многовековых стволов. Завтра нужно обязательно обсудить это — взаимность очевидна, а магнетизм друг к другу сложнопреодолим и неоспорим. И все-таки попроситься к Антону в гости. «Антон сделал для меня кружку» «С ним очень теплые и комфортные объятия» «Что между нами?»

29 июля 2024 года

Сегодняшний день спасет только прохладный душ и долгожданный поход к Антону в его секретное жилище. Солнце палит нещадно — настолько, что Арсений проснулся уже полностью мокрым. Кажется, сегодня рекордные за весь отпуск градусы — и это вообще аномалия, как можно выжить в такую погоду? Комфортно себя ощущать будут только жители пустыни, но они явно обитают в той самой пустыне и вряд ли окажутся здесь. Кое-как собрав себя в массу, способную передвигаться, а не растекаться по деревянному полу, Арсений направляется под душ. Из плюсов расположения этого сомнительного картонного строениям с ржавой бочкой наверху: оно закрыто раскидистой кроной яблони, поэтому от солнца можно попробовать частично спрятаться. До последнего хочется верить, что вода не нагрелась до точки кипения. К сожалению, это не городской душ в кафельной ванной со всеми удобствами, чтобы можно было включить воду и наслаждаться потоком воды идеальной температуры, подставлять лицо под мягкие струи или стоять и получать удовольствие от влажности и пара. Нет, тут надо аккуратно повернуть вентиль над головой и постараться не вылить на себя сразу всю бочку, а просто намочить тело, чтобы комфортнее было намыливаться гелем. Гель для душа, кстати, Арсений купил все в том же местном магазинчике в первый свой поход туда, потому что с собой взял только маленький тюбик, которого хватило на два раза. И гель этот карикатурный — пятнадцать в одном и пахнет ядреной ментоловой свежестью; другого выбора попросту не было. Намыливаясь одними ладонями, потому что мочалки Арсений не признает, он проводит по коже вверх-вниз, представляя зачем-то, что это могли бы быть чужие касания, а спина могла бы прислоняться к чужой вздымающейся груди, чтобы чувствовать жар и ощущать гулкий стук взбесившегося сердца. И так он увлекается в своей фантазии, что распаляется до точки невозврата. Член тяжело покачивается под своим весом и активно требует разрядки. Тело простреливает волной удовольствия и тягой получить еще больше наслаждения. Руки машинально делают так, как нравится, гладят шею, сползая на ключицы, а затем и на грудь. Скользкие пальцы сжимают вставшие соски, выбивая шумный выдох. Арсений прикрывает глаза, чтобы полностью погрузиться в обволакивающие ощущения, привычно ласкает себя — и в один момент обнаруживает свою ладонь, целенаправленно отводящую ягодицу в сторону. Ну уж нет, он не будет тут этого делать. И тем более не будет представлять, что это делает кто-то другой, с длинными пальцами и горящим темным взглядом. Но сдается. После обеда Арсений с нетерпением ожидает, когда же приползет Антон — вчера он поприставал к нему с обоснованной просьбой показать, где тот обитает, сделал самые огромные в мире просящие глаза-блюдца. Антон долго думал, действительно долго, потому что Арсений за то время, пока он подгружался, очевидно в голове решая логарифмы, успел сделать им чай и заскетчить гигантский хвост — тот застыл над головой Антона, потому что тот застыл в странной позе в пространстве. А что, если Антон живет в самой Чаще? Тогда точно никаких походов в гости. Даже если поступят заверения об обеспечении безопасности, Арсений ни за что не рискнет. Подобная авантюра это слишком — даже для него. У Арсения уже сформировалось четкое понятие об опасности этого мрачного места. На огромную радость, Антон соглашается, коротко кивнув сначала себе, затем и Арсению — и теплой улыбается. Про Чащу ничего не говорит, но через бор пройти все же надо. Каких-то глобальных планов на этот вечер они не строят — просто сменить место вечерних уютных посиделок. Вероятно, Арсений останется с ночевкой — должно же быть у Антона какое-то место для сна; днем же он отдыхает где-то. Единственное, может быть, стоило взять с собой покрывало с кровати, а то есть доля вероятности, что Антон спит на голом полу. Скорей всего. Топать нужно направо после захода в бор — в противоположную сторону от реки. В той части леса Арсений еще не был. Не то чтобы он часто туда заглядывал — только в сопровождении Антона, но даже вдвоем они ходили только налево. Тропинка выглядит спокойной и дружелюбной, ведя их вдоль многочисленных стволов сосен, только света уже не очень много, потому что солнце почти село, забрав с собой невыносимый зной. Лес молчит, лишь изредка где-то вдалеке слышно птиц — их щебет и взмахи крыльев. Спустя некоторое время Арсению начинает казаться, что тропинка странно петляет, но он упорно следует за Антоном, следя за его внушительной спиной и хвостом. Внезапно он чувствует, что к ребрам будто подцепили острый крючок, от которого становится невыносимо существовать в этом мире. Арсений останавливается и пытается рассмотреть свой торс, даже майку задирает — вдруг его кто-то укусил. На коже никаких подозрительных следов нет, но печет адски, словно что-то пытается вытянуть его кости наружу. А еще нестерпимо хочется сойти с намеченного пути куда-то налево. Арсений крутит головой, пытаясь понять, что происходит, и теряет из виду Антона, который спокойно ползет по известному одному ему маршруту. Поддаваясь порыву, в каком-то слепом наваждении Арсений делает несколько шагов влево, сходя с узенькой тропинки. Под ногами еле слышно шуршат опавшие иголки, а в ушах — тонкий звон, активно пробивающийся сквозь вату. Арсений идет мимо широченных стволов, слыша в голове зов, перекрывающий звон и шелест — с каждой секундой он усиливается. Что-то настырно тянет куда-то вглубь, туда, где темнеет даль, клубится черным дымом, из которого вырываются всполохи, словно щупальца, зачерпывавшие воздух. Арсений хочет оказаться там, в этой тьме. Это единственный правильный путь. Не слыша ничего, кроме пульсирующего зова, не обращая внимания на скучившиеся вокруг мощные стволы, Арсений невидяще ступает вперед. Шаг, еще шаг, еще один... Он видит только свою цель. Хватка на ребрах не ослабевает, лишь прочнее натягивается канат. Еще чуть-чуть… Все верно. Его резко отбрасывает назад. Из горла рвется болезненный стон. Перед глазами все плывет, закручиваясь и комкаясь, из-под ног земля уходит в буквальном смысле, и Арсений понимает, что с трудом может дышать. Каждый вдох дается с усилием, будто кислород в легкие не поступал вообще, а сейчас необходимо дозировать, чтобы привыкнуть снова. Вскоре ноги касаются земли. Кто-то его ставит осторожно, придерживая за спину. Открыв непослушные, слишком тяжелые веки, Арсений пытается сфокусироваться и понять, кто перед ним и что вообще произошло. Воспоминания о тьме словно в вязком мазуте, как картинки, надорванные и смятые; он совершенно не контролировал ни тело, ни сознание. Только сейчас до Арсения начинает доходить, что он добровольно шел на верную гибель. — Арсений? Ты меня слышишь? — голос Антона — вроде бы это он — над ухом звучит взволнованно, а дыхание тяжелое, прерывистое, режущее тупым ножом глотку. Он рассказывал, что может передвигаться быстро, но совсем недолго. — М-м, угу, да, — слова даются с трудом, язык тяжелый, большой, как после анестезии; ребра все еще горят. Рука на автомате снова тянется пощупать, нет ли открытых переломов, не торчит ли пара костей из груди. — Хорошо... Ты меня очень напугал! — Что со мной случилось?.. — Это ты мне расскажи, — Антон смотрит слишком тревожно, шелестя усиками, двигая ими очень активно — наверное, обстановку вокруг зондирует. При этом продолжает придерживать за спину, аккуратно, но уверенно. Упасть не страшно — его поймают. Арсению приходиться напрячься, чтобы сквозь дебри перепутанных мыслей вычленить нужное. Голова кажется ватной, но все равно уже лучше, чем было несколько минут назад. Потихоньку из тела пропадает тот яд, что запустила своими щупальцами в него тьма. Найти важное воспоминание удается не сразу, как и восстановить его полную картину — непонятно, где мысли самого Арсения, а где темное внушение. — Я шел за тобой, а потом почувствовал резкую боль в груди и услышал зов. Тонкий такой. Не смог противиться, я как будто себя не контролировал совсем. Я пошел на него, а дальше… все смешалось, я видел только одну точку, а потом… потом почувствовал, как ты меня ставишь на землю. — Прости меня, пожалуйста. Я же слышал, как ты идешь за мной, а потом задумался и потерял тебя. Я отвлекся, наверное, на несколько секунд, а Она тебя сразу выцепила. Поджидала удобный момент. — Чаща? — уточнять необязательно, потому что все и так ясно. Арсений же не хотел ни при каких обстоятельствах с ней знакомиться — но очевидно, что она очень желала его себе без учета чужого мнения. Она тут главная. — Да. Я не хотел, чтобы так вышло. Я же всегда говорил, что в лесу небезопасно. В этой части особенно. — Я не держу на тебя зла, Антон. Ты не мог знать, все в порядке. Теперь Арсению кажется, что подобное могло произойти в любой момент, да даже днем, когда Антона не могло оказаться рядом. Чаща же уже несколько раз делала попытки заманить в самую глубь, в свое черное сердце, но этого всегда удавалось как-то избежать, как и сейчас. — Точно? Как ты себя чувствуешь? Что-то болит? — сыпет как из пулемета свои вопросы Антон, шевеля активно усиками, будто проверяет своими локаторами состояние. Очень функциональные они у него. Как же Антон умиляет заботой и переживаниями. — Уже получше, — язык и голову отпускает и они больше не кажутся свинцовыми. Что вообще это было? Почему Чаща так влияет на организм? И как теперь не думать о том, что Она может добраться до Арсения, когда он находится в своем домике? А если Она доберется — какие будут последствия? — Может, вернемся к тебе? — Антон отпускает плечи и отползает чуть назад, заглядывает с волнением в глаза. — Нет уж! Раз мы проделали уже такой путь, то будет глупо разворачиваться. Нам далеко еще? — Почти пришли. Оставшийся путь преодолевают молча, находясь в своих вязких мыслях. Всю дорогу Арсений прислушивается к сигналам своего тела, отмечая, что чем дальше они отходят от того мрачного места, тем легче ему становится. Сейчас он может дышать полной грудью и никакой боли не ощущается. Наконец-то впереди показывается размытая темная хижина, находящаяся на опушке. Она стоит довольно далеко от заброшенной деревни, если судить по времени, затраченному на путь, но тут это сомнительный показатель, ведь Чаща пыталась их запутать и сбить, сплетая и завязывая тропинки. К тому же непонятно, на сколько сбился с дороги Арсений, когда пошел на зов. А сейчас пред ними приветливо расступаются деревья и впереди вырастает домик с прямой крышей. Солнце уже село, поэтому детали не рассмотреть, только очертания. Когда они подходят ближе, за домом Арсений замечает что-то, невероятно сильно напоминающее скорпиона. Сложно спутать огромный хвост, внушительное туловище, клешни и лапки с чем-то другим, когда буквально под боком ползет прототип. Чувствуя, как начинает накатывать новая волна паники, а сердце сходит с ума, не выдерживая такой концентрации пугающих вещей, Арсений останавливается и не двигается, боясь, что это — гигантский скорпион, питомец Антона, о котором он забыл рассказать, а сейчас очень удачно получится познакомиться и быть съеденным на ужин. Или же тут живут родственники Антона, абсолютно такие же — и снова все сведется к тому, что лакомая жертва сама пришла к ним в логово. — Что это? — хрипит Арсений, не в силах даже неприлично показать пальцем в то место. Поняв, что что-то не так, Антон внимательно прослеживает траекторию взволнованного взгляда и тоже глядит теперь за дом. Только он абсолютно спокоен, разве что становится чуточку серьезнее, сведя брови. — У меня линька недавно была, а это… ну, то, что слезло. До Арсения очень медленно доходит смысл сказанных слов, но когда это происходит, то мгновенно становится легче. Это просто сброшенная кожа. Неживая. Или панцирь? Он не знает, как это правильно называется. Он и не знал, что они линяют в принципе — как змеи. Интересно, а это больно? До, во время, после? Стоит ли об этом спрашивать? — Я испугался, что это еще один Скорпион. — Я такой один, — снова серьезно отвечает Антон и кидает быстрый взгляд за дом. — На самом деле, экзувиев, ну линек, то есть, у меня несколько. Я их храню. — Зачем? — Чтобы не забывать, кто я. Ядовитой стрелой пронзает осознание: Арсений перестал видеть в Антоне тот ужас, который сейчас рассмотрел в черных силуэтах. Он за несколько недель забыл — забыл, кто есть Антон. Проблема, однако, заключается еще и в том, что Арсений так до конца и не знает, кем является Антон — потому что не получил однозначных ответов на свои вопросы. Осмотревшись вокруг, неподалеку Арсений замечает еще одно строение с трубой и размышляет, что это вполне может быть баня. Вот у него на участке никакой бани нет, только летний картонный душ, который сдувает при первом же порыве ветра. Становится интересно, как моются приезжие зимой, если такие отважные личности вообще находятся. Баня это хорошо, баня говорит о чистоплотности Антона, которую Арсений не раз отмечал. Входом в дом служит незапертая двустворчатая дверь — Антон проползает внутрь даже не пригнувшись. Видно, что все это сделано специально и, вероятно, собственноручно. Есть очень смутное подозрение, что на этом месте когда-то давно тоже могла быть заброшенная деревня, а эти два домика просто сохранились — или им старательно и посильно помогают сохраняться. Арсений ныряет следом — Антон почему-то топчется на одном месте. Под его лапами он замечает тряпку, которая оказывается влажной — Арсений свои шлепки, которые Антон сказал не снимать, тоже вытирает. Идти в гостиную или на кухню не нужно, потому что в доме всего одна комната, соединяющая в себе все. По одной стене Арсений замечает потрепанный временем кухонный деревянный гарнитур и никаких столов со стульями, которые, очевидно, Антону не нужны. Нет тут и плиты, и холодильника — потому что нет и электричества. Зато под потолком висят какие-то пучки с травой и цветами. С противоположной стороны стоит большой и широкий комод и что-то напоминающее тахту, поверх которой накиданы тряпки. Может быть, Антон тут выбирал себе накидку, в которой будет принимать гостя — сегодня на нем что-то темное с зелено-золотым узором. Посередине помещения расстелен ковер, больше напоминающий животный мех. У Арсения есть все основания полагать, что это чья-то реальная шкура. Вот и ответ на вопрос, как спит Антон. Пока Арсений, скромно стоя около входа на тряпке, рассматривает небольшое помещение, Антон начинает чем-то шебуршать, шелестеть и торопливо ползать по периметру. Арсений наблюдает, как одна за другой зажигаются свечи. Они почти в самой непроходимой лесной глуши, а луна к ним сюда не особо и светит, пусть сейчас сумерки, так что света тут другого нет. Со свечами становится очень красиво. Несколько штук стоит на подоконнике, а остальные — на столешнице и комоде. Комната наполняется теплым уютным свечением. Видно, что свечами пользуются давно — на них налипли очень толстые восковые подтеки. Дождавшись, пока Антон со всем закончит, чтобы его не отвлекать, Арсений проходит внутрь — и тут же чует странный запах. Как грязные носки или ссаные тряпки. Первая мысль: Антон снова решил подарить необычный букет. В голове сразу начинают стремительно проноситься идеи, как бы выставить на улицу источник благоухания, но сначала надо разобраться с тем, что это вообще такое. — Антон? А чем тут пахнет? Антон на вопрос реагирует как-то странно. Сначала густо краснеет, затем очень громко шелестит, напоминая бешеного сверчка, смотрит огромными черными глазищами, заставляя лишь убеждаться в мысли, что это очередной подарок. — Это феромон, — наконец-то поясняет и продолжает стоять с тем же выражением лица. Если бы Арсения сейчас не волновала вонь, он бы по полной программе умилялся этому лицу. — Какой еще феромон? — Для брачных игр. А. Ага. Понятно. В полной мере осознав, что ему сказал Антон, Арсений на него смотрит примерно такими же глазами, только моргает реже. Он проводит параллели, насколько может использовать свои знания о животном мире, чтобы понять, насколько тут все серьезно. Обычно же брачные игры бывают перед спариванием, да? Антон что же, хочет, чтобы они каким-то образом… а каким? Нет, надо срочно, срочно попросить убрать этот аромат. Арсений и без него во всем этом заинтересован. — Антон, тебе не нужны никакие феромоны. — Почему? — он выглядит сбитым с толку и даже немного расстроенным. — Потому что ты мне и без них нравишься. Арсений говорит искренне: это он уже давно понял, просто повода признаться не было. В первую очередь — себе. Очевидно, Антон его привлекает, иначе они бы не проводили столько времени вместе, наслаждаясь обществом друг друга, Арсений бы его не рисовал, истратив на это почти что все странички в скетчбуке, не принимал бы его подарки и точно не мечтал бы о прикосновениях. Только что из этого всего выйдет? Теперь это единственное, что терзает сознание; все события этого вечера как-то сами по себе испаряются. — А ты мне, — шепчет в ответ неприлично сияющий Антон и начинает суетиться, ползать туда-сюда, открывая посильнее окна. Переставляет аккуратно по подоконнику свечу, чтобы пламя не задело штору, если вдруг решит подняться ветер. — У тебя, кстати, тут очень хорошо. А со свечами обстановка предельно романтичная, — Арсению в последнее время стали нравиться свечи, чего никогда не было — они стали отдушиной, успокаивая нервы и направляя на гармоничный лад во время ночных посиделок, поэтому нынешняя обстановка в доме сейчас неимоверно радует. — Сюда бы еще музыку какую, и можно станцевать медляк... Арсений осекается, понимая, что Антон может не знать значений ни того, ни другого слова. Портить момент своей недальновидностью совершенно не хочется — но Антон теперь смотрит завороженно, будто Арсений превратился в восьмое чудо света. — Музыки нет, но станцевать можно и так. Хочешь? — и протягивает руку. Арсений протягивает руку в ответ и делает шаг навстречу. Его пальцы бережно обхватывают теплые ладони. Может быть, со стороны они с Антоном выглядят комично, потому что невозможно без неловкости в унисон двигаться человеку и гигантскому скорпиону. Каким-то чудом они находят нужный ритм, а Арсений придвигается еще ближе, почти упираясь Антону в грудь, закрытую накидкой. Они просто держатся за руки и топчутся на месте. Но почему-то этот самый момент очень сильно отзывается в сердце, заставляя его трепетать. Все свои страхи, сомнения и сложные мысли Арсений оставил там, в лесу. Здесь перед ним — не монстр, не ужасное существо, а очень даже человечное, с душой, самой доброй и нежной. Арсений поднимает голову, потому что со своим немаленьким ростом он смотрит лишь на острые ключицы, и хочет уже сказать кое-что, как Антон его опережает. — Ты не будешь против, если я… — Я буду очень «за», — приходится перебить, потому что мысли у них оказались чертовски схожи. Приподнявшись на носочках, чтобы было удобно, Арсений сразу же врезается в чужие губы. Несколько секунд у них уходит на то, чтобы сориентироваться в пространстве и понять, как удобнее двигаться. Щеками Арсений чувствует мягкие усики и их мелкую вибрацию, сопровождающуюся шелестом. Крутить головой вполне можно, поэтому он раскрывает пошире губы и нагло лезет языком в чужой жаркий рот. Это же буквально единственное, что им доступно из подобного рода взаимодействия. С их разными габаритами и строениями тел Арсений пока не знает, что еще придумать — но поцелуями он планирует насладиться по полной программе. Антон отвечает с напором, очень крепко удерживая за спину. Арсений только сейчас понимает, что его приподняли еще выше — он едва касается кончиками пальцев пола. Шлепки он оставил рядом, потому что ему было любопытно ощутить голой стопой мягкость настоящего меха. Они словно пытаются вдохнуть кислород у друг друга из легких, никто не хочет уступать; поцелуй выходит глубоким и мокрым. Антон аккуратно прикусывает клыками нижнюю губу, запуская мощнейшие разряды по возбужденному уже организму, по каждой его пылающей клеточке. Арсений сильнее впивается пальцами ему в волосы, чтобы не упасть, чтобы быть ближе, чтобы чувствовать. Идея изучить особенности реакции чужого тела снова активно напоминает о себе, сигналит всеми яркими огнями и побуждает к действию. Арсений решает, что у Антона на теле вполне может быть такое местечко, где прикосновение к твердому хитину будет приносить сладкое удовольствие. Нужно только его отыскать и хорошенько приласкать. — Можно тебя потрогать? — Да. Губы нетерпеливо сползают на шею и ключицы, оставляя на них влажные поцелуи, но Арсению нужно все тело целиком, поэтому он взглядом спрашивает, можно ли стянуть накидку. Антон кивает, сразу же прикрывая глаза. Перед глазами теперь — гладкая грудь с выделяющимися ребрами и впалый живот, переходящий в районе человеческих тазовых костей в твердый хитиновый панцирь. Арсений ласково проводит по плечам, спускаясь по рукам к ладоням. Оставляет поцелуи на груди и тянется коснуться худых боков. Гладит кожу, изучает, отмечает появившиеся крупные мурашки и учащенное дыхание сверху. Он заводит руки за спину и аккуратно обводит внушительные шипы, торчащие прямо из шейных позвонков. Касается подушечками пальцев лопаток, плавно опуская их ниже, упираясь в хитиновые пластины — гладкие, очень плотные. Задерживается ненадолго там, пока выцеловывает снова длинную соленую шею. Помня яркую реакцию от поглаживания усиков, Арсений укладывает пальцы на них и проводит вверх-вниз, ощущая подушечками мелкие мягчайшие волоски. Антон шумно выдыхает и по-прежнему стоит зажмуренный, но ему точно нравится — на щеках цветет яркий румянец. С человеческой частью тела все быстро становится понятно, поэтому Арсений буквально ныряет вниз, опускаясь на корточки. Трогает все лапки, на которых тоже оказываются мелкие волоски, очень нежные, хотя думалось, что они непременно должны быть грубыми и жесткими, заползает чуть ли не под брюхо. Просто все гладит, где достает, и наблюдает за реакцией — только не рискует трогать жало. Черные пластиночки нереально гладкие и какие-то даже шелковистые. Арсений останавливает себя, чтобы не залезть сверху и не прижаться всем телом, потереться о хитин. Как же его мажет. Реакция Антона на все поползновения к его телу — восхитительна. Он весь трясется, как тоненький листочек, вибрирует. Хрипит что-то нечленораздельное, поскуливает. Иногда дергается, то ли от того, что все слишком чувствительно, то ли он продолжает стесняться, как это было поначалу. На каком-то бешеном энтузиазме Арсений наворачивает ползком круги вокруг мощного туловища, то и дело дотрагиваясь до разных доступных ему участков с разной степенью нажатия. Но когда он планирует вернуться к губам, потому что целоваться хочется до безумия и до искр из глаз, то так и застывает в полусогнутом состоянии перед голым торсом, ошалело смотря ниже живота. В том месте, где у Антона-человека мог бы быть половой орган, сейчас торчит именно он — не совсем человеческий, но похожий. Арсений сильно надеется, что это именно то, о чем он думает. В области паха хитиновые пластинки расползлись в стороны, высвободив тем самым достаточно длинный, загнутый вверх и перевитый угольными толстыми венами темный член с крупной плотной головкой. Арсений сглатывает, кажется, литр вязкой слюны. Это же полностью меняет все дело. Его настолько сильно ведет, что он перестает соображать вообще. — Ты не говорил, что у тебя есть вполне себе нормальный член, — медленно хрипит Арсений, не в силах оторвать взгляд от своей идеальной находки. — Да как-то повода не было, — донельзя смущенно пищит Антон. Наверное, если бы у него были пути к отступлению, он бы уже уполз и спрятался от такого маньячного напора — но он сам дал добро на подобное лапание во всех интересующих местах. — Сейчас и его потрогаем, — сообщает о своих планах Арсений, чтобы никого не пугать, и резво опускается на колени, чувствуя открытой из-за шорт кожей мягкую шерсть. — Ты чего? — Антон все же пугается, переступая нервно лапками и смотря огромными своими безднами. — Так. Стоять и наслаждаться, — отрезает Арсений, уже вовсю рассматривая черный, под цвет хитина, член. — Только он, это, не ядовитый, я надеюсь? — Нет, — Антон смущенно фыркает и зажмуривается — эта развратная картина выше его сил. Интересно — это просто ствол без мошонки, соединенный с телом мягкой перепонкой. Арсений сначала трогает его бережно рукой, накрывая ладонью. Под пальцами ощутимо пульсируют широкие вены, на которые нестерпимо хочется надавить языком. Уже открыв рот, Арсений отмечает еще один интересный факт: из щелки течет так, будто открыли кран. Крупными вязкими каплями по пальцам стекает прозрачная смазка. Аргументов, чтобы начать, уже предостаточно, поэтому Арсений накрывает губами головку, слизывая вытекшую новую порцию секрета. На вкус смазка оказывается слегка кисловатой — и ее очень много, невероятно много, она уже обильно течет по подбородку, а Арсений еще особо ничего и не сделал. Чтобы не запачкать одежду, он стягивает с себя майку. Скорее всего, у Антона такое впервые — он застыл каменной статуей и, кажется, еле дышит. Главное — не переборщить с активными ласками. Арсений, отрывающийся с трудом от вылизывания, посасывания и посильного заглатывания члена, периодически кидает наверх Антону комплименты и описывает свои крышесносные ощущения, прося его не молчать и не падать в обморок от переизбытка чувств. Головка, скользящая по языку, ощущается одурительно. На свое собственное возбуждение Арсению сейчас совершенно плевать. Член во рту невероятен: плотный, упругий, очень горячий, касаться его — одно удовольствие. Он бы провел в такой позе всю ночь. Арсений понимает, что хочет этот член ощутить в себе, ведь в таком виде все очень неплохо получится. Он никогда себе не простит, если они с Антоном при таких вводных данных не воспользуются ситуацией и не переспят. А Антон уже смотрит на происходящие развратные оральные ласки огромными глазищами и шелестит, чем-то скрипит, даже несколько раз от переизбытка эмоций щелкает клешнями в очень опасной близости от лица Арсения — и как заведенный двигает усиками как крыльями. Выпустив изо рта член, помогая себе рукой, Арсений поднимается на ноги, выпрямляясь, но продолжает стимуляцию пальцами, размазывая по черному стволу бесконечную смазку. Второй свободной рукой стирает с лица лишние выделения, но по ощущениям, он заляпался по самую грудь. Антон следит внимательно, дышит через рот, раскрыв искусанные пухлые губы. Арсений не сдерживается и целует их — Антон стонет, и это заставляет все внутри затрепетать от произведенного эффекта. Но это же еще не все. — Я тебя хочу, — шепчет заполошно, пытаясь перевести дыхание. — Чтобы твой невероятный член оказался внутри. А еще, знаешь, меня не нужно растягивать. О содеянном утром непотребстве Арсений не планировал признаваться даже самому себе, но новые обстоятельства требуют неожиданных решений и подходов. Да и драгоценное время тратить совершенно не хочется. После откровенного признания у Антона во взгляде что-то меняется, сладкое желание загорается с новой силой, а глаза становятся чернее ночи. Он хищно улыбается, напирает, оттесняя Арсения к стене. — Тогда почему ты все еще одет? — рычит на ухо таким тоном, что шорты должны сами собой устраниться, воспламенившись. И секунду назад этот невозможный человек мялся, стеснялся, трясся каждой клеточкой и млел от прикосновений, еле стоя на всех лапах? Сейчас Антон будто переродился, преисполнился и взял всю инициативу в свои руки, заставляя содрогаться от одного его голоса. Кажется, Арсений нашел в лесу не просто золото, сразу в обход меди — платину. Стянув с себя шорты вместе с бельем, он не успевает полностью выпрямиться, как Антон подхватывает его клешнями за бедра, поднимает и, обнимая руками за спину, порывисто прижимает к стене. Сексом они будут, по всей видимости, заниматься на весу. Только от этой одной обжигающей мысли и разыгравшейся фантазии Арсений готов кончить. Твердый до неприличия член сейчас упирается ему в живот. Антон целует с таким рвением и желанием, что хочется выть. Он кусает и лижет, жмется ближе, громко шелестит усиками. Арсений ощущает, как в него настойчиво упирается член, как плотная горячая головка немного протискивается внутрь, раскрывая его, и как смазка Антона начинает потихоньку заполнять. Ощущений настолько много, и Арсений не уверен, что сможет теперь продержаться долго и не отключиться от этой реальности раньше времени. Его трясет, поэтому он хватается за плечи Антона сильнее, со всей дури впиваясь пальцами в кожу. — Почему тебя не надо растягивать? — рокочет Антон, закончив вылизывать его рот изнутри. — Потому что я уже сделал это утром. — И о чем ты думал, Арсений? — каждое слово отдается всполохом внизу живота, сильнее затягивая узел. Как он это делает? — О тебе... — И где же ты это делал? Ты вставлял в себя пальцы? — В душе, пальцы-ы… — связного ответа не выходит, потому что головка протискивается глубже, помещаясь теперь целиком. Хочется просто на одной ноте стонать и висеть на Антоне без чувств, пока он будет вбиваться на всю длину. — Ты точно этого хочешь? — Точно хочу. На мгновение кажется, что у Антона белеют глаза. Вблизи это похоже на пламя, холодное, острое, выжигающее все на своем пути без остатка. Но он моргает, и на Арсения теперь пристально смотрят два чернильных омута, в которых сейчас отражаются свечи. Сердце бьется в груди так сильно, что, кажется, занимает все пространство под ребрами, такое оно огромное и мощное. Арсений чувствует бедрами, как напрягаются под ним клешни. Его держат словно он пушинка и ничего не весит, и от этого тоже перехватывает дыхание. Несмотря на свой внешний вид, явную худобу и выпирающие кости, Антон очень силен физически. Он, прижимая Арсения к себе и удерживая его в одном положении, смотрит — и ждет. Через мгновение все смешивается в один ядерный коктейль из ощущений, движений, звуков, слов и бесконечных жидкостей. Член скользит внутри поршнем, въезжая по самое основание. Больно было в самом начале, но нежные стеночки вскоре растянулись под нужный диаметр — и стало невыносимо приятно. Антон буквально насаживает на себя, натягивает на член, рычит сквозь зубы и кусает в ключицы и за шею. Арсений за чужие плечи из последних сил держится непослушными пальцами, а ноги неловко пытается уложить по бокам и скрестить лодыжки за широкой спиной — пятки постоянно съезжают по гладкому хитину, отрезвляя контрастом, приводя ненадолго в чувство. Внутри все пульсирует пламенным удовольствием, член чувствительной головкой трется между телами, измазанный в выделениях. — Анто-о-он, а ты мне потом голову не откусишь? — отвлекаться на разговоры не очень хочется, потому что в принципе сложно что-либо говорить и формулировать. Но мысль о том, что все действия могут привести к чему-то не столь привлекательному, а очень плачевному, Арсению не дает покоя даже в эйфории. — Ты только сейчас решил уточнить? — фыркает Антон, заглядывая в глаза. — Ах-ха! — Нет, Арсений, я же не богомол. И не самка, как ты уже успел заметить, — для усиления эффекта Антон начинает двигаться активнее. На бедрах точно останутся отметины. И не факт, что Арсений первое время сможет нормально сидеть. — Это хорошо, Антон, очень хорош-шо… Толчки не прекращаются, не замедляются. Антон впивается своими длинными черными когтями в спину, и это больно, но на той самой грани, когда боль доставляет искусное удовольствие. Арсений никогда и не думал, что откроет в себе такие предпочтения и умение наслаждаться так нереально. — Позволишь в себя кончить? — Да-да-да, — Арсений повторяет согласие как в бреду, потому что сам уже на пределе всех своих желаний, эмоций и сил; он не понимает, где явь, а где фантазия, кто он и кто они. Едва услышав первое «да», Антон влетает внутрь полностью, несдержанно вжимает в себя сильнее и кончает. Стонет утробно и протяжно, заполняя собой изнутри, и держит на себе, чтобы не было возможности сдвинуться в сторону. Горячей спермы так много, что она начинает вытекать наружу. Только от одной мысли, что они натворили и как это все выглядит со стороны, вперемешку с бушующим океаном чувств, Арсений кончает следом, даже не притронувшись к себе руками. Из последних крупиц сил Арсений успевает заметить, что в момент, когда из члена Антона стреляет сперма, то и из его загнутого жала на хвосте, покачиваясь в такт толчкам, стреляет яд и попадает куда-то на стену, стекая на пол — настолько его много. А вот это уже опасное для жизни мероприятие. Оказавшись снова на земле, Арсений понимает, что стоять ему сложно. Хочется сразу лечь. Он, еле как ворочая языком, сообщает об этом Антону и дальше уже не понимает, как оказывается на полу на мягкой шкуре, укрытый чем-то очень объемным и теплым. Глаза закрываются; последнее, на что Арсений обращает мутный взгляд — в том месте на полу, куда стек яд, разъело шкуру. Он весело думает: «Спасибо, что не на лицо» — и отрубается.

30 июля 2024 года

Арсений привык просыпаться от солнечных лучей, которые приветливо пробиваются к нему в комнату сквозь тонкие, местами порванные шторы. Сейчас же он понимает, что он вынырнул из сна не из-за света, а потому, что его желудок жалобно требует пищу. Арсений вчера только поужинал перед выходом, а с собой почему-то не догадался взять хотя бы бутерброды или шоколадку, которая как раз осталась в его съестной заначке. Стоило подумать, что тут вряд ли будет подходящая еда, если Антон ест раз в месяц — и то добычу, пойманную накануне. И раз Арсений еще полностью ощущает свое тело и чувствует себя вполне живым, значит, добычей для Антона он все же не является. Удивительно, что после вчерашнего он продолжает думать о таких вещах. Тело ощущается как после хорошей силовой тренировки. Мышцы тянет, и это приятное чувство. Надо еще будет попробовать сесть — тут уже есть сомнения по поводу приятности. Арсений наконец-то открывает глаза и понимает, что еще очень раннее утро — в окно солнце почти не светит. Может, конечно, оно сейчас поднимается с другой стороны дома, а тут лишь стволы многовековых сосен заглядывают через мутное стекло. В любом случае, уже достаточно светло, чтобы рассмотреть комнату. Интересно, а Антон потом отправился в лес, чтобы не нарушать Арсеньев сон? И где он сейчас, потому что Арсению было бы неплохо вернуться к себе и позавтракать. Обратный путь он в одиночку точно не осилит. Пробуя пошевелить руками и ногами, что получается тяжеловато, но по крайней мере получается, Арсений поворачивает голову влево — и не понимает, что он видит. Он привстает на локте, забывая про тянущую боль, и пялится на мирно посапывающего Антона, который лежит рядом под одним огромным пледом. Но что-то точно не так. Через секунду большущий пазл складывается: Арсений не видит скорпионью часть. Нет, он видит кудрявую голову Антона и плоскую грудь — а дальше его тело скрыто мягкой тканью, куда точно, однозначно, безусловно не поместятся гигантское туловище, лапки, клешни и хвостище с опасным острым жалом. А где? А как? Не веря своим глазам, Арсений продолжает тихонько разглядывать человеческие черты; подрагивающая рука сама тянется вперед, чтобы потрогать гладкие скулы — у Антона абсолютно обычное лицо, без привычных усиков и шипов. Будить его не хочется, пускай ворох вопросов крутится на языке, становясь все объемнее с каждый новой подмеченной деталью. Все вокруг становится не так интересно, не так важно, как неожиданные метаморфозы. Антон начинает ворочаться и медленно просыпаться. Наблюдая за ним как чокнутый сталкер, Арсений дожидается, пока тот окончательно пробудится, параллельно пытаясь успокоить свое сошедшее с ума сердце. Как только Антон начинает моргать, Арсений деловито залезает на него сверху и понимает, что он точно так же обнажен — кожа касается горячей кожи, вызывая лишь приятные мурашки. И тело у Антона — человеческое. Но это сейчас не имеет значения. Арсений внимательно всматривается в красивое лицо напротив. У Антона зеленые глаза.

•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•

Довольно времени провел ты средь чужих,

Ты мой потомок, кровь моя, а не обычный смертный.

Не ведаешь огромной власти и мира суть ты не постиг,

Не отыскал предназначенья в нем, ты слишком милосердный.

Поэтому прими во благо скромный дар мой,

Тебе, безропотному, вверяю тьму на обращение,

Днем ты блистать продолжишь красотой,

А в сумерках твой облик станет не на загляденье.

Отныне скорпион — как часть тебя, он твой защитник.

В него твой стан и сила, вся суть вплетутся прочно,

В ночи скитаться будешь, всем врагам угроза, самый страшный хищник,

Сливаясь с густой мглой, чернильным мраком, пустотой зловещей.

И лишь когда ты встретишь и полюбишь душу,

Которой станешь важен лишь ты сам, без оболочки.

Она рассеет плотную завесу тайны, взаимностью ответив светлой,

Разрушит ненавистные оковы, в твоей истории скитания поставив точку.

Тогда проклятье обернется лучшим даром.

Тебе подвластно станет дикое начало,

Отступит тьма, и солнце станет ярче,

Но о своем родстве запомнишь навсегда.

Распорядись же правильно своей судьбой.

И зла ты не держи, мой друг, мой сын. Не надо.

Таков твой сложный путь, твоя стезя.

Пройди его и обрети себя в награду.

•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•·•

Эпилог

1 июля 2025 года

Вывалившись из душной электрички, они сначала осматриваются по сторонам. Для Арсения здесь все выглядит примерно так же, что и тогда — каждый миллиметр почему-то прочно зафиксировался в памяти. Платформы тут, к сожалению, не появилось, участок перед путями вытоптали еще сильнее — он как-то даже просел, — а поле вдоль дороги стало будто меньше. Остановки, к слову, все еще нет. Он переводит взгляд на Антона, с пыхтением поправляющего тяжелый походный рюкзак на спине. — Хорошо здесь, — говорит тот тихо, чтобы не спугнуть природу. Прикрывает глаза и медленно вдыхает ароматы травы, земли и деревьев. Сегодня жарко. Прогноз на это лето обещает если не аномальную жару, то точно приближенное к страшной парилке состояние. Путь вдоль дороги занимает ровно двадцать изнурительных минут. Когда впереди показывается деревня, Антон на глазах преображается, отбрасывая недовольство ранним подъемом, усталость от ходьбы и духоты, и становится самым довольным и энергичным в мире котом. Арсений старается не ревновать к этим фонтанирующим эмоциям, ведь это его родная территория, где он не был почти год. Дом Журавля отыскивается очень быстро — кажется, Антон дошел бы туда с закрытыми глазами, ориентируясь чисто по запаху или каким-то шестым чувством. На этот раз Дима знал, во сколько прибудут гости, поэтому уже издалека заметно, как он топчется у калитки и, разумеется, сразу же замечает две высокие фигуры. — Шуша! — орет на всю улицу Журавль — Антон срывается на бег, чтобы влететь в его крепкие и долгие объятия. И никакой рюкзак уже не оттягивает плечи до земли. Арсений по-прежнему старается не ревновать. Дима для Антона — почти что семья, единственный близкий человек в этой большой деревне. И пусть все это время они были на связи, постоянно переписывались и созванивались, но живьем видятся только сейчас. А это уже другое восприятие и ощущения, поэтому пусть обнимаются, дурачатся, смеются. Для Антона это очень важно. Посиделки получаются долгими, потому что по десятому кругу обсуждаются все сплетни, приколы, неурядицы и новости. Журавль радушно предлагает остаться у него с ночевкой, даже пытается соблазнить бутылкой с самогоном и маринованными огурчиками с салом, поигрывая бровями. Но у них план другой, поэтому они отказываются, обещая прийти через несколько дней, сразу как обоснуются во временном доме. До наступления сумерек есть еще несколько часов, и их будет предостаточно, чтобы добраться до заброшенной деревни. Пока идут вдоль тропинки, непривычно ровной и чистой, обсуждают нововведения на участке. Журавль похвалился, что что-то там подшаманил еще весной, потому что в дом на два месяца заезжал один важный тип, решивший оздоровиться и максимально слиться с природой. Он вышел на Диму сразу с вопросами про удобства — а получив ответ, угрохал приличную сумму денег на ремонт; природа природой, а в дырку в деревянном полу и сомнительный летний душ он ходить отказался. Журавль пообещал, что они найдут на участке небольшой сруб, ставший «добротной банькой», в которой, между прочим, можно попариться и по-человечески помыться, а в самом доме теперь оборудовано что-то вроде ванной комнаты с биотуалетом. Канализацию Журавль проводить не стал — денег не хватило, да и это уже было бы чересчур. Нельзя так опрометчиво избавляться от того, что было нажито предками; прямая цитата. Арсений с Антоном наконец-то добираются до дома и оценивают новую постройку, быстренько заглянув внутрь. Выглядит как классическая баня, которую уже хочется растопить, чтобы хорошенько попариться. Но уже начинает смеркаться, потому что слишком уж они задержались в гостях у Журавля. Сейчас стоит разобрать вещи и лечь спать. Арсений скидывает с себя тяжелый рюкзак и идет отпирать дверь, как слышит почти забытый шелест. Ему впору бы испугаться резких шуршащих звуков за спиной — но с некоторых пор ему не страшно. С Антоном вообще не страшно. Обернувшись, он наблюдает, как Антон, приняв свою оборотную скорпионью форму, довольно потягивается всеми конечностями. Огромный хвост нависает сверху, привлекая внимание своим изогнутым острым жалом. Как давно Арсений его таким не видел! К тому же сейчас Антон выглядит куда внушительнее и мощнее из-за набранного здорового веса — это чертовски возбуждает, но вот об этом Арсений старается не думать.

*

Год назад он забрал Антона с собой. Тогда ему показалось, что на это импульсивное предложение последует непременный отказ, потому что Антон неизвестно сколько лет вел отшельнический образ жизни и совершенно не был знаком с городом; он с деревней да железной дорогой-то вряд ли был знаком! Но это все самостоятельно додумал Арсений, используя имеющиеся скудные знания, полученные при общении. На самом деле полускорпионом Антон оборачивался лишь в сумерки, а с восходом солнца он становился обычным человеком — такая себе современная Фиона. Красотка днем, в ночи — скорпион. Что больше всего удивило Арсения во всей этой истории, так это то, что днем Антон вел вполне современный образ жизни — даже работал, хоть это не требовало особых знаний и навыков. Продукты изредка ходил покупать все в ту же большую деревню, где был знаком почти со всеми местными жителями, но не особо с ними общался. Тот самый Журавль был его другом детства, единственным человеком, кто знал о проклятии. Знал, принимал и помогал, чем мог. Через Диму Антон купил простенькие телефон и ноутбук — все для той же работы. Раз в неделю он добирался до Диминого вайфая и отправлял начальнику требуемую отчетность. Деньги, скромные совсем, переводились на счет тому же Диме, а он уже передавал Антону наличку. Немудрено, что с такими скелетами, что были у Антона в шкафу, свою личность он нигде особо не светил — только по большой необходимости, когда других вариантов не оставалось. Именно поэтому Антон и общался вполне современным языком и спокойно реагировал на блага цивилизации, знал про электричество, таблетки и даже мемы, пробовал кофе и чай с разными сладостями. Арсений и не обратил пристального на это внимания, не стал раскручивать свои подозрения. Зато потом картина происходящего полностью сложилась. Еще выяснилось, что немного электричества у Антона все же было — он пользовался солнечными батареями. Конечно же Антон согласился уехать. Доверительно сообщил, что очень давно об этом мечтал, и хотел жить не в доме, а в квартире, потому что он видел это все в интернете, ролики смотрел, фотографии, каталоги. Хотел много чего увидеть и попробовать: например, попрыгать на батуте или покататься на коньках. А еще хотел бы завести личную банковскую карту, куда бы ему перечисляли зарплату; да он даже хотел бы ходить на работу, чтобы обязательно пять через два с девяти до шести! А еще — получить образование, почувствовать на себе, что значит учиться. Он хотел бы быть полноценным человеком, который выполняет самые скучные и рутинные вещи. Первые месяцы было сложно — по ночам Антон вскакивал с кровати. Как в бреду маниакально трогал свое тело, уходил в ванную смотреться в зеркало. Ему казалось, что он самый настоящий монстр, о чем свидетельствовали его не исчезнувшие почему-то когти, ставшие просто отросшими человеческими ногтями. Поэтому сначала Арсений сделал все, чтобы Антон смог смотреть на себя и не расстраиваться — купил специальную машинку для обработки ногтей и сделал, используя обучающие видеоуроки, Антону маникюр. Они сходили вместе подстричься, купили новые вещи, Антон научился бриться. Долго привыкал, что его тело больше не меняется с наступлением темноты, перестраивал свой режим дня, возвращая полноценный ночной сон в свою жизнь. Каждый день Арсений неустанно говорил, какой Антон замечательный и сильный. Что все получится, образуется, наладится, восстановится. Просто нужно дать себе время и не требовать сразу бешеных скачков. Вскоре о себе дала знать непреодолимая тяга к лесу. Антону казалось, что его зовет бор. Но они с Арсением оба понимали, что это только так казалось. Превращаться обратно в скорпиона Антону совершенно не хотелось, но он говорил, что чувствует, что может это сделать, стоит ему только об этом подумать — просто представить, как отрастают лапы, удлиняется тело, покрываясь хитином, заканчиваясь мощным хвостом. Когда желание жить рядом с деревьями, с соснами, стало невыносимым, они стали искать для съема другую квартиру — чтобы рядом непременно был хвойный лес или сосновый парк. Нашли желаемое по важным критериям не сразу, но когда все срослось, они были очень счастливы. Антон тогда сказал, что ему стало в разы легче даже дышать. Впоследствии они вечером часто выбирались гулять в лес, облагороженный мощеными дорожками и деревянными лавочками, на которых они сидели вечерами и болтали, попивая из термоса облепиховый чай. Довольно часто они обсуждали их новую жизнь, и Арсений всеми силами старался помочь Антону преодолеть психологические барьеры из-за слома привычной картины мира. Еще одним важным шагом к восстановлению стало то, что Антон потихоньку набирал вес — сейчас уже сильно заметно, что он хорошенько поправился. Теперь его тело не напоминает истерзанный скелет, обтянутый кожей. Антон стал есть, не так часто, как обычный человек — только раз в несколько дней, — но и это огромный прогресс. В будущем есть надежда прийти к питанию хотя бы раз в день. Животные инстинкты из организма и сознания бесследно не пропали, оставив о себе напоминание. Но даже сейчас уже можно сказать, что они смогли. Все смогли. Преодолели сложности вместе, крепко держась за руки и идя вперед с гордо поднятой головой. Антон шестнадцать лет был заложником ужасного проклятия, что, разумеется, оставило след на его личности и несколько следов на теле в виде шрамов и отметин в тех местах, где были острые шипы и рос хвост. У Антона даже был действительный паспорт, который он умудрился в двадцать лет поменять в местной деревенской администрации. Не без помощи Журавля, конечно. Это значит, что все это время Антон — был. И продолжает быть. Когда стало полегче, некоторые страхи были успешно преодолены и проработаны, а новая жизнь потихоньку стала обретать подобие размеренности, они решили, что свой приближающийся отпуск проведут там же, где и встретились впервые. А Антон сможет на какое-то время принимать свою полуформу Скорпиона, потому что его тело этого просило, не смогло полностью подавить животное начало, чтобы быть только в одном человеческом состоянии постоянно. Скорпион настойчиво просил дать ему временную свободу.

*

Уплыв в свои воспоминания о важных днях, Арсений не замечает, как Антон оказывается рядом, решительно разворачивает и притягивает к себе для глубокого чувственного поцелуя. От теплых губ и настойчивого языка начинает пьяно вести, а в животе постепенно закручивается упругая пружина. — Люблю тебя, — шепчет Антон, так одновременно забыто и знакомо шелестя усиками. — Люблю тебя, — повторяет Арсений признание, разглядывая преобразовавшееся лицо. Они улыбаются друг другу, общаясь без слов, все понимая и так. — Не включай только ярко фонарь, — говорит серьезно Антон, глядя в глаза своими бликующими, угольными, глубокими, как бездна. В ответ Арсений кивает, смеясь, и наблюдает за тем, как темная огромная фигура исчезает во мраке окружающих деревьев, приветливо расступающихся перед долгожданным гостем.

You look up to the sky

With all those questions in mind

All you need is to hear

The voice of your heart

In a world full of pain

Someone's calling your name

Why don't we make it true

Maybe I, maybe you.