A Terribilis Puer

Если бы эмоции заставляли нас вести себя рационально, они бы не были эмоциями.

Доктор Хаус

***

      Kapiton Neklyudov: Simple Waltz, No.2       Тело, такое изнеможённое и продрогшее от сурового осеннего холода, продолжало неподвижно лежать на земле, придавливая своим весом ни в чём не повинные травинки. Те, сгорбившись и упав на колени, вгрызались в морозную землю, печалясь такой своей участью. Совсем скоро они должны были бы покрыться инеем и измениться в цвете, готовясь к зиме, однако парень, так неудачно свалившийся на их бедные головы, похоже, лишил их этой возможности.       Кроны деревьев, что находятся по всей округе, сегодня не покачиваются — сильного ветра нет, только лишь весьма холодная температура. На массивных ветках снова сидят притихшие птицы, не желая нарушать магическую тишину своим пением, пускай оно и прекрасно.       Где-то спрятались сооружённые лично ими гнёзда, в которых, свернувшись в маленькие пушистые комочки, лежали их крохотные птенчики. Где-то, в особо массивных стволах, можно было заприметить небольшого размера дупло, в котором, вероятно, живут ещё одни природные создания.       А где-то, внизу, у корней, что торчат огромными корягами над землей, можно было разглядеть норы, уходящие неглубоко под землю и скрывающие в себе, вероятно, тоже какую-нибудь дикую зверушку.       Всё, что окружает одиноко распластавшееся по продрогшей земле тело, обладает какой-то таинственностью и магичностью. Здесь действительно невозможно расслышать ни единого звука, кроме самой Тишины. Она осторожно бродит по окрестностям, разглядывает ветки деревьев, проверяя, чтобы птенчики крепко спали, а родители находились где-то рядом; чтобы в дуплах всегда были запасы еды, а в норках всегда торчал какой-нибудь пушистый хвост самого хозяина сего жилища. Она обводит своим материнским взглядом всех своих «детей», проверяя, в порядке ли они.       Переводит взгляд на луну, что одиноко восседает в чистом, не заполненном тёмными густыми облаками, небе. Она красиво подсвечивается, а сияние по её периметру, словно нимб, будто бы намекает на её невинность, непорочность и искренность.       Здесь царит Спокойствие. Оно ходит вслед за Тишиной, сцепив за своей спиной руки. Взгляд его не выражает, вероятно, никаких эмоций, а в голове, скорее всего, нет ненужных мыслей. Он размеренно плетётся за своей верной ночной спутницей, не смея отдаляться от неё ни на шаг.       Навеки связаны.       Всегда должны быть рядом друг с другом.       Не проживут, если будут порознь.       И вот они останавливаются подле одиноко лежащего тела, вскидывая белые брови в удивлении. Раньше его не видели ни Тишина, ни Спокойствие, ни жители данного леса. Они переглядываются, не понимают, откуда взялся чужак, и кто он такой.       Как смог пройти через них?       Тишина присаживается, тянет свою белую сияющую руку к хрупкому лицу и касается прядей волос странного и незнакомого цвета, заправляя за ухо и открывая себе, тем самым, вид на незнакомца. Он весь перемазанный в грязи, испачканный, бледный.       Уставший.       Жаждущий помощи.       Тишина в сочувствии поджимает губы и поднимает взгляд на Спокойствие, что стоит рядом и смотрит на развернувшуюся картину сверху вниз. Его белоснежные сверкающие пряди чуть скрывают белого цвета лицо, но очерченные в задумчивости скулы не заметить невозможно. Она возвращает взгляд на лесного гостя, ласкает его своим вниманием, стараясь вложить в свои неосязаемые касания всю материнскую любовь, что хранится в глубине её сердца. Старается одними лишь глазами передать силы, которые сейчас так необходимы этому незнакомцу.       Спокойствие вздыхает и, не желая более смотреть на мучения своей спутницы, присаживается рядом, опускаясь на колени, скрытые в такие же белоснежные и сияющие одеяния, как и они сами. Окидывает ленивым взглядом тело и, вновь вздохнув, прикладывает тонкие пальцы к переносице, прикрывая глаза и немного хмурясь.       Думает, как можно помочь.       Обхватывает хрупкое тонкое запястье Тишины и прикладывает её ладонь к спине гостя. Отпускает и кладёт свою туда же, рядом. Оба прикрывают глаза и сосредотачиваются. … … — … Вставай… — … Тебе надо встать, Феликс…       Слышится где-то на подкорке сознания, заставляя лежащего на земле парня сморщиться. Кожа от долгого нахождения на холодном воздухе вся заморозилась и неприятно стянулась. Конечности, что распластаны во все стороны, будто бы вообще не принадлежат Феликсу и не контролируются его мозгом. Они валяются, словно ненужный мусор, который не способен помочь в данную минуту.       Пересохшие и потрескавшиеся губы еле как находят силы разомкнуться, заставляя тут же вылететь клубочек пара изо рта. Кожа покрывается мурашками и превращается в гусиную, посылая в голову парня неприятное чувство. Мышцы сводит от долгого нахождения в одной позе, пальцы заледенели, а глаза, будто бы отёкшие, не могут найти в себе сил открыться.       Феликс вымученно стонет, и в этом тихом стоне отчётливо слышится обречение.       Будто бы уже принял свою судьбу.       Только какова она?       Парень отнимает голову от руки, на которой она пролежала неизвестное количество времени, и морщится, шмыгая продрогшим носом. Чувствует и понимает, что на голове точно своего рода вакханалия из грязных и спутавшихся клочков фиолетовых волос. Сил держать голову слишком долго нет, а потому она тут же падает, заставляя лоб прикоснуться к земле не в очень ласковом жесте.       Феликс проводит кончиком языка по губам и чувствует, как тело его дёргается. Как шире раскрывается рот, и как лёгкие будто бы содрогаются, пытаясь что-то сделать и не понимая, почему у них это не выходит. Вновь дёргается, проводя холодным лбом по морозной земле и даже касаясь её кончиком носа. Чувствует во рту солоноватый привкус и удивляется. «Я плачу?»       Вряд ли.       Скорее пытается, однако сил хватает лишь на то, чтобы безмолвно содрогаться и шире раскрывать рот, чувствуя истерику, в которой бьются лёгкие, ограниченные грудной клеткой. — Кто вы? — выдыхает шёпотом, надеясь на ответ. Слышал шаги позади себя, знает о прикосновении к прядке своих волос и о двух взглядах, направленных на него. Никогда и ничего не понимает в этом месте и надеется узнать ответ хотя бы на один вопрос. — Вы не ответите? — говорит с интонацией, похожую на детскую истерику. Будто бы он не взрослый состоявшийся человек, а обычный мальчишка, которого игнорирует собственный родитель.       Но на истерику Феликс имеет полное право. Затевая свой поход ради очень горячего контента, он даже и предположить не мог, в какой ситуации он по итогу окажется. Если бы он увидел хоть намёк на настоящую опасность — ни за что бы не сунулся сюда. Он не знает, как найти помощь. Не знает, к кому обратиться и попросить защиты. Да что уж просить — если понадобится, он готов и в ногах валяться, моля об этой самой защите.       Лишь бы его укрыли от кошмара, в который он сам же себя и загнал.       Понимает, что никто отвечать ему не собирается, а потому, сморщившись и сжав непослушные пальцы в кулаки, он напрягает все свои мышцы и, сгорбившись, поднимается, становясь на колени и упираясь руками в землю. Всё его тело дрожит от нехватки сил и большого объёма стресса, что скопился в глубине души, не желая покидать нагретое место.       Руки и ноги трясутся, кадык нервно дёргается, а грудь содрогается. Поза максимально неудачная и неустойчивая — парень плюхнется обратно на землю буквально в любой момент. В нём нет сил, но в нём всё ещё есть жизнь. Огонёчек того самого бесстрашного и энергичного Феликса ещё не погас. Стал тусклее, но точно не погас. Парень вспоминает, кто он на самом деле, думает о том, какой он профессионал своего дела, и это действительно помогает.       Он, перевернувшись, садится на пятую точку, оглядывая пустыми и покрасневшими от лопнувших капилляров глазами тёмный и густой лес. Деревья, что ближе всего к парню, образуют между собой своеобразный проход, приглашая вглубь.       Феликс, гулко сглотнув, поджимает губы и осматривает правую и левую стороны. «Никого, — проносится в голове и мысль эта почему-то впервые не радует. — Но я слышал шаги, чувствовал касания и помню, как мне говорили встать… — и теперь эти воспоминания не имеют никакого значения, потому как стали похожими больше на бред сумасшедшего. Словно Феликс — психически нестабильный человек, нуждающийся в соответствующем лечении. — Но я был в отключке, значит это не галлюцинации, — и это единственное, что радует в данной ситуации, потому что в таком случае можно выдохнуть. С ума он пока что не сходит. — Просто сон?»       Выходит, Феликс, будучи полностью отключенным от данного мира, нашёл в себе силы, храбрость и мудрость, чтобы помочь самому себе? Призвал из подкорок сознания давно забытые образы, идеализировал их и попросил о помощи?       Возможно ли такое?       Голова идёт кругом. Думать о чём-то таком серьёзном сейчас не хочется. Особенно не хочется принимать решение: сошёл он с ума или нет. В данный момент надо подумать, что делать дальше. Уже второй раз он пытается сбежать и всё равно возвращается к этому чёртовому замку, что находится сейчас где-то за спиной блогера.       Где он сворачивает с прямой дороги? В первый раз пошёл не в ту сторону после того, как проснулся? Во второй раз, кубарем перекатываясь по склону, свалился не просто вниз, а в какую-то другую сторону? Лес будто бы круглый, а Феликс, как циркуль, бродит лишь по окружности и единственное, что он может, это вернуться в центр, к стержню.       И стержень этот — замок.       Поворачиваться и в очередной раз смотреть на данное место нет никакого желания. Уставшая и побитая голова подкидывает воспоминания того, как парень стоял в обшарпанной музыкальной комнате со сгнившей мебелью и затхлым запахом и как смотрел в сторону выхода, видя торчащую из дверного проёма бледную руку, что держала красный мячик.       «Тук-тук, ха-ха, тук-тук!»       Врезаются в голову детский голос и ребяческие смешки, заставляя тело покрыться волной непрошенных и противных мурашек. Они мерзко ползут вдоль позвоночника, добегают до шеи, переходят на голову и, достигнув макушки, разбиваются, растекаясь ещё большими воспоминаниями.       «Ты испортил мне игру!»       «Это всё из-за тебя! Он больше не делает тук-тук и мне больше не весело и всё из-за тебя! Идиот!»       Действительно идиот, только понял он это слишком поздно. Поджав колени к груди, Феликс опускает на них острый подбородок и, обняв ноги, слегка прикрывает глаза, оставляя их полуоткрытыми. Шоколадного цвета радужки лениво скользят по массивным деревьям, изучая рельеф их неровной коры, обросшей в некоторых местах мхом. Слегка отросшие фиолетовые пряди прилипли к грязному лбу, а одежда, вновь испачканная, неприятно липнет к стройному телу, порождая внутри парня желание снять её.       Хочет так сделать, однако не может: здесь и без того слишком холодно.       Феликс громко вздыхает и, потеряв зрительный контакт с лесом, утыкается в острые скрытые штанами колени уже лбом, прикрывая глаза. Чувствует, как начинает дрожать нижняя губа, как истерично она дёргается, и как во рту скапливается больше слюны. Ощущает, как глаза наполняются так необходимой им влагой, и как в носу постепенно становится мокро.       Закусывает дрожащую нижнюю губу и жмурится до разноцветных бликов перед глазами, пуская по ледяным, некогда чистым и белоснежным щекам, горячие и долгожданные слёзы.       Осознаёт, в какую ловушку он попал.       Не понимает, как выбраться из неё.       Всегда храбрый, но за любой храбростью скрываются слёзы, что никому и никогда не демонстрируются. И не делают они человека слабее, скорее наоборот — сильнее. Сбежать от проблем может каждый, а вот принять ситуацию и посмотреть правде в глаза — нет.       Феликс понимает, что сам загнал себя в эту задницу, и осознание это нагоняет ещё больше хрустальных слёз. Солёные капельки бегут по впалым щекам, размазывая уже имеющуюся на них грязь ещё больше, скапливаются на остром подбородке и огромным водопадом опадают на продрогшую землю.       Теперь силы на рыдания есть.       И блогер, не жалея себя, заходится в этих рыданиях.

***

      Alexey Kosenko, KoSSen: Melancholy       Сегодня, впрочем, как и обычно, сон шёл донельзя плохо. Худое длинное тело то и дело ворочалось по огромной мягкой перине, пытаясь найти положение, в котором сможет провалиться хотя бы в недолгий сон. Тёмную голову не покидало ощущение, будто бы молодой человек куда-то бежит и что-то делает. Мышцы рук и ног периодически сокращались, заставляя вздрогнуть. Это было похоже на то самое чувство во сне, когда кажется, будто бы ты падаешь в огромную пропасть.       Такое ощущение возникало у хозяина замка достаточно часто за такое небольшое количество времени. Оно беспокоило, мешало расслабиться и не давало погрузиться в сон в той мере, в которой этого хотелось на самом деле.       Пухлые губы с привлекательным розовым оттенком слабо размыкаются, образуя небольшую щёлочку, из которой тут же раздаётся несильный выдох. Молодой человек переворачивается на спину, раскидывает руки в стороны и лежит в позе звезды, ощущая мягкой кожей кистей прохладные простыни.       Тёплое одеяло укрывает хрупкое тело, не давая прохладному воздуху за окном и шанса покрыть бархатную кожу непрошенными мурашками. Волосы, кончики которых чуть завились после горячей ванны, распластаны по огромной безумно мягкой подушке, а передние пряди, выбившись, спадают на ещё не открытые глаза.       Молодой человек медленно открывает веки, чувствуя, как взгляд начинает фокусироваться на собственной комнате, что предстаёт перед его взором каждый божий день. Мебель становится всё чётче и чётче, пока хозяин замка начинает потихоньку шевелить пальцами расслабившихся рук, заставляя их начать работать. Чуть стянувшаяся за время сна кожа возвращает свою эластичность, когда пальцы зажимают верхний край широкого тёплого одеяла в желании подтянуть к груди.       Он приподнимается и, откинувшись назад, упирается об изголовье широкой и огромной кровати, вновь расслабляясь. Просыпался он всегда весьма долго, и процесс этот давался ему достаточно сложно. Не любил каждый новый день своей жизни, потому что каждый раз приходилось лицезреть картину комнаты, что хотелось забыть раз и навсегда.       Не существовать в ней.       Взгляд цепляется за бордового цвета шифоновый балдахин кровати, что был полупрозрачным, словно тюль. Сквозь ткань можно было разглядеть комнату и всё, что в ней находится, однако даже с учётом этого молодой человек не любил закрывать эти шторы, ограждая себя от помещения. Это не вселяло чувство безопасности, скорее даже наоборот — лишь пугало и не давало погрузиться в спокойный сон.       Хотя спокойного сна не было уже очень давно.       Ткань привязана лентами к четырём красивым колоннам, что, завиваясь, уходят высоко к потолку. Эта конструкция кажется очень дорогой и изящной, но хозяину замка она мало нравится. В ней слишком много ненужной помпезности и роскоши, без которых он вполне способен очень счастливо прожить.       В колоннах, в самом их начале, есть небольшие выемки, в которых стоят фигурки. Небольшого размера солдаты, сделанные из камня, держали в своих руках мечи. Лица были скрыты доспехами, из шлемов которых торчали небольшие каменные перья.       У подножия постели стояла небольшая банкетка, предназначенная для ног. По обе стороны от кровати стояли массивные тумбочки, на каждой из которой находились канделябры с тремя высокими свечами.       Справа от сонного молодого человека было большое окно, через которое проникал яркий лунный свет. Он оседал на пол, покрытый дорогим ковром, образуя красивый ночной узор. Под окном стоял массивный деревянный стол, с обеих сторон которого было множество ящиков, и стулом с достаточно мягкими сидушкой и спинкой. На рабочем месте лежали сложенные в аккуратную башенку книги, рядом с ними скрученные в рулон рукописи, а на другом конце стола — принадлежности для письма.       В углу была небольшого размера дверь, что при лишнем взгляде и вовсе неприметна. Она вела в ванную комнату — та была не такая просторная, как та же гостевая, но сам факт её наличия говорил о том, что человеку, проживающему в данной комнате, отдельная ванная положена как минимум по статусу. Там, за дверью, стояла большая купальня, санузел, несколько небольших шкафчиков и пара кресел. Там же, начинаясь у потолка и заканчиваясь у пола, было окно, благодаря которому в помещении создавался уют.       У стены напротив кровати стоял внушительного размера шкаф с огромным разнообразием дорогой и изящной одежды, а по левую сторону находился стеллаж, выполненный из тёмного дерева: он начинался от самого угла и тянулся вплоть до входной двери в комнату. Все его полки были вдоль и поперёк заставлены толстыми книгами в мягких и плотных переплётах.       По центру помещения висела люстра, в подсвечники которой было вставлено около тридцати новых свечей. Молодой человек не любил пользоваться таким большим количеством света, а потому свечи на люстре он никогда и не зажигал, зато исправно пользовался канделябрами.       Он подносит к лицу немного холодные руки и растирает длинными пальцами заспанные глаза, побуждая их наконец-то проснуться. Вновь вздыхает, нащупывает взлохмаченные волосы и старается их уложить, приглаживая и пропуская спутавшиеся пряди сквозь пальцы.       Кожа тела ощущает приятную хлопковую ткань, что невесомо ласкает её. Рубашка и штаны белого цвета выполняют роль пижамы, где рукава достигают лишь локтей. Пока что не слишком холодно и утепляться резона нет, так как от возможной простуды спасает огромное пуховое одеяло.       Хозяин замка проводит по пухлым изысканным губам кончиком языка и тут же поджимает их, растирая влагу, чтобы ничего не обветрилось. Чувствует, как тело не отдохнуло нормально, но понимает, что, в любом случае, больше не уснёт. Упирается ладонями в матрас и, опустив ноги на пол и сев на край кровати, принимается надевать длинные тёплые носки, которые защитили бы от холода. Следом надевает своеобразного вида тапочки и встаёт.       Вытягивает руки вверх, поднимается на носочки и, задрав голову, жмурится и тянется, чувствуя, как по мышцам разливается приятное чувство. Выдыхает и приподнимает уголки губ в лёгкой блаженной улыбке.       Приятно.       Хоть что-то приятно.       Медленно плетётся к столу, вставая напротив окна. Обнимает своё худое тело руками и разглядывает ночную природу. Впереди, за территорией замка, густой лес, которому, кажется, нет ни конца, ни края. Кроны деревьев сегодня не качаются — ветра нет. Луна сияет ярко и освещает всё, что попадается у неё на пути — нет ни единого облака на тёмном небе. Это… — Красиво, — тихо выдыхает молодой человек, вовсе не нарушая своим голосом царившую на данный момент ночную тишину. Его мелодичный тембр скорее придаёт этой тишине своеобразной изысканности, но точно не портит и не оскверняет её. Глаза цвета горького шоколада медленно скользят по природе, замечая на деревьях, что растут на территории замка, птиц — те сидят на ветках, прижавшись друг к другу и прикрыв глаза.       Вероятно, семья.       Уголки губ медленно опускаются, разрушая красивую утончённую улыбку. Природа — единственное, что помогает чувствовать себя живим и не одиноким. Она всегда общается с молодым человеком, всегда рядом, всегда окутывает своим теплом, всегда дарит любимое хозяином замка спокойствие.       Ему нравится смотреть за чужой жизнью. Нравится наблюдать за тем, как птицы прилетают к своим гнёздам с зажатой в клюве едой, и как отдают её кричащим птенчикам, что постоянно хотят кушать. Нравится смотреть на небо, усыпанное волшебными огоньками, нравится слушать шелест листьев и смотреть за мерцающей водной гладью озера, окружённого лабиринтом.       Всё это безумно нравится.       Всё это даёт свежий глоток воздуха.       Спокойствие нарушается одной единственной мыслью: здесь Господин. Он лежит в гостевой комнате, но спит ли? Спокойно ли ему? Не страшно ли? Смог ли уснуть? Не посещают ли его голову непрошенные и ненужные мысли? Ничего ли не угнетает юношу?       Смог ли хозяин замка оказать ему ту помощь, что требовалась на самом деле? Пухлые губы поджимаются, а подушечки музыкальных пальцев впиваются в локти, сжимая собственную кожу. Глаза начинают скользить по любимой природе чуть быстрее, чем было минутами ранее, выдавая нервозность молодого человека.       Переживает.       Помнит состояние молодого Господина, помнит его бесцветный взгляд и опустошение, которое заполнило юную душу до краёв. Помнит отчаяние, что вонзилось в хрупкое тело и не собиралось отпускать ни на секунду. Помнит, как незнакомец дрожал, как боялся.       Чувствовал это страх.       Он ему передавался, потому что для одного человека его, оказывается, было слишком много.       Указательный палец правой руки начинает постукивать по не скрытому под одеждой участку кожи, заставляя осознать степень нервозности, что растекается сейчас по крови хозяина замка. Он прикрывает глаза, сжимает переносицу двумя пальцами и еле слышно шипит. Не приучен он нарушать чужой покой без на то разрешения, не привык вторгаться в личное пространство и нарушать границы. Права не имеет входить в комнату к отдыхающему от изнурения гостю.       Всегда нарушали лишь его границы. На личном примере показывали, как делать не надо, чтобы запомнил навсегда. Суровые уроки, проведённые в далёком детстве, дают о себе знать тупой болью зияющих шрамов. Помнит.       Никогда не забывал.       Но неприятное покалывание внизу живота не отпускает молодое тело. Неприятно щекочет внутренности, посылая по подтянутым бёдрам волны противных и мерзких мурашек. Не даёт покоя, не позволяет не думать об этом. Состояние молодого Господина, что сидел у ворот замка и содрогался в ужасных мучениях, не может не волновать и не беспокоить. Слишком уж сильно он перепугался за гостя, пускай вовсе и не ожидал увидеть кого-то, кто не животное или растение.       Шумно дышит через нос, чуть сильнее раздувая ноздри, и, решившись, разворачивается, направляясь к выходу из своих покоев. Попадает в коридор, смотрит на дверь, ведущую в башню с витиеватой лестницей, и перемещает глаза правее — к двери, ведущей в длинный коридор с огромным балконом.       Долго не думает, направляется в нужную сторону, желая убедиться, что с предметом его беспокойства всё в порядке.       Попадает в просторный коридор, освещённый, как и все комнаты замка, лунным светом. На стенах, в подставках, стоят горящие свечи, но свет их, на самом деле, и не нужен был: ночная царица, восседающая высоко в небе, озаряет абсолютно всё.       Листья свисающих от потолка к полу зелёных растений красиво поблёскивают, а панорамные окна чуть искажают сияние, направляя его на пол. Двери, ведущие на балкон, плотно закрыты, не позволяя осеннему воздуху понизить температуру внутри замка.       Хозяин дворца останавливается посередине длинного помещения и поворачивает голову в сторону гостевых комнат, подмечая, что дверь покоев, в которые он отвёл молодого Господина, чтобы тот хорошенько отдохнул, полностью открыта.       Выгибает в удивлении бровь и медленно приближается. Не планировал он подходить так близко к чужим покоям, не планировал вторгаться в пространство гостя. Хотел лишь убедиться в тишине, что царила бы в данном крыле замка, после чего он обязательно ушёл бы, отправляясь прогуливаться по замку.       Но дверь открыта и этот факт поселяет в тёмной голове всё больше беспокойства. Он подходит неспешно и бесшумно, руки держит за спиной, сцепляя их в крепкий замочек. Спина выпрямлена, плечи расправлены, а острый подбородок вздёрнут. Да, только проснулся. Да, он здесь один и можно так не афишировать свою принадлежность к богатому роду. Но привычка, что выработалась после бесчисленного количества жестоких уроков, не покидала память молодого человека: крепко сидела там, свесив свои ножки да болтая ими.       Вздыхает, останавливаясь у самого порога. Осторожно заглядывает, наблюдая в гостевой комнате лишь темноту — свечи его гость, видимо, потушил перед сном. Окно освещало большую часть помещения и света этого было достаточно, чтобы разглядеть кровать, на которой… — Его нет… — шепчет, чуть сдвигая брови к переносице.       Чувствует, как в хрупкой грудной клетке сердце начинает биться чуть чаще обычного, неприятно отстукивая по костям. Проходит в комнату и осматривается, вертя головой по сторонам. Молодого Господина, одним взглядом молившего о помощи и защите, здесь нет. — Ушёл? — предполагает вслух, поджимая губы и чувствуя, как начинают подрагивать пальцы. Сжимает их в кулаки и прижимает к груди, обводя грустным взглядом спальню. На кровати смятые простыни, а подушка чуть примята, что доказывает, что Господин таки ложился в кровать. Одеяло, сбившееся где-то у подножия, тоже буквально кричало о том, что юноша, что пожаловал ночью в гости, лежал здесь.       Но отдыхал ли? «Не почувствовал той защиты, в которой нуждался? — спрашивает сам себя в голове, подходя к небольшой выемке с окном, предназначенной для того, чтобы сидеть здесь и смотреть на природу, читая книгу или занимаясь чем-нибудь ещё. — Может, пошёл в ванную? — вполне логичная мысль, а потому хозяин замка даже дышать начинает чуть тише, прислушиваясь. Комната с купальней находится через стену и, хочешь того или нет, ты услышишь посторонние звуки. Однако таковых не наблюдалось. — Ушёл…» — заключает молодой человек. Уложив руку на каменную стену, он опирается и присаживается у окна, чувствуя под собой мягкую пуховую подушку. Он грустно вздыхает и, вновь обняв себя за плечи, чуть склоняется набок, опираясь виском о холодную поверхность стекла.       Карие глаза устремляются на всё тот же густой лес, пока внутри разливается давно забытое чувство.       Тоска.       Хотел помочь, но не смог. Хотел подарить чувство защищённости и безопасности, но ничего не вышло. Хотел уберечь, позволить отдохнуть и набраться сил, чтобы после, на следующий день, рассказать, в какую сторону идти, чтобы не заблудиться в этом большом лесу.       Впервые выдалась возможность помочь человеку, который в этой помощи очень сильно нуждался. И что он сделал не так, раз молодой Господин ушёл, даже не попрощавшись напоследок? Благодарности хозяину замка были не нужны — он видел их и во взгляде своего незваного гостя.       Но вот… Услышать чей-то, помимо своего собственного, голос отчего-то очень хотелось.       Наверное, потому что оно развевало чувство одиночества и тоски.       Молодой человек обнимает свои колени, прижимая их ближе к груди. Мысли пойти и проверить другие комнаты замка не возникло: молодой Господин был сильно напуган, изнурён и изнеможён. Единственное, чего он мог хотеть помимо отдыха — сбежать.       И он действительно сбежал.

***

      Не знает, сколько просидел так. Не помнит. Заледеневшие руки обхватывают стройные ноги — на них и опускается взгляд карих глаз: он осторожно скользит по коже ладоней, подмечая, насколько та грязная. Конечно, свалиться с такого склона и собрать своим телом всё, что только было на пути — ещё надо было постараться. Единственная мысль радует в этой всей ситуации — у Феликса ничего не болит. Смог хорошо сгруппироваться, пока падал, смог защитить лицо и голову, смог не поломать себе руки и ноги.       Парень прикрывает глаза, удобнее устраиваясь подбородком на острых коленях. В голову осторожно просачиваются воспоминания прошлой ночи: как ему помог высокий молодой человек, как он беспокоился за него, как залечил раны, накормил, позволил принять ванну и отдохнуть. Всё это прекрасно помнит, всей душой ему благодарен, однако один вопрос остаётся где-то глубоко в душе, порождая волнение:       А где этот молодой человек?       И раз существует этот вопрос, то за ним следуют и другие: что с ним? Жив ли он? Смог ли он спастись от того ужаса, что творится в этом замке? Не погиб ли?       Но к этим вопросам не вяжется один простой факт: тот человек знал этот чёртов дворец как свои пять пальцев. Это значит, что в нём он далеко не в первый раз.       Хочется найти этого юношу. Хочется хорошенько вздёрнуть его за плечи, сильно потрясти, гневно посмотреть в глаза и, крича, спросить, какого чёрта здесь творится. Почему сразу не сказал, что не будет он в безопасности?       А был ли обязан?       Феликс поджимает губы. Очень противоречивая ситуация. Незнакомец ему очень сильно помог, но в то же время, вероятно, зная, что здесь происходит, не предупредил и не рассказал, как выбраться из этого дерьма.       Блогер запускает в фиолетовые волосы пятерню, пропуская грязные пряди через пальцы. Слышит позади себя ржание и, замерев, перестаёт дышать. Звук, так некстати нарушивший некую интимную атмосферу, повторяется вновь, заставляя хрупкое юношеское тело мелко дрожать. Он проводит языком по пересохшим губам, чувствуя, как из-за страха от головы оттекла кровь.       Ржание повторяется.       И за ним слышится какой-то металлический звук. «Копыто?! — проносится в голове идиотская, но очень подходящая под данную ситуацию мысль. Этот шум действительно был похож на стук копыта, как если бы за Феликсом стоял огромный красивый жеребец и бил копытом по земле, мотая длинным хвостом в разные стороны и дёргая по-королевски заострёнными ушками. — Какое, блять, копыто, Феликс, ты с ума сошёл?!» — злится сам на себя парень, разворачиваясь в гневе.       Ноздри надуваются чуть больше обычного, в глазах сверкают молнии недовольства, однако стоит лишь скользнуть тёмным зрачкам по сооружению перед собой, как все негативные эмоции тут же исчезают с красивого лица, и лишь рот с губами в форме аккуратного сердечка медленно раскрывается, демонстрируя весь испытываемый сейчас шок.       Перед Феликсом стояла вытянутой формы конструкция, выполненная из дерева. Это не было каким-то домиком или пристройкой, это было… — Загон для лошадей… — поражённо шепчет блогер, упираясь грязными ладошками в морозную землю. Он уже полностью развернулся, восседая на пятой точке и вытягивая шею, чтобы рассмотреть побольше.       Правее слышит фырканье и тут же перемещает взгляд в ту сторону: там, у самого ограждения, стояла красивая лошадь. Её шкура была идеального белого цвета, можно даже сказать — белоснежного. Она чуть сияла и переливалась от лунного света — настолько идеально чистой и вычесанной она была. «Ухоженная…» — думает Феликс, рассматривая красивое животное перед собой.       Лошадь же, замерев, поворачивает голову к парню, смотрит своими большими бусинками прямо в карие глаза и, фыркнув, вновь начинает ржать. Феликс поднимает брови от ещё большего удивления, когда к лошади подходит ещё несколько: они стучали своими копытами по жёсткой земле, фыркали и мотали хвостами, отгоняя надоедливых москитов.       Феликс, не веря тому, что он видит, переводит взгляд выше от конюшни, натыкаясь на очертания замка. Он находился на одной территории с этим загоном, но стоял на определённом расстоянии. В замке, как и в прошлую ночь, горел свет. «Да ну нахуй… — усмехается Феликс, истерично поднимая уголки губ. — Это же бред, — вырывается нервный смешок, который парень даже не старается подавить или скрыть за ладошкой. — Я схожу с ума?» — думает блогер, вспоминая, как падал со склона: пади всё же приложился где-то головой. Иначе он не может объяснить игры своего разума.       Одна из лошадей — та, что была шоколадного цвета — громко ржёт, заставляя парня вздрогнуть. Феликс промаргивается, а затем, больше не желая пытаться что-либо объяснить хотя бы самому себе, разворачивается обратно, лицом к лесу.       Жуёт губу, но всё же принимает решение: поднимается, помогая себе упирающимися в землю ладонями, кряхтит, когда встаёт на ноги и выпрямляется, не оборачивается, пускай и слышит позади себя звуки лошадей. Очень хочется понять, откуда здесь взяться этим животным, но выяснять это ценой собственной адекватности не собирается — сжав руки в кулаки и резко выдохнув, направляется вглубь леса.       Здесь темнее, чем было там, рядом с конюшней. Здесь кроны деревьев, что уходили высоко вверх, закрывали путь для лунных лучей, не позволяя проникнуть даже через малейшую щёлочку. Феликс сначала сильно щурился и хмурился, стараясь разглядеть хоть что-то. Руки то и дело были то вытянуты вперёд, то чуть ли не прижаты к лицу, защищая от возможного удара торчащей веткой. Через несколько минут глаза парня привыкают к лесной темноте и ориентироваться в пространстве становится куда легче.       Блогер идёт достаточно медленно. Периодически останавливается, чувствуя, как начинает кружиться голова. Организм не отдохнул так, как должен был. Испытал кучу стресса и страха, что лишь ухудшали моральное и физическое состояние, отнимая силы.       Феликс останавливается у какого-то массивного дерева, опираясь о его ствол спиной. Переставляет одну ногу поближе, чтобы было удобнее стоять, и слышит хруст, который донельзя пугает и заставляет вздрогнуть.       Блогер моментально опускает взор вниз, но, поняв, что такими темпами он мало что сможет разглядеть, садится на корточки, прищуриваясь. Видит около ноги вдавленный в грязь небольшой квадратик и тянет к нему руки, вытаскивая. «Моя камера! — думает Феликс, крепче сжимая в пальцах аппарат. Парень рассматривает его со всех сторон, вертит им перед глазами и понимает одну простую вещь: он сломал её. — Твою мать! — злится блогер, запрокидывая голову и устремляя взгляд вверх. — Там было такое хорошее видео, вот же чёрт», — догоняет первую мысль вторая.       Это та самая камера, что днём была прикреплена к голове Феликса. На ней записана игра блогера в мячик с каким-то, если его можно так назвать, пацаном; его побег, падение… Вообще всё. Он так хотел пересмотреть это видео, чтобы убедиться, что он не сошёл с ума, и что всё это действительно происходило, но теперь... Теперь такой возможности нет.       Блогер вздыхает и, одновременно зажав две боковые кнопки, открывает неприметную «спинку», вытаскивая из видеокамеры карту памяти. «Главное её теперь не просрать», — думает Феликс, запихивая небольшую штуковинку в карман своих штанов. На ней хранится слишком много важного материала, да и что уж греха таить — блогер с радостью посмотрит всё, что отснял, вставив карту памяти в другое устройство, как только доберётся до своего рюкзака с аппаратурой.       Сломанную камеру и крепление на голову оставляет там же, где и нашёл — в грязи у корней какого-то огромного дерева, а сам продолжает идти вперёд, примерно в ту сторону, откуда он упал. Под ногами хрустели осенние листья и опавшие веточки, подошва кроссовок то и дело скользила по мерзкой слякоти, а парень, теряя из-за этого равновесие, частенько обхватывал руками стволы рядом стоящих деревьев, не давая себе упасть. На нежной коже ладоней образовались неглубокие порезы от грубой коры деревьев, в которые попадала грязь, вызывая неприятное жжение.       Живот неприятно заурчал, напоминая, что, вообще-то, ему хотя бы иногда нужно есть. Феликс вздыхает, стараясь игнорировать это. Здесь негде взять еду, он находится посреди густого леса. Чтобы найти что-то съедобное, нужно сначала выйти отсюда.       Парень бредёт вперёд, обходя склон, с которого он благополучно свалился. У него не было сил, чтобы идти быстрее, что уж тут говорить о поднятии вверх, ещё и по довольно-таки скользкой поверхности.       Во рту пересохло и даже слюна не спасает от противного ощущения засухи, потому что её практически и нет: из-за сильно испытанного стресса и огромной порции адреналина, что слишком большими порциями выделилась в кровь, она стала слишком вязкой и редкой. Совсем не помогает, не омывает рот, не даёт почувствовать хотя бы капельку влаги. Заставляет Феликса недовольно сморщиться.       Блогер отодвигает подальше от лица вновь из ниоткуда возникшую ветку дерева и замирает. Перед ним забор. Тот самый огромный чугунный забор, коим был ограждён весь замок. Только если по приезде сюда в первый день Феликс видел его остатки, то сейчас он смотрит на вполне себе новёхонькое и вовсе не состарившееся сооружение. Хмурится, разглядывая толстые прутья, что устремляются высоко вверх. «Как такое возможно…» — искренне не понимает, так как не ожидал увидеть настолько сохранившуюся конструкцию. То, что свалившись со склона, он вновь попал на территорию замка, он прекрасно понял по наличию целёхонькой конюшни и виднеющемуся вдали второму этажу дворца, однако надеялся, что раздолбанный забор выступит для него в роли спасителя: блогер ожидал найти какую-нибудь очередную пробоину, через которую планировал благополучно проскочить и сбежать отсюда к чертям.       Однако то, что он видит перед собой, заставляет вымученно выдохнуть. Через забор такой высоты он не перелезет, банально не сможет сделать это в таком обессиленном состоянии. Остаётся только один вариант: «Идти вдоль забора, ожидая, пока наткнусь на какую-нибудь его развалившуюся часть или пробоину», — думает Феликс, начиная двигаться в левую сторону, шагая прямо вдоль чугунного сооружения. Где-то в глубине души парень искренне радуется тому факту, что он всё ещё сохраняет в себе разум и какое-никакое хладнокровие. Не поддаётся сильной панике, не истерит в полной мере и не роняет попросту слёзы. Всё ещё держится.       Феликс проводит холодными подушечками пальцев по ледяному забору, продолжая свой путь. Думает о том, почему замок выглядит так, будто его построили совсем недавно. Откуда взялась конюшня со вполне себе настоящими лошадьми, откуда во дворце горит свет, откуда там взялась новёхонькая мебель и откуда прошлой ночью в столовой было обилие изысканных блюд? Откуда взялся тот молодой человек и кто он на самом деле?       И самое главное: почему в светлое время суток всё ровно такое же, какое увидел блогер в самый свой первый день здесь? «Может, это два разных места? — выдвигает вполне логичную и рациональную мысль Феликс, шлёпая грязными кроссовками по лесной земле. — Находятся рядом друг с другом, из-за чего у меня и получилось побывать и там, и там? — хмурится, растирая продрогшие руки друг о друга. — Нет, тоже не сходится. Настолько одинаковых замков не бывает… — спорит сам с собой у себя в голове, не зная, как найти желанную нить адекватности и рациональности. — Не бродяги точно. Даже если бы это сто раз были бездомные, с такой зияющей раной в груди и с торчащими сосудами невозможно не то что говорить — жить невозможно, — слышит где-то впереди журчание воды и слегка, насколько позволяют собственные силы, ускоряет шаг, желая поскорее оказаться там. — Но я ведь видел этих людей собственными глазами… — замечает окончание леса и выход на своего рода опушку и стремится туда. — Людей ли?» — доходит до окрашенной в фиолетовый цвет головы противная и устрашающая мысль, сразу врезаясь в удивление и восторг, что начал испытывать парень, остановившись и шире распахнув глаза.       Перед ним, в нескольких метрах, бежал самый настоящий родник. Хрустально чистая вода стремилась куда-то вперёд, создавая своими перебежками приятное слуху журчание. «Будто бы у бабушки в деревне», — думает блогер, усмехаясь. Не важно, что бабушек он своих никогда не видел и не знал, атмосфера на данной опушке была именно такая. Спокойная и в какой-то степени родная.       Парень, чувствуя, как его кадык дёргается от предвкушения, приподнимает уголки губ. Это то, что ему сейчас так необходимо — вода. Он так жаждет пить, так хочет освежить свой рот и пищевод, так хочет придать организму хоть немного бодрости, что наличие родника не может не поднять настроение.       Феликс тянет руку к ветке, что всё это время настойчиво тыкалась ему в бок, и отрывает с неё достаточно большого размера листочек. Снимает им свежую влажную грязь, что воцарилась на коже его ладоней, используя его, по сути, как салфетку. Выкидывает листик и подходит к роднику, садится на корточки, мочит руки и, вынув из воды, трёт друг о друга, смывая уже присохшую землю. Осторожно, будто бы боясь, что родник сейчас испарится, опускает в воду сложенные друг к другу более менее чистые руки, набирает немного и осторожно подносит к пересохшим губам. Жадно глотает, чувствуя на слизистой долгожданную и такую необходимую влагу. Выпивает, вновь опускает, набирает и глотает. Глотает, глотает, глотает.       Как, оказывается, ценно — попить воды.       Вода, что разливалась по пищеварительной системе, дарила чувство облегчения и прилива необходимых сил. Феликс прикрывает глаза, испытывая наслаждение. Сидит так пару минут, радуясь звуку журчания воды, а затем поднимается на ноги, решая идти вдоль родника.       Казалось бы, обычная дорожка воды, но почему-то в данной ситуации она дарила чувство защищённости и будто бы показывала, что парень сейчас не один.       Идёт максимально близко — достаточно одного неосторожного движения, чтобы испачканные в грязи кроссовки промокли в холодной воде. Карие глаза рассматривают поблёскивающую струйку воды, что продолжала бежать куда-то вперёд. Почему-то не хочется думать о том, куда именно стремится этот родник. Феликс слепо доверяет ему, словно это не вода, а человек, направляясь за ним, будто его ведут за руку.       Опушке наступает конец и становится ещё светлее, чем в месте, где блогер только нашёл родник. Феликс останавливается и медленно поднимает голову, скользя взглядом от своих грязных кроссовок всё выше и выше.       Тело рефлекторно вздрагивает, волосы встают дыбом, а мурашки, такие противные и совсем ненужные, бегут по позвоночнику, заставляя съёжиться. Парень смотрит на журчащий фонтан, что окружён несколькими скамейками для отдыха. Статуя была в виде молодого человека, облачённого в длинные одежды. Каменный юноша стоял рядом с какой-то чашей, опустив на неё свой взгляд. «Тот самый фонтан, который я снимал на камеру в свой самый первый день здесь», — моментально узнаёт в данном сооружении то, что снимал на камеру собственными руками. Чувствует, как во рту пересыхает, а внизу живота неприятно печёт из-за липкого жуткого страха, что начал стремительно растекаться в молодой крови, желая достигнуть каждого органа, ткани и клеточки.       Феликс поворачивает голову правее, подмечая, что в том месте, где днём кроме обломков ничего не было, сейчас стояли огромные зелёные кусты, идеально выстриженные под квадратную форму. Переводит взор налево, замечая замок. Там, во всех комнатах, вновь горит свет, подсвечивая всё, что находится внутри.       Парень, кажется, перестаёт дышать.       Не может поверить собственным глазам.       Как, твою мать, такое вообще возможно?       Хотел бы Феликс знать ответ на этот вопрос, но как найти его — не понимает. Столько всего он повидал за время своей карьеры, в стольких местах он успел побывать и столько сюжетов и историй он лично смог придумать, чтобы потом пугать ими своих подписчиков, зарабатывая на этом. Но нигде подобного он не встречал.       Он ходил на различные хоррор-квесты в полном одиночестве, снимал это на камеру и выкладывал в Интернет, делая создателям игр неплохую такую рекламу, однако такого не было даже там. То, что Феликс видит перед собой, больше похоже на издёвку его уставшего разума, но жаль, сам блогер не может убедить себя в этом, просто потому, что всё, что он видит, осязаемо. Он может коснуться всего этого и, Феликс уверен, он почувствует именно то, что должен.       Что это не галлюцинации.       Как лучше поступить? Совершенно не знает и даже здравой мысли ни одной не возникает, потому что не может она даже сформироваться: в голове тут и там шныряют различные домыслы, пропитанные страхами, которые сложить в конкретную итоговую идею просто не получается. «Хорошо. Если, постоянно уходя, я возвращаюсь сюда вновь, можно попробовать не уходить», — думает Феликс и сам не знает: здравая это мысль или нет. Не понимает уже, что есть норма, а что нет, потому что здесь творятся необъяснимые вещи, что не поддаются никакой логике, и именно этим они и сбивают с толку.       Блогер начинает двигаться в сторону фонтана, подмечая, что журчание воды становится слышно всё чётче и чётче. Подходит вплотную и вновь, как в самый первый день в замке, смотрит в глаза статуе: те всё такие же каменные и не имеющие зрачков. Такие же пустые и безжизненные, словно взгляд этой каменной статуи — это единственное, что неизменно ни днём, ни ночью.       Феликс скользит взглядом по «человеку», подмечая, что левая нога, что тогда была отколота, сейчас на месте. Пальцев на правой руке пять, а не три, как было в прошлый раз, а скульптурные локоны нигде не прерываются, оставаясь цельными. Блогер подходит ещё ближе, рассматривает цветочный венок на голове статуи, затем опускает взгляд ниже — к сведённым бровям, замирая.       Статуя будто бы больше не смотрит сквозь него.       Взгляд словно направлен чётко в глаза юного парня, но, проходя через их конъюнктиву, всё же просто пронизывает оставшееся глазное яблоко и устремляется куда-то далеко вперёд. Феликс вздрагивает, встряхивает головой и промаргивается. «Показалось, — в итоге заключает блогер, вновь посмотрев в каменные глаза. В них сплошное безразличие, направленное вниз, к чаше. К слову, именно в этой чаше вода, заполняя сосуд до краёв, стекала вниз, в окружное сточное основание. — Интересная идея… — думает Феликс, немного отходя. — Обычно вода сильными струями направлена куда-то вверх, а тут словно какая-то пассивная конструкция: жидкость, достигая краёв сосуда, просто вытекает из него».       Парень подходит к одной из скамеек, останавливаясь рядом с ней. Скользит взглядом по всему, что видит, всё ещё отказываясь верить в это. Чёрт, да здесь всё выглядит так, будто это действующий и работающий замок, который имеет своих жильцов, слуг и прочее. Будто бы Феликс… «Вернулся в прошлое, — проносится пугающая мысль. — Но… Как такое возможно? Это же бред…» — начинает немного паниковать, бегая взглядом по идеальному и величественному замку, не зная, за что конкретно можно зацепиться. Феликс, шокированный собственной бредовой мыслью, осторожно оседает на самый край скамейки, оказываясь спиной ко входу во дворец.       Он опускает острые локти на колени, укладывает лицо на раскрытые ладони и вымученно стонет. Хочется пожалеть себя. Хочется найти хоть кого-то, кто поможет разобраться во всём. Того, кто сможет ответить на все вопросы, что мучают изнурённую фиолетовую голову блогера. «Я пытался сбежать отсюда два раза, все два раза я вновь оказываюсь у подножия замка, — рассуждает, согревая горячим дыханием носа заледеневшие ладони. — Получается, так я покинуть это место не могу. Тогда как? — резонный вопрос, ответа на который пока что нет. И как искать его — парень тоже не знает. — И как здесь вообще выживать днём, когда это место кишит какими-то ублюдками? Я уже молчу про сохранение рассудка и адекватности. Хотя бы просто выжить. Как это сделать, Господи…» — чувствует, что не знает, как справиться со стольким количеством вопросов. Не знает, с чего начать. Не понимает, за что ухватиться в первую очередь, превращая это «что» в эдакую зацепку.       Но тяжёлые думы блогера резко прерываются, стоит где-то впереди услышать стук каблуков по камню. Тот разносился с достаточно большим интервалом, будто бы кто-то идёт совсем не спеша и не торопясь. Звук приглушённый, что говорит о том, что этот кто-то ещё на достаточном расстоянии от парня.       Феликс раздвигает указательный и средние пальцы, образуя, тем самым, щёлочку. Рассматривает всё через неё, замирая. Он медленно отнимает руки от лица и, сам того не замечая, выпрямляется в спине, становясь похожим на перетянутую струну.       Secret Nation: The Rise       Впереди шёл тот самый молодой парень, что помог блогеру прошлой ночью. Его руки были сцеплены за спиной в замок, осанка ровная, подбородок чуть вздёрнут. Шаги уверенные и ровные, словно этот человек шёл по воображаемой ровной линии. Его чёрные густые волосы, заплетённые в незамысловатую причёску, поблёскивали в свете луны, становясь будто бы волшебными. Одежда была такого же цвета, что и в прошлый раз — белая — отличался лишь сам её вид. Сейчас она походила больше на слитный костюм с золотыми вставками, а не как в прошлый раз — отдельно верх и низ. За спиной колыхался полупрозрачный плащ тёмно-синего оттенка, что при каждом шаге придавал молодому человеку какого-то особого величия.       Глаза Феликса стремительно расширяются. Почему-то, потерявшись в собственных думах, он и вовсе забыл о том, что раз замок сейчас, как бы по-идиотски это не звучало, из прошлого, то здесь должен быть этот молодой человек.       Блогер подскакивает на ноги и, видимо, этого движения становится достаточно, чтобы хозяин замка, до этого спокойно направляющийся в сторону входа во дворец, остановился, замирая. Между ними примерно метров десять, но что первый, что второй видят друг друга отчётливо.       Узнают.       Феликс, почувствовав прилив храбрости, гордости и, видимо, бесстрашия, начинает стремительно злиться и закипать. Он сжимает руки в кулаки и напрягается всем телом. Подбородок чуть опускается, скулы очерчиваются, ноздри раздуваются от гнева, а в зрачках плещутся далеко не положительные эмоции.       Вот тот, кто точно знает, что за чертовщина творится здесь.       Вот тот, кто точно ответит на все его вопросы.       И Феликс выпотрошит их из парня, чего бы ему это не стоило.       Блогер срывается на быстрый шаг, совсем забывая о своей усталости и бессилии. Появившаяся надежда на поиск ответов на свои вопросы полностью перекрыла изнеможённое состояние, даже наоборот — будто бы придала дополнительных сил. Феликс чуть ли не бежит, сокращая расстояние между ним и хозяином дворца.       Тот стоит на месте и смотрит будто бы даже удивлённо, словно и вовсе не ожидал увидеть его здесь.       В груди застревает огромное количество матов и оскорблений, что жаждут поскорее выбраться наружу. Руки чешутся от желания съездить по этому лицу, сбивая это раздражающее выражение. Хочется орать. Хочется ударить, да посильнее, повалить на пол и выплеснуть весь скопившейся гнев, порождённый негодованием и непониманием происходящего.       Между парнями остаётся каких-то несчастных пара метров, и хозяин дома, будто бы почувствовав далеко не доброжелательную ауру от своего гостя, удивляется ещё сильнее, однако с места не двигается — продолжает стоять твёрдо, словно прирос к земле. — Какого чёрта здесь творится?! — кричит Феликс, чувствуя, как где-то в груди застревает рвущаяся наружу истерика. — Ты всё знал! — гневно взмахивает руками, стреляя молниями из глаз прямо в шоколадные радужки напротив, ловя полное непонимание и страх, исходящие от хозяина дворца.       Блогер подбегает вплотную и хватает за грудки дорогой и приятной на ощупь одежды, вздёргивая. Молодой человек не отталкивает и не пытается выбраться, лишь шокировано смотрит в ответ, видимо искренне не понимая такую перемену настроения со стороны незнакомца.       Феликс притягивает своего некогда спасителя ближе, смотрит на него со всей имеющейся в его сердце злостью и вновь встряхивает. Тот на это лишь вздёргивает руки вверх, будто бы защищая лицо от возможного удара, и продолжает молчать, задыхаясь от непонимания и страха. — Говори, что здесь происходит! Живо говори! — в прямом смысле орёт Феликс, шипя и чуть ли не плюясь. Атмосфера, такая всегда таинственная и волшебная, становится сейчас какой-то неродной, немагической и нежеланной. Чужой. — Почему ты, блять, молчишь?! — вновь кричит, чувствуя, как предательски щиплет глаза.       С силой отталкивает от себя молодого парня, а тот, споткнувшись о подол, падает на выложенную камнем дорожку, успевая вовремя подставить назад руки, чтобы не удариться головой. Феликс, словно не контролируя себя и не отдавая отчёт своим действиям, садится сверху хозяина дворца и заносит правую сжатую в кулак руку назад, готовясь к сильному удару по этому лицу.       Пухлые губы размыкаются и из них, словно на выдохе, слышится одно единственное слово: — Кассиопея… — шепчет молодой человек, тело которого придавлено Феликсом к каменной дорожке. Блогер замирает, удивлённо смотря на парня под собой: в глазах напротив столько грусти и непонимания, что пальцы, сжатые в крепкий кулак, сами разжимаются, а рука, доселе напряжённая, безвольно падает рядом с телом, становясь ненужной.       Феликс сильно жмурится, стонет, стискивая зубы, и, выдохнув от собственного бессилия, опускает голову, поджимая дрожащую нижнюю губу. Сползает с парня и валится рядом, прижимая ко рту дрожащие руки, чтобы хоть как-то приглушить собственные всхлипы.       Не смотрит на молодого человека, жмурит глаза, а перед ними всё равно это чистое ангельское лицо, эмоции которого состояли из непонимания, страха и удивления. И эмоции эти были такими чертовски искренними, такими невинными, что изобразить их специально, сыграв чуть ли не в спектакль, просто невозможно.       Не может он ударить по такому лицу.       Не может сделать больно тому, кто смотрит буквально хрустальным ангельским взглядом.       Чудовищем себя почувствовал и от этого ещё страшнее за себя становится. Не контролирует эмоции. Находится на грани. Мог спокойно задать вопрос, зная, что перед ним человек, который помог и не попросил ничего взамен. Просто оказал помощь, подлечил, накормил, успокоил, а он кулак, сжатый в порыве злости, над ним занёс, намереваясь причинить боль.       Когда успел таким бессердечным стать?       Прикрывает глаза и чувствует, как по продрогшим щекам скатываются отчаянные слёзы. Сколько раз он уже успел проронить солёные дорожки за последние пару дней? Такое ощущение, что очень много. И это неимоверно злит и раздражает, потому что никогда таким слабым не был и из любой задницы находил спасение. Сейчас же он чувствует себя словно школьником, которого до ужаса напугал какой-то глупый фильм ужасов, из-за которого он теперь не может нормально уснуть, роняя слёзы. — Кассиопея… — вновь разносится тихое. Звучит где-то совсем рядом, будто бы за время отсутствия зрительного контакта хозяин дворца подобрался поближе к Феликсу. Блогер отнимает руки от лица, размазывает грязь вперемешку со слезами по впалым веснушчатым щекам и всхлипывает, шмыгая носом и ощущая, как тот продрог от ночного холода.       Молодой человек сидит, опираясь сзади на руки и чуть согнув колени. Его плащ небрежно распластался по дорожке, причёска заметно испортилась, а доселе кристально белый костюм теперь и вовсе не такой чистый. Карие глаза смотрят по-ангельски искренне, словно хозяин дворца, не найдя нужных слов, пытается передать взглядом не озвученный собою вопрос.       Феликс от такого обращения лишь вновь всхлипывает, отползая от незнакомца подальше. Стыдно за самого себя. Ощущает, как в груди разливается неприятное чувство отвращения к самому себе, стоит ему только посмотреть в шоколадные глаза напротив. Чёрные волосы незнакомца были чуть завиты, не прямые, как в прошлый раз — это придавало ему ещё большей детской хрустальной невинности. Из-за этого появилось ощущение, что желание ударить его и сделать больно — самая что ни на есть глупая ошибка за всё существование блогера.       Хотя, возможно, так оно и есть. — Господин, вы в порядке? — и этот вопрос только добивает. Феликс, словно в бреду, мотает головой из стороны в сторону, не зная, куда себя деть. Чувство вины сжирает его буквально изнутри — оно настолько велико, что поднять взор и вновь посмотреть на человека, что помог ему, не предстаётся возможным.       Феликс начинает мелко дрожать и тут же обнимает себя руками. Сжимается в маленький комочек, состоящий из страха, непонимания, негодования, ужаса и усталости, не зная, как себя успокоить и как открыть рот, чтобы принести свои извинения. Да, ему страшно. Да, ему до ужаса страшно. Но это не оправдывает его зверское желание причинить боль другому человеку.       Незнакомец, что всё это время продолжал, как и Феликс, сидеть на каменной плитке, поднимается на ноги, делает к парню пару шагов и опускается на одно колено, вновь откидывая свой плащ, как делал это в самую их первую встречу, чтобы не примять ткань. Чуть склоняет голову к дрожащему и обнявшему себя Господину, пытаясь поймать взгляд, но тот лишь сильнее зарывается лицом в руки, не желая смотреть в шоколадные невинные глаза. — Могу я… — произносит совсем тихо, но, так и не договорив, поджимает губы. Рассматривает хрупкое, пропитанное страхом и усталостью тело, и глаза его наполняются сожалением. Не понимает, что успело произойти за такое небольшое количество времени. Куда ушёл Господин? Что с ним приключилось? Почему он снова весь в ссадинах, порезах и грязи? Почему вновь уставший и обессиленный? Почему бросался в его сторону ужасными и незнакомыми словами, смотря со злостью?       Что он успел такого сделать, чтобы на него смотрели с такой ненавистью?       Не хочет знать ответа, потому что перед глазами всё ещё гневный взгляд и кулак, занесённый с целью ударить по лицу, поэтому не желает договаривать. Вздыхает, борясь с собственными сомнениями, а затем, решившись, осторожно касается чужих рук, несильно тянет на себя, заставляя отнять их от заплаканного лица.       Феликс, медленно открыв глаза, смотрит неотрывно, наблюдая за тем, как завитые волосы красиво развеваются на слегка поднявшемся ветру. Как они подпрыгивают, демонстрируя свою упругость и густоту, привлекая внимание. Тело блогера продолжает мелко дрожать, а широко раскрытые глаза скользят по прекрасному лицу напротив, не зная, за что конкретно зацепиться.       Шоколадные глаза хозяина замка наполнены лишь теплотой и добротой. Он смотрит, чуть приподняв уголки губ, заставляя внутреннюю истерику парня угасать. Запястья Феликса всё ещё находятся во власти длинных музыкальных пальцев, и парень чувствует на коже нежные поглаживания, которые успокаивают ещё больше.       Феликс выдыхает, прикрывая глаза и опуская голову. Не замечает, как на секунду перестаёт контролировать тело, и как оно заваливается прямо на хозяина замка. Голова упирается в чужую грудную клетку, и блогер, почувствовав, как чужое тело заметно вздрагивает, быстро раскрывает глаза и уже хочет отстраниться, но ему не позволяют: запястья парня тянут ближе к себе, заставляя остаться в том положении, в которое привела сильная усталость.       Блогер, шумно сглотнув, чуть заламывает брови, испытывая жгучую неловкость. Он ударить этого человека хотел, след болезненный на его лице оставить, а он в ответ лишь смотрел удивлённо и даже не пытался остановить.       Словно привык к такому.       И после этого он стоит рядом на одном колене, бережно обхватывает чужие тонкие запястья и подставляет собственную грудную клетку под голову, которую уже больше нет сил держать. От бесконечных мыслей, сомнений и страхов она стала словно чугунной, такой до невозможного тяжёлой, что даже не хочется пытаться напрягать мышцы шеи.       Феликс облегчённо выдыхает, ещё сильнее расслабляясь. Устраивает голову чуть удобнее, кожей чувствуя чужие выступающие рёбра и нечастые размеренные движения грудной клетки.       Хозяин дворца же, продолжая стоять на одном колене, впиваясь коленной чашечкой в грубую каменную поверхность и опустив голову, смотрит сверху вниз с ласковой улыбкой, словно в его руках маленьких пушистый зверёк, способный вызывать лишь умиления и радость. Шоколадный взгляд скользит по спутавшимся волосам необычного цвета, по ровному носу с острым кончиком и по перемазанным в грязи щекам, где сквозь черноту прослеживаются так любимые им огоньки.       Глаза хозяина дворца останавливаются на левой щеке и повторяют выученные наизусть движения, что передают определённое направление. Зрачки бегают от одной веснушки до другой, видя в этих ценных пятнышках нечто большее, чем может увидеть обычный человек.       Ощущает, как руки, которые он до сих пор бережно и осторожно обхватывает своими пальцами, слабеют, а голова, покоящаяся на его груди, начинает тяжелеть. Улыбается этому чуть шире, смотря на хрупкого Господина с искренней заботой.       Осторожно, так, чтобы не нарушить чужой покой, хозяин дворца немного переставляет ногу, чтобы затёкшая и уставшая коленная чашечка больше не болела, встаёт в максимально удобную позу и выдыхает, поднимая нежный взгляд вверх, к небу. Рассматривает мерцающие на тёмном полотне огоньки и улыбается шире, растягивая пухлые губы. Руками и телом ощущает, как размеренно дышит молодой Господин, погрузившись в необходимый для него сон. Вероятно, тот даже не заметил, как это произошло: он, скорее всего, очень устал, организм дал волю эмоциям, и всё это сменилось опустошением. За опустошением всегда следует тщательное восполнение сил и молодой человек это прекрасно понимает.       Он может стоять так столько, сколько понадобится. Знает и видит, что до сих пор незнакомому гостью удобно — тот просто сидит на каменной дорожке, навалившись на чужое тело, поэтому даже мысли о том, чтобы уйти и оставить это сжавшееся в комочек тело не возникает.       Он возвращает взгляд к цветной макушке, лаская чужие волосы своим вниманием. Осторожно отпускает одну из рук, бережно укладывая на худое бедро, а затем подносит собственные пальцы к мешающейся и лезущей в закрытые глаза пряди, невесомо касаясь её и убирая.       Еле заметно, чтобы не нарушить чужой хрупкий сон, вздыхает и вновь улыбается, чувствуя, как в организме разливается какое-то давно забытое чувство. Оно, на скромный взгляд хозяина замка, по ощущениям похоже на текучее золото — настолько оно драгоценное, изящное и желанное. Способное дарить искреннюю радость.       Это ощущения того, что он не один.       Больше не один.

***

      New West : Those Eyes       Не заметил, как уснул, и как силы покинули его уставшее тело. Не заметил, как организм, требовавший отдыха и не дождавшийся его, сам себе его организовал, не спрашивая разрешения. Чувствует, как склонившаяся набок голова болит, а мышцы, что в такой позе были уж слишком напряжены, неприятно тянет.       Морщится и еле слышно стонет, начиная ворочаться. Чувствует на своём предплечье и своей спине чужие ласковые касания, которые слишком невесомы, чтобы воспринимать их как реальность. Сладко тянется, начиная подрагивать, а затем проводит по высохшим губам влажным языком, причмокивая.       Осторожно поворачивает голову и носом утыкается во что-то очень тёплое. Оно не слишком крепкое и твёрдое и потому очень и очень уютное. Комфортное. Хочется развернуться ещё немного, чтобы полностью улечься и вновь провалиться в крепкий сон.       Кажется, чтобы полностью выспаться и восстановить все потраченные силы, необходимо спать слишком долго.       Чувствует, как по спине проводят один раз, очень ласково и осторожно, словно пытаясь разбудить, но в то же время делают это очень бережно, будто бы боятся спугнуть. Феликс потирается о что-то услужливо подставленное под голову, а затем, выдохнув, отстраняется, начиная разминать шею и открывать глаза.       Перед ним всё то же место — выложенная камнем длинная дорожка, ведущая к высоким массивным чугунным воротам, выстриженные под квадратную форму кусты, журчащий прозрачной водой фонтан, окружённый скамейками, и замок, в котором по-прежнему горит свет.       Сглатывает, медленно поднимая голову. Перед ним, стоя на одном колене и пачкая свой белоснежный костюм, стоит всё тот же молодой человек и, по совместительству, хозяин дворца. Феликс не знает этого точно, однако то, как этот парень ведёт себя, как ориентируется в пространстве и как он совершает какие-либо действия — говорит само за себя.       Блогер сглатывает, когда замечает, как голова с тёмными, чуть завитыми волосами опускается — как виднеется острый подбородок и очерченные скулы, как постепенно в поле глаз попадает точёный кончик носа и шоколадные глаза. Как на них и на густые брови тут же сползает несколько чёрных прядей и, как думается Феликсу, щекочет их. В зрачках напротив отражается слишком много всего: такое ощущение, что юноша напротив видит не Феликса, а самую настоящую отдельную Вселенную, где непрошенный гость играет главную роль.       Феликс скользит своими глазами по чужим, подмечая, как они сияют в лунном свете. Как то в одном зрачке, то в другом загорается маленькая искорка и как сразу же потухает. Как отображается его собственное удивлённое и сонное лицо, и как оно сменяется ночным небом, усыпанным миллионом звёзд. Те сияют ярче всего на свете, переливаются и мерцают, поражая своей необычной формой и красотой. Их хочется коснуться, хочется познать, изучить и прижать к груди, чтобы стать к ним как можно ближе.       Рука, доселе ослабевшая, такая израненная от постоянных и частых падений, на секунду напрягается в желании быть поднятой и поднесённой к чужому лицу, но Феликс, будто бы сбросив это наваждение и очнувшись от него, медленно приподнимается, осторожно высвобождаясь из чужих тёплых рук и отползая чуть подальше.       На него в ответ смотрят с улыбкой, будто бы спать на чужой груди — в порядке вещей. Феликс видит этого человека во второй раз, весь его внешний вид говорит о том, что он вышел словно из аристократической семьи, его жесты, манера речи и подача себя — лишь подтверждают эту догадку. Становится дико неуютно и стыдно. В голову врезаются воспоминания того, как блогер накидывается на хозяина дворца, валит его с ног, садится сверху и заносит над белоснежным лицом кулак.       Этого становится достаточно, чтобы юное лицо начало стремительно покрываться красными пятнами. Феликс опускает взгляд и поджимает губы, стараясь справиться с собственными эмоциями и переживаниями. Всё ещё не может смириться с тем, что вот так вот без разбирательств посмел угрожать другому человеку, что решился помочь, не требуя взамен платы. — Я… — начинает парень, чувствуя, как голос хрипит от пересохшего горла. Ощущает, как он сел и охрип, как он раздирает слизистую ткань, как её начинает неприятно печь — она не была готова так скоро начинать выполнять свою функцию.       Феликс подносит руку ко рту, прикрывает его ладошкой и пару раз прокашливается, испытывая ещё большую неловкость. — Простите меня, пожалуйста, — рассматривает свои потрёпанные грязные кеды, в одном из которых застряла какая-то засохшая травинка. — За… За всё. Не знаю, что на меня нашло, я… — запинается, не имея представления, что можно сказать дальше. Как оправдать собственную истерику и невозможность совладать со своими эмоциями? Как объяснить человеку, что ты напуган до такой степени, что готов волосы собственные выдрать, лишь бы мозг переключился на физическую боль?       Хозяин замка же, продолжая улыбаться, лишь сильнее приподнимает уголки губ, видимо одобряя сказанное. Молодой человек отнимает стоявшее на каменной дорожке колено, и ночная тишина разрушается негромким хрустом костей — сустав щёлкнул от слишком долгого нахождения в одном положении.       Незнакомец, поправив плащ и вновь откинув его назад, лишь копирует позу Феликса — садится точно так же на дорожку, пачкая свой костюм ещё больше. Блогер таращится на него настолько удивлённо, что с пухлых губ срывается бархатный смешок.              Ежесекундный, длившийся всего мгновение, но такой прекрасный и подходящий под эту всю волшебную и магическую атмосферу, словно он изначально был создан для неё.       Словно хозяин замка и природа вокруг дворца — единое целое.       Феликс сглатывает, медленно скользя взглядом от тонкой длинной шеи к груди, торсу и перемещаясь на худые бёдра, облачённые в дорогую ткань. Достигает дорожки, покрытой пылью и грязью, и не представляет, как скрыть собственное удивление. Молодой человек напротив выглядит как принц или аристократ, обученный всеми возможными манерами, правилам этикета и прочими важными в чистокровных семьях вещами, но вот он — сидит напротив и копирует позу Феликса, по-доброму улыбаясь. Не кричит в ответ и не показывает свою обиду на желание ударить его и оставить след на прекрасном лице, не ругается и не отображает в собственных глазах гнев. От него исходит лишь положительная аура.       Будто бы он пытается создать комфортную для Феликса атмосферу. — Я… — вновь начинает блогер, видя, как хозяин замка вздрагивает от неожиданности и чуть подаётся корпусом вперёд, будто бы боясь не расслышать хрупкий голос. — Я спал на вашей груди? — вновь кашляет и прячет лицо за чуть отросшей фиолетовой чёлкой, пытаясь скрыть смущение. Становится дико неловко. Понятия не имеет, сколько так проспал, наслаждаясь необходимым отдыхом, пока хозяин дворца подставлял собственную тёплую грудь, словно это в порядке вещей и в этом ничего такого не было. Только они не близкие люди, не друзья и даже не знакомые, каков мотив — сидеть вот так вот, чувствовать, как затекает тело, и как ноют колени, пока незнакомый тебе человек просто спит? — Всё в порядке, Господин, — отвечает спокойно и ласково, не прекращая улыбаться. Он делает это так невесомо, осторожно, практически незаметно, что невозможно не улыбнуться в ответ. Он, возможно сам того не зная, создаёт вокруг себя уютную и комфортную атмосферу. Его силуэт подсвечивается в свете ночной луны, чёрные локоны колышутся от дуновений ветра, а густые ресницы лениво хлопают — и всё это кажется таким неземным и невероятным, что вызывает где-то в груди блогера детский восторг.       Картина перед Феликсом заставляет испытывать восхищение. — Ваше колено, — не унимается непрошенный гость замка, переводя взгляд на нужную ногу, — оно не болит? — вновь возвращает зрительный контакт, подмечая, что в шоколадных глазах заплясали добрые смешинки. — Нет, Господин. Всё действительно в порядке. Вам не стоит так сильно переживать о моём состоянии, — улыбается, проводя длинными худыми пальцами по колену, что всё это время упиралось в каменную дорожку. Оно действительно не болит и не ноет, потому что на душе распускается целый бутон нежности и радости — благодаря его помощи другой человек смог отдохнуть и набраться сил.       Нуждающийся человек. — Вы называете меня «Господином», почему? — задаёт будто бы глупый вопрос Феликс, подтягивая к себе колени и складывая ноги в позу лотоса. Он, весь такой грязный, растрёпанный, с измазанным лицом, с кожей, что покрыта ссадинами и порезами, и одеждой, что приобрела дырки и потёртости, смотрит на полную свою противоположность и будто бы нисколько не смущается этому.       Всё же хозяин замка смог окутать его чувством комфорта.       Молодой человек вновь издаёт тихий смешок. — А как мне ещё называть вас, Господин? — спрашивает ласково, заглядывая в глаза. — Мне неизвестно ваше имя, а воспитание и правила этикета не позволяют обращаться к своему гостю неуважительно, — и только Феликс раскрывает рот, чтобы задать следующий вопрос, как хозяин замка продолжает: — Я очень хотел бы послушать, что с вами приключилось, и где вы успели получить новые раны, но давайте мы сначала зайдём во дворец? Я отведу вас в ванную, дам новую одежду, а позже, за столом, вы мне всё расскажете, хорошо?       Феликс поджимает губы, переводя взгляд на красивый замок. Тот стоял величественно, словно пытался продемонстрировать все накопившиеся в нём силы. Две башни уходили высоко вверх, к небу, на первом и втором этаже продолжал гореть свет, а двери балкона, что располагался на втором этаже, были закрыты — видимо, этой ночью хозяин замка ещё не посещал данное место.       По спине пробегает неприятный холодок. Не хочет заходить туда. Боится. До ужаса боится и ни малейшего понятия не имеет, как рассказать об этом другому человеку. Как объяснить о своём предположении, что он попал в прошлое? Как поделиться тем, что днём он видит этот замок таким, каким он и должен выглядеть в двадцать первом веке, а ночью он такой, как сейчас?       И самое главное: как объяснить, что днём по замку бегают какие-то страшные ублюдки, которые скоро доведут бедного блогера до нестабильного психического состояния, а ночью является вот этот молодой человек, весь такой красивый и прекрасный, ухоженный до мозга костей, одетый в костюмы, в которых одна лишь ниточка стоит целое состояние?       Как, рассказав это, не оказаться выпровоженным за пределы дворца без права на помощь и понимание?       Феликс не знает, что ему делать. Замок, что спокойно стоял за спиной молодого человека, будто бы просто ожидал вердикта парня, собственно, как и сам хозяин дворца, смотрящий своим ангельским хрустальным взглядом. Он, словно почувствовав волнение и неуверенность Господина, продолжил: — Если вы испытываете страх, Господин, я могу не отходить от вас ни на шаг. Даже в ванной — там есть шторы, что ограждают купальню от основной комнаты. Я могу постоянно находиться с вами, просто… — молодой человек ненадолго закусывает свою нижнюю пухлую губу, скользя взглядом по всему телу Феликса. — Вам правда необходима помощь. Не отказывайтесь от неё, у меня нет цели навредить вам и причинить боль. Я хочу помочь… «Нет ли?..» — проносится в мыслях блогера. — У меня не так часто бывают гости, я бы даже сказал — совсем не бывают. Для меня большая честь оказать вам хотя бы помощь. — Могу ли я задать вам вопрос? — интересуется Феликс, начиная растирать свои замёрзшие пальцы. Это движение не скрывается от шоколадных глаз, что тут же опустились на чужие подрагивающие руки. — Конечно, Господин, — отвечает молодой человек, возвращая зрительный контакт и показывая, тем самым, что действительно внимательно слушает. — После того, как вы… — запинается. — После того, как я… — вновь сбивается и начинает нервничать, совершенно не замечая, что в ответ на него направлен лишь тот же ласковый и абсолютно спокойный взгляд. Будто бы хозяин замка понимает состояние Феликса целиком и полностью, а потому даже не пытается перебить или поторопить. — Когда я приму душ и мы спустимся на первый этаж, чтобы поесть, — не знает, откуда вдруг в нём взялось столько смелости и сил, чтобы собрать столько слов в единое целое, — могу я поинтересоваться у вас обо всём, что здесь происходит? Мне кажется, вы можете знать ответы чуть ли не на все мои вопросы… — неуверенно заканчивает, подмечая, как молодой человек чуть отклоняется, но зрительного контакта не прерывает. — Конечно, Господин. Я своих слов не умаляю: я действительно хочу помочь вам. Если мои знания в каких-либо областях могут помочь вам разобраться с вашими проблемами, то я буду лишь рад оказать вам такую честь, — отвечает хозяин замка, вновь приподнимая уголки пухлых губ. Он поднимается на ноги, отряхивает одежду, невесомо проводя по ней своими бледными руками, затем поправляет чуть перекрутившийся у шеи плащ, а после поднимает взгляд на блогера, что сидит в той же позе, хлопая глазами. — Вам помочь подняться, Господин? На улице уже достаточно прохладно, вы можете простудиться.       Феликс, будто бы отмерев, тихо ойкает и тут же поднимается на ноги вслед за молодым человеком, упираясь руками в грязную каменную плитку. Со стороны может показаться, что на улице встретились люди совершенно разных сословий: богатый аристократ, жизнь которого была расписана ещё до его рождения, и маленький ребёнок-недотёпа, который даже ходить толком нормально не научился — постоянно спотыкается и падает, порождая, тем самым, новые порезы на своей нежной коже. — Прошу, — произносит молодой человек, вытягивая руку в сторону замка. У Феликса пересыхает в горле, колени вновь начинают подрагивать, а по спине проносится рой неприятных мурашек, что стремится прямо к макушке головы, чтобы разбиться там и поселить мерзкое ощущение, словно по коже бежит миллион муравьёв: они противно перебирают своими мелкими лапками, заползают в самые маленькие и труднодоступные места и создают ощущение пренебрежения.       Блогер делает неуверенный шаг вперёд, еле переставляя ноги. Юноша же продолжает спокойно ждать, не смея торопить. Он лишь опускает руку, что была вытянута пару секунд назад, и теперь она вновь расслабленно болтается вдоль тела.       Феликс подходит к хозяину замка, ровняясь с ним. Тот разворачивается на сто восемьдесят градусов, оказываясь лицом к дворцу, затем чуть поворачивает голову на своего гостя. Тот жуёт губу и смотрит блестящими глазами на вход в замок, сжимая в пальцах края своей необычной и непривычной для молодого человека одежды.       Он принимает это за отсутствие сил.       Беспокоится. — Может быть, вам всё же помочь? Вы сможете дойти? — Феликс, вздрогнув, переводит взгляд на незнакомца. Тот смотрит лишь с заботой и лёгким беспокойством и ничего в нём не выражает опасность. Нет ни малейшей детали, что была бы способна поставить безопасность блогера под сомнение.       И Феликс этому образу верит. — Всё в порядке. Я дойду сам, — улыбается от накатившей неловкости и сам начинает идти в направлении замка, пытаясь совершенно не думать о том, что в глубине души ему банально страшно. Боится вновь оказаться в Богом забытом месте. Боится очнуться в каких-то грязных и вонючих обносках. До скрежета в зубах переживает за следующий день и за то, как он пройдёт.       Сколько этих ублюдков он встретит за это время?       И сколько страхов они поселят в юношеской душе на этот раз?       Хозяин замка догоняет весьма быстро, снижая шаг и продолжая идти вровень. Он вновь заводит руки за спину и скрепляет в замок. Вновь выпрямляет спину, расправляет плечи и вздёргивает подбородок. Вновь отстукивает каблуком, что разрушает ночную тишину.       Они доходят до массивных дверей в молчании. Молодой человек подходит к одной из них, опускает миниатюрную, по сравнению с самой ручкой, руку на металлическое основание и тянет на себя, прилагая небольшое усилие. Ждёт, когда его гость зайдёт и только потом заходит следом. — Я проведу вас через другую башню, не как прошлой ночью. Так мы немного сократим наш путь, — говорит спокойным тоном, становясь к двери, что ведёт в столовую.       Войдя в помещение, где стоял абсолютно пустой длинный стол с задвинутыми стульями, они направляются на кухню. Там Феликс подмечает тот самый угол и окно, подле которого стоял стул и ящик с марлевыми тряпками. Там же, на полу, стояла открытая бутылка вина, а рядом лежали использованные салфетки, перемазанные в крови, грязи и вине. Глаза блогера чуть расширяются.       Не этот ли стул и ящик он видел вчера, выбегая из башни?       И не этой ли бутылки валялись осколки? — Прошу, — проговаривает хозяин дворца, открывая дверь, ведущую в, судя по всему, башню. Там, в металлических креплениях, стояли зажжённые факелы. Они ярко светили, и тёмного цвета дым уходил высоко вверх, достигая небольших «окон» в сооружении и покидая его, высвобождаясь на свежий воздух. Материал, из которого было сделано основание факелов, потрескивал, и звук этот казался таким приятным слуху и таким правильным для этой башни, словно был создан для неё.       В память блогера врезается воспоминание того, как он, облачённый в грязные и вонючие тряпки, бежит по этой самой башне вниз, постоянно заваливаясь на обросшие влажным мхом стены, не имея сил контролировать собственные движения. Как слышит позади себя безумный топот детских ног, юношеский писклявый смех и страх, что гнался за ним по пятам. Как голыми пятками наступает на обвалившиеся за долгое время каменные ступени и как не обращает внимания на образующиеся от этого неглубокие раны.       Феликс сглатывает вязкую слюну, прикрывая глаза. Та, словно огромный не пережёванный комок, застревает где-то в горле, начиная медленно проваливаться в пищевод и скользить по нему. — Вы в порядке, Господин? — в который раз интересуется хозяин дворца, обращая на парня взгляд, наполненный хрустально искренним беспокойством за чужое состояние. — Вы выглядите неважно, ваше лицо слишком бледное. Вам помочь подняться?       Феликс на это лишь отрицательно качает головой, начиная направляться ко входу в башню. Тормозит на самом пороге и оборачивается на позади стоящего хозяина дворца. — Могу ли я пойти первым? — задаёт вопрос, который вызывает удивление в шоколадных глазах. Молодой человек пару секунд молчит, видимо, пытаясь понять, в чём разница, но в итоге он лишь кивает, вновь вытягивая руку вперёд, намекая, тем самым, что Феликс может начать подниматься.       Блогер же, заметно выдохнув и даже как-то внутренне успокоившись, начинает ступать по каменным идеально целым ступенькам. Стены, не обросшие мхом, выложены камень к камню и лишь изредка прерываются на небольшие окна, предназначенные для выхода углекислого газа.       Желание пойти первым очень легко объяснить и тянется оно как раз-таки из профессии Феликса: если бы у парня сейчас была такая возможность, он бы включил какой-нибудь фильм ужасов и всему миру показал, что там, когда персонажи идут по какому-то тёмному или страшному месту, под раздачу и руку какого-нибудь демона попадает именно тот, что идёт последний. «Последнего всегда забирают» — это первое правило, которое усвоил для себя блогер. Когда он только начинал свою карьеру, он, бывало, собирался со своими коллегами, чтобы пройти какой-нибудь квест. В самый первый раз его засунули в конец и именно за ним потом гонялся актёр с зажатым в руках работающим шокером.       После этой ситуации Феликс усвоил правило «иди самый первый или плетись где-то в середине» на всю жизнь. Не то чтобы парень был совсем бесчеловечным и желал, чтобы юноша, что спокойно шёл позади него, в случае чего попал под раздачу, но из них двоих спокойствием и в какой-то степени даже уверенностью блистал именно хозяин дворца.       Да и что уж греха таить, у парня складывается вполне себе чёткое ощущение: пока не наступит день, ничего страшного не случится.       Поднявшись, они оказываются точно в таком же помещении, в коем оказались и прошлой ночью: то же огромное окно, тот же ковёр, тот же стол и два стула. Только напротив выхода из башни всего лишь одна дверь, не две, как было в прошлый раз. Феликс проходит в комнату и оглядывается. Уж очень она похожа на ту, в которую он попал днём. «Выходит, я перепутал направление. Пошёл не в ту сторону», — заключает парень, выходя вместе с хозяином замка в длинный коридор, из которого можно было попасть на просторный балкон, в две гостевые комнаты или ванную.       Оказавшись в ванной, Феликс проходит в середину комнаты, сцепляя перед собой руки в замочек. Он оглядывает всё то же дорогое и изысканное помещение, чувствуя себя максимально неуютно. Словно он — нашкодивший маленький ребёнок, а хозяин дворца — уставший взрослый, которому в очередной раз приходится ему помогать.       Молодой человек проходит следом. Он направляется к купальне и опускает в неё руку, после чего Феликс слышит плеск воды, искренне этому удивляясь. Они ведь только пришли сюда, юноша был всегда с ним, откуда здесь взялась вода?       Затем незнакомец подходит к небольшому сооружению из камня, что было замечено блогером ещё в прошлую ночь, и, чуть наклонившись, дует, после чего из-под решётки тут же начинает ярче гореть огонь. Феликс на все эти действия расширяет глаза, искренне удивляясь.       Этот дворец будто бы знает, что от него необходимо его хозяину. — Конечно, это предназначено для подогрева воды, — прерывает поток мыслей блогера, указывая на то самое сооружение, — но и чтобы в помещении стало теплее, оно отлично сойдёт, — улыбается. — Просто, мне кажется, здесь достаточно прохладно. Выйдя из воды, вы можете простудиться, чего мне искренне не хочется, — Феликс невнятно кивает, будто не успевает улавливать суть чужих слов. — Свою одежду можете оставить где вам будет угодно, новую я принесу и оставлю на том же кресле, — указывает на мебель, на которой оставил белоснежную сорочку прошлой ночью. — Вы можете пользоваться всем, что вам необходимо, Господин. Зашторьте балдахин, чтобы я вас не смущал, когда приду сюда с одеждой, — заканчивает и, получив короткий кивок, покидает ванную комнату.       Феликс озирается, будто бы видит всё это впервые. Но перед ним всё в точности такое же, какое и было прошлой ночью: то же окно и те же красивые и прекрасные растения; те же шкафчики с тюбиками и флакончиками совершенно разных размеров и форм; те же кресла с мягкой обивкой; тот же балдахин, скрывающий в себе купальню; и, собственно, та же купальня, рядом с которой небольшой выступ, на который можно поставить различные ванные принадлежности.       Складывается ощущение, что Феликс не ошибся в своих догадках.       Вздохнув, парень стягивает грязную прилипшую к телу одежду, морщась от неприятных ощущений. Откидывает её на пол, словно это какие-то старые дешёвые тряпки, а не некогда брендовый спортивный костюм. Проводит руками по телу, подушечками пальцев ощущая, насколько сильно кожа продрогла и промёрзла.       Залезает в купальню, опускаясь в горячую воду. Почему-то, стоит теплоте окутать юное тело, все переживания на некоторое время покидают голову. Оно и понятно, организм впервые за большое количество времени ощущает долгожданное наслаждение и расслабление.       Феликс не хочет проводить здесь слишком много времени: уж очень его интересуют ответы на вопросы, которые хочется задать хозяину замка. Парень находит на выступе ту самую штуку, похожую на мочалку, что вчера дал ему молодой человек, и которую после Феликс оставил именно там, где и видит сейчас. Мочит её, выдавливает из флакончика густую жидкость и вспенивает. Растирает перемазанное тело, чувствуя, как ошмётки присохшей грязи отмываются, а кожа становится мягкой и бархатной.       Закончив, он вылезает из купальни и находит лежащее на кресле полотенце. Оставив на каменном полу несколько влажных следов от босых ног, он берёт тёплую ткань, вытирая влажное тело. Переводит взгляд на соседнее кресло и находит там одежду — сейчас это была серого цвета льняная рубашка и тёмно-синие штаны. Долго не думает — натягивает на себя вновь одолженную хозяином замка одежду, затем обувается, наугад приглаживает мокрые пряди фиолетовых волос и покидает ванную комнату, выходя в коридор.       Осторожно выглядывает из-за двери и, опершись о косяк, смотрит сначала налево, затем направо.       We Three: Half Hearted «Никого», — думает Феликс, переводя взгляд прямо, на балкон. Сейчас там, как и в прошлую ночь, двери широко распахнуты. Расставив руки в стороны и опершись ладонями о массивные каменные перила, хозяин замка стоит спиной к своему непутёвому гостю, устремив взгляд к небу. Его плащ, ведомый несильными порывами ветра, колышется и развевается, струясь словно растопленный горячий шоколад.       Длинные музыкальные пальцы изящно обхватывают основание перил, словно они созданы специально для этих объятий. Правая нога выставлена чуть вперёд и немного согнута в колене, пока левая отставлена назад. Корпус наклонён вперёд, и Феликсу кажется, что этот момент необходимо сфотографировать на телефон, а потом показать какому-нибудь профессиональному художнику, чтобы тот, позже, нарисовал картину.       Почему-то этот момент кажется настолько интимным, что блогеру даже как-то не хочется беспокоить молодого человека. Парень делает несколько шагов вперёд, оказываясь на пороге балкона. Порывы ветра тут же начинают щекотать открытые и незащищённые никакой одеждой лодыжки, посылая вверх по ногам волны непрошенных мурашек.       Феликс слегка вздрагивает, однако продолжает стоять. Не знает, как окликнуть хозяина замка. Не знает, имеет ли право нарушать такую прекрасную и будто бы родную атмосферу. — Надеюсь, сегодняшняя ваша ночь пройдёт так же прекрасно, как и вчерашняя, — разносится тихий шёпот юноши, что всё ещё стоит к блогеру спиной. Феликс слышит добрую усмешку, а затем видит, как хозяин замка выпрямляется, опускает с перил руки и вновь запрокидывает голову, стараясь, будто бы, принять более удобную позу для рассматривания ночного неба. — Самые прекрасные, — продолжает, а Феликс, заинтересовавшись, переводит взгляд туда же, на небо, пытаясь понять, с кем разговаривает незнакомец. — Единственные, кто всегда молча выслушивают меня, — блогер хмурится, не понимая. — Единственные, кто знает обо мне всё, — добавляет тише, обнимая себя руками и ненадолго замолкая. — Мои огоньки, — раздаётся совсем тихое и будто бы даже хриплое. Будто бы произнесённое вообще никто не имел права слышать.       Феликс замирает. Он рассматривает усыпанное яркими звёздами небо, бегая глазами от одного сияющего пятнышка к другому. Вглядывается в каждое, что попадается на пути его тёмных зрачков, пытаясь понять, правильно ли он понял, к кому обращался юноша. «Он настолько одинок, что его друзья — это звёзды? — и почему-то эта мысль, быстро пробежавшая в собственном подсознании, заставляет искренне загрустить. — Он называет их огоньками, не звёздами… Словно… Словно он настолько близок с ними, настолько он их чувствует родными для себя, что не хочет называть их так же, как это делают все…» — Феликс поджимает губы, опуская взгляд. Так же, как и юноша, обнимает себя руками, пытаясь согреться. Распаренная после ванны кожа быстро продрогла, поэтому тело начало неосознанно содрогаться, а зубы постукивать друг о друга от накатившего холода.       Хозяин замка, видимо почувствовав, что больше не один на балконе, вздрагивает и медленно оборачивается, придерживая руками края плаща, чтобы тот не запутался. Встаёт ровно, смотрит чётко в карие глаза напротив и молчит. Не ругается, что его уединение было нарушено. Не злится, о чём свидетельствует всё тот же тёплый и ангельский взгляд. Дышит размеренно и спокойно, что подтверждает — он не и испытывает дискомфорт.       Феликс открывает рот, чтобы сказать хоть что-то и разбавить это неловкое молчание, но первым его нарушает сам молодой человек, чуть поднимая уголки губ в улыбке. — Зачем же вы вышли, Господин? — произносит совсем тихо и ласково, совершенно не имея цели обидеть или отругать. — Вы же только после ванны, вы можете простыть, — добавляет, рассматривая хрупкое тело своего гостя с нескрываемым беспокойством. — Я… — Пойдёмте, Господин. Не нужно вам так долго находиться в такой тонкой одежде на холодном ветру, — направляется к Феликсу и вместе с ним покидает балкон. — Я обещал накормить вас, прошу, идёмте, — вытягивает руку в правую сторону, туда, куда башня ведёт сразу на кухню. Блогер на это лишь послушно кивает, направляясь к необходимой двери. «И ответить на мои вопросы», — думает юноша, спускаясь по витиеватой каменной лестнице. Позади себя слышит размеренные шаги и стук касающихся каменных ступеней каблуков, понимая, что хозяин замка следует точно за ним и не отстаёт.       Словно не хочет оставлять его одного.       Попадают на кухню и незнакомец указывает на всё тот же стул, стоящий подле окна. Феликс понимает всё без слов, сам прекрасно помнит о своих небольших ссадинах на лице и руках. Блогер присаживается на стул, наблюдая за тем, как перед ним на колени опускается хозяин замка, откидывая плащ назад. — Почему же вы так не бережёте своё прекрасное тело, Господин? — вновь нарушает образовавшуюся тишину незнакомец. Он, вздохнув, берёт марлевую тряпочку и смачивает её вином.       Смотря в глаза и не видя в них сопротивления, обхватывает хрупкое бледное запястье и несильно тянет на себя, чтобы было удобнее. Видит, как Господин поджимает губы, но продолжает молчать, наблюдая. Осторожно, будто бы раны обширны и глубоки, промакивает смоченной в вине тряпочкой порезы, обеззараживая. Немного наклоняется к чужому предплечью и дует, будто бы его действия в самом деле приносят боль.       Феликс, молчаливо наблюдая за этими действиями, чувствует, как в глубине души разливается двоякое чувство: днём в этом месте ему до ужаса страшно и ужасно, хочется сбежать отсюда как можно дальше и никогда больше не вспоминать это место, а ночью…       А ночью он сидит в тёплом помещении после принятия горячей ванны и позволяет вновь оказывать помощь, слепо доверяя. Сам заходит в этот замок и почти не боится этого, будто бы уже привык к таким суточным переменам. Смотрит на красивое точёное лицо напротив и тихо восхищается его красотой где-то в глубине своей души. Рассматривает идеальной формы густые брови и лишённую морщин гладкую кожу, острые скулы и красивый подбородок, заканчивая зрительным контактом с глазами цвета тёмного шоколада.       С ума сошёл или правда видит это искусство наяву? — Не болит? — прерывает поток мыслей блогера, нежно касаясь его кожи подушечкой большого пальца и невесомо проводя по ней. Смотрит снизу вверх в красивые глаза своими ангельскими, а Феликсу хочется зажмуриться и закрыть лицо руками.       Не может это место быть одним и тем же.       Ночью и днём здесь полные противоположности случаются.       Блогер отрицательно качает головой, а хозяин дворца кивает, улыбаясь. Поднимается с колен и, отложив на подоконник использованную тряпку, протягивает Феликсу ладонь, занося вторую руку за спину. Брови парня поднимаются вверх, и он таращится на чужую руку, не понимая, что от него хотят. Хозяин дворца же, видимо, поняв чужое замешательство, издаёт тихий смешок, не пытаясь его скрыть. — Позвольте помочь вам, Господин, — и смотрит со смешинками в глазах. Феликс, не в силах сдержать ответную улыбку от вида такого прекрасного юноши, кивает и вкладывает свою крохотную, по сравнению с чужой рукой, ладонь, ощущая, как музыкальные пальцы сразу же бережно обхватывают, невесомо касаясь.       Будто бы боятся нарушить чужие личные границы.       Феликс поднимается и некрепкий замочек из рук распадается. Ведомый указаниями молодого человека, блогер идёт к двери, ведущей в столовую. Попадает туда и замирает, несильно раскрывая рот от поглотившего его удивления.       Стол, такой массивный и длинный, был целиком и полностью заполнен изысканными блюдами. Тут и там стояли большие и средние тарелки, заполненные совершенно различными приготовлениями. От них вверх стремились еле заметные глазу клубочки пара, стараясь дотянуться до люстры, в которую были вставлены зажжённые свечи. «Но ведь когда мы проходили мимо столовой, здесь был пустой стол… Когда он успел?..» — задаётся логичным вопросом Феликс, закусывая нижнюю губу. Боковым зрением видит, как хозяин дворца проходит мимо него, останавливается около стула и, опустив руки на его высокую спинку, отодвигает, после чего приглашающим жестом указывает на сидение.       Блогер, будто бы отмерев, семенит к стулу, присаживаясь и чувствуя, как молодой человек пододвигает его, помогая сесть. Затем он обходит стол и присаживается напротив, коротко улыбаясь. — Можете брать всё, что вашей душе угодно, — повторяет вчерашнюю фразу, кивая на обширное разнообразие блюд. Феликс же, в этот раз не стесняясь и не боясь, тянется к тарелке с приготовленным мясом, накладывая себе сразу несколько больших кусочков. В качестве гарнира выбирает рис и овощи, поливая их каким-то аппетитно выглядевшим соусом. Незнакомец на это только по-доброму улыбается, а затем тоже приступает к выбору своего ужина.       Пару минут они сидели в тишине, и Феликс был этому искренне рад: пускай у него и были вопросы, которые он очень хотел задать, но желудок, что постоянно урчал, и что уже начал скручиваться от голода, не давал нормально думать ни о чём, кроме еды.       Прожевав очередной кусочек сочного мяса и проглотив его, блогер поднимает неуверенный взгляд на хозяина дворца, поджимая перемазанные в сладком соусе губы. Тот сидит спокойно, держит спину идеально ровной, обхватывая пальцами палочки так филигранно, словно в этом было действительно что-то необычное. — Могу я… Задать вопрос? — интересуется Феликс, замечая, как незнакомец, откладывая палочки и кладя их идеально ровно друг к другу на стол, переводит взгляд на блогера и кивает, показывая, что готов слушать. — Что здесь происходит? — не знает, что именно имеет в виду, потому что такое ощущение, что всё сразу. И то, что днём замок похож на развалюху, и что по нему бегают какие-то мертвецы; и что ночью замок выглядит как Божье творение, и что вот он — незнакомец, похожий на принца, ходит по нему, помогая уже во второй раз уставшему и израненному блогеру; и что он пытается сбежать, но уже во второй раз, направляясь только прямо, он возвращается точно в замок. Задаёт один лишь вопрос, подразумевая под ним абсолютно все проблемы. — Что вы имеете в виду? — искренне не понимает хозяин замка, чуть сводя густые брови. Он откидывается на спинку удобного стула и кладёт руки на подлокотники, внимательно смотря на парня. — Я про то… — запинается, беря в руки хрустальный бокал и отпивая из него воды. — Вы знаете, что здесь происходит днём? — задаёт вопрос чуть иначе, наблюдая за тем, как незнакомец приподнимает брови, показывая тем самым искреннее удивление. — Днём? Наверное, то же, что и ночью. Разница только во времени суток, — пожимает плечами. — Я всю жизнь отдавал предпочтение ночи, потому что она спокойна и одинока, поэтому днём я сплю, — видит, как Господин поджимает губы. — За всё время, что я сплю, не помню ни разу, чтобы что-то нарушало мой сон, — тоже отпивает из бокала. — Почему вы интересуетесь? Вас что-то беспокоит? Поэтому ваше тело было вновь изранено?       Феликс открывает рот, но, не найдя, что можно ответить, закрывает, опуская взгляд. — Простите, если мой ответ вам не помог, — блогер возвращает взгляд на хозяина замка, уловив в его голосе нотки грусти, будто бы ему действительно жаль. — Я лишь стараюсь быть честным перед вами, — видит, как молодой человек поджимает губы и сильнее сдавливает ножку хрустального бокала. — Вы… — вновь запинается, чувствуя, как начинают подрагивать колени. — Вам не стоит извиняться. Просто… Просто я пытаюсь разобраться в том, что здесь происходит, но такое ощущение, что всё это происходит лишь в моей голове. — А что происходит? Поделитесь со мной, Господин, — проговаривает и смотрит глазами, наполненными доверием и искренним желанием помочь. Феликс, прожевав рис с соусом и проглотив его, решает пока что проигнорировать данный вопрос. — Скажите, могу ли я узнать ваше имя? — хозяин замка заметно удивляется и отводит взгляд в сторону, видимо, раздумывая над ответом. «Это в действительности такой секрет?» — думает Феликс, наблюдая за сменой эмоций на чужом лице. — Можете, — спустя пару десятков секунд, проведённых в молчании, наконец произносит молодой человек, вновь поворачиваясь к Господину. — Меня зовут… — замолкает и чуть подаётся вперёд, смотря со смешинкой. — А какое именно моё имя вас интересует? — Что? — теряется, не понимая. — По обычаям нам всегда дают разные имена, что соответствуют нашим этапам жизни. Поэтому я и спрашиваю — какое вас интересует? — А… Наверное, то… Какое вы носите сейчас? — тянет неуверенно, наблюдая за тем, как кивает человек напротив. — Меня зовут Хван Хёнджин чоха, сын Хван Эодууна чонха и Хван Наи мама́, наследник династии Хван, первый и единственный сын королевства N.       Феликс замирает. Чувствует, как по спине струится липкий страх, как позвоночник вытягивается в перетянутую струну, как сводятся вместе подрагивающие колени, и как в глазах собирается влага. Он рвано выдыхает, привлекая этим внимание наследника династии Хван, но не обращая на это никакого внимания. — Вы… — картинка перед глазами смазывается и расплывается от скопившихся слёз. — Вы… — заикается, но игнорирует это, продолжая, — В каком веке живёте? — переводит затуманившийся взгляд на незнакомца, видя его очередное удивление.       Словно взаправду спросил какую-то нелепицу. — Веке? — выпрямляется, пугаясь от резко изменившегося настроения Господина. — Вы не знаете, какой сейчас век? — Феликс чувствует, как к отчаянью и страху добавляются гнев и злость на происходящее и на этот глупый вопрос. Блогер подскакивает, пугая этим наследника. Резко отодвинутый стул противно скрипит по каменному полу, разрушая этим мерзким звуком некогда комфортную тишину. — Это ты, блять, не знаешь, какой сейчас век! — повышает голос, случайно задевая рукой хрустальный бокал и опрокидывая его, пугая этим Хёнджина и заставляя вздрогнуть. — Какой к чёрту наследник династии Хван? — чувствует, как щёки обжигают горячие слёзы, вызванные ужасными эмоциями. — Какое в задницу королевство?! Что ты несёшь?! — не сдерживается, ударяя ладонями по деревянному столу, заставляя напугавшуюся от этого посуду загреметь. — Кто ты, мать твою, такой?! Говори! — кричит, опираясь о стол и чуть подаваясь вперёд, замечая, как в шоколадных глазах напротив плещется непонимание происходящего. — Что тебе надо от меня? — ощущает во рту солёный привкус собственных слёз, чувствует, как горят покрасневшие от ярости щёки, и агрессивно всхлипывает, продолжая метать молнии в сторону притихшего и будто бы зажавшегося от страха молодого человека. — Но мне ничего не нужно от вас, Господин, — неуверенно отвечает, смотря с опаской. Он чуть опускает голову и выставляет руки вперёд, будто бы готовясь в случае чего прикрыть лицо от удара. — Я нашёл вас израненного и оказал вам помощь. Позволил принять ванну, одеться в чистую одежду и поесть, почему вы подозреваете в этом корыстные планы? — Оказал помощь?! — шипит, выходя из-за стола. — Ты говоришь, что днём спишь, и что ничего подозрительного не происходит! — разводит руками. — Но почему тогда днём в этом грёбаном замке все хотят убить меня?! — смотрит, сжимая кулаки и ожидая ответа. Густые брови поднимаются вверх. — Кто — все? — спрашивает шокировано. — В смысле, «убить», Господин? — чуть отодвигается от стола, сглатывая. — В прямом! Что ты скрываешь?! Зачем я нужен тебе? Зачем помогаешь, зная, что днём я могу просто умереть?! — чувствует, как щёки, кончик носа и подбородок покрылись холодными слезами и гневно растирает их по своему лицу. Видит, как пухлые губы размыкаются для очередного ответа, но не даёт вставить и слова. — Как выйти отсюда? Как сбежать? Говори! — наследник династии вздрагивает, поджимая губы. — Я не знаю. Я очень давно не покидал пределы замка, — отвечает искренне и честно, потому что действительно не знает ответа на такой вопрос. Сколько времени прошло с того момента, как он последний раз переступил порог замка, — одному Богу известно. — Ну конечно, — хмыкает, делая шаг назад. — Знаешь, — шмыгает носом, совсем игнорируя развернувшуюся перед ним картину: Хёнджин сидит, вжавшись спиной в спинку кресла и опустив голову, его пальцы, такие всегда изящные и красивые, сейчас мелко подрагивают, а грудь, некогда тёплая и удобная для сна, трясётся от рваных вдохов и выдохов. На Феликса смотрят провинившимся во всех грехах взглядом.       Только грехи их грешнику действительно неизвестны. — Я надеюсь, что когда я проснусь завтра, какой-нибудь гуляющий по этому грёбаному замку упырь меня действительно убьёт, — выдаёт самое ужасное желание, что может скрываться в душе человека. Хёнджин вздрагивает и прикрывает глаза, проводя кончиком влажного языка по засохшим губам. Наследник впивается подушечками пальцев в подлокотники стула, пытаясь унять дрожь. — Потому что я не хочу доживать до ночи и вновь выслушивать этот бред, — идёт направо — в сторону выхода из столовой. — Я лишь чувствую, как становлюсь на путь к достижению сумасшествия, — договаривает и, не смотря, покидает столовую, громко захлопывая за собой дверь.       Оказывается в прихожей и тут же тянет на себя массивные двери, отворяя. Выбегает на улицу и оглядывается по сторонам. Хочется спрятаться. Хочется уединиться, забыться, сжаться в маленький комочек и просто рыдать всю ночь, пока не иссякнут силы. Не может успокоить себя, не может его хладнокровный мозг доказать импульсивному сердцу, что не нужно было выпускать столько разных эмоций разом. Не может объяснить, что с наследником стоило поговорить совсем иначе, если уже пришёл к выводу, что здесь действительно творится что-то паранормальное. Сам не заметил, как начал кричать и дрожать от огромного спектра эмоций. Сам не заметил, как начал стучать по столу, как ужасными словами стал называть Хёнджина, что всегда, стоило их глазам пересечься, смотрел на него с добротой и лаской.       Всхлипывает и проводит рукой под носом, размазывая слёзы. Замечает чуть вдалеке, справа, те самые выстриженные под квадратную форму кусты и ему кажется, что это отличное место, чтобы выплеснуть все эмоции, поплакать, побыть наедине с собой, а затем, опустошив голову от ненужных эмоций, рационально подумать и решить, что можно придумать, чтобы хотя бы попытаться покинуть это ужасное место.       Быстро спускается по ступенькам, пробегает мимо работающего фонтана и несётся к красиво высаженным растениям, желая оказаться там как можно скорее. Не знает, что это, и даже понятия не имеет, но сейчас ему на это в действительности всё равно.       Потеряться.       Забыться.       Спрятаться.       Оказывается около нужного места и, не сбавляя скорости, забегает, видя сразу несколько дорог, ограждённых друг от друга растениями. Даже не думает о том, почему их три, почему они ведут в разные стороны и что это вообще значит. Просто выбирает правую сторону и сворачивает, продолжая поддерживать быстрый темп.       Слышит шелест маленьких листочков, что порождается от его собственных движений, практически не различает дороги, потому что непрекращающиеся слёзы продолжают заполонять глаза, мешая видеть. Сворачивает налево, бежит несколько пролётов только прямо, затем, вроде как, два раза налево и снова один раз направо, останавливаясь и начиная заикаться от истеричных вздохов, что невозможно было контролировать.       Перед ним огромная зелёная «стена», уходящая высоко вверх. Он прикладывает к ней дрожащую руку и проводит по холодным бархатным листочкам, прикрывая глаза. Оборачивается, пытаясь рассмотреть дорогу, по которой бежал, однако впереди видит лишь путь прямо, заполонившийся стеной густого тумана. «Когда он успел появиться?» — думает Феликс, поджимая губы. Обнимает себя двумя руками и начинает идти туда, откуда прибежал. Помнит, что последний раз сворачивал направо, прежде, чем оказаться в тупике. Ищет необходимый поворот, но понимает, что идёт уже слишком долго — он уже давно должен был свернуть.       Доходит до какого-то перекрёстка и видит поворот налево. Не знает, тот ли он, но всё же поворачивает, продолжая свой путь. Чувствует, как тело начинает дрожать от осеннего холода, от эмоций, коих было так много, что они слиплись в огромный комок под названием «истерика», и от страха, что ни на секунду его не отпускал.       Бродит по окрасившимся от тумана в прозрачно-белый цвет путям, ограниченным растениями, и часто шмыгает носом, икая и задыхаясь. Не может успокоиться. Не может вернуть того энергичного и безбашенного Феликса, каким он всегда был. Бредёт, рассматривая мыски обуви, которую ему дал Хёнджин, и не замечает, как вновь доходит до тупика и врезается в живую стену, ветки которой неприятно утыкаются в нежную кожу.       Морщится и отходит назад. Понимает, что это очередной тупик.       Сбился с дороги.       И причём уже очень давно.       ENVYYOU: Stick Around «Выходит, лабиринт», — заключает Феликс, начиная лить новую порцию слёз. Плюхается прямо на холодную землю, полностью игнорируя тот факт, что он перепачкает одолженную у наследника династии одежду.       Стоп.       Наследник династии?       Стоит только всплыть этой формулировке в голове блогера, как Феликс, облокотившись о живую изгородь, поджимает колени к груди, зарывается в них лицом и накрывает голову руками, будто бы пытаясь спрятать себя от всего внешнего мира.       В каком из внешних миров он вообще сейчас находится?       Эта мысль не даёт покоя.       Это он бредит и сходит с ума, или тут действительно происходит какая-то чертовщина?       И этот вопрос пугает до мозга костей, потому что если это всё лишь плод его фантазий, то он просто начинает становиться психом, и тогда он действительно вряд ли выберется отсюда. Если же это место взаправду проклято и здесь правда творится то, чего так боялись его подписчики, то…       То он тоже вряд ли выберется отсюда.       И эти мысли нисколько не помогают. Они заставляют завыть, словно бродячий волк, зажать острыми клыками нижнюю губу, игнорируя, как по подбородку стекает собственная слюна. Не имея больше сил сидеть, Феликс сваливается, падая на бок и ещё больше сжимаясь.       Тело блогера дрожит и от страха, и от ужасных мыслей, и от непонимания происходящего. Наследник династии… Какой династии? Как такое возможно? На дворе двадцать первый век и люди уже давно не обращаются друг к другу «Господин». И эта «Кассиопея»… Что она значит вообще? Почему этот Хёнджин произносит это слово, стоит только их лицам оказаться близко? Почему его глаза не выражают ни единой ужасной и плохой эмоции вроде желания убить, причинить боль, истязать, напугать, соврать? Почему в шоколадных глазах всегда лишь искорки добра и ласки, кои не исчезли даже после того, как Феликс занёс сжатый кулак над его королевским лицом?       Не сдерживается. Кричит, впиваясь пальцами в кожу лица и начиная тянуть её. Дрожит, ворочается на холодной земле, превращается в маленький комочек и, сжав руку в кулак, закусывает его, оставляя на коже пальцев следы от зубов. Чувствует, как опухли от бесконечных слёз глаза, и как в груди образовалась зияющая пустота.       Ощущает, как постепенно накатывает опустошение.       Замирает, обнимая себя руками. Приоткрывает глаза и рассматривает одну из живых стен лабиринта, смиряя её равнодушным взглядом.       Ему нужно стать сильным, чтобы попытаться выжить. Ему нужно вернуть того Феликса, которого знал всю сознательную жизнь. Ему нужно привыкнуть ко всему, что здесь происходит, чтобы перестать обращать на это внимание и пугаться, постепенно сходя с ума. Ему нужно отключить эмоции и полностью начать их игнорировать, слушая только разум.       Нужно придумать план, который поможет ему сбежать. Или хотя бы попытаться сбежать.       Облизывает покрытые ледяными слезами губы и устало моргает. Укладывает ладонь одной руки на землю и проводит по ней рукой, будто бы пытаясь убедиться в том, что она настоящая.       Что не является его галлюцинацией.       Он обязательно придумает план, в котором учтёт все возможные нюансы.       Он обязательно выберется из этой задницы.       Он обязательно сделает это, но сначала он хорошо поспит.       И стоило уставшей наполнившейся свинцом голове подумать об этом, как глаза тут же закрылись, заставляя застрявшие слезинки скатиться по щекам и высохнуть на них. Холодный ветер треплет фиолетовые пряди, а помятая и немного испачкавшаяся одежда пытается хоть как-то спасти от возможной простуды.       В этот раз к нему не придут Тишина и Спокойствие. Не придут, потому что в голове у блогера сплошной белый шум, состоящий из миллиона мыслей. Не придут, потому что сердце всё ещё бешено бьётся, не имея возможности вернуться в размеренный ритм.       Словно они ему не нужны.       Словно Феликс просит их не приходить и не оказывать ему помощь в этот раз.

***

      Novo Amor: Ancho       Наследник династии слышит, как открывается массивная входная дверь, и как через секунду она громко захлопывается. Этот ужасающий звук заставляет подпрыгнуть на месте, крупно вздрогнув.       Оказывается, всё это время он сидел, держа все мышцы тела в напряжении. Выслушивал ужасные и незнакомые слова, сказанные в гневе, и не чувствовал, как мелкая дрожь пробирает каждую клеточку. Не замечал, как лихорадочно дрожала нижняя губа, и как похолодели кончики его красивых пальцев.       Не обращал внимания, что слушал чужие обвинения и ужасные желания, не имея сил моргнуть и хоть раз прервать зрительный контакт. Не замечал, как собственное сердце заходилось в бешеном ритме, подпитанным страхом и непониманием происходящего. Искренним непониманием.       Что сказал или сделал, чтобы на него смотрели с такой ненавистью и злостью? Какой поступок совершил, чтобы его обвинили в самых ужасных грехах? Чем заслужил удары по столу и опрокинутый бокал, подставленный с целью утолить чужую жажду?       Понимает, что доверия между незнакомыми людьми никогда не бывает изначально, но чтобы оно стало будто бы отрицательным, нужно же что-то сделать. Так что же такого сделал он, чтобы к нему стали так обращаться? Чем обидел, когда в прошлую ночь помог дойти до замка, подставляя собственное плечо? Чем задел, когда залечивал его раны, когда позволил принять ванну, когда отдал свою одежду, накормил и разрешил поспать, чтобы восстановить силы?       Что он сделал не так, когда неподвижно стоял на одном колене, подставляя собственную тёплую грудь под уставшую, налившуюся свинцом, голову? Что неправильного было в его ласковых и бережных касаниях, в его взгляде и улыбке?       Чем он так напугал молодого Господина, доведя до истерики?       Не знает ответов на все эти вопросы. Бродит глазами по столовой, не останавливаясь ни на чём конкретном.       Подаётся вперёд, отодвигает тарелку подальше от себя и опускает локти на поверхность деревянного стола, полностью игнорируя этикет, плотно посаженный в его голову; складывает руки и, повернув голову, прижимается к ним виском, пустым взглядом рассматривая часть стола, что попадает в поле его зрения: даже она усыпана большим количеством изысканных и вкусных блюд. От них уже не исходит тот горячий пар, что исходил, когда они только пришли в эту комнату. От них уже не пахнет так аппетитно, словно приятный запах унёс вместе с собой Господин, что перед выходом громко хлопнул дверью.       Наследник чувствует, как глаза заполняются слезами. Как размывается картинка, и как блюда больше не имеют чётких границ и очертаний. Видит перед собой лишь разноцветные пятна и прикрывает глаза, помогая хрустальным слезам покинуть своё заточение, скатившись по бархатной коже щёк. Поджимает губы и чувствует, как дрожит подбородок. От небольшого наклона головы пряди свесились вперёд, начиная щекотать своими кончиками линию нижней челюсти, словно пытаясь вызвать улыбку и хоть как-то поднять своему хозяину настроение.       Улыбку…       Он столько раз дарил Господину улыбку, но всё, на что она оказалась способна, это гнев и ненависть в ответ? Неужели даже его глаза, которые выражали искренние мотивы, не смогли убедить юношу в чистоте своих намерений?       Всхлипывает, вспоминая, как молодой Господин пожелал умереть, лишь бы больше не встречаться. Правда ли это или это лишь слова, сказанные в порыве эмоций? В глазах напротив он не видел спокойствия и сейчас очень надеется, что юноша не желает умереть взаправду.       Он единственный человек за бесчисленное количество времени, что решил нарушить одинокое существование наследника династии. Единственный, кто смотрел на него широко распахнутыми глазами, в которых читались удивление и страх.       Единственный, такой необычный. С волосами незнакомого Хёнджину цвета, в одежде фасона, доселе никем из королевской семьи невиданным, и сказанными словами, что не написаны ни в одной книге и ни в одном словаре.       Единственный, что носит на себе природные огоньки, даже не подозревая об этом.       Наследник жмурится, складывая руки на столе и укладывая на них голову. Бесшумно плачет и постоянно проводит кончиком языка по солёным губам, сменяя слёзы пресной слюной. Сжимает пальцами плечи, впиваясь в ткань костюма идеально стриженными ногтями.       Не знает, чем обидел и каким поступком страх навёл. Но он точно не позволит молодому Господину умереть, потому что сердце его невинно и чисто. Оно словно находится в руках ангела, желания которого всегда искренни и опасности не представляют.       Он знает, что он не ужасный человек.       Знает, что не хочет видеть в чужих красивых глазах столько страха и боли. Знает, что не хочет возвращаться в спокойное одиночество после необычного урагана, что настиг совсем неожиданно.       Знает, что сделает всё, чтобы доказать свою искренность.       Эти мысли помогают сойти слезам на «нет». Наследник сидит в просторной столовой, уложив руки и голову на стол. Слёзы высохли на щеках, ресницы слиплись от пропитавшей их влаги, а веки немного опухли, ибо не были готовы к неожиданным слезам.       В комнате горит большое количество свеч, что потрескивали и разрушали этим звуком гробовую тишину. Всего несколько десятков минут назад здесь было тепло и уютно.       Сейчас же здесь одиноко и холодно.       И лишь один человек, что находится Бог знает где, может вернуть это самое тепло, что давно забыто ангельским сердцем.