muam yandam

Дни летят один за другим так быстро, что кажутся вереницей листьев, сорванных с дерева мимолетным порывом ветра — сочно-зеленых, бледно-желтых, огненно-рыжих. Последних Ким Тэхён, рождённый на юге, никогда не видел своими глазами, но был уверен, что они стали бы самым красивым началом его скорой смерти. Не физической, но душевной. С каждым таким днём, проведённым с Чонгуком, омега не может отделаться от ядовитой мысли о том, что совсем скоро у него всё отнимут. Не будет больше вечеров, когда тёплый, подобно подогретому со специями молоку, голос признавался Тэхёну в чувствах. Не будет мягких, тронутых позолотой взглядов, которые неизменно сопровождали правителя день ото дня. Не будет даже ночей, тьма которых бережно укрывала от посторонних глаз нежные касания и поцелуи, горячий шёпот, что ложились на безупречную карамельную кожу. Ким Тэхён пропитался всем этим, сросся с лаской, подаренной пленным оборотнем, так крепко, что больше не видел себя без неё. Без него. В редких снах, которые посещали короля после наполненных тяжёлыми мыслями дней, он был счастлив. Плечи не гнулись под весом возложенной на него ответственности за целое государство, потому что их обнимала сильная, уверенная рука, на которую Ким Тэхён мог опереться. Он никому ничего не был должен и просто… был. Был не королём Харенсгора, а тем, кому не нужно было выбирать между долгом и чаяниями собственной души. В этих снах Чонгук был рядом с ним, держал за руку и улыбался так лучисто, согревая своими золотистыми глазами, и Тэхён наконец-то чувствовал себя свободным, как никогда живым. Но реальность такова, что омега вынужден оторвать от себя Чонгука с корнем. Вырвать из груди поселившееся там тепло к нему до того момента, как то поглотит его безвозвратно. А до тех пор каждое утро король обещает себе всего лишь один вечер в компании оборотня. Ещё всего один. Середина августа выдаётся особенно душной и влажной, ночами воздушные массы тяжело переваливаются через каменный балкон и заползают в открытое настежь витражное окно, но в королевских покоях свежее от этого не становится. Тонкая рубаха липнет к телу, и даже вековой камень под ногами, кажется, вот-вот раскалится до красна. Но не это занимает мысли не спящего в поздний час ликана. Чонгук и не думал, что так сильно можно скучать по виду ночного неба, раз даже мелкий клочок его, что виднеется с этого места у стены, заставляет сердце трепетно замирать. Конец располневшего месяца отбрасывает на каменный пол у камина мутное пятно света — единственное, что освещает тёмные комнаты чужих покоев, но ликану и этого достаточно. Янтарный взгляд различает мелкие детали интерьера, задрапированную гербом Харенсгора стену и даже вздымающуюся от мерного дыхания грудь короля. Оборотень вспоминает, как ещё несколько часов назад они лежали на ковре, наслаждаясь совместным временем. Рядом с шатеном, отделяя их друг от друга, стояла ваза с самыми разными фруктами, которыми Тэхён кормил его. Водил влажной от сока виноградиной по щекам и губам, посмеиваясь от того, как Чонгук пытался её поймать. Они были одни, окружённые уютом королевских покоев, но совершенно не замечающие ничего вокруг, увлеченные лишь друг другом. Эти минуты, когда гранатовый мужчина позволял Гуку заглянуть ненадолго в свою душу, робкую и ранимую, сокрытую от всех, были особенно ценны. В такие моменты на красивом лице правителя рисовалась задумчивость, окрашенная налётом печали, которую ликану хотелось поскорее согнать, заменить яркой улыбкой, ослепительным счастьем, но Тэхён ещё никогда не показывал ему ни того, ни другого, как бы Чонгук ни старался. Сегодня его попытки также не принесли плодов. Король только больше хмурился, опираясь на один локоть, лежа на боку с рукой, зарытой во фруктах. Пленник невооружённым взглядом читал на его лице тяжелую работу мыслей, которыми Тэхён не желал с кем-либо делиться. Малодушно он надеялся, что мужчина думал о нём, но последние два месяца рядом с этим человеком всё больше заставляли уверяться в обратном. Тэхён был сложным, глубоким, имел тенденцию накручивать и ограничивать себя сверх меры. Он не отделял собственное «я» от своего народа и был так же предан ему, как всякий ликан — своему Альфе. Это качество одновременно заставляло восхищаться мужчиной и ненавидеть в нём эту черту, которая очевидно не подпускала Чонгука ближе, чем он уже был. Стена между ними была испещрена трещинами вдоль и поперёк, но всё ещё держалась, подливая в чашу терпения оборотня каплю за каплей. — Что бы ты делал, будь сейчас свободен? — произнёс наконец король после долгого молчания, немало удивив почти задремавшего Чонгука. Осоловело моргнув, оборотень провёл широкими ладонями по лицу, стерев с него остатки сна, и перевёл на Тэхёна мутный взгляд: — Я бы построил дом. — Дом? — удивление ясно вырисовалось в каждой черте чужого лица. Тэхён даже перестал перебирать пальцами виноградную гроздь. — У тебя его нет? — почему-то король никогда не задумывался о том, как живут ликаны и как выглядят их поселения, а Чонгук не вдавался в подробности. — Не себе, — оборотень закусил внутреннюю сторону щеки и подвинулся ближе к мужчине, чтобы уложить тяжесть руки на его талию. Тонкий шелк халата под пальцами ничуть не скрывал тлеющее под ним тепло отзывчивого тела. — Я бы построил его для тебя. — У меня есть целый замок, Чонгук. Зачем мне ещё один дом? — Тэхён вяло улыбнулся чужой наивности, не сопротивляясь и позволяя оборотню зарыться лицом в свою шею и шумно задышать сладким фруктовым запахом. Иногда Чонгук просто сгребал его в охапку, как сейчас, и долго дышал им, будто напитываясь на дни вперёд. Король соврал бы, сказав, что его не трогал этот жест. — Оборотни строят новые дома, когда создают семьи. Когда пространства становится слишком мало для ожидающей потомства пары, — его голос звучал глухо, заставляя омегу невольно задерживать дыхание, а потом Чонгук поднял на него ясный, открытый взгляд, встречая его нерешительный. — Я бы хотел построить дом для тебя, Тэхён. Эта фраза будто бы сжала весь воздух в лёгких, лишая его возможности дышать. Чонгук и правда хотел бы быть с ним? Создать с ним семью? Янтарные глаза ликана были такими большими в тот момент, такими же темно-медными, как в ночь его обращения, и казались ближе с каждой секундой. Это было больше, чем признание в чувствах. Это было обещание совместного долго и счастливо. Вот только Ким Тэхён не мог принять его. Хотел бы, но. Омега ничего не ответил, отворачиваясь от Чонгука, который одними словами разрывал его живьём. Чонгука, губам которого оставалось всего ничего до его собственных. Сердцу в груди было тесно и больно, а глаза пекло от несправедливости, но король ни за что не мог показать это. Его неподвижный взгляд устремился в усыпанное звёздами небо, такое же недостижимое, как чужие обещания. — А что бы делал ты, будь свободен? — вновь молча смирившись с его отступлением, оборотень улёгся рядом на ковёр, подставив широкую спину лунному свету. Сонное звучание его голоса убаюкивало и самого короля, но от этого его бдительность не становилась меньше — Тэхён все так же держал дистанцию, даже если скрытая грусть просачивалась в каждое его слово. — Глупый ликан, кто может быть свободнее короля? — омега смотрел, как острый месяц становится тоньше, как звезды загораются тут и там на синей глади неба, убеждая самого себя в правдивости этих слов, но ни капли не преуспевая в этом. — Из нас двоих именно ты всю жизнь провел в кандалах. Глупый король. Слова ликана звучали совсем неразборчиво в самом конце, но это не помешало им, откровенным и колким, пронзить насквозь залитое печалью сердце. Когда Тэхён всё-таки решил обернуться, Чонгук уже тихо сопел, трогательно прижавшись лбом к его плечу. Этим вечером Чонгук заснул первым, но он никогда не забудет призрачные прикосновения тёплых кончиков пальцев к своим губам. *** Дату свадебной церемонии назначают на начало осени, и до неё остаётся чуть больше недели. Тэхёна постепенно захватывает мандраж, но новый договор от Чон Хосока в дополнение к уже подписанному, который омега держит в руках, уверяет в том, что он все делает правильно. По его условиям после свадьбы новоиспеченному королю объединенных государств переходит власть над армией омеги и обязанность вести её от его имени и под его знамёнами в их общей войне против ликанов. Тэхёну же останется помогать будущему мужу советами и всеми силами стараться подарить ему наследников… И здесь уже выверенный до мелочей план даёт сбой: Тэхён не хочет этого. Не хочет заключать брак с чужим для него человеком, не хочет на себе чужих прикосновений, не хочет вынашивать нежеланных детей. Он не хочет видеть Чон Хосока в своей жизни, своим супругом. Однако мужчина нужен ему как сильный союзник, и эти понятия в их случае, увы, неотделимы. Король вздыхает и больно сжимает пальцами переносицу — так сильно, что на глазах выступают слёзы. Или ему просто хочется так думать. Он уже принял предложение руки и сердца от алгардца, и пути назад нет. Если откажется сейчас, нанесёт непоправимый вред и своей репутации, и репутации Хосока. К тому же, тот может и разорвать с таким трудом выторгованный военный союз, а допустить это Тэхён никак не может. — Что-то не так? — Юнги, сидящий напротив в кабинете Его Величества, поднимает глаза от документа. Тэхён стирает влагу с ресниц, делая вид, что просто трёт лицо руками, и качает головой. А потом вмиг будто уменьшается в размерах, напоминая альфе того юношу, что вот-вот готовился взойти на престол пять лет назад: взвинченного и неуверенного, напуганного. С того дня много воды утекло, поэтому видеть короля таким столь непривычно. — Кажется, я только сейчас осознаю всю серьёзность своих решений, — делится король, резко поднимаясь из-за круглого стола. Тёмный взгляд мечется по обстановке, кусками выхватывая карту государства на стене, портрет старика в вычурной короне, обитые красным бархатом кресла, окно с виднеющимся за ним фонтаном в саду. — Только сейчас понял, что совсем скоро лишусь всего, что знал и имел. Юнги сочувствующе поджимает губы, но не позволяет и крупице жалости отразиться на спокойном лице: она — последнее, что хотел бы видеть Тэхён в ответ на свое признание. Омега держался, когда получал пренебрежение и упрёки от собственного отца, был сильным, когда придворные и чиновники отвечали ему снисхождением, а порой и открыто презирали. Но стоит только королю уловить хоть каплю жалости, он не выдержит. Сломается, скукожится, как пергамент на горячих углях. Поэтому альфа даёт ему то, в чём тот нуждается — твёрдую уверенность в правильности собственных поступков. — Это естественно. Каждый омега отрекается от всего, что у него было, чтобы начать новую жизнь с мужем — в его доме, в его семье. Ты не потеряешь всё, что имел, но приобретёшь что-то новое, станешь частью его жизни, — назидательно тянет советник, словно сам проходил через это не один раз. Тэхён фыркает. Чего он вообще ожидал от альфы? Нет, ему не нужны были утешения, ничего такого. Он просто хотел услышать, что всё делает правильно. Иначе ведь не может быть, так? — Но, Тэхён… Ты ведь можешь договориться с Хосоком. Возможно, он не заставит тебя жить с ним после рождения наследника и позволит вернуться сюда… Омега прижимается лбом к прохладному стеклу и закрывает глаза. Да, возможно, Хосок будет благосклонен к нему достаточно, чтобы отпустить после того, как он выполнит свою часть договора. Но кем будет сам Тэхён после всего этого? Насколько сильно будет растоптан и изранен после жизни с нелюбимым альфой, еженощно отдаваясь ему на простынях, пахнущих… не Чонгуком? Одна мысль об этом причиняет нестерпимую боль, заставляя Тэхёна поморщиться. Этого сказать Юнги он не может. Как бы ни были они близки с советником, эта тайна не должна быть раскрыта. — Да… — Тэхён смиренно закрывает глаза, в который раз отрекаясь от себя самого. — Да, ты прав, — голос звучит ровно, безжизненно. Омега возвращается за стол, и каждое его движение происходит автоматически, когда уверенная рука выводит на пергаменте подпись прямо напротив хосоковой. Ожидавший все это время за дверью гонец с поклоном забирает запечатанное письмо с договором. Тэхён пустым взглядом смотрит ему в спину, молча провожая из кабинета, а после — и за пределы замка. И только когда малюсенькая точка скрывается за горизонтом, омега отрывается от окна, совершенно без сил рухнув в кресло. Вот и всё. *** Чимин напевает себе под нос, бережно раскладывая по мешочкам высушенные травы и соцветия. Пока есть минутка свободного времени, омега украдкой подготавливает себе витаминные сборы из того, что успел насобирать в лесу в свою предыдущую вылазку. Вместо пары дней он задержался на целых пять, зато сумел не только пополнить запасы ингредиентов, но и найти для себя надёжное место на будущее: одна из деревенских семей, которой он помогал ещё не будучи королевским лекарем, согласилась приютить его, когда срок станет больше. Конечно, он не уверен, что их помощь ему всё-таки понадобится, но предпочёл позаботиться обо всём заранее: нашёл место для ночлега, сберёг достаточную сумму на первое время, чтобы ни он, ни ребёнок ни в чем не нуждались. Омега все ещё не рассказал Юнги о ребёнке. Не то чтобы он не пытался — в последнее время советника стало сложно застать в замке. Если Мин и появлялся в его стенах, эти визиты были кратковременными и чаще ограничивались встречами с Его Величеством. Юнги всё больше пропадал в караулах, стараясь хоть так компенсировать нехватку солдат. Набеги оборотней все ещё продолжались, и некоторые отряды харенсгорской армии знатно поредели после столкновения со зверьём. В задумчивости Чимин опускает руку на еле заметно округлившийся живот, что с лихвой компенсировала рубаха насыщенного зелёного цвета, подвязанная не на поясе, как обычно, а под грудью. Даже если Юнги каким-то чудом осядет в замке на весь следующий месяц, то вряд ли заметит изменения в блондине — для этого они были ещё слишком незначительны. Единственное, что выдавало омегу — повысившийся аппетит и сгладившаяся угловатость фигуры, но это лишь украсит юношу в глазах советника. — Господин Пак? Чимин чересчур резко опускает банку с засушенными ягодами рябины на полку и тихо чертыхается; спасибо, что не разбил. Повернувшись к двери лазарета, омега видит одного из личных слуг короля — молодого бету выдаёт выглаженный бежевый камзол и простые коричневые брюки. Остальная прислуга в замке носила самые простые одеяния серого цвета. — Чем могу помочь? — лекарь выходит из-за стеллажа, осторожно огибая вытащенные на белый свет мешки и ящики с ингредиентами. Окинув скептичным взглядом обстановку, бета останавливается недалеко от кушетки, очевидно, не собираясь проходить вглубь помещения. — Его Величеству нужен успокаивающий сбор. Будет хорошо, если в вашем арсенале есть что-нибудь со снотворным эффектом. — У короля что-то стряслось? Мне стоит его осмотреть? — Чимин взволнованно оглядывается по сторонам, прикидывая, что может понадобиться ему на осмотре, если королю сию же минуту требуется помощь лекаря, но его останавливают взмахом руки: — Ну что вы, Его Величество всего лишь сильно волнуется из-за предстоящего торжества. Все эти свадебные хлопоты… ну, вы понимаете, — слуга неловко смеётся, и Чимин перестаёт суетиться, выглядя растерянным. Свадьба? Неужели он настолько погрузился в собственные проблемы, что совсем позабыл об этом и перестал воспринимать гуляющие по замку слухи? Но если Ким Тэхён планирует свадьбу, что тогда будет с Чонгуком?.. — Так вы подготовите лекарство? — Ах, да, подождите минутку, — омега виновато улыбается, стараясь переключиться с безрадостных мыслей на работу. Успокаивающий сбор со снотворным эффектом?.. Чимин порхает по лазарету, выдвигая ящички, гремя баночками, вороша висящие вдоль стен венички. Больше месяца назад ему передали, что ликан отныне не нуждается в осмотрах, и дорога в королевские покои для лекаря стала закрыта, кроме тех редких моментов, когда у короля начиналась течка. В последний раз они с Чонгуком виделись как раз после второй на памяти омеги течки Его Величества, и на теле короля Чимин заметил всё те же следы. И судя по отсутствию ошейника на Чонгуке, не было похоже, что Ким Тэхён не ведал, что делает, или поддался влиянию жара. Их пресыщенный вид больше наводил на мысли о взаимном удовлетворении… — Готово, — омега передаёт слуге небольшой холщовый мешочек, перевязанный лентой. — Этот сбор заваривают с чаем. Убедитесь, что король не будет выпивать сегодня — в сочетании с вином эти травы могут быть ядовиты. — Благодарю, — на мгновение улыбка беты кажется Чимину странной, но тот быстро кланяется ему, не давая развить мысль, а спустя секунду лекарь остаётся в лазарете один. Задумчиво смотрит на то, чем занимался до прихода слуги, и едва не пропускает звук вновь открывшейся двери, с запозданием поворачиваясь: — Вы что-то забыли?.. Ох, Юнги! — растерянность, на мгновение мелькнувшая на миловидном лице, сменяется чистым счастьем, стоит альфе переступить порог и раскрыть руки для объятий, в которые Чимин тут же влетает. Пухлые губы находят чужие, слегка царапаясь о покрывшую подбородок альфы щетину, и не отпускают несколько минут кряду. Их встреча сродни долгожданному подарку на именины, и Чимин уверен, что мужчина скучал по нему не меньше: большие ладони жадно плывут по его телу, тесно прижимая к альфе. — Кто это был? — низкий голос Юнги рождает в омеге трепетную дрожь и лукавую улыбку, что тянет уголки губ. Ему ведь не чудятся эти ревностные нотки? — Любовник. Не успел его спрятать, такая досада, — Чимин жмёт плечиком и озорно щурится, складывая ладошки крестом за шеей альфы. Ему так нравится раззадоривать этого степенного, словно медведь, мужчину, видеть разгорающееся собственническое пламя в глубине его глаз. Мин Юнги опасно поджимает губы и ныряет лицом к доверчиво открытой шее омеги, вжимаясь носом в бьющуюся венку и наполняя лёгкие дурманящим запахом. Диким, изменчивым, но всё ещё не содержащим в себе посторонних примесей. Как и ожидалось. — Не лукавь, Пак Чимин, — звучит с улыбкой у самой кожи, заставляя колени подгибаться. А следом изгиб шеи едва ощутимо царапают чуть удлинившиеся клыки мужчины, отчего Чимин тихо ахает. — И не забывай, что принадлежишь мне. Они еще не обменялись метками, но Чимину уже хочется согласиться. Подтвердить, что он принадлежит Юнги каждой клеточкой, каждым вздохом и томным стоном, настолько принадлежит, что до опьяняющей неги счастлив носить под сердцем его ребёнка, но альфа запечатывает его рот своим — властно, пылко и требовательно. Они так изголодались друг по другу, что заваливаются в бывшую спальню Чимина за лазаретом в самый разгар дня, варварски срывая с тел одежду, но до кровати так и не доходят. Юнги берет его прямо у закрытой двери, подхватив под бёдрами и врываясь в жаждущее тело до звёзд под закрытыми веками, до красных росчерков между мощными лопатками, до хрипов сорванным голосом и признаний в любви на чужом для советника языке, вышибая из светлой головы любые мысли о короле и его пленнике. — Вы останетесь? Спустя пару часов они неспешно одеваются, хотя Юнги предпочёл бы видеть своего омегу без одежды подольше. Но он и правда устал с дороги и нуждался в хорошем отдыхе после того, как они с Тэхёном наконец закончили с подписанием документов для Алгарда и с обсуждением схемы расстановки стражи на свадебной церемонии. — Нет, — советник прижимает стоящего перед зеркалом Чимина к себе спиной, накрыв живот руками, и сердце омеги от этого пропускает удар — так бережно большие ладони лежат на его теле. Но отрицательный ответ тут же заставляет расстроиться, разворачиваясь в объятиях. — Мне нужно будет вернуться в отряд завтра утром, — Юнги запускает пальцы в светлые волосы, поглаживая опустившуюся на плечо голову юноши. — Послушай, Чимин, — зовёт альфа, привлекая внимание промычавшего лекаря. — Скоро война закончится, и я буду с тобой. Осталось подождать совсем немного. Через неделю Тэхён выйдет за Чон Хосока, и вместе с его армией мы сможем разгромить оборотней. Харенсгор снова будет свободен от страха перед ними… — Что? — Чимин резко вскидывает голову, прерывая советника. Карамельный взгляд мечется по растерянному лицу альфы, но словно не видит его, смотря сквозь. — Подождите, господин… Его Величество действительно выходит замуж за короля Алгарда? — Юнги кивает, в этот же миг видя, как Чимин бледнеет и пошатывается. Благо крепкие руки удерживают его в вертикальном положении. Омега бормочет что-то о том, что ему резко поплохело, просит распахнуть окно, и Юнги подчиняется. Свежий воздух с ароматами будущего ужина, тянущимися из кухни, врывается в комнату; омеге становится чуть легче дышать. Советник садится на кровать рядом с ним, позволяя с удивительной для омежьего тела силой сжать свою руку. — Ты что-то слышал о Чон Хосоке? — голос альфы звучит тихо, но настороженно, и Чимин часто машет головой в отрицании, но в глаза не смотрит, пряча лицо в чужой шее, пахнущей спокойствием и безопасностью. — Я устал, — глухо отзывается он. — Хочу подняться в ваши покои и отдохнуть. Юнги не спорит, хотя смутное волнение всё же неприятно скалится на него где-то на задворках сознания. Пообещав вернуться как можно скорее, советник провожает Чимина до своих комнат и отправляется на ужин в компании короля, наказав отдыхать. И омега отдыхает. Несколько минут он действительно лежит в кровати, стиснув пальцами пахнущую Юнги подушку, будто напитываясь силой, а потом резко откидывает одеяло в сторону и бросается к двери. Ему срочно нужно поговорить с Чонгуком. *** Остаток дня Тэхён проводит в напряжённых мыслях о новой стратегии ведения войны с ликанами в попытке отвлечься от скорой свадьбы. План, продуманный им с Хосоком во время визита последнего, был хорош, но в любом плане, как известно, можно найти брешь. Поэтому омега неустанно прокручивал его в голове: пока подписывал кипу указов, пока согласовывал список гостей для торжества, пока ужинал совместно с Юнги и несколькими чиновниками и даже пока поднимался на третий этаж. Все сорок пять ступеней. Что угодно, лишь бы не думать о том, что момент расставания с Чонгуком неумолимо приближается. Всё, чего хочется Тэхёну сейчас — это ощутить на своей талии его руки и слушать текущий подобно спокойной реке голос. Но как только он переступает порог королевских покоев, его встречает тяжёлый, будто кузнечный молот, взгляд оборотня, который рассеивает остатки и без того отвратного настроения. Пройдя мимо ликана, что угрюмо сверлил его глазами от книжного шкафа, омега колокольчиком вызывает слугу и требует вина. Он не собирается проводить этот вечер на трезвую голову. — Я говорил тебе не выходить за него. Как ни странно, в голосе Чонгука нет ревности — лишь напряжение окутывает каждое слово, звенит в интонации и воздухе. Король тихо хмыкает, ощущая от этого смутную обиду: разве оборотень не говорил, что Тэхён дорог ему? Тогда почему он так спокоен, узнав, что человек, к которому у него чувства, собирается связать свою жизнь с другим? Разве так стоит реагировать на подобную новость? И как, черт возьми, ликан узнал об этом? С того момента, как гонец покинул замок, прошло всего несколько часов. Как же быстро расползаются слухи… Тэхёну не хочется выяснять отношения. Последние месяцы (годы, если быть совсем уж честным) и так его измотали, и эти дни с единственным, кто сумел пробиться через выставленную омегой броню, хотелось провести в спокойствии, а не за вечными склоками. Но даже такой малости король не может себе позволить. — Да кто ты такой, чтобы мне указывать? — Тэхён даже не повышает голос, устало опускаясь в кресло. — Мы с тобой совершенно разные, дикарь. И цели у нас тоже разные, — признать это вслух получается с заметным трудом. Омега мог тысячу раз убедить самого себя в этом мысленно, но говорить то же самое во всеуслышание почти невыносимо. Тэхён, кажется, слышит, как мужчина напряженно сжимает челюсти, скрипнув зубами. Сегодня он не читает книгу, его руки пусты и сжаты в дрожащие кулаки, а в сгущающемся запахе слышатся угрожающие раскаты грома, электрический привкус щиплет язык, заставляя короля сглотнуть набежавшую слюну. Оборотень явно злится. Так почему Тэхёна это так будоражит? — У Чон Хосока тоже были свои цели. И он их добился, — парирует Чонгук низко, с заметными рычащими нотками в голосе, и это рождает в омеге неприятное сосущее ощущение. Разве он хоть раз упоминал имя будущего мужа? Чонгуку неоткуда было его узнать, в замке ликан не общается ни с кем, кроме самого Тэхёна, так как? И ладно бы он знал только имя, но мужчина ясно дал понять, что в курсе того, что нужно королю Алгарда, а подобную информацию не почерпнешь из гуляющей по замку молвы. — Откуда ты знаешь Чон Хосока? — медленно спрашивает омега, щуря глаза. Мелькает мысль о том, что Чонгук блефует, что вот сейчас он растерянно будет молчать, смотря на короля своими большими мерцающими глазами. Но взгляд оборотня все такой же тяжёлый и хлёсткий. — Цена информации изменилась, король. Я все расскажу, но ты должен будешь отменить свадьбу, — в голосе Чонгука на интуитивном уровне чувствуется железная уверенность. Он ясно даёт понять, что иначе не скажет и слова, и Тэхён склонен этому ощущению верить. Ликан умел быть упрямым и добиваться своего. — Сумасшедший, ты хоть знаешь, чего это будет мне стоить? — растерянно тянет Тэхён, но быстрая мысль о том, что он действительно мог бы отказаться от замужества, слишком сладкой и желанной вспышкой прорезает сознание. Омеге приходится до боли вцепиться зубами в нижнюю губу, чтобы вернуть мыслям ясность. — Нет. Но я знаю, чем ты поплатишься, если эта свадьба состоится, — настаивает на своём Чонгук, начиная между ними негласную войну взглядов. Ни один из них не желает уступать в этой битве, однако вежливый стук в дверь прерывает их уединение. Один из личных слуг короля ставит на столик перед креслом высокий графин с терпко пахнущим гранатовым вином. Да, это то, что нужно. Тэхёну необходимо выпить хотя бы немного, чтобы ослабить натяжение нервов. Медный кубок наполняется почти до края в полнейшей тишине и уже тянется к полным губам… — Стой! Резкий возглас заставляет омегу дёрнуть рукой, пролив несколько кровавых капель на кремовую блузу. Они безобразными кляксами расплываются на груди, только подпитывая какое-то смутное беспокойство. Слуга, выполнивший свою работу, нерешительно замирает на полпути к выходу, но тут же испуганно бросается к двери, когда путь ему преграждает высокая фигура оборотня. Тот хватает слугу за грудки и рычит в лицо, заставляя беднягу побледнеть от страха и зайтись в отчаянном крике. — Что ты творишь?! Отпусти его! — король подлетает к ним, совершенно не понимая, что нашло на ликана. Тот никогда даже не обращал внимания ни на кого, кроме самого короля, а сейчас выглядел будто зверь, не желающий отпускать добычу: лицо искажено в низком бархатном рычании, удлинившиеся клыки оскалены, а потемневший взгляд пригвождает к месту первобытным страхом. Все попытки Тэхёна отдернуть хотя бы одну из напряженных до бугристых мышц рук, сжавшихся на бежевой форме, оказываются провальными. — Чонгук, хватит! — Он пытался тебя убить! Вино отравлено! — гремит чужим голосом, выбивая короля из собственного сознания. Тэхён так и застывает, больше не пытаясь оттянуть оборотня от слуги, и тот бьётся в удерживающих его руках, срываясь на рыдания. Причитая о том, что он лишь выполнил указания, которые получил с письмом и крупной суммой. Чонгук устрашающе рокочет, заламывая содрогающемуся бете руки, так, что тот сгибается от боли и теперь может видеть только украшенные драгоценностями туфли короля. Тэхён же наблюдает эту картину с отрешенным видом, будто и вовсе не присутствуя здесь. Вино пахло привычно. Разве что самую малость горчило в базовых нотах, но так бывает — зависит от урожая. И всё же, эта едва заметная горечь была омеге незнакомой, более… травяной. Сейчас он это понимает. Если бы не Чонгук, чей нюх, очевидно, был в разы совершеннее, чем у любого человека, Тэхён уже мог бы… Омега хватает со стола наполненный кубок и тычет его в залитое слезами лицо. Сколько еще в замке таких, которые готовы вогнать нож в его спину за горсть золотых? В груди клокочет ярость, помноженная на чувство несправедливости: он ведь старается для них, ради них жертвует своим личным счастьем, так почему?! Неужели он заслуживает смерти за всё, что для сделал для Харенсгора, включая тех, кто покушается на его жизнь? На этот раз король не намерен ждать суда. Он и так был слишком терпеливым, а они приняли его терпение за слабость. И должны за это поплатиться. — Пей. На него вскидывают наполненный ужасом взгляд, но это не способно пронять короля, уже принявшего решение. — В-Ваше Величество, прошу, пощадите… — Пей, или я наживую буду отрывать от тебя кусок за куском, — от утробного рычания оборотня кровь стынет в жилах. Искривленные в оскале губы почти касаются уха сгорбленного слуги. — И буду пожирать их прямо на твоих глазах, пока от тебя не останется только горстка ни на что не годных внутренностей на голых костях. На твоём месте я выбрал бы яд, — Тэхён видит, как зверь в Чонгуке облизывается и сверкает медными глазами, и это зрелище одновременно пугающее и восхитительное. Этот мужчина, способный одним своим присутствием наводить ужас на каждого человека в замке, стоял перед ним на коленях. Признавался в чувствах, равных которым уже не испытает ни к кому другому. Этот мужчина уже убивал ради него и убьёт снова, не раздумывая. Осознание этого прошивает всё тело странным сладостным чувством, несмотря на обстановку. Бета оглушительно всхлипывает и с заминкой тянет руку к кубку. Та дрожит так сильно, что королю самому приходится заливать вино в кривящийся от рыданий рот. Но на этот раз он запрещает себе чувствовать хоть каплю жалости к предавшему его ублюдку. Внутри есть только холодная решительность и ярость, отравляющие ничуть не хуже. Неудавшегося убийцу начинает трясти сильнее, едва тот проглатывает последние капли. Тэхён отворачивается, не желая становиться свидетелем его последних минут, но слышит каждый хрип, шипами впивающийся в память. Кажется, не проходит и пяти минут, но для короля они ощущаются вечностью. Кажется, Чонгук небрежно вытаскивает бездыханное тело за дверь, оставляя его на стражников. Кажется, возвращаясь, обнимает вздрогнувшего Тэхёна за плечи. Кажется, шепчет, что король поступил правильно. Руки, что минуту назад грубо заламывали чужие, теперь с трепетом касаются его самого, и этот контраст окатывает мужчину целой волной смешанных эмоций. И всё же, Тэхёна до сих пор не отпускает смутное волнение. Количество совпадений превышает допустимый лимит, рождая в душе омеги сомнения, которым не место между ним и ликаном. Только не в последние недели. Однако возникший этим вечером червячок принимается упорно подтачивать его доверие, нашептывая выпутаться из объятий и отойти к окну, глотнуть свежего воздуха, согретого заходящим солнцем. Держаться на расстоянии от того, к кому тянет с неимоверной силой. — Мне нужны ответы, зверь. А после я решу, состоится ли свадьба. Чонгук не пытается его удержать. Он молчит какое-то время, снова, как многие разы до этого, не решаясь переступать порог спальни и оставаясь стоять в проеме арки. Будто на нём всё ещё надет ошейник, сковывающий волю. Король, стоя к нему спиной, слышит шумный вдох и медленный, тяжёлый выдох, что звучат так, будто ликану сложно решиться на этот разговор. Но выбора ему не оставляют. — Ты не задумывался, почему никогда до этого Алгард, находясь на границе с землями ликанов, не хотел вступить с вами в союз? Почему они вообще почти не поддерживали связь с другими государствами? Почему с оборотнями воюют все, кроме них? Вкрадчивый голос, подбираясь со спины, поднимал волоски на смуглой шее, даже если его обладатель оставался на месте. От каждого сказанного слова Тэхён хмурился всё больше, настороженно притихнув. Он действительно не задумывался над этим. Просто знал, что закрытый от всех Алгард спокойно существовал всё это время без чьей-либо помощи и сам не собирался никому помогать. Хранил свой нейтралитет, пока вокруг кипели распри. — П-почему? — Тэхён не способен расслышать даже собственный выдох: догадки, приходящие на ум, одна страшнее другой. — Потому что им не нужно отражать свои же нападения. Это наше Государство. Это наши земли, наш дом. Хосок — наш Альфа, — гремит в воздухе столь оглушительно, что Тэхён, поражённый новостью в самое, кажется, сердце, готов вот-вот свалиться на подкосившихся ногах. Пальцы до побеления впиваются в каменный подоконник, когда перед глазами король не видит ничего, кроме улыбчивого лица из воспоминаний. Тот галантный мужчина, осыпавший его комплиментами и подарками — Альфа оборотней? Что за бред… — Н-нет… этого не может быть. Ты врешь! — омега резко разворачивается, устремляя недоверчивый взгляд на пленника. В его глазах горит требовательная надежда, и Чонгук читает её даже слишком ясно: «Скажи, что это не так, скажи, что солгал, скажи!». Но чужие губы сжимаются только плотнее, вынуждая короля искать новые бессмысленные аргументы. — Хосок не похож на ликана, не похож на тебя! — алгардец действительно отличался внешне, был не таким крупным, как Чонгук, его запах не был столь запоминающимся, а глаза не сверкали желтизной. Он был… казался обычным человеком. — Высшие ликаны умеют подавлять свою силу, помнишь? — Тэхён помнит. Помнит, что узнать Альфу можно только тогда, когда тот сам это позволит. И всё же слепо лелеет надежду на то, что исход ситуации может быть другим, ведь всё, что он узнал об оборотнях, было почерпнуто из рассказов Чонгука. Вот уж и правда, глупый король. Маленький червячок внутри внезапно вырастает до исполинских размеров, грозясь проглотить его целиком. Омега встряхивает каштановыми вихрами, не обращая внимания на то, как корона опасно кренится на голове, и пробует в последний раз, взглядом ощупывая черты мрачного лица: — Тот доверенный, который привёз тебя, сказал, что ты… — Что меня поймали на границе? Что ликан будет считать поймавшего хозяином и служить ему? Это сказки, Тэхён, — на этот раз Чонгук даже печально усмехается, потому что и впрямь не думал, что им поверят. Он был готов встретить смерть в тот самый момент, когда на нём защелкнулись кандалы прямо на границе Харенсгора. Чего он точно не ожидал, так это того, что без остатка пропадёт в человеке, считавшемся врагом номер один для его народа. — Не смей произносить моё имя! — шипит «враг», а в Чонгуке даже этот злобный звук вызывает волну неконтролируемой нежности. Преданности столь искренней и чистой, что хоть сейчас подставляй шею под острие лежащего под королевской подушкой кинжала. Но его и так без ножа режет взгляд, которым Тэхён смотрит на него, узнавая подробности: испуганный ровно настолько, насколько и разочарованный, полный боли от всплывшего предательства. Но пусть даже так, он заслуживает знать правду. Ошибка Чонгука только в том, что не рассказал о ней раньше. — Меня послали сюда, чтобы тебя убить, — Чонгук переходит на шёпот, будто каждое слово ему самому больно произносить. Эта боль отражается в уязвимости, вспыхнувшей на красивом лице короля, заставив оборотня заломить густые брови. — Тэхён, я… — он пытается сделать шаг, чтобы оказаться ближе, коснуться дрожащих пальцев, обнять вмиг потерявшее горделивую осанку тело, но выставленная вперед рука и хриплое «Продолжай» не позволяют сдвинуться с места. Брюнету приходится опуститься на пол, подтянув к себе длинные ноги, и пару раз устало провести ладонями по лицу, чтобы собраться с мыслями. Сейчас важно, чтобы Тэхён ему поверил и позволил помочь. — Я должен был убить тебя ещё в первую встречу. В тронном зале или хотя бы в темнице. Мне не составило бы труда сломать кандалы, — признается он глухо, теперь, как и тот бета, смотря лишь на мерцающие закатным красным камни на чужих туфлях. Поднять взгляд выше не позволяет засевшая в груди вина, тисками сжимающая сердце. — Почему не убил? — Тэхён не осознает себя совершенно. Он — пустая оболочка, безликая и едва ли живая. Сейчас ему кажется, что куда милосерднее было бы расправиться с ним тогда, чем заставлять проходить через боль предательства сейчас. Его голос едва заметно дрожит, короля спасает одна только многолетняя выдержка от того, чтобы прямо сейчас скатиться в постыдную истерику. — Не смог, — Чонгук качает головой и мимолетно смотрит в сосредоточенное лицо, выражающее тот же холод, что и в тронном зале множество дней назад. — Как только увидел тебя, вдохнул твой аромат, мой волк будто помешался… — Что было дальше? — прерывает Тэхён, не желая слушать ничего лишнего. Каждое слово будто выворачивает его наизнанку, ядовито-сладкое и болезненно-острое. — Я слишком долго возился, поэтому Хосок решил вмешаться, — ликан морщится, будто разговор причиняет ему физическую боль. — Решил проконтролировать, выполнил ли я его поручение. И когда узнал, что ты жив, должно быть, подумал, что меня уже казнили. Подосланные к тебе убийцы наверняка были от него. Ему не нужен омега, он хотел заполучить твои земли, и сейчас ему это удалось, — на пару мгновений в королевских покоях устанавливается тишина, пока оборотень не нарушает её, добавив негромко: — Твою армию перебьют, тебя уже должны были отравить, и через пару дней на твоих территориях практически не останется людей. Их заменят ликаны. Тэхён закрывает глаза, всеми силами сдерживая рвущиеся с ресниц слёзы. Он ещё никогда не ощущал себя таким… использованным, разорванным на клочки и жалким. Даже когда холодный нож вот-вот мог вспороть ему шею, у омеги ещё оставалась надежда. Сейчас же у него её нет. Чонгук своим откровением отнял последнее, что позволяло держаться на плаву в этом хаосе. Король покачивается на безвольных ногах и срывает с головы корону, даже не вздрогнув, когда та звонко ударяется о каменный пол. К чему она теперь человеку, который собственными руками привёл свое государство к гибели? Тэхён сам пригласил Альфу в свой дом, сам отдал ему власть и над своей армией, и над самим собой. Какой он после этого Король? Глупый, безбожно глупый. Дрожащая усмешка растягивается на бледных губах, когда омега опускается на угол кровати, больше не имея сил стоять относительно ровно. — А он хороший стратег, — подмечает Тэхён отрешенно. На смену так и не начавшейся истерике приходит всепоглощающая боль — его душа изранена и истекает кровью, — но Тэхён за неё благодарен. Боль помогает ему держать себя в руках. — Не смог победить меня грубой силой и решил воспользоваться моей единственной слабостью, — добавляет он, имея в виду свой вторичный пол. Черт. Не будь он омегой, Чон Хосок не смог бы подобраться к нему так близко. Во всём виноват только Тэхён, никто больше. — Нет, он всего лишь жалкий трус, — не соглашается ликан, о котором король, утонувший в собственных переживаниях, успел забыть. Чонгук тянется к деревянной квадратной ножке кровати — пальцы бережно подтягивают ближе тонкий золотой обруч с витиеватыми, превращенными в хрупкие листья верхушками, украшенными крохотными рубинами. Можно с первого взгляда сказать, что эта корона создавалась специально для Тэхёна — такая же утончённая, но являющаяся символом власти сама по себе. — Он не учёл только одного, когда сослал меня сюда, — чужой голос обнимает привычной нежностью, манит знакомыми хрипловатыми нотами, заставляя омегу в Тэхёне робко реагировать. Чонгук подходит к королю, не встречая сопротивления — кажется, Тэхён настолько сломлен, что готов принять все, что угодно, но он явно не готов к тому, что оборотень бережно опустит корону на его голову и преклонит колено. — Что его собственный брат будет готов на всё ради тебя, мой король. — Сделаешь всё, что я прикажу, Чонгук? — голос Тэхёна режет холодом, но ликан даже не морщится, преданно прижимаясь щекой к безвольной руке. Он примет хоть отстраненность, хоть побои, лишь бы оставаться рядом. — Без исключений, — кивает он, водя губами по подушечкам пальцев, по сплетениям вен на изящном запястье, как никогда раньше радуясь тому, что по этим венам все ещё бежит кровь — горячая и живая. — Потому что я твой король? — Потому что ты мой. Muam yandam, — трепетно выдыхает Чонгук, закрыв глаза, признаваясь в своих всеобъемлющих чувствах к этому мужчине в который раз, готовый собственными руками раскрыть грудную клетку и отдать ему в безраздельное пользование взволнованно бьющееся сердце, если понадобится. Ликаны находят одну-единственную любовь и проносят ее через всю жизнь, и Чонгук, не успевший даже как следует вкусить свою, совершенно не собирается её терять. Тэхён слишком растерян, чтобы обдумать эти слова здраво. В голове полнейшая пустота, словно даже собственный разум предаёт его, побуждая сдаться такому заманчивому чувству страха и беспомощности. И всё же, на первый план вырывается долг перед народом, перед государством. Омега хмурится и загнанным взглядом начинает шарить по покоям, пытаясь придумать, что делать дальше, как избежать резни. — Нам нужно поговорить с военным советником. Он… — начинает Чонгук, но Тэхён, резко отдернувший руку, не даёт ему продолжить. — Нам? Не слишком ли быстро ты сменил ориентиры? — ощетинивается омега. Доверие Тэхёна к этому мужчине, которое тот осторожно выстраивал, надломилось у самого основания и теперь крошилось, осыпаясь крупными кусками. Тэхён больше не мог ощущать себя полноценно защищённым рядом с ним. Странно, когда у него вообще зародилось это ощущение… Король поднимается с кровати, принимаясь расхаживать по покоям под чужим виновато-преданным взглядом и нещадно кусая губы. У него в рукаве есть козырь — хоть и такой ценой, но он выяснил планы Альфы. Пусть это даст ему всего несколько дней форы, прежде чем весть о неудавшемся покушении долетит до Алгарда, но и они могут оказаться решающими. Этого времени хватит, чтобы мобилизовать войска и подтянуть их к границе, чтобы встретить прямой удар или напасть первыми. С Юнги поговорить действительно надо — в этом оборотень прав. — Твоё недоверие оправдано, Тэхён, — омега только раздражённо фыркает, не удостоив Чонгука даже взглядом. — Но сейчас ты подвержен эмоциям, и поэтому я хочу поговорить с советником. У меня есть план, который при удачном раскладе повернёт ход событий в твою пользу. Позволь мне помочь, — Гук ловит короля в свои руки на очередном незавершенном круге по покоям, вынудив посмотреть на себя. Золотистые глаза горят целым коктейлем эмоций, среди которых омегой робко распознаются мольба, вина и глубокая, крепкая привязанность. Умом он понимает, что оборотень больше не заслуживает доверия, что ему не следует давать ни единого шанса исправиться, но что-то внутри — уязвимое и ни на секунду не забывавшее о том, какое спокойствие и защищенность дарили эти руки, — подталкивает его согласиться. Тэхён с шумом вздыхает, сдаваясь. От того, что они выслушают ликана, хуже точно не будет. — Хорошо. Пойдём к советнику, — нехотя тянет омега, видя, как моментально светлеет лицо напротив, избавляясь от остатков тревоги и неизвестности. Они вместе направляются к выходу, но у самой двери Тэхён бросает на ликана тяжёлый, режущий до костей взгляд, обернувшись через плечо: — Но если Юнги решит тебя убить, я не стану его останавливать.