Ветер, кровь и серебро

С трудом разлепив глаза, Игорь сначала даже не понял, где находится. Он удивленно моргнул, снова почти провалившись в сон, но всё же удержался от соблазна. Скосив глаза, Игорь чуть не подскочил на кровати: замотавшись в платок, в кресле рядом сидела Юля, склонив голову на грудь, и, кажется, спала. Дыхание её было тихим и спокойным, а лицо таким расслабленным, что он просто не мог не улыбнуться. Попытавшись сесть, Игорь, видимо, слишком громко завозился, чем и разбудил её. — Игорь, ты очнулся! — широко распахнув глаза, Юля неверяще на него уставилась, спросонья было сложно поверить в такое чудо. — Слава матушке Луне. — Мы теперь на ты? — Гром попытался улыбнуться своей шутке, но он скорее прохрипел её, чем уверенно сказал вслух. Тут же закашлявшись, он прочувствовал, как сухостью обожгло горло. На него разом обрушились ужасная жажда и голод, он заозирался в поисках воды, Юля наполнила стакан и, поддержав его голову, поднесла воду к чужим губам, помогая напиться. Игорь пил так, будто неделю был в жаркой южной пустыне, он чуть не подавился, но продолжал гулко глотать, пока не выпил два стакана. Утолив первую жажду, Игорь обессиленно откинулся на подушки и задал всё же животрепещущий вопрос: — Сколько я так? — Четвертый день уж как. Лихорадка, Матвей Ефимович от греха подальше даже привязывал в первую ночь, — Юля отвела взгляд. — Зачем привязывал? — удивился Игорь, только сейчас заметив, что запястья и правда ныли. — Ты не давался, Вадика поцарапал, — нехотя ответила она. — Да что ж он под руку всегда лезет, — обреченно и как-то зло вздохнул Игорь. Теперь точно перед парнем надо будет извиниться, одни тумаки на его службе получает. — А ты долго здесь? — он обвёл глазами комнату и глянул на небольшую, почти дочитанную книжицу в руках у Юли. — Как только ты слёг, — не таясь ответила девушка. — Я не для того тебя в чувства приводила, чтобы ты потом в лихорадке к Луне Матушке отошёл, — она возмущенно тряхнула красными косами. — Твоими молитвами точно теперь не отойду, — Игорь улыбнулся как-то совсем тепло. — И я голодный, как волк, — живот его заурчал, и Юля споро распорядилась принести всего сразу и много. На ярмарку они смогли выбраться только через несколько дней, когда на впалые щёки Грома вернулся румянец, а черные тени пропали из-под глаз. Матвей Ефимович нарадоваться не мог его пробуждению, не выпускал Игоря из-за стола, пока тот не наестся до отвала. Игорь маялся в четырёх стенах, голова ещё была какая-то тяжёлая, Юля часто стала читать ему вслух, но он больше наслаждался веселым и живым, как ручеёк, девичьим голоском. Поэтому в погожий денёк, когда Игорь встал утром с кровати с уверенностью в том, что вынесет целый день на ногах в толпе, они всё же отправились на ярмарку в сопровождении Вадима, которого, честно сказать, взяли больше помогать со свёртками покупок, чем из праздного интереса. Да и мысль о том, чтобы извиниться перед парнем, всё не шла у Грома из головы, вот бедовая его головушка, раз понесло Вадика именно под Громовское крыло. Ярмарочные ряды встретили их невообразимым гулом и шумом, главная площадь была полна людей, яблоку упасть было негде, хотя торговля шла уже больше недели. В город успели добраться жители окрестных поселений и деревень, Вадим шёл чуть впереди, освобождая дорогу Юле и Игорю. Лотки купцов ломились от товаров самого разного толка, она расцветала переливами драгоценных камней и милых девичьим сердцам побрякушек. Домашняя утварь от грубых кувшинов до резных тоненькой выделки ложечек разлеталась, как горячие пирожки, но всё это для Грома меркло перед тем, какой неподдельной радостью светилась Юля. Она наконец-то сполна могла оценить дело рук своих, увидеть то, чем хвастался отец и о чём судачила прислуга. Князь и Пчёлкин расстарались на славу: заморские сладости, местное оружие высшего качества, скоморохи, развлекающие зевак и гостей. Всё это сливалось перед глазами в единую цветастую пелену. — Недурно они тут устроились, — остановившись ненадолго около очередного лотка, заметил Вадим. Он слишком внимательно для простого зеваки приглядывался к украшениями, разложенным перед покупателями. Игорь тоже со знанием дела всё осматривал, пока Юлины юркие пальчики примеряли одно колечко за другим. У неё дома уже скопилось прилично отцовских гостинцев, но от такой красоты разбегались глаза и всё равно хотелось чего-нибудь ещё. — Барышня, вы гляньте только, как хороши, — расхваливал торговец серёжки, которые Юля так и этак прикладывала к лицу. — А вам как? — она повернулась к мужчинам. Вадик только хмыкнул, он больше посматривал в сторону аккуратненького тоненького очелья, усыпанного эмалевыми вставками небесно-голубого цвета. У его зазнобушки были сундуки таких, ещё и дороже, но хотелось сделать ей приятность, явиться на следующую встречу украдкой не с пустыми руками. Расстроила его только цена, заслышав её, он сразу погрустнел, замялся, что не укрылось от взгляда Грома. — Красота неземная, — не скрывая искреннего восхищения, ответил Игорь и обернулся к лоточнику: — Всё заверните, будьте добры, — он кивнул и в сторону очелья, с которым Вадик всё никак расстаться не мог. — Игорь Константинович, вы чего? Не надо! — запротестовал было Вадик, но под строгим взглядом замолчал и только благодарно улыбнулся. — Нечего со старшими спорить, не дорос ещё. Тем более мне тут птичка напела, что это именно из-за тебя меня по рукам и ногам пеленали. Считай, это мои извинения, — Игорь сунул ему в руки свёрточек, и тот тут же пропал у Вадика за пазухой. — Спасибо большое, — уложив тонкую ладошку мужчине на плечо, Юля привстала на носочки и шепнула ему это прямо на ухо. Ещё немного, и Игорь бы не сдержался, прижался губами к холёной ручке, но, если у него дома к некоторым вольностям в их поведении все привыкли, то в такой толпе многие могут заметить. Будет неприятно, если Юленькиному отцу донесут. Юля впервые за несколько дней смогла улыбнуться искренне и радостно. Игорь наконец-то выкарабкался, лицо перестало отливать мертвенной бледностью, хоть время от времени ещё и нападала страшная слабость. Ярмарка пела и плясала, скоморохи и музыканты топтались на небольшом пяточке посреди главной площади. Здесь особенно громко слышен был заливистый смех, девушка просто не смогла не улыбнуться, проходя мимо кукольного театра, где прямо сейчас по ролям рассказывали сказку о том, как волк солнце съел. Извилистые, змеящиеся торговые ряды то и дело прямо-таки толкали их прямо к полным прилавкам в руки к завлекающим торгашам. Юля этому не сопротивлялась, останавливаясь то у лотка с зеркальцам в ажурных рамах, красочными платками и целыми горами тканей, то задерживаясь из-за одурительного запаха свежей сдобы. Всё это неистовство и буйство окружало её весёлым хороводом, тогда как количество свёртков в руках у Вадима всё росло, и он уже точно понял истинную причину его приглашения на эту вылазку. Игорь же не забывал время от времени подкармливать их сдобными булками и сладкими кренделями. Но через несколько часов азартного торга и шума даже Вадим выглядел уставшим, про самого Грома и говорить было нечего — на нём не было лица, и только позитивное настроение Юли держало его наплаву. Пробравшись ближе к рядам, заваленным едой, они решили сделать небольшой перерыв и отдышаться. У Пчёлкиной глаза разбежались, хотелось всего и сразу: и налившейся сладким соком черешни, и сахарной ватрушки с подрумянившимся боком. Вадим тоже заглядывался на это великолепие крайне голодно. — Сколько? — кивнул в сторону выпечки Игорь, в очередной раз за сегодня доставая значительно опустевший за сегодня кошель. Булочник, приметивший увесистые свёртки и добротную одежду подошедших, расплылся в радушной улыбке, горделиво начиная расхваливать свой товар: — Барышне, я вижу, крендельки понравились? Вот это, это и это, — он ткнул пальцем в огромную сахарную булку и ватрушки. — Отдам за бесценок. — Заворачивай, — только кивнул Игорь, тогда как маячивший за спиной Вадим уже пожирал глазами румяную кулебяку с капустой, казалось, ещё немного, и с появившихся клыков начнёт капать слюна. Горячий чай из самовара в такую жару, на удивление, оказал даже охлаждающее действие, после него Игорю, обливающемуся потом, стало чуть легче. Удовлетворив первый голод, они двинулись дальше, но теперь больше глядели из праздного интереса, чем из реального желания что-то купить. Уже начало вечереть, и они остановились перевести дух на площади, где сейчас выступали факиры, диковинка, какую было ещё поискать. Тонкий и звонкий парень в облегающих штанах и рубашке без рукавов ловко крутил шест, оба конца которого горели огнём. Казалось, пламя абсолютно подчинилось ему, плясало, облизывая жилистые руки, и было абсолютно ему покорно. Как ласковый котёнок оно согревало, но не обжигало, хотя Игорь не мог не оценить выдержки выступающего. Вадим неприязненно поёжился, он-то прекрасно знал, какую боль может принести огонь, и заворожённо смотрел на то, как актёр играет с пламенем. Шрамы на груди нестерпимо зачесались и будто бы заныли. Длинные волосы парня были завязаны толстым узлом, казалось, что он распадётся от следующего неосторожного движения, и его шевелюра вспыхнет, но парнишка крутился на месте волчком, заставлял раз за разом шест с клубками пламени прокатываться по груди и спине. Высоко подбросив шест, он перекувыркнулся и поймал его прямо перед самым носом у ближайших зрителей. Те испуганно отшатнулись, но тут же разразились нервным смехом, осознав, что они в безопасности. Тихонько наклонившись и набрав в рот какую-то дурно пахнущую жидкость, он выпрямился и выплюнул её прямо в огонь — огромный, переливающийся шар взвился в небо, ширясь и разрастаясь, он заревел, поднимаясь всё выше и выше. Как только жар растворился в темнеющем небе, оказалось, что все вокруг замерли, но уже через секунду истово зааплодировали, поражённые мастерством. Низко поклонившись, артист искренне улыбнулся, и раскосые глаза превратились в узкие щёлочки, факир заполошно дышал, раскраснелся, на высоких скулах проступил яркий румянец. Он ещё раз поклонился, собрал разбросанный инвентарь и устало поплёлся к группке одетых во всё чёрное выступающих. Там готовилась девушка, поджигая огненные веера. Заметив, как посмурнел Вадим, Игорь остановил его, прихватив за рукав рубахи: — Вадь, ты как? — Сносно, Игорь Константинович, — не глядя в глаза мужчине ответил тот, но не переставал чесать грудь. — Айда ещё посмотрим, я вот в том краю такие ножи искусные видела, любо-дорого смотреть, — отвлекла их Юля, уже утягивая за собой. От очередного прилавка их отвлёк людской поток, он вдруг взбудораженно заворчал, как разбуженный улей, а от расположившегося совсем недалеко очередного навеса со всякой снедью раздался такой пронзительный вой, что Гром развернулся в ту сторону и с небывалой для его состояния ловкостью просочился сквозь толпу к источнику шума. Юля и Вадик за ним едва поспевали, парень в конце концов отстал, просто физически не сумев пробраться через людское море, обвешанный свертками. Очутившись на крохотном пяточке свободного пространства, Игорь сначала даже не понял, что именно перед ним происходит. На земле в пыли лежала какая-то куча тряпья, и истошно подвывала, пока дородная тетка не переставала отхаживать его прутом. Только через несколько мгновений до него дошло, что это ребёнок, свернувшийся в комок под градом ударов. — Ишь ты чего удумал?! Воров никто не любит, — не переставала отчитывать его женщина. — А ну отдай, что стащил, отдай, кому говорю! — она схватила пацанёнка за ворот изодранной рубахи и попыталась отобрать кругляш колбасы, но в него вцепились очень крепко. — Ты что творишь, дурная?! — взревел Игорь и, не обращая на зевак и пытавшихся возмутиться внимания, вырвал пацанёнка из чужих рук, прижав к груди. Тот кутёнком свернулся в комочек и устроился на руках так привычно, будто всегда там и был, но колбасу так и не выпустил, глядя в никуда пустыми глазами, полными слёз. На пацанёнка Игорь почти не глянул, заметил только грязный нос кнопкой, усеянный рыжими пятнышками веснушек, и огромные зелёные глаза. — Я этой колбасой на жизнь зарабатываю, а он стащить хотел! Кто мне теперь деньги вернёт за это? — тётка ещё раз попыталась замахнуться на Игоря, но тот так угрожающе зарычал и даже выпустил клыки для пущего эффекта, что та отпрянула, чуть не своротив собственный прилавок. — Ворам руки рубят! — весомо вставил мужик за соседним прилавком. — Да вы с ума сошли? Не убудет с вас, — презрительно оглядела торговку другая женщина. — На тебе, — Гром одной рукой залез в кошель, висящий на поясе, достал несколько монет, даже не глянув, что достал слишком много, и бросил их на прилавок. — Хватит? — снова чуть не прорычал Игорь и повернулся к толпе, на краю которой стояла Юля. Стянув с плеч свой платок, она умотала мальчонку в лёгкую ткань и к кругляшу колбасы сунула ему во вторую руку ещё и оставшийся пирожок. — Ты чей будешь? — ласково огладив его по плечу, спросила девушка, хотя на самом деле внимательно осматривала следы от прута на изнеможденном детском тельце. По одному недоброму взгляду Игорь понял, что Пчёлкина тоже не прочь отходить торговку чем-нибудь тяжёлым. Понятное дело, она защищала свой товар и деньги, но устраивать из этого показательную порку явно не стоило. Мальчик пожал плечами, не отвлекаясь от поглощения еды. До того он жадно чавкал, что Игорь хотел было его даже одёрнуть, подавится же с голодухи, но они и на соседнюю улицу выйти не успели, как руки его уже оказались пусты и он украдкой облизывал жирные пальцы, пытаясь подольше растянуть удовольствие. Делать было нечего, расспросы ничего не дали — никто пацанёнка не узнавал и сказать не мог, откуда тот взялся. Потому решено было выдвигаться в сторону дома. Игорь слишком умаялся за день и теперь мечтал лишь о собственной постели, где заснёт крепким сном. Вадим помог с покупками и, скоро распрощавшись, убежал, сверкая до того предвкушающей улыбкой, что Гром не сомневался — к девчушке своей побежал с подношением. Оно и правильно, дело молодое, пусть гуляют в своё удовольствие. Оставив свëртки в сенях, они зашли в дом и сразу направились в главную горницу, где Юля зажгла несколько лучин и свечи — за окнами вступал в свои права летняя чернильная ночь, беспроглядная и самая сладкая, напоенная запахами цветов, деревьев и трав. Усадив мальца на лавку, Игорь кликнул дядьку: — Матвей Ефимович! Прошка! Есть кто дома? Где-то в глубине дома кто-то закопошился, и в дверях уже через несколько мгновений показалась растрепанная голова Громовского холопа. Матвей Ефимович хоть и управлял домом, но всё же уже растерял былую расторопность, потому Прохор ему помогал, зачастую выступал посыльным между ним и Громом в последнее время. — Да? Матвей Ефимович уже отдыхать откланялся, — четко отрапортовал Прошка и глянул на мальчонку, свернувшегося на лавке за столом, один любопытный нос привлекал всё внимание. — Лëшка? — удивлённо спросил тот и тут же замолчал, низко опуская голову, будто сболтнул чего-то лишнего. Игорь устало уселся на лавку боком и подпер висок кулаком, тяжело вздохнул и провёл руками по лицу, сгоняя сонливость. День оказался слишком наполненным переживаниями и эмоциями. — Говори, — кивнул Гром, краем глаза приметив, что Юля села рядом с мальчиком и начала что-то тихонько у него спрашивать. — Это Лёшка, беспризорник. У него родители… того… в осаду, — замялся парень, поднимая многозначительный взгляд на барина. — Ты, значит, Лёшка? — Игорь повернулся к мальцу и тот уверенно кивнул, вытирая грязный нос краем рваной рубахи. — И сколько тебе лет? — Шесть, — не менее весомо ответил он, но больше ничего не добавил, поэтому Гром вздохнул, осознав, что придётся расспрашивать. — Ты чей будешь? Как жил всё это время? — обратился он к мальчику, после чего приказал уже Прошке: — Еды принеси какой-нибудь и в бане бочку с горячей водой подготовьте. — Ничей, — пожал он плечами. — Мамки с папкой не стало когда, мне идти некуда. То там покормят, то тут, лишний рот никому не нужен, — слишком серьёзно звучали эти слова из уст мальца лет шести. Он говорил об этом с таким спокойствием, что даже у повидавшего многое Игоря побежали мурашки по спине. — Почему в приют не пошёл? К шаманам? — спросила Юля, пододвигая к мальцу поближе тарелку щей и кусок хлеба, которые принёс Прохор. — Там плохо, — отведя взгляд, не сразу ответил Лёша и замолчал, принявшись есть. — А воровать и на улице жить — хорошо? — Нет, но там ещё хуже, — совсем уж тихо прошептал мальчик. Игорь сидел по другую сторону столе и медленно крошил в руках небольшой кусочек хлебного мякиша, крепко о чем-то задумавшись. Пацанёнок был смышлёный, ясные зелёные глаза поглядывали на него с явным интересом, и, что самое удивительное, он совершенно не боялся. Ему было некомфортно в окружении чужих людей, в чужом доме, но приоритеты у него были расставлены абсолютно очевидно: кто согреет и накормит, тот и хороший, тому можно доверять. Тонкие, как тростиночки, запястья, выглядывали из-под слишком большой, висящей мешком рубахи. Она была порвана на вороте, будто кто-то частенько хватал его за шкирку, хотя, это было и неудивительно, при таком-то способе пропитания. На боку тоже зияла прореха, через которую были видны выступающие рёбра и чуть ли не прилипший к спине живот. — У меня здесь хорошо? — полюбопытствовал Игорь. Совесть внутри даже не рассматривала варианта, что вот сейчас мальчонка поест, поспит и уйдёт в неизвестность, снова на улицу, где уже этой зимой скорее всего замерзнет насмерть, если не прибьётся к какой-нибудь ватаге. Такого Гром позволить не мог, сейчас ему болезненно нужно было заботиться хоть о ком-то, вернуть всю ту заботу и доброту, которую по сути совершенно чужие люди дарили ему в момент его слабости совершенно безвозмездно. — Мне нравится, — кивнул Лёша, но снова отвёл взгляд, казалось, он боялся смотреть на людей прямо, но с этим Гром решил разобраться позже. — Здесь ты не будешь лишним ртом, останешься? Сейчас поешь, пойдём в баню искупаем тебя, а после постелем где-нибудь. Станешь мне помощником по дому. Не понравится, держать не стану, конечно, но и ты сам не убегай, — Игорь старался говорить как можно мягче, как с Костиком, когда тот кутёнком любил сидеть на отцовских коленях, был улыбчивым и любопытным ребёнком. — А можно тогда ещё компота? — Можно, всё можно, — Гром кликнул Прохора, чтобы тот принёс ещё всего и побольше. Этого маленького волчонка откармливать придётся долго, но Игорь мог себе позволить взять на поруки хоть десяток таких Лёш, если это это поможет хоть как-то заткнуть зияющую пустоту внутри. Оглядев сейчас комнату, Игорь вдруг понял, что счастлив. Правда счастлив. Сегодняшний день прошёл просто прекрасно, любо-дорого было смотреть на Юленькину улыбку и благодарное смущение Вадика. А сейчас он сидел в собственной горнице, любовался восторгом и тихими слезами радости Пчёлкиной, умилялся живому аппетиту Лёшки и впервые за долгое время мог вздохнуть полной грудью. В его доме появились любимые люди, о которых он готов заботиться.