come, don't linger, stay

***

Путь Намджуна тих, несмотря на звуки. Звуков — их много, из них соткан намджунов мир. Куда бы он не пошел и что бы он не делал, мелодия жизни вокруг будет его постоянным спутником. Она в мерном перезвоне заклепок на мешках с его пожитками и перезвоне монеток в омоньере на поясе; в скрипе упряжки, в ржании его верной лошадки Тинки. В звуках сверчков, когда смеркается, в редких вспышках каркающих ворон. В поскрипывании старых высоких деревьев, в одиноком завывании ветра. И тем не менее, его путь тих, потому что его мысли молчат — практически. Путь для Намджуна похож на гипноз, на медитацию, которая позволяет ему опустить все мысли и только двигаться в направлении следующего пункта остановки. Двигаясь, Намджун свободен. Чего нельзя сказать о многих, кто попадается ему на пути. Из блаженно-пустого пространства головы его выдергивает жалобный звук, и он опускает взгляд вниз, машинально натягивая поводья. В траве, почти неразличимы из-за ее высоты, блестят грустные глаза-бусинки. Нахмурившись, Намджун спешивается, рассеянно похлопывая Тинки по теплому боку — все его внимание приковано к пушистому комку тревоги, затерявшемуся в траве. — Ох, дружочек, — мягко бормочет Намджун, подходя ближе. Заяц сопит только сильнее вслед за шуршанием мнущейся травы под присевшим на колени Намджуном — его движения медленны и аккуратны, лишены резких взмахов конечностями, потому что у него совершенно нет цели напугать бедное животное еще сильнее. После короткого осмотра становится очевидно, что маленький серый заяц запутался в леске. Из кустов неподалеку высовывается лисья морда — вытянутое ярко-рыжее пятно на фоне зелени. Шипение раздается в то же мгновение, как руки Намджуна ложатся на дрожащий комок меха, но стихает довольно быстро — ощерившиеся зубы скрываются мгновением позже. Лис продолжает молча, — и нервирующе внимательно, — следить за его осторожными руками, пляшущими вокруг лески и дрожащего зайца. Сосредоточенно работающий Намджун даже не сразу осознает, что начинает напевать какой-то мягкий, еле уловимо знакомый мотив, который, кажется, успокаивает животных. После того, как он снимает последний виток лески с тела маленького зверька, тот сразу же отпрыгивает от него подальше в кусты, что, как думает Намджун, вполне справедливо, учитывая, что леска — создание человечества. Со вздохом, он встает, опираясь на колени и сворачивает леску в тугой шарик, чтобы потом положить в свой рюкзак. Никому не будет пользы, если кто-то еще в ней запутается — разве что варварам-охотникам. Лисья морда продолжает следить за его передвижениями даже когда он забирается обратно на Тинки и следует дальше. Она не крадется за ним, не следует за его шагами, но ее темные глаза впитывают в себя его образ, пока он не скрывается вдалеке. Примерно через час, наполненный перецокиванием копыт, Намджуну встречается развилка и табличка, оповещающая, что если он повернет направо, то, если ему будет угодно, на расстоянии нескольких миль расположен город. Раздумья занимают секунду, и затем Намджун дергает за поводья, уводя Тинки вправо.

***

Огромным город не выглядит, даже когда он подъезжает к воротам поближе, и маленькие домишки, которые видны были издалека, превращаются нестройный ряд жилых домов, с остроконечными пиками и покатыми склонами вместо крыш. При этом и крошечным он тоже не кажется — этому впечатлению не дают сложиться толпы снующих туда-сюда торговцев с телегами и плетущаяся вдаль дорога, идущая от самых ворот так далеко, что Намджун не уверен, что когда-нибудь найдет ее конец. Намджуну такие города нравятся — в них есть уединенность деревушек, которая позволяет ему чувствовать себя укрытым, которая сочетается с разнообразной инфраструктурой городов покрупнее. После синей вспышки амулета на поясе одного из стражников Намджуна и плетущуюся за ним Тинки спокойно пропускают. Не пройдя и пары метров, он останавливается, чтобы оглядеться и сориентироваться, и краем глаза замечает бледно оранжевую вспышку амулета стражника. Он слегка оборачивается, потому что любопытство — не выжечь ничем. Стражник, чей амулет все горит блеклым морковным, с вытянутой ладонью останавливает мужчину средних лет с повозкой подозрительного содержимого. Намджун прячем усмешку в повороте головы, когда за его спиной начинается ругань и идет дальше, потягивая за поводья. Город пахнет магией. В таких интереснее всего.

***

Его стандартный день по приезде в новый город проходит так — сначала Намджун находит главную площадь. Как правило, недалеко от главной площади также можно найти рынок, а то и вовсе на ней. На рынке можно встретить много всего интересного, но чаще всего Намджун ищет информацию о городе от болтливых, приятно настроенных горожан. Стандартные вещи вроде того, где находятся таверны и в какие заходить ему не захочется и при свете дня, где одинокий путник с лошадью может остановиться на ночь или две — некоторые, обычно слишком веселые мужчины делают акцент на одиноком путнике, поигрывая бровями. Намджун, правда, больше предпочитает советы женщин, — чаще матерей, потому что Намджун притягивал матерей своим потерянным видом и ямочками, разумеется, — потому что они подсказывали тихие и уютные места, менее похожие на притоны с впитавшимся в стены запахом алкоголя и пота. Город оказывается и вправду замечательным. Намджун встречает как минимум одну ведьму и двух волшебников, достаточно сильных, чтобы от их магии оставались мимолетные мурашки, трех магических существ в ярких плащах с вышивкой на кромке и еще двух хихикающих детей, которые заставляли круглые камешки левитировать с помощью своей необузданной детской магии. Они оставили в груди приятное чувство легкой меланхолии и улыбку на лице. Приятный, угловатый парнишка подсказывает ему, как пройти к постоялому дому с конюшней неподалеку, — где практически все кровати приемлемо мягкие за приемлемую цену — и что параллельная улица — торговая, и там сосредоточено основное оживление города. Денег у него достаточно, чтобы оставить Тинки в стойле на ночь и еще полтора дня после, которые он будет бродить по городу. Он не уверен, на сколько он задержится в этом городке, но по опыту знает, что владельцы конюшен не очень любят возвращать деньги, когда Намджун вдруг передумывает и появляется, чтобы забрать Тинки раньше оговоренного срока. — Веди себя хорошо, девочка, — бормочет Намджун, мягко похлопывая лошадь по шее. Тинки фырчит и тыкается мордой ему в щеку, вызывая тихий смех. — Знаю, знаю. Ты молодец. Отдыхай. Торговая улица захватывает своим потоком и своей оживленностью. Со всех сторон слышатся зазывания продавцов и разговоры горожан, многие знают друг друга и общаются, как старые приятели, пока их дети скучающе глазеют на мир вокруг; на пересечении улиц Намджун замечает группку людей с плакатами, призывающими мэрию города усложнить жизнь магическим существам и «вырубить к чертям собачьим чертов лес, пока он не сожрал нас всех», цитируя нескольких особенно мрачно настроенных; на главной площади расположиться было бы логичнее, но Намджун полагает, что это их проблемы. Подсказывать — не его дело, тем более, что магические существа всегда были ему милы, а лес показался вполне себе приличным. Намджун не успевает дойти до трактира и снять комнату, потому что его взгляд падает на нечто особенное. Ведьмина лавка. Это небольшой двухэтажный домик с деревянной табличкой, — лаконичное «Потерянный котел» с яркими листовками на окнах, сообщающих о скидках на травяные сборы и рекламой открытия предзаказов на амулеты от кошмаров, — назовите Намджуна предсказателем, но он уверен, что упомянутая ведьма живет на втором этаже. Лавка выглядит аккуратной, пусть фасад дома и выглядит несколько потрепанным, — в тон главной улице. Тем не менее, здание выглядит… оно выглядит любимым в том, как чисты окна, отремонтирована небольшая лестница и в том, как аккуратно лоза обвивает дверной проем, — шероховатость только придавала шарма и скрепляла всю картинку вместе. Домик вписывался. Лавка выглядела уместно. Обычно Намджун удерживается от того, чтобы заходить в такие места. Лавка ведьмы — ему ведь нечего там делать. Он не собирается внезапно заняться зельеварением посреди дороги, так что ему не нужны ингредиенты, и ему не нужны амулеты на удачу, и он не собирается пользоваться магическими книгами. Намджуну нечего делать в ведьминой лавке, потому что Намджун не использует магию. Тем не менее, он находит себя на последней ступеньке, завороженным, — она скрипит, аккомпанируя колокольчику на двери. Помещение, куда он попадает, выглядит, как и положено выглядеть ведьминой лавке изнутри. К потолку высятся шкафы из темного дерева, заставленные светящимися кристаллами и склянками с множеством этикеток, — даже издалека Намджун улавливает несколько, которые буквально кричат: «ОСТОРОЖНО!», «БРАТЬ НЕЖНО!» или очень любопытное «КУСАЕТСЯ», — с потолка свисают засушенные травяные сборы. Из-за этого в магазине витает не только запах дерева и чего-то неуловимо пыльного, что приходит вместе со старыми книгами, но и припудренный цветочный аромат. Где-то немного горький, где-то более сладкий, а где-то более медицинский, но все связывает воедино покалывающий привкус магии, витающий слабым полем по всей просторной комнате. Намджун вдыхает полной грудью и старается не кашлять — к потолку тянется струйка дыма, ведущая свое начало от двери в заднюю комнату. Намджун коротко улавливает коричневый затылок и широкие плечи, скрывающимися за дверью в, очевидно дымящемся, помещении за прилавком. Затем из-за все того же прилавка поднимается макушка — ярко-голубая. Яркому цвету аккомпанирует резкая челюсть, квадратная улыбка — Намджуна тянет улыбнуться в ответ, пусть это и классическая: «Приветствуем вас в нашей лавке». — Добро пожаловать! — звучит предсказуемо, однако искренне доброжелательно. Кажется, что у продавца хорошее настроение, несмотря на инцидент в задней комнате. — Что-нибудь подсказать или вы зашли за чем-то конкретным? — Нет, просто осматриваюсь, — отвечает Намджун. — Я в городе проездом. — Те, кто в городе проездом, обычно покупают самые интересные вещи, — улыбается парень. Намджун не может не спросить, еле воздерживаясь от того, чтобы кинуть очередной обеспокоенный взгляд в сторону дыма, и улыбка парня за стойкой приобретает озорной оттенок: — Например? — Неделю назад старушка заказала масло мандрагоры, зачарованной на безмолвие в полнолуние, а три дня назад поступил заказ на дымовую завесу из сожалений. Еще недавно оставили анонимную записку с указанием принести звезду с неисполненным желанием и пыльцу фейри к дереву за городом на закате. Всякое бывает, — пожимает плечами парень. Ведьма в углу с банками, наполненными хрупкими птичьими косточками, коротко хихикает. Намджун только поднимает брови и вежливо кивает, вслушиваясь в приглушенные переругивания, доносящиеся из задней комнаты. — Разнообразно. Сложно удовлетворять такие непредсказуемые запросы? — Скорее да, чем нет, но такие заказы поступают не так уж часто, да и платят хорошо, — затем парень, Тэхен, как Намджун удосуживается прочитать на бейджике, подмигивает ему. — Уверен, работать здесь увлекательно, — бормочет он в ответ, отводя взгляд на ряды магических книг. Светский разговор затихает, когда Тэхен кивает, позволяя Намджуну побродить по магазину. Несмотря на его небольшие размеры, — не маленький, но он видел внушительнее, — здесь представлены довольно разнообразные вещи, на любой вкус и для многих типов колдовства. Намджун не может не оценить книжную коллекцию с несколькими роскошными изданиями магических пособий, подобные которым он видел в доме своего дяди. К тому же, как он знает, щелкающие челюсти крокодилов — дорогое и очень эксклюзивное удовольствие. Но особенно его притягивают полки с коробками, доверху набитыми травами, — сухими и свежими, — и чайными сборами. Этот стеллаж пахнет просто восхитительно, и Намджун тратит больше времени, чем стоило бы, купаясь в этих ароматах и перебирая шуршащие свертки. Спустя несколько минут дверь позади Тэхена не распахивается в клубах дымах, но осторожно приоткрывается, пропуская тонкую струю испаряющегося дыма, и тот оборачивается, будто только и ждал этого еле слышного звука, словно он не уделял свое стопроцентное внимание клиентам и комнате перед ним. Вышедший оттуда парень выглядит молодым — черные волосы, слегка раздраженное и недовольное выражение лица однако только заставляет Тэхена ухмыльнуться шире: — Как поживает твое «точно не настолько сложное» зелье? — Ой, заткнись, можешь? — огрызается парень, однобоко улыбаясь и слегка морща нос. — Все было нормально до того момента, пока Джин-хен не решил уйти. — Мысль о том, что все и было хорошо только потому что он не отходил от тебя ни на шаг дойдет до тебя только тогда, когда ты поднимешь нас на воздух, — бормочет с улыбкой Тэхен, взъерошивая чужие черные волосы. — С каких пор ты видишь будущее? — отпихивает его парень. — Мне звезды подсказали, — Тэхен делает страшные глаза и оборачивается к подошедшей ведьме, чтобы оформить ей заказ. Вышедший же из задней комнаты хмыкает, бормочет: «лжец несчастный» и ныряет под прилавок. Лавка погружается в умиротворенную тишину. Людей в магазине можно было бы пересчитать по пальцам, включая самого Намджуна и работников лавки, и все они мирно сосуществуют в сонном спокойствии, которое приходит в часы между завтраком и обедом, когда многие люди заняты повседневными делами и работой. Несмотря на то, что Намджун сам себе клялся и божился, что ничего он покупать не будет и что он тут просто посмотреть, он находит себя аккуратно ступающим в сторону прилавка — вместе с мешочком притягательной лаванды в руке. Он достаточно большой, чтобы занимать пол ладони, но достаточно компактный, чтобы запросто поместиться в карман. — Лаванда? — уточняет Тэхен, когда Намджун опускает маленький сверток сухой травы на прилавок. — Хороший выбор, — Намджун проглатывает смешок от мысли, что он говорит это всем своим клиентам. — Обернуть ленточкой? — Нет, спасибо. Раздается приглушенный стук, — словно что-то ударилось о прилавок, — и на свет выныривает сначала голова, а затем и весь остальной парень из задней комнаты. Намджун сочувственно морщится, глядя на то, как он потирает затылок, но в ответ получает только ошарашенное моргание круглых глаз. — О, это Чонгук-и, он работает тут со мной, — Тэхен оборачивается, очевидно берет во внимание пораженный вид своего коллеги, затем возвращается на место со скорее хитрым, чем дружелюбным прищуром в глазах. — На нем проклятие немоты, не обращай внимания. Язык отнимается каждый раз, когда он видит кого-нибудь красивого. Что-то в его груди слегка сжимается и тянет. Намджун не обращает внимания. — Тогда почему он может говорить с тобой? — поднимает брови Намджун, опуская в то же время глаза. Смех у Тэхена оказывается медовым, притягивающим. Мельком даже думается, нет ли у него каких-то остаточных генов сирен. — Мы знакомы слишком давно. Очарование как-то поистерлось. Около минуты занимает сам акт покупки — перо под рукой Тэхена скрипит на бумаге в книге учета, монетки глухо звенят, когда Намджун кладет их на прилавок. Все это время Чонгук стоит рядом, застенчиво поглядывая то на него, то через плечо Тэхена, в книгу учета. — Спасибо за покупку, — чирикает в конце концов Тэхен, улыбаясь. — Мы будем очень рады увидеть вас снова, — за это он получает тычок под ребра от своего друга, так что Намджун еле слышно смеется в кулак, забирая свою покупку и кивая. — Хорошего пребывания в городе! — доносится ему веселое вслед. Слегка оборачиваясь, Намджун кидает дружелюбное, хоть и несколько растерянное: «Спасибо!» и выходит из лавки обратно в обычный мир. Оживленный поток людей захватывает его и уносит дальше.

***

Размеренным шагом Намджун исследует улицы города, лавируя в толпе с небывалой ловкостью — слишком вдохновленный, чтобы отвлекаться на столкновения с кем-то. Каменная кладка отзывается тихим стуком под его шагам, пока его глаза жадно вбирают в себя образ города, одновременно так похожего на многие другие, в которых он бывал, и такого особенного. Они все такие — похожие и имеющие свои изюминки. Этот город состоит из камня и дерева, как и многие, из маленьких пекарен и одного книжного, из скрипящих металлических вывесок с названиями лавок, из тканевых флажковых гирлянд, подвешенных от одного дома до другого в узких улочках, из детей с беззубыми улыбками и яркими глазами, из неповторимых витражей, расположенных в здании городской мэрии, из классических остроконечных шляп, сигнализирующих о ведьмах, выглядывающих из толпы, из цветастых шатров рынка, на который он набредает, следуя за шумом горожан, из запаха бананового хлеба, еще горячего, на одной из лавок открытого рынка и кисловатым послевкусием сидра, который оказывается просто великолепным.

***

Долгое время Намджуну казалось, что он путешевует без цели. Что главным было — уехать из дома. Двигаться. Выбраться. [Сбежать] В домике его дяди, где он жил большую часть жизни, не было ничего плохого. Дядя жил уединенно, вопреки многим стереотипам о волшебниках и согласно тем же стереотипам об увлеченных академиках. Дяде нравился его небольшой домик с остроконечной крышей и зеленым почтовым ящиком — который поначалу казался слишком большим для отшельника, окруженного лесом и парой соседей, но в итоге оказывался даже и не очень вместительным, если дядя не проверял его несколько дней к ряду. Дядя храбро сражался с книгой о садоводстве много лет подряд и все так же проигрывал битву с садовыми гномами, которые увязывались за ним и его магией. О, а какой горячей любовью они оба любили дядюшкину библиотеку, собиравшуюся щепетильно и с любовью в течении многих лет. Намджуну тоже нравился дядин домик, место, хранившее в себе неуклюжее детство Намджуна и большую часть его юности; любил он и зеленый почтовый ящик, не потертый временем, и лужайку перед домом, и высокие деревья, что были видны из окна его комнаты, и немногочисленных соседей, с которыми у них были теплые отношения, и небольшой город, от которого они были слегка отрезаны лесной завесой. Намджун любил то место, и все же казалось, что он не принадлежит ему. Что-то в нем стенало и тосковало по движению, как только пыль после приезда из дома в Академию или обратно оседала. Поездки между семестрами делали его счастливее, так, как не смог сделать процесс обучения или тишина дядиных владений. Призвание Намджуна, быть может, и лежало где-то в области изучения; быть может, в библиотеке Академии у него был свой стол и многие профессора надеялись, что он займет место среди них, изучая чудеса этого мира и помогая новым поколениям освоиться с их жизнью и сферой интересов — они отчаянно хотели заполучить кого-то с компетенциями Намджуна в свои ряды. Стопка писем с предложениями разных кафедр росла на его столе, пока он собирал вещи. Быть может, на момент окончания учебы это и был побег, за который ему стыдно и по сей день. Быть может, тогда это и была попытка скрыться. Но чем больше Намджун проводил в дороге на Тинки, чем больше людей он встречал, чем больше новых городов он изучал, — тем сильнее крепло в нем уверенность, что это — его. Получать опыт, которого он не мог себе вообразить, сидя в домике своего дяди. В Академии уж точно. Стопка писем росла на столе его дяди, и в каждом новом Намджун звучал на октаву счастливее. В конце концов, он ведь всегда любил читать приключенческие книги так же сильно, как и академические труды из разделов дополнительных материалов. Но теперь Намджун не заперт в четырех стенах, он побывал во многих городках на пути сюда — и наверняка посетит еще множество других, похожих на этот. Сейчас Намджун вдыхает полной грудью, прислонившись к стене какого-то дома, и– –Озадаченно поворачивает голову, когда слышит очень вырванное из контекста клокотание. Он прищуривается в сторону звука и опускает глаза на каменную кладку дороги, чтобы наткнуться на рыжее пятно. Лиса в городском окружении не смотрелась странно, однако то, что ее еще никто не прогнал метлой — да. Как и то, что лиса смотрела прямо на него. Ожидающе. Секундой позже после установленного зрительного контакта лиса снова издает звук, громкое попискивание, и встает на все четыре лапы, чтобы пробежать мимо Намджуна и обернутся на него у поворота на другую улицу. Намджун поднимает брови и не двигается с места. Лиса клокочет снова и взмахивает хвостом, а когда Намджун все также не двигается — тогда она подбегает к нему снова и ухватывается зубами за ткань его штанины и тянет. — Ладно-ладно, иду, — бормочет он, отталкиваясь от стены. Лиса отпускает его одежду и возвращается на свою прежнюю позицию — у поворота. Как только между ними остается около трех шагов, лиса срывается с места и, изящно прошмыгивая между ногами идущих людей, сворачивает направо. Намджун вздыхает и идет за рыжим хвостом мелькающим тут и там. Игра в догонялки длится не так уж и долго — спустя пятнадцать минут он обнаруживает лиса сидящим в тени бочки, около городских ворот с противоположной стороны, откуда он вошел в город. Лис тратит еще секунду, чтобы увериться, что Намджун смотрит — затем требовательно клокочет и выбегает из города. Рыжий хвост проворно скрывается в траве на поляне около города, провожаемый недоуменными взглядами стражников и Намджуна. Узел в груди становится туже, а затем мягко ослабляется, словно немного тая, и он рассеянно потирает солнечное сплетение. Намджун знаком с принципами, — хотя это слишком громкое и логичное слово для такой неподконтрольной и дикой субстанции, как магия, — работы магии. Рыжее пятно мелькает на границе леса. Намджун вздыхает, и идет туда, куда тянет. Сквозь ворота, мимо стражников. В лесу ему слышится смех, колокольчиковый перелив звуков, где-то в отдалении. И он наверняка глупец, но он улыбается этому звуку, шагая все дальше от границы леса и поляны, все дальше от прямых солнечных лучей; дальше и дальше в живой зеленый океан.

***

В общем-то, Намджун так и предполагал. В общем-то, Намджун так и знал, что этим все закончится. Намджун предсказуемо теряется. Замечает он это не сразу, все как и положено. Спустя одну получасовую прогулку по главной тропинке лисичка покидает его, игриво взмахнув хвостом в кустах. Норы там не обнаруживается, поэтому Намджун вздыхает, отпускает ветки кустов и выпрямляется, чтобы осмотреться. Конечно, глупо было полагать, что лиса действительно хочет его куда-то привести. Но лес прекрасен, тут уж нечего говорить. В дали от людского гомона, окруженный только этой своей особенной тишиной с шорохом листьев и копошением насекомых, кажется, что его обволакивает само спокойствие. Дышится здесь куда легче и куда свободнее, поэтому Намджун оставляет панику по поводу отсутствующей тропинки позади него, — той, по которой он сюда в принципе-то и пришел, — и шагает дальше, наслаждаясь прогулкой. Несколько раз ему чудится черепица за ветками — приятного коричневого цвета, — и отблеск стен, покрытых лианами и мхом, но видение смазывается и пропадает каждый раз, как Намджун отодвигает ветки или оборачивается, чтобы рассмотреть получше. Огненный лис ему, разумеется, больше не встречается. Зато он находит несколько ягодных кустов, — впрочем, не срывает с них плодов, — грибные макушки то тут, то там, у одного пня в корневище, у другого дерева торчит горстка тоненьких и несъедобных прямо из коры. Находит он и ствол умирающего дерева, оплетенный плющом так крепко, что от одного вида впившихся в кору лоз у Намджуна сосет под ложечкой. Беспокойство прокрадывается под кожу только через несколько часов, когда беспечная прогулка постепенно скатывается в блуждания. Стоит признать, несколько нервные блуждания — кто бы там за ним не наблюдал, сложно было бы не заметить, как его медленный размеренный шаг превратился в резкий галоп. Эхом ему вспоминается бормотание протестующих про чертов лес, и в этом, наверное, не было ничего такого, потому что Намджун не обратил должного внимания, но — зачем людям, которые ненавидят магию, бунтовать против природы и злиться на обычный лес? Да, он может быть полон диких зверей, неизвестных тропинок, в которых легко заплутать — особенно мимо проходящим путникам, каким был Намджун, — но что, в сущности, такого он им сделал? Разве что был магическим, вот что. Внутренности пробирает колючками, чем-то едким, когда ветка неподалеку хрустит, и эхо доходит до Намджуна. Он оборачивается, но позади него только деревья, ветвистые и сильные. Укрывающие. Отрывистым движением поправляя лямки рюкзака на плечах, Намджун сбрасывает каплю напряжения и идет дальше. Когда же начинает вечереть, Намджун ловит краем глаза закатный луч и стонет, прислоняясь к ближайшему очень уютному дереву. Мышцы ноют из-за долгой ходьбы и предшествующего путешествия на лошади, плечи затекли от веса походного рюкзака, в глазах рябит, совсем немного, от приближающихся сумерек и общей усталости. Рано или поздно золотистое свечение закатного солнца пройдет, и лес погрузится во мрак. Рюкзак падает на землю, поднимая маленькое облако пыли, а Намджун сползает ниже, зацепляя ткань рубашки о кору дерева, пока не оседает в корнях. Ладонь сама собой находит кулон, теплеющий у сердца, и сжимает его. Он откидывает голову, стукаясь затылком, и впитывает не-тишину леса вокруг в ожидании серости, которая сменит золото.

***

Состояние, в котором он пребывает, немного похоже на дрему, несмотря на напряжение, которое сковывало его несколько часов назад. Намджун не размышляет, по своему обыкновению, оформленными мыслями и не строит сценарии дебатов, и его мысли не похожи на рой жужжащих пчел, нет — сейчас его мысли больше похожи на картинки и смутные волны ощущений, которые омывают его, пока он сидит, обняв колени в колющих корнях широкого дерева. Здесь кажется безопасно, несмотря на колючие кусты неподалеку. Из вакуума его головы вырывает низкий голос: — Тебе не стоит находиться здесь так поздно, — Намджун поднимает голову, слегка разворачивается из своих конечностей, как чайные листья, свернутые в клубок и почувствовавшие первые потоки горячей воды. Он не слышал шагов. — Солнце скоро совсем зайдет. Неподалеку от него стоит человек, не очень высокий, с темными, слегка растрепанными от ветра волосами. У мужчины деликатные черты лица, однако сочетающиеся с каплей резкости в его взгляде. Он, как нельзя не обратить внимания, слегка опирается на обструганную палку — не то пародия на магические посохи, что были писком моды у претенциозных волшебников в больших городах, не то действительно необходимая поддержка. От него пахнет магией даже с расстояния — прохладной, омывающей и освежающей. Намджун вдыхает полной грудью, словно никогда не знал чистого воздуха. Это смутно напоминает ему то ощущение спокойствия, что окутало его, стоило только забрести в чащу леса, только– лучше. — Я знаю, — хрипловато отвечает Намджун, не шепотом, но близко, потому что он устал, а Лес не отпускает его, как бы он не просил. Это не так уж и плохо, но по ночам все еще холодно, несмотря на подступающее лето, и Намджун успел понадеяться на несколько ночей в нормальной постели, а не мшистой земле. Намджун не боится теней, не совсем; только иголок в шее. — Знаешь, и все равно остаешься тут? Хочешь остаться лежать по другую сторону зеленой травки? — в том, как по-птичьему он склоняет голову вбок сквозит нотка ехидства. Намджун прищуривает глаза, сдерживая раздражение и чуть поджимает губы: — Нет, но Лес не отпускает. — Ну конечно, — затем слышится вздох. — Зачем вы вообще сюда забредаете, — ворчит мужчина, тяжело подходя к нему. Значит, посох не для красоты, делает заметку Намджун и, опираясь на ствол дерева, встает самостоятельно. Взору открывается темная макушка. — Я, — запинка, вызванная острым взглядом. — пошел за лисом. Он был очень целеустремленным в том, чтобы сопроводить меня куда-то, но потом я потерял его из виду, — и как только эти слова вылетают из его рта, он чувствует, насколько они звучат глупо. Животные, тем более городские лисы, не настолько умны; только если они не фамильяры. Мужчина хмыкает и шепчет что-то отдаленно похожее на: «и какой идиот следует за лисой вглубь магического леса?», но Намджун не уверен, что это было предназначено для его ушей, поэтому благоразумно ничего не говорит. — Пойдем, — мужчина слегка взмахивает палкой, словно помания за собой, и тут же отворачивается, не дожидаясь, пока Намджун пойдет за ним. Впрочем, ему не составляет никакого труда быстро подцепить лямку сумки и широкими шагами нагнать расстояние. — Не думаю, что сегодня мы успеем вернуться в город, — он вздыхает; стук его посоха теряется в мягкой земле. — Переночуешь сегодня у меня. — Спасибо. — Не благодари, — низкий голос мужчины не звучит враждебно, но и не кажется особенно теплым. Намджун не возражает — сейчас все приятнее, чем земля. Судя по тому, как свободно тот передвигается по невидимым тропинкам, этот Лес — его территория и ему не составит труда вывести Намджуна к обещаниям как минимум огня, как максимум — все же кровати. — Я просто не могу позволить тебе остаться тут ночью. Это опасно. — Я понимаю, — бормочет Намджун, чуть склоняя голову, чтобы не споткнуться о камни или ветки. — Извините за беспокойство. — Меня зовут Мин Юнги, — мужчина, Юнги, делает паузу. — Можно на ты. — Ким Намджун, — представляется он сам. Улыбка Юнги больше похоже на ухмылку уголком губ во мраке: — Ну, Ким Намджун, и что ты делаешь в наших краях? При всем прохладном тоне, который Юнги просто излучает, с ним на удивление просто разговаривать. Возможно, это потому что он терпелив — он не наседает, когда Намджун берет паузу, чтобы подобрать правильное слово, и не перебивает намджунову нервозную болтовню. Солнце скрывается быстрее обычного, и в траве загораются светлячки, но сгущающаяся темнота как будто бы совершенно Юнги не мешает уверенно ориентироваться на местности и проворно орудовать палкой. Намджун же, напротив, оступается как минимум трижды, бормоча о том, сколько миль он преодолел по пути в городок рядом с лесом. Юнги только хмыкает и говорит, что ему повезло не потерять деньги — ведь комнату он так и не снял.

***

Домик, к которому они выходят, — выходят слишком быстро, и Намджун чувствует движение магией где-то по кожей, и Намджун знает, что если бы он свернул около этой коряги без Юнги, то ни за что бы в жизни там не оказалось тропинки, — выглядит… уютным. Небольшим, всего лишь двухэтажным, с парой маленьких окошек тут и там, с цветочными кашпо. Намджун прищуривается и замечает в сумерках мшистую крышу, — с коричневой кладкой! — гамак, подвешенный к деревьям в саду с обратной стороны дома. Посох Юнги тихо постукивает, когда они поднимаются на порог по паре ступенек. Дверь распахивается от легкого прикосновения руки Юнги, однако без должного зловещего скрипа. На какое-то мгновение Намджун даже ожидает встретить пустынную обстановку дома, где мебель вся в пыли и паутине, пол разъеден временем, крыше обвалена до самого первого этажа — и он в общем-то как-то даже ожидает, что Юнги окажется не доброжелательной ведьмой, а скорее каким-то разъяренным лесным духом. Его ожидания не оправдываются. Юнги щелкает пальцами и домик озаряется светом. На первом этаже, замечает Намджун, открытая планировка, в какой хочется хочется дышать — гостиная плавно перетекает в кухню, соединенная только высокой аркой, посередине стоит широкий диван с накинутым на него пледом. Перед диваном располагается небольшой столик и камин с парочкой фоторамок на полке. На полу — очень мягкий на вид плетенный ковер. Практически прямо напротив входной двери есть еще одна — наверное, она ведет в сад, — а если посмотреть направо, то легко замечается небольшой коридорчик, ведущий к трем закрытым комнатам и широкая лестница на второй этаж. Первый этаж выглядит таким же уютным и обжитым, каким домик выглядел снаружи, весь в дереве и мягких материалах, в маленьких деталях, которые повествуют о жизни того, кто здесь обитает — книга с закладкой тут, фоторамка там, смешные занавески, горшки с цветами где придется, явно любимый плед. В комнате пахнет огнем — в камине догорают угли. Намджун вдыхает дымный аромат полной грудью и внезапно чувствует, как тяжелеют веки. Атмосфера в домике слишком спокойная. Безопасная, не в первый раз приходит на ум. Привычным движением Юнги подцепляет обувь пятками и оставляет ее при входе, поэтому Намджун следует его примеру, слегка расставляя руки в стороны для равновесия. Плечи ноют при каждом движении рюкзака на спине. — Ты, наверное, долго там бродил. Садись на диван, — широкий и достаточно гостеприимный жест для его незаинтересованного тона, но Намджун примет все, что может взять в такой ситуации, — я приготовлю чай и что-нибудь поесть. Намджун сонно кивает, тихо проговаривая слова благодарности, и тяжело садится на диван, спуская рюкзак с плеча. Застежки звенят, аккомпанируя треску углей, который следует за еще одним жестом Юнги — еще несколько поленьев отправилось в камин. Диван оказывается очень комфортным. Намджун вытягивает ноги, расслабляет шею и говорит себе, что не будет спать, даже если и прикроет веки, буквально на минуточку.

***

На кухне Юнги коротко оглядывается в поисках чайника и чайного сбора. Чиркает спичками, зажигая огонь на плите — на ужин ничего необычного, но не покормить внезапного гостя ничем не позволит ему нависающий над шеей образ Джин-хена. Цветочные занавески, которые Тэхен уговорил его повесить несколько месяцев назад на небольшом кухонном окошке, развеваются от легкого ветерка. Юнги не поднимает голову, но дергает уголком губ, пока нарезает бекон на небольшие кусочки. Фигура остается на улице, только следит внимательно за его руками, прислонившись к стене дома. Наверняка завтра там появится новая мховая клякса. — Почему заставил его кружить по тропинкам? — гудит Юнги себе под нос, все еще сосредоточенный на приготовлении позднего перекуса. Из холодильника достаются остатки риса и тушеного мяса, немного салата. Сквозь окно в комнату проникает свежий воздух, но не мошки, потому что быть ведьмой очень удобно. — Не говори мне, что просто решил поиздеваться. Хосок не заходит в дом, остается в тени леса. Его голос — шелест листвы. — Это был не я, — пауза. — Ну, не совсем я. Чимин сказал, что он ему нравится, — Юнги только кивает, отмечая, что это все предприятие общих усилий. Масло шипит на сковородке, когда он профессионально разбивает яйцо об чугунную стенку. Хосок делает еще паузу, раздумывая, как продолжить. — Он помог зайцу, который попал в сети недалеко от северной луговой поляны. И снова пауза, еще более подозрительная в этот раз. Юнги все никак не может отделаться от Ощущения, поэтому поднимает взгляд от плиты. И интуиция не подводит — лицо Хосока делает смешные вещи. По его лбу ползет божья коровка, к переносице. — Хорошо, — практически урчит Юнги, не сводя с него взгляда. — Чимину он понравился. Замечательно. Он помог бедному животному, это отлично. Почему еще? — Хосок выдерживает ровно три секунды: — У меня есть ощущение, как будто он принадлежит этому месту. Как будто Лес хочет его. Юнги не удерживается от короткого, совершенно непроизвольного смешка. Знает он Лес и его желания заманить побольше людей туда, куда лучи света не смеют соваться. — Хочет, чтобы поглотить или чтобы он остался? — всегда было важно уточнить; все же, их Лес был интересной штучкой. Диковатой. С изюминкой. — Святые, остался, — Хосок нервно облизывает губы и смотрит Юнги за спину. За диваном видна только намджунова светлая макушка. — Хотя не так, как он хотел тебя. На это Юнги только мычит. Что ж, тут он ничего поделать не может. Может, Лесу стало немного скучно со старой компанией. Работой Юнги было только убедиться в том, что этот Намджун не принесет с собой беды.

***

Когда Юнги возвращается в общую комнату с двумя дымящимися кружками и левитирующей за ним тарелкой, он вполне ожидает увидеть подобранного на улице парня, — Намджуна, — спящим, если постепенное исчезновение его макушки за диваном о чем-то говорило. Он оказывается не так далек от истины. Со светлыми прядками, больше напоминающими развороченное гнездо, расслабленными конечностями, раскинутыми по всему дивану, и полуприкрытыми щелочками глаз больше походило на то, что парень только встает с кровати и безбожно проигрывает битву за бодрость. Юнги подавляет смутное желание пнуть его по икре, как он бы непременно сделал, развались так Сокджин, и вместо этого вежливо кашляет. Намджун дергается и подтягивает свое длинное тело наверх только после стука, который издает тарелка, приземлившись на столик перед диваном. — Спасибо. С кем ты разговаривал? — голос Намджуна пропитан сном, буквы немного заплетаются и окончания теряются, но, тем не менее, он послушно принимает чашку, обнимая ее своими большими ладонями целиком — словно он продрог насквозь за те часы, что бродил по Лесу в поисках выхода. Что, полагает Юнги, тоже может оказаться правдой, учитывая, что он нашел этого балбеса отдыхающим на земле в объятиях одной только коры деревьев. Сейчас еще недостаточно тепло, чтобы спать на улице. С осторожностью присаживаясь рядом, чтобы не пролить теплую жидкость, Юнги вытягивает ноющее колено перед собой и делает глоток, краем глаза наблюдая за медленно смаргивающим сон Намджуном. Затем он тихо отвечает: — С дриадой этого Леса. Интересовался, по какой причине ты забрел так далеко, что не смог выбраться, — когда Намджун тянется к тарелке, Юнги прячет одобрительный кивок за кружкой и смотрит на сверкающие в камине угольки. Кожу немного покалывает от присутствия незнакомца в его доме; их не было так давно, теряющихся в чаще без тропинок, с которых нельзя сходить. Намджун, впрочем, не выглядит местным — одежда и рюкзак выдавали в нем странника. — Обычно городские знают, что с Лесом стоит быть осторожными. Тебя не предупреждали? Кто-то же должен был, — уже тише, он бормочет себе под нос что-то о том, что стража стала совсем безответственной. Сложно было пропустить то, как Юнги говорил об окружавшем их лесе — так, словно с большой буквы. Словно Лес сам по себе был живой; иначе, чем живы все растения. И Намджун вроде как понимает, почему — все дело в давлении, которое опускается на плечи, как только заходишь за границу леса. Дело в том, что когда бродишь по тропинкам, создается впечатление, что за тобой наблюдает Нечто. Это было странное ощущение, которое пробуждало что-то древнее, какой-то инстинкт, который не позволял расслабиться в присутствии чего-то большего, чем ты сам. Вроде как машинальный ответ на ощущение опасности, вот только Намджун… не чувствовал себя настолько незащищенным. Конечно, Лес казался ему несколько зловещим местом; к тому же, раз он был магическим, то наверняка в нем жил не только Юнги с его мшистым домиком и цветущим садом. Вряд ли магический лес, настолько огромный, каким казался этот, пустовал. В тени высоких деревьев ведь было так много места, чтобы затаиться. — Нет, — отвечает наконец Намджун. — просто слышал что-то краем уха. Ты, значит, не относишь себя к городским? — Видишь вокруг городскую стражу и красную часовню у меня за окном? — по крайней мере, Юнги посещал город достаточно часто, чтобы знать о том, что часовня из красного кирпича. Намджун не обращает внимания на едкость, потому что тон Юнги не нес в себе должного жара. — Мой дом находится достаточно далеко от города, чтобы не считаться его частью в отличие от деревеньки с другой стороны. Намджун вспоминает о руинах, которые ему встречались, пока он петлял по истоптанным дорогам. О замшелых камнях, в которых легко угадывались формы домов, о деревянных разваленных сараях, где когда-то стоял скот, об останках бурной когда-то жизни. — А раньше здесь не было поселений? — Нет. Не здесь, — Юнги делает глоток, и если глаза Намджуна задерживаются на остатках влаги на чужих губах, то всего на секунду. Тишина кажется даже уютной, несмотря на расфокусированный и отсутствующий взгляд владельца домика; он позволяет Намджуну утолить голод в спокойствии. Юнги не выглядит угрожающим, несмотря на свою неразговорчивость. Да, он очевидно ведьма, да, у него есть малость зловещий домик в гуще Леса, из которого сложно выбраться, да, у него есть соответствующая образу трость, но при всем при этом он… не казался вынашивающим зловещие планы. Скорее немного уставшим. Немного колким, но мягким по краям. Как свитер. — Мне нужно будет вернуться в город до завтрашнего вечера, — внезапно говорит Намджун, стряхивая с себя наваждение. — Я оставил свою лошадь в конюшне. — Утром я покажу тебе, как, — пожимает плечами Юнги, затем отставляет чашку на стол и медленно поднимается. Не неуклюже, скорее расчетливо, беря во внимание больную ногу. — Когда закончишь, позови и я постелю тебе на диване. И затем шаркающе удаляется на кухню. Намджун провожает его спину взглядом и тратит еще несколько минут, которые теряются в постукивании посуды и звуках текущей воды, чтобы сморгнуть и все же вернуться к еде. Юнги казался слишком гостеприимным для человека, который хотел бы засунуть его в печь. Намджун, вопреки всем зловещим и откровенно подозрительным знакам, предпочитает довериться своему чутью. Древесина продолжает мирно потрескивать в камине, пока он доедает самый вкусный за последнее время ужин. Голова остается на его плечах даже тогда, когда он опускает ее на мягкую подушку, пахнущую свежевыстиранным бельем — и остается при нем до самого утра.

***

Жизнь на ходу научила его ценить маленькие радости — в связи с этим назвать сон на диване Юнги просто хорошим было бы жестоким преуменьшением. У него есть подозрение, что в одеяло было вшито какое-то заклинание, потому что такого сна у Намджуна не было уже давно. Возможно, дело в том, что впервые за долгое время его ночь прошла на действительно мягкой поверхности, а не продавленном матрасе или, аскетично, подушке из слегка влажного после прошедшего дождя мха. Возможно, дело в том, какая спокойная атмосфера витала во всем доме — а возможно, все дело в лавандовом мешочке, что он приобрел в ведьминской лавке. Намджун не уверен, почему именно, но этот сон был лучшим за долгое, долгое время. Утром у него есть больше времени, чтобы рассмотреть Юнги получше, когда сон и усталость не застилают ему глаза. Мужчина будит его тонко и деликатно — вместо того, чтобы проснуться от руки незнакомца, Намджун просыпается от звуков готовящегося на кухне завтрака и открывает глаза навстречу потухшему камину. Первое, что замечает заспанный Намджун, приподнимаясь на локтях повыше, — мягкие, растрепанные волосы. Затем, секундой позже, запоздалой мыслью он берет во внимание весь остальной облик Юнги. Тот ходит около стола, соединяющего пространство кухни и гостиной, в просторной рубашке, достаточно легкой, чтобы было не жарко на открытом солнце, но и не холодно в прохладе раннего утра. На его руках поблескивают золотые татуировки — символы магического контракта. Нескольких, если Намджун правильно распознает разницу между символами на его узловатых пальцах и линиями вен, видных из-за расслабленно закатанных рукавов. — Утра, — хрипло приветствует его Юнги, уже проснувшийся и смахнувший мягкость остатков сна, однако выглядевший более… доступным. На намджуново невнятное мычание чего-то что-то утвердительно-приветственного в ответ, он кивает с мягкой улыбкой, очертаний которой вчера не было. Намджун садится полностью, потирая пальцами песок с глаз. — Завтрак сейчас или позже? — Поем с тобой. — Мм-м. На кухне Намджун обнаруживает еще одну комнату-пристройку — двери в нее нет, но есть проем, прикрытый плотной занавеской на колечках. Занавеска белая, в красную клетку. Весь домик был полон нескладных текстур и расцветок, которые, однако, создавали действительно очаровательную атмосферу. Было очевидно, что Юнги любил свой дом — и дом любил его в ответ, если Намджуну не причудилось то, как чашка обжигающе-горячего кофе взяла и появилась на столе. Намджун пилит ее взглядом, наверное, слишком долго, потому что Юнги решает помочь ему: — Дом магический. Продукты и все остальные нужные вещи появляются сами по себе. — Не из воздуха же? — поднимает бровь Намджун, и в ответ Юнги прячет усмешку за чашкой, а смеющийся взгляд за полуприкрытыми веками. Яйца шипят на сковородке. — Факт кражи не может быть установлен, если не знаешь, откуда своровали. — Точно, — кивает понимающе Намджун и удаляется в ванную. Там, в отдельном стакане, его ждет детская фиолетовая щетка. Юнги и его домик были забавными.

***

После завтрака Намджун не задерживается долго, не желая злоупотреблять чужим гостеприимством. Юнги, кажется, устраивает такой расклад дел — он только кивает на намджунову неловкую заминку и следует за ним к выходу. Подхватывает по пути трость, прислоненную к стене, и снимает с крючка у выхода смешную соломенную шляпу, очень напоминающую Намджуну о пасечниках и пчелах. У Юнги ведь не было ульев на заднем дворе, да? Намджун бы наверняка заметил жужжание. [Даже при отсутствии хорошего обзора Намджун все равно оборачивается, чтобы выглянуть в окна, выходящие на задний двор, и, похоже, там был только огород и деревья.] — Просто иди по этой дороге, — Юнги машет рукой вперед, на тропинку, которой вчера точно не было прямо напротив входа в домик. В этой круглой соломенной шляпе он выглядел очень мило и совершенно не так устрашающе, как вчера в сумерках. Если бы Намджун был честным с самим собой, то тот мрачноватый образ начал таять еще тогда, когда он впервые присмотрелся к мягким глазам Юнги в свете огня камина, но вместо того, чтобы озвучивать эти мысли, он спускается следом по лестнице и слушается указаний. — Не сворачивай на подозрительных поворотах, не сходи с нее даже если увидишь невероятно увлекательный хвост лисы и все должно быть нормально. — Ха-ха, — безэмоционально говорит Намджун, улыбаясь затем по-настоящему. — Хорошо, Юнги-ши. Спасибо за то, что позаботился обо мне вчера, — и Намджун, как хороший и воспитанный мальчик, низко клянется. Темные глаза Юнги стреляют в его сторону, смягчаются, а затем снова переключают свое внимание на сад, немного смущенно: — Никаких проблем. Главное не встревай больше в неприятности, Намджун. — Не могу обещать, — усмехается он в ответ, а затем отворачивается после ответной ухмылки со стороны Юнги. Сухая, протоптанная земля хрустит под его ногами, когда он скрывается в тени насыщенно-зеленых крон.

***

Свет солнца сквозь деревья похож на крапинки янтаря на стенах дома, земле и траве. Юнги любит такие тихие дни, когда колено болит меньше, чем обычно, позволяя ему большую свободу действий. Сегодня он собирается прополоть грядки и посмотреть, может быть, редиска или лук достаточно созрели. Конечно, Дом снабжает его всем необходимым, но, как мило заметил Намджун, позволять магии обворовывать мирное население было не совсем благонравно с его стороны. К тому же садоводство действительно расслабляло — как плюс Хосок расцветал среди зелени, довольной от лучей внимания Юнги. Разумеется, прежде чем выйти на задний двор и приступить к делам, он выпивает еще одну чашку кофе в тишине и покое. Дом кажется слишком пустым без тихого сопения с дивана, но Юнги смахивает это ощущение вместе с по-детски дующимся настроением, воцарившимся в Доме. Нельзя же привыкнуть к незнакомцу всего за одну ночь, ворчливо думает Юнги, отставляя чашку в раковину. Полчаса спустя, с руками по локоть в грунте и растениях, Юнги оборачивается, когда мягкий шлепающий звук, который возникает при столкновении босой ноги со шлепанцем, становится ближе и слегка громче. Это не Хосок, потому что дриады звучат совсем не так — скорее как шепот листвы. Это не Чимин, потому что когда ходит он, его в основном не слышно. Хищнические замашки, чтоб его. Не Джин-хен и его пиявки, потому что их приезд скорее предвещал скрип колес телеги, с которой сентиментальному Сокджину уже давно пора было расстаться. [Юнги клянется, что в один из дней Чонгук все же избавится от нее под покровом ночи, и Тэхен зажжет свечи в честь События] В его сад заходит Намджун — с очень растерянно-виноватым выражением лица. С совершенно другой стороны, в которую его отправил Юнги. В его защиту, замечает Юнги, опуская взгляд, он не сворачивал с тропинки. Тропинка свернула вместо него. Юнги вздыхает и поднимается с земли, опираясь на колени. Чертов Лес. Юнги чувствует, как он смеется над ним и его руками, покрытыми влажной почвой. — Я действительно, действительно, не сходил с дороги, — начинает Намджун до того, как из открытого рта Юнги успевает вылететь хоть слово. Юнги закрывает рот и сопротивляется желанию поправить шляпу. — Когда появлялось ответвление, ведущее к твоему дому, крышу которого я видел сквозь деревья, — пауза, которая позволяет Юнги поднять глаза в небо, а Намджуну глотнуть воздуха. — я шел прямо, по главной. «Хороший мальчик,» бормочет Юнги еле слышно, отряхивая руки. Земля спадает с его рук, ведомая заклинанием. И затем, громче: — Я провожу тебя в город. — Спасибо, — шепчет, — Я устал ходить кругами.

***

Юнги возвращается с тростью, все еще в соломенной шляпе. Намджун не может удержаться от улыбки, когда Юнги уверенно сворачивает с основной дороги, бормоча что-то нелестное себе под нос. Его татуировки блестят на солнце, невольно притягивая взгляд и завораживая. Как секретик, выглядывающий из-под рукавов рубашки. — Почему ты не теряешься здесь? — он слышит свой голос, задающим вопрос, и осознает это действие только когда произносит последнее слово. — Потому что я Зеленая ведьма, и я связан с Лесом, — пожимает плечами Юнги. — Этот засранец не обязан меня слушаться, но он не может меня надурить.

***

Обратная дорогая к городу кажется Намджуну куда запутаннее, чем она была вчера, когда он смотрел на нее, стоя на территории города и выглядывая за ворота. Тогда тропинка вглубь леса казалась ему в основе своей прямого направления. Сейчас же, даже с сопровождающим его Юнги, дорога постоянно петляет, словно назло. Юнги сходит с дорожки, утягивая за собой Намджуна, чтобы вернуться на нее спустя десять минут. Когда проходит еще несколько минут и Намджун в третий раз думает, что они уже видели этот пень, Юнги вздыхает и заходит в кусты, чтобы тропинка материализовалась под его ногой через несколько поваленных деревьев, словно дуясь, что он не ведется на ее трюки. В конце концов, Намджун видит уже знакомую поляну и знакомые ворота города, из которого он пришел вчера. Несмотря на облегчение, которое он испытывает, выходя из Леса по-настоящему, в груди поселяется что-то вроде тоски сразу же, как только они ступают на дорожную кладку города. Город уже в разгаре дня. Вокруг снуют жители, несколько из них здороваются с хмурым Юнги и тот отвечает им вежливым кивком. Намджун чувствует неловкость и желание спрятать руки в карманы, но вместо этого он улыбается с ямочками и снова говорит: — Спасибо за помощь. Юнги только отмахивается от него, как Намджун и ожидал. Они начинают идти, вместе, словно старые приятели вышли на прогулку, а не два незнакомца, оказывающий один другому услугу. Намджун не знает, куда именно он идет, а Юнги, как он полагает, просто по пути. Мерный стук его посоха по каменной кладке города сопровождает их молчаливую прогулку. — Ты уже знаешь, куда поедешь дальше? — спрашивает его Юнги, когда они приближаются к торговой улице. Даже за два поворота до Намджун слышит еще более оживленный гомон торгующихся людей. — Нет, не совсем, — он облизывает губы, бегая глазами по разношерстным фасадам домов. — Я никогда точно не знаю, куда поеду. Или когда. Или зачем. Они останавливаются. В плечо Намджуна кто-то врезается, тогда как Юнги ловко уворачивается с грацией кошки, провожая человека прищуренными глазами. — Он пытался стащить у тебя деньги, — задирая брови, Намджун проверяет сумку. Омоньер на месте, хотя вообще-то должен был быть прикреплен к его поясу. Он улыбается, проверяя звон монеток. Из сумки пахнет лавандой. — Повезло. Намджун кивает, оставляет сумку и переводит взгляд на Юнги. И здесь происходит Момент. Потому что Намджуну по всем канонам уже пора; пора ему было еще несколько часов назад, когда он ушел из домика в первый раз. Потому что у Юнги темные глаза, под взглядом которых находиться почти больно, потому что они забираются под кожу в каком-то таком умиротворяющем смысле, что это почти жутко. Потому что Намджун не отсюда и ему нечего предложить; даже если бы он хотел, он не знает, куда пригласить Юнги продолжить разговор, которого у них не было. Момент продолжается, а Юнги все кусает губы изнутри, изучая Намджуна и его искреннее до чертиков лицо. Потому что что-то мешает ему махнуть рукой и уйти. Он опирается рукой на посох и склоняет голову набок. Потому что Лес ведет себя странно, петляя дорогами и не давая Намджуну уйти. Потому что Юнги по-человечески интересно, в чем же дело. Юнги не ожидает от себя, но говорит все равно: — Можешь остаться еще на ненадолго, у меня есть карты окрестностей. Может, что-то тебе приглянется. Намджун открывает рот, чтобы ответить и– –и Момент заканчивается, когда звучит громкий голос. Звучит даже не совсем правильное слово, и громкий неправильное тоже, потому что вокруг них много людей и сегодня рынок оживленнее, чем был вчера, а голос слышно решительно Издалека. — Юнги! — кричит голос, который Намджуну кажется смутно знакомым. Затем он оборачивается, когда как Юнги тяжело вздыхает, как будто заранее страдая, и высовывается из-за него, чтобы лучше видеть приближающуюся широкоплечую фигуру. — Сокджин, — слегка обреченно говорит Юнги в ответном приветствии. Фигура все еще кажется Намджуну знакомой, хотя он и не может припомнить, где бы видел такое лицо, — а ведь такие лица не забывают. У мужчины, спешащего к ним, мягкие коричневые волосы, пухлые губы и самое идеальное лицо из всех, что Намджун когда-либо видел. Оно напоминает ему о тех ангелах, созданных Святыми, о которых так любят разглагольствовать верующие. Затем ангел снова открывает рот, все еще в сторону Юнги, и ехидный тон разбивает чудесный витраж: — У вас действительно был разговор? Он твой новый приятель? — улыбка, несмотря на дружелюбность, отдает чем-то колким, направленная на Намджуна. С легким кивком в знак приветствия, Сокджин говорит: — Давно не видел его рядом с незнакомцами, Юнги-я наш местный отшельник. Намджун догадался. — И тем не менее, очень гостеприимный хозяин, — вежливо отвечает он, и Юнги снова вздыхает, словно сообщать об этом Сокджину было ошибкой. Брови того взлетают, так что Намджун сразу же об этом сожалеет и сам, без контекстных подсказок от Юнги. — Сокджин, это Намджун, и Намджун остается у меня на несколько дней, пока не выберет новое место назначения. Намджун говорит: «Приятно познакомиться» с быстрым кивком, и решает не встревать со своим упоминанием о том, что он вообще-то еще не соглашался, — потому что в глубине души он а) все же согласился и б) не идиот. — Да неужели? — тянет Сокджин заинтересованно, не сводя взгляда с Юнги. Намджун старается не принимать это близко к сердцу — что-то в повисшем в воздухе напряжении подсказывает, что это все не совсем о нем. Он неловко ступает с ноги на ногу, и внимание Сокджина резко переключается на него, что, вообще-то, не являлось его целью. — В таком случае — приятного посещения. Не забудь заглянуть в ведьминскую лавку, — и подмигивает. Только когда он отворачивается, предварительно кивнув на прощание с достаточно дружелюбно улыбкой, чтобы не хотелось назвать ее острой, Намджуна осеняет, что он уже видел эти плечи и этот затылок. — Черт. Так Намджун узнает, что Юнги, — ведьма, в отшельничестве живущая в лесу, — совладелец этой самой лавки, атмосферой которой Намджун уже успел проникнуться. Остаток дня они проводят порознь. Намджун не спеша исследует центр города, разглядывая здания и местных. Как бы не было привлекательно забежать в городскую библиотеку или остановиться у торговых рядов, откуда приятно пахло свежими булками, Намджун не потакает своим желаниям. Вместо этого, уже под вечер, он забирает Тинки из стойла и, ведя ее за поводья, останавливается у ворот — перед их разделением Юнги потребовал, чтобы намджунова нога даже не думала ступать на лесную территорию без него. При виде Намджуна, купающегося в закатных лучах, губы Юнги трогает слабая улыбка, — под неправильным углом можно было бы и проморгать.