Непростая жизнь I: Белые вороны

      День… жаркий, светлый, полный гула рабочих, стремлений успеть на свой автобус и на работу, запаха пекарен и детского лепета, постепенно сменялся на приятную прохладу, легкое затишье и тьму, которую нарушал неоновый свет вывесок баров и магазинов, неспешные прогулки по ночным набережным, тихие разговоры и вибрации от музыки в клубах где-то в подвалах бизнес-центров.       Дана сидела в одном из заполненных до давки баров. Ей повезло присесть в углу стойки. Перед ней стоял чуть недопитый Калимочо, в котором остатки колы и красного вина смешивались с постепенно тающим в стакане льдом. Девушка сидела, подперев голову рукой и отчаянно боролась с желанием закрыть глаза и уснуть.       Она отработала день в маленькой конторке на пятнадцать человек, три из которых — программисты, а из них двое сегодня отсутствовали: одного взяли еще вечером за дебош в кафе, а второй просто уехал в отпуск и уже месяц как не отвечает на звонки. Одной ей приходилось за них все делать и слушать голоса людей.       Они все говорили и говорили, надменно и грубо, словно с легкозаменяемым работником обслуживающего персонала. И невдомек им, что им с зарплаты списывают часы простоя только потому, что Дана отключила учетную запись, отчего эти хамы не могли авторизоваться в системе. Зато как они слезно умоляли ее исправить эту ситуацию, чуть в ноги не бросались, а она самым простодушным голосом и невинными глазами, какие могла из себя выдавить, разводила руками и делала вид, что пытается разобраться в проблеме. Зато так она ставила их на место.       Однако люди действовали на нервы. И даже сейчас, вместо уединения в пустой квартирке под одеялом, она приперлась сюда… в этот забитый говорящими головами клуб.       — Hola, linda casita, — раздалось где-то слева от нее. Дана вздрогнула и приоткрыла глаза, подняв тяжелую голову. И тут же вздрогнула еще раз.       Перед ней оказался высокий и опрятный молодой мужчина с чуть влажными от пота волосами и небольшой бородкой.       — Ой, сеньорита, я тебя разбудил? — улыбка вытянулась в удивление, сделав лицо парня только милее от его легкого смущения. Девушка вжала голову в плечи и, поджав голые ноги, слабо улыбнулась и завертела головой. Улыбка вернулась на его лицо. — Антонио. А тебя, случайно, не ангел зовут?       — Н-нет, — смущенно протянула Дана.       — Жаль, ведь тебя словно ваял сам Господь Бог по своему образу и подобию, — этот маленький милый подкат заставил девушку порозоветь.       — Дана зовут… — тихонько ответила она. Рука потянулась поправить локон волос за ухо. Он будто немного мешал.       — Тут сегодня очень людно. Душно, — Антонио придвинулся ближе к девушке, пальцем оттягивая ворот рубашки, чтобы подчеркнуть свои слова. Дана оглядела вокруг толпу, которую до этого словно бы не замечала, и ощутила, что ей действительно не очень комфортно дышать в такой обстановке. Кивнула в ответ. — Мне еще показалось, что ты какая-то грустная. Тяжелый денек?       — Д-да-м, — Дана потянулась к своему коктейлю и глотнула разбавленную водой от льда жидкость. Где-то под коркой разума возникало некоторое подозрение. Чего хочет этот мужчина?       — Может, выйдем подышать свежим воздухом? Сейчас как раз шикарная погода для ночных прогулок. Э-э, с меня, если что, все вкусняшки, что можем купить, пока гуляем.       Вот, значит, чего ты хочешь…       — А я… не против, — Дата отставила коктейль подальше от себя и спустилась с высокого барного стула. — Un momento, припудрю носик.       На этом она оставила улыбающегося от счастья паренька и стала пробираться через толпы прямо к туалету. Клубный туалет мерзкое и неприятное место, которое будто никогда в своей жизни не касалось моющее средство. И часто девушка находила там от двух до пяти разодетых путан, которые никогда не оставляют друг друга средь толпы, а держаться вместе, даже в туалете. И место для чириканья подходящее, музыку едва ли слышно, а никакой мужик не подумает зайти.       Вот только стоило там показаться Дане обитавшие там чиксы в количестве трех персон сразу обратили на нее внимание. К ее несчастью, это девки с ее района…       — Глядите-ка, loco chundo собственной персоной!       — No me jodas… — устало проговорила Дана, подходя к свободной раковине.       — А то что? Накинешься на меня? Когда ты перестанешь орать по ночам? Ты мне всех клиентов распугиваешь! Прямо психбольница, а не дом, скажите, девочки?       Остальные две ей поддакивали. Дана уперлась руками в края раковины и, уставившись в сливное отверстие, чуть сгорбилась. Пока ее продолжали поливать грязью, она молчала и к чему-то готовилась. Какое-то непонятное для нее чувство не то тошноты, не то просто головной боли, подбиралось откуда-то с затылка ко лбу и носу. В какой-то момент она увидела небольшую капельку крови, упавшую с ее носа и медленно скатывающуюся по желтоватому акрилу.       Тусклые светильники начали мигать. Сперва медленно, затем быстрее. Сигареты в руках девушек начали тлеть сильнее и будто сами выкуриваться, отчего одна обожглась еще не остывшим окурком. Даже показалось, будто кафель под их ногами начал ходить ходуном, но это скорее они еле стояли на ногах от нарастающего страха. Они в ужасе выбежали из туалета, громко хлопнув дверью.       И когда наступила полная тишина, все пришло в норму. Дана медленно подняла глаза к зеркалу, включила воду в раковине, смыла след крови. Показалось, будто из-за стекла смотрела и не она вовсе, а некто другой. Дана знала — кто именно.       — Ну… что думаешь? — спросила она себя из зеркала. Отражения не открывало рта, когда она говорила, а лишь смотрела за тем, как девушка смывает остатки крови.       — Мы его не знаем… — прохрипело отражение. — Пойдем домой…       — Что тебе не нравится?       — Мы его не зна-а-аем! — отражение повторила слова, с недовольством растягивая последнее слово. — На уме постель, секс, постель, секс, постель, секс, постель, секс…       — И что в этом плохого? Может быть, я тоже хочу просто снять напряжение хотя бы с кем-то… всяко лучше, чем наш жирный начальник. Помнишь, как он грязно к нам подкатывает? — спокойствие Даны медленно перерастало в раздражение. Она пыталась отвлечься тем, что наносила небольшое количество косметики на лицо. Подчеркнуть глаза, сделать губы ярче…       — Домой… Или мы сами…       — Я не хочу это слушать. Тебе меня не выбесить. Просто дай мне расслабиться…       Она направилась к двери и потянулась к ручке, но резко застыла, еле коснувшись металла. Би пыталась взять тело под контроль и оставить девушку в туалете. Только Дана сейчас «сильнее».       Даже если по словам ее ожившей тревожности Би у парня в голове был один только секс, он не спешил осуществить свои желания. Парочка мило прогуливалась вдоль набережной под тусклыми светильниками, вдыхая ночной влажный воздух. Первое время Антонио молчал, кажется смущаясь. Возможно, он ожидал, что Дана не согласится пойти вот так с еле знакомым парнем гулять по потемкам. Да и Дана не думала, что привлечет чье-то внимание, поэтому ей стало интересно, чем это все кончиться.       Однако, когда их путь медленно заходил в узенькие улочки в сторону, предположительно, дома Антонио, тот заговорил:       — Ну, красотка, чем занимаешь? — улыбаясь, расспрашивал он.       — Да так… Просиживаю жизнь за компьютером под нытье глупых пользователей, — в шутку ответила Дана, делая вид, что совершенно не догадывается, куда же милый «безобидный» паренек ее заводит.       — Ну-ну, ангел, у тебя точно есть какая-то изюминка. Расскажи, — парень слегка столкнулся с девушкой плечом, спрятав руки в карманы.       — Совершенно ничего, — Дана собиралась сказать это с полной уверенностью, все еще поддерживая образ уверенной, чуть-чуть наивной, особы. Но одна маленькая мысль пошатнула ее уверенность.       Ты просто ничто…       Она припомнила свои не самые хорошие дни… нет, это был ад… ад в чистом виде. Когда вновь и вновь ей повторяли, что она обычная, никакая, в ней нет ничего особенного.       Спустись на землю, дура!       — Хей, все хорошо? — Антонио преградил девушке дорогу, ибо она минуту шла в полной тишине. Дана уперлась носом ему в подбородок. Руки парня выскользнули с карманов, чтобы приобнять ее за талию.       Где-то над правым ухом Би тихонько нашептывала ей, чтобы они бросали это дело и просто ушли домой. Нельзя… нельзя… нельзя…       Дана подалась чуть вперед, уперевшись руками в грудь своего спутника.       — Знаешь… да, есть изюминка. Я слышу, как внутренний голос пытается остановить меня. Ведь… ты явно заводишь меня к себе, — прошептала Дана.       Антонио, даже в свете тусклых фонарей, выглядел очень обескураженно и красным как помидор. Ему хотелось отойти, но Дана сильнее впилась в его грудь пальцами и заглянула прямо в глаза.       — Поможешь мне заглушить его? Чтобы я, наконец, выспалась? — ее томный шепот как сладкий запах мухоловки привлек голодную до вкусной конфетки мушку. Да, он был привлекателен, а Дане сейчас было все равно с кем. Хотелось оказаться в чьих-то объятьях и теплой постели, какой бы липкой она не была после их развлечений. Она будет теплой…       Его дыхание участилось. Он уже готовился выпрыгнуть из штанов, поддавшись на уловку, что сам же и проворачивал. И вот, она в его руках, хоть хватай и беги. Он так и сделал. Схватил за руку и увел по ближайшей лестнице, спешно, одним легким движением, открыв замок своей квартирки.       Еще не успев закрыть дверь, сильными руками он прижал ее к стенке у обувницы, впившись сладостным поцелуем в ее губы. Сердце застучало так сильно, вот-вот выскользнет из ее рта прямо ему в глотку, проглотит, оставив после себя только пустоту. Но какую… сладостную, громкую, какой не было ни разу. Даже на один раз, более не встретившись, либо навечно завязнув в страстных зыбучих песках — ей все равно.       С хлопком двери Дана первая была лишена одежды, получая засосы на шее. Скорее. Скорее. Пока она еще могла себя контролировать.       Антонио резко развернул ее лицом к стене, прижимая своим телом. Дана теряла последние остатки ясности разума, всецело готовая слиться с партнером. Грубо, грязно, прямо так. Ей все равно…       Он уже спускал штаны, подцепил пальцем краешек трусиков, обдавая горячим дыханием.       Но… внезапно… его остановила рука Даны. Локтем отпихнув партнера от себя и вновь наладив зрительный контакт, встретила непонимание. Это уже была не Дана.       Зрачки расширились, вытесняя яркую радужку и явив бездонное черное зеркало, отражающее нечто иное, помимо души. Нечто сейчас злое.       — Ты посмел тронуть нас… — шепнула не своим голосом Дана, медленно подходя к парню. Он, кажется, еще не до конца пришел в себя, но словно бы повинуясь некоему инстинкту, сделал несколько шагов назад.       Столь же внезапно девушка прыгнула на него с разбегу, вытянув руки вперед словно дикая кошка. Сбила его с ног, повалив на землю. Вдавливая его грудь всем весом в пол, руками сжимала шею.       Он хрипел, голос стал прерывист. Он пытался выдавить из себя слова «не надо, прошу, пожалуйста», но ее хватка не давала выйти воздуху. Он дергался, не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть. Легкие горели, а кожа начинала постепенно синеть. На лице Даны не отражалось ни сожалений, ни злобы, лишь холодная без эмоциональная маска убийцы.       Когда же Антонио перестал двигаться, а его глаза закатились наверх, шквал эмоций обдал Дану как удал волны на берегу. Ее вырвало прямо на лицо несчастного. Из рта вырвался крик отчаяния и рыдания без слез.       Руки еще сжимали его шею. Они будто закостенели в той позе, пальцы не разжимались. Дана отползла назад, поджимая под себя ноги.       — ЗАЧЕ-Е-ЕМ?! — закричала она надрывно. Но Би ей не отвечала. Демон сделал свое дело и ушел довольный своей работой, но Дана все еще продолжала громко спрашивать в попытке докричаться до этой сволочи.       Раздался вой сирены. Издалека ехала машина. У нее несколько минут, чтобы убежать. Они как-то узнали…       Дана принялась судорожно надевать на себя элементы одежды, попутно вытирая непрекращающиеся слезы.       — Прости… Прости меня… — шептала она. — Это не я… Не я…       Будто во сне ее движения были скованными, медленным. Время поджимало, сирены все громче и уже слышался стук колес по брусчатке. А она с трудом натягивала на себя радербаненное платье.       Средь гула сирен она еле различила кряхтение рядом с собой. Он еще жив?!       Позабыв напрочь об опасности, девушка бросилась к парню, хватив его за плечи.       — Ты жив? Эй?!       Бледный Антонио открывал рот, как бы в желании вдохнуть, но не мог. Его шея деформировалась до нечеловеческой силой.       — Б…р.сь… — кряхтение из еле живого парня имело схожесть с каким-то словом. Дана пригнулась к нему ближе и вслушалась. — Б… рись…       — Я… Не понимаю, — шепнула ему в ответ Дана, погладив его холодную щеку. — Прошу, прости меня. Это была не я…       Он открыл глаза. Резко, неожиданно. Темная комната окрасилась в яркий алый свет, как кровь. Рот парня раскрылся сильнее и из глотки вырвался потусторонний загробный рык.       — БОРИСЬ!       Девушка отскочила от парня прямо в руки подоспевших полицейских. Однако, вместо наручников, на нее начали надевать смирительную рубашку, что заставило Дану впасть в истерику.       Стены комнаты мгновенно заменились холодным кафелем камеры, а все люди, что окружали Дану — исчезли. Она осталась одна, с связанными руками…       Ее старая камера. Где-то на отдельных плиточках еще остались следы от ее надписей не то кровью, не то кое-чем другим, пальцы нащупывали нацарапанные линии. Она снова здесь…       — Нет… Нет… Нет! Нет! НЕТ! НЕТ-НЕТ! — осознавая положение, Дана могла лишь продолжать кричать и плакать, биться как рыба без воды по полу. Почему она снова здесь…       — Так будет лучше. Мы в безопасности, — образ Би показался где-то в углу комнатки, обнявшей себя руками.       — В безопасности? Мы НИХРЕНА не в безопасности! — истерила девушка, прижавшись к одной из стен. Однако, ее прервало странное чувство. Би трепетала и стремилась спрятаться. Что-то приближалось, только… что…       Громкий щелк засова, пронесшийся эхом по комнате и коридорам, напугал Дану. Она прижалась к стене сильнее.       Показалась высокая фигура человека, одетого во все черное. Тонкое тело, передвигающееся плавно подобно призраку. На свету сверкал крест большой крест на цепи, покоящийся на груди мужчины. Дана заметила белый воротник. Священник… Только лицо…       Она понимала, что лицо его с абсолютно обычными человеческими чертами, но при этом они были нечитаемы и воспринимались как закрытые темной дымкой.       Священник медленно проследовал к Дане, стараясь держаться в тени. Из дымки на лице показались два красных огонька на месте глаз.       — Ты… — прошипела Дана в удивлении, не веря глазам. — Как…       — Забавно, — голос священника звучал мягко, в то же время откуда-то из-под земли, пробирая до костей. Дана поджала ноги. — Легко меня чуешь.       — Что здесь происходит, maldito sea?       Уголки губ на затемненном лице Черного приподнялись в ухмылке.       — Сама как думаешь?       — Меня вернули на Землю? Почему я опять здесь… — слезы наворачивались на ее глазах.       — Даже если вернули. Тебя это расстраивает?       Дана нервно посмеялась.       — Каждую ночь… я просыпалась с криками от того, что меня мучали кошмары, навеянные… этим демоном. Она говорит мне что делать, она решает за меня, что мне есть и пить, с кем говорить, куда идти. Там, среди пришельцев, она будто успокоилась. Стала меньше себя проявлять. Наводило на мысль, что я иду… верным путем. Что я нахожусь там, где и должна.       — И отдалась бы первому, кто положил на тебя глаз, — закончил Черный, оголив желтоватые зубы и утробно хихикая. Дана попыталась встать, но из-за связанные рук это оказалось долгим процессом и выглядело со стороны нелепо.       Совершенно неожиданно Черный поддался вперед, мгновенно оказавшись перед Даной. Склонившись над ней. Ледяная рука с выпущенными когтями сжала ее шею. Она упала на пол, Черный вместе с ней, нависнув опасной тенью.       Вторая рука скользнула к оголенными ногам, раздвигая их в стороны. Дана резко закричала, принявшись брыкаться и отчаянно пытаться выбраться. Рука Черного на ее шее сжала хватку сильнее, быстро умерив истерику. Девушка учащенно дышала.       — Ты пугаешься того, о чем сама думала не раз? Как тебя сожмут в горячих объятьях, подарят тепло, и не важно кто именно. Сгодиться любой, кому станет интересна твоя партия. Даже, если продлиться интерес не долго. Тебе все равно, — Черный заговорщицки прошипел, прижимаясь к телу Даны сильнее. Дана зажмурилась от нахлынувшего чувства страха и отвращения. — Ты не достойна быть воином, если твоя голова занята только такими мыслями. Тебе место среди самок. Будешь той, с кем развлекаются ради забавы, без обязательств, как подачка голодной до секса твари.       Длинный шипастый язык вырвался из рта священника, больно пройдясь по шее девушки. Она в страхе застонала.       Их прервал повторный щелк и скрип двери. В комнату прибыли две женщины с монашеских робах. Одна молодая с прикрытыми в покорности глазами и смиренной, одновременно сочувствующей, улыбкой. Вторая старше, намного, о чем говорили ее глубокие морщины. Прямая осанка, глубокий и строгий взгляд, поджатые губы, а в руках плетка. Черный в образе священника поднялся, оглядев их с головы до ног.       — Предоставьте ее нам, святой отец, — на мгновение лицо старшей монашки сморщилось в улыбке, а сама она глубоко поклонилась. Священник ответил тем же, направившись к ним и исчезнув за их спинами.       — Пожалуй, не буду торопить события, — хихикнул он напоследок.       ЩЕЛК!       Дана вскрикнула от резкой боли в области лба и дернулась в сторону, свалившись на пол. Старшая монахиня щелкнула ее по лбу, как это делала каждый божий день, пока девушка находилась в этом заведении. И, что следовало ожидать, с ее старческих губ со слюной вырывались проклятия от имени бога. Младшая монахиня лишь в покорности склонила голову.       Обе женщины потащили связанную в смирительную рубашку по грязным коридорам, полных таких же тяжелых дверей с решетками, откуда раздавались крики и мольбы о помощи на испанском языке. Некоторые вытягивали руки меж прутьев и умоляли проходящих монахинь дать им немного еды, на что получали обещание, что все будет получено по воли бога.       Начинался ежедневный цикл процедур, который, наверное, составляли лучшие средневековые хранители подземелий, что когда-то изводили людей пытками на самых разных приспособлениях больше ради утоления своих гнилых желаний наслаждения, чем от необходимости выведать правду.       Так и здесь.       Первым делом монахини привели Дану в молельню, опустив к чаше, полной воды. Пока старшая монахиня с надрывом вчитывалась в слова на листах библии, младшая, несмотря на свою на первый взгляд хрупкость, с силой опускала голову девушки в эту воду на половину минуты. Подобной процедуре подвергались несколько женщин одновременно, только девушка даже не могла разглядеть их рядом с собой, лишь схожие звуки захлебывающихся людей, выплевывающих воду или вдыхающих с силой воздух присоединялись к молитве, повторяя слова монахини. Если кто-то не повторял, их вновь опускали в воду. Дана ненавидела это издевательство, поскольку за весь срок так и не произнесла ни единого слова из библии. Ее одежда промокала до нитки, а легкие наполнялись водой от регулярных попыток монахинь ее утопить.       Затем следовал завтрак. Как правило он был безвкусным. Девушке не развязывали руки, а кормили с ложки. Так трудно устроить голодовку, да и что мешает тяжелой металлической ложкой сломать пациенту зубы, чтобы еда проходила в рот без преград. Однако, Дане не дали съесть и кусочка, сразу притащив туда, где она боялась находится больше всего.       Место представляло большую ванную, выложенную по всем стенам, полу и потолку желтоватой плиткой. По другую сторону от двери располагалась небольшая накрененная ниша с металлическими обручами на стенах. К этим обручам веревками или цепями подцеплялись руки. Дану связали веревками лицом к стене напротив, перед этим полностью оголив.       По середине это комнаты располагалось устройство, напоминающее миниатюрную гаубицу, к которой присоединялись шланги для подачи воды.       По указу старшей монахини, младшая встала за устройство и направила «дуло» в сторону Даны.       Мощная струя ледяной воды прибила Дану к стене. Девушка сползла по стене ко дну ниши и попыталась спрятаться, но длина веревки не позволяла ей закрыться. С диким отчаянным криком она пыталась избежать струи, но та вновь и вновь достигала ее, ударяя то в грудь, то в ноги и бедра.       Все это сопровождалось упреками старшей монахини.       — Господь Бог видит все твои грехи! Грешница, заключившая сделку с дьяволом! Возлежавшая с ним ведьма! Побойся Господа, создателя твоего! Покайся в грехах, иначе гореть тебе в аду!       — Я… и так… в нем! — с усилием ухватив момент, когда можно вдохнуть, при этом сдерживая стук зубов, громко прорычала Дана в ответ.       — Я заставлю тебя покаяться, блудница! Отрекись от господина своего, Сатаны! Спаси свою душу! Padre nuestro, que estás en el cielo, santificado sea tu Nombre!       Глупые…       Дану всю трясло, она держалась за собственные веревки и плакала, как только вода переставала течь. Под струей все, что она могла, это просто кричать, стонать или сдержанно мычать. Вода содрала ей небольшой кусочек кожи на ноге. Плитка окрасилась в багровый цвет по телом девушки.       Сил контролировать себя у девушки почти не осталось. Она вот-вот могла потерять сознание от всех потрясений, после чего ее обычно оставляли в покое в камере. Лучше отключиться, чем пытаться держаться все остальные процедуры. Но кое-кто был совсем иного мнения.       Дану будто бы затолкнуло куда-то внутрь себя, отчего она могла только видеть и слышать себя, а тело принадлежало уже другому существу.       — Вашего бога здесь не-е-ет! — не своим голосом взрычала девушка, выгнув спину и повиснув на веревках с вздернутыми руками. Такой ответ монахиню нисколько не устроил, отчего она приказала усилить струю. Вода прибила ее к опять к стене. Гнев усиливался. — Есть лишь пустота. Души летят в никуда и становятся ПИЩЕ-ЕЙ!       Лицо старшей монахини изменилось. Глаза больше не отражали праведный гнев и полную уверенность в своей вере, нет… теперь ее одолевало сомнение и страх. Младшая монахиня, чувствуя, что старшая отступает, отключила воду и первой направилась к выходу с опущенной в смирении головой.       Из глаз Даны пошли черные как смола слезы, а из рта хлынула кровь. Она с легкостью порвала веревки и с диким криком пошла монахине навстречу. Та испугалась. Настолько, что при попытке перекреститься, она засомневалась что это вообще может помочь. Пятясь к двери, вскоре, она тоже покинула ванну. Дана осталась одна со своими демоном внутри, который ее еще не отпускал. Из рта извергалось все больше крови. Девушка упала на пол, не в силах сдержать потока.       — Помогите… мне…       С момента, когда самки были погружены в сон, прошло тридцать семь суток. За это время они начали меняться. Визуально и внутренне. Они периодически пытались проснуться из-за сильной боли. Отмечались небольшие изменения в строении внутренних органов. Становились больше похоже на яутские, но от уманского тоже оставалось достаточно.       Что говорить до костей… После консилиума Олтар’ена, Скара и Древнего было решено, что нужно поддерживать не только их сон, но и регулярно вводить обезболивающее. Юный медик помнил, как истошно они начинали кричать и извиваться от того, что кости начинали расти, растягивать кожу, порой надламываться. Скар вряд ли бы признался, что чего-то боится, однако это зрелище действительно могло вызвать неприятное чувство, схожее со страхом или с ощущением не в своей тарелке.       Сейчас в их внешности все меньше становилось уманского. Старая кожа стала плотной пленкой, обволакивающей все тело, а под ней вырисовывалась новая кожа. На ощущение чуть ребристая, чешуйчатая, а об окрасе пока можно было только фантазировать. Тонкие волоски на голову начали не то растворяться, не то превращаться в какую-то кашу, стягиваться и формируясь в что-то иное. Олтар’ен и Скар потратили много времени, чтобы «помочь» в преобразовании волосков. Как пластилин аккуратно формировали по отдельности каждый «новорожденный» отросток, согласно форме измененной затылочной части черепа. У Норы и Даны более менее похожие на яутские дреды, не сильно крупные и не такие мелкие, как уманские волоски. У Кары особо сильных изменений не возникало, но мороки вышло куда больше.       За самками требовался постоянный надзор, поэтому медики находились в отсеке с ними по очереди, сменяясь каждые половину суток. Времяпровождение превратилось в рутину: проверить показатели, ввести снотворное, обезболивающее, немного регенерирующего вещества, буквально самую толику, чтобы поддерживать организм в тонусе, да следить за показателями сердечного ритма, дыхания и мозговой активности.       Иногда Скар позволял себе вздремнуть, надеясь на громкие оповещения со стороны приборов, пребывая в медитативной позе на полу. Олтар’ен порой негодовал с такого, хотя сам не раз засыпал на стуле. Молодой охотник почти не общался ни с кем, появлялся в тренировочном зале не каждый день, предпочитал не ходить в баню, а мыться у Старшего медика в отсеке с персональным душем. Конечно, с позволения самого владельца.       В самом клане будто бы наступило время ожидания. Вероятно, все были обеспокоены и ждали завершения всех манипуляций с самками, после чего, наконец, увидеть конечный результат. На расспросы Скар, как обычно, не отвечал, как медик проводил стандартные процедуры и ничего более. Все действия отточены до автоматизма, потому его разум всегда пребывал в задумчивости.       Его мысли прервал тонкий скулеж. Такой необычный звук буквально вырвал из грез, заставив сердце забиться так сильно, что слух затмил шум приливающей крови к голове.       Подскочив к самкам, он заметил как тело Даны подрагивает. Его руки тряслись. Странно… Скар проверил свои отметки и уровень снотворного с обезболивающим рядом с ее койкой. Все дано вовремя и в верной пропорции. Значит, она не должна просыпаться или испытывать боли, тем не менее что-то вызывало у нее дрожь.       Молодой медик забеспокоился и уже потянулся к наручному мини-компьютеру, чтобы срочно вызвать Олтар’ена. Но его внезапно посетила одна небольшая мысль, а затем и воспоминание, связанное с ним.       Когда он был мальком, по глупости своей забрел в высокие кусты. Раздвигая толстые ветви, полные мелких листочков, потревожил притаившуюся ядовитую ящерицу. Укус за запястье долгое время кровоточил, а к ночи руки вовсе вся распухла, начала источать полупрозрачную жидкость и покрываться пятнами. Маленький Скар лежал в луже собственной ледяной слизи от лихорадки, в мучении пытаясь уснуть или страдая от кошмарных сновидений. Его матушка каждую ночь сидела рядом, напевая успокаивающую колыбельную и поглаживая рукой его голову. Приятное материнское урчание работало, как тогда казалось, как самое наилучшее обезболивающее и успокаивающее, чем любое лекарство.       Он притащил стул к койке Даны и аккуратно взял ее подрагивающую руку, чуть сжав в своих ладонях. Он не сможет ощутить руки полноценно, сейчас она словно бы в перчатке, но передать свое тепло — вполне.       Неожиданно, самка сжала руку, впиваясь пальцами в Скара. Из-под плотной кожи прорезались прозрачные, но чертовски острые, когти, до крови войдя ему под кожу. Скар слабо взрыкнул, но, понимая, что это не сделано специально, и не обращая внимание на капельки крови, стекающие по его пальцам, продолжил держать ее за руку, немного поглаживая.       Из его пасти вырвалось тихое урчание, смешанное с тонким рыком. Своего рода песнь, подобна той, что пела ему матушка.       Дрожь в теле Даны постепенно снижалась, дыхание выравнивалось. Какой бы кошмар не мучил ее в тот момент, Скар надеялся, что тот закончился.       Стены больницы напоминали сдавленное в тиски мясо, постепенно темнеющее. В ее волокнах копошились личинки, появлялись гниющие волдыри, что лопались и проливали белесую жидкость на поверхность. Если бы Дана ощущала запах в этом месте, возможно, он был бы невыносимым.       Более сгнившие части опадали, открывая путь к этого кошмара наружу, откуда пробивался ослепительно белый свет. Казалось, ничего кроме него больше не существовало.       Однако, Дана не торопилась. Она чувствовала себя сломлено, не в состоянии двинутся, ибо каждое ее движение сопровождалось пристальным взглядом Би. Существо сидело напротив, такое же безмолвное и непонятное. Ее образ всегда был разным, но при этом угадывались определенные черты. Она не ее копия, но только имела от себя немного человека и немного от яутжа одновременно.       Девушка давно пыталась понять, кто она вообще такая и почему связана с ней. Но никаких ответов добиться не удавалось. Только помнила, что появилась Би не с самого рождения.       Ее дедушка, отец ее отца, Теобальдо, тоже был «странным» по словам как самого отца, так и бабушки. Но последняя находила в нем и много хорошего, просто в их время была принято скорее мириться с какими-то отклонениями и отмаливать в церкви. Дед Тео мог сказать кто идет к их дому, когда тот еще даже не был у порога. Даже мог сказать, с каким настроением приходил гость. Вечно что-то шептал себе под нос, словно с кем-то говоря.       Би появилась у Даны, когда его не стало.       — Ты спишь…мы спим… — шепнула Би.       — Знаю… не понимаю только, к чему весь этот… спектакль? — подперев голову рукой и смотря в никуда, ответила тихо Дана.       — ЕМУ не нравится, что мы здесь… ОН не знает, кто мы…       — Мне казалось, что очень даже знает. Паразитом называл. Похоже на правду. Ведь… ты из меня все соки пьешь.       — Мы не знаем… не паразиты… Статуи… мы спали… давно…       — Мне все равно, откуда ты и что ты такое. Из-за тебя моя жизнь была разрушена! — Дана обидчиво сжала губы, прожигая взглядом Би.       Би промолчала, не отводя взгляда. Существо никогда не оправдывалось, никогда ничего не объясняло, даже какие у нее мотивы. И сейчас старательно молчит. Либо… просто не знает и делает так, как считает нужным.       — Пойдем, — Би показала на одну из прогнивших дыр, источаемых светом. Дана с бессилием кивнула.       Ее тело было ей не подвластно. Би сама заставила подняться на ноги и проследовать к дыре. Но неожиданно что-то ухватило ее и грубо откинуло к противоположной стене, ударив о камень. Би со страхом отпустила Дану из-под своего контроля и забралась на потолок, грозно шипя. Поднявшись, девушки заметила виновника.       Странная черная тварь с несколькими конечностями, преградила проход. Когтистые руки упирались в стены вокруг, скручивались между собой, тянулись к Дане и Би. Девушка вжалась в стенку, не в силах что-то сделать.       — Помоги… — шепнула она, обращаясь к Би. Фантом не реагировала на ее просьбы, вжимаясь к угол потолка. — Би, помоги, pendejo…       — И что ты от нее ждешь? Что она решит за тебя проблему? — она услышала голос Черного, отчего вокруг будто сам воздух зашипел. Затем он появился рядом с существом в том же образе священника, медленно двигаясь в сторону Даны. — Ты позволяешь ей распоряжаться собою, хотя обвиняешь ее в разрушении своей жизни?       — Я без нее слаба…       — Л͠О̕Ж̚Ь!       Черный стремительно, как тень, достиг Даны, схватив ту за шею. Би зашипела и попыталась спуститься, чтобы помочь, но монстр рванул к ней, ударив по стене рядом. Фантом вновь забилась в угол потолка.       — Ты не слаба. Боишься идти вперед и привыкла полагаться на чужих. Это не помешало тебе выйти и сразиться с монстром, там, на Земле. Ты сделала это САМА! — он отпустил ее шею, отвернувшись. — Ты не будешь воином, если продолжишь жаться по стенам, как это делает это нечто!       — А может, я не хочу быть воином! Об этом не подумал, la mierda del toro?       Черный вновь развернулся к ней, но образ священника растворился, сменившись на «привычный» образ яутжа. Стекла его древней рельефной маски горели алым, а из-под нее валил едкий дым.       — Кем же тогда? Хочешь быть самкой в колонии? Быть супругой кому-то? Стелиться под него раз в цикл, делить с другими подобными тебе, нянчить детенышей, а в его отсутствие каждый день выходить на палящее солнце работать? Ты этого хочешь? — Дана не успела даже рта раскрыть, чтобы ответить, Черный продолжил, но с мерзким ехидством в голосе. — Мне даже гадать не нужно, с кем именно хотелось бы тебе такого. Но ты успеешь разочароваться, ведь ожидать его первых прикосновений придется не раньше чем через двадцать циклов. И кто сказал, что ты все еще будешь нужна ему? Раз ты слаба, к тебе никто не притронется. Он в том числе.       На глаза Даны стали наворачиваться слезы от чувства бессилия. Ей было больно это слышать, но сделать шаг боялась. Нарастала ярость, на которую стала реагировать и Би, вновь пробуя дотянуться до открытой для ее контроля девушки.       — Ты не достойна Скара, — бросил Черный напоследок, прежде чем развернуться, взмахнув дредами с золотыми наконечниками, и двинуться в сторону освещаемом дыры в стене.       Эти последние слова сработали как резкий прилив сил. Дану распирало от злости, хотелось наброситься на загадочного демона и выбить из него все дерьмо. И ей для этого, может быть, даже не нужна Би.       Девушка смотрела, как удаляется ее цель все дальше, а она сидит. Взяв все силы в кулак, она начала подниматься. Сначала прижимаясь к стене, затем делая шаг вперед. Постепенно словно бы налитые свинцом ноги становились легче, а руки — контролируемыми. И ее рта вырвался рык чистой ярости.       — Icierra el pico!       Черный остановился, вновь желая повернутся на Дану. Однако он не успел, поскольку неожиданно та сбила его с ног. Туша сущности проехалась по полу почти до самой дыры. Многорукое существо принялось хватать Дану за руки, ноги и голову, оттягивая от Черного. Она сжала кулак и нанесла удар по маске. От удара монстр содрогнулся и ослабил хватку, хотя сам Черный никак не среагировал на боль.       Девушка принялась колотить его, отчего тело существа заметно уменьшалось в размере, все скуля и стоная, будто принимая всю боль Черного на себя. Дана со слезами на глазах продолжала крыть сущность ругательствами:       — Hijo de mil putas! Malparido! Sacate a la chingada! Eres muy feo! El dumbass mas grande en el mundo! Hacete coger! Hacete coger! — она надрывала глотку, пробивая маску до трещин. Осколки впивались в ее руки, размазывая кровь. Черный молчал, а многорукое существо упало на землю и принялось кататься по нему в предсмертных конвульсиях, становясь все меньше и меньше, пока вовсе не исчезло.       Наконец, Дана ударила Черного в последний раз и остановилась.       — Joto! — у нее появилась одышка, голос сильно охрип. Затем всю злобу и усталось как рукой сняло, отчего она удивленно посмотрела на Черного, что начал немного хихикать из-под расколотой маски.       — Неплохое… начало, — произнес он, распадаясь на черный туман и утекая в сторону. — Пусть тебе помог гнев, но это был ТВОЙ гнев. А гнев — первая ступень на пути к обретению Зазин.       Черный поднялся к Би, пригрозив ей пальцем:       — Мы еще разберемся, что ты такое. До тех пор — не вмешивайся!       — Мы защищаем… мы ведем по пути… привели, куда нужно… — шипела как загнанный кот Би, раскрывая уродливую пасть.       — Раз привела, теперь пусть сама решает. Уважай ее границы!, — прирыкнул Черный, затем исчез. Би сгорбилась, но не стала возражать, и тоже вскоре исчезла из виду.       Все вокруг залилось светом, после чего Дана ощутила ночную прохладу. Когда свет погас, она обнаружила себя где-то на набережной, где начала свою прогулку с Антонио. На ней все то же платье. Будто ничего не произошло.       Кое-что все же различалось. Дана услышала музыку и людской смех где-то недалеко от себя. От этих звуков ее сердце наполнилось радостью, появились силы подняться и помчаться к источнику.       Один единственный музыкант, приятный мужчина, сидел с гитарой в руках. Пальцы его бегали по струнам с мастерской грацией, выдавая нежные, но в то же время быстрые и разгорающее сердце аккорды, соединяясь в самое настоящее фанданго.       Женщины в традиционных длинные платья с оборками и шалях стучали каблуками о брусчатку и щелкали в такт музыки кастаньетами, добавляя к гитаре загадочный ритм. Рядом, почти крались, вытягивая ногу с носком подобно артисту балета вперед, кружили вокруг женщин. Они не касались их, но своими движениями словно бы сдерживались, чтобы не поддаться желанию. При этом с их лица не сходило широкой улыбки.       Завороженная этим, Дана сама бросилась вперед и вошла в ритм, несмотря на то, что ее платье совсем не подходило. Кто-то тут же бросил ей кастаньеты, дабы присоединиться сполна. И ничто ее больше не волновало. Музыка кружила ее как в водовороте, ноги несли по кругу меж других танцоров, по ощущениям почти не касаясь земли.       Вдруг, девушка остановилась. Перед ней появился образ. Образ мужчины. Высокий, статный, но стоящий как солдат по струнке. На белую рубашку, заправленную в штаны, ниспадали длинные золотые локоны. Лицо юношеское, гладкое, но Дана не могла не заметить статного подбородка и широкой челюсти. А серые глаза как две луны смотрели на нее не то с удивлением, не то с наслаждением. И она не могла отказать себе в удовольствии утонуть в их блеске.       Эти глаза она знала. Они принадлежали тому, кто был с ней мягок и осторожен, кто первым бежал на помощь и никогда не упускал момента узнать, все ли с ней хорошо. И все, при любых ситуациях, ее одарял именно этот взгляд. Нежный, любопытный, жаждущий и отчасти печальный от недосягаемости того, что он желает.       Дана поклонилась в легком реверансе и принялась кружить перед застывшим юношей. Клацанье кастаньет подначивали присоединиться к танцу, а плавные движения руками, будто завороженными змеями, приманивали к себе. Юноша не сводил с девушки взгляда, но не торопился. Словно он просто наслаждался тем, что происходит.       Наконец, спустя время, он начал делать то один шаг в сторону в такт музыки, то несколько еще в сторону, пока они оба не закружились в танце. И ни разу не свели друг с друга глаз…