Witch-Bitch

— Какого хрена? Спрашивается, потому что это уже ни в какие ворота не лезет. Хенджин мог закрыть глаза на провокативное поведение, мог спустить с рук откровенные колкости в свою сторону, мог смириться с невыносимым характером Феликса, но это переходит уже всякие границы. Такое Хван терпеть не собирается. — Лапы убрал! Это моя ведьма, если ты всё ещё не понял, и я ее трахаю. Хенджин хватает полуголого, исключительно в его понимании, Феликса за руку и оттаскивает себе за спину. Вообще-то на Ли только совсем немного расстёгнута рубашка, буквально на пару верхних пуговиц, но для Хенджина это уже показатель. Феликс абсолютно гордо становится за широкой спиной и пальцем вытирает размазавшийся от поцелуя с первокурсником блеск с уголков губ. Будто знал и просчитывал все наперед. — Он приставал ко мне, Джинни! — подначивает Ли. А у самого искорки в глазах хитрые, блестящие. Задумал что-то, подлец. Хенджин решает, что с Феликсом он поговорит уже потом, наедине и без лишних ушей, поэтому без зазрения совести бьёт паренька разок-другой по лицу. А у Хвана рука тяжёлая, как прилетит — так и без зубов остаться можно. — Ещё раз увижу — будешь вместо горгульи на входе в академию стоять. Уяснил? — рыкает Хван, хорошенько встряхивая младшего за грудки. Бедный первокурсник часто-часто кивает и убегает восвояси, пока Хенджин не передумал его отпускать. Феликс же наоборот — принимает самый непринуждённый вид из всех ему доступных. Хенджина это уже порядком раздражает, ибо выходки этой несносной ведьмы с каждым разом всё больше и больше выводят его из себя. — Что на этот раз? Каждому такому концерту всегда была причина. Иногда Хван понимал сразу, а иногда приходилось выпытывать, что он уже сделал не так. — Спроси у своих шлюх, — фыркает Феликс, показательно разворачиваясь на каблуках своих блестящих оксфордов. Начинается. Ведьма шагает к выходу из академии, а Хенджину приходится смиренно идти за ним, чтобы узнать хоть что-то о своей провинности. Нечестно как-то вообще: целующимся посреди холла с другим он застал Феликса, а шлюхи какие-то, оказывается, у него самого. Диссонанс однако. — Какие шлюхи? Ты что несёшь? В своей голове и мыслях Хенджин куда мягче в выражениях и эмоциях, но всё реплики звучат грубо, стоит им только стать озвученными. Это, увы, никак не исправить, но всех и так все устраивает. Особенно, Феликса. — Те, с которыми ты полчаса перед занятиями во дворе миленько щебетал, — обиженно кидает Ли и вдруг резко останавливается, заставляя Хенджина чуть ли не врезаться в него. — Я ждал тебя, — Звучит тихо, обиженно, как-то разочарованно, совсем не так, как все сказанное ранее. Феликс снова трогается с места, но Хенджин нагоняет его аж в коридоре общежития. Он не подумал, сделал по-тупому и повел себя как мудак. В этом случае Феликс имел полное право злиться, даже, может, вмазать ему хорошенько, но не целоваться же с другими! Да Хенджин бы даже понял, если бы Ли ему стояк круглосуточный наколдовал или наоборот — импотенцию, но поцелуи не с ним — это уже перебор. — Ликс! — кричит Хенджин в закрывшуюся прямо перед его носом дверь в их, между прочим, общую комнату. — Вас, магов, учат только вести себя как мудаки! Иди к своим шлюхам и не смей совать ко мне свой магический нос — оторву, — в той же манере отвечает через дверь ведьма. Хенджин тяжело вздыхает и съезжает спиной по двери на пол. Такое происходит часто, в подтверждение — выжженное им же на двери аккуратное: «sorry». От коменданта тогда влетело знатно за испорченное имущество, но Феликс жест оценил, даже действительно простил его. — Феликс, Ликси, ведьмочка моя, — в ход идёт аргумент сильнее — сюсюканье. Следующим будет жалобный скулеж, если сюсюканье не сработает, — прости меня, дурака. Я только тебя люблю. Честно-честно. — Проваливай, — жестоко. — Ну Ликс, — слезливо тянет маг, хоть и знает уже, что не проканает. — Уходи. Не хочет по-хорошему, значит, будет по-плохому. Не впервой же, в конце концов. — Впусти хотя бы куртку забрать. На улице холодно. — А что, любовь и секс уже не греют? — язвит Ликс, но дверь всё-таки открывает. Заболеет же, жалко мудака. Хенджин хоть и кобель, но любимый всё-таки. Хенджин этим успешно пользуется, проскальзывает в комнату и мигом прижимает к захлопнувшейся двери Феликса. Тот лицо прячет, не смотрит на Хвана, оттолкнуть пытается, но Маг одним движением поднимает милое личико за подбородок вверх и встречается с красными, залитыми слезами глазками. — Чего рыдаем? — снова нежная трепетная мысль превращается в грубоватую предъяву и чуть ли не впервые заставляет Феликса плакать сильнее. — Ты.. Ты невыносимый! Мудак, идиот, козел! — Феликс беспорядочно бьёт кулаками по сильной груди, пытается вырваться из хватки, но Хван, зараза, держит крепко слишком. — Я взял нам кофе, встал раньше, чтобы завтрак приготовить, ждал тебя, а ты... Блять, видеть тебя не хочу! У Феликса уже просто накопилось. Он рыдает не потому что Хван один раз предпочел ему болтовню с девчонками с потока, а потому что он постоянно ставит в приоритет всех, кроме Ликса. Порой складывается ощущение, что Магу от него нужен только секс и, может, иногда понты. Феликс в академии, как-никак, довольно популярная личность, как, в принципе, и сам Хван. Такое отношение в самом деле обижает даже самых терпеливых и понимающих. А к терпеливым и понимающим себя Феликс не относит, вообще-то. — Ликси, прости, — Хенджин заправляет светлую прядь за ухо, смотрит с настоящим , искренним сожалением, действительно жалеет и раскаивается, — я мудак, можешь мне врезать. Можешь избить хоть до смерти, измываться надо мной до конца дней, но только не... Блять, просто не уходи, не прогоняй меня. Въеби мне сейчас, да посильнее, а потом разреши себя поцеловать, потому что я вот-вот взорвусь, если не сделаю этого. Хенджин нервно усмехается, склоняется над заплаканным лицом и ждёт удара. Но Феликс только хватает его за грудки и целует. Двигает губами быстро, несдержанно, будто пытается на клочья разорвать. Хенджин не против. Он отвечает охотно, сжимая тонкую талию в больших ладонях, пробирается специально холодными пальцами под свитер, гладит бока, заставляя ведьму вздрагивать от каждого касания. Феликс тянет его за волосы, царапает затылок и кусает и без того по-блядски пухлые губы. Метит свое. — Я все ещё злюсь, — в перерыве на пару вдохов шепчет Ли. — Я знаю, как это исправить. Хван снова втягивает младшего в мокрый поцелуй и тянет его к кровати, беспорядочно и грязно целуясь. Он тянется к чужой ширинке, дерганно тянет вниз замочек и стягивает брюки Феликса, намерено касаясь разгоряченной кожи холодными руками. Знает ведь, как Феликс сходит с ума от его небольшой способности. — Трахнуть меня решил? — снова отрывается Ликс, выгибаясь от удовольствия, что приносят прикосновения Хенджина. — Нет, — усмехается маг, резко разворачивая Феликса спиной к себе. Руки вмиг становятся тёплыми, потом и вовсе горячими, ими он пробирается в белье и шепчет на покрасневшее ушко: — Сначала я доведу тебя до оргазма одними только прикосновениями, — ладонь обхватывает член, а Феликса бросает в дрожь от того, как маг играется с температурой. Его то будто в лёд окунают, то окутывают теплом и лаской. Невыносимо и приятно, — вот так. Потом, когда ты будешь дрожать от пережитого удовольствия, моя ведьма, сядешь мне на лицо и хорошенько объездишь его и мой язык, — Хенджин коротко лижет мочку, на что Феликс роняет стон, потерявшийся в стенах комнаты, — кончишь мне на грудь, будешь дрожать как осиновый листочек, пока я буду касаться тебя. Нравится когда так? — Руки становятся холодными, заставляя Феликса крупно дрожать от удовольствия, растекающегося по венам медом, — Или так? — Температура снова меняется, теперь зашкаливает, Хенджин почти обжигает собственными руками, но этим только выбивает из ведьмы блаженный вскрик. Хван снимает мешающее белье окончательно и теперь беспрепятственно касается Феликса везде. Холодные пальцы дразнят чувствительную бусину соска, а горячая ладонь второй руки смыкается вокруг члена. У Феликса складывается ощущение, что он падает в глубокую пропасть, потому что всего этого слишком много для него одного. Хенджин слишком много даёт ему, держит над этой пропастью, контролирует. — Ты только моя ведьма. Только я знаю, как сделать тебе так хорошо, что ты не сможешь даже говорить. Ты только мой, Феликс, слышишь? И никто, блять, не посмеет даже прикоснуться к тебе. — Хён.. Феликса трясет ещё сильнее. Он беспорядочно хватается за все подряд и громко стонет. Ещё совсем немного. — А ещё я разрешу тебе пометить меня. Кусай, целуй, что хочешь. Могу на всю академию заявить, что я только твой, если захочешь. А ты ведь захочешь, я знаю. Маг снова меняет температуру ладони, двигающейся на члене, слишком быстро и часто, играется, заставляет Феликса окончательно утонуть в вязком удовольствии. Ли кончает с громким вскриком, пачкая руку Хенджина, постельное и пол. — Первый пункт выполнен. Теперь, — Хван расстёгивает рубашку, спешно укладывается на кровать и тянет на себя Феликса, все ещё подрагивающего и не соображающего, — второй. Сядь мне на лицо и используй его по полной, ведьма. Ты заслужил. Феликс от такого не отказывается никогда. Хенджин своим языком действительно умеет пользоваться во всех сферах применения. Ведьма опирается ладонями на взмокшую сильную грудь и вертит задницей перед лицом Хвана. Дразнится чертовка, и себя дразнит. Но Хенджин долго не терпит — крепко сжимает аккуратные ягодицы и тянет на себя окончательно, зарываясь в ложбинку между ними носом. Феликс сдавлено мычит, когда расслабленный язык широким мазком проходится по сфинктеру. Хенджин делает ещё несколько таких мазков, пока не ввинчивает язык внутрь. Он делает руки прохладными, пробирается ими с ягодиц по позвоночнику вверх, огибает ребра и задевает чувствительные соски. Феликс то-ли стонет, то-ли вскрикивает, но суть одна — он подаётся навстречу юркому языку, садится на лицо мага полностью и сам начинает двигаться. Он подмахивает тазом в попытках получить больше, глубже, теснее, а Хенджин ему это в полной мере разрешает. Температура рук снова меняется с завидной частотой, Феликсу то холодно до дрожи, то жарко до стекающего по телу пота. Он, в попытках ухватиться хоть за что-нибудь, найти опору, царапает руки Мага, его грудь и торс, цепляет пальчиками брюки и изредка сжимает сквозь слои ткани его возбуждённый уже фактически до боли член. — Хён.. Хённи.., — лепечет между стонами младший, — стой-стой-стой.. Я сейчас.. пожалуйста, остановись.. Голос Феликса дрожит, сильная хватка Хенджина не даёт ему отстраниться, чтобы хотя бы перевести дух, а приближающийся оргазм давит со всех сторон. Он скоро взорвется от ощущений, и всё-таки хочет кончить сегодня и на члене своего парня, а не только на языке. Но Феликс боится, что три оргазма подряд он просто не выдержит и отключится от переизбытка эмоций, чувств и ощущений. Хенджин даёт ему больше, чем он может принять. Язык ритмично двигается внутри, кажется, даже периодически достает до простаты, но чего-то все равно не достает. Феликс держится на волоске от пропасти, но с криком падает в нее, как только два длинных пальца проникают внутрь и сгибаются под нужным углом. Феликс замирает на месте, пачкая торс и грудь мага белыми разводами, а сам пытается отдышаться. Хенджин не торопит, крепко держит в своих руках и даёт возможность придти в себя. Ликс третий оргазм действительно не выдержит. — В норме? — аккуратно перекладывая ведьму на кровать, заботливо интересуется Хван. — Мг, — Феликс отвечает тихо, через силу. Даже глаза разлепить сейчас сложно. — Я принесу воды и.. — Хван опускает взгляд на собственное возбуждение и чуть смущённо трёт затылок, — отлучусь в ванную. Феликс не видит, но понимает Хенджина, поэтому находит в себе силы пошевелить языком: — Дай мне пять минут. Я помогу. Все ещё хочу кончить на твоём члене. — Как скажешь, ведьма.