В посмертии и после.

Бо Ми ушла раньше на три года. К счастью, она успела увидеть внучку хотя бы от одного из сыновей. Хун Гиль «дождался», когда о беременности объявит жена второго, а потом ушёл вслед за женой. Он не боялся смерти — достаточно долгая жизнь, в которой и он, и жена добились и успеха в рабочей сфере, и счастья в личной — представлялась ему сейчас просто дорогой к чему-то новому. Возможно, отдыху от бесконечной суеты, а может быть, какому-то открытию… Хун Гиль не особо удивился, когда, закрыв глаза в больничной палате, открыл их в каком-то совершенно ином месте… и увидел Бо Ми. — Узнаёшь? — улыбнулась она, протягивая ему руку и помогая встать. — Как я могу тебя не узнать, — рассмеялся он. Бо Ми выглядела лет на тридцать, примерно так, как в день их знакомства. Оглядев себя, Хун Гиль обнаружил, что и сам «омолодился» до того же возраста. — Я про место! — шутливо возмутилась она. — Попробовал бы ты сейчас заявить «девушка, вы кто»?! Хун Гиль огляделся. Это всё ещё была больница, но… какая-то другая. Словно тоже «омолодившаяся», хотя, в случае здания, правильнее было бы сказать «устаревшая» примерно на полвека… — Это же… — воспоминания, всю сознательную жизнь заблокированные где-то глубоко, медленно оживали. — Да, — подтвердила Бо Ми. — Это та самая больница, в которой мы лежали в коме. Так она выглядела в то время. Именно тогда мы на самом деле и познакомились. Только забыли об этом, очнувшись. Не такая уж чушь, оказывается, теория соулмейтов, которую мы помогли развенчать! — Не развенчать, — поправил он. — Доказать, что в реальной жизни знаков об истинном избраннике тоже хватает, а посмертный — всего лишь последний из них… Почему мы оказались здесь? — Не знаю. Вообще-то… — она нахмурилась, как всегда делала, стараясь удержать какую-то ускользающую мысль или вспомнить что-либо. — Вообще-то, я почти уверена. что до этого была где-то ещё. Но я успела пройтись по зданию и никого больше не встретила. Ни Гук Чана… — Магазин! — вспомнил Хун Гиль. — Тот самый, с печеньем, где мы познакомились в реальности! Магазин просуществовал ещё долго. Собственно, он ещё работал и на момент смерти Хун Гиля. Никакого грандиозного развития бизнес не получил, даже филиалов не открылось — ни в других районах, ни, тем более, в других городах. После смерти жены — вдовы — Гук Чана магазин перешёл к их сыну, ставшему-таки знаменитым футболистом, которым по праву гордилась вся Корея. Менять свою жизнь звезды спорта и видной медийной персоны на какой-то магазинчик он, понятное дело, не захотел. Просто нанял работников, которые и пекли печенье, обслуживали покупателей… Хун Гиль с Бо Ми заходили туда по праздникам, прикупить то самое печенье с предсказаниями, столкнувшее их вместе — в память о своём знакомстве. Но вкус у этого печенья уже был другой. А может быть, так просто казалось, и это не вкус испечённого другими людьми по тому же рецепту печенья изменился, а Хун Гиль тосковал о безвозвратно уходящих, утекающих, как песок сквозь пальцы, временах… Теперь он вспомнил Гук Чана. И Тесса вспомнил. И доктора Ча, и Ко Сын Така… то есть, с двумя последними-то, как и с их жёнами и детьми, они были знакомы и в реальной жизни. Но вот о том, что они общались, будучи призраками, помнил разве что Ко Сын Так — единственный из них, кто призраком-то как раз и не был. — Их здесь нет, — продолжила Бо Ми. — Никого из них. Как будто эта больница… это воспоминание о больнице… — Создано только для нас, — довершил её мысль Хун Гиль. На самом деле, он не видел в этом ничего плохого. Место, где они с Бо Ми впервые познакомились после клинической смерти, стало местом их пребывания после смерти настоящей. Не самое плохое место: здесь есть и внутренний двор, и множество кабинетов, палат, коридоров… Хотелось бы, конечно, оказаться на каком-нибудь райском острове или другой планете, но, видимо, посмертие не выбирают. По крайней мере, они снова молоды — теперь уже навсегда — и вместе. На стульях у лифта, где они когда-то любили собираться с другими призраками, их ждала коробка печенья. Того самого, с предсказаниями. Однако, едва они подняли крышку, как оказалось, что это коробка из-под печенья. А заполнена она совсем другим. Фотографии — старые, старинные. Портреты — в разных техниках и жанрах, как словно кричащие о своей принадлежности кисти мастера, так и будто набросанные не слишком умелым учеником на уроке рисования. Какие-то совсем уж древние статуэтки… — Это мы, — первой осознала Бо Ми. — Другие мы. Да, это другие они. Хун Гиль поднял самые древние статуэтки — и к нему пришло воспоминание-понимание: они созданы в племени, давно сгинувшем, жившим на территории современного Зимбабве… А следом — два листа с намеченными десятком линий силуэтами, без всякой прорисовки. — Иран, — хмыкнул он. — Мусульманская страна, изображения людей запрещены… Были запрещены в то время. — Доминикана, — удивилась Бо Ми. — Мы жили на другом конце света! — Мы жили по всему свету, — наряд жительницы островов Океании необычайно шёл Бо Ми. Это, наверное, уже девятнадцатый или даже начало двадцатого века, потому что фотография… А сам себе Хун Гиль больше понравился в наряде индийского раджи. И всегда у Хун Гиля была Бо Ми, а у Бо Ми — Хун Гиль. Встречались ли они, последовав знакам, подсказывающим соулмейтам дорогу друг к другу? Или это были случайные совпадения? — Как думаешь, куда мы попадём дальше? — лукаво улыбнулась она. Вопроса, почему они должны куда-то попасть, а не останутся здесь, не возникло. Вот она, настоящая связь соулмейтов после смерти. Встретиться, увидеть свои прошлые жизни… — Мы не всегда встречались, — выдохнул Хун Гиль. — Здесь лишь те жизни, где мы вместе. А их было много, очень много… Тех, где мы так и не нашлись. Запомни меня. И узнай. А я запомню и узнаю тебя. Неважно, где. Главное — чтобы не так уж далеко друг от друга… В одной стране. В одном городе. — А может, сразу в одном роддоме и появимся на свет? — рассмеялась она. … И вспыхнули сквозь высокие окна яркие солнечные лучи. И — возможно, Хун Гилю это только показалось, но чей-то голос — Вселенной? Судьбы? Бога? — шепнул: «Принято».