Tobacco vanilla

– Блятство! Я никуда не поеду! – крикнул парень, швырнув в сторону очередной пиджак. – Господин, но вы не можете так поступать… – тяжело вздохнул высокий брюнет, стоящий в дверном проходе спальни Сандея. – Да завали ебало! Будет мне еще какой-то водитель что-то говорить! – раздраженный, но уже полностью в костюме парень прошел мимо ожидающего его водителя и рухнул на диван в гостиной, устало закрыв лицо рукой. – Я знаю, что не могу… дай мне еще минут пять. Иди, я не знаю, готовь машину. Я скоро спущусь! – Слушаюсь, господин… Услышав хлопок входной двери, оповещающий о том, что он наконец-то остался один, Сандей схватил декоративную подушку, лежащую возле него и, уткнувшись в нее лицом, закричал, что есть мочи. Он был зол до одури, и все бы хорошо, но зол он был на самого себя, и злость эта не утихала уже неделю. Все было почти идеально, все шло так хорошо, но он сам одной вольностью испортил все, что было спланировано до миллисекунды. Он хотел завести себе, что-то на подобии друга, чтобы просто общаться, как это делают обычные люди. А что он в итоге сделал?! Угрозами заставлял единственного человека, который с ним говорил как с нормальным, стать его «собачкой»! За эту неделю он сто раз прокрутил в своей голове весь их диалог на ступенях аптеки, и каждый раз все больше и больше ненавидел себя за глупость. Он помнил, как на него посмотрел мужчина после тех пафосных фразочек, в том взгляде он видел, как он сам разрушил все свои надежды и планы, ведь вряд ли человек, который по твоей вине, смотрит лишенным жизни взглядом, потом захочет с тобой заводить хоть какие-то неофициальные взаимоотношения, что уж там говорить о дружбе. От этих осознаний хотелось просто исчезнуть, а от одной мысли, что сейчас необходимо ехать в аптеку, трясло как при сильнейшей лихорадке. Но все уже было согласовано с «Порядком», все формальности учтены и бумаги подписаны, да и принципы не позволяли свернуть с намеченной тропы. Парень тяжело вздохнул, откидывая подушку и неохотно поднимаясь с дивана. Как бы он сейчас не был на себя зол, как бы не винил себя, он был обязан завершить начатое. Конечно, он мог бы просто отправить своего водителя в аптеку, чтобы тот сообщил Галлахеру о том, что Господин Сандей просто пошутил и в качестве извинений передает некую компенсацию, но парень так не работал. Его основным принципом было то, что если ты что-то начал, то и закончить обязан сам, и идти против него он не мог. Еще несколько минут, и вот он уже сидит на заднем сиденье машины, недовольно смотря в окно, раз за разом повторяя в голове заранее заготовленную речь. Неожиданно по стеклу побежали капли воды, от чего выражение на лице парня стало еще мрачнее. Сандею еще больше захотелось крикнуть водителю приказ о развороте в сторону дома, но он лишь сжал пальцы в кулак. Дождь для парня всегда был знаком того, что случится что-то плохое, сколько он себя помнил, всегда, когда ему было плохо, шел дождь, от чего видеть это отвратительное погодное явление в и без того мерзкую ночь было уже слишком. Дождь тихо бил по окнам домов. Его шепот для кого-то был уже колыбельной, а для Галлахера – фоном для томительного ожидания. Впервые в его голове не было мыслей, абсолютно никаких ни о прошлом, ни о будущем, все они остались в днях прошедшей недели. Мужчина сидел на стуле в самом центре аптечного помещения, а его взгляд вот уже второй раз не отрывался от входной двери. Его лицо не выражало эмоций, наверное, если бы кто-то заглянул сейчас в аптеку, то решил бы, что странный аптекарь просто уснул с открытыми глазами, однако Галлахер не спал… он ждал, ждал, когда появится тот, от кого теперь будет зависеть все. Прошедшая неделя для мужчины была больше похожа на один безумно длинный и тяжелый день. Он не мог вспомнить, сколько он спал за это время и спал ли вообще. Все его время было отдано мыслям о том, что его ждет дальше, и с каждым новым вариантом развития событий на его плечи словно опускали камень. Эта тяжесть не была обусловлена страхом или отчаянием из-за надвигающейся неизбежности, она была трауром по уходящей свободной и «нормальной» жизни. Он ведь правда думал, что сможет жить как все, шел к этому долгое время, отвыкал от дурных привычек и учился радоваться чему-то простому. Он перестал хотеть что-то, что нельзя было найти в супермаркете под домом, почти перестал читать книги и смотреть фильмы «для умных», завел себе на балконе банку для окурков вместо пепельницы, а главное перестал мечтать о чем-то. Он всеми силами старался слиться с общей массой рабочего района, лишь бы его жизнь хоть чуть-чуть вошла в рамки понятия «обычная». Но, видимо, он уже слишком «неправильный» и не заслужил такого счастья. Первые часы после разговора с тем странным парнем, Галлахер не чувствовал ничего. Его охватили картины прошлого, а навязчивый голос не уставал твердить о том, что это было неизбежно. От этого, когда все-таки получилось привести в порядок безумно бьющееся сердце, он был на сто процентов уверен в том что то, что он чувствует, вновь прокручивая предложение парня у себя в голове, это страх и ужас, и что именно они сопровождали его ещё несколько дней, все время пока он оплакивал то, что потеряет свою прекрасную обычную жизнь. Пока в один момент осознание не поразило его словно молния. Нет, это не страх и ужас… это трепет и предвкушение. Но от такого открытия все только стало сложнее. Получается он действительно «неправильный», не подходящий для спокойствия, не созданный для счастья? Получается его путь лежит через самые злачные места и темные закоулки? Его судьба намертво связана с риском, адреналином и моментами, когда все ставится на кон? тогда все встает на свои места. После десятков часов раздумий Галлахер наконец-то задумывается о том, что ему вовсе не нравится радоваться акциям на товары первой необходимости, не нравится соглашаться с тем, что работа в этой покрытой плесенью аптеке – предел его мечтаний, да и банка с окурками его все время раздражала... ему не нравиться жить «правильно», а почему он вообще решил, что это правильно? Кто сказал ему такую глупость, и зачем он вообще этого «кого-то» послушал? Лавина вопросов разрывала голову, и при этом же постепенно позволяла запутавшимся мыслям наконец-то занять свои места в миллиарде логических цепочек, ведущих к ответу на самый главный вопрос, который будет задан ему буквально через... Шины дорогого автомобиля скрипнули, останавливаясь возле аптеки. Дверь резко распахнулась и так же резко захлопнулась, нарушая ночную тишину характерным хлопком. Быстрые шаги по ступенькам. Распахнутая входная дверь. Звон колокольчика, оповещающий о прибытии клиента. Встреча алых и золотых глаз. Тишина. Галлахер неспешно поднялся со стула, кивнув в сторону прилавка, на котором лежал какой-то документ. А после он вновь взглянул в глаза своему самому странному посетителю, только сейчас в усталом и безжизненном взгляде мелькнуло что-то новое. Что-то словно окончательно сломалось, треснуло, разбилось, но открыло неизвестное и спрятанное. Мужчина уверенно подошел к парню, убрав руки в карманы медицинского халата. Сейчас, после недели борьбы с собой, он ничего не боялся, хотя скорее его просто уже ничего не волновало. Он усмехнулся, все еще смотря прямо парню прямо в глаза. – Я согласен – эхом разнеслось по аптеке.