Там, где расступается море

희망이 있는 곳에 반드시 시련이 있네

Sea by BTS

Мягкий туман окутывал набережную Синдо, словно легкое покрывало, приглушая звуки и краски утра. Воздух был густым и насыщенным: соленый бриз смешивался с сыроватым запахом старого дерева пристани, отшлифованного волнами, а горьковатые йодистые ноты водорослей переплетались с легким ароматом хвои, доносимым с прибрежных скал. Мин Юнги, пряча лицо от утренней прохлады в высокий ворот теплого свитера, шагал вдоль берега. Его ботинки слегка скрипели по влажному песку, а мысли блуждали где-то далеко. Несколько месяцев назад он был вынужден оставить свою карьеру историка после сокрушительного провала. Последние исследования доказали, что теория о связи хангыля и тибетской письменности, которую он защищал годами, оказалась мало что ошибочной, но и опиравшейся на источники, сфальсифицированные в начале прошлого века. Это не только разрушило его репутацию, но и пошатнуло веру в себя и свои силы. Теперь он работал смотрителем небольшого музея на маленьком острове, неуверенный ни в чём. После Сеульской суеты, Синдо казался местом из другой реальности. Когда Юнги впервые прибыл сюда, его встретила тишина, наполненная лишь шёпотом волн и криками чаек. Этот маленький остров в Жёлтом море обманчиво прост: песчаные пляжи, сосновые леса, старые рыбацкие лодки в гавани. Однако было что-то утешающее в том, что каждое утро начиналось одинаково. Море серебрилось на рассвете, отражая первые лучи солнца, а в воздухе смешивались ароматы соли, сосновой смолы и свежести после ночной росы. Иногда с воды медленно поднимались туманы, закрывая горизонт и придавая острову атмосферу отрешённости, будто он существовал отдельно от всего остального мира. В такие моменты Юнги чувствовал себя одновременно и дома и чужаком. Коннам-ри — деревня, где он поселился, — была простой, но уютной. Небольшие домики с традиционными корейскими крышами выстраивались вдоль узких улочек, ведущих к гавани. Здесь жизнь текла размеренно: рыбаки с самого утра возвращались с уловом, а местные жители открывали небольшие торговые лавки для туристов, которые редко, но всё же появлялись. На холме, возвышавшемся над деревней, стоял старый буддистский храм. На Синдо было не просто тихо — казалось, сама природа говорила шёпотом, не желая нарушать внутренний ритм острова. Но даже в этом спокойствии скрывалась магия, которая не могла остаться незамеченной. Юнги услышал об этом ещё до своего приезда, но одно дело — прочитать в путеводителе о природном феномене, и совсем другое — увидеть своими глазами. Два раза в год море у Синдо буквально расступалось. Воды уходили, открывая тропу длиной почти в три километра и шириной около сорока метров, соединяя Синдо с соседним островом Модо. Это явление местные жители называли «Путь Дракона» и связывали с древней легендой, которая наделяла это место мистической силой. Когда Юнги впервые стал свидетелем этого события, его не покидало странное чувство благоговения. Волны, которые обычно шептались у берега, медленно отступали, обнажая тропу из тёмного песка и камней. Люди собирались на берегу, будто в ожидании чуда, и затем смело ступали на высвободившуюся землю, направляясь к Модо. Некоторые собирали ракушки и морских звёзд, выброшенных на сушу, другие просто шли вперёд, будто желая почувствовать, что значит пройти между морей. Директор музея, в котором работал Юнги, господин Ким Намджун, как-то вечером за бокалом красного вина «Hongju», производившегося здесь же на Синдо, поделился с ним старой легендой о «Пути Дракона»: — Давным-давно на этом острове жили люди, которых преследовали тигры. Их было так много, что жители были вынуждены перебраться на соседний остров. Ушли все, кроме одной старушки. Её звали Ппонг. Бабушка Ппонг осталась здесь совсем одна. От отчаяния она обратилась к морскому дракону, моля о помощи. И дракон велел ей прийти к берегу. Когда она туда добралась, море расступилось и бабушка Ппонг пошла по тропе, но была слишком слаба, чтобы дойти до конца. Её семья издалека увидела её и поспешила навстречу. Ппонг умерла у них на руках, но успела поблагодарить дракона за то, что позволил ей вновь увидеться с родными. Юнги сказал тогда, что это хоть и объясняет мифологически появление тропы, но все равно очень грустная история. Намджун мягко рассмеялся: — Как и все легенды, это просто попытка человеческого разума объяснить природное явление в условиях недостатка информации… Но я вот думаю, возможно, два раза в год и волны нашего разума тоже могут расступиться, чтобы мы могли увидеть чудо. Намджун замолчал, и на какое-то время между ними осталась только тишина, нарушаемая криками чаек. — Знаешь, — продолжил он наконец, глядя на медленно уходящий по воде свет, — иногда мне кажется, что наш остров — тоже тропа. Тропа, которая соединяет нас с чем-то… настоящим. Но она существует лишь на время. А потом море снова возвращается. И тропа исчезает, как исчезают все ответы, которые человек находит слишком поздно. Юнги долго перебирал эти слова старшего в уме, и вот, спустя столько месяцев самобичевания, рефлексии и поисков смысла, сегодня он, возможно, готов ступить на новую тропу… Он шагал по мокрым камням, сжимая руки в карманах. Ветер приносил запах соли, но Юнги ощущал лишь напряжение, которое гудело в его жилах. Сегодня он встретит Тэхёна. Как и каждый Божий день, на протяжении вот уже почти полугода. Но сегодня он очень постарается не облажаться. С самого первого дня, как Тэхён вошел в его жизнь, Юнги чувствовал странную смесь притяжения и тревоги. Тот был словно воплощением свободы: лёгкий, остроумный, постоянно в движении. Но за этой кажущейся простотой скрывалось что-то сложное, тяжёлое. Тэхён был почтальоном, всегда на ногах, всегда с улыбкой, будто специально показывал миру, что ничего не может сломать его. Но Юнги видел, как в моменты, когда тот думал, что никто не смотрит, его взгляд становился уставшим, почти потерянным. «Ты просто боишься ошибиться снова», — упрекал себя Мин. Но это не облегчало его состояния. Их тянуло друг к другу с первого взгляда, но оба ходили вокруг своих чувств, как будто одно неловкое движение могло разрушить всё. Юнги как сейчас помнит их первую встречу. После переезда на Синдо, он завёл привычку начинать свой день с прогулки вдоль берега, давая себе время осмыслить прошлое, свои успехи и неудачи. Но в тот день что-то было иначе, как будто предчувствие прекрасного преследовало его ещё с ночи, и даже во сне трепетные образы не покидали. В то утро, он как обычно шел к набережной, погружённый в свои тяжелые мысли, как вдруг его взгляд задержался на высокой фигуре возле чужого почтового ящика. Почтальон стоял, слегка наклонив голову набок, доставая письма из ящика и складывая их в свою сумку. Его лицо было спокойным и сосредоточенным, почти как у художника, внимательно изучающего нечто невидимое, а не просто выполняющего ежедневную работу. Лёгкая прическа, и темные глаза, полные какой-то непонятной грусти, привлекли внимание Юнги. Он был похож на сказочного принца — тонкие черты лица, прямой нос с родинкой на кончике и неповторимая квадратная улыбка, когда он взглянул на ребёнка, выбежавшего к нему из того дома. Но что зацепило Юнги больше всего — это то, как он двигался. Несмотря на форму почтальона, он никуда не спешил, ходил с какой-то особенной плавностью, как будто воздух вокруг него был чуть легче, и земная гравитация действовала на него не так, как на обычных людей. Его походка была спокойной, уверенной и слегка замедленной, как у человека, который не торопится, но живёт в своём ритме, не подвластном времени. Он казался таким невероятным и вместе с тем — таким родным. Мин Юнги чувствовал, как его сердце чуть замедляется от этого странного, почти неподдающегося объяснению ощущения. Он не был сентиментален и нечасто позволял себе такие моменты, но тут что-то внутри него откликнулось. Всё было очень тихо, и в этом тихом, почти пустом утре, встреча с этим человеком казалась знаковой. Юнги не знал, что сказать. Он никогда не был хорош в разговорах с незнакомцами, а особенно с теми, чье присутствие вдруг начинало казаться значительным. Он просто молча прошёл мимо. Но ещё один взгляд на парня всё-таки бросил, и тот, казалось, заметил его. Было что-то в этом взгляде — что-то, что заставляло сердце учащенно биться, но при этом он не мог понять, что именно. Это было нечто большее, чем просто любопытство. В следующие недели они продолжали пересекаться каждое утро. Иногда они обменивались короткими взглядами, иногда даже приветствиями, но ничего больше. Их официальное знакомство случилось где-то месяц спустя. Юнги нечасто бывал в книжном магазине братьев Чон, но в тот день что-то заставило его свернуть с привычного маршрута. Магазинчик находился в самом сердце деревушки, между чайной и портной лавкой. Он славился своей атмосферой: деревянные полки, доходившие до потолка, запах старых книг и раритетные издания, которые сами по себе были путешествием во времени. За стойкой стоял Чон Хосок, старший из братьев, всегда приветливый и с улыбкой, которая могла бы растопить любой лёд. Их познакомил Ким Намджун, рекомендовав книжный, как самый лучший «Отсюда и до Сеула!». — Мин Юнги! Какой сюрприз! Ищешь что-то особенное? — спросил он, убирая в сторону стопку старых газет. Юнги пожал плечами. — Скорее, что-то для души. Кажется, у вас всегда есть что-то неожиданное. Хосок кивнул, задумчиво постукивая пальцами по стойке. — Для души… У меня есть пара книг, которые могут тебе подойти. Но знаешь, кто в этом разбирается лучше меня? Тэхён! Какого же было удивление Юнги, когда на это имя откликнулся «его» почтальон! Он сразу вспомнил утренние встречи, эти случайные взгляды, мимолётные улыбки. Тэхён был для него чем-то вроде призрака, который неожиданно стал реальностью. — Тэхён? — переспросил он. — Да, Ким Тэхён, наш почтальон и самый лучший фотограф, единственный ныне здравствующий и воспевающий красоту обычных вещей. А еще и пожиратель книг, — с видом заговорщика шепнул он Юнги. — Он здесь, вон там, с Чонгуком, — Хосок махнул рукой в сторону заднего стеллажа. Ким Тэхён стоял рядом с младшим братом Хосока, Чон Чонгуком, красивым парнем с открытым взглядом и кроличьей улыбкой. Чонгук держал в руках пачку журналов и что-то оживлённо рассказывал Киму, который слушал, слегка наклонив голову, как будто ловил каждое слово. — Тэхён! — позвал Хосок. — Иди к нам, познакомься! Тот поднял взгляд, встретился глазами с Юнги и замер на секунду. На его лице промелькнуло тёплое, почти удивлённое, выражение, но он быстро вернул себе невозмутимый вид. Чонгук подтолкнул его в спину, будто дразня. — Мин Юнги, это Ким Тэхён, наш местный почтальон и знаток книг. А это Мин Юнги — новый смотритель музея Синдо, — представил их Хосок, кивая, как будто сам гордился их знакомством. — Мы уже… виделись, — сказал Тэхён с лёгкой улыбкой. — Утром. На набережной. — Да, я… — начал Юнги, но запнулся. Он чувствовал себя неловко, будто оказался на кафедре перед студентами, совсем не зная тему лекции. А Тэхён, напротив, выглядел совершенно спокойным, как будто его ничего не могло сбить с толку. — Юнги говорил, что ищет что-то для души, — продолжил Хосок. — Может, ты что-то посоветуешь? Ким бросил взгляд на полки, потом кивнул, направляясь к дальнему углу магазина. — Есть одна книга о старых легендах Синдо. Думаю, она вам понравится. Юнги последовал за ним, чувствуя, как сердце бьётся чуть быстрее, чем обычно. — Вот, здесь есть и легенда о нашей морской тропе. Она немного грустная, но… в ней есть правда, которую стоит услышать. Их руки на мгновение соприкоснулись, когда Мин брал книгу, и этот мимолётный контакт, казалось, отразился эхом где-то глубоко внутри каждого. — Спасибо, — тихо сказал Мин, понимая, что его голос звучит чуть ниже обычного. — Всегда пожалуйста, — ответил Ким, снова улыбнувшись, но теперь чуть мягче, теплее. Когда они вернулись к стойке, Чонгук хитро прищурился, явно заметив что-то в их обмене взглядами, но промолчал. Хосок же, будто не замечая ничего, завернул книгу в бумагу и вручил её Мину. После встречи в книжном Юнги уже совсем не мог избавиться от мыслей о Тэхёне. Книга, которую он забрал домой, будто бы говорила с ним — каждая строчка о драконах, морских дорогах и старой бабушке Ппонг, молящейся на берегу, словно звала его отринуть собственные страхи и недоверие к миру. Тэхён, в свою очередь, продолжал разносить почту, но его шаги замедлялись у дома Мина. Юнги не приходило писем, но иногда Тэхён оставлял ему небольшие записки на пустых конвертах — шутливые, но с ощутимой теплотой. «Погода сегодня словно сама просит о прогулке», — гласила одна из них. «Читал ли ты, что бабушка из легенды говорила с морем не голосом, а сердцем?» — было написано на другой. Юнги отвечал не сразу, но однажды, спустя пару недель, снова встретив Тэхёна, спросил: — Твои записки… Они что, часть почтовой службы? — Нет, это просто мой способ сделать свою работу немного интереснее. Разве это плохо? И вот, спустя несколько месяцев и десятки записок, трогательно сложенных Мином в отдельную коробку, Юнги тоже надеется сделать свою жизнь немного интереснее. Ему кажется, что он готов к этому, хотя и страшно, что он, возможно, ошибается, и Тэхён просто добр со всеми. Сегодня был День Моря. Остров ожил: разноцветные шатры, звон посуды, смех детей, звуки музыки, доносящиеся с главной площади. Юнги всегда чувствовал себя чужим на общественных праздниках, но в этот раз всё же решился покинуть свою раковину. Он ждал встречи с Тэхёном, который был так непохож на других. Его лёгкость и уверенность притягивали Юнги, но проглядывавшая за этими качествами скрытая усталость, очаровывала его ещё больше. Эта смесь силы и уязвимости не давала Юнги покоя. Наконец он увидел Тэхёна. Он стоял у одного из праздничных шатров, переговариваясь с торговцем рыбой. Его сумка для писем висела на плече, а через плечо — любимая фотокамера. — Ты работаешь даже в праздники? — спросил Юнги, подходя ближе, его голос прозвучал чуть резче, чем он хотел, ведь он думал провести с Тэхёном весь праздничный день, и вечером, может быть... Тэхён обернулся и улыбнулся, но эта улыбка была наполнена чем-то большим, чем просто приветствие. — У меня для тебя ничего нет, если ты об этом. — Я не жду писем, — быстро ответил Юнги. — Хорошо, — Тэхён склонил голову, его взгляд задержался на лице Мина чуть дольше, чем следовало. — Тогда, может, дойдешь со мной до храма? Составишь мне компанию? Эти слова повисли в воздухе, словно вызов. Юнги почувствовал, как внутри всё напряглось, будто этот простой вопрос таил в себе тысячи скрытых значений. Храм, куда они добрались в молчании, оказался уютным, почти крошечным, с черепичной крышей, украшенной фигурками драконов, и несколькими деревянными статуями у входа. Ветер приносил запах моря, смешивая его с ароматами благовоний, которые доносились изнутри. Тэхён легко толкнул створку двери и вошёл внутрь, жестом приглашая Юнги следовать за ним. — Ты, кажется, тут как дома, — заметил Мин, оглядываясь по сторонам. — Такая вот работа, — усмехнулся Ким. — Этот храм получает письма и посылки со всего мира. Туристы, бывшие обитатели острова, да и просто случайные люди пишут сюда, делясь своими историями или прося благословения. Он подошёл к низкому столу, где сидел монах — совсем еще молодой, с гладко выбритой головой и удивительно живыми глазами. Перед ним лежала стопка писем и несколько газет. — Тэхён! Наконец пришли книги из Сеула? — голос монаха был тихим, но тёплым. — Да, да, брат Сокджин, извините за задержку, — сказал Тэхён, опуская на стол небольшую сумку. — Вот, и ещё пару писем из Японии и Франции. — Прекрасно, — монах улыбнулся, аккуратно раскладывая корреспонденцию. Его взгляд остановился на Юнги. — А это кто с тобой? — Это Мин Юнги. Он, уже скоро полгода как, работает в музее под руководством Намджуна, — представил своего спутника Ким. Монах кивнул, жестом приглашая их сесть на подушки у стены. — Добро пожаловать! Некоторое время они молчали, слушая, как монахи негромко говорят друг с другом неподалёку. Тэхён, казалось, был полностью расслаблен, наблюдая, как монах открывает одно из писем и читает его. — Люди пишут сюда издалека? — неожиданно спросил Юнги. — Очень издалека, — Сокджин поднял взгляд. — В этом и есть удивительная сила слова. Оно соединяет нас, даже если нас разделяют тысячи миль. Мин кивнул, чувствуя, как слова монаха что-то задевают в нём. — Но почему они пишут сюда? — спросил он, желая понять, что движет неведомыми ему людьми. Монах сложил письмо и аккуратно положил его обратно в конверт. — Потому что многие верят, что можно оставить свою боль или тревогу в словах и отправить её туда, где она будет услышана. Юнги хмыкнул: — Или надеются, что кто-то решит их проблемы за них. Сокджин покачал головой. — Нет, они не ждут решений. Они ждут понимания. Это всё, что нужно, чтобы почувствовать, что ты не один. Эти слова повисли в воздухе. Юнги почувствовал, как их смысл проникает глубоко в сердце. Он всегда считал, что, оставив прошлое позади и уехав на остров, сможет сбежать от своих ошибок, но теперь понял, что продолжает носить их с собой. — А что, если от себя не убежать? — неожиданно вырвалось у него. Монах посмотрел на него долгим, пристальным взглядом, который был одновременно мягким и пронзительным. — Тогда, возможно, пора перестать бежать. Эти слова звучали просто, но их тяжесть была ощутима. Тэхён, заметив напряжение на лице Юнги, слегка коснулся его плеча. — Он всегда говорит такие вещи, — сказал он тихо, с лёгкой улыбкой. — Но, знаешь, в этом есть что-то. Монах продолжил: — Жизнь — это не гонка, а путешествие. Если не можешь принять себя, то и до конца дороги не дойдёшь. Юнги сидел молча, его взгляд был устремлён куда-то в пространство, а мысли казались громче слов монаха. Когда они вышли из храма, солнце начинало пробиваться сквозь набежавшие за время их пребывания с Сокджином, тучи. Тэхён бросил на Юнги внимательный взгляд. — Всё нормально? — Да, — ответил тот, хотя внутри него всё переворачивалось. Он все еще переживал мысль, что его бегство на Синдо было не началом новой жизни, а просто очередным кругом в попытке уйти от себя. Ким, как всегда, держал дистанцию, но в его глазах мелькнуло что-то, что напомнило: он тоже от чего-то бежал. Когда они спустились с холма, воздух был прохладным, и на горизонте уже намечались проблески заката. Юнги всё ещё чувствовал, как слова монаха эхом звучат внутри него, перемешиваясь с воспоминаниями о своём прошлом и взглядом Тэхёна, который почему-то сейчас был рядом, но не слишком близко. Они молчали. Ким шёл впереди, будто чувствуя, что Юнги нужно время. Но Мин, напротив, ощущал, что молчание давит на него всё сильнее. Он знал: если сейчас не скажет хотя бы что-то, момент будет упущен. — Тэхён, — позвал он, его голос прозвучал хрипло, словно слишком долго ждал своего часа. Тот остановился и обернулся, его лицо было освещено мягким золотым светом. — Ты когда-нибудь думал, что тоже бежишь? — неожиданно спросил Юнги. Тэхён не сразу ответил. — Я думаю, мы все бежим. Просто не всегда признаём это. — И что? Это помогает? — Юнги почувствовал, как его голос становится громче, почти вызывающим. Тэхён хмыкнул, посмотрел на небо, будто обдумывая ответ. — Иногда. Но чаще — нет. Они остановились на пляже, где волны накатывали на песок, а влажный ветер пробирался под одежду. Ким присел на камень, явно давая понять, что готов продолжить разговор, но без лишнего напряжения. — Ты ведь тоже пытался начать всё сначала, верно? — Юнги подошёл ближе, глядя на него сверху вниз. — Почему ты здесь? На этом острове? Тэхён скрестил руки на груди и поднял взгляд на Юнги. — Потому что мне нужно было место, где никто не знал бы о моей боли, и не смотрел с жалостью. И потому что я думал, что здесь, на Синдо, я смогу забыть, каково это — умирать от невыносимой боли. — И получилось? — Юнги опустился рядом, его голос стал тише, почти шёпотом. Тэхён улыбнулся, но в его глазах была грусть. — Нет. Ты ведь понимаешь, что боль внутри нас. Неважно, где мы — в большом городе, на этом острове или даже в храме. Она всегда найдёт способ добраться до тебя. Юнги почувствовал, как его сердце начинает биться быстрее. Он хотел сказать что-то, но слова застряли в горле. Он посмотрел на Тэхёна, который, казалось, не замечал его напряжения. Или же замечал, но молчал. Волна накатила ближе, почти коснувшись их ног. Мин глубоко вдохнул, собираясь с силами. — Знаешь, — начал он, не глядя на Тэхёна, — я думал, что здесь, на этом острове, смогу наконец чувствовать себя кем-то. Что, оставив всё позади, я перестану быть просто неудачником. Тэхён молчал, не перебивая. — Но, кажется, я всё ещё не знаю, кто я, — продолжил Юнги, и голос его дрогнул. — Я бегу, но куда? И зачем? — А кто тебе сказал, что ты должен это знать? Юнги обернулся к Тэхёну, и их взгляды встретились. Ким смотрел на него с такой искренностью, что аж сердце замирало. — Ты так спокойно об этом говоришь, — прошептал он, чувствуя, как его голос дрожит. — Нет, — Тэхён отвёл взгляд. — Просто я хорош в том, чтобы прятать своё беспокойство. Они молчали, слушая шум волн. В этот момент Юнги понял, что хочет быть ближе. Хотел чувствовать не только собственную боль и страх, но и тепло другого человека. — Тэхён, — снова начал он, его голос звучал мягче, — после боли... ты ведь тоже чего-то боишься. — Я боюсь привязываться, — неожиданный ответ обескуражил. — Почему? Тэхён посмотрел на него с грустной улыбкой: — Потому что, если я привяжусь, это может всё разрушить. Юнги хотел ответить, но слова словно застряли в горле. Вместо этого он протянул руку, осторожно коснувшись руки парня рядом. Их пальцы едва соприкоснулись, но этого было достаточно, чтобы напряжение, которое они оба несли с собой, растворилось в воздухе. Тэхён не отдёрнул руку. Наоборот, он позволил Юнги держать её, глядя прямо в его глаза. В этом взгляде было всё: страх, боль, но вместе с ними — желание и надежда. — Может, не стоит бояться разрушить то, что ещё не началось, — тихо сказал Юнги. Ким долго смотрел на него, словно взвешивая каждую секунду, каждое слово, которое так и не сказал. Его глаза, тёмные и глубокие, отражали закатный свет, а ветер, трепавший волосы, казался единственным, что двигалось в этот момент. Юнги видел это напряжение, эту борьбу — знакомую, как собственные страхи. И вот Тэхён, словно сбросив с себя невидимую тяжесть, поднявшись, подался вперёд. Это было не резкое движение, а почти неуловимый шаг в неизвестность. Между ними больше не было ни сомнений, ни слов, только шум волн и трепет их дыхания. Когда их губы встретились, мир вокруг исчез. Всё, что раньше казалось сложным, неправильным или пугающим, растворилось, уступив место единственной правде этого мгновения. Это не был поцелуй страсти или эйфории, это был акт доверия и принятия. Тихий, но безмерно глубокий. Юнги почувствовал тепло, которое разлилось по всему телу, как будто в этот миг внутри оттаяло что-то давно застывшее, заледеневшее. Его рука неуверенно нашла плечи Тэхёна, пальцы коснулись ткани куртки, словно стремясь убедиться, что это действительно происходит. Когда они отстранились, дыхание обоих было сбивчивым, но на сердце было лёгко. Тэхён всё ещё держался близко, его взгляд цеплялся за лицо Юнги, в глазах смешались тревога и странная, хрупкая решимость. — Я боялся, что это всё будет неправильно, — тихо выдохнул он, едва заметно улыбнувшись. — Но сейчас... кажется, что это единственное, что правильно. Юнги, чувствуя, как сердце гулко отзывается в груди, прошептал: — Потому что так и есть. — Это было… — Тэхён замолчал, подбирая слова. — Я не уверен, что знаю, как быть с этим… с нами. — Я тоже, — честно признался Юнги. Его голос звучал мягко, без привычного напряжения. — Но, может быть, нам не нужно знать всё сразу. Тэхён снова посмотрел на него, тепло, будто видел впервые. А Юнги впервые за долгое время почувствовал себя полностью в безопасности, будто нашёл не только человека, но и свой дом. Вдалеке на пляже начались зажигаться огоньки — местные жители разжигали костры, готовясь к вечерним гуляньям в честь Дня Моря. Звуки смеха и музыки доносились до них, но казались такими далёкими. — Знаешь, — начал Юнги, его голос был тише обычного, — я всегда думал, что мне нужно быть одному, чтобы не потерять себя. — И что изменилось? — спросил Тэхён, бросив на него быстрый взгляд. Мин повернулся к нему: — Ты... Ты здесь, и мне не хочется отталкивать это чувство. — он не мог сдержать улыбки. — Я был уверен, что тянусь к тебе, как дурак. Ещё миг — и они оба рассмеялись, тихо, почти смущённо, но этот смех был светлым, как первая весенняя капель. — Ты и тянулся, — улыбаясь сказал Тэхён. — Но, наверное, я не мог отпустить то, что держало меня, пока не понял, что это нормально — бояться. Они оба снова замолчали, но теперь молчание было тёплым, почти уютным. — Пойдём к кострам? — предложил Тэхён, кивая в сторону огоньков. Юнги посмотрел на него с лёгкой неуверенностью: — А ты готов? Это значит выйти… из нашей маленькой вселенной. — Готов, если ты со мной. Когда они подошли ближе, их встретил весёлый шум праздника. Люди танцевали, смеялись, рассказывали друг другу истории. Чимин, дайвер, за которым ухаживает Чонгук, и который всегда с любопытством смотрел на них обоих, помахал им рукой, приглашая присоединиться к нему. — А вот и наши молчаливые затворники! — воскликнул он, протягивая по кружке с горячим фруктовым чаем. — Ну что, наконец-то решились стать частью нашей маленькой семьи? Юнги почувствовал, как его щеки слегка розовеют. Тэхён же, казалось, был готов парировать. — Может быть, мы просто ждали подходящего момента, — ответил он, принимая кружку. — О, момент всегда подходящий, если есть с кем его разделить, — заметил Чимин, многозначительно взглянув на них. — Кстати об этом, Чонгук скоро вернется, отошел не надолго, так что можете не переживать за меня и спокойно занимать место у любого понравившегося костра. Мы вас потом найдём. Они решили прислушаться к Чимину, и сели у костра, слушая рассказы рыбаков о приключениях на море, легенды и байки о призраках острова. Солёный запах моря смешивался с ароматом соснового дыма, и время, казалось, остановилось. Постепенно напряжение, которое так долго висело между ними, сменилось лёгкостью, почти неощутимой, как мягкое прикосновение морского бриза. Юнги и Тэхён сидели рядом, не соприкасаясь, но чувствуя присутствие друг друга. Огонь утихал, превращаясь в тлеющие угли, словно отголоски прошлого, что теряло свою власть. Когда языки пламени почти исчезли, а остальные разошлись к другим, еще горящим кострам, Тэхён, лицо которого освещали последние отблески огня, наклонился к Юнги: — Знаешь, — прошептал он, — я не уверен, что готов. Но, возможно, дело не в готовности, а в том, чтобы не упустить момент. Юнги посмотрел на него внимательно, его голос прозвучал так же тихо: — Мы оба не готовы. Но разве не в этом суть? Эти слова, простые и честные, стали ключом к тому, что так долго было заперто в их сердцах. Они молчали, позволяя звёздной ночи говорить за них, и всё же между ними произошло самое важное. Тэхён неуверенно положил руку на плечо Юнги, а тот обнял его в ответ, крепко, как будто боялся, что этот момент растворится в воздухе. И в этом прикосновении было больше, чем они могли бы сказать словами: страх, который их связывал, желание быть понятым и принятым, надежда на то, что на этот раз они выберут друг друга. Под светом звёзд, мерцающих над Синдо, убаюканное шёпотом моря, одиночество отступило. Они не знали, что принесёт утро, но впервые за долгое время это не имело значения. Всё, что было важно, — это сейчас. Синдо, остров с легендами о разделённом море и упрямом сердце, видел и более странные союзы. Море, вечный свидетель любви и потерь, казалось, одобрительно шептало: Идите дальше. Не бойтесь. Здесь вы можете быть собой. Когда Тэхён уснул, опираясь на плечо Юнги, тот смотрел на звёзды, чувствуя спокойствие, какое не испытывал годами. Не важно, сколько ещё дорог откроет море или какие испытания их ждут. Здесь, на Синдо, началась их история, и она была их собственной — несовершенной, но настоящей.