emerit

      –Я работу нашёл.       Первый звонок матери с самого переезда. Как бы иронично то ни было, у двух столь близких людей никогда не оказывалось точек соприкосновения для разговора. За двадцать лет они так и не сумели вжиться в роли матери и сына, а потому и сотрясать воздух напускным интересом к жизни в родительском доме – излишне. Быть может, взыграла взволнованность вперемешку с предвкушением, быть может, скука: причинно-следственная потеряла значение, стоило из динамика раздаться искажённому, но до трепета родному голосу. Наверное, всё-таки скука.       –Ну зачем же, милый? – всегда ли её тон был настолько ласков? В нём – ни намёка на упрёки. – Почему бы не присмотреться к университету? Я знаю, ты смышлёный, но к экзаменам всё равно придётся готовиться.       –Мам, не всё сразу. Меня друзья позвали, вот я и согласился. Сам бы вряд ли что-то искал.       –Друзья? – неподдельное оханье озадачивает. – Чего же ты не рассказываешь, что у тебя друзья появились?       –Я удивлён не меньше твоего, – лёгкая улыбка отражается даже через динамик телефона. Когда они в последний раз так непринуждённо болтали? Пусть и наскоро: – Я уже подъезжаю, перезвоню позже, хорошо?       –Звони почаще, – кратко, но чутко прощается мама.       Всё чаще и чаще Тэхён оказывается на пороге породнившегося «Сок&Джин’а», но в дневной понедельник, когда приветственно зазывающие вывески ещё обесточены, а двери не распахнуты в приглашающем жесте – в новинку. Чтобы попасть внутрь, когда бар не столь радушен, необходимо обогнуть здание и пройти через чёрный ход, и, хотя Тэхёну уже доводилось с ним сталкиваться, в этот раз его преследует забавляющий криминальный привкус: для полного вхождения в образ осталось только гуськом красться да по сторонам оглядываться. Волнение моторчиком, учащающим пульс, вынудило подорваться с кровати в самую рань – часы ожидания тянулись в нестерпимом напряжении, однако стоило только минуть раздевалку, от взвинченности и следа не осталось. Всё-таки, и бар этот, и люди в нём – они уже свойские, и нечего тут трусить. Но, попав в основной зал, Тэхён мгновенно заключил, что широкоплечая спина за барной стойкой принадлежит не Чонгуку и, уж тем более, не Юнги.       –Привет? – подаёт голос первым, отчего парень, напевающий себе под нос прилипчивую мелодию, дёргается и оборачивается на звук. Наверное, стоило предупредить Чонгука о предложении Джина, чтобы не вляпываться в конфузы. – Тэхён, – руку протягивает, пока его собеседник по-прежнему неподвижен, – меня Джин пригласил к вам на стажировку.       –Ох, точно-точно, – одумывается, нервно пятернёй по волосам проводит, прежде чем ответить на рукопожатие, – он упоминал что-то такое. Сан, приятно познакомиться.       –Я думал, тут только Юнги с Чонгуком работают, – и только озвучив вслух, сообразил, насколько глупым было это предположение. Как минимум, как бы они выбирались все вместе, если бы баром управляли только они? И не прогадал в своей необдуманности: Сан заливается хохотом, отмахиваясь от новоиспечённого коллеги.       –Если бы они вдвоём управляли, давно уж подохли бы. Но ты был близок. Пойдём, – обойдя барную стойку, Сан кивнул в сторону комнаты персонала – Тэхён поплёлся следом. – Считай, они наши столпы. Кроме них у нас надолго никто не задерживается, только я рекордсмен: десятый месяц пошёл. Хотя пару лет назад бар процветал, тут и народу полно было, и персонала хватало, но я об этих временах мало что знаю, да и не знаю, почему он так внезапно загнулся, – в бесконечный поток и слова вставить не удаётся. – Сейчас у нас всего четыре бармена: с двумя из них ты уже знаком, третий – я, а четвёртый – как повезёт. В основном, с Чонгуком и Юнги я вижусь редко. Если по парам работаем, то они, как правило, вместе, а я – с тем, кто ещё не уволился. Сейчас вот с Минги, но он всё стонет, что хочет свалить. Надеюсь, ты останешься с нами надолго, – отрывает взгляд от коробки со всяким барахлом, одаривая Тэхёна прискорбно-молящей улыбкой. – Вот, пока это натяни, – но вместо того, чтобы передать поясной фартук, Сан, почти вплотную прижимаясь к тэхёновой спине, обводит рукой вокруг его талии, вдевает ремешок в отверстие с внутренней стороны, натягивает ткань, дважды оборачивая ремешки вокруг, и закрепляет двойным узлом на боку. – Позже Джин закажет тебе собственную форму. Кстати, ты на баре-то работал когда-нибудь? Ну, может уже знаком с барной картой IBA? –содержимое вопроса до черепушки доходит с задержкой. Это что за херня только что была?       –Вообще нигде не работал, – пробудившись от остолбенения, застенчиво шею чешет. Хотелось бы вместо этого непоседливого парня застать за стойкой Чонгука, пусть даже малость злящего и излишне раздражающего. И нет ни одной причины, чтобы не подняться наверх и не подорвать его с выходного: Чонгук ещё во вторую встречу предупредил, что, в случае чего, его можно выдернуть в любое время дня и ночи.       –А сколько лет тебе? – Сан неуверенно косится, взглядом оценивает.       –Двадцать один.       –И нигде не работал? – озадачивающую мысль вслух озвучивает. – Странно. Ну, ничего, всему научу! Доставай блокнотик и ручку, тебя ждёт насыщенная лекция.

***

      Первый сентябрьский день выдался поистине чудесным. С самого утра Вселенная только и напоминает о том, что сегодняшний день – особенный. Угрюмое небо, затянутое непроглядными тучами в последние летние деньки, прояснилось с рассветом, разбудило яркими лучами, что по стенам кружили – и это пробуждение задало настрой на весь день. По случаю дня рождения мама отменила все дополнительные занятия, и, хотя как таковое празднование не запланировано – незачем, да и не с кем, когда твоими лучшими друзьями являются учителя, учебники и тренеры – изнутри взбудораживает предвкушение чего-то грандиозного. Сегодняшний день особенный, ведь сегодня – день рождения Чонгука. Двенадцатый, между прочим. Это, конечно, не шестнадцатый и далеко не восемнадцатый, когда взаправду есть чем похвалиться, но отчего-то именно этого числа Чонгук и дожидался. С ощущением, что после него всё изменится, что он вот-вот повзрослеет и станет настоящим мужчиной.       Сегодня огласили результаты теста по математике: Чонгук так его страшился, что всю ночь перед ним не спал, всё повторял и повторял формулы, вечно ускользающие из головы. И какой же прекрасный день! Удалось добиться своего лучшего результата, даже сказать, рекорда: девяносто шесть баллов. Похвалят ли его хотя бы в этот раз? Если честно, ему не нужны никакие подарки. В прошлом году это была скрипка, ведь с фортепиано не сложилось – решили сменить направление. В начале лета скрипка разбилась в щепки, хрястнув о стену в паре сантиметров от его головы. В позапрошлый – профессиональная гуашь, ведь Чонгук открыл в себе творческое начало, какое возможно для десятилетки. Однако родители не учли, что художники – люди своеобразные, и рисовать на стенах для них – в порядке вещей. Мама в гневе измазала его лицо краской, достала отцовский ремень с огромной бляшкой, отхлестала и заставила оттирать стены. Признаться честным, мамино творение Чонгуку понравилось: и концепция, и исполнение. Но ни от лица, ни от стен краски не отмылись – в школе ещё долго смеялись над его высокохудожественным макияжем. Если честно, подарки Чонгуку не нужны, ведь единственное, чего он в самом деле желает – порадовать маму, и он приложил все свои усилия к достижению этой цели: в этот раз точно получится!       –Мама! Я вернулся! – на ходу разувается, устремляется в нежные объятия.       –С днём рождения, Гук-и, – целует макушку, волосы треплет, по спине похлопывает. – Ну, как дела в школе? – и в этот раз от вопроса жилки не трясутся! Ведь Чонгук справился, добился лучшего результата! Мама точно порадуется!       –А у меня для тебя хорошая новость! – мама в предвкушении наблюдает за сыном, вынимающим лист из рюкзака. И как же воссияли её глаза! Наконец-то! – Вот, смотри! – гордо перед лицом возводит, и лучше так, чем воочию застать смену настроения. – Целых девяносто шесть!       –И это, по-твоему, хорошая новость? – сквозь стиснутые челюсти. Даже через интонацию, не глядя, Чонгук распознал крах. – И что тебе помешало справиться с этими двумя заданиями?! – бланк ответов в считанные секунды оказался разорванным на мелкие кусочки. Достижение, что Чонгук был готов повесить в рамку над кроватью, уничтожено. Вот уже мама схватила его за ухо, и Чонгук знает, что будет дальше: уведёт в комнату, может быть, сразу посадит за стол, а может быть, опрокинет на пол. – Бездарь... Какой же ты бездарь... – но расклад сложился куда плачевнее: мама швырнула его на кровать и потянулась за ремнём, который Чонгук, на всякий случай, спрятал, но разве это поможет? – Столько денег вбухиваем в него... Столько стараний... А ТЫ! – наконец, раздался первый шлепок. Чем быстрее начнёт, тем быстрее закончит, и пока что лучше помалкивать. – Никчёмный ребёнок! – первые удары пришлись на закрытые части тела – хоть ходить спокойно сможет. – Хорошая новость, говоришь?! – а теперь уже дело и до рук дошло. От первого же взмаха слёзы на глаза наворачиваются, но Чонгук терпит. Знает, что сам виноват. Знает, что заслужил. – Да от тебя уже никаких хороших новостей не будет! Хоть каждый день сотню баллов приноси – уже поздно тобой гордиться!       Как Чонгук провёл свой двенадцатый день рождения? Сидя за столом, но не на стуле, как положено, а на коленях – надежды на ходьбу без боли пали. Решал прототипы заданий, в которых допустил ошибки. Всю ночь, пока не рухнул от изнеможения. Обидно ли было? Скорее, стыдно. Стыдно не оправдать даже крохотных надежд. Стыдно лить молчаливые слёзы – заслужил ведь, отчего нюни распускать? Стыдно быть никчёмным.       Сегодняшний день воистину чудесный, ведь сегодня – день рождения Чонгука, двенадцать лет, между прочим. И не зазря преследовало особенное ощущение, ведь после этого дня рождения, и вправду, всё изменилось.       –Блять, – только распахнув глаза, Чонгук схватился за горло. Иллюзорные удары, что пришлись на шею, натурально пульсировали вспышками боли. Если память не изменяет, следующие две недели он проходил в школу с шарфом, ссылаясь на то, что продуло. Ага, в тридцатиградусную жару-то. Пришлось примерить на себя роль сказочника и выдумать байки о том, как дивно он отметил день рождения.       Первый выходной после насыщенных смен не задался – отоспаться как следует не удалось. Вряд ли сладкие сны придут на чонгукову голову после очередного кошмара, что прежде пришлось пережить наяву, да и материнские вопли бодрят соответственно, однако утренняя рутина остаётся утренней рутиной, кто и что бы ни снилось. Разбили ли нахлынувшие воспоминания, порождённые истощённым разумом, его состояние? Ни капли. Чонгук при последнем побеге из дома оставил всю свою жизнь там, откуда сбежал, и с тех пор не пускался ни в ностальгию, ни в ненависть – к себе, к родителям, к жизни. Отпустил, обид не держал, а если и держал, то только глубоко внутри, за семью печатями, не позволяя им контролировать себя. Единственные воспоминания, что то и дело восставали из мёртвых – мамины вопли: стоит им воспроизвестись разок, те словно на заевшей пластинке прокручиваются вновь и вновь. Впрочем, как и сейчас. Разбило ли Чонгука? Всего лишь пошатнуло. Так, что последующие несколько дней будет оголённым проводом шнырять, поддаваться малейшим раздражителям – того и вспыхнет.       –Блять, Юнги! – кажется, и соседушки его не в лучшем расположении духа.       –Ты мне ещё поблякай тут на старшего! – судя по звукам, Юнги то ли одеяло с Ёнджуна стаскивает, то ли Ёнджуна с кровати. – Хер ли ты вообще не в школе? Марш зубы чистить и завтракать, пока я тебе ускорения не придал!       –И тебе доброе утречко, Ёни, – столкнулся с младшим в проёме, пока тот, обозлённый как чёрт, вылетал из комнаты. И всё-таки, одна схожая черта у братьев есть: страшнючее лицо в гневе. Только у Юнги встречается чаще, чем у Ёнджуна. – Доброе, Юнги. Вам кофе сделать?       –Подтянемся через пару минут, – рукой махнул, скрываясь за дверью, но, не успев захлопнуть, застыл:       –Не дави так на него. Ты сам прекрасно понимаешь, что ему сейчас не до учёбы.       –Так же как и ты понимаешь, что мне тяжело давить на него, но я обязан.       Что-то хреновенькое утречко задалось. Может, чёрт с ним? Пойдёт обратно в кровать, проигнорирует уже произошедшее и постарается не напороться на будущее, валяясь весь день? Однако кофе сам себя не заварит, а в заданном настроении пить кислую жижу с привкусом отравления, названную кофем три в одном – самоубийство. И чему-то хорошему же суждено было случиться! Например, кучерявой макушке за барной стойкой. Хорошему, конечно, но странному.       –Кучеряшка? – спросил приличия ради, знает же, что он, самый что ни на есть. – Ты тут какими судьбами?       –А тебе Джин не рассказывал? – сияет, пропуская мимо даже это идиотское погоняло. – Стажируюсь тут. Сан мне уже рассказал, что к чему и почему. Про безопасность там, про условия...       –Стоять, – переводит взгляд с Тэхёна на вдруг нахмурившегося Сана, выросшего за его спиной. – А меня почему не позвал? – те переглянулись: с кем он разговаривает?       –Ну, сегодня же моя смена, – взял на себя инициативу Сан, укрощая доносящуюся до черепушки враждебность.       –И с какой бы радости ты взялся обучать Тэхёна? – а виновник торжества, чьё мнение, конечно, не учитывается, тихонько взмаливается, как бы эти два идиота не набросились друг на друга с кулаками. Благо, их разделяет барная стойка, но она скорее замедлит развитие событий, нежели предотвратит.       –Мне с ним работать, мне же его и обучать, разве это не логично? – руками, что напряжены до вздутых вен, опирается на стойку.       –А с какого хуя ты решил, что он будет работать с тобой?– Чонгук не отстаёт: они с Саном и без того в натянутых, а теперь, когда тот посягнул на его территорию, тормоза и сорвать может. В кипе с мудаческой натурой Сана и недобрым утром беды не миновать. – Может, ты довыёбываешься, и он будет работать вместо тебя?       –С логикой у тебя, Сан, явно беды, – раздалось умиротворённо откуда-то из-за спины. Юнги с Ёнджуном, как тот заверял, подтянулись, и Тэхён, сочтя это за отличную возможность слинять, тут же соскочил навстречу к младшему: прижимается, ворошит только приведённое в порядок утреннее гнездо. – В чём, вообще, суть конфликта? Ладно, вы оба туполобые, – сам спросил, сам ответил, – тут можно и без сути обойтись. Вам явно не хватает здравого взгляда, поэтому, так уж и быть, я к вашим услугам, – но встрять ни одной из сторон не позволяет, продолжая: – Сан, у тебя опыта всего десять месяцев, у Чонгука – четыре года. Логика как раз в том, чтобы более опытный сотрудник обучал новобранцев. Я уже не говорю о том, что Чонгук управляет баром последний год, и, вообще-то, его слово в этой ситуации решающее. Да и не упёрся нам твой опыт, если ты по-прежнему хуёво работаешь, а замечание о замене тебе как нельзя кстати: не переживай, Джин возвращается к управлению, так что справимся мы быстро. И чему ты его обучишь? Доставлять нам проблемы? Не утруждайся, он справляется с этим и без тебя.       Очевидно, Сан в этой ситуации в проёбе. Даже с одним Чонгуком нет смысла спорить – как и сказал Юнги: его слово – закон. Пусть даже негласный. Когда их двое, можно сходу поднимать белый флаг: с обоими Сан не в лучших отношениях. Если со старшим в более нейтральных, потому что они предпочитают избегать встреч, а если не удаётся, то игнорировать друг друга, то с младшим они цапаются при любом удобном случае. И хрен с ними.       –Правильно, возьми отгул на сегодня, выпусти пар, – последнее, решающее чонгуково слово вслед ретирующемуся Сану, по пути сбросившему фартук. – И можешь присмотреть себе новую работу, а мы пока взрастим отличную замену тебе.       –И где обещанный кофе? – Юнги стену лениво подпирает, словно не было никаких распрей мгновением назад. – Ты правда предпочёл ругань с этим вместо того, чтобы сварить кофе любимому старшему? – Чонгук глаза закатывает, но подаётся к кофемашине выполнять обещанное.       –И что это только что было? – переглядываются Ёни с Тэхёном, стоящие поодаль в мерах безопасности.       –Хрен его знает, – Тэхён, конечно, не то что бы горел желанием стажироваться с Саном, но то, что исполнил Чонгук – уже слишком даже в его понимании. Они вообще его мнением не планировали интересоваться? Поинтересовались бы, и не пришлось бы исходить на говно: Тэхён бы напрямую заявил, что, как бы Чонгук его не раздражал, предпочёл бы устроиться под его крылом. – А вы чего всё ещё у Чонгука зависаете? – переводит тему, пока не додумался до чего похуже. И снова мимо: Ёнджун напрягается моментально. Знал же, что нельзя лезть не в своё дело.       –Дома проблемы, – только и прошипел на грани слышимости.       –А они? – косится на парней за баром. – Не обижают тебя хоть? Не надоедают? Может, у меня перекантуешься?       –А можно? – оживился моментально, уже готовый собирать пожитки и переезжать к доброму дяде Тэ.       –Нельзя, – встревает Юнги, не оборачиваясь. – Избалуешь его, а мне потом что с ним делать?       –Ну и, – Чонгук вновь угощает напитком, только в этот раз, хоть и горячительным, но не алкогольным, – что тебе этот идиот рассказал?       –Чонгук, – отрезает зло, – тебе не кажется, что это слишком?       –М-м? – тянет задумчиво, и, прежде чем ответить, отпивает кофе, сладко причмокивая. – Ни капли. Сан придурок и, уж точно, в друзья тебе не годится. Поработаешь – поймёшь. Ну так что?       –Я же начал, а ты меня не дослушал. Про технику безопасности, в общем про условия... Хотя об этом, наверное, надо с Джином разговаривать. Вообще, он много болтал, но по делу – ни о чём.       –Ну, и чему бы он тебя научил?– горделиво грудь выпячивает: говорил же.

***

      Тэхёна в чонгуковой жизни враз стало донельзя неприлично. Тот с охотой тащит свою тушу в бар ежедневно, и это не могло не радовать первые два дня, пришедшиеся на обучение под его руководством. Однако до конца его стажировки промышлять этим не удалось бы: при всём желании бесконечно гнать сотрудников с рабочего места как минимум нерационально, а как максимум – халатно. В свои выходные доводится только издалека наблюдать, как любезно Тэхён воркует с Саном. Благо, всё самое необходимое он усвоил со слов Чонгука, и вряд ли Сан научит его чему-то неподобающему. Спокойнее ли от этого факта? Ни капли. Лишь одно тэхёново желание вышибло из его головы всю здравость разом.       –Кстати, дашь номер Сана? – прозвучало в вечер первого стажировочного дня. Взгляд Чонгука, до этого беспрестанно сияющий, вдруг освирепел. И без слов понятно, что хрена с два Тэхён получит желаемое добровольно. – Я хочу извиниться перед ним.       –Тебе-то за что извиняться? – попытка сдерживания неприязни не увенчалась успехом: слова со скрежетом цедятся. – Ладно бы, если бы ты потребовал извинений от меня. Но ты тут при чём?       –При том, что мне ещё с ним работать, и если тебе плевать, то я переживаю за его отношение ко мне.       –Работать... Мы не пошутили о том, что уволим его при первой же возможности.       Конечно, Тэхён каким-то образом заполучил номер, но сам Чонгук к этому непричастен. Лишь одно тэхёново желание сшибло с небес на землю. Каждый раз, стоит только спуститься вниз, чтобы одним глазком проверить, как у новобранца дела – кости обгладывает неприкрытая ярость. Природа этого ощущения не ясна, и прояснений в ближайшее время не ожидается. По крайней мере, пока небо заволочено широкоплечей фигурой, что скрывает кучерявую макушку за собой. Ей-богу, как банный лист к жопе приклеился. Природа не ясна, а вот источник – очевиден. Сан, собственной персоной. Их взаимная неприязнь переходит все границы, имя которой – Тэхён. Тэхён, что безостановочно треплется с этим идиотом, игнорирует чонгуково присутствие, а если и не игнорирует, то демонстрирует открытое омерзение. И всё после одного чёртового желания, казалось бы, вполне логичного, но с логикой, видно, и Чонгук не в ладах.       –Прекращай уже его охранять, – поскрипывающий диванчик провисает под весом Юнги. С открытия прошло всего-ничего, и в зале, кроме бармена в лице Сана, стажёра в лице Тэхёна и них двоих – никого. Можно было бы снизить тон для секретничаний, но это ни к чему: Сан неустанно вещает о всякой бессмыслице, не стесняясь настроек громкости, а Тэхён, в свою очередь, донельзя внимательно слушает, успешно игнорируя присутствие руководства. – Он со всем справится, даже если сегодня же отработает самостоятельно. Трудолюбивый малый.       –Я знаю, – отсекает. Сам же всему учил, и гордится, словно чадо своё воспитал.       –И хули ты тогда на них уставился? – Чонгук, осознавший, что до сих пор не отводил от них взгляда, впервые обращается к старшему. Результат налицо. – А-а, вот в чём дело. Понятно-понятно...       –Хер ли тебе понятно? – в плечо пихает, отнекиваясь. Уж очень хотелось добавить: «Если даже мне ничего не понятно».       –Считаешь, что, раз уж подобрал его, то больше ни с кем ему общаться нельзя?       –Да плевать мне. Просто Сан мудак. Не хочу, чтобы Тэ с ним водился.       –Им как минимум вместе работать. Возможно, иногда. Это называется вежливостью, Гук-и, – как день ясно, что дело именно в Сане, а не в его нраве, но раз уж Чонгук так уверен в своих суждениях – пусть и дальше практикует самообман.       Тэхёна не только в жизни чонгуковой стало враз донельзя неприлично, но и в голове. В Сане ли дело? Определенно. Беспокоится ли Чонгук за него? Возможно. Тэхён запросто нашёл общий язык не только с каждым из отбросов, за исключением, конечно, самого Чонгука, но и с этим полудурком, что порядком поражает. Сан – страшный балабол, а все его темы сводятся к распиздяйству. Человек абсолютно потерянный, не представляющий из себя никого и ничего. Однако Тэхёна зацепил. Да так, что тот хохочет характерно, до икоты. Да быть не может, чтобы и Тэхён оказался простым как валенок! Пусть он и не имеет богатого коммуникационного опыта, но Сан – это уже перебор. Хотя, на беспокойство не похоже. Да и дело, похоже, не в Сане. В самом Тэхёне, что прописался в тесной черепушке, но наяву – отрешённо взгляд отводит. Только от Чонгука.       –Кажется, всё возвращается на свои места, – Юнги вовремя осаждает, пока не созрело желание начистить саново смазливое личико. – Они очень похожи, не думаешь?       –Да чтоб кучеряшка и смахивал на этого... – а в голове его только одно.       –Тяжёлый случай, – заключает старший и подаётся к стойке.       Юнги незатейливым жестом ладони выпроваживает Сана, что хотя бы ему не перечит, подбирается к тэхёнову уху и нашёптывает показательно. Что именно – Чонгук вряд ли узнает, но ответный взгляд, пробегающийся по его скрюченной фигуре, отдался иглами под кожей. Что вызвало такую реакцию, что было дальше – не чонгукова ума дело. Ведомый двигателями с ускорением в виде дыма, прущего изо всех щелей, тот ретировался и на прощание не обернулся. Насколько глупо, насколько по-детски это выглядит – тоже не его ума дело. Тэхён своим важничаньем глубоко оскорбляет радушие, того и вовсе – перечёркивает все любезности и снисхождения, предоставленные ему самолично. Водился ли Чонгук с кем-нибудь ещё, как с ним? Да ни в жизнь. И своих забот полно. Да и пусть катится к чертям. Пусть подмазывается к Сану, и плевать, в какое дерьмо тот Тэхёна затянет. Чонгук больше и пальцем не шевельнет, прикрывая его задницу.       –Блять! – резко распахнутая дверь гостевой комнаты прервала побег, крепко встретившись со лбом.       –Твою налево! – Ёни, испугавшийся не меньше, чем охуел Чонгук, спохватился осматривать старшего, прикидывая ущерб. – Прости, ты как?       –Нормально, нормально... – отмахивается, потирая место, пришедшееся на удар. Может, именно такая встряска ему и была необходима, чтобы поумерить пыл. – А ты почему не в школе?       –Я тут хозяина лачуги сшиб, а он мне про школу, – перевести тему от неловкой к более приятной хотелось, но школа в разряд приятных не включена, так что приходится возвращаться к начальной точке.       –Говорю же, нормально всё. Вы с братом одного поля ягодки, а от него я по поводу и без отхватываю, мне не привыкать.       –Ментор известил учителя о моём отсутствии на неопределённый срок по семейным обстоятельствам, – по стойке смирно встаёт, докладывая, но прежде чем продолжить, тушуется, сменяя издевательскую манеру на побитую дворняжку. – Она обо всём знает, поэтому вопросов лишних не задаёт. Только наказала нагонять самостоятельно, чтобы не отставал.       –Пойдём, ментора твоего подменю, – проталкивает обратно в комнату, откуда минутами ранее Ёнджун дверь с ноги вышибал, но тот уворачивается, под рукой прошмыгивая. – Что, лучше учиться с Юнги, чем со мной? – смиряет глумливо, уже готовый сваливать: и его любезностям есть предел. Тем более после тэхёновых выебонов.       –Нет-нет! Я пойду чай заварю нам!       О чём там Чонгук думал до того, как его пришибло? Вместе с тем и большинство мыслей вышибло. А что если сотрясение? Было бы славно. Отлежаться денёк-другой в больнице, подумать над поведением: и своим, и окружающих. Выйти на причинно-следственную, найти очаг возгорания между собой, Тэхёном и Саном. Лишь бы побыть тет-а-тет с тишиной, хотя бы на несколько часов, не считая сна. Когда, вообще, удавалось побыть с собой для себя же? Кажется, что никогда. С пелёнок и до тех пор, пока не сбежал из дома, на себя времени не было: учебники, кружки, спорт, снова учебники. Только во время краткосрочных побегов о чём-то и задумывался, но если и о себе, то только о никчёмности по меркам малолетки, не оправдывающей родительских ожиданий. А потом работа, бесконечная суматоха, и всё – в окружении людей. Близких. Никогда с самим собой. В прошедший год ни мыслинки о себе не возникало: пришлось взвалить на себя груз ответственности, наплевав на себя, перенять чужую роль. Может, пора уже познакомиться с самим собой? Лучше поздно, чем никогда.       –У меня на носу тест по математике, поможешь? – с дымящимися кружками в руках захлопывает дверь ногой.       –Вот это ты вовремя, – усмехается горестно, но приглашает сесть, одобряя предложение. – Сегодня приснилось, как я мелким тест по математике завалил.       –Завалил? Разве ты не был отличником?       –Ага, всего на 96 баллов написал.       Заниматься с Ёнджуном – одно удовольствие, вполне себе подходит для уравновешивания состояния. Иногда поражает факт порождения столь одарённых детей у людей крайне безнадёжных, а если учитывать их свору отбросов, это «иногда» становится стабильностью. Наперекор условиям жизни, обучению в Богом забытой школе и постоянному хаосу вокруг, Ёни противостоит увязанию в аморальном образе, стремится к лучшей жизни, а брат и старшие готовы отдать последнее, лишь бы дать ему возможность выбраться из этого дерьма. Пусть и выглядит глуповатым, но как только дело обретает серьёзную окраску, выжимает из себя максимум, каким бы тяжким путь ни был. Всё-таки, метить в престижный ВУЗ в попытке начать новую жизнь – не шарики катать. Прирождённая сообразительность, плохой пример на глазах и помощь близких служит значительным толчком, чтобы смотреть только вперёд, а не оглядываться на предшествующую грязь.       –Я тебе говорю: синус меняется на косинус, – Ёнджун перечеркивает чонгуковы замечания. – Это же всего лишь формула приведения!       –Кажется, нам пора отдохнуть, – неловко затылок чешет. Хотел же помочь, а что в итоге? – Уже ты меня начинаешь учить, а не я тебя. Какие мои годы...       Взгляд бросает на часы – уже час прошёл. Время пролетело незаметно: казалось, не прошло и тридцати минут. Стоит отдать должное младшему, ведь от прежнего раздражения не осталось и следа. Однако же эффект этот весьма непродолжителен: стоило подумать о том, что Юнги по-прежнему не вернулся, как Чонгук снова ощущает на себе колкий взгляд тэхёновых омутов.       –Я ещё не устал. Юнги скоро придёт, с ним и продолжу. Хотя долго он что-то, – Чонгук плечами жмёт, мол, с меня-то какие вопросы? Я ему лишних смен не добавлял.       –Может, с Тэхёном остался. Пойду, скажу, что ты его ждёшь, – вновь охваченный пламенем гнева, подрывается с места, но дальше не двигается – младший крепко за запястье ухватился.       –А можно я с тобой? – щенячьим взглядом молит. Чонгук недоумевающе поглядывает: хочешь, так пошли, в чём проблема? – Тэхён мне нравится, – и тут же робеет, рот ладонью прикрывает. – В смысле, Тэ классный. И добрый.       И на заминку эту, и, в целом, на несвойственное для Ёни поведение Чонгук рукой махнул: и про себя, и показательно. Младший же, не медля, шаркает следом, чуть ли не в спину дышит суетливо. Наверное, понял, что ляпнул лишнего, и во избежание очередных оговорок ни слова больше не произнёс, но нервозность его осязаема до заражения воздушно-капельным, что Чонгук закипает в ускоренном темпе. Впрочем, предположения оказались действительными, но обстоятельства непонятны: Тэхён, что логично, по-прежнему за баром, по-прежнему бездельничает, а воркует с ним уже не Сан, отсутствующий в поле зрения, а Юнги. Внимание моментально переключилось на вошедших: Юнги – на Чонгука, Тэхёна, показательно игнорирующего – на Ёнджуна. Пока старший телепатически, лишь многозначительными взглядами переговаривался с вновь накуксившимся Чонгуком, Тэхён уже оказался подле: треплет макушку младшего, чему тот был запредельно рад. Неясно, то ли назло, чтобы лишний раз испытать чонгуково терпение, то ли искренне. Что-то между. Скользнув взглядом по залу, чтобы снова убедиться, что их компаньон – лишь перекати-поле, Юнги кивает в сторону и, не дожидаясь реакции, скрывается за алкогольными стеллажами.       –Я выпроводил Сана, – опережая вопросы, оповещает, как только Чонгук оказывается в поле видимости. – Но только на сегодня, и при условии, что этот день ему оплатят. И снова я благотворительностью занимаюсь...       О деньгах и речи не идёт: Юнги трясти не стал бы – и без того считает себя пожизненно должным и этому бару, и персонально Чонгуку. Но с какой бы радости ему вызываться добровольцем в свой выходной, и не по необходимости, а... Почему?       –Зачем? – всамделишно интересуется, без саркастичного подтекста: всё ещё не догоняет.       –Рожа твоя надутая заебала, – констатирует флегматично: и без того понятно. – Разберись в себе, пока не похерил всё, что только налаживаться начало. Вы все мне намного дороже проёбанного выходного. А если так жаждешь уволить Сана, то посодействуй: натаскай Тэхёна, поищи новеньких, а не устраивай концерты.       Так уж у них заведено: говорить напрямую, не стесняясь в выражениях. Пусть даже кажется, что перегибает, но порой именно горькую правду необходимо услышать от самого близкого человека. Однако на этот раз бесцеремонные нравоучения придают не пендаль ускорения, а разрушительный урон. Нанесённый точно в цель, в ноющее ядро, трещинами расходящееся во всём Чонгуке: тот и слова вымолвить не может, даже к шутке свести. Но эта тема тревожит не его одного, и не он один в силу последних обстоятельств только и ожидает искры, чтобы вспыхнуть: Юнги и сам понимает, что это было слишком. И у самого терпение лопнуло. Выдыхает, смягчаясь, плечо чонгуково сжимает:       –Поднимайся наверх, отдохни. И чтобы до конца смены я тебя не видел. Младшему скажу, чтобы тоже тебя не трогал. И подумай над моими словами хорошенько.       Мышцы сжимаются, не дают и с места двинуться, только лишь непроизвольно подрагивают осиновым листом. Словно щеночком, брошенным на свалке в дождливую погоду, Чонгуку остаётся только под ноги глядеть сквозь замыленную пелену. Знакомое чувство, навевающее воспоминания. Обида ли взыграла, злость ли на старшего, не удержавшего язык за зубами? Скорее, всё вместе. Всё, что копилось, по меньшей мере, год и, наконец, вырвалось наружу. Попыталось – Чонгук не позволил.       –И к Тэ пока не лезь, – вслед, оставляя младшего самим с собой, бросает, – вы друг друга стоите, и лучше уж пока держитесь на расстоянии.       Настал не только час – целый день, предоставленный самому себе. Как ноги доволокли его до комнаты, минуя любопытные пары глаз, что пристально наблюдали за скатывающимися по щекам слезами, Чонгук не сообразил: уже тогда заперся изнутри, абстрагировался от окружающих. Захлопнул дверь, отчего-то провернул фиксатор, удостоверившись в своей защищённости – так и сполз по стене, не продвигаясь ни на сантиметр в комнату. И ни одной мысли не прибавилось: кромешная печаль, не подкреплённая словами. Понять бы для начала самого себя, а только потом разобраться в ощущениях. Пришло время познакомиться, Чон Чонгук.

***

      –Не трусь так, это всего лишь пятница. У тебя таких ещё уйма будет.       –Но это последний день моего испытательного срока!       –Никакой это не испытательный срок, – Юнги щелбаном в лоб заряжает, – и мы не можем тебя не взять. По блату же.       Две стажировочные недели пролетели лишь парочкой дней – Тэхён не успел даже утомиться, работая без выходных. Так не терпелось, что ежедневно нутром тянуло к бару, пусть парни и отговаривали его утруждаться настолько. Сегодня Тэхён сам за себя, старшие по званию лишь наблюдать будут, как он справляется в запару. Меню и точный состав напитков уже спустя пару дней въелись под корку, руку набить удалось к концу недели – беспокойство взывает лишь возможный стресс в работе без опекающих. Но вне зависимости от исхода этого вечера уже завтра будет подписан договор с Джином, и Тэхён будет официально устроен, хотя в одиночку его ещё не скоро оставят.       –А Чимин не хочет к вам устроиться? – наслушавшись о жажде Минги уволиться, и жажде уволить Сана, Тэхён вдруг задумался об очевидном. Не хотелось бы быть в паре с кем-то ненадёжным, ещё недостаточно знакомым, а вот с Чимином – сплошное удовольствие.       –С самого начала мне мозги проедает желанием устроиться в бар, но я не разрешаю.       К тэхёнову удивлению, за время стажировки ближе всех он сработался именно с Юнги, так что допрашивать о причинах запрета и подкалывать о тирании в их отношениях не стал. На самом деле старший оказался не настолько мрачным и пугающим, а вполне себе заботливым и располагающим, конечно, не без изъянов, но куда снисходительнее, чем представлялось. Стоило только перестать шарахаться и начать общаться с ним на равных, а не как со злой собакой с предупреждающей таблички на заборе.       С Саном, хоть тот и весьма странноват, они тоже неплохо спелись: смены с ним, что пирушка, а не работа. У Сана никогда рот не затыкается, тот только и делает, что языком чешет обо всякой бредятине, но по делу – никогда. Тэхён даже пересказать ни одну из историй не сможет: настолько они бессмысленные. Но вопреки работать с ним приятно, и никаких мудаческих черт, заверенных Чонгуком, замечено не было. Единственный смущающий в прямом и переносном фактор – излишнее внимание, но Сан ведёт себя так со всеми, включая гостей и выключая Чонгука с Юнги, так что Тэхён не обращает внимания на руки, то и дело приклеивающиеся к его талии или плечу, на бегающие по его очертаниям глазки и грязные словечки. Пусть даже Сан окажется озабоченным извращенцем, если это не переходит границ, разве заслужил он чонгукова к нему отношения? И по сей день Тэхён все ещё ни слухом ни духом о причинах их междоусобиц: с момента предупреждения Юнги они с Чонгуком и словом не перекинулись, и тет-а-тет не оставались. Всё на своих местах: Чонгук – показательно накуксившийся, Тэхён – рьяно игнорирующий. В кошки-мышки играют, всё ждут, когда один из них сдастся и по-человечески, посредством языка через рот обсудит проблему, но за них действуют гордость в паре с идиотизмом, вот и продолжают обоюдную молчанку.       Тэхён уже давно никаких обид не держит, даже за случай с больницей, лишь не понимает причин тотального собственничества. Тэхён – не вещь, а вполне себе взрослый парень, который и сам может рассудить, с кем ему водиться, а с кем – нет. Пусть даже Чонгук знает Сана ближе, знает о его проёбах и негативных чертах – это не даёт ему права распоряжаться Тэхёном как вздумается. И как долго продолжится их молчанка? Всё зависит лишь от Чонгука и его разбирательства в самом себе – Тэхён первым на перемирие не пойдёт, как минимум, потому что невиновен. Игнорирование уже вошло в привычку, и дискомфорта не доставляет, однако работать и дальше, учитывая, что пока что Чонгук его начальник, а в будущем – напарник, будет крайне досадно.       –С самого начала? – переспрашивает, выбираясь из пут мыслей. – Получается, вы начали встречаться сразу, как подобрали Чимина, если ты изначально запрещал? – то, каким образом сошлись эти двое, абсолютные противоположности, по-прежнему остаётся загадкой.       –Вроде того, – плечами пожимает, словно никакого значения началу их отношений не придаёт. – Искра мелькнула сразу, а официальных предложений о статусе отношений у нас не было, просто факт, сам собой разумеющийся, что мы только для друг друга. Мы сами и не заметили, как спустя пару недель стали влюблёнными голубками, так что никто не в обиде из-за неясностей.       –Не представляю вас влюблёнными голубками, – Тэхён морщится выразительно. – Аж мурашки по коже.       –В точку. Романтики из нас такие себе, так что это скорее стадия не влюблённых голубков, а семейной пары, которую сожрали бытовуха и три спиногрыза, – зал ещё официально не открыл свои двери для гостей, но их воркованье прерывает лязг: Юнги моментально принимает суровый вид, заготовленный для работы, поправляет рубашку и проверяет ремешки на фартуке. – В общем, можешь Чимина расспросить, он тебе точно подробнее расскажет.       –Привет, работяги! – но вместо званых гостей за порог переступает Ёнджун с рюкзаком наперевес. – Привет, Тэхён, – персонально здоровается, подставляясь под объятия. – Вы сегодня вдвоём?       –С Чонгуком, но он подойдёт, когда народ привалит, – Юнги головой на Тэхёна указывает, и младший в подробности не вдаётся: и ежу понятно, что между этими двумя что-то неладное. – Ближе к ночи Чимин завалится, наверное, к тебе его отправим, чтоб под ногами не путался.       –Ох, тогда я поищу, где переждать сегодняшнюю ночь, – понимающе руку к сердцу прикладывает, обращаясь к потолку, – Тэ, можно к тебе?       –По шапке получишь, – прерывает Юнги, недовольный покушением на его половую жизнь, – марш наверх, – и стоит младшему скрыться за дверью, тут же слышится удручённый выдох: – Слушай, я вообще не уверен, стоит ли вам двоим работать вместе, пусть даже со мной, но если звать Сана, то Чонгук такую истерику закатит...       –Обещаю не устраивать дебоши, – по стойке смирно встаёт. Всё-таки, встревать в конфликты ни с гостями, ни с коллегами он не намерен.       –Да в тебе-то я не сомневаюсь, но Чонгук... Просто постарайся быть тише воды, ниже травы, ладно? Знаю, звучит невыполнимо, и я бы на твоём месте не сдержался, но я не знаю, чего от него можно ожидать, и чем это обернётся для нас всех. Он в последнее время сам не свой, и даже меня в курсе не держит. В крайнем случае я ему мозги вправлю, но хотелось бы избежать крайностей.       Тут-то и прояснилось в голове. Если всё настолько плачевно, и виной тому – Тэхён, может, пора засунуть выебоны глубоко в задницу и выступить стимулом к перемирию? Как раз это и является чем-то невыполнимым, пока Чонгук не поведает об источнике своего поведения: чёрт знает, как к нему подступиться, чтобы ситуацию разрешить, а не усугубить.       –Я постараюсь, – послушно исходит на милость. – Мне и самому этот детский сад надоел.       Пусть на дворе и пятница, пьяницы стали подтягиваться лишь спустя пару часов после открытия. И почему бы им не сдвинуть график работы, если посещения что в будни, что в выходные начинаются порядком позже заявленного? Первый гость любезно предоставляется на попечение Тэхёну, а дальше всё как в тумане: с каждой минутой народу становится всё больше, времени на излишние размышления – меньше, музыка – громче, кислорода – мизерно, лишь для скромных вдохов в передышку. Но это всё мелочи, а настоящие сложности начинаются, когда появляются охочие до разговоров пьяницы. С Саном в этом плане гораздо проще: если не поровну, то он запросто возьмёт груз болтовни на себя. Юнги же искусно готовит коктейли, на автомате, словно робот смешивает в идеальных пропорциях, но работать предпочитает молча, так что всю прелесть общения скидывает на Тэхёна, что и без того запыхался, так ещё и вынужден с гостями трепаться. К ним бы в напарники Чимина: они с Тэхёном заболтали бы любого. И почему Юнги так противится?       Запара эта необыкновенно проста: может, сыграла новизна, но отчего-то эта загруженность придаёт всё больше энергии. И хотя многозадачность ещё не развита, а заказы путаются в голове, ни для паники, ни для растерянности места нет. Впервые Тэхёну позволили погрузиться в работу с головой, и кто бы мог подумать, что это не только действенный, но и полезный способ забыться. Внимания к его натуре стало многим меньше, даже удалось отвлечься на часы: время пролетело незаметно – уже близится к ночи. И как только Чонгук с Юнги умудряются отпахивать выходные смены вдвоём? Среди толпы виднеется поднятая ладонь, а следом за ней и знакомая макушка.       –Привет, Юнги! Привет, Чонгук! Привет, Тэхён! – Чимин перекрикивает музыку, утруждаясь одарить персональным вниманием каждого.       –Чонгук? – Тэхён игнорирует нарисовавшегося друга, спешно по сторонам озирается. И правда, тот неприметно расположился буквально в метре от, однако не подал ни одного признака своего присутствия. И как давно он с ними? Наверное, поэтому и спала нагрузка.       –Мы с тобой так давно не виделись, а вместо меня ты пялишься на своего напарника, – стонет Чимин, уже проскользнувший под стойкой, чтобы перебраться на сторону работяг.       –Лезь обратно, – Юнги снова проталкивает его в люди, даже не поздоровавшись.       –Я помочь хотел, вообще-то! Если нас четверо будет, то мы будем успевать даже на перекуры бегать!       –Нам как раз надо, чтобы не успевали. Тэхёну надо учиться работать в загрузку, – а между тем яростно печатает что-то в телефоне. Какой многофункциональный, и вправду мастер своего дела: умудряется и работать, и разговаривать, и в телефоне зависать. – Я попозже отпущу кого-нибудь из них, – кивает на напарников, между тем отшвырнув телефон на столешницу.       –А может их оставишь, а сам ко мне пойдёшь? Не думаю, что они будут против, – Юнги предпочёл ответить лишь колким взглядом, но моментально одумался: Чимин не в курсе всего, что произошло в стенах бара за последние пару недель. Тэхён ежедневно был с ними, значит, на встречи вне у него не было времени. Если бы Тэхён рассказал, то Чимин наверняка бы стал капать на мозги, лишь бы Юнги как-нибудь поспособствовал их примирению.       На чиминово плечо укладывается чей-то подбородок: тот инстинктивно уворачивается от объекта опасности.       –Ёни! – но, на его облегчение, это всего лишь любимый младший, что тут же сгребается в объятия. Правда внимание его направлено не на того, кто заключил в кольцо крепких рук, а за его спину: на слегка раскрасневшегося от усталости Тэхёна.       –Пока тебя не пускают к ним, поможешь мне с сочинением? – всё так же в объятиях, чтобы поближе к уху.       –Ёнджун! – отрезает строго. – Ты уже взрослый мальчик, сам с таким справишься! Дай ещё более взрослому мальчику отдохнуть!       –Да справиться-то справлюсь, только мне этот конкурс сочинений не упёрся, а требуют шедевра. Пошли, – и уволакивает за собой под возмущения, что продлятся от силы полминуты. Уж больно лелеют его старшие.       –И правда, взрослый же уже, а уроки всё ещё со старшими делает? – провожает вопросом вслед.       –Я обычно просто слежу, чтобы учился, а не прохлаждался. С Чонгуком они решают что-нибудь с повышенным уровнем сложности, чтобы поднапрячься, а Чимин учится на учителя литературы, – наскоро констатирует, а после смиряет с укором: – Не отвлекайся.       Миссия из разряда невыполнимых. Стоило заметить Чонгука – напряжение, исходящее от него самого и распространяющееся на площадь целого бара, приобрело осязаемые масштабы. С гостями он не то что не столь обходителен, даже не в юнгиевой молчаливой манере – хмур настолько, что от его мины скоро начнут сверкать пятками. Может, оно и к лучшему: народ быстрее рассосётся в страхе, виновника неурядицы попрут к чертям, и можно будет вздохнуть с облегчением, наполнив грудь воздухом, лишённым накала.       Хоть их стало на одного больше, и нагрузка рассредоточилась, Тэхёну проще не стало: на него всё ещё сваливают всех, кто жаждет особого внимания. Пока что разрываться не приходится, да и вряд ли придётся: гости, что привалили кучей, своевременно друг за другом доходят до томной стадии. За приливом следует отлив, абсолютный штиль, когда становится не по себе от безделья. По прогнозу парней этим вечером вспышек спроса больше не ожидается, так что не один Тэхён прохлаждается. Чонгук предпочёл избавить их от своего влияния, скрывшись за стеллажом, а Юнги, оценив обстановку между этими двумя и рассудив, что в ближайшее время дебоша не намечается, слинял на перекур, заранее предупредив о длительном перерыве, судя по всему, с последующим продолжением, ведь очень вряд ли перекур, даже после запары, займёт целых двадцать минут. За главного негласно оставили Тэхёна, ведь он играет роль тамады для гостей, что, в общем-то, тоже уже сполна наболтались.       –Тэхён, – очевидно привлекая внимание, вдумчиво произносит гость, что уже с несколько минут пристально наблюдал за ним. – Я вас раньше не встречал здесь.       –Я тут новенький, – застенчиво волосы назад зачёсывает, – сегодня последний день стажировки. А вы наш постоянный гость? – прежде чем ответить, тот перекатывает в руке стакан с остатками коктейля и, допив, вручает Тэхёну.       –Я бы сказал, регулярный.       –Тогда я запомню вас, – повторяет напиток, особо не вдумываясь в то, что замешивает. И без того пропорции въелись под корку, что уже во снах преследуют.       –В таком случае, это отличный повод перейти в разряд постоянных гостей, – принимая очередную порцию алкоголя, перехватывает из рук в руки, намеренно задерживается словно в рукопожатии, касаясь тэхёновых пальцев. – Уён. Запомни, – Тэхён замирает, околдованный завораживающим тоном, встречается взглядом глаза в глаза, что точно гипнотизируют.       –Тэхён, – скрывая опаску, холодком по коже пробирающую, отмирает.       Представившийся Уёном отстраняется на всех уровнях, возвращая Тэхёна к равновесию. Что ни гость, то очередной чудик... Что, в общем-то, когда-то касалось и его самого, однако он как нельзя кстати вписался в ассоциацию тех самых чудиков.       –Мы могли встречаться раньше? – больше вслух рассуждает, нежели интересуется в самом деле. Сканирует досконально от макушки вниз и обратно. – Может, на предновогодней вечеринке? – снова задумывается, а после по щелку воссиял: – Точно! Ты тогда напился и уснул за стойкой. Я запомнил эти кучеряшки.       –Ох, напился я тогда знатно, это точно... Если честно, совсем ничего не помню, – лыбится робко.       –Да? И даже не помнишь, как я тебя в такси усаживал? – ухмыляется хитро.       –Правда? – встрепенулся моментально, ещё больше заходясь в растерянности. – Тогда я должен отблагодарить вас как-нибудь. Мало ли, что могло произойти, останься я дрыхнуть...       Уён, не размышляя, укладывает телефон с номером на экране на стойку, но, не успел Тэхён вынуть свой из кармана, руку перехватывают на полпути: Чонгук, показательно пыхтя, того и вовсе вскипит, пуская дым со всех щелей, резко одёргивает, накрепко сжимая запястье. Вырваться не удаётся, да и не то что бы Тэхён в состоянии: сообразить не успел, как уже оказался за дверью чёрного входа, а после здравость мышления вышибло ударом о стену за спиной.       –Какого хрена ты себя так ведёшь?! – Чонгук, не рассчитавший силу, даже и не задумался помедлить, хотя бы наскоро извинившись: только пуще взъелся.       –А ты какого хрена себя так ведёшь? – Тэхён не ведётся, не поддаётся искрам, от которых и сам воспламенится по щелчку: сквозь стиснутые зубы цедит, с вызовом поглядывая. – Мало того, что и до этого хуйни натворил, так теперь посреди рабочего дня выволок меня, оставил бар без присмотра, а если что-то произойдёт?       –А вина-то чья? – за ворот рубашки хватает до треска от вылета пуговицы. – Чем я, блять, заслужил, чтобы ко мне так хуёво относились? Ты как муха ко всякому говну цепляешься, да даже с Саном спелся, а я по-прежнему не заслужил твоего снисхождения?       –Мои поздравления, тогда ты не говно, – иронично выпаливает, уже не скупясь на эмоции. – Когда я успел стать твоей собственностью? Теперь будешь бесконечно меня опекать и решать, с кем и как я должен общаться? Тогда, боюсь, я вынужден отказаться от работы, с гостями ведь тоже приходится общаться. С ними же тоже нельзя? С Чимином, может, тоже? Жаль, а мы ведь хорошо сдружились. Получается, только с тобой можно? – приближается впритык, чуть ли не носом соприкасаясь, и, скалясь коварно, отчётливо произносит: – Если цена твоей благотворительности – моя свобода, то я предпочту вернуться к изоляции в четырёх стенах.       Последнее, что удалось застать – округление чонгуковых глаз. Ответить он не успел: по велению Юнги влетел в стену в метре от Тэхёна с гулким стуком.       –Иди наверх, я сам ему мозги вправлю, – бросает, кажется, обозлённый больше их всех вместе взятых, а Тэхён повинуется: на еле плетущихся ногах прошмыгивает за дверь, подальше от Чонгука. И только зайдя за неё, обратил внимание на трясущиеся губы, поджимающиеся в тонкую полоску.       На верхушке лестницы уже поджидали Чимин с Ёнджуном, беспокойно погладывающие на шатающегося Тэхёна. Наверное, услышали из окна весь их разговор от и до. Наверное, поэтому Юнги и ворвался. В голове – кромешная пустота, а под рёбрами – колюще-режущая, перекрывающая дыхание. Покорив половину ступенек, Тэхён замирает, судорожно вдыхая-выдыхая, смаргивает пелену, встрявшую перед глазами, вперившись в носки ботинок. Вата, названная ногами, перестаёт удерживать, но вместо неё – поддержка с обоих сторон.       –Не принимай близко к сердцу, Тэ, – прижимает Чимин тэхёнову макушку к плечу, оглаживает щёку большим пальцем. – С ним что-то неладное в последнее время. Его тоже можно понять... Но лучше вам это вдвоём обсудить, когда успокоитесь, чем с моих слов делать выводы.       –Спасибо, – шмыгает и взгляд поднимает, давит улыбочку, хоть сколько-нибудь смахивающую на правдоподобную. – Я в порядке. Просто... Эмоции хлынули.       –Вот бы Юнги вмазал ему пару раз... – вслух взмаливается Ёни.       –Без этого не обойдётся, – подтверждает Чимин, после чего все, заслышав дверной грохот, замирают.       Чонгук, очевидно помятый, вышагивает по струнке, а Юнги плетётся следом, подпинывая. Молча. И ни намёка на сгущение напряжения в воздухе. Неужели всё решается так просто?       –Не смей, – одёргивает Чимин Тэхёна, уже готового рвануть к возвращению на рабочее место. – Пошли, чаю попьём. Иначе Юнги и меня порешает, если увидит тебя внизу до конца рабочего дня.       –Да он тебя и без того порешает. После такой-то взбучки...       –Я сейчас пойду и первым делом порву сочинение, написанное моей рукой. Сам будешь оправдываться перед училкой.       По затее отвлекающие разговоры о бессмыслице лишь отзвуком доносятся, но смыслом – нет. Тэхён придерживается беседы, только болванчиком то и дело поддакивая, да и втянуть его в обсуждение не силятся: главное – не дать выпасть из реальности насовсем. Кофе оказался заботливо выдернутым из трясущихся рук, но взамен – уже которая кружка чая по счёту, но даже кипяток не растапливает лёд, морозящий до стучащих зубов. Кажется, кружку назад Ёнджун предложил налить чего-нибудь значительно погорячее, за что отхватил по рукам от Чимина. Тэхён бы не отказался. Прежде не доводилось вступать в конфликты с людьми достаточно близкими, после ссор с которыми ещё мучительные часы, дни, быть может недели, месяцы или годы кошки на сердце сгребут, и первый опыт подобного рода приходится не по душе. Во-первых, Тэхён признал, что Чонгук – особь достаточно близкая, раз ебано настолько, что вот-вот еле сдерживаемые слёзы хлынут. Во-вторых, кажется, молчанка обрела серьёзные масштабы, раз дошло до стадии испуга: иначе это состояние и не обозвать. Какой-то, казалось бы, детский лепет достиг апогея, и как из этого дерьма выбираться – чёрт его знает. Как они в это дерьмо вляпались? Чёрт его знает. Почему, вообще, так тревожно? Чёрт его знает. Чонгука, самого Тэхёна, накала, что последние две недели только и дожидался искры, чтобы вспыхнуть, и дождался – чёрт их всех знает.

***

      –И почему именно боулинг? – в дороге весь изворчаться успел, и по прибытии не остановился: – Это же вечеринка в честь меня, почему моим мнением никто не поинтересовался? – но не всамделишно, конечно: дело лишь в неловкости.       –А почему нет? – Хосок вешается на плечо и подводит к столу рядом с забронированной для них дорожкой. – Набухаться можно где угодно, а так веселее. Юнги предлагал сауну, но Чонгук забраковал это предложение.       Ситуация между ними по-прежнему не сдвинулась с мёртвой точки, разве что пинок под чонгуков зад поумерил его пыл. И с чего бы ему выгораживать Тэхёна даже сейчас? Однако что-то в Чонгуке с того вечера всё же изменилось: Тэхён не ловит на себе его пристальный взгляд, под которым прежде сгущалась атмосфера; игнорирование не столь показательное – скорее смиренное, да и в целом сам он смягчился, в том числе и к окружающим. Но примирением между ними так и не попахивает.       –Я никогда не играл в боулинг, – честно признаётся. Пока парни рассаживаются за столом и сходу заказывают убойную дозу алкоголя, Хосок не медлит: подталкивает ближе к дорожке.       –А мы не на чемпионате. Чем нелепее, тем веселее, – со спины обхватывает плечи, прощупывает как следует и заключает: – ручки у тебя хиленькие, так что попробуй пока лёгкий шар, потом придрочишься к чему потяжелее. Хочешь, детские бортики тебе поставим? – мгновенный испепеляющий взгляд пояснений не требует. – Понял-понял. Ну, в общем, смотри и учись, пока я живой.       Хосок действует медленно, чтобы Тэхён наверняка уяснил: прицеливается, прижимая шар к груди, делает пару широких шагов и отпускает, заводя ведущую ногу за себя. Спустя несколько секунд снаряд добирается до цели, сбивая все кегли без остатка.       –Пальцы ставь вот так, – демонстрирует наглядно, а после передаёт шар в тэхёновы ладони, и своей рукой направляет пальцы к отверстиям. – Средний, безымянный и большой. Вот так. Если вместо безымянного будешь пользоваться указательным, то шар будет косить. Давай отрепетируем, – встаёт рядышком, начищает воображаемый шар в руке и командует, медленно передвигаясь: – Шаг левой, – Тэхён повторяет, внимательно наблюдая, – шаг правой, снова шаг левой, опираешься на неё, заводишь правую ногу назад и одновременно отпускаешь шар. Давай, теперь сам.       Неловко. Взрослый уже, а чувствует себя так, будто школьником, не готовым к уроку, вышел к доске, и одноклассники за спиной уже готовы высмеивать. Оборачивается на парней: тем дела до них нет, всё в меню копошатся. Только Чимин ощутил на себе взгляд и тут же подбодрил, поднимая большие пальцы вверх.       Шаг левой, шаг правой. снова шаг левой и... Попал! Правда, всего три кегли сбил, но попал же!       –Ну вот, а зассал-то как, – Хосок по спине похлопывает, теперь уже не к дорожке придвигая, а к столу. – Подожди ещё, к концу вечера, если не наклюкаешься, страйки выбивать начнёшь.       Не зазря парни стол охраняли: заказали столько, что официанту пришлось в два захода доставлять содержимое. Играть никто не рвётся, все выжидают виновника торжества, чтобы начать пирушку.       –Ну, что ж, – бокалы в руках приподнимаются, – поздравляю тебя с устройством на работу. Теперь ты официально мой подчинённый, – Джин подмигивает задорно.       –Звучит сомнительно, но спасибо, – соглашается в той же манере.       –Будем!       Видно, по выпивке все ой как соскучились: первую партию выпили залпом все без исключения. Отличным решением было добираться всем на такси. Пустые бокалы отставляются на край стола, в мгновение ока подле оказывается официант, тут же собирающий посуду, и удаляется за повторением.       Дальше собеседники сменялись по очереди игры: кто-то моментально выходил из-за стола, выключаясь из разговора, возвращался, а за ним – следующий. Только Чонгук ещё ни разу и словом не обмолвился, лишь безостановочно пиво глушил да шары катал, иногда даже за других, что, в общем-то, в их пользу: то и дело чужие страйки вылетали.       –А чего вы Ёни дома оставили? – Тэхён отвлекается на дребезжащий телефон. – Жалуется мне, что мы его бросили.       –Ему завтра в школу, – строго отрезает Юнги, между тем выхватывая телефон из тэхёновых рук. Наотмашь напечатал что-то и вернул. Отругал Ёнджуна, чтобы на мозги не капал и спать ложился. – Капризничает просто. Сам же хотел удариться в учёбу, чтобы перейти в нормальную школу, а как только ты нарисовался, так сразу к нам прибиваться стал. Твоя очередь, – указывает на табло с засветившимся именем, и Тэхён удаляется, всё внимание переключая на игру. На какие-то секунд двадцать.       И за считанные секунды отсутствия за столом значительно изменилась атмосфера: Юнги, нахмурившийся под тягостью мыслей, словно выпал из реальности. Сбоку к нему льнёт Чимин, безмолвно подбадривающий, и даже Чонгук, наконец, обратил внимание на беседующих.       –Юнги, уже нельзя откладывать, – убеждает Джин. – То, что происходит у вас дома в последнее время, не только беспокоит, но и напрямую влияет на нас всех. Понимаю, тоже приложил к этому руку, но, уверяю, в ближайшее время с баром дела в гору пойдут, и деньги не станут проблемой. Да и ты сам понимаешь, что благополучие Ёнджуна никаких денег не стоит.       –Но разве ты сам не собирался вернуться? – всё так же непреклонен. – Не могу же я тебя из твоего же дома выселить.       –Я уже давно решил, что останусь с родителями. К тому же, ты и без того постоянно с Чонгуком зависаешь, просто теперь не на птичьих правах будешь, а на официальных. Оставайся, – Юнги уже готов был вновь возразить, но Джин не позволил, серьёзно отсекая: – Юнги, а если с Ёнджуном что-то произойдёт? – вероятно, прямое попадание под дых, иначе не объяснить резкую смену настроения от ярости до смирения с характерным выдохом.       –Спасибо. Я обсужу это с ним.       –Он точно не откажется, – впервые за вечер Чонгук голос подаёт, беззлобно кивая на Тэхёна. Шутка понятна лишь ему одному, но за столом разлилось заметное облегчение в выражении каждого. Заговорил-таки.       Наконец, все волнующие темы замяты, и можно в самом деле отдохнуть. По случаю или нет – неважно. С этими парнями ни поводов, ни особых условий не требуется: пирушки рождаются из воздуха, его же и наполняют хохотом, удовольствием и свободой от людского бремени. Тэхёна больше не волнуют обстоятельства знакомства, не волнует то, насколько просто ему далось влиться в компанию, не волнует будущее с ними: есть только здесь и сейчас, с незатейливыми разговорами со стаканом Лонг-Айленда в руке, с первым в жизни выбитым страйком и породнившимися людьми, что приняли его без лишних раздумий. Единственное насущное волнение: неразбериха с Чонгуком, но и оно уходит на второй план, приглушаемое звоном бокалов и искренним смехом.       Вновь подходя к дорожке, чтобы совершить очередной бросок, Тэхён затормаживается. Шар скатывается в желоб на середине дорожки, а вместо кеглей карточным домиком разваливаются все полочки в голове от шарахнувшего осмысления момента. Током пробивает до мелкой дрожи, и обернуться назад, на виновников потрясений, никак не удаётся. Неужели это всё взаправду? Тэхён, в самом деле, выжил. И не просто существует, слоняясь по барам, проёбывая ничтожные остатки своей никчёмности –живёт. Окружённый не пустоголовыми болванчиками, а всамделишными друзьями. Живёт. Так вот, что это значит – жить? Щеку обжигает влажная дорожка – руки непроизвольно тянутся стереть, но, медленно сотрясаясь, так и не добираются до цели: Чимин, встревоженный, аккуратно отводит его ладони от лица, подглядывает украдкой.       –Эй, ну ты чего нюни распустил, – улыбочку давит подбадривающую. – Подумаешь, промахнулся... Это же всего лишь игра.       Не препятствуя порыву, Тэхён заключает друга в объятия, крепко накрепко. В плечо зарывается, истошные всхлипы тканью приглушает. Чимин игнорирует растерянность, одной рукой прижимает поближе, второй – между лопаток поглаживает. Что-то тихонько приговаривает, вероятно, утешающее – Тэхён не слышит ничего, кроме собственного плача с загнанным дыханием. По обоим плечам укладываются крепкие руки, а после, без лишних слов, их объятия укрепляются, превращаются в людскую кашу – воздуха становится катастрофически.       –Я... – подаёт голос, отстраняясь, чтобы увидеть лица каждого. – Я никогда бы не подумал, что буду вот так вот, – суматошно руками размахивает, как бы пытаясь донести то, что так тяжело собрать во что-то членораздельное, – с друзьями... Жить, понимаете?       –Спрашиваешь ещё, – отзывается Хосок. – Именно поэтому мы все здесь.       Чонгук, остановившийся поодаль, прикидываясь, словно не участвовал в групповых объятиях, понимает, к чему дело клонит: окидывает Тэхёна недоумевающим, встречается с его стекляшками, и моментально убеждается в догадках.       –На самом деле, я же, вообще, жить не должен был... – и, к его удивлению, реакция оказалась не столь понимающей. Скорее, настороженной. – У меня с детства порок сердца, и... – расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки, оголяя частичку рубца. – Я не хотел, чтобы мне его пересаживали. Да и жить не хотел: незачем. А теперь... – и снова заходится рыданиями: то ли от интимности момента, полноценного обнажения душонки, то ли снова от благодарности всем его окружающим. Договаривать нет необходимости: все и без того понимают, о чём Тэхён вещает. Каждый из них проходил через это осознание нужности.       –Не переживай, Тэ, – Чимин, подхвативший его под руку, вновь возвращает за стол, так и не отлипая: пальцы в замок сплетает, – я вообще расплакался сразу, как только Юнги меня подобрал, – одаривает того беглым взглядом, преисполненным любовью. – Ну, об этом я попозже расскажу: давай сейчас о тебе. Ты не против? – Тэхён решительно кивает, готовясь к вопрошающим нападкам. Но прежде чем допрашивать его, Чимин восклицает: – Чонгук! Ты всё знал! – не спрашивает, а утверждает. Чонгук в ответ плечами жмёт безучастно. – И нам не рассказал!       –Чимин, – осаждает его Юнги. – Он сам должен был рассказать, – впрочем, это и без того было понятно, так что Чимин моментально усмиряется. – Так ты поэтому принцессой в башне вырос?       –Ага, – снова кивает загнанно, но продолжает: – на самом деле, никто не запрещал мне выходить за пределы дома, но это было не только обидно, но ещё и унизительно. Болезнь быстро прогрессировала, и уже к двенадцати годам меня катали на инвалидной коляске на прогулки. Представляете? – руками всплескивает негодующе. – Пока мои сверстники носились по площадкам, я только наблюдать и завидовать мог. Учился я дома, ничем не занимался, только и слонялся без дела. Ну и к чему мне жизнь после такого? Это я двадцатилетним лбом только начал учиться жить. И до сих пор не знаю, чего хочу от жизни вообще. Ну и пустился во все тяжкие, как только выпорхнул из гнёздышка: мне же вообще всё до пересадки запрещали. Вот чуть и не откинулся в толчке вашего бара. Извини, Джин. Больше так не буду.       –А-а-а! – Чимин по лбу сам себе же влепляет. – Ты мне поэтому шмотки всучил? – пальцем вырез на себе очерчивает.       –Ну, знаешь... – мнётся, осознавая, насколько ужасны слова, которые так и рвутся наружу: – Сложно принять в себе что-то настолько уродливое, вот я и выкинул всё с психу. Ну, почти. Пожалел, – теперь уже Чимин и ему зарядил.       –Не смей такое говорить! А вещи я тебе верну...       –Не надо, – шикает, потирая поражённое место ладонью. – У меня ещё целый мешок в углу валяется.       –Слушай, – встревает Хосок, хитро ухмыляясь. – Раз уж ты был заперт в башне, так ещё и с таким недугом, как на личном дела обстояли? – немного поразмыслив, чтобы дать развёрнутый ответ, Тэхён лишь плечами пожал. – То есть, ты девственник ещё?       –У меня больное сердце, а не член, – отрезает недовольно. – В кругах детей-мажориков происходит несусветная грязь, стоит только уйти из поля зрения старших. Там не важно, больной ты или нет, парень или девушка. Запретов слишком много, так что хочется всего и сразу. Опыт у меня был и с девушками, и с парнями, и в разных позициях. Но если речь идёт именно о личном... Я никогда не испытывал даже симпатии к кому-нибудь. И дело, опять таки, в контингенте. С подобными людьми водиться не стоит, так что ничего, кроме перепихона из особого интереса вдобавок с половым созреванием, у меня не было.       –Получается, ты би? – наводящие вопросы задаёт – Тэхён настораживается.       –Не думаю, что это можно определить по сексу из интереса. Вот как втюрюсь в кого – тогда вас и оповещу.       Юнги смиряет Хосока, ещё больше раззадорившегося, испепеляющим взглядом, но тот прёт напролом, и неважно, сколько тумаков после отхватит:       –Я слышал, Сан к тебе неровно дышит. Он в твоём вкусе?       –Балбесы не в моём вкусе, – отсекает, но куда более мягко, нежели Чонгук отзывается о коллеге. – Не знаю, почему вы считаете его таким уж мудачьём, но то, что он балбес – неоспоримо. Смазливый, зараза, но тупой.       –Давайте о насущном, – серьёзно втягивается Джин. – С сердцем-то что теперь?       Тэхён мрачнеет по щелчку. Раньше его особо не интересовало, сколько он ещё проживёт: терять-то нечего. Теперь же, осознав ценность происходящего, признавать скоротечность тяжко.       –Как повезёт. Тут я бессилен. У кого-то сердце приживается как родное, можно и всю жизнь так прожить. У кого-то – совсем не приживается. Но, быть честным... – заминается, прежде чем снова озвучить несусветный бред. – Не думаю, что я долго проживу. Просто преследует такое ощущение. Пока что рисков никаких, но отторжение может произойти внезапно. Однако можно и новое сердце пересадить, в случае чего.       –Тогда мы обязаны провести твою жизнь без сожалений, правда же? – вешается на плечо Хосок, за щёчку тиская. – Чтобы каждый день как праздник. Тогда и помирать не жалко!       Чимин, тихонько пускающий слёзы, заряжает по хосоковой спине с кулака: вот и пришло время получать тумаки.       –Не говори так! – и заходится рыданиями без стеснения. Тут уже и Юнги подключается к раздаче тумаков, только уже за расстроенного Чимина.       –Я и не собираюсь помирать, – прижимает к себе, меняясь ролью: теперь пришло его время успокаивать Чимина. – Больше нет.       Экран телефона, заботливо оставленного на столе, вновь подсвечивается уведомлением от Ёни. Тэхён не заглянул в содержимое, но, пока внимание с его фигуры переключилось на очередной дебош, наскоро открывает заветную заметку. Удивительно: не удалось продумать весь список, а желания уже исполняются. И друзей нашёл, и работу – вычёркивает, довольствуясь. Сдалась ли, вообще, эта глупость ему? С этими парнями никакие желания выдумывать не приходятся. Они – и есть самое главное желание, уже сбывшееся.