all i wanted

      

Animals, in the woods

Stuck outside all the looks, well

Everyone, analyze

Every note and criticize

              Порой кажется, что весь мир настроен против тебя, что ты бороздишь чернильные просторы чёрной полосы своей жизни, раз за разом натыкаясь на неприятности. Создаётся ощущение, будто каждый окидывает тебя взглядом, полным презрения и осуждения, тайно смеётся за твоей спиной и обсуждает каждый твой шаг. Ты чувствуешь себя одиноким актёром на огромной сцене, не имеющей конца и края. Тебя освещают десятки прожекторов, от которых не скрыться, которые обнажают тебя, освещают каждое твоё действие. Ты словно рыбка в аквариуме. Будто птица в клетке. Свернувшийся в комочек котёнок, которого окружили со всех сторон, на которого смотрят любопытными взглядами и тыкают пальцем. Именно так чувствовал себя Феликс весь последний месяц. И сегодня, когда он проснулся на заднем сиденье такси и увидел через затонированное окно въезд в до боли знакомый гаражный кооператив, который он хотел забыть как страшный сон, потому что там случилось то, что оставило глубокую рану на его сердце, это противное чувство захлестнуло его с новой силой. — Ты издеваешься? — Тебе нужно развеяться, цыплёнок, — Минхо недовольно цокает, толкая Феликса в спину. — Ты и так много времени провёл взаперти. Выйди уже, наконец, в люди и покажи свою прекрасную мордашку. — Ты мог привести меня куда угодно, но мы пришли именно сюда. Ты серьёзно? Минхо закатывает глаза. — Слушай, отпусти уже того мудака. То, что он изменил тебе, не значит, что теперь тебе нужно избегать его, места, в которых вы проводили время вместе, и вообще всех людей на планете Земля. Феликс складывает руки на груди, осматривая массивные двери гаража, за которыми скрывается самое панковское место в городе. Над входом красуется слабо светящаяся вывеска «Большая Дыра» — самое подходящее для подобного заведения название, — через щель проступает мигающий разноцветный свет и доносятся раскаты тяжёлого рока. Рядом со входом стоит пара человек, со стороны которых слышится заливистый смех и запах сигаретного дыма. Они выглядят подобающе: небрежные причёски, фланелевые клетчатые рубашки, высокие конверсы, шипастые напульсники; за спиной одного из парней выглядывает чехол для гитары. Раньше, месяц назад и больше, Феликс бы смело подошёл к ним и завязал с ними разговор; он бы однозначно нашёл с ними общий язык и обменялся контактами. Но сейчас, когда подобная субкультура напоминает ему об ужасных событиях его жизни и вызывает у него лишь отторжение и тошноту, ему хочется уйти домой и забыть об этом месте навсегда. О месте, в котором он влюбился в гитариста-самоучку, одного взгляда на которого хватало, чтобы коленки подкашивались. О месте, в котором спустя почти полгода года их отношений его возлюбленный переспал с едва ему знакомым парнем, и Феликс застал их в самый неподходящий момент. Он пытался оправдать себя. «Я был пьян!», «я понятия не имел, что делал», «он был слишком настойчив — я не мог сопротивляться». Если бы он только знал, насколько глубоко он закапывал себя этими словами. После этого случая каждый день был похож на предыдущий — менялся только цвет толстовки, которую он надевал. Итоговые экзамены и контрольные Феликс писал из последних сил, и, пожалуй, именно учеба была именно тем, что помогло ему не сдуться окончательно. Феликс разочаровался в людях. Ему было тяжело даже в магазин сходить: казалось, будто на каждом шагу его готовы обмануть и обвести вокруг пальца, а за углом его будут поджидать призраки прошлого, желающие задеть и расчесать ещё не зажившую рану. Мысль о новых знакомствах вызывала отвращение, узнавать новых людей было настоящим испытанием и тратило уйму сил, а предложения Минхо «выйти подышать свежим воздухом» отклонялись сиюмоментно. До сегодняшнего дня. — Эй, приём, земля вызывает Феликса! — он вздрагивает из-за щелчков пальцев перед своими глазами. — Слава тебе боже, ты вернулся. — Раздражаешь. — Но согласись, что без такого раздражающего друга ты бы уже давно пропал, — Минхо довольно улыбается, толкая Феликса в бок, и сразу после этого берёт его под локоть. — Пути назад нет, Ликс. Только вперёд. Феликсу ужасно не хотелось заходить туда. Необъяснимая паника поднималась внутри него, подобно пыльной буре, картинки случившегося месяц назад упрямо появлялись прямо перед глазами, яркие и чёткие, будто бы были наяву. Он не хотел возвращаться туда, где его жизнь разбилась, подобно хрустальной вазе, на сотни крошечных осколков. Всё внутри него было против этого. Феликс всё ещё не залечил раны, и вряд ли он сможет сделать это в скором времени. Но Минхо, этот чёртов Ли Минхо, был слишком настойчивым и отказывался принимать какие-либо возражения. Минхо приоткрывает дверь, отчего музыка становится в разы громче, а свет разноцветных софитов попадает на его лицо и ослепляет. Это был небольшой ангар, обустроенный под клуб: под крышей находилась уйма световых приборов и дискошар, у одной из стен возвышалась платформа с диджейским пультом, на время забытыми барабанной установкой, комбиками, с прислонёнными к ним гитарами, и стойкой для микрофона. У противоположной — гордо тянулась барная стойка и слабо светила светодиодами пара холодильников, наполненных зелёными, бурыми и прозрачными бутылками. На стенах висели плёночные фотографии, сделанные непосредственно в «Дыре» — милая традиция хозяина заведения: фотографироваться с новыми лицами. К сожалению, на одной из этих фотографий есть и сам Феликс. С ним. Людей, как и всегда, было достаточно много для такого маленького места: идти к барной стойке приходилось, расталкивая танцующих людей и выслушивая от них нелестные комментарии в свой адрес. Однако Минхо был закалён: с его острого языка то и дело слетали остроумные ответы, заставляющие заткнуться и вернуться к своим делам. Добравшись до стойки, Минхо с тяжёлым вздохом опирается на неё и поворачивается в сторону Феликса, ободряюще улыбаясь ему. — Ну что, Ликси, выпьем за первую тусовку спустя месяц? — Минхо кричит сквозь оглушающие звуки. В этот момент в баре играла хорошая композиция, одна из его любимых, но он был не в настроении отдаться ей. Феликс тушуется и неуверенно кивает, оглядываясь вокруг: ничего не изменилось с тех пор, да и почему должно? Будто бы из-за его несчастья все должны страдать. — Ну же, чувак, взбодрись уже в конце концов, — Минхо впервые за вечер обеспокоенно рассматривает лицо друга. — Разве он стоит твоих страданий? — Нет, конечно, — Феликс смотрит в сторону танцпола, где вовсю развлекались самые разные, но самые весёлые люди, и вздыхает тяжело. — Просто... с этим действительно тяжело справиться. — Я понимаю, — Минхо берёт его за одну руку и поддерживающе сжимает её, — но пока ты сам не начнёшь с этим бороться, оно тебя не оставит. Именно поэтому я пытаюсь помочь тебе развеяться. Феликс переводит взгляд на Минхо, вот такого внимательного и заботливого, и ещё раз вздыхает, стараясь сбросить накопившееся напряжение. — Ты прав. Мне и правда стоит отвлечься. Минхо крошечно улыбается в ответ и отворачивается к бармену, заказывая у того две бутылки пива. Феликс позволяет себе вновь ускользнуть в дремучие размышления. На самом деле, измена Ву — того самого бывшего — обрадовала Феликса: от былого сияющего образа не осталось ни следа. Спустя первый месяц отношений с каждым днём Феликс находил всё больше подводных камней, которые смущали его и даже пугали. В начале отношений Ву был галантным и внимательным, заботился о Феликсе, делал всё для того, чтобы ему было комфортно в незнакомой для него компании. Он часто шутил и делал небольшие подарки, которые согревали его пылающее нежной любовью сердце. Но чем больше проходило времени, тем больше Феликс понимал, что им просто пользовались. Пользовались его невинностью и наивностью, пользовались тем, что он слишком отличался от этого места и от людей, что его посещали; пользовались его добротой и питались его неугасаемой энергией. Некогда сияющий и солнечный Феликс стал потухшей звездой; он слепо доверился людям и сполна отхватил из-за этого. В конце концов, им стали пренебрегать, игнорировать его мнение и шутить над ним развлечения ради. Он правда хотел покончить с этим. Но в нём было слишком много веры в то, что Ву исправится, и было недостаточно храбрости для того, чтобы поставить на всём точку. Вдруг он больше не сможет найти человека, который согласится быть с ним? Вдруг он не заслуживает быть любимым и дарить любовь? Ему так страшно остаться одному. Он тосковал по любви; ему хотелось иметь рядом с собой человека, которого он с уверенностью назвал бы своим, которому он бы доверил своё сердце, который бы поддерживал его и дарил чувство защищённости. Долгое время он наблюдал за сверстниками и своими друзьями, которым повезло обрести здоровые и крепкие отношения, и не понимал, почему у него ничего не получалось. Феликс считал себя каким-то не таким, неполноценным и неидеальным, постоянно искал в себе недостатки, сомневался в себе. В его душе зияла огромная дыра, которая днями ныла и ныла, мешая жить полноценной жизнью. Ему так хотелось заполнить её; ему так хотелось, чтобы кто-нибудь наконец заполнил её любовью и заботой. Феликс надеялся, что с началом отношений это случится. Но каждая новая попытка пустить в себя любовь заканчивалась неизбежным падением. Всё перевернулось, и теперь эта дыра наполнена гноем и желчью, появившимися из-за наплевательского отношения к нему и грубых проявлений «любви», от которых порой приходилось оправляться днями. Феликс чувствовал себя наивным дурачком, чувствовал себя жалким и ничтожным. Неужели он не заслуживает любви? — Давай, Ликс, за тебя и за твоё прекрасное светлое будущее. Минхо протягивает ему открытую бутылку пива с мягкой улыбкой. Феликс кротко кивает и берёт протянутую бутылку, сходу делая большой глоток. Он не любил пиво и не любил ощущение, наступающее после него. Особенно, когда он такой, как сейчас — не в настроении, оккупированный агрессивными мыслями и омерзительно грустный. Горькая жидкость выдавливала из него слёзы, а мысли в голове закручивались в урагане, который терзал его изнутри и усиливал и без того неприятные ощущения. — Минхо, я отойду ненадолго. Минхо делает глоток, его брови подскакивают вверх, а глаза удивлённо раскрываются. — Ты куда? — Выйду покурить. — Ты закурил?! Феликс отмахивается, спеша сбежать, чтобы не позволить другу увидеть предательские слёзы. На самом деле, он не курил, но выйти подышать свежим воздухом ему было просто необходимо. Феликс ставит бутылку на стойку с такой силой, что казалось, что стук был слышен даже сквозь долбящую музыку. Пара капель алкоголя попадает на его ладони, но он не обращает внимания: надоедливые слёзы скопились в уголках глаз и гонят его уйти долой с глаз людей. Он не хочет, чтобы кто-то наблюдал момент его уязвимости вновь. Прорываться сквозь толпу стало сложнее: тусовка в самом разгаре, количество людей заметно увеличилось, как и количество принятого ими алкоголя. Обмякшие липкие тела двигались на танцполе подобно надутым человечкам на шиномонтажках — так же неуклюже и нелепо. Но ему ли их осуждать: они веселились и наслаждались моментом, а он не мог отпустить человека, который вытер о него ноги и выставил огромным дураком перед большей частью местной тусовки. Подступающие слёзы мгновенно высохли, когда он сквозь музыку услышал мерзкий, скрипящий крик, адресованный ему. Скребущее чувство тревоги моментально охватило его, заставив застыть на месте. — О, бля, смотрите-ка, кто там, — смутно знакомое лицо появилось перед ним; оно исказилось в мерзкой усмешке. — Как тебе смелости хватило прийти сюда, Феликс, ха-ха-ха. — Точно он, ага, — Феликс чувствует, как его пихают локтем вбок. — Чё, пришёл умолять его дать тебе второй шанс? «Я выгляжу настолько жалким и отчаявшимся, что они думают, что я стану унижаться перед ними?» — Думаю, теперь не получится, — незнакомая девушка выглядывает из-за их спин. — У него уже появился кто-то новый. А ты мне нравился больше всех. Какая жалость. «Надо мной было веселее издеваться?» Ему мерзко слышать всё это. Он чувствует себя так, словно его с головой окунули в бочку нефти. Феликс подрывается с места, ныряя в толпу, и закрывает уши ладонями. Он с усилием сжимает начинающее дрожать из-за слёз губы и настойчиво расталкивает людей, направляясь к выходу. — Ну куда же ты, малой, — противный смех звенит в его ушах. — Мы не хуже него, можем помочь тебе. — Боже, блять, себе помогите, — Феликс плюётся желчью, чувствуя как из-за грязных слов брызгает больше слёз, и агрессивнее прорывается через массу тел. С ними бессмысленно разговаривать: он для них груша для битья. Сквозь движущиеся тела виднеется металл ворот, и Феликс облегчённо выдыхает, делая последний рывок. Он толкает массивную дверь и вылетает на свежий ночной воздух, моментально приходя в себя. Прижавшись спиной к воротам, он закрывает их; несколько секунд Феликс позволяет себе отдышаться и стереть липкие дорожки слёз дрожащими ладонями, прислушиваясь к глухим басам за собой. В стороне от себя он видит группу юношей, весёлых и пьяных, распивающих явно не первую бутылку пива и курящих противные сигареты, чей запах смутно напоминал горелую проводку. Они смеются, обмениваются шуточными ударами в грудь и совсем не обращают внимания на судорожно всхлипывающего Феликса. Хотелось бы ему так же беззаботно веселиться, не обращая ни на кого внимания. Но в его положении остаётся лишь скрываться от остальных и устраивать свою собственную, полную грусти и самосокрушения вечеринку. Феликс отталкивается от ворот за собой и идёт туда, куда глаза глядят. «Дыра» находится в гаражном кооперативе на отшибе города, на холме, возвышающемся даже над самыми высокими зданиями. Он идёт вдоль ряда крупных ангаров, бесстрашно игнорируя закоулки между некоторыми из них, и думает о том, кто мог бы оставлять автомобили так далеко от своих домов. Очевидно, что никто: две трети ангаров заброшены либо используются лишь изредка; оставшаяся треть стала пристанищем для беспризорников, любителей тусовок и автолюбителей, устроивших здесь автосервисы. Все увеселительные заведения занимали ангары и гаражи, находящиеся на въезде в кооператив: никому не хотелось заходить вглубь и изучать бесчисленные металлические коробки для машин, покрывшиеся ржавчиной и грязью. Но именно эта часть улицы, особенно ночью, всегда вызывала в Феликсе благоговейный трепет: длинная вереница ворот с массивными замками и таинственными закоулками между ними оказывала на него необходимое успокаивающее действие. Феликс идёт, наблюдая за тем, как носок его обуви беспардонно пинает камешки, шумно хлюпает носом и думает, думает, думает. На самом деле, он и Минхо никогда не были любителями подобных мест и времяпрепровождения. Они предпочитали просмотр фильмов, компьютерные игры и похождения по уютным местам с вкусной едой. Им не нужны были тусовки, алкоголь и адреналин для счастливой жизни. Но однажды Минхо пересёкся с Бан Чаном, его нынешним бойфрендом, и сам того не замечая стал вливаться в рокерскую тусовку и тянуть за собой Феликса. Ну да — с таким экстравертом-заводилой, как Чан, можно хоть на край света пойти. Но Чан хороший, действительно хороший; он заботливый и внимательный, найдёт подход к любому, а рядом с ним невозможно не ощущать комфорт и безопасность. Даже удивительно, что он выбрал для себя подобное амплуа — Чану больше бы подошёл образ прилежного мальчика, работающего в кофейне и любящего заурядную литературу. Поэтому то, что Минхо привёл его сюда, не было удивительным: он всего-то хочет провести время со своим любимым, который гордо стоит за диджейским пультом и включает только самую лучшую музыку, из-за которой хочется визжать во всё горло и безустанно двигаться. А Феликса он взял за компанию — авось повезёт найти кого-то либо просто по-человечески расслабиться. Вроде бы и спасибо сказать нужно, но лучше бы Феликс провёл ещё пару деньков дома. А лучше бы и вовсе больше не приходил в «Дыру», из-за которой дыра в его душе стала ещё больше. Феликс уже отошёл на приличное расстояние от бара — музыка едва ли доносилась до него. Он останавливается, оглядываясь вокруг, и замечает заброшенный ангар с приоткрытыми воротами: на них висела цепь с замком, но висела так, что была небольшая щель, достаточная для того, чтобы пробраться через неё внутрь. Если его память ему не изменяет, этот гараж всегда был закрыт. Феликс в последний раз оборачивается в сторону «Дыры», не замечая никого у её входа, и кисло хмыкает, направляясь к заманчиво открытому гаражу. Он проскальзывает через ворота и попадает в мрачное помещение, освещаемое лишь слабым светом, попадающим внутрь через пару оконцев в скатах крыши. Как и ожидалось, в нём абсолютно пусто за исключением мусора, пары старых шкафов и широкого стола — его внимание привлекает лестница, ведущая к двери под самым потолком. Он шмыгает, вздрагивая от внезапно оглушающего эха, и мотает головой, словно стряхивая неуверенность и лёгкую тревогу, скребущую в желудке. Он подходит к лестнице, шаркая по полу, и взбегает по ней, становясь лицом к лицу с железной дверью с окошечком. В его глазах отражаются огни города, когда он видит перед собой верхушки зданий через окошко. Он неуверенно кладёт ладонь на ручку, прислушивается к гулким ударам сердца и толкает дверь, которая открывается со страшным скрипом. Феликс выходит на небольшой балкон, обнесённый железным забором. Он оглядывается и замечает вдоль кирпичной стены пару пирамидок из шин, поверх которых лежали старые подушки, покрытые пятнами и дырами, из которых торчал пух; на этой же стене висели вздувшиеся из-за влаги листовки «помощь алкоголикам и наркоманам» и помятые плакаты рок-групп, которые когда-либо приезжали в город; у двери стояла бочка, дно которой было устлано засыревшими бычками. Феликс переводит взгляд на город и судорожно вздыхает, когда перед ним открывается живописный вид. Он подходит к ограждению, опирается на него руками и рассматривает маленькие-маленькие, словно кукольные, здания, следит за игрушечными машинами, прислушивается к приглушённому шуму города и отчётливому стрекотанию сверчков. Здесь было тихо, поистине приятно; идеальное место, в котором можно уединиться, сбросить напряжение и вдохнуть полной грудью, любуясь ночным городом. Феликс закрывает глаза, расслабляясь и отдаваясь горькому состоянию грусти. За последнее время произошло слишком много всего. Он прекрасно понимал, что его версия двухлетней давности ни за что бы не поверила в то, что он будет коротать одну из ночей на крыше богом забытого ангара, избегая людей, желающих ранить его и выставить ещё большим посмешищем перед бывшим. Для него это сплошной сюр, из-за которого хотелось стереть память, а лучше — и вовсе расшибить себе голову, перевалившись через ограду: Феликс не может принять того, что с ним случилось. Это, пожалуй, самый ужасный период в его жизни. Его голова свисает между плеч, и он чувствует дрожь, которая проходит по телу от зарождающегося желания выплакаться от души. Ему так осточертело то, как он живёт; ему так осточертел он сам и его наивный характер, из-за которого он попадает в неприятности. Почему он не может быть таким, как Минхо: открытым к новому, бесстрашным в незнакомых ситуациях, но при это рассудительным и просчитывающим каждый свой шаг? Почему он слепо верит каждому, кто проявляет к нему интерес? В ушах начинает звенеть, голова — тяжелеть, щёки — гореть. Горячие слёзы застилают глаза и срываются с ресниц, падая на холодные перила и тут же соскальзывая с них. Его плечи вздрагивают с каждой новой слезой, упавшей на планку ограждения; его грудь сдавливает от омерзительного чувства ненужности. Как романтично плакать на крыше заброшенного ангара с чудесным видом на город. Сквозь шум в ушах и тихие всхлипы Феликс отчётливо слышит глухую поступь по лестнице, медленно приближающуюся к двери. Он разворачивается, ощущая, как сердце пропускает удар от страха, и с трудом делает вдох, судорожно прикидывая, как ему поступить в случае, если окажется, что это друзья Ву или вовсе он сам. Ручка опускается, и дверь медленно открывается. За ней показываться высокий парень с запутанными красными волосами до плеч и с чертовски красивым лицом. На нём чёрная поношенная безрукавка с потёртым лого рок-группы, подтверждающая его принадлежность к этому месту и открывающая вид на крепкие руки; по правой ползли чернила татуировок. Незнакомец останавливается в дверном проёме и смотрит на Феликса, опешив и не зная, что делать. На его красивом лице расцветает смятение, сопровождаемое удивлённо округлившимися глазами. — Милашка, ты не заблудился? Его вопрос звучит чисто и громко, пусть голос и отличался некоторой хрипотцой и сиплостью — очевидный признак того, что человек курит. Феликс одновременно удивлённо и напуганно таращится на него: возможно, его растянутый вязаный лонгслив, скрывающий ладони, светлые пряди, которые он закрутил в лёгкие волны (надеясь, что это поднимет ему настроение) и отчётливо видимые веснушки не соответствовали этому месту. Он неловко оглядывает себя, натягивая рукава ещё больше и сжимая их в кулаках. — К сожалению, нет. — «К сожалению, нет»? — он усмехается, наконец переступая через порог и закрывая за собой дверь. Феликс напрягается, делает пару шагов назад, оказываясь в углу, и нервно теребит край одежды. Незнакомец подходит к Феликсу и встаёт в стороне от него, опираясь бедром о забор, чтобы иметь возможность смотреть на внезапного гостя. — Откуда ты такой весь кукольный? — Из «Дыры», — тихо говорит он, не осмеливаясь посмотреть тому в глаза. — Ты и из «Дыры»? Надо же, — он достаёт из заднего кармана облегающих чёрных джинс пачку сигарет и выуживает из неё одну, помещая её между губами. Они были пухлыми и слегка обветренными. — Впервые здесь? — Если бы. Незнакомец в удивлении поднимает брови, не спуская взгляда с Феликса и шарясь по карманам в поиске зажигалки, и, преуспев, поджигает сигарету. — И почему же я тебя ни разу не видел? — Я не особо свечусь там. — И правильно, — он делает затяжку и выпускает струю сизого дыма. — Здесь таким милашкам, как ты, лучше лишний раз не показываться. Полно тут тех, кто с радостью обглодает тебя до костей. — Уже проверил на своём опыте, — проговаривает Феликс, отворачиваясь от незнакомца и вновь рассматривая город. Красноволосый молчит некоторое время, не отводя взгляда от Феликса, и не торопясь курит. Он курил совсем другие сигареты: обычно Феликс не мог выносить запаха табака, который предпочитало большинство посетителей «Дыры», но этот — этот не был таким раздражающим и, в какой-то степени, казался даже приятным. Наверное, Феликсу стоило проявить осторожность и не подпускать к себе незнакомого человека, особенно человека из «Дыры». Но то ли инстинкт самосохранения покинул его, то ли ему уже попросту было всё равно — он не пытался уйти отсюда. Да и не хотел. Он самозабвенно рассматривал крошечные здания и следил за машинками, неторопливо двигающимися в потоке. — Как тебя зовут? Феликс отрывает взгляд от вида перед собой и поворачивается в сторону незнакомца — он впервые смотрит ему в глаза, и это ошибка. Потому что стоило им встретиться взглядами, как по нему прошёлся пресловутый заряд тока. Его пытливые глаза притягивали к себе, смотрели на него с лисьим прищуром и очаровывали окутавшей их темнотой. — Феликс, — он моргает, стараясь прогнать наваждение, и переводит взгляд на сигарету в его руках. Слышится негромкая усмешка. — А тебя? — Хёнджин, — он протягивает свободную руку перед собой. — Приятно. Феликс колеблется, но всё же вкладывает ладонь в чужую руку, пусть и неуверенно. Он невольно подмечает, насколько его пальцы тонкие и длинные, идеальные для игры на музыкальных инструментах. В голове так и появляются картинки, на которых Хёнджин перебегает пальцами по струнам, полностью отдаваясь музыке и размахивая копной своих ядовито-красных волос. Феликс в раздражении закусывает губу, не отрываясь глядя на их скреплённые в рукопожатии ладони, и слышит очередную усмешку. — Как ты здесь умудрился оказаться? Такие мальчики, как ты, в это время лежат в кроватках и умиляются видео с котятками. Феликс невесело усмехается, резко разрывая рукопожатие, и складывает руки на груди. Лучше бы он действительно смотрел видео с котятами. — Сюда меня привёл друг, который, в свою очередь, умудрился втюриться в здешнего диджея. — В Чана сложно не влюбиться. А вот его в кого-то влюбить — ещё сложнее. Я рад за него, — Хёнджин слабо улыбается, делая очередную затяжку, и лениво окидывает взглядом город. — Тебе тоже было сложно не влюбиться в него? — Что? — Хёнджин прыскает, переводя взгляд на Феликса. — Нет, милашка, он совсем не в моём вкусе. — А кто в твоём вкусе? Феликс точно был не в своём уме, потому что так безбожно флиртовать с незнакомым человеком на крыше заброшенного ангара было ужасной идеей — он чувствует, как к его щекам и ушам приливает горячее смущение. Бровь Хёнджина выгибается, пока он стряхивает пепел с кончика сигареты в бочку и ухмыляется. — Ты вполне в моём вкусе, — Феликс густо краснеет на внезапное заявление и поглядывает на красноволосого из-под ресниц. — Мой ответ тебя устраивает? — Возможно. — Что ж. Надеюсь, тебя он как-то вдохновит. Смятение появляется на лице Феликса, пока Хёнджин делает шаг в его сторону и тянется к нему не занятой сигаретой рукой. Феликс испуганно уворачивается от его руки. — Воу, — Хёнджин удивлён, но удивлён отнюдь не в хорошем смысле. Он торопливо затягивается, в его глазах поблёскивает искреннее беспокойство. — Кто тебя так? Феликс выглядит понуро, нервно тянет рукава лонгслива и не поднимает голову. — Неважно. Хёнджин поражается хрупкости парня напротив, поражается тому, насколько крошечным он кажется по сравнению с ним; он поистине удивлён тому, что такой милый и робкий парень умудрился попасть в эту дыру, в которой ему явно не место. Он медленно поднимает руку и чуть протягивает её в сторону Феликса, останавливаясь на полпути. — Позволишь? Феликс вскидывает голову и, нахмурившись, смотрит на ладонь напротив его лица. — Что ты хочешь сделать? — У тебя волосы на лбу спутались. — Спасибо, я могу поправить их сам. — Ауч, — Хёнджин поджимает губы и разворачивается к бочке; он тушит сигарету, сразу кидая её к остальным бычкам, и неторопливо направляется к двери. Феликс следит за каждым его движением и готовится облегчённо выдохнуть: сомнительный незнакомец наконец оставит его и не причинит ему вреда. Хотя, он должен признать, ему приятно, что Хёнджин уважительно отнёсся к нему и к его личным границам и не стал делать того, что было Феликсу неприятно. — Будь осторожнее тут, — он нажимает на ручку и открывает дверь, оборачиваясь на Феликса. — Ещё увидимся. Хёнджин слегка улыбается, когда Феликс неловко машет ему рукой на прощание, и пропадает в темноте ангара. О его присутствии напоминает лишь ещё не до конца развеявшийся сигаретный дым, будоражащий ноздри. Неоднозначное чувство щекочет его желудок. Очередной уверенный в себе обитатель «Дыры». Они, конечно же, больше не увидятся.