Прямо перед тобой

Среда.

— У Наоми было расстройство личности. Наоки сказал, что оно передалось ей от матери и прогрессировало за счет профиля работы в полиции. — Объяснила смысл написанных Беллоу слов, прочитанных два года назад в письме, Амбервиль. — Кем был тот мужчина — я не знаю. И, я не слышала, что он ей говорил. — Поджав губы, подвела свое долгое повествование к концу Шираюки. — Дело решено было закрыть, приписав ему статус несчастного случая. Отец Наоми отказался от расследования, обосновывая это тем, что не хочет разбираться в том, кто покушался на его дочь, хотя я несколько раз просила его, но… ему куда проще было смириться с тем, что она умерла из-за случайного стечения обстоятельств. После, Аллистер и вовсе отказался от Наоми, сказав, что она не его дочь и что ему плевать. — Точку своего повествования Амбервиль поставила тихо, отрывая беспорядочный взгляд, метавшийся по поверхности стола вверх. Во время обличения своего прошлого, Шираюки ни разу не посмотрела на Зена. Для нее это было запретом. Запретом потому, что она не смогла бы сдержаться, снова впав в истерию. Эта теория оказалась верна, потому как, взглянув на него, в ее груди поселилась тысяча всхлипов, а глаза снова защипало от подступивших слез. Таким она не видела Зена никогда. Его глаза опустели, переставая отражать в нем жизненные силы. Они стали просто стекляшками на его лице, красивыми, но до жути печальными. Губы дрожали, то ли от невысказанных слов, то ли от урагана, бушующего в груди. Кожа на лице покрылась алыми разводами. Он смотрел на Шираюки, но ощущение создавалось, что ее он не видит в упор. Взгляд проходил сквозь нее. На кухонную стену, а может и через нее тоже. Транслируя в голове голос Зена, которым он умолял Наоми вернуться к нему, Шираюки побелела. Зен точно мысленно ругал себя, за то, что не смог уберечь Наоми, за то, что выпустил из своего убежища и не приложил должных сил, чтобы найти ее и все обсудить лично. Слишком много было мыслей в его голове. Чересчур много, чтобы суметь переварить их все сразу же. Ему нужно было время. Время, чтобы все обдумать. Вымученно прикусив губу, не в состоянии более терпеть эту гнетущую атмосферу, Шираюки отвернулась к окну, старательно сдерживая все то, что поднялось ураганом под ребрами, и встала со стула. Она посмотрела на Зена сверху вниз, и, одарив его сожалеющим выражением лица, направилась к входной двери. — Куда ты? — Совершенно бесчувственным голосом спросил Зен, не двинув ни единым мускулом своего тела. Он зомбировано смотрел в одну точку пытаясь прийти в себя. — Домой. — Шираюки опустила голову в пол, не в состоянии повернуться к Зену. Она приостановилась, стараясь сделать глубокий вдох, но легкие были переполнены отчаянием, не давая ей заполнить их воздухом, от чего под ребрами забилась паника. — Думаю, тебе нужно немного побыть одному, чтобы… — Нет! — Не давая ей договорить, крикнул Вистериа, таким голосом, от которого сердце болезненно сжалось до размеров молекулы. Он резко сорвался к ней, мертвой хваткой цепляясь в ее кожу, и прижал к себе, так крепко, как только мог. Его трясло. Так, как не трясло ее саму во время панических атак. Его сбившееся дыхание, вырывавшееся из горла рваными вздохами, било по телу острым лезвием. — Не уходи. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня, умоляю. — Испуганно затараторил Зен, впиваясь в ее тело пальцами, оставляя на руках красные полумесяцы от своих ногтей. Но Амбервиль не чувствовала этой боли. Физической. Сейчас вокруг них существовала только боль душевная. Та боль, что они разделяли между собой. — Наоми говорила так же, перед тем как уйти. Говорила, что вернется… — Шираюки чувствовала, как бьется в груди его сердце, чувствовала, как он напряжен, чувствовала, как боится. — Умоляю, не уходи. Я не переживу. Не переживу, если ты тоже оставишь меня. Шираюки молчала, борясь с собственными чувствами. Эта их общая тьма, переплеталась в одном человеке и приносила невероятные страдания. Наоми заставляла их страдать даже после собственной смерти. Она душила их, не давая нормально жить. Опустив свои ладони на мужские предплечья, стараясь как можно нежнее касаться его, Амбервиль провела пальчиками по оголенным участкам кожи. — Зен я… — Не отпущу. — Перебил ее Вистериа, боясь любого последующего слова. Его голос дрожал. — Я не могу. Просто не могу. Он шептал эти слова прямо ей на ухо, соприкасаясь щекой с ее затылком. Шептал, как в бреду, точно мантру или молитву. Он говорил громко, не в силах контролировать себя, и то, насколько он был обезвожен своим эмоциональным состоянием, Амбервиль смогла понять по влажным каплям, стекающим по ее шее к спине. Она незамедлительно развернулась в его цепкой хватке, действуя слишком резко и замерла. По щекам Зена стекали слезы. Прозрачные, хрустальные. Именно они приносили ему боль, острыми шипами впиваясь в сердце, будучи невыплаканными. Он смотрел на нее, с нескрываемой бездонной агонией и отголосками надежды. — Я не смогу без тебя… — Твердил он, как умалишенный, сжимая пальцами ее ладонь чуть ли не до хруста костей. — Пожалуйста, останься. Шираюки не могла смотреть на него. Слишком сильно болело сердце в груди. Слишком сильно тряслись ноги. Слишком плохо было ей самой. Тяжело, мучительно, почти смертельно. — Зен… — Она коснулась пальчиками свободной руки его скулы, стирая дорожки слез и заплакала сама. Вновь. Все это было мучительной пыткой. Вистериа потерся щекой о ее ладонь, перехватывая рукой запястье. — Родная моя. — Он поцеловал костяшки на тыльных сторонах ее ладошек. — Я люблю тебя, так сильно, что схожу с ума… Слезы градом потекли из оливковых глаз. Шираюки привстала на носочки и притянула Зена к себе, опуская его голову себе на грудь. Вистериа мгновенно прижался к ней телом, обхватывая руками ее тонкую талию и, не смея больше сдерживаться, истошно заревел. Так, как не срывался никогда и не при ком. Только с ней он чувствовал — что может. Она поймет. Не осудит. Она все знает. Она разделяет его чувства. Лишь она — его спасение. В кромешной темноте он видел только ее руки, протянутые ему откуда-то сверху, пока он гнил на самом дне. Она — единственная, кто мог ему помочь. — Не оставляй меня. Умоляю. — Шептал он в самую ее грудь, пока она пальцами держала его, опустив подбородок на светлую макушку, и, закрыв веки, разделяла его слезы. — Не оставлю. — Едва собрав буквы в слова, сказала Амбервиль, нежно осыпая его прядки волос поцелуями, словно тем самым стараясь забрать всю его боль. — Никогда не оставлю, мальчик мой. — Прошептала Шираюки, медленно оседая вместе с Зеном на пол. Она облокотилась спиной о стену, позволяя Вистериа лечь на ее живот. Их ноги переплелись между собой, позволяя стать единым целым. Шираюки обнимала его, как младенца, целуя каждый уголочек лица. Она стирала губами слезы с его кожи. Оставляла поцелуи на веках, успокаивающе поглаживая по спине, пока он вел внутреннюю борьбу с самим собой. Она будет с ним рядом. До конца.

Еще не зная, что совсем скоро придется нарушить собственное обещание.

***

Открыв глаза, сонно поморгав, Шираюки огляделась по сторонам, забывая о том, как успела добраться до кровати. Голова нещадно трещала от количества пролитых за ночь слез. Во рту пересохло. Опустив взгляд вниз, Амбервиль наткнулась на спящего Зена, комочком устроившегося рядом с ней. Его влажные щеки блестели в утренних лучах солнца, проникающих внутрь комнаты через прожилки в шторах. Создалось впечатление, что слезы до сих пор катились по его лицу, утопая в постельном белье. Взглянув на прикроватные часы, Шираюки осторожно выбралась из кровати, поправляя ткань штор, и на носочках выползла в коридор, закрывая за собой дверь. До смены оставалось двадцать четыре минуты. Даже если она сейчас разбудит Зена, и они вместе соберутся за семь минут и приедут на работу, опоздав, в лучшем случае — минут на десять, то работать все равно не смогут. Не в таком состоянии, когда едва стоишь на ногах, рискуя от истощения упасть в обморок. Найдя телефон, оставленный ночью в недрах кухни, Шираюки набрала знакомый номер, прикладывая телефон к уху, стараясь тихонечко прокашляться, так, чтобы Зен ее не услышал. Оливер ответил достаточно быстро. Стоило только одному гудку донести до слуха Амбервиль. Поздоровавшись, она постаралась как можно четче описать ситуацию, давая понять, что Зен плохо себя чувствует. Руки ее сжимали кофту в районе груди, искренне надеясь на благосклонность Гейна к произошедшему. — Господи, Амбервиль, да я тебе только спасибо скажу, за то, что ты надоумила его остаться дома. — С неподдельной радостью ответил Оливер. — Ему давно пора было взять выходной. Он последние дни бледный был, как поганка. Ты уж проследи за ним, как следует, я тебе тоже отгул даю. Последний день, считай, отработала дежурством. А Зену скажи, чтобы ближайшие дня три я его в стенах отделения не видел. И пригрози увольнением, чтобы доходчивей было. — С этими словами он сбросил звонок, предоставляя Шираюки кухонной тишине. Осушив стакан ледяной воды, она поплелась в ванну, желая смыть с лица остатки тревоги и отчаяния, все той же ледяной водой. Она нашла в недрах квартиры полотенце, и, не сумев отыскать ничего лучше сменной футболки в шкафу Зена, ушла в душ, в надежде, что это поможет ей вернуть себе прежний облик. Вода омывала ее тело, перемешиваясь с чувствами, и утопала в сливной трубе, приводя ее в состояние внешнего спокойствия. Пару минут она просто неподвижно стояла, сбрасывая себя до заводских настроек, после чего принялась отчаянно оттирать от тела отголоски прошлого. Кожа покрылась красными полосами от ее ногтей, бледнеющих от холодной воды, придавая контраста. Спустя полчаса она вышла, закидывая свои вещи в стиральную машинку, и, надев на себя мужскую футболку, бросилась на кухню, слыша громкий писк телефона. Схватив мобильный Зена, разрывающийся от мелодии звонка, Шираюки не глядя на экран приняла вызов, уходя на балкон, чтобы точно не разбудить Зена. — Что случилось? Ты в порядке? Старый сказал, что тебе плохо.— Стоило ей приложить телефон к уху, как на нее посыпалась гора вопросов, оглушая ее, пока еще не стабильное состояние. — Нужна помощь? — Оби… — Она осекла взволнованный допрос Накамуры, присаживаясь на небольшую табуретку, стоявшую у самого края балюстрады, рядом с которой расположилась пепельница, с привязанной к ней пачкой сигарет. — Зен спит. На том конце провода послышалась тишина. Оби явно не ожидал услышать ее голос. — Ты в порядке? — Внезапно спросил Накамура, вводя Шираюки в ступор. — Относительно да. — Не стала врать Амбервиль, догадываясь, что Оби по голосу понял, ее состояние. — Но в целом все хорошо. — Он что-то опять натворил, да? — Предположил Накамура, и это вызвало у Шираюки странную улыбку. — Ты не злись на него. Он хороший. Идиот, но хороший. — Я не злюсь. — Шмыгнув носом, ответила Амбервиль, не заметив, как по щекам снова покатились слезы. Те, что она не смогла выплакать ночью. Уже без истерик и криков. Только слезы. — Ты плачешь? — Спросил Накамура, отчетливо чувствуя все, что происходит на другом конце провода. — И да и нет. — Призналась Шираюки, отчего-то идя на такие откровения с Оби. — Сама себя не понимаю. Мы, вроде бы все прояснили, но мне все еще не спокойно. — Хочешь это обсудить? — Предложил Накамура. — У нас сейчас обед, так что, я мог бы уделить тебе минут тридцать. — Спасибо. — Стерла запястьями слезы с щек Шираюки. — Хорошо. Начнем с того, что тебя беспокоит. Шираюки замолчала, систематизируя свои мысли. Вопрос был простым, но в то же время и слишком сложным, чтобы она могла собрать весь тот беспорядок, что царил в ее голове, в какую-то единю причину. Она была зла на себя. Злилась на Наоми. Злилась на все вокруг. Но никак не могла найти причину этих чувств. — Я не понимаю. Нормально ли встречаться с Зеном, после того, что случилось тогда, несколько лет назад. — Озвучила, пожалуй, самую вескую причину собственного негодования Амбервиль. — Ты его любишь? — Очередным вопросом ошарашил ее Накамура. — Люблю. — Не задумываясь, ответила Шираюки. — Тогда в чем проблема? Амбервиль оторопела. Эти слова выбили ее из состояния равновесия, заставляя все внутри загудеть от бурлящих эмоций. — Проблема? — Ну, ты любишь его, он любит тебя. Что не так? Шираюки молчала, не зная, что сказать. Слова Оби действовали на нее странным образом. Создалось впечатление, что ее приставили к стене для допроса, где за каждый неправильный ответ будут хлестать розгами. — Послушай. С того момента прошло много времени. У вас обоих новая жизнь. Если ты, будешь держаться за свое прошлое, то и Зен и свое отпустить не сможет. В конечном итоге, вас обоих просто затянет в этот водоворот, и вы захлебнетесь, оставшись каждый при себе. Ты этого хочешь? — Не хочу. — Как ребенок отвечала на его вопросы Амбервиль. — Тогда отпусти все, что было. Думаешь, Наоми будет плохо, если вы будете вместе? Ей все равно, Шираюки. Она уже ничего не скажет, никак не осудит, не будет против. Ее нет. Она осталась воспоминанием. Это нормально. Не нужно всю жизнь строить вокруг призрака. Отпустите ее, как она отпустила вас. Уверен, меньше всего на свете Наоми хотелось бы, чтобы вы убивались из-за нее. Она ушла от Зена, желая ему лучшей жизни. Зену итак понадобилось много времени, чтобы перестать упиваться с горя и нормально встать на ноги. И в этом, честно тебе скажу, ему помогла ты. Он выбрал тебя. Так помоги ему забыть прошлое. И забудь его сама. Вы пара. Вы любите друг друга. Что вам мешает жить счастливо? Слова потерялись в горле, не давая и звуку слететь с пухлых вишневых губ, искусанных от волнения. Шираюки могла лишь тихо шмыгать носом, изредка всхлипывая, тем самым немо отвечая на все интересующие Оби вопросы. — Ну вот и все. Прекращайте хандрить и живите уже счастливо. Понятно? Нарыдаться еще будет возможность. В ответ ему, Шираюки только промычала, умывая лицо в остатках соленых слез. Несвязными междометиями благодаря его за уделенное время. Его слова ей необходимо было услышать. Все так до жути просто, но почему-то, сама до этого догадаться она не смогла. — Ладно, я пойду, все-таки перекушу, а вы давайте, поговорите друг с другом еще раз. И еще, попроси своего благоверного набрать мне вечером. С ним я тоже поговорить хочу. — С этими словами Накамура сбросил звонок, оставляя Шираюки на балконе один на один со своими мыслями. Опустив взгляд к экрану мобильного Зена, Амбервиль разблокировала его, совершенно случайно запомнив пароль, и открыла мессенджер. На глаза сам собой выпал, прокрутившийся вниз, до самых забытых переписок, чат. Ведомая, очевидно, полным безумием, Шираюки коснулась пальцем поверхности телефона. Недостающим кусочком пазла во всей этой суматохе стала переписка. Переписка Зена с Наоми. Забытая. Датирующаяся четырьмя годами назад. Сообщения, которыми они обменивались тогда, выжигали из ее груди гной, разъедающий внутренности. Ту опухоль, что разрасталась внутри, покрывая кости ядом. Шираюки бегала глазами по диалоговым облачкам, чувствуя горечь на кончике языка, и чтобы избавиться от этого печального ощущения, грубо коснулась пальцами тонкой сигареты. Табачный дым латал зудящие раны, впитывая в себя все то, что должно быть забыто. И оно будет забыто, в пелене белого, едкого сигаретного тумана. Тумана, который она ненавидела всей душой.

***

Острая боль прострелила виски, вынуждая Зена, тихо простонав, перевернуться на бок, нехотя выбираясь из лап сна. Похлопав ладонью по постели, Вистериа нащупал лишь свернувшиеся комки одеяла. Распахнув веки, Зен подскочил на кровати, судорожно осматриваясь по сторонам. В комнате он был один. — Шираюки? — В воздух произнес ее имя Вистериа, выходя из спальни. Свет по периметру всей квартиры был выключен. В доме царила кромешная тишина. Настолько глубокая и звонкая, что по началу показалось, будто Зен и вовсе лишился слуха. — Шираюки. — Позвал ее снова Зен, по-прежнему оставаясь без ответа. Волнение забилось под ребрами, мхом окутывая косточки ее скелета. Она ведь не могла оставить его?.. Не могла просто уйти, ничего не сказав? Она же обещала ему, что не бросит. Обойдя все комнаты по нескольку раз, Вистериа остановился в прихожей. Ее кроссовки стояли на месте. Значит она все еще находилась в квартире. Помотав головой, Зен вспомнил о последнем месте, куда не успел заглянуть. Балкон. Повернувшись через левое плечо, Вистериа бросил взгляд на стеклянную дверь, за которой в тот же момент сверкнула рыжая макушка. Украдкой заметив часы, стрелки которых указывали на половину четвертого, Зен бросился к пропаже, игнорируя все на свете. Впервые ему было так плевать на работу. На то, что он не явился в отделение, никого не предупредив. За все время, что ему довелось работать в полиции — за ним ни разу не наблюдалось косяков. Так мог он впервые в жизни отвернуться от жизни руководителя следственной группы, в сторону той, что безжалостно украла его сердце? Щелкнув дверной ручкой, Зен замер на пороге балкона, сосредоточив взгляд на рыжем водопаде волос, струящихся волночками по спине. Она здесь. Сидит прямо перед ним. Рядом. Не ушла. Сердце внутри управляло всем телом, заставляя его броситься к ней, окольцовывая цепью из рук. Крепко-крепко. Так, чтобы не вырвалась. Чтобы не сбежала. Чтобы не оставила его. Кожа его предплечий мгновенно покрылась мокрыми каплями, стекавшими вниз. Только теперь, уткнувшись носом в ямочку на ее ключице, Зен почувствовал запах сигаретного дыма. Едкого, яркого. Совершенно не свойственного ей. Отстранившись, он посмотрел на нее сверху вниз, давая ей возможность развернуться к нему лицом. По щекам снова стекали дорожки слез, губы покрылись красными яркими пятнышками кровоподтеков, глаза остекленели, пряча за собой остаток ее печали. Пальцы, зажав между указательным и средним, держали подожженную сигарету, дым от которой клубился облачками, исчезая в прохладе дня. Она была истощена и изнеможена. Кажется, даже лицо ее осунулось. Смотря на него, она развернула корпус, потянувшись к нему руками. Ладони обвили его тело, осторожно, словно требуя разрешения, притягивая его к себе. Рыжая макушка опустилась на его грудь, вытирая слезы о его измятую толстовку. Она не сжимала его в своих объятиях, боясь сжечь сигаретой одежду, но касания ее были нежными, вопрошающими и скорбящими. Его руки коснулись ее плеч, пуская по ним волну мурашек. Ему важно было ощущать ее. Важно было знать, что она с ним. Она его, а он ее. — Скажи хоть что-нибудь. — Попросил он, опускаясь чуть ниже, так, чтобы глаза их оказались на одном уровне. — Пожалуйста. Шираюки блеснула своими перламутровыми, в свете солнца, слезами, дрогнув губами. — Прости меня. — Вымученно произнесла она, опуская свободную руку к его пальцам. Она накрыла ее своей ладошкой, крепко сжимая. — Прости меня… Услышав это, сердце внутри него вновь разошлось по швам. Он подался вперед, накрывая веко ее глаза своими губами. Трепетно. Нежно. Невесомо. — И ты меня прости. — Заглядывая в ее оливковые глаза, сияющие в свете июльского солнца, прошептал Зен, пока в ее пальцах тлела сигарета. Отвернувшись в сторону, Шираюки взглянула на город, открывающийся взору с высоты. Губы ее потянулись к сигарете, позволяя ей сделать очередную глубокую затяжку. Легкие отдало горечью, затягивая следом зияющие раны. Вырвав из пальцев ее сигарету, Зен повторил данное действие, вдыхая густой дым легкими. Внутренние шрамы засаднило. Выкинув сигарету в пепельницу, Вистериа потянулся к ее губам, разделяя с ней засевший в грудной клетке дым, смешивая его с горьким, но таким необходимым поцелуем, что тело рассыпалось на куски в виду его потенциального отсутствия. Кончики их пальцев соприкоснулись. Волна солнечного тепла растеклась по венам, пока их губы сливались между собой. Они переплетались крыльями бабочки, унося с собой всю боль, пронесенную ими через года, к сегодняшнему дню. Путь к спасению наконец-то оказался открыт. Такой желанный. Необходимый до смерти. — Что теперь между нами? — Спросила Шираюки, облизывая губы, на которых остался еще вкус его гранатовых духов, беспокоивших бабочек на дне живота. Они заклубились под легкими, сталкиваясь с клеткой из ребер, что сдерживала их внутри, не давая взмыть в чистое летнее небо. — Чего бы тебе хотелось? — Вопросом на вопрос шепотом ответил Зен, вновь возвышаясь на пару голов над ней. Его руки обнимали ее, прижимая к себе, словно спасательным кругом. Он боялся отпустить ее, думая, что она может запросто раствориться без его касаний, точно сахарная вата в воде. Подняв голову к его топазовым глазам, Шираюки смахнула с ресниц остатки слез, чувствуя его безграничные чувства. — Любви. — Едва слышно ответила Амбервиль, позволяя себя быть запредельно откровенной. Коснувшись пальцами ее лица, Зен осторожно стер дорожки бывших слез. На губах его расплылась легкая улыбка, уносящая прочь все его переживания и страхи. Одним только словом она излечила все его раны, зашивая их своими нежными руками. — Ты сделан из звезд, Зен. — Неожиданно произнесла Шираюки, касаясь пальчиками его скул. — Из тысячи ярких звезд, за которыми следуют, когда теряют дорогу домой. И я хочу следовать за тобой. Потому что ты мой дом. — Ее губы снова дрогнули, изгибаясь в легких волнах, но слез больше не было. Она улыбнулась, чувствуя его приятное волнение и вместе с ним, ее бабочки, взбушевавшись под ребрами, вырвались наружу, свободно разлетаясь по кристальному небу. Глаза Зена сверкнули жемчужным перламутром. — Тогда ты закатное солнце. — Проводя пальцами по россыпи ее веснушек, проступивших еще ярче в свете июльских лучей, сказал Зен. Яркие рыжие прядки вторили его словам, подтверждая произнесенную вслух истину. — Без тебя на небе не появятся звезды. Только благодаря тебе они живут. Так и я живу благодаря тебе. — Его губы коснулись тыльной стороны ее ладони, одаривая кожу десятками поцелуев. — Я так люблю тебя, Зен. — Зашептала Шираюки, как прокаженная. Она шла на поводу у собственных чувств, не в силах больше сдерживать их. — Так люблю, что не смогу без тебя больше. Я слишком сильно хочу домой. — Родная моя, — Притягивая ее вновь к себе, соприкасаясь с ней лбами, так, чтобы между ними проскальзывали солнечные лучи, отражая их тень на стене. — Я тебя люблю. Больше всего на свете. — Их губы вновь слились в едином поцелуе, пленя друг друга сладостью и необходимостью, прямо как дышать. Отстранившись, Зен провел пальцами по ее волосам, вдыхая их аромат, и опустился перед ней на колени, приковывая к себе ее взгляд. — Оставайся у меня жить. — Сорвались с его уст слова, становясь для нее потрясением. Приятным. — Дома, где я всегда буду ждать тебя. — А как же моя квартира? — Растерявшись, спросила Шираюки, утопая в его океанах-глазах. В общем-то, она была согласна, но мысли шли на опережение, срываясь с уст словами, машинально. — Я до сих пор не выплатила счета за нее. — Отдай ее брату. — Сжимая ее ладошки своими пальцами, сказал Зен, рассуждая абсолютно серьезно. — А кредит я выплачу сам. Только отдай мне банковские счета. — С ума сошел? — Удивленно изменилась в лице Шираюки, не веря своим ушам. — Там же еще около тринадцати тысяч фунтов осталось. Это очень… — Чш-ш-ш-ш-ш. — Приложил указательный палец к ее губам, прошипел Зен. — Считай это извинениями, за мои совершенные грехи. — Дурак. — Она взлохматила его волосы пятерней, любуясь переливами солнечных лучей в блондинистых прядках. — Я люблю тебя не за это. — Я знаю. — Он широко улыбнулся, совершенно внезапно подрываясь на ноги, так, что у Шираюки не хватило времени и подумать о том, как она оказалась у него на руках. Рыжие волны расплескались по предплечьям, груди, спине, топя его в своих объятиях. — Это расценивается твоим согласием? — Ты — мое безумие. — В самые губы прошептала ему Шираюки, и мир сразу стал вокруг них мягче. Кожу словно обдало парным молоком. Такими приятными и нежными были его прикосновения. — И я хочу всегда быть рядом с тобой. — Значит, ты останешься? — На всякий случай переспросил Зен, желая удостовериться в том, что все это — реальность, а не дурманящий его воображение сон. Вместо ответа Шираюки украдкой поцеловала его в уголок губ, примыкая щекой к шее, желая слить с ним в свете яркого солнца. И все проблемы сразу ушли. Волнение отступило. Дышать стало легче. А бабочки кружили вокруг них, усыпая кожу, пока солнце купало их теплыми лучами. И мир между ними воспылал любовью. Любовью, в которой хотелось безвозмездно тонуть, соприкасаясь кончиками пальцев. До конца. До последнего вздоха. Вместе. Рядом. Навсегда.

***

Сидя на столешнице в спортивном топе, и широких мужских баскетбольных шортах, предоставленных ею Зеном, Шираюки следила за тем, как Вистериа, будучи в одних лишь спортивных штанах, из-за жары, замешивал тесто для блинчиков. Пока он, с умным видом перемещался по кухне, Амбервиль управляла музыкой со своего телефона, подключенного к колонке. Музыка варьировалась от альтернативного рока до металлики, которой, стоило признаться, Зен был поражен. От нее он такого не ожидал, но был приятно удивлен схожести их вкуса. Играли песни тихо, исключительно на фоне, пока Шираюки болтала ногами, желая хоть чем-то помочь Зену. Он же наотрез отказывался принимать ее помощь, желая самостоятельно расправиться с завтраком. И, тем не менее, не смотря на всего его угрозы, Шираюки все же нашлась с тем, чем можно было помочь, заваривая в чайничке чай. Благо, до шкафчиков она дотягивалась со своего места, как и до плиты, на которой стоял чайник. Конечно, Зен смирил ее своим притворно-серьезным взглядом, на что Амбервиль лишь поцеловала его в щеку, открывая коробочку с заваркой. Данный жест был ключом ко всем закрытым Зеном дверям. Поставив большую тарелку на столешницу, к бедру Шираюки, Вистериа выложил на нее первый блинчик, выливая на сковороду порцию теста для второго. Стоило ему только на секунду отвернуться, как первого готового блинчика на тарелке уже не оказалось. — Он же горячий. — Констатировал факт Зен, смотря за тем, как Шираюки с аппетитом (не свойственным ей) поглощает блин, параллельно дуя на него, чтобы не обжечься. Выглядело это одновременно мило и смешно, от чего Вистериа не мог скрыть яркой улыбки. — Ну что за чудо. — Слишком вкусно, чтобы я ждала, пока он остынет. — В ответ его словам возмутилась Амбервиль, убирая длинные волосы, вылезшие вперед, обратно за спину. Она растекались по ее обнаженным участкам кожи до самой поясницы, практически касаясь поверхности столешницы. Зен наклонился к ней, не упуская возможности поцеловать в губы, разделяя с ней поздний завтрак подобным образом. Стоило ему податься назад, как пальцы Амбервиль потянулись к телефону Зена, включая в плейлисте песню «Aggression» группы Palisades. Вместе с голосом любимого исполнителя запела и сама Шираюки. Тихо, не совсем попадая во все ноты, но слишком забавно и очаровательно, чтобы сдержать улыбку. Отставив тарелку для будущего завтрака в другую сторону для собственного удобства, Зен перевернул на нее новый готовый блин, вновь выливая на сковороду тесто. Поставив ее на плиту, он потянулся к муке, убирая упаковку обратно на полку в шкаф. В его руках она несколько пыхнула содержимым, вываливаясь на стол. Закрыв створки антресоли, Вистериа вытер тряпкой испачканную поверхность, одновременно переворачивая блинчик на сковородке. — Кот, — Обратилась к нему Шираюки, касаясь ноготками плеча совершенно внезапно. — Щека тоже в муке. — Указала другой рукой на испачканный участок лица Амбервиль, принимаясь отряхивать ладошкой его кожу, пока он, изогнув брови смотрел на нее. — Кот? — Повторил он ее обращение, наклоняя голову слегка в бок. — Почему кот? Шираюки похлопала ресницами, убирая его светлую челку со лба. — Подумала, что у каждой уважающей себя ведьмы должен быть любимый белый кот. — Поцеловала кончик его носа Амбервиль. — Но если тебе не нравится, то… — Нравиться. — Перебил ее Зен, говоря в самые губы. — Даже очень. Его слова окрасили скулы Шираюки легким румянцем, заставляя ее спрятать лицо в волосах. Разложив посуду, Зен перенес Шираюки за стол, опуская прямо перед ней тарелку со стопкой блинчиков. — Надо же, какой аппетит. — Довольно отметил Вистериа, замечая, как быстро уплетает приготовленный им, поздний завтрак, Шираюки. — Я просто очень голодная. — Потянувшись за еще одним блином, ответила Амбервиль. — К тому же, тебе я верю, так что и проблем с питанием у тебя дома нет. — У нас дома. — Зен удовлетворенно выдохнул, поправляя Шираюки, и налил в ее кружку горячий чай. — Хорошо. У нас дома. — Повторила за ним Амбервиль. — Чем планируешь занять остаток дня? — Пересаживаясь на стул рядом с ней, Зен опустил голову на ее обнаженное плечо, приобнимая одной рукой за спину. Пальцы его хаотично постукивали по бархатной коже, словно он перебирал ими струны арфы. Шираюки стихла, дожевывая блинчик, после чего повернула голову в сторону Вистериа, касаясь губами его лба. — Зен, — Обратилась она к нему деловито-серьезным тоном, заставляя его принять исходное положение, выпрямившись. — У Наоми и… Моих прошлых ребят есть мемориал на окраине Бельбурга. Не могила, но все же. Думаю, я хочу съездить туда. В висках Зена что-то отчетливо щелкнуло. Что-то такое, чего ему так недоставало — последний кусочек пазла. Кусочек, который поможет ему двигаться дальше. Отпустить воспоминания, и как следует попрощаться. — Хорошо. — Только и ответил он, понимая, что им обоим это жизненно необходимо — попрощаться со своим прошлым. И они действительно съездили туда. В то место, где заканчивалось прошлое и начиналось будущее. Светлое, яркое, счастливое. Без призраков и приведений. Где только он и она.