Как (не) сойти с ума в ивент-агентстве

— Ну еб твою мать, Олесь! — первое, что говорит невыспавшееся начальство в лице Антона Шастуна, зайдя в офис, в котором каждый вообще-то уже должен быть в разгаре рабочего дня. — Десять утра, где все? Администратор теряется, отвлекаясь от поедания хлопьев с молоком за собственным рабочим столом. Неловко откашливается в попытке вспомнить список задач на это утро у коллег; главное — не спалиться перед шефом, что сама пришла от силы минут десять назад. — Позов, — открывает ноутбук, судорожно набирая сообщение в общий чат с просьбой явиться как можно быстрее: код красный, шеф не в настроении. — Позов на встрече, корпорат в стиле мафии, помнишь? — Антон кивает, с отвращением попивая горький черный кофе — и зачем он вообще каждый раз дает этому напитку шанс? — обсуждают декорации. Оксана с ним. — Так, уже что-то. Остальные? — молчание. — Олесь, ты либо отчитываешься, либо твою премию отдаю первому прохожему, кто ответит мне на школьный вопрос. Тик ток сниму, глядишь, залетит в тренды, клиентов привлечем. — А почему я должна за всех отвечать? — дуется. — Не знаю я, где они. — Ты администратор, Олесь. Не мне рассказывать о твоих обязанностях. Антон делает глубокий вдох в попытке не сорваться на, вообще-то, близкую подругу. Тянется в карман за электронкой, но, вспоминая, что не в своем кабинете, просто сжимает ее в кулак в попытке выместить злость на несчастном куске металла. — Хреновые выходные? — Да пиздец, — садится на стул для клиентов, подпирает рукой подбородок. От напыщенного начальника не осталось ничего; перед Олесей, ссутулившись буквой Зю, теперь сидит Шаст, ее лучший друг. — Она мне все мозги выжрала — давай съездим в Питер погулять, давай на концерт сходим, давай на мастер-класс по лепке, блять, пойдем. Мне эта лепка нахуй не сдалась, если честно. Я работаю шестьдесят часов в неделю, Ириш, давай мы просто полежим. Нет же, ей надо вечно куда-то бежать. Я так задолбался. — обессилев, роняет на стол голову, судя по звуку, наполнившуюся тяжелым свинцом и дедлайнами. Олеся сочувственно улыбается, аккуратно поправляя Антону кудри: пока бежал, растрепались и теперь топорщатся в разные стороны как после шторма. Выглядит забавно, но ему явно не хотелось бы предстоять перед подчиненными в таком виде. Шастун благодарно улыбается лицом в стол: девушка ничего не говорит ему в ответ, но, чтобы ощущать ее поддержку, слова не нужны. Они знакомы не так давно, кажется, лет пять: Антон тогда студентом играл в КВН, а она была капитаном команды, причем, достаточно неплохо вела эту самую команду к успеху. С первого взгляда может показаться, что она легкомысленна и ветрена, на самом же деле Олеся имеет высокий эмоциональный интеллект — частично в угоду логическому мышлению, — благодаря чему она гордо может заявить (что и делает при любом удобном случае), что неплохо разбирается в людях. Шастун в шутку называет ее ведьмочкой: в свободное от работы время она увлекается астрологией. Антон в это не верит, но к ее советам прислушивается. А вдруг? — Так, ладно, чего это мы тут расслабились, работа не ждет! — вновь накидывая маску начальства — или, скорее, клоуна-переростка, решившего, что чем больше играешь в цирке, тем больше в нем разбираешься, декламирует, сопровождая это постукиванием ладонями по Олесиному столу. — как явятся мои любимые работнички, передай, что каждого жду у себя. Заебали опаздывать, честное слово. Шастун, хоть и ввел в привычку общаться друг с другом на равных, все же начальник, и, чтобы не терять и без того размытые границы между ним и подчиненными, не забывает включать злобного шефа время от времени. Он и сам не любит быть размазней, искренне считая, что лучший начальник — строгий начальник. И — тот, который не смешивает дружбу с работой (а смешивает только виски с колой в своем кабинете после очередного созвона с пожирателями душ — клиентами, если точнее). Вечером они всей компанией могут сидеть в баре, напиваясь до беспамятства и напевая «Научиться бы не париться по пустякам», негласно ставшей их гимном, но на следующее утро Антон отчитает каждого, кто не сумел справиться с похмельем и опоздал. Такова корпоративная этика, уж извините. Антон поспешно встает, поправляя слегка помятый черный лонгслив, который он в спешке даже не успел погладить, хотя это и не проблема совсем: с тех пор, как тот три ночи подряд ночевал в офисе, в кабинете всегда лежит утюг и прочая мелкая бытовая техника — разве что пока обходятся без миксера и мясорубки. На руках и шее разливаются мелодичным звоном крупные украшения, без которых Антон как без рук; да и без рук они бы ему и не понадобились особо. Действительно, пора работать: на носу — декабрь, сезон корпоративов, а значит, Шастун скоро с корнями врастет в свое рабочее кресло. Он и не против; главное — не быть дубом. — Ой, Антон! — Олеся охает, вскакивая со стула; неловким движением цепляет рукой тарелку с хлопьями, та со звоном падает и заливает белоснежную клавиатуру молоком под цвет. Как сказала бы дизайнер Катя: «идеальное попадание в оттенок». — Блин, прости-прости-прости, я больше не буду есть за столом! — Что-то хотела сказать? — невозмутимо. Электронка в кармане трещит, прося пощады. — Стас вчера вечером звонил, просил передать, что сегодня из Питера к нам должен приехать новый проджект-менеджер. Сказал, лично за него ручается. Хоть бы не наорал, честное слово — думает девушка. Антон ненавидит, когда Шеминов, владелец фирмы, который, к слову, участвует в жизни компании без особого энтузиазма, не советуется с ним насчет столь важных вещей. — Нихуя себе инициатива. Передай деду, пусть таблетки выпьет. — Антош, мне кажется, Диме бы не помешала помощь, у нас этих проектов — хоть лопатой греби, или как там говорится, — попытка — не пытка. Олеся даже не представляет, как сообщать об отказе Стасу. За Антоном в тишине захлопывается дверь: он все сказал. Пусть этот менеджер только явится, Шастун лично напихает ему в штаны хуев и отправит Шеминову, чтоб, как хлопушка в лицо на день рождения: и сюрприз, и инсульт жопы. Шаркая солеными от дорожной посыпки ботинками по белому кафелю, тот фривольно доходит до кабинета, открывает жалюзи: пусть хоть где-то наступит просветление. А лучше бы в башке, честно говоря. «Оставь надежду всяк сюда входящий» — единственная мысль при виде шефского рабочего уголка: с первого взгляда можно подумать, что тут обитает какой-нибудь нефтяной магнат, вальяжно развалившись на стуле и попивая обжигающий горло и стальные нервы коньяк. Если верить в квантовое бессмертие, в одной из Вселенных Антон занимается именно этим, но в нашей реальности — у него просто слишком извращенное понятие, насколько рабочее место должно быть комфортным и отражающим внутренний мир владельца. Наверное, поэтому он здесь и ночует время от времени: чувствует себя как дома. При входе справа красуется бирюзовый диван длиной метра в два с половиной, выполненный из бархата — или велюра, — Антон особо не разбирался, заказывая его в одном из итальянских дизайнерских магазинчиков. На полу, почти во весь периметр, постелен ковер того же гордого оттенка, напоминающий мазки пьяного художника, уронившего на пол кисть, что расплескалась по ламинату и оставлена высыхать на произвол судьбы. У дальней стены расположились матовые рабочий стол со стулом черного цвета, что, по словам самого начальника — а с начальством, как известно, не спорят, — олицетворяет его естество. Мрачновато для организатора мероприятий, но ему нравится. Стены вокруг покрыты черным мрамором, кое-где перетекая в лэд-ленты, которые своим теплым свечением добавляют кабинету еще большей солидности. Главная гордость Антона — мини-библиотека у той же дальней стены, где на открытых полках располагаются книги, которые когда-то коллекционировал отец: внушительная коллекция на две трети заполнена книгами по психологии, остальное — классика философии в лице Канта, Ницше и Жан-Поля Сартра. Шастун, если честно, прочел лишь небольшую часть, но в память об отце хотелось создать что-то стоящее. Входя в кабинет, Антон каждый раз невольно улыбается: к своим двадцати восьми он сумел вырваться из цепких лап родного Воронежа, перебраться в столицу и посредством труда и целеустремленности (не без участия госпожи Удачи, конечно), смог закрепиться в сфере мероприятий, что готова сожрать любого новичка, испытывая на прочность каждый божий день. Осознание того, что уже пройдено и что еще предстоит, моментами вскруживает голову похлеще сигареты после двухчасового сна. Шастун садится со вздохом на кожаный стул, надеясь выдавить из себя хоть каплю продуктивности: понедельник отчаянно не хочет ему сдаваться. Пальцы бездумно печатают по клавишам, отправляя офферы о новогодних корпоратах, голова гудит, а правая нога трясется в крике о помощи. Решает, что внутреннее спокойствие ему сейчас важнее, поэтому мельком смотрит в угол монитора, недовольно отмечая, что проработал всего час, и, накинув любимую дутую куртку, идет выпускать пар на задний двор. Несчастная электронка — и хоть бы ей повезло в следующей жизни попасть в руки более ответственного человека, сортирующего мусор, — выбрасывается прямиком в урну; из второго кармана достается любимый синий винстон: вот, что такое райское наслаждение, не то, что ваши баунти. Щеки холодит приятный мороз: еще только середина ноября, а Москва уже вся усыпана белыми хлопьями, которые, на редкость, не тают мерзкими лужами с наступлением дня, а держатся молодцами. На заднем дворе располагается негласная комната (скорее, улица) отдыха, где в теплое время года даже обедают и общаются в перерывах: Антон как-то случайно купил восемь дачных стульев вместо четырех, и понеслось. Поз притащил из деревни деревянный столик и старый диван, а Олеся — загорелась идеей обустроить это место максимально уютно и накупила фонариков. Шастун иногда думает, что коллеги приходят на работу только из-за возможности здесь отдохнуть, и он чертовски прав. Сигарета приятно обжигает горло, успокаивая нервы. Об отношениях с Ирой хочется не думать хотя бы в рабочее время, но не получается: вечно недовольное лицо девушки отпечаталось на подкорке сознания и мельтешит перед глазами постоянно. Раньше ведь как было — оба закопаны в учебниках, сил хватало лишь на объятия ночью после пяти лекций и антоновой работы барменом в одном из стендап клубов. Антон на это время не жалуется совершенно: благодаря тому бару он обрел полезные связи, через которые и оказался там, где он сейчас. У него ведь ничего и не изменилось, все так же пашет двадцать пять на семь, будучи посмертно влюбленным в свое дело. А вот Ира работать после окончания учебы так и не захотела, оставаясь висеть на шее парня, грациозно свесив тоненькие женские ножки. Ходит днями-ночами по своим выставкам, галереям и бранчам с подружками, а в свободное время — трахает мозги Антона. Он даже временами сомневается, кто в их паре доминирует и властвует. — Эти финансисты — ебучие кровопийцы, я тебе отвечаю, — Антон вздрагивает, услышав хорошо знакомый голос за спиной: неужели, заплутав в своих же мыслях, не услышал даже хлопок двери? Позов, поравнявшись с другом, протягивает руку для приветствия и, матеря весь мир на чем свет стоит, поджигает последнюю оставшуюся сигарету от антоновой. Заинтересованно подняв брови, Шастун даже чуть успокаивается: не одного его первый день недели самолично пластом разложил на столе. — Оксана им объясняет: свечи по периметру противоречат пожарной безопасности, мы не можем брать на себя такие риски, — бубнит больше себе под нос, размахивая руками, — ну ебан бобан, ребят, свечи и занавески — гиблое дело. Но нет же, нам надо именно так, у нас такая концепция — последнее слово выделяет, жестами обозначая что-то огромное. — Сил моих нет, Шаст, это пиздец. Антону хочется вывалить мешком картошки на голову друга все проблемы, как он обычно делает во время посиделок в баре через дорогу, сетуя на жестокость мира. Но вместо этого он делает задумчивое лицо, хмурясь, и спрашивает: — И что потом? — Хуй с котом. Договорились переделать им визуализации. Надо как-то обойти пожарную безопасность, иначе их босс мне яйца голыми руками открутит и сварит в кастрюльке на обед. — Ты бы матерился-то поменьше, Поз, — целится окурком в урну, пытаясь попасть в него с метров пятнадцати. Промахивается и со вздохом наклоняется, чтобы попытаться еще, на этот раз удачно: не зря в школе в баскетбол играл, Леброн бы оценил! — К нам сегодня какой-то важный хуй из Питера приезжает, будет проджектом с тобой на пару. Стас в своем репертуаре, ему насрать на то, что у нас все работает, как швейцарские часики, а эта китайская-питерская запчасть мне даром не сдалась. Я до сих пор отхожу от практиканта, которого он нам летом сбагрил. Надо же было додуматься заказать на детский день рождения стриптизершу для отца. — поднимает палец, подчеркивая абсурдность той ситуации. — Ебать я пересрал, когда мне мать этого ребенка позвонила. Все, что не убивает, делает сильнее, но Антону иногда кажется, что лучше бы убило. — А, — Дима докуривает сигарету и одним движением — словно какой-нибудь Питер Паркер целится в окна напротив, — попадает в мусорный бак, получая от Антона не аплодисменты, а красный от холода средний палец. — Так он у Олеси сидит, тебя ждет. Я-то думал, это клиент, а ты как сказал «важный хуй», я прям сразу и срастил. Оперевшись спиной на бетонную стену здания, цокает: — Че, ему уже что-то не понравилось? — Да он с порога начал орать, что у нас в автомате некачественный кофе. Я-то прекрасно это знаю, но молчу в целях своей же безопасности, — Антон показательно встает руки в боки, словно в меме «так, блэт». — Иди, Тох, с богом. Не сожри его только. — перекрещивает Антона три раза, смеясь. Он прекрасно знает, как другу тяжело даются решения Шеминова, который, кажется, всегда принимает их, находясь под чем-то. Шастун закатывает глаза в попытке посмотреть на свой мозг, а точнее, на нейроны, контролирующие стресс — в случае Антона, они, скорее, базарными картонками пытаются удержать плотину, что вот-вот прорвет. Мысленно просит их продержаться еще чуть-чуть, обещая добыть новые в подарок на Новый год. Ну, посмотрим, какой ты — проджект из Питера.